Рождение философии. Мифология

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство здравоохранения Российской Федерации

Курский государственный медицинский университет

Кафедра философии

Лекция

Философия

Рождение философии. Мифология

С. П. Щавелев

КУРСК 2013

МЕТОДИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ

... Кто ничего не понимает кроме химии, тот и её понимает недостаточно.

Г. К. Лихтенберг.

Афоризмы.

И раз навсегда скажу тебе, юноша, и ты можешь мне поверить, что лучше плавать с угрюмым хорошим капитаном, чем с капитаном весёлым и плохим.

Г. Мелвилл.

Моби Дик, или Белый кит.

Отношение студентов к учёбе достаточно разнообразно, хотя и довольно типично. Одни молодые люди хотят и могут учиться в высшей школе. Другие вроде бы склонны к наукам, но природа и родители обделили их надлежащими способностями. Третьи учиться, кажется, вполне способны, но желания такого не выражают. Четвёртым не хватает силы воли, характера, чтобы растянуть академическую мотивацию на целый учебный год, а тем более на лет пять-шесть. Пятые готовы день и ночь зубрить профильные для своего факультета предметы, скажем, медицинские или фармацевтические, но откровенно презирают все остальные -- теоретические и гуманитарные. Шестые... Впрочем, всех оттенков внутреннего облика Homo Studiorum -- Человека учащегося и не перечтёшь.

Кстати и справедливости ради сказать, похожими вариациями своего отношения к педагогическому и дидактическому труду отличаются и преподаватели, даже вроде бы опытные и заслуженные. Эти последние, как правило, хронически устают от студентов и могут повторить слова профессора Чарльза Доджсона (Льюиса Кэррола -- автора известных сказок про Алису в чудесной стране), полвека преподававшего математику в Оксфорде: «Тяжёлый и неблагодарный это труд -- навязывать знания неохочим до них людям в ущерб тем, у кого есть желание учиться». Тем более что по наблюдению другого опытного педагога -- Умберто Эко, тип студента меняется примерно через каждые пять-десять лет. Так что преподавателям на возрасте и не угнаться за всё новыми «поколениями младыми, незнакомыми»...

Тем не менее, руководителям семинарских занятий можно переадресовать наставления булгаковской Маргарите, преподносимые перед ежегодным балом у Сатаны его церемониймейстером Фаготом-Коровьевым: «Трудно, будет трудно... Но не унывать! И главное полюбить... Среди гостей будут различные, но никакого никому преимущества... Ни, ни, ни! Если кто-нибудь не понравится, но только, конечно, нельзя подумать об этом... Заметит, заметит в то же мгновение! ... Никого не пропустить... Никого! Хоть улыбочку, если не будет времени бросить слово, хоть поворот головы! Невнимание не прощает никто! Это главное...»

Хотя не всякий, даже, в общем-то, хороший преподаватель придётся ко двору всем без исключения своим ученикам. Межличностная несовместимость бушует не только на подводных лодках да в альпинистских палатках, но и в учебных аудиториях. И тут куда денешься от любимчиков и от (сейчас в твоих глазах) «монстров», сидящих напротив тебя в аудитории!?.. По-честному будет обеспечить тем и другим равные условия учебной жизни (имеются в виду как студенты, так и сами преподаватели). Зато когда встреча учителя и ученика всё же происходит, душевно обогащаются оба. Роман состоявшейся учёбы по-своему не менее захватывающий, чем роман настоящей любви.

«Professore, скажите, что даёт университетское образование?

Я рассказал, как важно, когда от тебя требуют знания предметов, которые поначалу кажутся далёкими от твоих интересов; как важно попасть в среду юношей и девушек твоих лет -- многие из них, как и ты, жаждут получить от университета всё, что можно; как хорошо, если тебе повезёт попасть на прирожденных педагогов, и тем более -- великих педагогов...» (Т. Уайлдер. Теофил Норт).

Чтобы невзначай не потратить даром учебного времени -- а это время далеко не худшее в составе человеческой жизни -- стоит заранее предупредить своих учеников о правилах университетской игры. Применительно к философии и автору настоящего учебника они выглядят примерно так.

