Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственный Университет Высшая Школа Экономики

На правах рукописи

Английская экспериментальная философия как адаптация экспериментального метода к социально-культурному климату английской революции

Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания

Диссертация на соискание ученой степени

кандидата философских наук

Боганцев Иван Алексеевич

Научный руководитель доктор философских наук,

профессор Порус В.Н.

Москва, 2012

Оглавление

Введение

1. Происхождение и структура английской экспериментальной философии

1.1 Происхождение и самобытность экспериментальной философии

1.2 Понятие эксперимента в Англии первой половины XVII века

1.3 Структура экспериментальной философии

1.3.1 Исследовательская свобода

1.3.2 Утилитаризм

1.3.3 Широта интересов

1.3.4 Коллективизм

1.4 Хронологические и социальные границы экспериментальной философии

2. Распространение экспериментального метода в Западной Европе

2.1 Фрагментарность успехов нового знания

2.2 Интеллектуальный климат Западной Европы конца XVI века

2.2.1 Великие географические открытия

2.2.2 Опыт против книги

2.2.3 Натуральная магия

2.3 Распространение экспериментального метода в Англии

3. Три лица английского экспериментального естествознания: Уильям Гильберт, Фрэнсис Бэкон, Уильям Гарвей

3.1 Уильям Гильберт

3.2 Фрэнсис Бэкон

3.3 Уильям Гарвей

4. Социально-экономическая история экспериментальной философии

4.1 Гессен, Мертон и зарождение экстерналистской истории науки

4.2 История Англии 1600-1660

4.3 Социально-экономическая привлекательность экспериментальной философии

4.3.1 Практический характер экспериментальной философии

4.3.2 Новизна и свободолюбие

4.3.3 Публичность

4.3.4 Аполитичность

4.3.5 Монистические тенденции экспериментальной философии

5. Пуританство и экспериментальная философия

5.1 Наука и религия

5.2 Наука и протестантство

5.3 Пуританство и английская наука

5.4 Пуританство и экспериментальная философия

Заключение

Введение

экспериментальный философия метод естествознание

Актуальность темы исследования

Английская экспериментальная философия, речь о которой пойдет в настоящей работе, никогда не становилась предметом отдельного исследования. Несмотря на то, что английская научная литература середины XVII века повсюду превозносит «экспериментальную философию», ее почти никогда не выделяют как отдельное философско-историческое явление, требующее анализа или оценки. Это тем более удивительно, потому как в целом английское естествознание этого периода изучено чрезвычайно хорошо, что объясняется, безусловно, ключевым значением исследований, проведенных в этот период.

Такое пренебрежение можно объяснить невнимательностью историков, зачастую считающих, что «экспериментальная философия» соответствует понятию «английская наука середины XVII века», а множество «экспериментальных философов» в каком-то смысле тождественно «английским ученым» этого периода. Отчасти, историков оправдывает то, что интеллектуальные, социальные и хронологические границы экспериментальной философии действительно размыты. Тем не менее, эти границы существуют, и с ними, безусловно, должны были считаться современники. Так, не каждый ученый середины XVII века мог, или даже хотел, считаться экспериментальным философом. Некоторые из самых крупных исследователей этого периода, такие как Уильям Гарвей или Томас Гоббс, либо отказались примыкать к новому интеллектуальному течению, либо были заведомо из него исключены по совокупности научных и социальных факторов.

Так или иначе, но экспериментальная философия играла огромную роль в английском обществе в момент зарождения в нем всей современной науки. Именно поэтому, нам кажется, что она заслуживает отдельного исследования, которым и является настоящая работа. Но помимо чисто исторической, в каком-то смысле описательной составляющей, нам показалось важным затронуть более общие проблемы, лежащие в плоскости философии, социологии и даже экономики науки и представляющие интерес для современных исследователей этих областей. Среди этих проблем можно назвать развитие европейского экспериментального метода, этапы институализации современного естествознания, адаптация интеллектуального течения к конкретному политическому и религиозному климату, взаимоотношения фундаментальной науки и прикладной. Каждой из этих проблем сегодня уже посвящена не одна монография. Но в приложении к единому предмету, а именно к английской экспериментальной философии, их исследование оказывается более последовательным и цельным.

Степень разработанности проблемы

Протонаучные исследования XVI века и особенно естествознание XVII века изучены сегодня чрезвычайно хорошо. Если говорить о возрожденческой науке, нельзя не вспомнить многочисленные работы Александра Койре Koyrй A. L'apport scientifique de la Renaissance in Йtudes d'histoire de la pensйe scientifique. Paris, 1966 // Koyrй A. A l'Aube de la science classique. Paris: Hermann & C^ie, 1939 // Koyrй A. Du monde clos а l'univers infini. Paris, 1973, прекрасное исследование Рандалла, Randall J.H. The School of Padua and The Emergence of Modern Science. Padova, 1966 ряд работ современных исследователей во главе с исполнительным директором Института Истории Науки Макса Планка Лорэн Дастон Daston L., Park K. Wonders and the order of Nature. New-York, 1998. Сборник статей Sciences de la Renaissance Sciences de la Renaissance. Paris: J.Vrin, 1973 дает прекрасное представление о многогранности науки в эпоху Ренессанса и о сложных взаимоотношениях между зарождающемся естествознанием и вырождающемся гуманизме. Для изучения институциональной истории науки этого периода можно посоветовать сборник Patronage and institutions. Science, Technology, And Medicine at the European court 1500-1750 Moran B.T. (ed.) Patronage and institutions. Science, Technology, And Medicine at the European court 1500-1750. The Boydell Press, 1991, а так же работы отдельных исследователей, например Уильяма Имона Eamon W. Paheau F. The Accademia Segreta of Girolamo Ruscelli. Isis, Vol. 75, No. 2 (Jun., 1984).

