История цивилизаций: прошлое объясняет настоящее

Поистине революция, существенное потрясение, характерные для настоящего времени предполагают разрыв подобных древних «покровов», многочисленных ограничений. От такого разрыва не ускользает ничего. Это новая цивилизация, и она подвергает испытанию все цивилизации.

Революции, которые заканчивают настоящее время

Но остановимся на выражении «настоящее время». Не будем его оценивать на шкале нашей индивидуальной жизни, газетных отделов происшествий, таких мелочных, незначительных, полупрозрачных, которые представляют наше личное существование. На шкале цивилизаций и всех других коллективных конструктов, чтобы их понять или уловить, нужны другие измерения. Настоящее сегодняшней цивилизации -- это огромный массив времени, рассвет которого начался с XVIII веком, а приближения ночи пока не заметно. К 1750 году мир с его многочисленными цивилизациями был вовлечен в целый ряд потрясений, катастроф (они не были уделом только западной цивилизации). Мы не вышли из них и сегодня.

Эта революция, эти повторяющиеся, возобновляющиеся беспорядки -- революция не только индустриальная, но и научная (которая коснулась только объективных наук, откуда и непрочность мира, тогда как науки о человеке не нашли своего истинного пути к эффективности), наконец, биологическая имеет множество причин, но, очевидно, всегда один и тот же результат: человеческий наплыв, какого планета еще никогда не видела. Почти три миллиарда человек, тогда как в 1400 году их было едва 300 миллионов.

Если позволительно говорить о движении Истории, то речь всегда пойдет о ее постоянных сопряженных приливах. Физическое могущество человека возвышает мир, возвышает его самого, отрывает его от самого себя, толкает его к неизведанной жизни. Историк, привыкший к относительно близкой эпохе -- XVI век, например, -- относительно XVIII века чувствует, что приблизился к новой планете. Современные передвижения по воздуху приучили нас к ложной идее о непреодолимых барьерах, которые однажды можно преодолеть: предел скорости звука, предел земного магнитного поля, которое окутывает Землю на дистанцию в 8000 км. За такими же границами вплоть до конца XV века находилось населенное монстрами пространство Атлантики, которое предстояло завоевать... Иными словами, все происходит так, как будто бы человечество, не отдавая себе отчета, с XVIII века до наших дней преодолевает какую-то из труднопроходимых зон, какой-то из барьеров, встающих перед ним в той или иной части мира. Цейлон стал известен благодаря чудесам медицины, биологической революции, которая потрясла мир необычайной продолжительностью жизни. Но падение доли рождаемости, сопровождающее эту революцию в целом, пока не коснулось острова, где эта доля пока остается очень высокой, на своем естественном максимуме... Этот феномен можно обнаружить и в других странах, например, в Алжире. Только сегодня Китай познает свое подлинное масштабное вхождение в индустриальную эпоху. Наша собственная страна обречена на полное погружение в нее.

Нужно ли говорить, что это новое время означает разрыв со старыми циклами и традиционными привычками человека? Если я так настойчиво выступаю против идей Шпенглера и Тойнби, то потому, что они упрямо возвращают человечество к его древним временам, к давно утраченному, к <1ё)к vu. Чтобы принять, что сегодняшние цивилизации повторяют цикл цивилизации Инков или какой-либо другой, надо предварительно допустить, что ни техника, ни экономика, ни демография не имеют большого значения применительно к цивилизациям.

На самом деле у человека меняется способ существования. Затрагиваются цивилизация, цивилизации, все наши виды активности -- материальной, духовной, интеллектуальной. Кто мог предвидеть, чем завтра может стать труд человека и его странный компаньон -- досуг? Чем станет религия, заключенная между традицией, идеологией и разумом? Кто может предвидеть, чем могут стать за пределами сегодняшних формул завтрашние объяснения объективной науки или каково будет лицо наук о человеке, которые сегодня еще находятся в детском возрасте?