Философию в разных странах, а теперь и у нас в России, преподают по-разному. В общем, различаются два основных подхода к ней -- так называемые аналитический (британо-американский) и «континентальный» (западноевропейский). Первый предполагает анализ и сопоставление различных вариантов решения одних и тех же важнейших проблем, определения отдельных категорий этой дисциплины. Выбор между альтернативными интерпретациями остаётся не обязательным. Историко-философский материал тут подчиняется теоретико-методологическому анализу. Так преподают философию в англоязычных странах и в Скандинавии ^** См. переведённые у нас учебники, принадлежащие к аналитической традиции философствования: Тейчмен Дж., Эванс К. Философия. Руководство для начинающих / Пер. с англ. М., 1997; Поупкин Р., Стролл А. Философия. Вводный курс / Пер. с англ. СПб., 1997; Рассел Б. Проблемы философии / Пер. с англ. М., 2000.. Что касается университетов Западной и отчасти Восточной Европы, Южной Америки, некоторых штатов США, то учебная философия складывается там из реконструкций идейных систем, принадлежащих великим мыслителям прошлого, вроде Гегеля, Маркса, Хайдеггера и прочих. То есть, по сути, как философия преподаётся её история ^*** См., к примеру: Гуринам М. Философия / Пер. с франц. М., 1998; Нагель Т. Что всё это значит. Очень краткое введение в философию / Пер. с англ. М., 2001; Каратини Р. Введение в философию / Пер. с франц. М., 2003; Стивенсон Дж. Философия / Пер. с англ. М., 2004 («Шаг за шагом»); Бесс Ж.-М. Философия: краткий курс / Пер. с франц. М., 2005.

Для сравнения см. неподражаемый опус в смешанном жанре: Хенкинсон Д. Философия. Притворись её знатоком / Пер. с англ. М., 2001.

Разъяснения разных философских вопросов на простых житейских примерах преподавателем Лондонского университета: Лоу С. Философский тренинг / Пер. с англ. М., 2007; Его же. Философские истории / Пер. с англ. М., 2007.^*.

В СССР и, по идейно-методическому наследству, в современной России, имеет место причудливое сочетание и чередование того и другого варианта обучения философии. Авторы новых учебников, подчиняясь министерским программам, взваливают на бедного студента двойную ношу -- и теории, и истории самой сложной из наук. На мой взгляд, первая методика больше подходит для школьников и студентов-бакалавров, а вторая для магистров и аспирантов. Поскольку в медицинском университете, как и любой другой специализированной высшей школе, философию изучают на первых курсах, до начала любой специализации, здесь больше подходит первая методика.

Хотя на самом деле нам в связи с федеральными стандартами образования приходится сочетать разные степени сложности учебного материала, вырабатывать некую третью методику, что и пытается проделать автор этого учебного пособия. В первой его части сделан акцент на теорию, а историко-философские экскурсы -- на заднем плане.

Следующая методическая оговорка относится к сочетанию собственно философии (её первой, по Аристотелю, т.е. наиболее общей части) и «отпочковавшихся» от неё философских, но более специальных дисциплин -- этики, эстетики, логики, культурологии, политологии, теологии и т.д. Мой курс складывался тогда, когда будущим медикам читались только одна-единственная «марксистско-ленинская философия» да ещё «научный атеизм». Поэтому мои лекции затрагивали не только общеметафизические вопросы, но и тематику искусства, религии, политики и целый ряд других областей знания и практики. После формирования в российской высшей школе «блока общегуманитарных и социально-экономических дисциплин» я не убоялся дублирования части моей тематики с ними. Во-первых, повторение -- мать учения. Во-вторых, сколько-нибудь полного совпадения соответствующего материала всё равно не будет, в силу авторской индивидуальности лекторов. К тому же, на большинстве факультетов многопрофильного медицинского университета, где работает автор, почти ничего из что названных философских дисциплин так и не преподаются и мои обзоры могут послужить их небесполезной пропедевтикой. Тем более, что при переходы на новые учебные планы третьего поколения федеральных стандартов большинство гуманитарных предметов в них отменено или предельно сокращено.

