М. Булгаков "Мастер и Маргарита", С. Клычков "Князь мира": типологические схождения и творческие взаимосвязи

Размещено на http://www.allbest.ru/

М. Булгаков "Мастер и Маргарита", С. Клычков "Князь мира": типологические схождения и творческие взаимосвязи



Содержание

Введение

1. Творческие взаимосвязи в аспекте истории создания романов

2. Типологические схождения и творческие взаимосвязи романов С. Клычкова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира": мифопоэтика, хронотоп, образность

2.1 Миф у С. Клычкова и М. Булгакова

2.2 Пространство романов: мир реальный и потусторонний

2.3 Специфика романного времени

2.4 Образы-символы в романах. Мотив искушения деньгами

2.5 Типологические схождения в построении образов героев романов: персонажи-двойники

3. Дьявол в романе С. Клычкова "Князь мира" и М. Булгакова "Мастер и Маргарита"

3.1 Прототекст или интертекстуальность?

3.2 Тема дьявола

3.3 Миф о дьяволе

3.4 Творческие взаимосвязи и типологические схождения инфернальных мотивов романов

3.5 Нравственное осмысление сюжета о дьяволе: выводы

4. Урок литературы по романам М.Булгакова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира" на тему: "Только человек ответствен за добро и зло на земле"

Заключение

Список литературы

Приложение



Введение

В середине 20-х годов XX века в русской советской литературе происходит бурное развитие жанра философского романа. Литература стремится к созданию целостной картины бытия, что приводит к изменению романной структуры, которое реализуется в отходе от фокусного изображения революционной героики и "прямой проекции истории на частную жизнь" [42, с. 4]. Сюжет становится нравственно и социально мотивированным. Хроникальность сменяется социальным историзмом. На передний план выходит личность. Герой утрачивает возможность однозначной позитивной или негативной характеристики.

Роман движется к психологизму, обращаясь к социально-нравственной проблематике, стремясь к философским и историческим обобщениям, переводя конкретный событийный ряд на символический уровень. Все экзистенциальные вопросы начинают осмысливаться через "сближение и взаимопроникновение интеллектуально-логического и образно-конкретного повествования. Это сближение предполагает в качестве сюжета развитие философской идеи и подчинение ей композиции, системы образов; наличие особого пространственно-временного континуума повествования, использование в той или иной мере условных приемов (мифа, сказки, притчи, литературно- исторических реминисценций, символа, утопии" [42, с. 6]. Роман тяготеет к циклизации.

В это время начинают создаваться два романа о пришествии дьявола в мир: первый роман о дьяволе, пришедшем в деревню - это роман С. Клычкова "Князь мира", и роман о дьяволе, посетившем Москву - роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита". Романы о дьяволе могли появиться только в такое время, когда мир пошел под откос, когда человек в этом мире перестает быть человеком, в него вселяется бес. Недаром даже сами авторы, и Клычков, и Булгаков, говорят о присутствии в них бесовского: "будто бес вселился", "подошел конец договора с нечистым". Уже само время и страна, в которой выдалось жить авторам,

определили целый спектр творческих взаимосвязей, которые наличествуют в романах.

Данная работа будет посвящена изучению романов М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира" в контексте выявления типологических схождений и творческих взаимосвязей двух текстов. Несомненно, огромная исследовательская литературоведческая база обнаруживается при изучении романа Булгакова. В последние годы появилось определенное количество исследований, посвященных прозаическому творчеству Клычкова. Однако в данной работе типологический метод применительно к исследованию указанных текстов используется впервые и имеет целью сфокусировать исследование на выявлении непрямых литературных аналогий, схождений и отличий, а также на обнаружении "контактных", "генетических" связей текстов.

Появление романа М. Булгакова в журнале "Москва" №11 за 1966 и №1 за 1967 годы произвело ошеломляющее впечатление на читателей и поставило перед критиками сложную задачу оценить нечто, не имеющее аналогов в современной литературе с точки зрения поставленных проблем, способов их разрешения, образов героев, жанровых и стилистических особенностей. Первыми критиками романа стали Л. Скорино в статье "Лица без карнавальных масок" (журнал "Вопросы литературы" №6 за 1968 год) и И. Виноградов в статье

"Завещание Мастера". Журнал "Новый Мир" поместил в №6 за 1968 обстоятельную статью одного из пионеров отечественного булгаковедения В.Я. Лакшина "Роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита".

Реальное изучение романа началось в конце 80-х годов, когда были опубликованы ранее запрещенные произведения М. Булгакова, а также книга М. Чудаковой "Жизнеописание Михаила Булгакова" (1988). Среди имен литературоведов можно назвать целую плеяду авторов: И.Ф. Бэлза с работой

"Генеалогия Мастера и Маргариты" (1978), А.З. Вулис "Роман М.А. Булгакова

"Мастер и Маргарита" (1991), И.Л. Галинская "Загадки известных книг" (1986), Б.М. Гаспаров "Из наблюдений над мотивной структурой романа

М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" (1984), Е.А. Яблоков "Художественный мир Михаила Булгакова" (2001), также следует назвать Л.М. Яновского, Л.И. Сазонову, М.А. Робинсона, И.С. Урюпина, А. Зеркалова

Отечественное булгаковедение на сегодняшний момент времени имеет колоссальный багаж литературоведческих работ, посвященных комплексному изучению романа "Мастер и Маргарита". В 2011 году вышла монография А.Н. Варламова "Михаил Булгаков" из серии "Жизнь замечательных людей".

Иначе обстоит ситуация с творчеством С. Клычкова. Длительное время оно находилось под запретом: писатель был забыт, его книги не публиковались. Только в 1985 году Мишель Никё издаст в Париже роман "Князь мира". В 1989 году роман вышел в нашей стране. С более чем полувековым забвением связано то имеющееся небольшое количество литературоведческих работ, которые посвящены творчеству замечательного новокрестьянского писателя С. Клычкова.

Среди главных специалистов по творчеству С. Клычкова можно назвать Н.М. Солнцеву (диссертация на тему "Проза Сергея Клычкова: из истории идейных и художественных исканий в литературе 20-х годов", монография в жанре филологической прозы "Китежский павлин"), Т.А. Пономареву (докторская диссертация "Проза новокрестьян 1920-х годов: Типология. Поэтика" и монография "Новокрестьянскя проза 1920-х годов. "Круглый мир" Сергея Клычкова"), Мишеля Никё (статьи к изданиям стихов и прозы С. Клычкова, статьи в литературных сборниках), С.И. Субботину (статьи и комментарии к изданиям стихов и прозы).