По мере углубления в XVII век количество работ посвященных истории науки неизбежно увеличивается. Здесь мы остановимся лишь на тех, которые касаются английского естествознания. Одним из самых ранних и знаменитых авторов в этой области является, конечно, Ричард Джонс, Jones, R.F. Ancients and Moderns. A Study of the Rise of the Scientific Movement in Seventeenth-Century England. St. Louis, 1961 посвятивший свою карьеру становлению английского научного движения. Отдельный интерес вызвали у историков науки работы Уильяма Гильберта, Уильяма Гарвея, Фрэнсиса Бэкона Pelseneer J. Gilbert, Bacon, Galilйe, Kйpler, Harvey et Descartes: Leurs relations. Isis, Vol. 17 No.1 (1932) // Duane H. Roller D. Did Bacon Know Gilbert's De Magnete? Isis, Vol. 44, No. 1/2 (Jun., 1953)// Frank R. G. Jr. Harvey and the Oxford Physiologists. Berkeley, 1980. Роль последнего, в особенности, становилась предметом изучения философов от Вольтера Voltaire. Lettres philosophiques in Oeuvres V. 1, P., 1834 до Фейерабенда. Feyerabend P.K. Classical Empiricism in Problems of Empiricism, Cambridge, 1981 Так, в XX веке Лорд-канцлеру были посвящены работы Паоло Росси, Rossi P. Francis Bacon. From Magic to Science. London, 1968 Фаррингтона Farrington B. Francis Bacon. Philosopher of Industrial Science. London, 1951, Джона Лири Leary J.E. Jr. Francis Bacon and the Politics of Science. Iowa, 1994 и многих других. Но больше всего внимания (и заслуженно) получило Королевское Общество - его истоки, история его основания и его структура. Этому посвящены работы Майкла Хантера Hunter M. Science and the Shape of Orthodoxy. Woodbridge, 1995// Hunter M. & Wood P. B. Towards Solomon's House: Rival Strategies for Reforming the Early Royal Society. History of Science, Vol. 24, Теодора Хоппена Hoppen K. T. The Nature of the Early Royal Society: Part I. The British Journal for the History of Science, Vol. 9, No. 1 (Mar., 1976), pp. 1-24, Дугласа МакКи McKie D. The Origins and Foundation of the Royal Society of London. Notes and Records of the Royal Society of London, Vol. 15 (Jul., 1960), Р. Х. Сифре Syfret R.H. The origins of the Royal Society, Notes and Records of the Royal Society of London, Vol. 5, No. 2 (Apr., 1948)и многих других.

Исследование английской науки в социально-политическом контексте тоже проводились зарубежными учеными достаточно регулярно. Но для нас особенно важно, что интерес к этой тематике вспыхнул после знаменитого доклада отечественного ученого Бориса Гессена. Гессен Б.М. Социально-экономические корни механики Ньютона. Ленинград, 1933 Основным предметом интереса, к счастью, стали не столько провокационные выводы советского физика или его незамысловатая методология, сколько обещание совершенно новой истории науки, озвученное в его докладе, истории, построенной на принципах экстернализма. Здесь отдельного упоминания заслуживают работы Роберта Мертона, Кристофера Хилла Hill C. William Harvey and the Idea of Monarchy. Past & Present, No. 27 (Apr., 1964)// Hill C. Intellectual Origins of the English Revolution. Oxford, 1965, Стивена Шапена, Саймона Шаффера Shapin S., & Schaffer S. Leviathan and the Air-Pump. Princeton University Press, 1985// Shapin S. The House of Experiment in Seventeenth-Century England. Isis, Vol. 79, (Sep., 1988) и менее историчное, но не менее занимательное исследование Теренса Кили Kealey T. The Economic Laws of Scientific Research. London, 1996.

Наконец, если говорить о влияние религиозного климата на зарождение и развитие современного естествознания, то основополагающей здесь стоит считать работу Макса Вебера Протестантская Этика и Дух Капитализма Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. Los Angeles, 2002, чье значение для науки показала докторская диссертация Роберта Мертона Science, Technology and Society in Seventeenth Century England. Merton R.K. Science, Technology and Society in Seventeenth Century England, Osiris, Vol. IV, pt. 2, pp. 360-632. Bruges: St. Catherine Press, 1938Именно благодаря откликам на работу американского социолога, импульс данный науке пуританством, оказался подробно изучен как сторонниками, так и противниками экстерналистского подхода к истории науке. В данном случае мы имеем в виду работы Абрагама, Рабба, Мэйсона, а главное Чарльза Вебстера Webster C. The Great Instauration. Science, Medicine and Reform 1626-1660. Oxford, 2002// Webster C. Richard Towneley, the Towneley Group, and Seventeenth-Century Science. Transactions of the Historic Society of Lancashire and Cheshire, 118 (1966).