Как известно, для отечественной школы традиционна пятибалльная система оценок знаний. Правда, в университетах, именуемых в нынешней России классическими, оценки на практических занятиях не очень-то распространены. Там на гуманитарных факультетах на семинарах не ставят никаких оценок, а только значки присутствия или отсутствия на занятиях, да порой «плюс» за выступление. Оценку поставит профессор или доцент на экзамене. Там уж двоек бывает довольно много. Как и пятёрок. «Троя, тройка, слабая оценка / Мне нужна пятёрка у доцента / В доме смута, голова на части / Я хочу поэтов видеть чаще / Сочинять стихи, ходить на танцы / Да горячим чаем обжигаться» -- сочинила одна студентка (И. Федоськина). Но медицинская школа от отметок никогда не отказывалась. Ремесло есть ремесло!?. Без окриков да подзатыльников и их цивилизованных эквивалентов не «натаскать» ученика хоть в ремесленной мастерской, хоть в спортивном зале, хоть в балетном классе, хоть в казарме. В дореволюционной российской, а затем и в советской школе были установлены следующие степени оценки успеваемости учащихся (отметки): очень плохо (1); неудовлетворительно (2); посредственно (3); хорошо (4); отлично (5). Я не вижу смысла менять эту шкалу на ту, что практикуется во многих странах Запада, а теперь в «СНГ» и даже в некоторых российских столичных университетах, вроде Высшей школы экономики (10, 11, 20 баллов и т.п.). Правда, и у нас бывает, что «пятёрка» «пятёрке», а «двойка» «двойке» рознь. Для сравнения напомню градации, по которым кинокритики оценивают достоинства художественных фильмов: * -- провал (в нашем случае семинарского занятия отказ от ответа); ** -- лучше не смотреть, а погулять (т.е. не слушать этого ответа студента); *** -- посмотрите, если больше нечем заняться (ладно, сойдёт…); **** -- стоит увидеть (образцовый ответ); ***** -- обязательно посмотреть (творческий подход); ****** -- шедевр (на занятии что-то вроде: «Вот уж не ожидал!..»; раньше в наших гимназиях ставили иногда «пять с крестом», т.е. с плюсом).

Для получения удовлетворительной оценки нужно выучить (а не только прочесть вслух на будущем семинаре) те ответы на вопросы плана семинарского занятия, которые называются ниже теоретическим минимумом. Необходимая для этого информация содержится в соответствующей лекции и указанных сразу вслед за ней в списке литературы по каждой теме учебниках (из них можно выбрать любой). Знаком «звёздочки» -- * среди многих замечательных книг и статей отмечены наилучшие для углублённого усвоения данной темы студентом, в особенности для подготовки им устного или письменного реферата по одному из её аспектов.

Хорошая, а может быть и отличная отметка ваших знаний предполагает выход за сжатые пределы учебника -- к той или иной дополнительной литературе, прежде всего оригинальным источникам отечественной и мировой философской культуры. Некоторые из них отобраны автором настоящего пособия по своему вкусу и представлены, как правило, в избранных кусочках, в разделе «Текстологический практикум». Пропуски в текстах обозначены отточиями -- […]. Никто не мешает потом познакомиться с произведением в целом. Содержание этого раздела вышло довольно пёстрым. Преобладают тексты не собственно философские, а литературные, публицистические. Есть классика, есть образчики современной литературы. Это традиция для России -- упрятывать общие идеи в эстетическую форму, старую или новую. Для затравки осмысления, обсуждения после текста предлагается несколько вопросов. Они должны запустить его осмысление читателем, обсуждение в студенческой группе. Разумеется, круг этих вопросов может и должен быть расширен. В обсуждении данного текста может принимать участие не вся академическая группа, а наиболее подготовленные и заинтересованные своим образованием её представители. Те, кто потратил дополнительное время на поиск в библиотеке и чтение данного произведения. Если кто-то из них читал и готов анализировать какое-то другое значительное произведение по той же, как ему представляется, теме -- это, как правило, будет только приветствоваться преподавателем. «Знаешь, Цири, что даёт человеку университетское образование? -- спрашивал у княжны ведьминки преподаватель философии, затем диссидент отшельник Высогота из Корво. -- Нет. Что? -- Умение пользоваться источниками» (А. Сапковский. Башня ласточки).

