«Утопии и антиутопии как жанры интеллектуального творчества»

Человечество с незапамятных времён пыталось выстроить некую концепцию идеального общества им еста обитания. В истории европейской литературы данный феномен прослеживается в трудах древнегреческих Эвгемера и Ямбула, мифах о «Золотом веке» у Гесиода, легендах о «далёких землях» и легендах о герое-избавителе. Один из античных философов, всеми известный как Платон, формирует свои требования для построения идеального порядка, описанные в диалоге «Государство». Утопические мотивы избавления очевидным образом можно проследить и в буддийской философии. И в христианстве вполне ясно наблюдается религиозная утопия - это проявляется как в виде царства Божия, так и описание о эдемских садах. Непосредственно, сам термин утопия появляется с произведением Томаса Мора «Утопия», вышедшим в 1516 г.10. В этом произведении ощутимо воздействие довольно широкого круга представлений и суждений о государстве, а также о формах государственного устройства, существующих или по крайней мере описанных ранее: очевидно обращение к Платону, Лукиану и Августинскому «граду божьему», равно как и связь со средневековой литературой путешествий и с открытием американского контекста.

В целом многие утопические сочинения были посвящены не общественному устройству в целом, а предлагали решение отдельных социальных проблем: трактаты о «вечном мире», распространённые вXVI-XIX веках (Эразм Роттердамский, Сен-Пьер,Кант,Бентам), педагогические, нравственно-этические и эстетические утопии (Ян Амос Коменский,Ж..-Ж..Руссо, Л. Толстой, Ф. Шиллер),научно-технические(Ф. Бэкон) идр.

По мима трудности наблюдения феномена утопизма в ретроспективе, возникает проблема с попыткой проследить хронологические и «пространственные» рамки проникновения утопизма и утопического мышления в область социальной реальности. Если верить диссертационному исследованию Т.С. Стяжкиной, то произведение Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» также содержит в себе утопические образы и идеи, как некоторые современные рекламные ролики и глянцевые журналы развлекательного характера. Проблематика данного явления, заключается в поиске социального идеала, который настолько рассредоточен во всем пространстве и истории человеческой культуры, что попытки найти точку его зарождения, обречены на провал. На протяжении большей части XX века роль «оракула», скорее, исполняла область художественного творчества; а в частном случае проектно-прогностические функции приобретал и феномен утопизма. В современной литературе употребляются и другие понятия, связанные с термином «утопия» и производимые от начального корня «topos». Это - «дистопия», от греческого «дис»-плохой и «топос»-место, т.е. плохое место, нечто прямо противоположное утопии как совершенному, лучшему миру. В этом же смысле употребляется и термин «антиутопия», который применяется для обозначения особого литературного жанра, так называемой негативной утопии, также противостоящей утопии традиционной, позитивной. Однако при всем разнообразии смысловых оттенков все же основная и традиционная функция этого понятия - обозначение вымышленной страны, призванной служить образцом общественного устройства.

Традиционные классические утопии означали образное представление об идеальном, желаемом будущем. В антиутопии описывается уже будущее не желаемое. Образ грядущего пародируется, критикуется. Это не значит, что с появлением негативных утопий исчезает или девальвируется сама утопическая мысль. На самом деле антиутопия не «устраняет» утопическую мыль, а лишь трансформирует ее. Конечно, антиутопии-противоречивое и неоднородное явление, в котором встречаются как консервативные, так и прогрессивные черты. Но в лучших произведениях этого типа возникла новая идейная и эстетическая функция-предупреждать о не желаемых последствиях развития буржуазного общества и его институтов».

Нельзя не заметить, что усугубляет данную ситуацию следующий момент: область реальности, с которой мы хотим разобраться, является« объектом действия и исследования обыденного сознания, художественного поиска, научных исследований -от философии до социально-гуманитарных дисциплин, филологии и искусствоведения» [1,c. 131].Яркий пример отражения этой проблемы описан у Л.А. Морщихиной: «некоторые авторы вообще отказываются от определений понятия, так как считают невозможным свести все творческое многообразие утопических сюжетов и проектов к однозначной формуле».