Среди работ, посвященных творчеству С. Клычкова и появившихся в последние годы можно отметить: главы в диссертации "Творчество С. Клычкова: черты творческой индивидуальности художника" и статьи З.Я. Селицкой, главы в диссертации и одноименной книге Е.И. Марковой "Творчество Николая Клюева в контексте севернорусского словесного искусства", глава в диссертации и раздел монографии с тем же названием Л.В. Гурленовой "Чувство природы в

русской литературе 1920-1930-х годов", диссертация Ю.А. Изумрудова "Лирика Сергея Клычкова", диссертация Е.В. Лыковой "Неомифологические аспекты поэтики и гоголевская традиция в творчестве С.А. Клычкова (на материале романа "Чертухинский балакирь")", диссертация К. Кислицина "Проза С.А. Клычкова: поэтика магического реализма", монография А.И. Михайлова "Пути развития новокрестьянской поэзии", статьи С.С. Куняева, В. Морозова и др.

Н.М. Солнцева в "Китежском павлине" рассматривает творчество С. Клычкова наряду с другими новокрестьянскими писателями (С. Есениным, Н. Клюевым, А. Ганиным, А. Ширяевцем, П. Карповым). В монографии представлен обширный документальный материал. В книге "Творчество Николая Клюева в контексте северорусского словесного искусства" Е.И. анализирует мифологические образы и мотивов новокрестьян (Н. Клюева, С. Клычкова, А. Чапыгина, А. Ганина). В книге Т.А. Пономаревой "Проза новокрестьян 1920-х годов. "Круглый мир" С. Клычкова" цикл романов

"Сорочье царство" рассматривается в контексте прозы 1920-х годов, исследуются религиозно-философские искания героев, мифопоэтические особенности цикла, связь клычковской концепции жизни с поэтикой фольклора, анализируются языковые особенности романов.

Указанные работы, посвященные творчеству М. Булгакова и С. Клычкова, имеют задачами изучение текстов, литературного контекста, философского наполнения, поэтики мифотворчества, посвящены жанровым и художественным особенностям романов. Следующий этап в изучении прозы С. Клычкова - поиск места его романов в контексте всего литературного процесса.

Объектом исследования являются романы М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира".

Предметом исследования является поэтика романов М. Булгакова С. Клычкова в аспекте творческих взаимодействий.

Задача работы - исследование типологических схождений и творческих взаимосвязей в романах М. Булгакова "Мастер и Маргарита и С. Клычкова

"Князь мира".

Рассматривая указанные романы мы исходим из того, что:

1. Литературное произведение рождается не только за счет творческой фантазии автора, но и за счет "широкого общественно-эстетического общения" [16, с. 173] с мировым литературным наследием. Сравнительный анализ предполагает изучение двух процессов: всеобщего (история литературы, мифопоэтика) и особенного (национальная литература, авторское своеобразие)

2. Выявление типологических взаимосвязей произведений определяется закономерностями всеобщего литературного процесса

3. Типологическое изучение предполагает изучение литературных аналогий, схождений или отличий в рамках исследуемых произведений. Типологический подход требует изучения двух ключевых аспектов: первый - реализация межлитературных связей и второй - схождений

4. Изучение типологических схождений позволяет судить о наличии общих литературных закономерностей, а исследование различий раскрывает специфические особенности литературного произведения

5. Типологические схождения обусловлены историческими, общественными, культурными и психологическими факторами и могут быть выявлены при сравнительно-историческом подходе к изучению текстов

6. Типологические схождения подразумевают выявление:

– общественно-типологических аналогий (историческая, политическая, идеологическая, социальная, общественная обусловленность, мораль, философия, религия, искусство)

– литературно-исторических схождений (выявляются при анализе идеи произведения, характеристики персонажей, сюжета и композиции, мотивов, образной системы, художественных приемов и средств)

– психолого-типологических схождений (аспект художественного выражения индивидуальной авторской психологии, "народно- психологическая законность", которую А. Веселовский называет

"психологическим параллелизмом"1. Психолого-типологические схождения выявляются, прежде всего, в построении мотивов, связанных с обобщениями и "самозарождаются" в результате универсальности человеческого мышления и психики.

7. Творческие взаимосвязи проявляются при литературно-историческом и биографическом подходах к изучению конкретных литературных текстов.

8. Творческие взаимосвязи являются результатом литературной рецепции - возможного знакомства с писателей (личного или творческого), но также могут определяться общностью отношения авторов к изображаемой действительности, ее оценкой, сходством мировоззренческих позиций. Таким образом, творческие взаимосвязи могут быть обусловлены как возможными прямыми, так и опосредованными творческими контактами.

9. Творческие взаимосвязи выражают определенную меру прямой или опосредованной рецепции, а типологические схождения предполагают более свободные отношения, не обусловленные прямой связью.

Цели работы:

1. Проанализировать творческие взаимосвязи романов М. Булгакова

"Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира" в историческом и биографическом аспектах

2. Выявить типологические схождения в романах М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира" на основе анализа мифопоэтики, хронотопа, художественных образов и мотивов

3. Изучить изображение дьявола в романах М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира" в аспектах темы и идеи произведений, мифа, лежащего в основе данного образа и его реализации в каждом романе, нравственного осмысления темы зла в произведениях

4. Разработать вопрос практического использования типологического метода в школьной учебной практике путем создания соответствующей методической разработки урока литературы в 11 классе.

Новизна работы связана с ее задачей. В научных трудах по творчеству С. Клычкова и М. Булгакова, аспекты типологических схождений и творческих взаимосвязей романов "Князь мира" и "Мастер и Маргарита" ранее не подлежали рассмотрению. Единственной работой, так или иначе связанной с данной темой, можно считать статью М. Никё "Дьявол у С. Клычкова и М. Булгакова". Однако данная статья рассматривает лишь незначительный спектр вопросов, связанных в типологическими схождениями одного конкретного образа романов.

Методологической основой работы являются положения и выводы работ А.Н. Веселовского, В.Н. Топорова, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, В.Е. Хализева, Д. Дюришина.