Напоследок этого своеобразного напутствия (или ультиматума?) отмечу дидактическую специфику философии (и не её одной) среди обязательного для высшей школы набора учебных предметов. Выслушать лекцию и перечитать её вслух на семинаре -- для этого много ума и воли не требуется, хотя некоторым нашим студентам и это даётся с трудом. Пересказать основное содержание лекции, разумеется, прибавляя свои суждения, оригинальные примеры, вообще дополнительные сведения по данном поводу; поставить новые вопросы в связи с обсуждаемой темой; продумать и высказать собственное мнение по тем и иным поводам; связать обсуждение каждой темы с особенностями своего факультета, задачами будущей профессии -- так выглядит более или менее благополучное занятие по философии, на взгляд автора.

Действующие учебные планы нашей высшей школы предусматривают, кроме аудиторных занятий, самостоятельную работу студентов по тем или иным дисциплинам. По данному курсу философии результаты самостоятельной работы оцениваются несколько раз за учебный год. Прежде всего, каждый студент за семестр должен успеть сделать на семинаре устный доклад по теме, которую вместе с ним выбрал преподаватель либо среди исходных вопросов семинара, либо из списка рекомендуемых к нему же дополнительных реферативных тем, либо по какой-то ещё проблеме сходного круга. Следующие отчёты о самостоятельной работе в виде рукописного или распечатанного текста подаются каждым студентом своему руководителю семинарских занятий не позже, чем за неделю до окончания учебного семестра. В осеннем семестре это реферат с изложением взглядов кого-то из представителей философии, литературы или искусства (вкратце о его личности, жизни, творчестве). В семестре весеннем -- эссе ^** Эссе (франц. essai), согласно «Словарю иностранных слов», -- литературный жанр; а именно, прозаический этюд, представляющий в непринужденной форме и, как правило, кратко, общие или предварительные соображения о каком-то предмете или по какому-либо поводу, нередко случайному. с изложением собственных мыслей студента по тому или иному философскому вопросу (чья формулировка опять-таки уточняется преподавателем данной учебной группы или лектором курса). Примерная тематика таких очерков приводится, впрочем, в плане занятия по каждой теме. Использование готовых текстов, печатных, либо электронных, при отчёте о самостоятельной работе студента исключается. У преподавателя есть средства разоблачить подделку под самостоятельную работу.

По гуманитарным предметам, в особенности философии, важны не только результаты учёбы, но и сам её процесс. Одно дело, что запомнит и сумеет воспроизвести студент до и особенно после семинара. Другое, не менее, а может статься, более важное -- как он попробует рассуждать, думать и спорить на занятии; сложится ли там благожелательная и остроумная атмосфера духовного творчества. По-моему, никакие компьютеры, даже их глобальные сети, мультимедийные технологии; ни тому подобные вспомогательные приёмы обучения, при всей их бесспорной и быстро растущей пользе для науки и образования, не заменят нам (гуманитариям) его старых добрых приёмов: лекции, беседы на семинарском занятии, корректного спора с товарищами по академической группе, устного диалога с экзаменатором. А главное -- чтения. Другой рецепт стать пообразованнее вряд ли кто когда придумает. А становиться ли пообразованнее, и для чего это ему нужно -- каждый из нас решает сам и для себя лично.

РОЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ. МИФОЛОГИЯ

Теоретический минимум

1. Миф: основные значения термина.

2. Мифология как способ мышления и мировоззрение в первобытном и архаичном обществах:

социально-исторические причины мифологизации традиционного сознания;

отличительные черты мифологической мысли;

исходные типы мифологем.