Однако польский социолог Ежи Шацкий попытался создать классификацию, которая бы охватила многообразие утопических жанровых образцов:

1) человек по природе добр, то есть причина его недостатков - неблагоприятные условия жизни;

2) человек пластичен и легко меняется в изменившихся реалиях;

3) не существует не устранимого противоречия между благом социума и благом индивида;

4) человек - существо разумное и способное становиться все более разумным, поэтому возможно устранить абсурд социального устройства, общественной жизни и установить рациональный порядок;

5) в будущем имеются ограниченные возможности, поддающиеся всестороннему предвидению;

6) в настоящей жизни нужно стремиться обеспечить человеку счастье на земле;

7) люди не могут пресытиться счастьем;

8) возможно найти справедливых правителей или научить людей, избранных правителями, быть справедливыми;

9) утопия не угрожает свободе индивидуума, поскольку именно в ее рамках реализуется истинная свобода.

Именно в таком ракурсе построено подавляющее количество произведений «утопического характера, начиная с сочинения Томаса Мора, которое и считается родоначальником нового литературного жанра»18.

Тем не менее, чтобы подобраться к ответу на вопрос: «что такое утопия?» стоило прибегнуть к анализу тех предположений, которые были высказаны в научных исследованиях:

1) «Утопия как литературный жанр предполагает описание общественной, государственной и частной жизни воображаемой страны, которая отличается идеальным политическим укладом и всеобщей социальной справедливостью».

Сам же автор определения приводит нам немаловажные поводы критики выше описанного. В первую очередь бросается в глаза то, что социальная справедливость и политическое устройство «идут наравне». Что же первично и является основанием для другого сложно сказать. Хотя оба понятия являются ключевыми элементами данного термина. Во-вторых, «утопия» ограничивает социальное конструирование лишь в области воображения. Как форма социальной фантазии утопия опирается в основном не на научные и теоретические методы познания действительности. С этим связан целый ряд особенностей утопии, в том числе таких, как намеренный отрыв от реальности, стремление реконструировать действительность по принципу «Всё должно быть наоборот», свободный переход от реального к идеальному. В утопии всегда присутствует гиперболизация духовного начала, в ней особое место уделяется науке, искусству, воспитанию, законодательству и другим факторам культуры. С появлением научного коммунизма познавательное и критическое значение классической позитивной утопии начинает постепенно падать. Однако, наш жанр возможно должен быть больше, чем просто воображаемая модель. «Пусть это будет готовый рецепт хорошего пирога как в поваренной книге, который можно будет, выполняя пункт за пунктом, испечь». Вопрос реализации и актуализации должен занимать куда большее место нежели «одинокая фантазия».

2) «Утопия - это непреодолимая потребность людей создавать образ идеального общества, которое всем бы без исключения гарантировало бы счастливое существование».

Ключевым фактором этого определения жанра «утопия» является такое многогранное понятие как «счастье», которое сопряжено со словосочетанием «всем без исключения», хотя на первый взгляд противоречие с предыдущим высказыванием незаметно, но оно дало одно из оснований появления анти утопий так, как возникает очень важный вопрос есть ли всеобщее счастье в всеобщей справедливости и наоборот ? Ситуация возникает абсолютно тупиковая, по сколько «и справедливость, и счастье, будучи всеобщими, оказываются как бы выведенными за скобки социального уравнения». Так, трактат «Книга правителя области Шан» в китайской политической традиции решает проблему построения общества справедливости, он лёг в традиции школы «законников» - «легистов». Однако человекуXXстолетия трудно представить такое счастливое» общество. Шан Ян в этом трактате подчёркивает, что один из критериев счастья и благополучия общества-невежество людей, его составляющих за исключением группы управляющих. Не сложно будет представить и общество, в котором все счастливы, однако о социальной, тем более всеобщей справедливости речи даже не идет.

