4 .Следующая важная проблема, освещенная на страницах «книжки» - это взаимоотношения Европы и большевистской России. Об этом Гиппиус пишет с особой горечью и сожалением. Надо отметить, сожаление и горечь связаны не столько с устранением Европы от помощи в борьбе с коммуни- стической идеологией, большевистским режимом, сколько с непониманием последствий этого режима для европейских стран в целом. Гиппиус неодно- кратно жестко высказывалась по этому поводу в дневниках, но теперь после революции Либкнехта а Германии она обращает внимание европейских ли- деров, что большевистская Россия не остановится на победе «народа» в соб- ственной стране, Россия сделает все возможное для продвижения ее «опыта» в другие страны. По мнению поэтессы, Европа роет себе яму, ведя перегово- ры с большевиками, подписывая договоры о торговле, оговаривая возмож- ность снятия блокады, продуктовой помощи армии со стороны союзников. Если что - то не по нраву Советам, тут же оглашается заявление «о вмеша- тельстве во внутренние дела России». Если бы было хоть какое значимое вмешательство, то советской власти уже бы не было, а так со стороны Евро- пы только «невмешательство». Гиппиус в октябре пишет: «Абсурдно - пре- ступное поведение Антанты…продолжается. На свою же голову, конечно, да нам от этого не легче…Уже будто бы целых три самостийных пуговицы, Литва, Латвия и Эстония объявили согласие «мирно переговариваться с большевиками. Хотят, однако, не нормального мира, а какого - то полуб- рестского, с нейтральными зонами…Очень хотели бы мы все, живущие в России, чтобы Англия поняла на своей шкуре, что она проделывает. Герма- ния уже понесла - и несет - свою кару. Ослепшая Европа…на очереди...» [2.

C. 57] События на фронте освещены по сути так же, как и в «Черных тетра- дях»: солдаты голодают, ропщут, ждут помощи «хоть с какой стороны, лишьбы все прекратилось. Армейские события со стороны власти сообщались скупо, часто были противоречивы, народ судил о них по решениям чиновни- ков: сгоняют жителей копать вокруг Петрограда траншеи, - значит, враг наступает, прекратили копать - значит, враг отошел. Записи в октябре пре- кращаются: «Не буду, верно, писать больше. Да и о чем? Записывать каждый хрип нашей агонии? Так однообразно. Так скучно» Тем не менее, запись в

«книжке» завершает отрывок из «Опавших листьев» В. В. Розанова: «Не из- вестно, о чем он писал это - в 1912 году, но это мы, мы - в конце 1919!»

И увидел я вдали смертное ложе. И что умирают победители, как по- бежденные,

А побежденные, как победители. И что идет снег и земля пуста.

Тогда я сказал: Боже, отведи это. Боже, задержи.

И победа побледнела в душе моей. Потому что побледнела душа. Потому что где умирают, там не сражаются. Не побеждают, не бегут. Но остаются недвижимыми костями, и на них идет снег».

(Короб II, стр.251).

«На нас идет снег. И мы - недвижимые кости. Не задержал, не отвел.

Значит, так надо». [2. C. 63]

ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАКТЫ И ИХ ОЦЕНКА В «СЕРОМ БЛОКНОТЕ» З.Н. ГИППИУС

Записи в блокноте охватывают период с конца октября по декабрь 1919 года. Большинство из них - это повторение тех же фактов, похожих событий, размышлений, оценок, которые остались на страницах «Черных тетрадей»: дороговизна продуктов и полное отсутствие денег, чтобы купить хоть ма- лость съестного, холод до нуля градусов в квартирах, болезни, которые косят горожан, поиски поленьев и распиливание мебели в квартирах на доски для обогрева, темнота из-за отсутствия электричества, обыски, аресты, поиски врагов советской власти, «слепота» Европы, которая «роет себе могилу», сотрудничество интеллигенции с властью («Горький всем доволен, по телефону говорит с Ильичем…»). [2 C. 68] Для справедливости все - таки отмечу, что и Мережковский в какой - то степени тоже работал на власть, он был устроен другом Горького на работу, где правил переводы иностранной литературы. А работу на большевиков Гиппиус осуждала, но в случае с Мережковским по- считала крайней необходимостью. Тем не менее, в «блокноте» обращают на себя внимание записи, содержание которых не являются повторением того, о чем читал в предыдущих дневниках:

1. В первую очередь, это касается шокирующих записей о продаже че- ловеческого мяса под видом «китайского мяса»: «Это вот что такое: трупы расстрелянных, как известно, «Чрезвычайка» отдает зверям Зоологического Сада. И у нас, и в Москве. Расстреливают же китайцы. И у нас, и в Москве. Но при убивании, как и при отправке трупов зверям, китайцы мародернича- ют. Не все трупы отдают, а какой помоложе - утаивают и продают под видом телятины… У нас на Сенном рынке. Доктор N купил «с косточкой», - узнал человечью. Понес в ЧК. Ему там очень внушительно посоветовали не проте- стовать, чтобы самому не попасть на Сенную.» Не менее ужасна запись о гробах на прокат: в гробу везут до кладбища, а потом гроб надо сдать. Ужас! Далее Гиппиус отмечает (ответ сомневающимся), что все записанные факты

«из первоисточников». [2. C. 69]

2. Важно отметить наблюдения поэтессы за отношениями между людьми в этот трагический период российской истории: если в «тетрадях» еще отмечались перешептывающиеся, иногда и вслух произносящие фразы группы людей где - то на улице, то в «блокноте» в ноябре 19-го года записа- но: «Между нами и другими людьми теперь навеки стена и молчание. Расска- зать ничего никому нельзя. Да если б и можно- не хочется. Молчание. И странный взгляд на них - сбоку: ничего не знают! ОТЪЕДИНЕННОСТЬ навсегда.» Думаю, что эту «отъединенность» можно объяснить страхом, па- рализовавшим общество, ведь у многих в родне были арестованные, расстре- лянные, пропавшие без вести, т.е. «сгинувшие». [2 C. 68]

3.Также интересны записи в «блокноте» об оппозиции, с которой боро- лись большевики. Этой «скрытой оппозицией» были студенты, причем с большой натяжкой можно назвать «студентами» молодежь в период, когда закрыты университеты, институты. Впрочем, молодежь (большинство) дей- ствительно ненавидела большевиков. Как пишет Гиппиус, «оппозиционеров» сразу же отправляют на фронт или на работу в советские учреждения. Но вряд ли они там будут полезны, ибо истощены до предела. [2. C. 66]

4. В некоторых записях в «блокноте» есть информация о церковной жизни в этот период времени, о взаимоотношениях власти и священников. Патриарх написал «унизительное и заискивающее письмо к «Советской вла- сти». Это письмо большевики распечатали, где только возможно, а просьбу не расстреливать священников просто проигнорировали. Гиппиус отмечает, что «расстреливают простецких, не мудрствующих» священников, к которым ежедневно идет масса народа, чтобы найти сострадание. Это и есть настоя- щие православные мученики. [2. C. 80 - 81]

5. Наконец, вывод об уровне жизни самой власти и приближенных к ней. В «блокноте»: «Надо помнить, что у комиссаров есть все: и дрова, и свет, и еда. И всего много, так как их самих - мало». [2. C. 68] Эту сытую жизнь они и показывали иностранным дипломатам, которые думали, что так живут в основном все. Гиппиус призывает Запад прислать инкогнито кого - либо: «Пусть поживут, как мы живем. Пусть увидят, что мы все видим…» [2.