3. Идейные наследники и союзники мифологии:

эпос;

сказка;

бытовые суеверия; былички о чудесах как жанр городского фольклора;

эстетический мифологизм литературы и искусства;

новейшие мифы идеологии и политики.

4. Врачебный оккультизм. Шаман как знахарь и пророк. Соотношение народной (традиционной) и современной (научной) медицины.

Тематика рефератов

От мифа к логосу: начало древнегреческой философии.

Мифология и наука: сравнительный анализ.

Паранаука как новая мифология.

Медицинский оккультизм вчера и сегодня.

Шаман как знахарь, знахарь как шаман.

Лекарство и плацебо.

Медицина официальная и маргинальная (на примере гомеопатии или другом).

Заклинание и молитва: народная психотерапия?

Аптека шамана. Плюсы и минусы народной фитотерапии, её культурный контекст.

Концепция асимметрии головного мозга и её социально-психологические трактовки.

Литературная фантастика: особенности и разновидности жанра. Философские идеи science fiction (А. Кларк, Р. Шекли, Р. Ханлайн, А. Азимов, С. Лем, братья А. и Б. Стругацкие, П. Андерсон, др.).

Гуманитарная фантастика. Современная классика fantasy (У. Ле Гуин, Р. Желязны, А. Нортон, А. Сапковский, др.). Анализ сюжетов и героев.

Литературная сказка и характер её мифологизма. Сказочно-мифологическая модель мира в эпопее «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкиена.

Философский роман XX в. и его вклад в литературную мифологию («Замок», «Процесс» Ф. Кафки; «Улисс» Дж. Джойса; «Доктор Фаустус» Т. Манна; «Игра в бисер» Г. Гессе; «Повелитель мух» У. Голдинга; «Каббала», «Теофил Норт» Т. Уайлдера; Г.Г. Маркес «Сто лет одиночества»; Д. Фаулз. «Волхв (Маг)»; др.).

Мифологизация действительности в живописи сюрреализма (С. Дали, его жизнь и творчество).

Жанр философской притчи в мировом кинематографе («Солярис» Андрея Тарковского; «Человек дождя» Барри Левинсона; «Контракт рисовальщика» Питера Гринуэя, «Бойцовский клуб» Дэвида Финчера; «Король-рыбак», «Бразилия», «Барон Мюнхгаузен», «Братья Гримм» Терри Джильяма; «Беги Лола, беги» Карла Тыквера; другие на выбор).

Мифологические элементы политической теории и практики наших дней.

Ленин как трикстер.

Мистика нацизма.

Либеральный и консервативный проекты для России: споры о степени мифологичности.

Текстологический практикум

«Слово о полку Игореве»: архаизмы мировоззрения и стиля

1. Фактическая основа и сюжет поэмы. Споры учёных о времени её создания, новые открытия текстологов и лингвистов.

2. Идейный пафос литературного произведения. Панегирик курянам -- опытным воинам.

3. Мифо-эпические черты мировосприятия и поведения героев «Слова».

4. Поэтические достоинства и особенности «Слова о полку Игореве». Его влияние на русскую культуру.

Источник и литература

Слово о полку Игореве. Вступительная статья, редакция текста, дословный и объяснительный переводы с древнерусского, примечания Д.С. Лихачёва. М., 1961 (Или любое другое издание).

Слово о полку Игореве (Подготовка текста, перевод и комментарии О.В. Творогова) // Библиотека литературы Древней Руси. Т. IV. XII в. СПб., 1997.

История русской литературы X-XVII веков. М., 1980 (Или любой другой учебник по истории древнерусской литературы).

Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. I-V. СПб., 1994-1995.

Воронцов В.А. «Слово о полку Игореве» в свете историзма. М., 2007.

Гаспаров Б.М. Поэтика «Слова о полку Игореве». М., 2000.

Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста. М., 2004.

Подлипчук Ю.В. «Слово о полку Игореве». Научный перевод и комментарий. М., 2004.

Рыбаков Б.А. Слово о полку Игореве и его современники. М., 1971.

Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972.