В 1920 году увидела свет самая прославленная антиутопия ХХ века - роман Е. Замятина «Мы». В самом названии русский писатель запечатлел человеческий пафос, определивший суть всех антиутопий- принесение личности в жертву коллективу. Ибо главными постулатами новой «идеологической» литературы, жаждущей в революционно-утопическом угаре техно центризма «оседлать шар земной», были следующие лозунги заменить руку художника точной машиной, поэта -«заводом, вырабатывающим счастье», человека уподобить «колесику и винтику» огромного маховика, именуемого государством. В романе Е. Замятина государственное устройство предполагает максимум подавления и минимум материального благополучия. Слова Н. Бердяева были взяты эпиграфом к антиутопии англичанина О. Хаксли «О дивный новый мир», разоблачающей предписанное счастье «мы».

Если же вообще убрать эти два элемента, то все выходит как описал С. А. Шишулькин: «Все сочинения подобного рода объединены стремлением порвать с противоречивой реальностью и перенестись в иной, совершенный мир, построенный на идеальных началах» . Однако автор в определение не включил несколько важных черт и критериев феномена антиутопии.

3) «Утопия всегда была не только средством критической оценки реальности, но и способом моделирования дополнительной позиции или точки зрения, с помощью которой можно было бы сконструировать образ лучшего общества».

Здесь же ставка делается больше на одну из функций - критическую оценку реальности и конструирование лучшего общества26. Нечто похожее говорит и Л. Сарджет: «Утопия - это подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного - как на уровне институтов, так и человеческих отношений-совершеннее, чем то общество, в котором живёт автор». Главным достоинством этого определения в том, что мы видим иной смысл утопии, универсальность которого проявляется в демонстрации альтернативного будущего.

4) «Утопия выступает явлением, задающим интеллектуально-духовную перспективу обществу, конструирует некий гармоничный и совершенный мир, который может быть воспринят как возможное будущее состояние общности».

По мнению В.Е. Быданова, утопия-своеобразная форма «разговора о будущем». Если утопии и оказывают влияние на ход исторических событий, то не вследствие реализма своих предсказаний (поскольку ни одна утопия не была полностью реализована в истории, а многие не были реализованы ни в одном из предсказаний);функция утопии иная, а именно - развитие социального воображения и энергии масс.

Попытавшись конкретизировать анализ приведённых определений, то получаем цитату И.Д. Тузовского «Утопия -это виртуальная модель(образ)общества, отвечающего критериям максимальной представимой автору социальной справедливости и всеобщего счастья в условиях стремящихся к идеалу человеческой природы, которая альтернативна социальному настоящему и по замыслу автора должна выступать ориентиром будущего развития. Используя взаимно противоречивые понятия «всеобщего счастья» и «социальной справедливости», проектируя определённый идеальный проект, автор сохраняет жанровую природу утопии. При этом сосуществует субъективизм, который через художественные приёмы демонстрируется как универсальный идеал для всех, являясь чем-то объективно новым.

Не стоит забывать и связи с будущем! «Формы мысли и получаемые в итоге модели, прямо или косвенно призваны влиять на будущее, так как утопия часто помещается создателем в модус будущего, а модель антиутопии относительно времени жизни создателя практически всегда располагается в моду се будущего».

Из этого следует, что прогноз и проект становятся в отношении утопии практически неразделимыми понятиями, учитывая проектный характер утопии, как сознательное решение автора. В этом плане становится весьма целесообразным обратить внимание на замечание О.Ю. Максименко:

«Утопическая идея в процессе рецепции социокультурной средой проходит следующие этапы: утопия-мечта (образ желаемого, но принципиально нереализуемого), утопия-видение (отчётливый образ лучшего будущего), утопия-проект(образ, выступающий, как достижимая и реализуемая цель)».Причем, это три разных функциональных формы утопии - мечта, видение и проект. Чтобы понять, будет ли это соответствовать формам антиутопии, которая, как и утопия в большинстве случаев сориентирована на будущее, попытаемся разобраться с этим понятием.

В научной и научно-публицистической литературе существует большое число минимально отличающихся друг от друга определений. Логично конечно предположить, что если «утопия» как жанр предполагает справедливое, совершенное и «счастливое» устройство человеческого общества, то антиутопия - не справедливое и «анти совершенное», но не все так оказывается просто. Одно из сходств как утопии, так и антиутопии, это представление одной из моделей общества. Данный факт подчёркивает, Ли Сын Ок, исследуя антиутопию даже не в жанре романа или повести, а в драматургии . Однако есть несколько критериев, которые успешное отличают утопию от антиутопии. Эти критерии апеллируют к восприятию семантики литературного текста читателем.