Методы исследования: объем и специфика материала, задачи и цели работы обусловили сочетание сравнительно-исторического, историко- литературного, типологического, структурно-семантического и интертекстуального методов анализа.

Актуальность работы обосновывается возросшим интересом к творчеству ранее забытого С. Клычкова, многие произведения которого ранее не публиковались. Поэтика романа "Князь мира" - относительно малоизученный материал, а комплексный анализ текста романа в аспекте выявления типологических схождений и творческих взаимосвязей с романом М. Булгакова ранее на научной и системной основе не осуществлялся. Положения и выводы работы могут быть использованы в практике школьного преподавания литературы, при дальнейшем изучении творчества С. Клычкова и М. Булгакова. Состав работы. Работа включает введение, четыре главы, заключение, библиографию и приложение. Первая глава называется "Творческие взаимосвязи в аспекте истории создания романов". Вторая глава называется "Типологические схождения и творческие взаимосвязи романов С. Клычкова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира": мифопоэтика, хронотоп, образность" и содержит пять разделов "Миф у С. Клычкова и М. Булгакова",

"Пространство романов: мир реальный и потусторонний", "Специфика романного времени", "Образы-символы в романах. Мотив искушения деньгами" и "Типологические схождения в построении образов героев романа: персонажи- двойники". Третья глава называется "Дьявол в романе С. Клычкова "Князь мира" и М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и включает пять разделов: "Прототекст или интерконтекстуальность", "Тема дьявола", "Миф о дьяволе",

"Творческие взаимосвязи и типологические схождения инфернальных мотивов романов" и "Нравственное осмысление сюжета о дьяволе: выводы". Четвертая глава называется "Урок литературы по романам М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира" на тему: "Только человек ответствен за добро и зло на земле".



1. Творческие взаимосвязи в аспекте истории создания романов

Говоря о романах С. Клычкова "Князь мира" и М. Булгакова "Мастер и Маргарита" нельзя не сказать о тех творческих взаимосвязях, которые видны при первом обращении к текстам, а именно, о тех общих моментах, которые просматриваются в самой истории их создания. В первую очередь, это время, когда были задуманы романы.

Поэтика как внутренняя форма произведения может формироваться в сознании писателя на интуитивном или чувственном уровне, что, как представляется, характерно для Клычкова в "Князе мира", а может стать результатом кропотливой, многолетней работы, может меняться под воздействием жизненных перипетий автора (как у Булгакова с "Мастером и Маргаритой"), но, в любом случае, с помощью определенных поэтических средств и приемов писатели отражают главное: то, что составляет сущность авторских реалий, что волнует ум и тревожит чувства. Так зарождается идея будущего текста, а идея произведения, безусловно, есть результат влияния определенного времени и реальности, в которой выдалось жить автору.

В нашем случае время, когда были задуманы оба романа, - это конец 20-х годов XX века (1926 - 1928 годы) - эпоха воинствующего атеизма, торжество Пролеткульта, РАППа и "напостовцев", гонение на все "непролетарское" и выходящее за рамки дозволенного, "слишком левое", все "слишком правое". Именно в это время у двух гениальных писателей рождается идея романа о дьяволе.

Роман "Князь мира" был задуман С. Клычковым в ноябре 1926 года. А в начале июля 1927 года С. Клычков уже пишет открытку своему давнишнему другу П. Журову с просьбой прочитать роман, дать совет о целесообразных корректировках, посодействовать в его издании. Таким образом, роман был написан фактически за восемь месяцев. Написан, по всей видимости, в условиях

серьезных финансовых лишений, так как, наряду с просьбой о помощи в издании книги, Клычков просит о банальной "десятке взаймы", так как "сижу голенький и поправы пока не вижу", пишет он другу [28, с. 543]. Первоначальное название романа - это "Неразменный рубль", однако первая публикация его в "Молодой Гвардии" №9-12 за 1927 год прошла под названием "Темный корень". В 1928 году выйдет и отдельное издание романа уже под названием "Князь мира".

1928 год стал годом усиления травли Клычкова со стороны РАППовской критики, предпринявшей наступление на так называемых "попутчиков" и "отщепенцев" в лице Клычкова, Клюева, Пильняка, Замятина, Булгакова. Важно отметить то, что два титульных автора данного исследования, пожалуй, начиная именно с 1928 года впервые одновременно становятся героями трагифарса, развязанного воинствующим РАППом и его сторонниками в лице таких критиков как О. Бескин2, Л. Авербах3, Вс. Вишневский4, Л. Сосновский5 и др. Примечательно то, что прямо оскорбляющий Клычкова после его выступления на первом пленуме СПП в 1932 году Всеволод Вишневский [28, с. 604] впоследствии будет выведен Булгаковым в "Мастере и Маргарите" в лице Мстислава Лавровича, а Леопольд Авербах, ставший главным героем той самой обличительной клычковской речи [28, с. 526-528], превратится у Булгакова в

Михаила Берлиоза.

Для обоих писателей наступают времена травли, которые усилятся в 30-х годах, печатают все реже, критикуют все чаще и злее. Во всем, что ни написано, видится неверный уклон: у Клычкова левый кулацкий и богоискательский, у Булгакова - правый интеллигентско-белогвардейский. Оба единодушно упрекаемы в отсутствии идеологического революционного оптимизма, в

2 О. Бескин руководил сектором художественной литературы Госиздата, в течение нескольких лет был ответственным секретарем "Литературной энциклопедии", автор, в частности, таких статей, как "Бард кулацкой деревни" (о Клычкове), об угрозе "черносотенства, национализма, кулачества" (о Клычкове, Клюеве, Орешине). 3 Л. Авербах генеральный секретарь РАПП, ответственный редактор журнала "На литературном посту", его мать была сестрой Я. Свердлова, а сестра вышла замуж за Г. Ягоду. Гонитель как Клычкова, так и Булгакова. Репрессирован, расстрелян в 1937 году. мифопоэтика хронотоп персонаж искушение

4 Вс. Вишневский драматург, ярый критик Клычкова на первом пленуме ССП в ноябре 1932 года, активный противник Булгакова.

5 Л. Сосновский - член президиума ВЦИК, ответственный редактор газеты "Беднота", заведующий Агитпропом, член редакции "Правды". Зачинатель "Дела четырех поэтов". Репрессирован, расстрелян в 1937 году.