За пределами цивилизаций

В обширном настоящем, которое еще находится в становлении, работает невиданная «диффузия». Она смешивает не только прежнюю спокойную игру одной цивилизаций с другой; она смешивает игру каждой с самой собой. Мы в нашей западной гордости называем эту диффузию благотворным влиянием нашей цивилизации на остальной мир. Едва ли, по мнению экспертов, можно исключить это влияние на местных коренных жителей Центральной Новой Гвинеи или гималайского востока. Но хотя Запад и был вдохновителем этой цепной диффузии, в дальнейшем он со всей очевидностью ускользнул от нее. Такие революции происходят теперь за нашими пределами. Они представляют собой волну, которая неизмеримо усиливает базовую мировую цивилизацию. Настоящее время -- это, прежде всего, чрезмерное распространение цивилизации, и, кажется, «реванш» -- термин, который еще не появлялся -- единственного числа по отношению к множественному.

Кажется. Ибо, как я уже говорил, это новое принуждение или это новое освобождение, в любом случае этот новый источник конфликтов и эта необходимость адаптации, раз уж они поразили весь мир, то вызывают самые разные изменения. Можно без труда вообразить потрясения, которые быстрое вторжение техники и все сопутствующие ускорения породили во внутреннем существовании каждой цивилизации, в ее собственных материальных или духовных пределах. Но ситуация далека от ясности, она варьируется от одной цивилизации к другой, каждая из которых непроизвольно находит свою особую позицию благодаря древним и устойчивым реалиям, составляющим ее структуру. Именно в конфликте -- или согласии -- между старыми установками и новыми необходимостями каждый народ повседневно создает свою судьбу, свою «актуальность».

Какие цивилизации смогли бы смягчить, приручить, гуманизировать машины, а также социальные технологии, о которых говорил Карл Маннхейм в своем прозорливом и мудром, немного грустном прогнозе, который он рискнул сделать в 1943 году, такие социальные технологии, которые требовали и провоцировали управление массами, но опасно увеличивали власть человека над человеком? Служат ли эти технологии технократическому меньшинству или всем и во имя свободы? Между цивилизацией и цивилизациями идет жестокая, слепая борьба под разными именами и по разным фронтам. Необходимо ее обуздать, канализировать, придать ей новый гуманистический характер. В этой борьбе с ее новым размахом -- речь более не идет о том, чтобы заместить аристократию буржуазией или сменить буржуазию прошлого на новую, или несносный народ благонравной и угрюмой Империей, или всегда защищающуюся религию универсальной идеологией -- в этой беспрецедентной борьбе культурные структуры могут обрушиться, и все сразу. Смута охватила глубинные слои и все цивилизации, старые, овеянные славой и занимающие видное положение на широких путях Истории, а также более скромные.

С этой точки зрения наиболее интересны для осмысления современные «транзитивные» культуры огромной Черной Африки, ограниченные новым Атлантическим, старым Индийским океанами и древней Сахарой, а южнее -- массами примитивных народов, живущих в экваториальных лесах. То, что эти цивилизации оказываются «культурами», в смысле Ф. Бэгби, кстати, объясняет, почему ни Шпенглер, ни Тойнби, ни Альфред Вебер, ни Феликс Сартийо (Felix Sartiaux), ни сам Филип Бэгби не упоминают о них. Мир «истинных» цивилизаций имеет свои исключения... Если свести все к диффузии, то эта Черная Африка упустила свои старинные связи с Египтом и Средиземноморьем. В направлении Индийского океана вставали высокие горы. Что касается Атлантики, то она долго пустовала, и только после XV века потребовалось, чтобы огромная Африка развернулась к ней, чтобы получать как дары, так и неприятности. Но сегодня в Черной Африке что-то изменилось: это одновременно вторжение машин, появление образования, распространение настоящих городов, объединение сил прошлого и настоящего, вестернизация с большими брешами, поскольку она еще не достигла сердцевины: этнографы, влюбленные в Черную Африку, такие как Марсель Гриоль (Marcel Griaule), хорошо это знают. Но Черная Африка все более осознает себя, свою магистральную линию, свои возможности. При каких условиях осуществляется этот переход, ценой каких страданий и радостей, вы могли бы узнать, отправившись туда. По правде говоря, если бы я хотел лучше понять сложности культурной эволюции, то вместо того, чтобы избрать полем битвы последние дни Византии, я направился бы в Черную Африку. С большим энтузиазмом.