Кроме вышеперечисленных автор называет и ряд второстепенных черт антиутопии: агиографию утопических «святых», интеграция в антиутопию иных жанров, большая близость антиутопии к реальному миру, чем к «мирам» научной фантастики, «ощущение застывшего времени», ограниченность пространства, внутренняя атмосфера страха, садомазохистская тема смерти, вытекающая из атмосферы страха.

Если учесть, что Б. Ланина в первую очередь интересует определение антиутопии как литературного жанра, то у нас же интересует определение антиутопии как социо-культурного феномена формирования и восприятия человеком образа будущего, с учётом специфических характеристик жанра антиутопической литературы. Причём не будем ограничиваться исключительно литературой.

«Термин «антиутопия» достаточно условен, о чем свидетельствует использование многочисленных синонимов, введённых литературоведами, социологами, философами для определения ее сущности: «негативная утопия»,«неутопия», «какатопия», «дистопия». Несмотря на большое количество синонимов, сущность термина практически не меняется. «Антиутопия, по определению В. Чаликовой, - образ бессмысленного механического существования в идеально организованных безликих коллективах».

Базовыми критериями антиутопического жанра являются:

1) Эмоциональный окрас, причём негативный, с мрачным повествованием (этот критерий соотносится с карнавалом страха однако отнюдь им не исчерпывается).

2) Система ценностей моделируемого мира тотально отличаться от привычной для нас реальности. Ключевое здесь именно в разнице между существующим обществом и тем , что изображает автор. Некоторые читатели сталкивались с такой проблемой, что де-факто, некоторые черты антиутопий существуют и в современном мире, но негативной рефлексии не наблюдается. Данный феномен возможен в силу того, что наше мировоззрение базируется не только на реальном жизненном опыте, но и «на теоретическом знании о том, как должно быть».

Важно понимать, что «антиутопичность» социума - исключительно субъективная величина. Возможно именно этот приём позволяет изобразить современное, а не гипотетически будущее, как «антиутопическое». Еще один роман, где наблюдается подобный момент, «Час быка» И. Ефремова и повесть братьев Стругацких «Хищные вещи века» [32]40. Несмотря на это, стоит отметить, что данный фактор приводит нас к логическому тупику - если «антиутопичность» моделируемого автором социума исключительно субъективная характеристика восприятия, то воспользоватьсяроманом-антиутопией как «предупреждением» или «предостережением» становится фактически невозможным. Субъективность девальвирует любой ,даже самый точный прогноз.

Это одни из многочисленных «доминат» в антиутопических произведениях, становятся очевидными факторами формирования образа будущего. «Важно, что большинство из них ведёт ли бок вне человеческому состоянию человека, либо к утрате свободы как таковой - это основные гипотетические последствия продолжения текущих линий развития недавнего прошлого и современности с точки зрения антиутопистов» . Проявляются выше описанные «доминаты» следующим образом: социальную стагнацию, негативные социально-политические формы (например, тоталитарный характер общества и государства),мутацию социальных институтов и деформацию социальных отношений (например, исчезновение института семьи, поощрение гомосексуальных связей не на культурно-философских или чисто-сексуальных основаниях, а в рамках демографической политики и т.д.),репрессивный характер социума (в явной тоталитарной форме - слежка, казни и т.д. - и вне явной форме - принудительная медикаментозная модуляция поведения; подавление личности тем или иным способом вообще), доминирование в социальной жизни политической идеологии и пр. Очередным частым явлением в антиутопиях -значительная разница между принципами жёсткого ограничения человеческой свободы, пропагандируемой в государственной идеологии антиутопического социума и образом жизни элиты этого государства. Яркий тому пример - «начиненность» брандмейстера Битти из романа Р. Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» цитатами из книг, которые он всю жизнь безжалостно уничтожал Или финальная сцена фильма «Эквилибриум», в которой выясняется, что элита Тетра грамматона никогда не исповедовала принцип отказа от эмоций, навязанный ей всему остальному обществу. В таких условия, конечно же, у читателя может потеряться понимания «свободы» индивидов в описанном автором социуме.