неправильном выборе тем, в неверно сделанных акцентах, выбранных героях и прочее, прочее. Недаром в своей статье "О зайце, зажигающем спички" в ответ на многочисленные выпады Бескина, опубликованной 30 сентября 1929 года в

"Литературной газете", Клычков напишет, что "мало разумно любовную лирику расценивать на граммы политической символики", а "за немудреным плетнем неудавшейся домашности" искать злостного политического пессимиста" [28, с. 500].

Само название статьи Клычкова лучше любой исторической хроники проливает свет на характер времени: "…известно, что если зайца долго бить по ушам, то его можно выучить зажигать спички.6 Охотникам до такой дрессировки я мог бы посоветовать во время прохождения зайцем трудной науки, не бить по ушам этого зайца поленом, вненарок попадешь ему в темя, и заяц, вместо того, чтобы зажигать бурачок, то ли просто вытянет ноги, то ли совсем, уж как в сказке, возьмет, да и обернется в птицу-кукушку! А это известная птица. Ее никто не перекукует!" [28, c. 508]. Но били-то как раз даже не поленом, били обухом, да так, что вставать сызнова, поднимать голову, браться за перо мог только исключительной силы духа человек.

Недаром М. Горький в своем письме М. Пришвину напишет о Клычкове, "цитируя Илью Муромца":

"Крепок татарин - не изломится.

А и жиловат, собака, не изорвется!" [28, с. 543].

Интересен в этой связи и ответ Пришвина, который говорит, что роман не читал, но уверен, что он написан талантливо, так как "гений наш человеческий не может быть уничтожен, а если он бывает подавлен, то выпрет свое, не считаясь с эпохой" [28, с. 543].

Идеологическая травля, элементарное вранье, которое совсем не часто пытались хотя бы объяснять техническими ошибками или неточным цитированием, прямое издевательство, оскорбления и высмеивание, обвинения в антисемитизме - все это лишь малая толика грязи, которая была вылита и на Клычкова, и на Булгакова.

Применительно к крестьянским писателям пролетарским критикам недостаточно было одной идеологической дрессировки. Их видение роли

"попутчиков" в литературном процессе сводилось к умению последних правильно подбирать цитаты в нужном идеологическом ключе и в духе коммунистического оптимизма. РАПП и его крестьянское крыло (Всероссийское общество крестьянских писателей - ВОКП) добивались того, чтобы крестьянские писатели полностью "раскрестьянились" и перешли на "рельсы пролетарской идеологии", что фактически означало отказ от всего, что испокон веков составляло суть крестьянства: родная земля, православие, семейственность, всеобщая христианская любовь и мужицкий рай.

Примечательно то, что именно в год публикации "Князя мира", Клычков осознает появление в своей жизни беса в человеческом обличии:

"Бескин…Бальзак где-то говорит, что фамилия у людей несозря: она определяет или физическое уродство, или особенное духовное качество…По этой формуле Бескин - бес…черт…дьявол…Бес - моя основная философская тема: все имеет, выходит, предреченную связь и зависимость" [26, с. 202].

Бесовское постоянно сопровождает и самого Клычкова: с гоголевским вечным философом Хомой Брутом, очертившим себя меловой сохранной чертой в "чертовом храме, где черти нависли на окнах, на створках" [28, с. 524], сравнивает он искусство настоящего художника: в постоянной необходимости противостояния дикому и звериному через самоограничение и мудрый выбор.

В декабре 1927 года, встречаясь по поводу уже написанного романа с П. Журовым, Клычков говорит о чувстве надвигающейся смерти. "Будто подходил его срок договора с нечистым", - заметит Жаров, и заметим и мы: опять упоминание дьявола… Клычков растерян, полон пессимизма, его ощущение вселенского нескончаемого зла постоянно. Добро ушло, он не верит в него, потому что нет оснований для такой веры. В этот период своего творчества только во зло верит С. Клычков, потому что нет примеров у него перед глазами обратного: нет примеров людей, перешагнувших через дьявольское, через соблазн, через зло. Единственный выход, который представляется ему в это время возможным - смерть, а единственная сила - черт, зло.

Состояние полного отчаяния, в котором создавался "Князь мира", порождают особый демонизм романа. И это не только конкретный поэтический прием или элемент жанроопределения, он продиктован реальностью, временем, когда писался роман, он раскрывает сущность этого времени. Вместо так ожидаемого праздника искусств, свободы творчества и полета мысли, писателя ждет РАППовский шабаш и Лысая гора.

А теперь обратимся к истории возникновения замысла романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита". 1928 год, когда "Князь мира" уже напечатан, был благополучным годом для Булгакова. Его активно ставят во МХАТе: "Дни Турбиных", "Зойкина квартира" еще не снята, идут репетиции пьесы "Бег", доходы его более чем высокие (чистый заработок составил 11 тысяч рублей [10, с. 383]. С августа 1927 года он живет в съемной трехкомнатной квартире на Большой Пироговской, дом 35-а с собственным кабинетом, стены которого все в книжных полках. Квартира эта, правда, сырая, от этой сырости так будет страдать Булгаков впоследствии, темная, так как окна ее находятся на уровне улицы.

Конечно же, бытовую ситуацию двух писателей даже и сравнивать нельзя: трехкомнатная квартира - это не 14-ти метровая комната и работа на кухне коммунальной квартиры, как было у Клычкова. Но "квартирный вопрос", "дом", столь важный для Булгакова, выматывает и Клычкова. В 1931 - 1932 году он подаст в Правление Союза писателей заявление с просьбой своего исключения, "не считая возможным работать в соседстве с кастрюлями и веселыми домработницами… лучше жить под кустом, чем испытывать такое унижение…" [36, с. 94]. И в 1932 году он получит квартиру в Нащокинском переулке на первом этаже. В этот же дом, только на верхний надстроенный этаж посредством участия в первом квартирном кооперативе в феврале 1934 года въедет М. Булгаков7.