C. 70] Западу большевики рапортуют о «счастливой» жизни народа, о том, как «сам народ управляет страной», что «народ и власть едины». На все это Гиппиус ответила так: «Я утверждаю, что ничего из того, о чем говорят большевики в Европе - нет. Революции - нет. Диктатуры пролетариата - нет. Социализма - нет. Советов, и тех - нет.» [2 C. 75 - 76] Поэтесса отмечает оправдания большевиков «издержкам» революции: «террор, потому что мно- го врагов, голод, потому что Запад заблокировал поставки продовольствия, все нищие, потому что должно быть равенство…» [2. C. 77 - 78]Нет свободы ни слова, ни передвижения, и вообще никаких свобод, все, вплоть до земли,взято «на учет» и в собственность правительства, - но ведь это же «рабоче- крестьянское» правительство, и поддержанное всем народом…» А на самом деле, ситуация такова: «Живых людей, не связанных по рукам и ногам, здесь нет. А связанных, с кляпом во рту, ждущих только первой помощи - о, этих довольно! ... Мы недвижны и безгласны, мы (вместе с народом нашим) вряд ли уже достойны называться людьми - но мы еще живы…» [2. C, 72] Опыт предыдущих лет подсказал автору дневников, что никакого улучшения жиз- ни в России не будет ни в 20-ом, ни в 21-ом году: «…процесс разложения идет дальше, своим определенным, естественным, известным всем, путем. Первая перемена произойдет лишь вслед за единственным событием, которо- го ждет вся Россия, - свержением большевиков.» [2. C. 84]

«Сказать - не поверят. Кричать - не поймут. И близится черед.

Свершается суд…» [2. C. 82]

В конце декабря 19-го года Гиппиус пишет, что покидает Россию. Осуществился план фактически побега из страны, который задуман был дав- но, но о нем умалчивалось, чтобы не допустить срыва. В январе 20-года Гип- пиус и Мережковский перешли польскую границу.

Дневники прочитаны, но остался вопрос: а правда ли это? Могло ли та- кое происходить в жизни людей? С нашей точки зрения, все описанные со- бытия, изложенные факты были реальными, не сочиненными «больной» фантазией автора. Любая революция, государственный переворот - это тяже- лые времена для страны, ее граждан. Что неправда? Голод? Холод? Обыски? Аресты? Это вполне логичные события, следующие за революционным пере- воротом. О жизни в России в 17-20 годах написано много книг, причем напи- сано очевидцами, пережившими ужас тех лет. Из страны не побегут тысячи людей, если жизнь хороша. Права Гиппиус, написав, что дальше будет хуже. И действительно, потом появился Гулаг, полстраны в лагерях, а значит, Гип- пиус права: много людей ненавидели большевистскую власть. Я только шокирован продажей человеческого мяса, но неужели такое могло быть? Неужели не было черты, за которую даже самый страшный грешник не мог переступить? Мемуары Гиппиус, ее дневники должны служить наглядным пособием для политических лидеров, партий, которые приходят во власть и которые, прочитав «тетради», «книжку», «блокнот», сделают вывод: так жить нельзя!



ВЗГЛЯД ЧЕРЕЗ СТОЛЕТИЕ

Фактически сто лет прошло после описанных Гиппиус событий. За это столетие многое изменилось: более 70 лет наша страна существовала под ру- ководством коммунистической партии, которая была единственной полити- ческой партией в этот период времени, реализованы планы индустриализа- ции страны, повышения образовательного и культурного уровня советского общества, СССР одержал победу во 2-ой мировой войне, восстановил разру- шенное хозяйство, первым отправил в космос человека. Это все действитель- но было, о многом из этого Гиппиус знала, но знала и о том, что многие стройки в СССР поднимали заключенные, важные научные решения разраба- тывались в «шарашках», на Западе вновь и вновь появлялись беженцы из СССР, эмигранты, люди, лишенные гражданства. Инакомыслие никогда не принималось в СССР. После 1991-го года, казалось бы, что политический режим изменился, торжествовали гласность и многопартийность. Была надежда на цивилизованное демократическое развитие. Однако и в наше время, т. е. в 21 веке, приходится констатировать, что некоторые проблемы оказались живучи:

1. Власть как-то вновь отдалилась от народа: требуется запись заблаго- временная для посещения чиновников с обязательным указанием вопроса, который будет задан. Я никогда не видел чиновника во дворе или подъезде собственного дома, чтобы открыто общаться с народом, видеть реальное по- ложение дел. Найти решение проблемы подчас невозможно, так как однаслужба ссылается на другую. Проводятся реформы, которые никак не согла- суются с мнением населения (оптимизация образования, здравоохранения и т. д.). Самое главное, что существует колоссальная разница в материальном достатке чиновника и простого жителя, я не говорю о низкой пенсии боль- шинства пожилых людей, которые, по моему мнению, имеют заслуги перед страной за не одно рабочее десятилетие. Об этом и Гиппиус писала: «…у чи- новников - то есть все…».

2. Следующая проблема, совпадающая с изложенным в мемуарах Гип- пиус, - это проблема гласности, которую не совсем успешно (все-таки ком- мунист) пытался решить Горбачев. Как я вижу, инакомыслие фактически от- сутствует: критиковать власть нельзя, за это могут и наказать, судя по обыс- кам в квартирах, где живут критикующие. Увольняют людей, которые выска- зывают свою точку зрения на исторические и современные события, причем среди них ученые, преподаватели вузов, школ, работники культуры, журна- листы. Ужасно, что людей арестовывают, дают тюремные сроки.

3. Нет открытого разговора власти и общества, причем по острым во- просам, нет встречи и разговора власти и оппозиции. Оппозиция «встречает- ся» в основном с ОМОНом и полицией. А кому бы навредили эти мирные встречи? Скорее бы, помогли увидеть проблемы, которые замалчиваются, не освещаются СМИ.