Ключевой проблемой при определении жанра антиутопии - индуктивная основа, как и при определении большинства жанров в литературе, а «в силу “естественности” происхождения жанров в их внешней реализации наблюдается большая или меньшая степень вариативности, что неизбежно осложняет задачу их идентификации и тождественности». Важно подчеркнуть, что свобода творчество автора, создающего художественнуюантиутопию,ограничиваетсятребованиямиреалистичности и прогностичности. Антиутопия отказывается от идей, принципиально лежащих заграницей ощущения «возможного» в своём и читательском представлении, а именно склонность к тенденциальному прогнозированию, которое в восприятии автора, изображает основные феномены современной ему социальной жизни или технологического развития. Человек не был бы человеком, если бы даже тут не было бы исключений, но это редкость. Например: реализация идей об «идеальном государстве» Платона на базе мистических обрядов, как это имеет место в романе Г.Л. Олди «Богадельня» или социально-теологическая антиутопия Св. Логинова «Многорукий бог Далайна», где антиидеальность общества определяется специфическими условиями географического пространства его существования. Отнести к жанру «антиутопии» эти произведения можно абсолютно спокойно, так как «Богодельня», в плане технологически-реалистической базе напоминает в роман О. Хаксли «О дивный новый мир».

Поводя итоги, хочется отметить, что восприятие человеком «образа будущего» - то есть «реальности второго порядка» - чисто субъективное явление. И, невзирая на явное соотношение с окружающим нас миром - линия аналогии не строится в случае отсутствия перечисленных нами критериев произведения как антиутопического. Мнение же литературоведов следующее: «оба эти жанра связаны с мировоззренческими и идеологическими проблемами. Утопия возникает как результат недовольства действительностью. Авторы утопий пытаются создать альтернативное общество, построенное на других моделях и правилах, так называемое «идеальное государство». В свою очередь, пересмотр утопических идеалов, адекватный взгляд на действительность, приводит к появлению антиутопий, которые рассеивают мечты и иллюзии. Таким образом, утопия в своём историческом развитии предвещает рождение антиутопии. Антиутопию можно определить как мечту, начавшуюся осуществляться неожиданно и обнаружившую массу побочных эффектов. Главный вопрос антиутопии - можно ли принудительно сделать человека счастливым? То есть антиутопия - это не столько мечта, сколько предупреждение».

Роль технократических антиутопий в становлении современной футурологии

Прежде чем подойти к непосредственной роли антиутопий в футурологии, необходимо выяснить первопричины появления определённых образов создаваемого будущего, которые связаны, как и с историческими формами сознания, с доминирующими отношениями к окружающему миру, а также способами познания окружающей реальности. Базисом данной проблемы все же является основание воспринимаемой релевантности прогноза.

Одной из основ восприятия важности данной проблемы -это возможность осознать сущность информационного общества, чей переход от индустриальной ступени развития во многом играл определяющую роль. По мнению многих исследователей «информационное общество следует рассматривать как модель общественного устройства, ориентированную на будущее, но в развитых странах уже сейчас можно назвать целый ряд вызванных информационными технологиями изменений, среди которых следует выделить следующие:

1. Структурные изменения в экономике, особенно в сфере распределения рабочей силы;

2. Возросшее осознание важности информации и информационных технологий;

- растущее осознание необходимости компьютерной грамотности;

- развитие компьютеризации и информатизации общества и образования;

3. Поддержка правительством развития компьютерных микроэлектронных технологий и телекоммуникаций».

Согласно одному из разработчиков детальной концепции информационного общества Д. Беллу, «в наступающем столетии решающее значение для экономической и социальной жизни, для способов производства знания, а также для характер на трудовой деятельности человека приобретает становление нового уклада, основывающегося на телекоммуникациях. Революция в организации и обработке информации и знаний, в которой центральную роль играет компьютер, развертывается одновременно со становлением постиндустриального общества». Причем, считает Д. Белл: «Переход от индустриального общества к обществу услуг, определяющее значение кодифицированного научного знания для реализации технологических нововведений и превращение новой интеллектуальной технологии в ключевой инструмент системного анализа и теории принятия решения».