Были ли знакомы Клычков и Булгаков? Заочно, конечно. Не дружили - точно, так как Елена Сергеевна Булгакова в своем дневнике в 14 августа 1937 году напишет, напишет спокойно, абсолютно безэмоционально (а может быть, пытаясь скрыть реальные эмоции?): "Прасковья сообщила, что писатель Клычков, который живет в нашем доме, арестован. Не знаю Клычкова" [10, с. 724]. Однако воспоминания об одной общей прекрасной гостье есть и у Булгакова, и у Клычкова - А. Ахматова часто захаживала в дом на Нащокинском, особенно когда вынуждена была начать хлопотать за осужденного и сосланного Мандельштама.

Однозначно, писатели знали о творчестве соседа по дому, но никаких свидетельств об их контактах не зафиксировано исследователями. Тем не менее, еще одно поразительное совпадение: два писателя, написавшие романы, один - о визите Сатаны в Москву конца 20-х годов, другой - о приходе нечистого в крестьянский мир 1860 - 1890 годов, в течение целых четырех лет будут жить под крышей одного московского дома.

Роман о Христе и Дьяволе, носивший название "Консультант с копытом", был задуман Булгаковым, по всей видимости, еще в середине 20-х годов (1924 год). Л.Е Белозерская-Булгакова оставила такие воспоминания: "Когда мы познакомились с Н.Н. Ляминым и его женой художницей Н.А. Ушаковой, она подарила М.А. книжечку… "Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей" …Автор, нигде не открывшийся, - профессор Александр Васильевич Чаянов…герой, от имени которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не меньше был поражен этим совпадением и сам Михаил Афанасьевич.

Все повествование связано с пребыванием Сатаны в Москве..." [7, с. 8]. А вот цитата уже из самого романа Чаянова: "Это был он!...Роста скорее высокого, чем низкого, в сером немного старомодном сюртуке" [7, с. 8]. "С полной уверенность я говорю, что небольшая повесть эта послужила зарождением замысла, творческим толчком для написания "Мастера и Маргариты"", - пишет Л.Е Белозерская.

Первая редакция романа относится к 1928 - 1930 годам. Годы до 1928 и сам 1928 были годами успеха, невероятного творческого подъема Булгакова, несмотря на нелицеприятные рецензии и критику со стороны мэйнстрима, в это время он даже не мог представить себе возможность превратиться в изгоя. В декабре печально известное письмо Билль-Белоцерковского и других Сталину открывает период активной травли Булгакова: в июне 1929 он пишет письмо Сталину с просьбой разрешить ему покинуть СССР, в октябре из библиотек страны изъяты его книги, в начале 1930 после публичных чтений "Кабалы святош" в Драмсоюзе она также становится запрещенной.

Первая редакция "Мастера и Маргариты" как раз и была уничтожена Булгаковым после получения известия о запрете этой пьесы. Об этом Булгаков написал в письме, адресованном правительству: "И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе…" [10, с.459]. После звонка Сталина (18 апреля 1930 года) Булгаков воспрянул духом, его взяли на работу во МХАТ. Здесь, пожалуй, стоит отметить очередное демоническое совпадение: Сталин позвонил Булгакову не в какой-то ничем непримечательный день, он позвонил в Страстную пятницу, хотя, конечно же, данное совпадение находится в области совершенно метафизической. Работа над "Мастером и Маргаритой" возобновилась в 1931 году. К роману были сделаны черновые наброски, причем здесь уже фигурировали Маргарита, а Воланд обзавелся своей свитой.

Вторая редакция, созданием которой Булгаков был занят с 1932 до 1936 год, имела авторское жанровое определение "Фантастический роман" и следующие варианты названий: "Великий канцлер", "Копыто инженера", "Вот и я", "Сатана", "Черный маг", "Князь тьмы". О том, насколько важной была для Булгакова эта работа, он напишет в письме Вересаеву: "В меня вселился бес. Уже в Ленинграде и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатенках, я стал марать страницу за страницей наново тот свой уничтоженный три года роман" [7, с. 10].

В 1932 году Булгаков заключил договор с БДТ о постановке пьесы

"Мольер", по протекции Горького пишет книгу о Мольере для серии ЖЗЛ (ни спектакль, ни книга не дошли до зрителя и читателя). В 1933 году автор читает роман в кругу друзей, слушают его Ахматова и Вересаев. Теперь среди персонажей появились и трагический герой, который вначале именовался Поэтом, затем был назван Фаустом и, наконец, стал Мастером. Третья редакция, работу над которой Булгаков начал в во второй половине

1936 года, изначально называлась "Князь тьмы", а в 1937 году появилось заглавие "Мастер и Маргарита". В ходе работы над этой редакцией, когда сложился полный творческий замысел, определились действующие лица, Булгаков продолжал совершенствовать роман: додумывать детали и подробности, оттачивать язык, искать оптимальные варианты имен и фамилий героев. В сентябре-октябре 1937 года Е.С. Булгакова сделает запить в своем дневнике о намерении писателя "…откорректировать и представить роман наверх". Клычков уже расстрелян. Атмосфера страха и наушничества тотальна. Верил ли Булгаков в возможность опубликования "Мастера и Маргариты" или, как предполагает Д. Быков, этот роман писался для одного-единственного читателя "сверху", и именно потому Булгаков так спешил его закончить в тот страшный 1937 год? Ответа на эти вопросы нет. Последние правки были им сделаны в феврале 1940 года. А 10 марта 1940 года в Прощеное воскресенье М.А. Булгакова не стало.

Таким образом, изучение материалов, связанных с историей создания

"Князя мира" и "Мастера и Маргариты", показывает многочисленные творческие взаимосвязи. В данном исследовании не ставилась задача скрупулезного изучения биографических совпадений у С. Клычкова и М. Булгакова, не ставилась задача ответить на вопрос, есть ли факты, указывающие на возможное влияние "Князя мира" на замысел М. Булгакова применительно к его роману "Мастер и Маргарита, тем не менее, очевидно, что единым детерминирующим фактором применительно к появлению замысла и его трансформации в финальный текст романов стало само время - с конца 20-х годов до конца 30-х.

Некоторые совпадения могут казаться абсолютно иррациональными, фантастическими, но, тем не менее, главный вывод, который следует сделать: два романа о дьяволе могли появиться только в такое время, когда мир пошел под откос, когда человек в этом мире перестает быть человеком, в него вселяется бес, и никто уже не властен над собой. Недаром даже сами авторы, и Клычков, и Булгаков, говорят о присутствии в них бесовского: "будто бес вселился", "подошел конец договора с нечистым"! Невозможно оставаться вне влияния времени, тем более, когда время это дамокловым мечом нависает над личностью.