4. Позицию РПЦ не вполне понимаю, таких ее «рупоров», как Энтео,

«ночного волка - хирурга» Залдостанова не принимаю. Такие были и 100 лет назад. И тогда, и теперь они стремились жить хорошо, имеется ввиду матери- ально, и быть ближе к власти, как мне представляется (оценочное суждение).

Таким образом, безусловно, есть то, что изменилось в лучшую сторону с времен мемуаров Гиппиус, но есть и то, что является продолжением той жизни.

ПОЭТИКА МЕМУАРОВ З.Н. ГИППИУС

Читатель или исследователь мемуаров Гиппиус вправе задать вопрос: каковы источники информации, сведений, материалов, составляющих содер- жание записей дневника? Насколько это очевидно, Гиппиус была непосред- ственно свидетелем многих событий, происходивших в Петербурге - Петро- граде в 14 - 19 годах: военная и трудовая мобилизация населения, беседы со знакомыми солдатами, офицерами, приезжавшими с фронта на короткий от- пуск, личные встречи с Керенским, Савинковым, некоторыми делегатами, прибывшими для участия в работе Учредительного Собрания, профессором Мануйловым, ходившим в Петропавловку к арестованным министрам Вре- менного правительства почти каждый день. Безусловно, это и изучение ста- тей в газетах большевиков, эсеров, кадетов (до их закрытия), интеллигенции, примкнувшей к новой власти («Новая жизнь» Горького), содержания пар- тийных программных документов, выступлений политических лидеров на съездах, митингах. Гиппиус читала лозунги и транспаранты, с которыми маршировали мимо ее окон колонны людей. У Гиппиус был телефон, что, в известной степени, облегчало оперативный сбор важной информации. Ко- нечно, были и слухи, наполнявшие периодически город. Но Гиппиус, как правило, сообщала в записях, что это «слухи», к некоторым сама относилась с недоверием. В своих мемуарах она подчеркивала, от кого пришла та или иная информация. Самым для меня невероятным, совсем уж бесчеловечным стал распространяемый в городе слух о продаже «человеческого мяса». Но Гиппиус и эту информацию перепроверяла через известных профессоров- биологов. Кроме того, Гиппиус был известен факт об исчезновении тела рас- стрелянного профессора - юриста Никольского, сыну которого сообщили, что тело его отца отдали на корм обитателям Зоологического Сада. После та- кой информации комиссара сын профессора несколько дней лежал в бреду. Гиппиус пишет, что этого комиссара она знает (его фамилию). Следует указать непосредственное участие поэтессы в подготовке важных политических документов, прежде всего в период непродолжительной работы Учредитель- ного Собрания, работы Временного правительства (до ареста).

Рассмотренные в данной работе «Петербургские дневники» имеют до- вольно сложную структуру. Прежде всего, отмечу большое количество вста- вок. Так в «Синей книге» есть достаточно объемная вставка «Общественный дневник», где Гиппиус дает свое толкование понятия «русский менталитет», отмечая такие его стороны, как консерватизм, осторожность, покорность и т. д. Кроме этого, в этой же вставке дается анализ трем течениям в русском парламенте того времени. Или, например, вставка «Отрывки из летучих листков в Кисловодске», где вновь звучит в высшей степени взволнованный голос поэтессы о том, как не умеют люди определить свою позицию по от- ношению к происходящему, не видят перспективы развития событий, как ли- хо навешивают ярлыки «пораженец», «предатель». Наличие подобных вста- вок я бы объяснил, с одной стороны, душевным подъемом, накалом чувств поэтессы в связи с трагическими событиями (война), непониманием ряда по- литиков надвигающейся катастрофы, необходимостью доказать ошибочность внутренней и внешней политики Николая II. Сложность композиции, с моей точки зрения, объясняется и переплетением родов литературы, жанров, ис- пользованных Гиппиус. Прежде всего, это эпос, так как автор описывает в хронологической последовательности одно за другим события, имевших ме- сто в то не простое для России время: это хронология фронтовых действий, политический кризис в феврале 17-го года, борьба за власть внутри страны, пошаговый приход к власти большевиков, наконец, развязывание граждан- ской войны. Лирика также присутствует в «дневниках», что позволяет счи- тать мемуары Гиппиус документально - художественным произведением. В

«Синей книге» немало описаний природы. Например, в мае 14-го года: «Бе- лая ночь глядит мне в глаза. Небо розовое над деревьями Таврического сада, тихими, острыми. Вот-вот солнце взойдет. Есть на что солнцу глядеть. Есть нам что солнцу показать.» [1. C. 166] В вышине красота, а внизу разруха и кровь. Вот такая картина, такая антитеза. В той же «Синей книге» вновь со- единены в сравнении природа и события: «Очень красивенький пейзаж рево- люции. Между революцией и тем, что сейчас происходит, такая же разница, как между мартом и октябрем, между сияющим тогдашним небом весны и сегодняшними грязными, темно - серыми склизкими тучами.» [1. C. 319] В этом описании - сравнение и своя оценка того, что происходит в России. Го- воря о лирическом в «дневниках», нельзя не сказать о включении в них сти- хов поэтессы и других авторов (например, Блока, Савинкова):

«…Без утра пробил час вечерний И гаснет серая заря…

Вы отданы на посмех черни Коварной волею Царя…» [1. C. 181]

Сами жанры тоже переплетены в дневниках: рассказ - воспоминание, публицистика, диалоги, расписанные по действующим лицам, как в пьесе (драма) [1. C. 287 - 288], полотна - характеристики героев. Чуть выше я кос- нулся художественных приемов (тропов), которые использовала Гиппиус в своих мемуарах. К ним добавлю метафоры, которые блестяще использовала поэтесса в характеристиках героев: «царица Александринки» (Савина), «у лавок стоят хвосты» (об очередях), «священный хоровод полков», «самодер- жец - безумец, раб большевиков, … вагон, сошедший с рельс» (о Керен- ском). У Гиппиус Горький не говорит, а «лает». В «дневниках» много экс- прессивной лексики: «шельма Гришка», «мрази», «быдло», «дурак», «про- хвост», «паразит» и т.п. Выразительность, эмоциональность достигается ис- пользованием олицетворений, сравнений, эпитетов. Мне очень запомнилось использование поэтессой, казалось бы, взаимоисключающих слов (оксюмо- ронов) в характеристике Керенского: «…слабый… герой, мужественный… предатель…».