Если рассматривать точки сближения антиутопии и футурологии, то, непосредственно будем иметь дело со структурной иерархией прогнозов:

1) Мистико-прогностический, или религиозный. Не смотря на то, что «принципиальную разницу в семантической нагрузке мистических и религиозных прогнозов их можно вывести на общее основание - они принципиально не зависят от верификации». Яркие примеры: пророчества Ванги или Нострадамуса, к библейской эсхатология или тематика Рагнорёка в скандинавской мифологии.

2) Авторитетный. В основе совей содержит аналитические и творческие способности некого индивида, о которых уже есть определённое представление у общества, и снабжаются минимально необходимой аргументацией.

3) Научный. Применимы те или иные научные методы (статистический анализ, экстраполяция, корреляция прогноза ит.д.).

При рассмотрении конкретных прогнозов, авторы могу использовать разные уровни иерархии прогнозов. Около научные прогнозы наиболее известных прогнозистов второй половины XX века -Д. Белла, Э. Тоффлера, З. Бжезинского и пр. рассматривались с иной позиции поскольку благодаря их социальному или политическому реальному авторитету (равно как и номинальному научному)научность методики прогнозирования уже не исполняет прежнюю роль. Любое произведение написанное этими людьми уже приобретает статус «продукт брэнда». Аналогичным примером является предсказания пророчицы Ванги, что придаёт временной глупости уровень авторитетного прогноза.

Спекуляция чаще всего возникает при смешивании уровней прогнозирования. «Это некачественные и изначально обладающие низкой релевантностью фантазии, объясняющиеся уверенностью прогнозиста в собственном авторитете, который играет роль «провокатора». Переход научного прогноза на уровень авторитетного влечёт за собой превозношение некритически воспринятых идей, которые уже не нуждаются в верификации (сточки зрения сторонников авторитетной концепции)и повторяются из работы в работу.

В научной фантастике в жанре утопии и антиутопии проблема соотношения предсказания и предо предопределения нашла своё выражение в «заочной дискуссии» двух романов-эпопей - «Основания» Айзека Азимова и «Дюны» Фрэнка Херберта. Автор «Основания» приходит к мысли, что знание будущего массами искажает его черты. А именно прогноз, известный массам, делает невозможным реализацию прогнозированной ситуации. Однако, в случаи с героем романа Паулем Атрейдесом, наделённый даром «абсолютного предвидения», возникает другая ситуация. Он говорит: «Знание будущего загоняет тебя в его ловушку»-предсказание становится жёстким указанием. К сожалению, этой проблеме, сформулированной в фантастике, в науке и по сей день уделено недостаточно большое внимание при всей своей актуальности.

В связи со всем сказанным выше возникает два вопроса:

1) К какому из уровней прогнозирования отнести феномен литературной (да и любой иной)антиутопии?

2) В сравнении, с каким из двух других уровней следует изучать этот феномен?

Отталкиваться будем от следующего рассуждения: сравнение антиутопии с мистическим или религиозным прогнозом нецелесообразно. Так как основная функция антиутопии(номинально):предупреждение социума о негативных вариантах развития. Мистика или религиозное пророчество может нести функцию предупреждения, но в силу самого характера религиозной совершенности времени в «пространстве» абсолютной божественной вечности, таким пророчествам приходится привлекать инструментарий синкретичного объединения фаталистического провиденциализма и тезиса о свободе воли, дарованной Богом человеку. Подобные предупреждения в большинстве случаев имеют футурологический прогноз, но существует иной вариант - футурология может дать оптимистический прогноз, развеивающий тревожные ожидания. Приэтом сходство с утопией также присутствует.