Рыбаков Б.А. Пётр Бориславич. В поисках автора «Слова о полку Игореве». М., 1991.

Конспект

Мифология и философия. Мифология в истории культуры человечества и при становлении отдельной личности возникает и существует гораздо раньше философии, расцветает накануне неё, остаётся наряду с ней. Философия свойственна сравнительно развитому, к тому же, надо признать, элитарному сознанию. Большинство людей во все времена ничего не слышали о философии как таковой и прекрасно без неё обходятся. А вот мифология буквально вездесуща, принудительна, общечеловечна. Это своеобразная философия для бедных. Именно к ним применимы слова Германа Мелвилла (1819-1891) из его знаменитого романа о Белом Ките: «...Вероятно, мы, смертные, только тогда можем быть истинными философами, когда сознательно к этому не стремимся». Образованные же представители любого общества, интеллектуалы, не только возвышаются над частью традиционных мифологем, но и разделяют другие из них, а, кроме того, выдумывают и тиражируют свои собственные. Мифология играет роль своего рода предфилософии на заре человеческой истории. А затем сплошь и рядом становится своего рода парафилософией, то есть духовным суррогатом -- упрощённым заменителем настоящей философии. Дело в том, что у них во многом общие темы -- мир, человек, человек в мире. Однако способ решения этих масштабных и вечных проблем у философии и мифологии разный. Поэтому различаются ответы и, главное, системы жизненных ценностей, способы практик, предлагаемые той и другой.

Необходимо различать основные значения термина «мифология».

Прежде чем их назвать, сделаю общую оговорку на будущее чтение этих лекций. Приступая к изучению философии, стоит сразу привыкнуть к такой, на поверхностный взгляд странной особенности, как многозначность базовых понятий этой отрасли знания. В контрасте с однозначными терминами естествознания и технологии, философские категории совмещают в себе сразу по нескольку значений, поворачиваясь к читателю, собеседнику то одним, то другим из них. Это связано с особой противоречивостью и динамизмом мира человеческой истории и культуры, их негомогенностью (неоднородностью) по сравнению с мирами природы и техники. Более того, каждый человек вправе придавать тому или иному гуманитарному выражению свой, сугубо личностный смысл и им довольствоваться. Но в этом случае ему лучше не ходить на занятия, а особенно на экзамен по философии. В качестве учебного предмета, а тем более области научных исследований, своего рода духовной практики анализа неких универсалий и самоанализа качеств личности, философия предполагает уяснение и согласование исходных для всей культуры смыслов и значений.

За точку отсчёта при работе с научными понятиями не грех взять словарь русского языка, а ещё чаще по философии -- иностранных слов. Любая статья там обычно начинается с этимологического, дословного перевода. Этимологией слова называется его исходное значение, с которым оно произошло на том или ином языке. Далеко не исчерпывая всех дальнейших значений соответствующего понятия, этимология в большинстве случаев весьма полезна для лучшего его уяснения.

«Myphos» в прямом переводе с греческого означает «предание», «сказание», «повествование». Соответственно, мифологией прежде и чаще всего называется совокупность уходящих в далёкое прошлое сказаний о сотворении мира, его устройстве и грядущем конце; о богах и героях того или иного народа; их происхождении, подвигах, отношениях с людьми и природой. Эти типичные сюжеты были взаимосвязаны в мифологии разных народов Земли, образуя цепочки сказочных событий. Содержание таких рассказов различается от народа к народу, а вот структура, сюжеты мифов типичны для всего человечества. Джозеф Кемпбелл, автор книги «Тысячеликий герой» (1948) так характеризует самую типичную модель мифа: «Герой выпадает из повседневного мира и оказывается в области сверхъестественного, полной чудес; там он встречается с волшебными силами и одолевает их в решающей битве; после чего возвращается в обычный мир; где раздаёт благодеяния людям при помощи силы, обретённой в результате таинственных приключений». Наши предки верили, что всё, что описывается в мифах, случалось на самом деле. Поэтому в самом первом значении можно говорить об исторической мифологии, то есть священных для древнего мира сказаниях о богах и героях. Их творцы и носители давно умерли, а сами мифы сохранились в устной или письменной традиции.