В нашем исследовании мы (за отдельными, но существенными исключениями) в основном пользовались иностранными источниками. Это объясняется, в первую очередь, тематикой нашей работы. С одной стороны, естественно, что большинство исследований английской науки были написаны по-английски. С другой стороны, историко-философский маршрут, пройденной Россией в XX веке, не оставил российским ученым шансов в конкуренции с западными специалистами. Если до 1917 года в России были блестящие (но сегодня, увы, устаревшие) исследователи, такие как Евгений Спекторский, то после революции и особенно начиная с тридцатых годов добросовестные исследования не могли ими проводиться как по причине отсутствия доступа к оригинальным источникам, так и по идеологическим причинам. Социология науки в духе Роберта Мертона (не говоря уже об экономике науки в духе Теренса Кили), безусловно, воспринимались враждебно сложившимся политическим строем. Но даже после его падения, в 1997 году, Пиама Гайденко не могла не отметить, что:

«в нашей стране, где укоренилось чисто просветительское воззрение на науку, согласно которому она с самого своего зарождения выступала как носительница атеистического мировоззрения, такие исследования [связывающие зарождение новоевропейского естествознания и религиозными движениями XVI-XVII века - прим. И.Б.] проводились мало и еще менее поощрялись Гайденко П.П. Христианство и генезис новоевропейского естествознания. М. 1997»

Объект работы

Объектом исследования данной работы является английская экспериментальная философия.

Предмет работы

Предметом исследования данной работы является происхождение и развитие английской экспериментальной философии, а так же ее адаптация к социальному, политическому и религиозному климату английской революции и реставрации.

Цель исследования

Цель данной работы - исследование английской экспериментальной философии: ее истоков, структуры, и природы ее взаимодействия с социальными, политическими и религиозными институтами революционного и пост-революционного периода.

Задачи исследования

В процессе диссертационного исследования решались следующие основные задачи:

1. Показать, что экспериментальная философия являлась преемницей общеевропейской тенденции обращения к опыту.

2. Продемонстрировать, что конвенции, окружившие экспериментальный метод (утилитаризм, коллективизм и т.д.), имели для него вспомогательное, даже условное, но исторически необходимое значение.

3. Установить роль отдельных представителей научного сообщества (Гильберта, Бэкона, Гарвея) в становлении английского естествознания и в формировании экспериментальной философии.

4. Исследовать насколько условия английской революции способствовали ассимиляции именно экспериментальной, а не, например, картезианской или «галилеанской» философии; а с другой стороны, насколько сама экспериментальная философия подстраивалась под требования революционного общества.

5. Проанализировать «тезис Мертона», а так же попытаться сделать следующий шаг в социологическом анализе английской науки середины XVII века, т.е. показать, что пуританство оказалось особенно благоприятной средой именно для экспериментальной философии.

Методологическая основа исследования

Данная диссертационная работа носит междисциплинарный характер. В ней использованы результаты, полученные благодаря исследованиям в области истории, философии, социологии и экономики науки. Таким образом, ее методологическую базу составляют эвристические инструменты самого разного профиля: методы компаративного анализа (в том числе в отношении методологических и философских установок основных представителей английской экспериментальной философии (Бойля, Пауэра, Гука), а также их предшественников, в особенности Фрэнсиса Бэкона.); исторический метод; методы лингвистического и герменевтического анализа, и другие элементы методологии историко-философской науки (дедукция, индукция, аналогия и т.д.).

Научная новизна исследования

1. Экспериментальная философия описана как самостоятельное научно-философское явление, ограниченное социальными, интеллектуальными и хронологическими границами.

2. Выявлено, что расцвет экспериментального естествознания в Англии был осуществлен не только за счет относительно благоприятных условий, созданных английской революцией, но и за счет осознанных (и удачных) попыток ученых адаптироваться к социально-политическому контексту.

3. На примере экспериментальной философии, осуществлена попытка показать, что с точки зрения истории и социологии науки можно говорить не только о влиянии религиозной доктрины на науку в целом, но и на формирование ею интеллектуального климата, выгодного для той или иной методологической парадигмы.

Основные положения, выносимые на защиту

1. Экспериментальную философию можно представить в виде ядра, состоявшего из экспериментального метода (понимаемого английскими учеными в самом широком, бэконианском смысле) и примыкавших к нему социальных и методологических конвенций, таких как утилитаризм, коллективизм и т.д.

2. Эти конвенции были призваны адаптировать экспериментальный метод к английским условиям и обезопасить его от атак со стороны представителей религиозной и политической власти.

3. Утилитарный характер экспериментальной философии был созвучен нуждам революционного общества, что с одной стороны обеспечивало ей поддержку, а с другой - побуждало ученых преувеличивать степень «полезности» фундаментальной науки.

4. Протестантство и особенно пуританство оказало благоприятное влияние на развитие экспериментальной философии в Европе. Природа этого влияния должна быть в целом признана непредумышленной, что не исключает наличия в отдельных случаях прямой связи.

Научно-практическая значимость исследования

Исследование экспериментальной философии помогает более полно восстановить историю английского естествознания середины XVII века. При этом нельзя забывать, что именно в этот промежуток (1645-1670) был заложен фундамент, благодаря которому Англия станет в последующем столетии безоговорочном лидером в области европейского естествознания. Более того, если верить Теренсу Кили, именно после Реставрации между властью и учеными (как в Англии, так и во Франции) были оформлены договоренности, которые сыграют ключевую роль в экономической и политической истории этих государств. Если согласиться с тем, что английская аграрная и особенно промышленная революция стала результатом государственной политики laissez-faire, то нетрудно связать решение французских властей в 1666 году прибегнуть к бэконианскому финансированию науки со французской революцией 1791 года. Нельзя не заметить, что проблема государственного финансирования науки как нельзя остро стоит и сегодня в нашей стране.

Материал и выводы диссертации могут быть использованы при чтении курсов по истории, философии или социологии науки, а так же по отдельным проблемам теории познания.