А.И. Молев наводит «смутные тучи» на этим термином: «Футурология - в широком смысле, совокупность представлений о будущем человечества… часто употребляется как синоним прогнозирования и прогностики. <…> Таким образом, футурология - это изучение истории будущего». Если начало утверждения понятно и не вызывает чувства недопонимания, то определение футурологии как истории будущего имеет характер ошибочный, хотя бы в силу вероятностной природы феноменов будущего, данных в прогнозах, их «нестабильном» положении на хронологической прямой. И самое важное, что, по словам самого исследователя, «смысл изучения будущего в том, чтобы от пассивного и фаталистического его принятия перейти к активному и уверенному участию в построении предпочитаемого и наиболее вероятного будущего. Футурология также включает в себя и нормативную часть - рассуждения о том, как должно быть». У истории не функции контроля предпочитаемого прошлого, но это вполне возможно реально, она может ангажированным образом его интерпретировать и даже явным образом фальсифицировать, но это прошлое в любом случае остаётся ментальным образом, будущее футурологии из ментального образа однажды становится реальностью, совпадающей или не совпадающей с изначальным прогнозом. Кроме того, запутаться легко, когда отсутствует разделение в таком подходе к футурологической проблематике предпочитаемого и наиболее вероятного будущего.

В отношении футурологического прогноза в многом имеем дело с «настоящим в будущем» .Футурология «рассматривает цели, задачи, направление нашего движения, вытекающие из наблюдаемых тенденций (этим футурология отличается от фантастики) и то, какие проблемы и возможности встретятся на нашем пути». Тем не менее, антиутопический прогноз также исходит из реалий настоящего (технологических или социальных) или из критики утопического проекта будущего. В жанре антиутопии прогноз строится, либо исходя из доведения до логического конца (порой абсурдного)определённой тенденции этого настоящего, либо исходя из авторской критики существующего утопического проекта.

Один из «ярых любителей прогностического таланта» был Ж. Аттали:«В этом смысле ”Капитал ”Маркса или “Исследование о природе и причинах богатства народов” Адама Смита могут оказаться куда менее полезными, чем, скажем, кинематографическая фантазия Ридли Скотта “Бег по острию бритвы” ,в которой мы находим больше правды о грядущем веке, чем у этих авторов-классиков». Конечно, антиутопии сохраняют признаки реалии сегодняшнего дня с вытекающими из этого трендами; в определённом смысле выстраивают «цели и задачи» нашего развития, а особенно проблемы, которые «встретятся на этом пути». Однако, гротеск, мысль, фантазия и субъективные черты будущности в антиутопиях первичны (о чем написано в первой части),а футурология подает первичность все цело в полной научности, и затем привлекает интуицию, воображение, фантазию и пр. Из этого мы делаем вывод, что антиутопию является «авторитетный источник прогнозирования, который может вполне быть научно не обоснован », так как базируется на таланте писателя, которого интересует аналитика и идеологические проекты настоящего. Сравнивать антиутопический прогноз, возможно, стоит с футурологической прогностикой. Она ближе по методологии, творения «классиков футурологии» также смещаются на авторитетный уровень прогноза. Теперь очень важно будет рассмотреть тот вклад антиутопий, которые имеют непосредственно технократический характер с точки зрения жанра.

Согласно мнению К.Ю. Кулюткина: «Исторический сдвиг в научно-техническом развитии, масштабы которого достигли сегодня беспрецедентных размеров, был совершён в Новое время в результате завоевания человеком социальных и интеллектуальных свобод. Как заметил А. Эйнштейн, без этих свобод у нас не было бы ни Шекспира, ни Гете, ни Ньютона, ни Пастера, ни Фарадея. У нас не было бы ни удобных жилищ, ни железных дорог, ни телеграфа, ни радио, ни книг, ни защиты от эпидемий. Культура и искусство не служили бы всем. Не было бы машин, освобождающих рабочего от тяжёлого труда. Большинству людей пришлось бы влачить жалкую жизнь рабов, как во времена азиатских деспотов. Только свободные люди могли стать авторами тех изобретений и тех творений духа, которые на наших глазах придают ценность жизни».