2. Типологические схождения и творческие взаимосвязи романов С. Клычкова "Мастер и Маргарита" и С. Клычкова "Князь мира": мифопоэтика, хронотоп, образность

2.1 Миф у С. Клычкова и М. Булгакова

Безусловно, говоря о мифе, лежащем в основе исследуемых текстов, следует отметить, что у Булгакова его источником стал западноевропейский миф о боге и дьяволе, а также европейские литературные традиции.

Миф Клычкова берет свое начало в восточнославянской мифологии и фольклорной рецепции мифа, его миф о черте. Языческий черт существенно отличается от библейского Дьявола (или Сатаны), который в славянской традиции связан с узким кругом легенд о сотворении мира. Черт же - персонаж исключительно славянский, происхождение которого исследователи считают еще дохристианским, несмотря на все те изменения, которые он претерпел под влиянием христианских представлений о бесе.

И если Дьявол - есть падший ангел, Демон, бросивший вызов Богу, а потому допускающий возможность определенной художественной рефлексии, подразумевающей не только исключительно негативный изобразительный аспект, то черт - архетип, символизирующий зло абсолютное.

Несмотря на общую ориентацию Булгакова на европейскую традицию, ряд исследователей отмечает наличие в его романе реминисценций языческого славянского мифа. Говоря о мифе, легшем в основу каждого романа или скорее, комплексе мифов, важно сказать, что при всем своеобразии каждого романа общее заключается именно в созидательной функции авторов, которые, не ограничиваясь мифической моделью, увлечены собственным мифотворчеством.

В 20-30-х годах 20 века происходит расцвет мифологического романа как жанра русской философской прозы. Романы Клычкова "Князь мира" и Булгакова

"Мастер и Маргарита" создавались, естественно, под влиянием символизма Серебряного века, а у Клычкова еще и с ориентацией на новокрестьянскую мифопоэтику. Мифологическая модель мира у Клычкова и фантастика у Булгакова являются результатом не только социального-психологического отторжения послереволюционной действительности, но и выступают, как указывает Т.А. Пономарева, "как протест против "машинного кода" развития цивилизации XX столетия угрозу которого новокрестьяне почувствовали в облике "железного черта" задолго до социалистической индустриализации, обострившей все противоречия и окончательно похоронившей их надежды на воскресение природно-космического лада крестьянской Руси. Такой

"консерватизм" не был воспринят критикой 1920 - 1930-х годов, которая видела в мифотворчестве новокрестьян, в фантастике А. Платонова и М. Булгакова воплощение чуждых социализму идей, мистицизм и богоискательство" [42, с. 9].

Мифотворчество С. Клычкова безусловно связано напрямую с языческими восточнославянскими верованиями. Задуманный им цикл девятикнижия, и даже те три романа, которые были закончены, свидетельствуют о том, что перед нами мифологический эпос, основанный на мифопоэтической концепции действительности и архетипическом и символическом характере цикла.

Миф Клычкова "есть истина различных миров, закрепленная словом и образом в коллективной памяти и передаваемая из поколения в поколение" и связанная с всемирной философией и мифологией, "с контекстом всей мировой культуры" [5, с. 9, 3]. О мифе Клычкова К. Кислицын пишет: "Утрачивая" восхитительное чувство нереального", ощущение земного рая, возможность наивного, детского отношения к миру, герои произведений Клычкова отдаются тому экзистенциальному, трагическому мироощущению, которое, разрастаясь у них в душе, губит их любовь, надежду и веру. Жизнь их становится будничной и беспросветной, а потому невыносимой. Миф "утапливается" в быт до такой степени, что полностью растворяется в нем, теряя свое сакральное и фантастическое свойство" [22, с. 119].

А потому можно говорить о том, что в основе сюжета романа-мифа "Князь мира" лежит архетипическая ситуация поиска ответа на социальные и исторические катастрофы 20-го века. Нелишним будет отметить, что даже названия романов, написанных Клычковым в рамках задуманного цикла, свидетельствуют об усилении пессимистических настроений автора.

Миф о черте, вырастающий в новый собственный миф Клычкова о

"темном корне", является ключевым в романе "Князь мира". Миф о "темном корне" в человеке - есть философская концепция Клычкова в сложившейся действительности и рефлексия антропоцентристских социалистических убеждений большинства. В свою очередь, другой ключевой миф, лежащий в основе романа, миф о "неразменном рубле", скорее можно считать сюжетообразующим, нежели определяющим философию романа.

В романе М. Булгакова воспроизводится пусть и не полностью, два мифа: миф о Боге и миф о Дьяволе (в частности, нет описания "света", и тема ада намечена лишь отчасти). Сохраняя структурные признаки указанных мифов, автор предлагает собственную их интерпретацию, кардинально изменяя идеологию мифов.

Говоря о мифе о Боге и его реализации в романе, скорее всего, следует вслед за А. Зеркаловым сказать, что Булгаков явно полемизирует с официальной религиозной догматикой и демонстрирует "осудительное отношение к официальной церкви, к ее претензиям на руководство миром" [19, с. 212]. Так же здесь хочется отметить и гипотезу, достаточно убедительно доказанную А. Зеркаловым: за каждой существенной деталью "ершалаимских" глав следует искать строго определенный источник: "Если расчертить его (роман) цветными карандашами, то на долю Булгакова останутся стрелки, соединяющие цвет Евангелий с цветом Флавия, Тацита, Виппера, Фаррара и так далее…личность Булгакова как бы растворилась в материале…" [19, с. 216].

Булгаков использует разные источники, но при этом и создает собственный источник, собственное Евангелие. "Ершалаимские" главы становятся прекрасной иллюстрацией к "Вавилонской библиотеке" Борхеса, а все книги и все источники мифа о Боге равноправны, и все они являются ничем иным как литературой. "Они отличаются лишь тем, что было первой по времени книгой. В остальном все они равны. Они пишут друг о друге…В некотором роде все писатели пишут не о людях, а о книгах, ибо неизбежно опираются на литературную традицию. Булгаков писал книгу о книгах" - замечает Зеркалов [19, с. 216].