Для потомков, включая нас с вами, эти рассказы стали фактом истории литературы и искусства. Поэтому, во-вторых, будем иметь в виду литературную мифологию как памятник устного поэтического творчества любого народа. С таких произведений начинается фольклор любого народа (песни, иные сказания, пословицы-притчи); затем они перерождаются в эпос (см. ниже); наконец, становятся жанром авторской литературы.

В древности мифология господствовала в человеческом сознании. Она заменяла первобытным людям науку, литературу, историю, да и все прочие формы знания. Мифы представляли собой модель мира и образец поведения. Их передавали из поколения в поколение, давно забыв, кто и по какому поводу первым придумал соответствующий сюжет, каким был его реальный прототип.

Образцовой может считаться олимпийская мифология древних греков и римлян, которая затем получила наибольшее распространение в культуре остальных цивилизованных стран. И по сей день мы с вами, допустим, смотрим фильмы о приключениях Одиссея и других героев осады Трои, едим кашу «Геркулес», ездим на автобусе «Икарус», храним деньги в банке «Гермес», рассуждаем о «комплексе Эдипа», сталкиваемся с массой других осколков античной фантазии. Как сообщил об этом, в частности, Николай Гумилёв в стихотворении с показательным названием «Современность» (1911):

Я закрыл «Илиаду» и сел у окна.

На губах трепетало последнее слово.

Что-то ярко светило -- фонарь иль луна,

И медлительно двигалась тень часового.

Я так часто бросал испытующий взор

И так много встречал отвечающих взоров,

Одиссеев во мгле пароходных контор,

Агамемнонов между трактирных маркёров.

...

Я печален от книги, томлюсь от луны,

Может быть, мне совсем и не надо героя...

Вот идут по аллее, так странно нежны,

Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.

Скандинавская мифология представляет собой наиболее яркий вариант общегерманской, записанный в виде Старшей и Младшей Эдд ещё в раннем Средневековье (XI-XIII вв.). Первый обитатель космоса -- великан-гермафродит Имир вышел некогда из Мировой бездны, а уже из его тела появились на свет другие великаны. От брака великана и великанши родились первые боги (асы), старший из которых -- Один, повелитель грома и молнии. Боги ополчились на гигантов, убили Имира и из частей его тела изготовили небесный свод, звёзды, облака и прочие части мироздания. Земля образовалась из разложившегося туловища поверженного чудовища. Затем из дерева боги вырезали первых людей -- из ясеня мужчину, из ольхи женщину. Весь мир представлен в виде гигантского дерева (Иггдрасиль). Оно объединяет Землю, где живут люди (Миддгард) и небо (Асгард). На небе, где живут боги, расположен рай для павших с оружием в руках воинов (Вальхалла). Туда их души провожают летучие девы -- валькирии. Корни Мирового дерева уходят в царство мёртвых (Хёль). Там всегда холодно, как на крайнем севере. С великанами и прочими чудовищами продолжает бороться бог Тор, в чьём подчинении находятся гром и молнии. Его атрибут -- молот, который он мечет во врагов. Плодородие и мир олицетворяет боги Фрейр и его жена Фрейра. Отрицательный герой (трикстер) среди богов -- злой проказник Локи. Подземные чудовища норовят вырваться на свободу и когда-нибудь они нападут на богов. В их последней битве (Рагнарёк) мир погибнет -- будет сожжён и затоплен. Но когда-нибудь возродится снова.

Славянской мифологии не повезло -- она пришлась на тот период истории наших предков, когда они ещё не знали письменности. После принятия христианства языческие верования и обряды запрещались и преследовались и церковными, и светскими властями Руси, поэтому достоверных сведений об этих мифах сохранилось немного. Археологи и этнографы гипотетически реконструируют картину мира славянского язычества, которая чем-то похожа на мировоззрение других варварских народов, а чем-то от них отличается. Попытки безапелляционно расписать «русские веды» или «влесовы книги» недобросовестными авторами не заслуживают внимания.