Чем дальше наше общество идет по «тропе времени» тем больше среди людей появляется, на данный момент, «легкая паника» осознания того, что научно-технический прогресс по своей сути приносит не только огромную пользу человечеству, но и является достаточно серьёзным источником противоречивых и неоднозначных проблем, которые

проявляется в «пугающем ухудшении этического поведения людей» .Поразительно, как достижения в области науки, техники и промышленных технологий «заставляют человека забывать об тех духовные ценностях и нормах морали», о которых говорили «великие провидцы» Возрождения и философы-просветители. Взамен, наука, прогресс и развитие породили для человека новую технократическую идеологию, основанную на уверенности человечества в своём всемогуществе. Ведь с помощью научно-технических решений появилась возможность вносить любые изменения в процессы, которые происходят в природе, обществе и в самом человеке. «Научно-технический прогресс, обещающий построение рая на земле, стал превращаться в самоцель, в фетиш, в кумир, достойный поклонения». Это прекрасно отражается во многих художественных произведениях, например: Хаксли «О дивный новый мир», Замятинское «Мы» или «Град обречённый »братьев Стругацких, в кинематографе можно увидеть по трилогии братьев Вачовски «Матрица» или в «Эквилибриуме» Курта Уиммера.

Одной из возможных причин «дальнейшего подчинения человека машине», по мнению К.Ю. Кулютина может быть в следующем: «Развитие наукии техники объективно требует от человека все более узкой специализации труда, в рамках которой он может принимать компетентные решения, оставаясь некомпетентным в других областях деятельности и тем самым отчуждаясь от них. В свою очередь, специализация вызывает потребность в создании организаций, координирующих деятельность специалистов и управляющих ею. Таким образом, развивается бюрократический аппарат и появляется «диктатура чиновников», превращающая человека в простого функционера, задача которого эффективное выполнение функций в рамках своей специализации. Следует добавить, что современные информационные технологии, компьютеры, видеотехника разрушают непосредственный контакт человека с природой и с другими людьми, заменяя их искусственным миром». Мышление в технократическом русле постепенно завоевывает человеческое сознание и сферы его деятельности, идеалом которого является машино подобная алгоритмичность, однозначность, точность, надёжность, универсальность. Однако, технократическое мышление не рассматривает мир во всей целостности, многогранности и противоречивости, и поэтому оно не в состоянии прогнозировать отдельные альтернативные последствия принятых решений, особенно те из них, которые могут возникнуть в областях, прямо несвязанных со специальным предметом исследования. Вот, что самое главное -человек выступает для технократа не субъектом, у которого есть свобода волеизъявления, желания и мечты, не мерой всех вещей и не самоцелью, а простым объектом манипулирования или средством достижения цели. Конечно, в общем, понятие «личность» сохраняется, но стоит делу дойти до решения практического вопроса, то человек превращается некий «фактор», который либо содействует, либо мешает вырабатывать нужную позицию. СМИ, качественный надзор и контроль или психотропные вещества будут использованы, чтобы подчинить человека и добиться полной и прямой манипуляции над людьми. Под «красивой обёрткой» генная инженерия, которая обещает изменить природу человека, превращая его чуть ли не в героя из народных сказок, комиксов или анимэ, может вполне находиться попытка разработки иного вида воздействия на человека. Технократия, по своему духу, вполне может организовать общество, которое будет охотно и бездумно потреблять массовую культуру, используя технические приёмы, с помощью которых можно завоевать нужных друзей, получить в удовольствия любыми способами. Технократическое образование будет представлять из себя подготовку будущих функционеров, чье обучение, регулируемое командно-административными методами, а взаимодействие учащихся с учителем проникнуто авторитарными методами. Кульминационный момент будет изобретение средств по уничтожению человека.

Конечно, угроза самому существованию человечества связана с возникновением глобальных проблем современности, явившихся следствием технократического подхода к миру - к природе, обществу и самому человеку. Р. Хиггинс называет шесть таких проблем:

1) Демографический взрыв

2) Продовольственный кризис

3) Истощение ресурсов

4) Разрушение природной среды

5) Злоупотребление ядерной энергией

6) Неуправляемость науки и техники.

Существуют, конечно, авторы, у которых и иные точки зрения на подобные концепции(Д. Медоуз, Ю. Гладкий, А. Кинг, Б. Шнайдер). Однако, дело в том, что все глобальные проблемы (социальные, экономические, экологические) тесно связаны между собой, обусловливают друг друга и, углубляясь, распространяются по всему миру.

Глава II. Структура технократического антиутопического общества