Апробация результатов работы

Положения диссертации обсуждались и излагались автором на научных конференциях и семинарах, в том числе, на конференции «Какая история и философия науки нам нужна?» (Петербург, июнь 2007) и «Рациональные реконструкции истории науки» (Петербург, июнь 2009). Некоторые выводы и положения диссертационного исследования нашли отражение в публикациях, в том числе:

1. Боганцев И.A. Фрэнсис Бэкон как полемическая стратегия [в печати] Боганцев И.A. Институциональное наследие Фрэнсиса Бэкона. Эпистемология & философия науки. 2010, № 3 (XXV)

2. Боганцев И.А. Лорен Дастон: наука в ее «живой» истории. Эпистемология & философия науки. 2009, № 1 (XIX)

Структура диссертации

Настоящее исследование разделено на пять глав. Первая, вступительная глава, посвящена непосредственно экспериментальной философии - ее интеллектуальному содержанию, ее структуре и ее адептам. Во второй главе речь пойдет о том, как в Европе, на протяжении XVI-XVII веков, классическая исследовательская парадигма постепенно уступала дорогу новой эпистемологии - экспериментальному методу. В Англии ключевую роль в ассимиляции экспериментального метода сыграли публикации Уильяма Гильберта, Фрэнсиса Бэкона и Уильяма Гарвея. Каждый из них в своих работах ознаменовал новый этап в становлении экспериментального естествознания в Англии и определил многие грани зарождавшейся экспериментальной философии. Им и посвящена третья глава. В четвертой главе мы коснемся социально-политического измерения экспериментальной философии. Наконец, в пятой главе мы постараемся показать, что определенную роль в становлении экспериментальной философии сыграл религиозный климат пуританской революции.

Примечания

Большинство цитат на иностранных языках даются в работе в авторском переводе. Некоторые из наиболее распространенных источников приводятся в профессиональном переводе со ссылкой на переводчика или издание. При цитировании непереведенных источников XVI-XVIII вв., в основном тексте дается оригинал, а перевод приводится в сноске. В отдельных случаях (и всегда в ссылках) дается только оригинал, что, как правило, объясняется необходимостью давать поэтический, литературный или узкопрофессиональный перевод.

Заглавия книг, памфлетов и брошюр всегда даются на языке оригинала. При обозначение научных и политических институтов, напротив, используется русский перевод либо транслитерация. Их оригинальное название приводится в скобках при первом упоминании.

1. Происхождение и структура английской экспериментальной философии

1.1 Происхождение и самобытность экспериментальной философии

Конец XVI века был отмечен интеллектуальным кризисом, затронувшим почти все области западноевропейской культуры. Устаревшее, средневековое мировоззрение, с его понятными и привлекательными представлениями о месте человека в мире, о его взаимоотношениях с природой и Богом, перестали казаться убедительными значительной части образованной элиты; в то же время новое, современное мировоззрение еще не было сформировано, и не могло дать опору тем, кто пытался самостоятельно разобраться в хаосе окружающего мира. В религии кризис был следствием немецкой реформации. Здесь он выразился наиболее остро, став, к концу XVI века, причиной непрекращающихся религиозных войн, самой разрушительной из которых будет, конечно, Тридцатилетняя Война. В философии кризис получил название «скептический» или «пирронистический», и выразился в потере общепринятого критерия истинности суждения. Самыми яркими философскими событиями этой эпохи стали Essais Монтеня, обозначившие наступление кризиса, и Discours de la Mйthode Декарта, попытавшееся его разрешить. В науке, которая была еще тесно связана с философией и, чуть менее тесно, с религией, результатом кризиса стали многочисленные конфликты между охранителями традиционного научного знания - Сорбонной, Ватиканом и т.д. - и энтузиастами-одиночками, считавшими себя, хотя и не всегда оправданно, первооткрывателями новой науки. Говоря о кризисе в философии и науке, нельзя не вспомнить о похожем понятии, выделенном Томасом Куном в его The Structure of Scientific Revolutions. Разумеется, в нашем случае речь идет не о замене одной научно-философской парадигмы на другую, а о более значительном мировоззренческом сдвиге. Поэтому, проводя аналогии и параллели стоит проявить осторожность. Тем не менее, некоторые из них на лицо: античная эпистемологическая парадигма перегружена аномалиями и не способна удовлетворительно объяснять все большее количество явлений; доверие к ней подорвано; но реального конкурента ей пока не существует; неизбежно, за этим следует появление конкурирующих эпистемологических стратегий, которые борются не только и не столько с общим врагом, сколько друг с другом. Именно в этом контексте стоит рассматривать научно-философский феномен, который можно предварительно обозначить формулой «английская экспериментальная философия».

Слово философия употреблялось в XVII веке чрезвычайно широко. А именно, оно могло быть использовано применительно практически к любой умозрительной дисциплине. Так, натуральной философией называлось то, за чем сегодня закреплено звание естественных наук. Слово «экспериментальная» в формуле «английская экспериментальная философия» обозначает лишь методологическую или процессуальную сторону исследования. Оно подчеркивает, что ядром данной философии был экспериментальный метод, т.е. некоторый эпистемологический инструмент, применявшийся в широком спектре познавательных дисциплин, вышедших на первый план в XVI-XVII веках. В частности, им были объединены такие, на первый взгляд, разные формы знания, как врачевательная медицина Парацельса, наблюдательная астрономия Тихо Браге или магнетизм Уильяма Гильберта. У этих дисциплин, в действительности, было мало общего, но каждая из них основывалась не столько на традиции и не столько на силе чистого разума, сколько на данных, полученных непосредственно опытным путем. Более того, каждая стремилась, в той или иной степени, чувственный опыт превзойти, т.е. не только регистрировать явления окружающего мира, но и объяснять их через ненаблюдаемые напрямую причины. Экспериментальная философия, о которой пойдет речь в нашей работе, стала английской преемницей этого общеевропейского увлечения опытом.