В данной работе, посвященной анализу типологических схождений романов Булгакова и Клычкова, мы вынужденно оставим за рамками анализа миф о Боге, выведенный в "Мастере и Маргарите" в связи с тем, что в данном ракурсе не наблюдается конвергенции анализируемых текстов. Но упомянуть факт того, что роман М. Булгакова базируется на двух архетипических мифах мы обязаны. Миф о Христе выделен в романе в четыре отдельные главы и является условно вставным текстом.

Говоря о мифотворчестве двух писателей, нельзя не вспомнить еще одного: апологета мифологической школы Я. Гримма, который писал: "Следует отнести к древнейшему мотиву нашей мифологии, что бог, а то и два или три бога, спускаются с неба на землю - затем, чтобы испытать нравы и поведение людей или в поисках приключений" [18, с. 66].

В случае с изучаемыми романами спускающийся Бог - это антибог: Дьявол. Посему центральным образом и главной интригой становится неузнанный ангел зла, на время поселяющийся в человеческом мире. И как уже отмечалось, для Клычкова этот архетип в принципе является основным в творчестве и неизбежным для объяснения сложившегося мироустройства. В случае же с "Мастером и Маргаритой, по мнению Д. Быкова, "Булгаков самым искренним образом верил в полезное зло" [9, с. 255]. И именно потому его Воланд скорее вызывает симпатию и в целом все же творит благо.

Подробному анализу изображения дьявола в романах будет посвящен отдельный параграф.

Таким образом, отметим, что миф С. Клычкова - языческий, восточнославянский. Булгаковская поэтика также напрямую уходит в мифологию, но это в большей степени мифология европейская и древнееврейская, хотя ряд исследователей находит в романе "Мастер и Маргарита" и поэтику славянского мифа.

Оба автора, основывая свои романы на мифе, занимаются собственным мифотворчеством. У Клычкова - это миф "о темном корне" с его попытками найти первооснову зла в человеке и, возможно, избавиться от гуманистического пессимизма, в возможность которой, правда, автор не верит. Миф у Клычкова полностью вписан в быт, растворен в нем, в результате чего текст начинает восприниматься как "мифический реализм", в связи с полной утратой им фантастических черт и свойств.

У Булгакова базис романа - это миф о Боге и Дьяволе, причем Дьявол выступает как обязательный элемент мироустройства, как "сила, что вечно хочет зла и вечно совершает благо" [6, с. 7]. Булгаков создает собственный религиозно- философский миф, собственное Евангелие и собственную модель мира, где главным является вера в возможность справедливости.

2.2 Пространство романов: мир реальный и потусторонний

Говоря о типологических схождениях романов Булгакова "Мастер и Маргарита" и Клычкова "Князь мира", естественно, в первую очередь стоит отметить тот факт, что дьявол приходит именно в Россию: у Булгакова - в Москву, столицу нового молодого советского государства, у Клычкова - в патриархальный, забитый помещиками крестьянский деревенский мир.

Романное пространство обнаруживает общность в самом принципе своего построения. Оба романа выдержаны в модернистской концепции двоемирия, берущей свое начало в немецком романтизме. Границы реального и потустороннего миров в обоих романах стерты. Мертвые проникают в мир живых, и живые приобретают способность их видеть.

В романе "Князь мира" староста Никита Мироныч пробирается по рысачихиному дому с душой постельной девки Аленушки, наложившей на себя руки, а призрак покойника-майора - мужа Рысачихи - пугает его тем, что в любой момент "подберется бесшумно и ради одной глупой забавы опять, как в старину при живности своей, разорвет над самым ухом бумажную хлопушку, словно при страхе и в самом деле из пушки выпалит, выпалит, и закричит потом с диким смехом: " Па…али! Ппа…ли, сукины де…ети…и!" [27, с. 351].

Призрак упавшего с колокольни пономаря, кажется, приходит к жене Михайлы для забавы. И майор, и пономарь представлены у Клычкова как образы, демонические и несущие зло. Не только Никита Мироныч боится покойного майора, крестьяне тоже верят, что его призрак летает по дому. Даже Рысачиха опасается, чтобы тот не задушил ее ночью.

Не найти покоя после смерти и душе Аленки, которая появляется по ночам из могилы с куском веревки на шее, с которым ее похоронили без отпевания по приказу барыни, "выходит она из могилы по желтым ступенькам, в одной руке с хворостинкой, а в другой с копеечной свечкой, какую кладут в гроб всем умершим своей смертью после псаломной молитвы…" [27, с. 398]. Аленка, безвинная, безропотная девушка, даже на том свете не находит себе покоя, но благодаря автору закрепляет за собой ореол мученицы: "Да ужли ж, андельской душеньке, другого места ей не нашлось?.." [27, с. 398]. Как пишет К. Кислицын:

"В этих словах звучит экзистенциальное отчаяние, мотив богооставленности человека" [22, с. 128].

В "Мастере и Маргарите" мир не делится на реальный и потусторонний. Весь мир един, в нем каждому дано по вере его и единственным человеком, переходящим в небытие, становится Берлиоз, который собственно и получает то, во что верил. Булгаков, со своей стороны, также, как и Клычков, высказывает сомнения в возможности получить прощение и обрести покой. Но его сомнения несколько эклектичны. Возможно, это связано с его собственной неудачной попыткой самоубийства в конце двадцатых годов и с неким метафизическим переломом, случившемся с ним после этого. В качестве примера из текста романа можно привести эпизод с Фридой. Ей каждую ночь возвращают платок, которым она задушила рожденного ею младенца, потому как каждый отвечает за им содеянные грехи.

Булгаков, как и Клычков, сомневается высшей справедливости "света". И Фрида с ее "вечным" платком, и Аленушка с веревкой на шее - безвинные, с одной стороны, но осужденные за собственный смертный грех, жертвы. С таким мировым порядком сложно согласиться, и потому у Булгакова справедливость все же приходит, хотя и с темной стороны, справедливость торжествует, хотя и властью Князя тьмы. Так же и с Пилатом, расплачивающимся за однажды проявленную трусость: именно Воланд, пусть и устами Мастера, отпускает его, и тот, наконец, может идти по заветной лунной дорожке.

Таким образом, мир, в котором живут герои Клычкова, скорее можно считать проницаемым: не нашедшие успокоения души беспрепятственно проходят по сю сторону, оказываясь в бытийном мире. У Булгакова же иначе: в "Мастере и Маргарите" бытие везде: живо и прошлое, и настоящее, разные временные пласты как бы сосуществуют на разных уровнях. Они просто не соприкасаются в обычной реальности, но в одну ночь в году и это правило перестает работать.