Завершая свой анализ «Петербургских дневников» З.Н. Гиппиус, отме- тим, что февральская революция 17-го года полностью разочаровала поэтес- су: не был освобожден человек, рухнули надежды на реформирование поли-тической жизни, церкви. Октябрьский переворот установил «царство Анти- христа», гражданская война стала полной катастрофой для России. «Дневни- ки» являются фактически летописью тех страшных событий, которые проис- ходили в России в 1914 - 19 годах прошлого столетия. По этим дневникам можно изучать историю нашей страны в описанный период времени. Эти за- писи служат уроком нынешним и будущим политикам: господа президенты, премьеры, министры, депутаты, берегите жизнь каждого человека, просчи- тывайте на сотню шагов вперед последствия ваших решений, законов. Вы пришли во власть, чтобы служить народу, делать его жизнь ярче, свободнее, богаче. Надо делать все возможное, чтобы слушать и слышать друг друга. Но и каждый простой человек должен не забывать, что у него только одна жизнь, что прожить ее можно достойно, только осознав ценность самой жиз- ни, став полноценным ее хозяином.

«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ДНЕВНИКИ» З.Н ГИППИУС В КРИТИКЕ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

Творчество поэтов и писателей Серебряного века, как поэтическое, так и мемуары, вызывало интерес у многих литературных критиков советского и постсоветского периода. Не обошли они своим вниманием поэзию и мемуа- ры Зинаиды Гиппиус, которую принято причислять к истокам одного из са- мых ярких и значимых периодов истории русской литературы - Серебряному веку. Однако если критические статьи по поэтическому творчеству З. Гип- пиус появились уже в конце 19 века, то первые монографии, колонки заме- ток, критические статьи по мемуарам поэтессы появились в литературных журналах, отдельных публикациях, в предисловиях к изданным дневникам только в середине 20 века. Критики и литературоведы исследуют «Петербургские дневники» З. Гиппиус в основном в комплексе, т.е. рассматривается последовательно «Синяя книга», «Черные тетради», «Черная книжка», «Се- рый блокнот». В данной главе диплома будут рассмотрены публикации, ка- сающиеся «Черной книжки».

Интересным, глубоким представляется исследование дневников З. Гиппиус литературоведом А.Н. Николюкиным [36]. Автор исследования подчеркивает, что Гиппиус «…привнесла новое представление о дневнике в нашу литературу», поэтому, по мнению Николюкина, «Петербургские днев- ники» З. Гиппиус являются самыми известными и читаемыми с интересом не только в России, но и за рубежом (дважды переиздавались в США). Ученый особое внимание заостряет на том, что Гиппиус считала революцию «духов- ным потрясением», благодаря которому станет возможным рождение демо- кратического общества духовно свободных людей. Вместе с тем, литературо- вед отмечает неоднозначность оценки Зинаидой Гиппиус революции, ее по- следствий для страны. По мнению поэтессы, такие «живые, порывистые, дальновидные» личности, как А. Керенский, смогли бы «преобразовать раз- рушительные силы революции и направить их на созидание». Но к началу 19-го года все иллюзии развеялись, поэтому мысль о крушении надежд на обновление России звучит рефреном в «Черной книжке» Гиппиус, отсюда и решение поэтессы бежать из «царства Дьявола». А.Н. Николюкин выделяет и причины, приведшие к такому решению: поддержка большевиков значитель- ной частью населения, особенно с низким уровнем доходов, а таких было две трети населения, переход на сторону большевиков части интеллигенции, сре- ди которых были в недалеком прошлом друзья Гиппиус (В. Брюсов, А. Блок, А. Белый и др.), а также, что особенно важно, поражение Колчака в Сибири и Деникина на Юге. Этот клубок причин и заставил Гиппиус и Мережковского принять решение об эмиграции.

До самой смерти... Кто бы мог подумать? (Санки у подъезда. Вечер. Снег.)

Никто не знал. Но как было думать,Что это - совсем? Навсегда? Навек

Особенности стилистики, языка «Черной книжки» А.Н. Николюкин объясняет мрачным настроением поэтессы из-за столь масштабной катастро- фы. В этой части «Петербургских дневников» уже нет неба, которое «розово светит» («Синяя тетрадь»), а есть черно-серая мгла и «…сотни трупов рас- стрелянных дворян, офицеров, интеллигентов». Жесткие метафоры Гиппиус дают возможность представить, «…как умирает город Петербург»:

«…голодная смерть глядит в глаза…», «…небо каменело…», «…молнии вы- стрелов на черном небе…»

Логическим продолжением статьи А.Н. Николюкина может служить анализ дневников З. Гиппиус в критической статье Н.А. Осьмаковой [39]

«Единственность Зинаиды Гиппиус». Осьмакова называет эти дневники

«свидетельскими показаниями», при этом, критик делает акцент не столько на мрачных событиях 19-го года, сколько на взгляд на эти события такой «…крупной незаурядной личности, как Зинаида Гиппиус». По мнению Н. Осьмаковой, «субъективность оценки выступает драгоценнейшим украшени- ем самого объекта». Свою оценку событиям, их участникам Гиппиус выска- зывает откровенно, прямо, без каких - либо неясных намеков, при этом авто- ру мемуаров хочется, чтобы ее мнение разделили читатели. Об этом же пи- шет Ходасевич в своих воспоминаниях [59]: «…отношение Гиппиус к изоб- ражаемому в дневниках…не только созерцательно, но и действенно - и даже гораздо больше действенно, чем созерцательно». Ходасевич считает важным то, что на фоне описываемых событий «…перед читателем автоматически возникает «живое лицо» самой Гиппиус. Содержание «Черной книжки» (и других «Петербургских дневников») дает «историкам обильный материал для суждений о ней самой не только как об авторе мемуаров, но и как о важ- ной участнице и видной деятельнице литературной эпохи», чего литератур- ные критики советского периода старались не замечать. Н. Осьмакова в «Пе- тербургских дневниках» Гиппиус видит «замечательную живость и зоркую наблюдательность», что позволило создать «динамические, рельефные портреты… люди, как и в жизни находятся в постоянном движении, во взаимо- действии и столкновениях».

Во второй половине 20-го века появились монографии, диссертации по исследованию мемуаров З. Гиппиус, и, в первую очередь это касается «Пе- тербургских дневников». Остановимся на диссертации А.М. Новожиловой [37], которая достаточно глубоко исследует особенности поэтики и стили- стики дневниковой прозы Гиппиус. Новожилова отмечает, что «Петербург- ские дневники» поэтессы следует рассматривать в комплексе, так как они находятся в хронологическом и повествовательном единстве. Диссертант ис- следует следующие важные позиции, которые определяют особенности поэ- тики дневников:

1. Источники и некоторые исходные положения выбора реальных пер- сонажей и самого материала повествования.

2.Специфику деталей, стиля, повествования, композиции.