Поиски истоков английской экспериментальной философии неизбежно приведут нас на континент, но к середине XVII века она приобрела вполне самостоятельную, независимую стать. В первую очередь, она стала «философией», т.е. помимо экспериментального метода стала восприниматься в контексте определенных методологических, социальных и даже нравственных атрибутов. Кроме того, она, в отличие от своих континентальных аналогов, сумела собрать под свои знамена практически все научное сообщество Англии и стала - пусть и на короткое время - методологической парадигмой научного исследования.

Самобытность английской экспериментальной философии была связана, в первую очередь, с любопытной особенностью европейского интеллектуального ландшафта: континентальные философские работы, традиционно, были хорошо известны в Англии, тогда как английское наследие, в целом, с трудом перебиралось через Ла-Манш. Так, Галилей был настольной книгой каждого английского философа середины XVII века - либо непосредственно в оригинале, либо в многочисленных переложениях, выполненных, например, отцом Мерсенном. В то же время, даже такая крупная фигура как Бэкон, не говоря уже о Дигби, Геллибранде и др., была довольно плохо известна на родине Галилея Единственным исключением можно считать Вильяма Гильберта, магнетические исследования которого были хорошо известны в Европе с момента их публикации в 1600 году.. Сам флорентийский философ никогда не упоминал в своих работах Фрэнсиса Бэкона Pelseneer J. Gilbert, Bacon, Galilйe, Kйpler, Harvey et Descartes: Leurs relations, Isis, Vol. 17, No. 1. (1932), pp. 171-208, но, если верить Марко Беррета, нетрудно показать, что даже члены Академии дель Чименто (Accademia del Cimento), основанной в 1657 году, зачастую не читали работ Лорд-канцлера Beretta M. At the Source of Western Science: The Organization of Experimentalism at the Accademia del Cimento (1657-1667), Notes and Records of the Royal Society of London, Vol. 54, No. 2 (May, 2000), pp. 131-151. Можно говорить о том, что, как и в живописи, научные ветра до второй половины XVII века дули на европейском континенте с юга на север.

Предпосылки интеллектуальной обособленности британских островов, ставшей залогом своеобразия английской экспериментальной философии, лежат в плоскости политики, культуры и, конечно, географии. Еще в средневековье, когда центральная Италия стала центром интеллектуального и экономического «пробуждения» Европы, Англия была поставлена в положение «отстающей», что и определило весь культурный фон британских островов вплоть до XVII века. Если взять пример образования, то в этом отношении Англия никогда (и вполне заслуженно) не пользовалась популярностью среди европейской интеллектуальной элиты. Наоборот, многие из англичан традиционно стремились получить полноценное образование на континенте. Самым крупным английским ученым, получившим образование за рубежом, был, безусловно, Уильям Гарвей. Проучившись несколько лет в падуанском университете, он вернулся в Англию в 1602 и впоследствии сделал, возможно, больше других для укоренения экспериментального метода в Англии. Интересно, что, публикуя в 1628 году свою революционную Exercitatio Anatomica de Motu Cordis, Гарвей выбрал в качестве издателя некого Фитцера, чей печатный дом находился во Франкфурте. По всей видимости, выбор Гарвея объяснялся именно тем, что напечатанная в Лондоне книга не получила бы распространения, на которое рассчитывал автор Существует также предположение, что Гарвей выбрал Фитцера потому, что у того печатался его друг Роберт Флад. Но несмотря на то, что точную мотивацию Гарвея установить сложно, не приходится сомневаться, что благодаря франкфуртской ярмарке, книги получали самое широкое распространение. . Но даже те из англичан, чье формальное образование ограничивалось оксбриджем, имели обычай проходить своеобразную культурную инициацию на континенте. Зачастую она осуществлялась посредством знаменитого Grand Tour - многолетнего путешествия, маршрут которого лежал на территории современной Франции, Швейцарии и, конечно, Италии. Такое путешествие предпринял в 1641-1644 годах молодой Роберт Бойль, успевший, по легенде, познакомиться во Флоренции с самим Галилеем. В конце 1650-х по Европе путешествовал Исаак Барроу и племянник Бойля Ричард Джонс. Последний - в компании будущего пожизненного секретаря Королевского Общества (The Royal Society) Генри Ольденбурга. Многие из англичан предпочитали путешествию проживание в одной из европейских столиц - факт, имевший место в биографии Бэкона, Гоббса, а, возможно, и Гильберта. При этом ни один из крупных европейских ученых до второй половины XVII века никогда не посещал Англию, за (достаточно спорным) исключением Джордано Бруно.