Важно отметить, что спецификой пространства в "Князе мира" является его закрытость. Оно ограничено Чертухиным, селом Скудилище, да упоминаемым Чагодуем. Несмотря на то, что Недотяпа и Святой Михайла вышли за его рамки, но не случайно они ни слова не говорят о тех местах, где побывали во время своих странствий, потому как мироздание открывает свои сакральные точки только тому, в ком нет "темного корня", а значит, и для Недотяпы с Михайлой они остались непостижимыми.

Закрытость пространства в романе также соотносится и с закрытостью крестьянского общинного мира и невозможностью постижения погрязшим в грехах человеком тайн природы. Не случайным здесь является то, что природа, как храм божий, возникает лишь в снах избитого до полусмерти подпаска Мишутки.

Пространство в романе Булгакова является закрытым для тех, кто верит в его закрытость: таким как Берлиоз, Римский, Никанор Иванович, да практически все московские граждане и гражданки заказан путь в иной мир. И каждому будет воздано по вере его: так голова Берлиоза превратится в золотую чашу, а сам он уйдет в то небытие, в которое так страстно верил, а пожилой солидный человек с бородкой и в пенсне, каждую весну наблюдаемый Николаем Ивановичем в окне старинного особняка, будет вечно жалеть о вытребованной у Воланда справке. Другим же, таким как Мастер и Маргарита, уготовано иное: им откроется полет к звездам, откроется другой мир, с вечным домом, свечами и книгами, откроется вечность, покой и бессмертие, которые в романе есть не только форма времени и вечности, но и форма проницаемого, безграничного пространства.

Еще одно схождение, которое может быть обнаружено применительно к романному пространству у Булгакова и Клычкова - это то, что оно становится абсолютно открытым для проникновения в него волшебного. При этом волшебное перестает восприниматься таковым, так как оно реализуется в пространстве мифа. К. Кислицын указывает, что "в текстах магического реализма проявилась тенденция к искажению пространственного жизнеподобия, то есть пространство произведения, хотя и может быть конкретно очерченным, живет по своим - сказочным или магическим - законам, которые, однако, не имеют ничего общего с иррациональной мистикой" [22, с.70-71].

Реальность в обоих романах имеет размытые, часто условные границы, приобретая черты скрытой действительности, которую сложно отделить от мира магического и вымышленного. Так в "Мастере и Маргарите" становятся

абсолютно реальными полеты Маргариты на щетке на бал к Сатане, мгновенное перемещение Лиходеева в Ялту, перестрелка волшебного кота с сотрудниками ОГПУ, феерический сеанс в Варьете и многое, многое другое.

У Клычкова читатель живет в реальности, где может существовать призрак майора, а у барыни Рысачихи может быть дьявольский перстень с лунным камнем, где Марья не признает под мужниной личиной черта-оборотня, а огромных размеров сом ворует молоко у крестьянских коров. В обоих романах мы наблюдаем синтез явной и волшебной реальностей.

Поэтика магического связана с удвоением мира. Как пишет К. Кислицын, "писатель может моделировать свой собственный невероятный мир, в этом случае явная реальность будет присутствовать скрыто или вообще останется за пределами текста" [22, с. 169]. В романах Клычкова "Князь мира" и Булгакова

"Мастер и Маргарита" имеет место единовременная генерация двух реальностей: обыкновенной, привычной, исторической и бытовой и реальности сверхъестественной, ирреальной, волшебной.

Подводя итог сказанному, отметим, что типологическое схождение применительно к пространственной модели романов С. Клычкова "Князь мира" и М. Булгакова "Мастер и Маргарита", о которой уместным было бы говорить, заключено в модели, предусматривающей включение в роман пространства условно реального и исторически достоверного и пространства ирреального, находящегося в области веры, фантазии, магии и сна.

Пространство "Князя мира" полностью закрытое, что связано с утратой человеком своих истинных, праведных, природных корней. Пространство

"Мастера и Маргариты" также замкнуто границами исторического места и времени для "типичного" гражданина, но может раздвинуть свои границы для "посвященных". Магическое настолько гармонично проникает в художественное пространство, что становится его неотъемлемой частью, превращая фантастическое в мифическое, а значит и реальное.

2.3 Специфика романного времени

Временная специфика романов С. Клычкова и М. Булгакова обуславливается их жанровой моделью: оба произведения являются романами- мифами, что обуславливает циклический характер романного времени. Время становится субъективным и относительным как результат отказа от рационалистического мышления, а также служит отражением поэтической действительности. Мифологическое время - это вечное время природного круга. Неслучайно, Т.А. Пономарева называет мир в чертухинском цикле Клычкова "круглым".

Рассматривая время в романе Клычкова, отметим, что автора интересует не конкретная историческая эпоха, а "обстоятельства всеобщего разлада и укоренения бесовства в мире и душе человека, что сказывается на изображении времени и его восприятии героями романов" [42, с. 205].

Указания на время действия обнаруживаются в романе только ближе к финалу, через упоминание "вольной" для крестьян, информация о которой пришла с запозданием к старосте Рысачихи. Прочие указания на время в романе присутствуют с привязкой к годичному народному религиозному календарю: на Пасху, в субботу на страстной неделе, в Егорьев день.

В целом же, конкретное историческое время "размыто" и вливается в вечное время мифа. В романе время будто застывшее, "ленивое", его протяженность неопределенна: "Сколько тут времени прошло, кто его знает, всего не упомнишь! Жили раньше, не торопились, и день был гораздо длиннее" [25, с. 66]. Т.А. Пономарева пишет: "Медленный ход календарно-бытового времени, череды крестьянских работ осмыслен по контрасту с быстрым круговоротом рождения смерти" [42, с. 209]. "Лениво катится деревенское время!...И для мужиков и бар время течет по-одинаковому, ночь же кажется длинной только тому, кому на работе дня не хватает…несмотря на ленивое время, мужик все же редко когда его замечает, угадывая на глазок по солнцу после утренней упряжки в работе время обедать да с укоризной глядя на часы в темноту, когда к осени разноется поясница и ноги так заломит к погоде, что готов их живыми отдать за грехи…

...