А.М. Новожилова в своем исследовании подтверждает факты описания в дневниках Гиппиус «трагической реальности революционного времени… и воспроизводящие «время в длительности» как единый текст, особым образом соединивший в себе художественность и документализм». В диссертации убедительно доказывается, что, «создавая дневники, З. Гиппиус имела вполне определенные идейные и мировоззренческие установки, осознавала свою ответственность… за предлагаемую концепцию истории и фактографи- ческую сторону изложения…». Исследуя специфику стиля повествования, его деталей, А.М. Новожилова отмечает «беспощадность в изложении траги- ческой реальности… Дневники З. Гиппиус - приговор своему времени, дан- ный с фактами и цифрами в руках». Отсюда, по мнению Новожиловой, высо- чайшая экспрессия в оценочной лексике «Черной книжки», которая исполь- зована в характеристике реальных персонажей, участников и свидетелей тра- гических событий 17-19 годов в России. Автор исследования дневников счи- тает их композицию сложным структурным целым, включающим «разнооб- разные составляющие: внутренние монологи, лирические отступления,вставные рассказы». События описаны в четкой последовательности, а сама З. Гиппиус является их участником. Это, как отмечает Новожилова, позволя- ет проследить в дневниках становление Гиппиус как личности. Диссертант при исследовании поэтики «Черной книжки» приходит к выводу, что «худо- жественная реальность конструируется с помощью ряда приемов. Художе- ственное время в дневнике многопланово и динамично…Для самой Гиппиус дневник («Черная книжка») был художественным произведением, отсюда и подходы к исследованию текста требуют учета всех его специфик».

Следует остановиться и на предисловии к «Черной книжке», написан- ной писательницей, автором документально - биографических исследований и мемуаров Н.Н. Берберовой [4], которая жила за рубежом, прекрасно знала русских эмигрантов, хорошо знала Гиппиус, содержание ее дневников. Ос- новной акцент в исследовании дневников Гиппиус Берберова сделала на осо- бенностях раскрытия образа участников и свидетелей трагических событий в России в период революции и гражданской войны. Более того, практически всех упомянутых в «Черной книжке» Гиппиус лично знала, причем знала го- дами. И вот в этом знании скрыт ключ раскрытия образа героя. Вот как рас- крыла этот ключ Берберова: «…любопытствуя о человеке, она… вкривь и вкось, часто неверно, часто предвзято, судила его и о нем, по принципу «кто не с нами, тот против нас»». Берберова обращает внимание на образ самой поэтессы в дневниках. «Ее личность окрашивает каждую страницу дневника. В те годы даже прозорливые и мудрые люди еще не умели ни понимать са- мих себя, ни понимать других вокруг. Все приходились друг другу загадка- ми…». Отсюда и последующие обиды, разочарования, разрывы отношений. Несмотря на сложность ситуации в стране, невозможность предугадать какие

– то последствия событий, поведения людей, Берберова отмечает у Гиппиус

«невозможность, а может быть, и нежелание внутренней эволюции, неумение ее принять в других…». Не видела человека сердцем Гиппиус, нить от «ума» к «сердцу» перевязана узлом:

Свяжу я в узел нить

Меж сердцем и сознаньем, Хочу разъединить

Меня с моим страданьем. Но плачу я во сне,

Когда слабеет узел.



ГЛАВА II. «ПОВЕСТЬ О СОНЕЧКЕ» М.И. ЦВЕТАЕВОЙ: ЭТИКА И ЭСТЕТИКА

«Повесть о Сонечке» Цветаева начала писать в 1937, после получения письма от дочери Али из СССР, в котором сообщалось о смерти Сонечки Голлидей, давней знакомой поэтессы. Цветаева сразу ринулась к своей тет- ради - дневнику и начала писать. Эта работа оживила в памяти поэтессы пе- риод, когда «все они» были еще живы, когда сама она была молодой, а Аля и Ирина маленькими, когда между ними не было еще ни смерти, ни непонима- ния, ни взаимных обид. Сонечка была для Цветаевой духовной опорой, ори- ентиром для жизни в новых условиях. Повесть была опубликована в 1938 го- ду по возвращении Цветаевой из эмиграции.

ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ В «ПОВЕСТИ О СОНЕЧКЕ»

Во-первых, герои повести - реальные люди:

1. Дочери Цветаевой Ариадна и Ирина.

2. Евгений Багратионович Вахтангов - художественный руководи- тель театра-студии.

3. Алексей Александрович Стахович - педагог, актер, дворянин, ко- торый из великой любви к театру покинул придворную службу.

4. Юрий Завадский - актер студии Вахтангова, в будущем извест- ный актер, режиссер, художественный руководитель театров.

5. Вера Завадская - сестра Юрия.

6. Павел Антокольский - в то время работник Вахтангова, в буду- щем известный поэт.

7. Мчеделов Вахтанг Иванович - педагог Вахтанговской студии.

8. Софья Голлидэй - актриса студии.

9. Владимир Алексеев - актер студии, в 1920 году ушел доброволь- цем и пропал без вести.

10. Юрий Сергеевич Никольский - композитор и дирижёр, заведовав- ший в 1919 году музыкальной частью Вахтанговской студии.

11. Вера Павловна Редлих - актриса Второй студии МХТ и подруга Со- фьи Голлидэй.

Эти же фамилии, имена мы встречаем в дневниках Цветаевой. С неко- торыми из них ее связывала дружба, а с другими она встречалась редко.

Например, о Стаховиче: «Стахович - это бархат и барственность. Без углов. Его голос - большой обоятель. Он превозмог отвращение к современ- ности». [62 C.122]

Или фразу Володи Алексеева о Стаховиче (от него Цветаева узнала о болезни актера): «Я знал, что он болен, скачает. Но мы виделись только раз, только час! Близко не подойдешь, там семья друзья, а проталкиваться я не умею…» [62. C. 126]

Мчеделов (к Цветаевой): «Почему вы его так редко навещали? Он был бы рад. Стихи он любил, Вы ему так понравились…» [62. C. 127]

Во-вторых, в тексте повести встречаются настоящие московские гео- графические названия:

1. Борисоглебский переулок - там жила семья Цветаевой и Эфрона.

2. Третья Мещанская улица

3. Воробьевы горы

4. Пречистенский бульвар

5. Собачья площадка - площадь в Москве, уничтоженная в 1962 го- ду при прокладке проспекта Калинина.

6. Студия Вахтангова.

7. Храм Христа Спасителя

8. Нескучный сад

9. Наркомнац

В-третьих, герои повести живут в период реальных событий того вре- мени: революции и гражданской войны в России. Например, настоящий Во- лодя Алексеев так же, как и герой повести, являлся участником белого дви- жения. Его даже упоминает в письме Эфрон, муж Цветаевой: «...в Харькове был у Алексеева. Он редко милый человек - если хотите всё знать о Марине

– напишите ему по адресу...». Так же концовка вставной повести о чуме напоминает о шедшей в это время в Московском Художественном театре пьесе «Пер Гюнт».