Во второй трети XVII века изоляция начала усугубляться, по всей видимости, политическим климатом английской революции. В 1640 году Англия вступила в двадцатилетие, которое вместит в себя многолетнюю гражданскую войну, цареубийство, английскую республику, протекторат Кромвеля и закончится только с Реставрацией монархии в 1660 году. Именно в этот период, отмеченный цензурой и общими проблемами с коммуникацией, особенно международной, зародилась и созрела «экспериментальная философия». Многие из исследований, проводившихся в эти годы английскими натурфилософами, пострадали в результате политических междоусобиц. Некоторые, как, например, работы Уильяма Гарвея, чей лондонский дом был разграблен после того, как он был вынужден покинуть столицу вместе со свитой короля, сегодня навсегда утеряны. Другие - долгое время ходили по рукам, были известны лишь узкому кругу единомышленников и получили широкую огласку лишь после стабилизации политической ситуации в 1660 году. О последнем красноречиво свидетельствуют многие философские работы, опубликованные в первые годы после Реставрации. Их предисловия пестрят жалобами на сложности с публикацией и извинениями за несвежесть материалов. Так, Роберт Бойль, публикуя в 1661 году свои Physiological Essays, признается, что написал многие из них более четырех лет назад, но, обезопасив их во время «недавних смятений», долгое время просто не имел к ним доступа «But having, during the late confusions, so disposed of his papers to secure them, that he could not himself seasonably recover them <..> he was fain to send the following treatises to the press as they came…» Boyle R. Certain physiological essays and other tracts in The Works of the Honourable Robert Boyle, printed for A. Millar, London, 1744 . Генри Пауэр, в своей Experimental Philosophy,1664, утверждает, что некоторые из опытов были проведены им более десяти лет назад. А первая часть опубликованной в 1663 году Of the Usefulness of Natural Philosophy Бойля пролежала в ящике, если верить автору, более 12 лет!

1.2 Понятие эксперимента в Англии первой половины XVII века

Что же стало результатом этой, лишь наполовину добровольной, консервации? Что представляла собой английская экспериментальная философия? К сожалению, современники не только не оставили нам строгого ответа на этот вопрос, но и предостерегли от попыток его поиска. Здесь нельзя не согласиться с Шаффером и Шапеном, считавшими экспериментальную программу чем-то вроде «формы жизни» Shapin S. & Schaffer S. Leviathan and the Air-Pump. Princeton University Press, 1985. Действительно, когда вопрос ставится ребром, в определениях очевидцев часто слышатся отголоски философии Витгентштейна. Так, первый историк Королевского Общества Томас Спрат, говоря об «искусстве экспериментирования», утверждает, что определить его с точностью так же сложно, как описать понятие «порядочности»: хотя в обоих случаях мы можем справедливо и точно говорить о предмете, тем не менее, невозможно свести их к ограниченному набору неизменных принципов. То есть, об экспериментальной философии уже современники часто говорят как о конвенции, протоколе, понятному любому, кто уже в него посвящен. Интересно, что такая позиция контрастирует как с методологическим ригоризмом Бэкона, так и в целом с величавым и строгим духом эпохи. И, тем не менее, она была свойственна не только экспериментальным философам, но и всей новой философии:

«Для «новаторов» XVII века методологическая рефлексия не представляла трудной проблемы и даже вообще проблемы. Метода познания шла рядом с самим познанием и осуществлялась не в мечтах философов, а в действительности, en action, как выражался впоследствии О. Конт о всякой здоровой методологии Спекторский Е. Проблема социальной физики в XVII столетии. СПб, 2006».

Для английских ученых середины XVII века отсутствие формальной методологии, имело, по всей видимости, ключевое значение. Оно подчеркивало разницу между экспериментальной философией и традиционной системой знаний. Первая воспринималась, прежде всего, как операционная единица, то есть как знание, которое получаешь непосредственно в процессе работы, тогда как вторая по праву считалась знанием книжным. Отсутствие закрепленного свода правил становилось залогом возможности свободного исследования, не привязанного к единственному автору, корпусу текстов или традиции.

«The one is, not to prescribe to themselves any certain Art of Experimenting, within which to circumscribe their Thoughts; but rather to keep themselves free, and change their Course, according to the different Circumstances that occur to them in their Operations, and the several Alterations of the Bodies on which they work. The true Experimenting has this one thing inseparable from it, never to be a fix'd and settled Art, and never to be limited by constant Rules» Sprat T. History of the Royal Society of London, For the Improving of Natural Knowledge. London, 1722 // Первое [правило экспериментальных философов] не предписывать себе какого-то искусства экспериментирования и не заключать в его рамки свои мысли; но оставаться свободными и менять их направление, в соответствии с различными обстоятельствами, которые приходят им в голову во время работы, и по мере изменения тел, с которыми они работают. Эта единственная вещь неотделима от истинного экспериментирования, которое никогда не должно стать постоянным и неизменным искусством, ограниченным непреложными правилами»..

Отметим, что некоторая сложность возникает не только при попытке определить понятие `экспериментальная философия', но и при попытке установить узус слова `эксперимент' в языке XVI-XVII веков. В классической латыни experientia означает одновременно некоторое общее знание, полученное в результате непосредственного знакомства с предметом, и конкретную познавательную процедуру. Можно говорить о том, что его использование соответствует использованию слова `опыт' в современном русском языке, тогда как за чужим, но прочно вошедшим словом `эксперимент' закреплено значение исключительно познавательной процедуры. Похожее разделение существует сегодня и в английском языке - слова experience и experiment соответствуют разным понятиям, хотя в XVII веке это разделение не всегда соблюдалось. В формуле «экспериментальная философия» слово `экспериментальная' относится, конечно, скорее, к познавательной процедуре. Но это лишь отчасти облегчает поставленную нами задачу.

Хорватский философ науки Мирко Грмек выделял в своих работах двенадцать стадий развития экспериментального метода на примере медицинских наук Grmek M. Le chaudron de Mйdйe. Institut Sunthйlabo, 1997. Для нас, в силу хронологических причин, прежде всего, интересны первые восемь:

1. Первой стадией Грмек называет наивную форму метода «проб и ошибок». Исторически, она соответствует моменту основания сельского хозяйства, зарождению кулинарии, терапевтики и т.д.