К современному гуманизму. -- В самом деле, не нуждаемся ли мы сегодня в новом, третьем слове, помимо культуры и цивилизации, которые уже не позволяют нам построить шкалу тех или иных ценностей? В середине XX века мы испытываем неявную нужду, как это было в середине XVIII века, в новом слове, чтобы заклинать возможные опасности и катастрофы, высказывать наши неизбывные надежды. Жорж Фридман, и не он один, предлагает нам для этого словосочетание «новый гуманизм». Человек, цивилизация должны превзойти мир механизмов, механизации -- автоматизации, -- грозящий приговорить его к вынужденному досугу. Гуманизм -- это надежда, требование, чтобы между людьми установилось братство, чтобы цивилизация, каждая по-своему и все вместе спаслись и спасли нас. Это значит согласиться, захотеть, чтобы двери настоящего были широко открыты в будущее без провалов, спадов, катастроф, которые предсказывают нам чуждые пророки (пророки, породившие всю черную литературу). Настоящее не может быть рубежом, перед которым, как перед непреодолимым препятствием, останавливаются все века с их неизменными трагедиями; это рубеж, на преодоление которого люди не перестают надеяться.

Литература

1. Аронова, Е.А. Иммунитет. Теория, философия и эксперимент: Очерки из истории иммунологии XX века / Е.А. Аронова. - М.: КомКнига, 2006. - 160 c.

2. Аронова, Е.А. Иммунитет. Теория, философия и эксперимент: Очерки из истории иммунологии ХХ века / Е.А. Аронова. - М.: КомКнига, 2006. - 160 c.

3. Барт, П. Философия истории как социология / П. Барт. - М.: КД Либроком, 2014. - 368 c.

4. Генисаретский, О.И. Философия проектности: Из истории проектной культуры второй половины ХХ века / О.И. Генисаретский. - М.: Ленанд, 2016. - 400 c.

5. Герье, В.И. Философия истории от Августина до Гегеля / В.И. Герье. - М.: Ленанд, 2015. - 274 c.

6. Гринин, Л.Е. Философия, социология и теория истории (опыт философско-социологического анализа некоторых общественных законов и построения теории всемирно-историчес / Л.Е. Гринин. - М.: КомКнига, 2007. - 352 c.

7. Ильин, В.В. Философия истории / В.В. Ильин. - М.: МГУ, 2003. - 380 c.

8. Кареев, Н.И. Философия истории в русской литературе / Н.И. Кареев. - М.: КД Либроком, 2015. - 248 c.

9. Козлов, А.А. Понятия философии и истории философии. Философия восточная. / А.А. Козлов. - М.: КД Либроком, 2011. - 96 c.

10. Момджян, К.Х. Социальная философия. Деятельный подход к анализу человека, общества, истории. Ч. 1 / К.Х. Момджян. - М.: МГУ, 2013. - 400 c.

11. Небольсин, Е.А. Русская философия. Анализ истории: В помощь изучающим историю Руси и национальный характер народа / Е.А. Небольсин.. - М.: Перо, 2012. - 161 c.

12. Полищук, М. Великое вопрошание. Философия на весах истории: Эссе / М. Полищук.. - М.: Канон+ РООИ Реабилитация, 2012. - 344 c.

13. Попов, Ю.П. Философия. Очерк истории и теории: Учебное пособие / Ю.П. Попов. - М.: Перо, 2013. - 220 c.

14. Раппопорт, Ш. Философия истории в ее главнейших течениях / Ш. Раппопорт. - М.: Ленанд, 2015. - 184 c.

15. Семенов, Ю.И. Философия истории. Общая теория исторического процесса / Ю.И. Семенов. - М.: Трикста, 2013. - 615 c.

16. Спиркин, А.Г. Социальная философия и философия истории: Учебник для академического бакалавриата / А.Г. Спиркин. - Люберцы: Юрайт, 2015. - 184 c.

17. Спиркин, А.Г. Социальная философия и философия истории: Учебник для академического бакалавриата / А.Г. Спиркин. - Люберцы: Юрайт, 2016. - 184 c.

18. Шишков, И.З. Современная западная философия: Очерки истории / И.З. Шишков. - М.: ЛКИ, 2014. - 336 c.

Размещено на Allbest.ru