ПРИМЕТЫ ЭПОХИ, ПОКАЗАННЫЕ В ПОВЕСТИ

В повести отмечены бытовые трудности того времени. Марина живет на чердаке, потому что на нижних этажах холодно, а топить нечем.

В повести Марина рвет руками шкафы из красного дерева, чтобы сва- рить миску пшена. [3 C. 361]

В дневниках Цветаевой: «В десять часов ночи день кончен. Пилю, руб- лю на завтра. Мебели все меньше и меньше». [55. C. 133]

В повести: «Я, так старавшаяся всю зиму: и дети, и очереди, и поездка за мукой, где я чуть голову не оставила, и служба в Наркомнаце, и рубка, и топка, и три пьесы - начинаю четвертую - и столько стихов - и такие хорошие

- и ни одна собака...». [3. C. 357]

В дневниках Цветаевой: «Наркомнац, что в доме Ростовых… Какие же сейчас национальности, когда сейчас интернационал. Странная служба! При- ходишь, упираешься локтями в стол (кулаками в скулы) и ломаешь себе го- лову, чем бы заняться, чтобы время прошло… Здесь есть столы: эстонский, латышский, финляндский, молдаванский, еврейский…» [55. C. 68]

В повести: «Марьюшка весь день стояла по очередям за воблой и пост- ным маслом (и еще одной вещью, о которой - потом!)». [3. C. 317]

В дневниках Цветаевой: «Бегу в комиссариат. Нужно быть к 9, но не успеваю и к 11: два часа стояла за воблой на Поварской, а потом за конопля- ным маслом на Арбате». [55. C. 63]

В повести: «Сахай давай! - Ирина - радостно-повелительно.

- Ирина, как тебе не стыдно! - Аля, негодующе, готовая от смущения просто зажать Ирине рукою рот.

И Сонечкино подробное разъяснение - ничего кроме? сахар? не пони- мающей Ирине - что сахар - завтра, а завтра - когда Ирина ляжет совсем- спать, и потом проснется, и мама ей вымоет лицо и ручки, и даст ей карто- шечки, и...

- Кайтошка давай!» [3. C. 333]

В дневниках Цветаевой: «… Экспедиторы проездили два месяца и при- везли… мороженую картошку по три пуда на брата. Три пуда гнили. Не от- таявшая слиплась в чудовищные гроздья. Я беру, какую попало… Раздавлен- ную, оттаявшую, мороженую». [55. C. 87 - 88]

В документах упоминается и Сонечка. Зимой 1918 года Совет правле- ния МХТ постановил «дать авансом С. Е. Голлидэй 250 р. или сшить за счет студии шубу, считая шубу собственностью студии», а вскоре на шубу доба- вили еще 100 рублей». [55. C. 145]

В повести Сонечка восторгается уроками Стаховича, педагога вахтан- говцев, когда он учит при выступлении в любой ситуации не паниковать:

«…о том, как себя вести, когда, например, на улице падает чулок или что- нибудь развяжется: - С кем бы вы ни шли - спокойно отойти и не торопясь, без всякой суеты, поправить, исправить непорядок... Ничего не рвать, ничего не торопить, даже не особенно прятаться: спокойно, спокойно...» [3. C. 324]

В дневниках Цветаевой: «О том, как играть, надо спросить у Стахови- ча, … я всегда задумываюсь о том, как бы это сделал Стахович… видно, что играют не по Стаховичу». [55 C. 117]

В повести о пении Стаховича: «...а как он пел, Марина! Какой у него был чудесный голос!

на...)

Да, то был дивный (обрывая, как ставят точку) - вальс! Когда бы мо-лод был!

Как бы я Вас лю-бил!

– Алексей Александрович! Это - уж вы сами! Этого в песне нет! - мы ему, смеясь.

- В моей - есть.» [3. C. 325]

В дневниках Цветаевой: «Еще я забыла сказать: У Стаховича когда-то был чудесный голос. Он пел с каким-то знаменитым итальянцем.

- Голос! - Жесточайшее надо мной обаяние!» [55. C. 128]

Можно заметить, хотя повесть и базируется на реальных событиях, они в тексте несколько приукрашиваются.

Вот описания одного дня из жизни Цветаевой в 1919 году:

«Мой день. Встаю - пилю - топлю - мою в ледяной воде картошку. Потом уборка вместе с Алей. Потом стирка, мытье посуды. Затем маршрут: в детский сад на Молчановку занести посуду, оттуда в Пражскую столовую с карточками от сапожников, из Пражской к бывшему Генералову узнать, не дают ли сегодня хлеб, оттуда опять в детский сад за обедом, - оттуда - по черной лестнице обвешанная кувшинами, судками и жестянками - ни пальца свободного! И еще ужас: не вывалилась ли сумка с карточками?! Дома раз- дуваю, разогреваю, сливаю, отвязываю Ирину. Если ее не привязать, она ест все подряд, что найдет: кусочек деревяшки, старую сырую или гнилую капу- сту…». [55. C. 130 - 131]

Как можно заменить, таких жутких бытовых фрагментов в тексте «По- вести о Сонечке» нет. Такое отсутствие говорит не только о том, что Цветае- ва хотела приукрасить реальность, но и о том, что душа, в это время у нее была светлая, солнечная.

В дневниках мы читаем: «О, если бы я была богата! Милый 19-ый год, это ты научил меня этому воплю! Раньше, когда у всех все было, я и то ухит- рялась что-то давать другим, а сейчас, когда ни у кого ничего нет, я ничего не могу дать, кроме души, улыбки, иногда полена дров (от легкомыслия). Те- перь, когда у меня ничего нет, я все-таки ухитряюсь что-то давать». [55. C. 141] «Повестью о Сонечке» Цветаева как раз хотела помочь себе пережить трудные времена и за черным увидеть белое, за грустным - что-то смешное. К тому же эта цитата в очередной раз подтверждает, каким радостным, про- дуктивным был для поэтессы 1919 год.