2. Второй стадией является элементарное качественное экспериментирование, т.е. провоцирование определенного эффекта при создании элементарных искусственных условий. Этот метод использовался досократиками и врачами времен Гиппократа.

3. Третьей стадией является аналоговое экспериментирование, т.е. первые выводы о невидимом, сделанные за счет аналогий с повседневными феноменами.

4. Четвертой стадией Грмек называет критику со стороны рационалистов (Платон, Аристотель) и более отточенную форму метода «проб и ошибок».

5. Далее следует элементарное количественное экспериментирование, ограниченно использовавшееся в Александрии Эразистрата и Герофила.

6. Вершина античного экспериментального метода, согласно Грмеку - качественное, гипотетико-дедуктивное экспериментирование, практиковавшееся Галеном.

7. Следующий этап - пробуждение методологического сознания, продлившееся несколько сот лет и нашедшее свое самое полное выражение в работах Фрэнсиса Бэкона.

8. Наконец восьмой стадией, хронологически соответствующей английской экспериментальной философии, становится количественное, гипотетико-дедуктивное экспериментирование. Оно связано, прежде всего, с такими именами как Галилей, Гарвей, Ньютон, и т.д.

Научным экспериментом в полном смысле этого слова Грмек, как и большинство современных философов, называет процедуру познания действительности, проводимую, прежде всего, в контролируемых и управляемых условиях. Более того, эта процедура подразумевает, что исследователь заранее представил себе теоретическую проблему, требующую решения экспериментальным путем. Наконец, важнейшей процессуальной составляющей эксперимента должно являться установление количественных отношений между переменными, другими словами математизация познания. Из анализа Грмека видно, что по-настоящему научным эксперимент становится только в XVII веке, когда он стал осуществляться с соблюдением всех перечисленных условий.

Здесь можно поставить следующий вопрос: стоит ли считать, что значение слова `экспериментальная' в формуле `английская экспериментальная философия' соответствует именно восьмой стадии классификации Грмека? Ответом на этот вопрос должно стать категоричное «нет». Резкость, с которой Грмек проводит границы между различными этапами становления экспериментальной эпистемологии, объясняется, конечно, естественным преимуществом историка - возможностью увидеть развитие метода с расстояния в несколько сот лет. Ученые XVII века были лишены этого преимущества, а потому значение слова `экспериментальная' было достаточно размыто. По сути, экспериментальным знанием было любое добываемое опытным путем: оно попросту должно было соответствовать хотя бы одному из первых восьми этапов классификации Грмека. Например, условие `контролируемости и управляемости' было совершенно не обязательным, а потому под экспериментом часто понималось обыкновенное наблюдение. Генри Пауэр разделил свою Experimental Philosophy Power H. Experimental Philosophy. London: T. Roycroft, 1664 на три секции: микроскопические, ртутные и магнитные эксперименты, где первая была составлена исключительно из самых разнообразных наблюдений (животных, растений, тканей), полученных с помощью микроскопа. Точно также, эксперимент совершенно не обязательно должен был служить для опровержения или корроборации заранее озвученной гипотезы: работа в алхимической лаборатории, где различные вещества смешивались в произвольном, игровом порядке, считалась, безусловно, экспериментальной. А Самуэль Хартлиб в письме Роберту Бойлю использует `эксперимент' как аналогичное слову `секрет', прозрачно отсылающему к алхимической традиции. Boyle R. Correspondence of Robert Boyle, Pickering & Chatto, London, Vol.1 (Hartlib to Boyle, 28 Feb. 1654,) То есть, можно говорить о том, что экспериментом часто называлась любая заранее продуманная процедура, или ее описание, основанная на опыте и приводившая к новому научному факту. Ричард Джонс жалуется, что английский математик Ричард Норвуд, в своей Sea-Mans Practice, Contayning a Fundamentall Probleme in Navigation, experimentally verified…1637 использует слово `эксперимент' даже в тех случаях, когда сегодня мы бы сказали `вычисление' Jones R.F. Ancients and Moderns. A Study of the Rise of the Scientific Movement in Seventeenth-Century England. St. Louis, 1961.

В этом контексте нельзя не вспомнить блестящую статью Поля Фейерабенда Classical Empiricism. Feyerabend P.K. Classical Empiricism in Problems of Empiricism. Cambridge, 1981 Здесь, на примере Фрэнсиса Бэкона, немецкий философ достаточно убедительно показывает, что понятие «опыта», от которого должна была отталкиваться новая эпистемология, было в XVII веке логически бессодержательно. Это обуславливалось, по словам Фейерабенда, тем, что философия Лорд-канцлера по сути не позволяла осуществлять три ключевые эпистемологические процедуры:

§ Идентифицировать опыт, то есть определить, что им является, а что нет. Античная парадигма, восходящая к Аристотелю, согласно которой опыт - сумма наблюдаемого при нормальных условиях - уже отброшена, а новая еще не создана

§ Интерпретировать опыт, что подразумевает наличие закрепленного традицией языкового аппарата для построения связи между опытом и языком

§ Создавать более сложные теории, якобы основанные на опыте

Но, не имея логического содержания, понятие опыта имело, по Фейерабенду, содержание психологическое, а именно, играло роль научного правила веры, regula fidei. То есть, не способствуя привлечению новых ученых на сторону экспериментальной философии, опыт укреплял уже существующую веру. Разумеется, выводом из этого является еще одно свидетельство в пользу эпистемологического анархизма. И хотя мы далеки от того, чтобы полностью разделять радикальную позицию Фейерабенда, его размышления кажутся нам интересными, особенно в рамках той роли, которую мы приписываем Фрэнсису Бэкону в третьей главе настоящей работы.