ПОЭТИКА «ПОВЕСТИ О СОНЕЧКЕ»

Повесть о Сонечке - сложное произведение для анализа. С моей точки зрения, задачей поэтессы было не показать сами события того времени, а пе- редать свои чувства, переживания относительно событий, людей послерево- люционной эпохи. Это подтверждает и критик Швейцер в книге о Марине Цветаевой: «Воскрешая в «Повести о Сонечке» не столько события, сколько чувства того времени, Цветаева вольно или невольно корректирует их с точ- ки зрения прожитых лет. В центре повествования - она сама: «я», как назы- вает себя рассказчица; «Марина», «Марина Ивановна» - обращаются к ней другие». На первый взгляд, читателю кажется, что события разрознены, рас- положены в хаотичном порядке. Это абсолютно неверно. Повесть четко структурирована, события, несмотря на кажущуюся хаотичность, расположе- ны в хронологическом порядке. Повесть состоит из двух частей, вступления и заключения. Вступление повествует о друге Цветаевой Юре З., ее знаком- стве с Володей, благодаря которому она попадает в студию вахтанговцев и знакомится с главной героиней повести Сонечкой Голлидей. Заключение рассказывает о том, как Цветаева в Париже получает известие о смерти Со- нечки в провинции. Каждая из двух частей начинается с мотива любви (лю- бовь Марины и Юры в первой части, любовь Марины и Володи во второй) и заканчивается мотивом смерти (гроб в квартире Сонечки в первой части, со- общение о смерти Сонечки в конце второй). Начинается повесть описанием

«пожара» в портрете Сонечки: «Передо мною - живой пожар. Горит все, го- рит - вся. Горят щеки, горят губы, горят глаза, несгораемо горят в костре рта белые зубы, горят - точно от пламени вьются! - косы, две черных косы, одна на спине, другая на груди, точно одну костром отбросило. И взгляд из этого пожара - такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь! такое: люблю!» [3. C. 298] и заканчивается сожжением Сонечки: «После ее смерти ее муж куда-то уехал, пропал. Где он сейчас - неизвестно.

Соню - сожгли». [3. 414]

Может показаться, что в повести совсем нет сюжета: действующие ли- ца вырваны из контекста их собственной жизни и существуют только в со- прикосновении с рассказчицей и в ее восприятии. Однако это тоже неверно.

«Внутренний сюжет повести четко определен - выявить человеческую сущ- ность каждого в отношении к людям, времени, самим себе» - пишет о сюжете повести критик Виктория Швейцер. [62] В этой фразе критик, пожалуй, по- няла самую главную мысль повести. Для Цветаевой действительно самым важным было уловить человеческую сущность, вспомнить человеческие теп- лые, отношения, которые царили среди московской интеллигенции в после- революционную эпоху, пускай поэтесса это делает, несколько приукрашивая и «перерабатывая» реальные события. Из этой задачи проистекает и рваный, высокоэмоциональный, несколько «сюсюкающий» стиль повести, с обилием слов с уменьшительно ласкательными суффиксами (Сонечка, уличка, плать- ице, корзиночка, манерочка, секундочка, струечка). Для Цветаевой написание этой повести было своего рода аутотерапией, попыткой вернуться в счастли- вые послереволюционные годы, годы в которых, несмотря на лишения и бы- товые трудности все еще сохранялись тепло и свет дореволюционной России, годы, в которые были еще живы воспоминания о прекрасном детстве, годы, в которые были еще живы все такие же, как она, дети интеллигенции - вах- танговские студийцы, годы, в которые еще была жива дочь Ирина, о которой Цветаева писала: «Старшую из тьмы выхватывая, младшей не уберегла», [57.

C. 518] время необычайного творческого подъема (в период с 1917 по 1920 написаны все главные стихотворные произведения Цветаевой) и большой любви. То есть, всего того, чего ей не хватало в промозглом Париже 1937 го- да.

Отсюда проистекает и образ заглавной героини Сонечки Голлидей.

Интересен портрет Сонечки в начале повести: «Передо мною - живой пожар. Горит все, горит - вся. Горят щеки, горят губы, горят глаза, несгорае- мо горят в костре рта белые зубы, горят - точно от пламени вьются! - косы, две черных косы, одна на спине, другая на груди, точно одну костром отбро- сило. И взгляд из этого пожара - такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь! такое: люблю!». [3. C. 298] Какая яркая женщина-картинка! Недаром ей восхищалась Цветаева. Уже в конце повести: «Она страшно похудела, од- ни глаза, а все лицо - очень стало маленьким. Она очень изменилась, но этого не знала, и даже когда смотрелась в зеркало - не видела». [3. C. 413] Надежды на будущее нет, это понятно читателю.

Образ Сонечки многогранен. Она не столь проста, как может показать- ся, на первый взгляд. Она остра на язык, иногда злится, высказывает свое недовольство: «- А вы думали - я всегда шелковая, бархатная, шоколадная, крэмовая, со всеми - как с вами? Ого!! Вам ведь Вахтанг Леванович говорил, что я - бес? Бес и есть. Во всяком случае - бешусь.» [3. C. 362] Она пытается выгнать из квартиры Марины Володю, отдалить их друг от друга, хотя сама Володю любит. Она хочет быть у Марины всегда «первой и единственной.!» Иногда она не понимает, что говорит глупости, не задумывается о смысле слов. Например, в споре с Вахтанговым: «Софья Евгеньевна, есть предел всему - и даже вашему языку». А я - настаиваю: - «Что ж тут обидного? Я всегда у Чехова читаю, и у Потапенки, и никакой обиды нет - раз такие вели- кие писатели...» - «А что, по-вашему, значит геморроидальный?» - «Ну, жел- тый, желчный, горький, разочарованный, - ну, - геморроидальный». - «Нет, Софья Евгеньевна, это не желтый, не желчный, не горький, и не гордый, а это - болезнь». - «Да, да, и болезненный, болезнь печени, потому я, должно быть, и сказала - Печорин». - «Нет, Софья Евгеньевна, это не болезнь пече- ни, а геморрой, - неужели вы никогда не читали в газетах?» - «Читала, и еще» ... - «Нет уж, пожалуйста - без еще, потому что в газетах - много бо- лезней и одна другой неназываемей. А мой совет вам: прежде чем гово- рить...» - «Но я так чувствовала это слово! Оно казалось мне таким печаль- ным, волшебным, совсем желтым, почти коричневым - как вы!». [3. C. 369]

Так почему же Цветаева так полюбила Сонечку? Поэтесса умела по- чувствовать и сохранить важнейшее в человеке, то, что дано увидеть немно- гим. В молодой актрисе, бедно одетой, часто голодной, но всегда готовой по- делиться последним, слишком непосредственной, с неуживчивым характе- ром, с вечно неудачными любовями, Цветаева разглядела «Женщину - Ак- трису - Цветок - Героиню», как написала она, посвящая Голлидэй пьесу

«Каменный Ангел». Красоту и героизм Сонечки она увидела в ее доброте и бескорыстии, в способности жертвовать, в преданности. Об этом абсолютно правильно говорит критик Швейцер. [62]

Для Цветаевой, Сонечка является символом той, навсегда уже потерян- ной дореволюционной России. Пускай она не очень умна и образована, не- сколько пошла, но зато в ней есть тепло, человечность и тяга к творчеству, подавленные при Сталине (недаром уже к концу двадцатых годов либо уми- рают, либо замолкают все выдающиеся поэты серебряного века: Блок, Ахма- това, Есенин, Маяковский).

Отсюда и сочинения всяких милых, уморительных повестей, которые умело, встроены в ткань повести. Например, о шарманщике: «Раз иду в своем платочке и из-под платочка - вижу: громадная женщина, даже баба, бабища в короткой малиновой юбке с блестками под шарманку - танцует. А шарманку вертит - чиновник. Немолодой уже, зеленый, с красным носом, с кокардой. (Нос сам вроде кокарды.) Тут я его страшно пожалела: бедный! должно быть, с должности прогнали за пьянство, так он - с голоду... А оказалось, Марина, от любви. Он десять лет тому назад, где-то в своем городе, увидел ее на ярмарке, и она тогда была молоденькая и тоненькая и должно быть страшно трогательная. И он сразу в нее влюбился (а она в него - нет, потому что была уже замужем - за чревовещателем), и с утра стал пропадать на ярмарке, а ко- гда ярмарка уехала, он тоже уехал, и ездил за ней всюду, и его прогнали с должности, и он стал крутить шарманку, и так десять лет и крутит, и не заме- тил, что она разжирела - и уже не красивая, а страшная... Мне кажется, если бы он крутить - перестал, он бы сразу все понял - и умер». [3. C. 315 - 316]

Отсюда и мотив смерти, проходящий через всю повесть и особенно яр- кий в сценах с Сонечкой в конце частей повести. Первая часть заканчивается тем, что в квартире у Сонечки появляется гроб, а вторая - смертью самой Со- нечки. Мотив смерти проходит и через повести, сочиняемые Мариной. Если в начале это милые безделушки в стиле Чехова или Зощенко (о шарманщи- ке), то в конце это мрачная повесть о чуме, где умерли все. Вот отрывок из рассказа из чумы, являющимся также прекрасным образцом стиля повести:

«...Вот одного я еще никогда не любила - монаха. Не пришлось.

- Фу, Сонечка!

- Нет, Марина, вы не думайте - я не про православного говорю, борода- того, а про бритого: католического, то есть. Может быть совсем молодого, может быть уже старого - не важно. В огромном, холодном как погреб мона- стыре. И этот монах один живет - была чума, и все умерли, вымерли, он один остался - творить Божье дело... Один из всего ордена. Последний. И этот ор- ден - он.

- Софья Евгеньевна, - трезвый голос Володи, - позвольте вам сказать, что данный монастырь не есть весь орден. …

А я - крестьянка, в белой косынке, и в полосатой юбке, и ношу ему в монастырь - молоко…- ...И вот, я однажды прихожу - вчерашнее молоко не тронуто. С бьющимся сердцем вхожу в келью - монах лежит - и тут я впер- вые его вижу: совсем молодой - или уже немножко состарившийся, но бри- тый - и я безумно его люблю - и я понимаю, что это - чума.

(Внезапно вскакивая, соскакивая, просыпаясь.)

- Нет! А то так вся история уже кончилась, и он не успел меня полю- бить, потому что когда

чума - не до любви. Нет, совсем не так. Сначала любовь, потом - чума!

- О, Марина! Какой вы, какой вы - гений! Значит, я прихожу к нему в часовню - он стоит на молитве - один из всего ордена - и я становлюсь на ко- лени...

(Володя: - И он на коленях, и вы на коленях? Непластично. Лбами стукнетесь.)

- И он - встает, и я, с колен: «Брат, я великая грешница!» А он спросит:

«Почему?» А я: Потому, что я вас люблю.? А он: «Бог всех велел любить.» А я: «Нет, нет, не так, как всех, а больше всех, и больше никого, и даже больше Бога!» А он: «О-о-о! Милая сестра, я ничего не слышу, у меня в ушах огром- ный ветер, потому что у меня начинается чума!» - и вдруг шатается- клонит- ся - и я его поддерживаю, и чувствую, как сквозь рясу бьется его сердце, безумно бьется! безумно бьется! - и так веду, вывожу его из часовни, но не в келью, а на зеленую лужайку, и как раз первое деревце цветет - и мы садимся с ним под цветущее деревце - и я кладу его голову к себе на колени... и ти- хонько ему напеваю... Ave Maria?, Марина! И все слабее, и слабее, потому что у меня тоже - чума, но Бог милостив, и мы не страдаем. И у меня чудный голос - Господи, какой у меня голос! и уже не одно деревце цветет, а все, по- тому что они торопятся, знают, что у нас - чума! - целый цветущий ход, точ- но мы женимся! - и мы уже не сидим, а идем, рука об руку, и не по земле, а немножко над землей, над маргаритками, и чем дальше - тем выше, мы уже на пол аршина от земли, уже на аршин, Марина! на целую сажень!

и теперь мы уже над деревцами идем... над облаками идем... (Совсем тихо и вопрошающе:) - А можно - над звездами?

Протирая глаза, от всей души:

- Вот, Марина, и я любила - монаха!» [3. C. 366 - 368]

Окончание этого фрагмента является отсылкой к концовке пьесы Ген- рика Ибсена «Пер Гюнт», которая во время действия повести шла в Москов-ском Художественном театре, что также подтверждает документальность по- вести.

Логичной является и концовка произведения, в которой Сонечка, влю- бившаяся в актера провинциального театра, уехала и затерялась в каком-то неизвестном месте. Отъезд Сонечки символизирует наступление холода, мрака в России.

КРИТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЫ О «ПОВЕСТИ О СОНЕЧКЕ»

Многие литературные критики, литературоведы дали свою оценку

«Повести о Сонечке» М.И. Цветаевой. А. Саакянц, литературовед, специа- лист по творчеству Цветаевой, в своей статье максимальное внимание удели- ла образу автора в повести. По мнению Саакянц [52], главным действующим лицом любого произведения Цветаевой является она сама, если не в прямом смысле, то опосредованно оно ощущается почти в каждой строке. И при этом, отмечает критик, это делается очень аккуратно, тонко, что и позволяет считать «Повесть о Сонечке» лиричным, романтичным произведением. Так- же Саакянц обращает внимание на причину появления «Повести о Сонечке» в 38-ом году: не дать кануть в Лету тем событиям, тем лицам, с которыми свела ее судьба в трудный период ее жизни. Анализируя поэтику повести, критик отмечает, казалось бы, на первый взгляд, некоторое пренебрежение Цветаевой хронологией событий, точностью описания героев. Например, в своей повести Цветаева пишет о встрече с молодым поэтом Павлом Анто- кольским, на котором форма гимназиста. Но Антокольскому уже 22 года, он студент, гимназической формы быть не может. Конечно, Цветаева знает об этом, но для нее Павел, невзирая на возраст, всегда юн и задорен. Краток и ясен вывод Саакянц о теме и идее произведения: эта повесть «о дружбе, люб- ви и радости, которые люди дарили друг другу» в тяжелые годы гражданской войны.

...