Добавим, что к концу XVII века стали появляться признаки стабилизации понятия «эксперимента». В частности, в работах Бойля нередко встречается различие между очевидными (obvious) экспериментами, т.е. просто наблюдениями, и неочевидными, продуманными (unobvious, elaborate) экспериментами. Эпистемологический статус первых хотя и не был высок, но сомнению не подвергался, тогда как продуманные эксперименты часто списывались оппонентами Бойля как выдумки, бесплодные с точки зрения эпистемологии. О дальнейшем расхождении этих понятий косвенно свидетельствуют исследования первых десятилетий работы Королевского Общества, выполненные Вудом и Хантером Hunter M. & Wood P. B. Towards Solomon's House: Rival Strategies for Reforming the Early Royal Society in History of Science, Vol. 24. Так, авторы показывают, что в 1680 годы в Обществе конкурировали две группы, так называемые «натуралисты» и «экспериментаторы». Предметом спора был выбор стратегии дальнейшего развития английской академии, а именно распределение усилий между тотальным сбором материала и точечным экспериментированием. «Экспериментаторы», в числе которых были, например, Гук и Петти, считали, что стоит сделать упор на эксперименты в современном смысле слова, т.е. на проведение опытов, направленных на подтверждение или опровержение конкретных гипотез в рамках четко очерченной научно-исследовательской программы Судя по всему, такая эпистемология сформировалась у Гука уже к 1660-м. В своей Micrographia, 1665, он пишет: “there should be a scrupulous choice, and a strict examination, of the reality, constancy, and certainty of the Particulars that we admit: This is the first rise whereon truth is to begin, and here the most severe, and most impartial diligence, must be imployed; the storing up of all, without any regard to evidence or use, will only tend to darkness and confusion. We must not therefore esteem the riches of our Philosophical treasure by the number only, but chiefly by the weight; the most vulgar Instances are not to be neglected, but above all, the most instructive are to be entertain'd”. «Натуралисты» же, придерживавшиеся более классической, бэконианской эпистемологии, считали, что равное внимание стоит уделить сбору «наблюдений», пусть иногда и бессистемному. Тот факт, что «эксперимент» и «наблюдение» стали ассоциироваться с двумя различными и конфликтующими эпистемологическими стратегиями (которые, как показывает статья, иногда определяли и социальную структуру научного института), безусловно, говорит о появлении элементов языкового аппарата, на отсутствие которого жаловался Фейерабенд.

1.3 Структура экспериментальной философии

Итак, очевидно, мы не можем определить четкие границы понятия `экспериментальная философия'. Но, разумеется, это не говорит о том, что этих границ вообще не существовало. Спрат не без основания утверждает, что об экспериментальной философии можно говорить `справедливо и точно', и мы последуем его совету. Уже сейчас можно сказать, что термин `экспериментальная философия' парадоксален, что выражается не только в отмеченной нестабильности понятия `экспериментальная', но и собственно в слове `философия'. Философии, в значении какой-то более или менее последовательной системы знаний, не существовало, а те, кого с полным правом можно было бы назвать экспериментальными философами, придерживались не только разных, но зачастую и диаметрально противоположных взглядов на конкретные научные проблемы. Скорее, можно говорить о том, что экспериментальная философия состояла из эпистемологического ядра - экспериментального метода - и окружавших его методологических и социальных конвенций. Нам кажется важным подчеркнуть здесь, что сам экспериментальный метод не был конвенцией, а представлял собой действительно более совершенный эпистемологический инструмент, способ познания окружающего мира, заслуженно занявший место своих малоэффективных предшественников. Окружавшие же его конвенции, в большой степени условные, служили своеобразной инструкцией по его эксплуатации. То есть, хотя они и постулировали как, кем и в каких условиях может быть легитимно использован экспериментальный метод для производства нового научного знания, по сути, их целью была ассимиляция экспериментальной философии в английской интеллектуальной среде. Именно они станут основным предметом этой работы.

1.3.1 Исследовательская свобода

Мы уже отметили, что одним из важнейших условий легитимного использования экспериментального метода была свобода. В своих работах ученый мог, и должен был, делать выводы без оглядки на политические, религиозные или даже научные авторитеты. Это был общеевропейский феномен, одинаково ярко проявивший себя везде, где было известно слово эксперимент. В Италии Галилей, начиная с 1610 года, вел борьбу за разграничение богословия и науки, и за свободу ученого делать любые выводы относительно содержания последней. Во Франции Паскаль блестяще указывал отцу Ноэлю на бесплодность апелляций к вышестоящим авторитетам “…mais sur les sujets de cette matiиre, nous ne faisons aucun fondement sur les autoritйs: quand nous citons les auteurs, nous citons leurs dйmonstrations, et non pas leurs noms... ” Rйponse de Blaise Pascal au Trиs Bon Rйvйrend Pиre Noлl, fait а Paris, 29 Octobre 1647 . В Англии первым крупным ученым, кто высказался за безусловную свободу научного исследования, был Уильям Гильберт, опубликовавший в 1600 году свое знаменитое исследование магнетизма De Magnete. Гильберту бороться за свободу и независимость было проще других - область его интересов была достаточно плохо изучена древними. Кроме того, он пользовался покровительством всесильной Елизаветы. Но это не умаляет значение того вклада, который он сделал в становление английской экспериментальной философии, вклада, о котором мы подробно поговорим в третьей главе нашей работы.