У народов крайнего северо-востока Евразии -- чукчей, коряков, ительменов и эскимосов до сих пор распространён цикл мифов о Вороне, который создает арктическую природу с её животными (начиная с оленей, тюленей, моржей и остальных объектов северной охоты) и птицами, затем даёт людям солнце, учит их жить в суровых условиях вечной мерзлоты. Причём этот легендарный Ворон -- вовсе не всесильное божество, а своего рода культурный герой. Он то помогает людям в их бедах, то сам становится человеком (шаманом), а в конце концов заболевает и умирает. Дальнейшая судьба мира зависит уже от самих людей и взаимодействующих с ними благих и вредоносных сил природы, духов. Эти последние олицетворяют положительные (солнце, тепло, свет) и отрицательные (луна, стужа, тьма) стихии природы.

Знакомство с античным или любым другим конкретным вариантом мифологии входит в задачу школьной учёбы или самообразования. По курсу философии необходимо уяснить общую природу всякой мифологии, учесть её вклад в культуру человечества, различить её типические проявления в современную эпоху.

Третье и основное значение термина «мифология» носит социально-психологический характер. Перед нами особый тип человеческого сознания и, соответственно, мировоззрения, мышления, присущий первобытному обществу. Такому, которое уже отделилось от природы, остальных зверей, но не достигло ещё уровня, именуемого цивилизацией, с её более или менее устойчивыми гарантиями существования человека и развития социума. Первобытный человек потенциально уже может всё, на что способны и наши с вами интеллект и воля. Если, вообразим, каким-то чудом взять сегодня на воспитание маленького кроманьонца, его, наверное, вполне можно было бы подготовить к поступлению в университет и худо-бедно обучить там. Что Робинзон и сделал со своим верным туземцем Пятницей в классическом романе Даниэля Дефо, а французские этнографы на самом деле с юной индеанкой из Южной Америки, окончившей Сорбонну. Но техническое оснащение, культурное наполнение таких возможностей на стадиях дикой первобытности остаются крайне скудными, явно отстающими от микрокосма духовных потребностей пробудившейся личности. Именно миф восполняет, достраивает человеческую психику до работоспособного состояния в условиях острого и хронического дефицита необходимой информации, в очень неравновесных условиях выживания. Образно говоря, миф выступает в функции культурного «транквилизатора», а то и «нейролептика» интеллекта и остальной души на заре существования человечества.

Если после сравнения, которое всегда поневоле хромает, попытаться дать содержательное разъяснение мифа как формы мышления, то одно из лучших принадлежит выдающемуся русскому учёному скандинависту Михаилу Ивановичу Стеблину-Каменскому (1903-1981). Миф -- это такое повествование, которое там, где оно возникало и бытовало, принималось за правду, как бы оно ни выглядело неправдоподобно, фантастично с каких-то иных точек зрения. Допустим, борьба Одиссея с сиренами или же его беседа с Афиной Палладой первоначально воспринимались предками эллинов как поучительный рассказ о действительных событиях, а вовсе не как галлюцинации, аллегории или досужие выдумки. Выбрасывая за борт своего корабля часть завоёванных сокровищ, скандинавский викинг всерьёз верил, что боги оценят этот дар и умножат его удачу на будущее, встретят его после смерти гостеприимно. При затмении солнца чукчи и другие народы Севера стучат в бубны, тазы, сковородки и всё, что попадёт под руку, пока злой дух-кэле не отпустит светило на свободу. В конце концов затмение заканчивалось, что и подтверждало в глазах людей их победу над духом. Так и сегодня нормальный ребёнок всерьёз принимает волшебные перипетии сказки, верит в приход Деда Мороза и т.п. сюрпризы, т.е. живёт отчасти в мире волшебной фантазии. А верующий в Бога человек без тени сомнения воспримет чудесное спасение разрубленной или взорванной иконы, «плач» изображения на ней и т.п. специальные эффекты, на самом деле вполне естественные, а нередко кем-то подстроенные или воображённые, галлюцинированные.

Некоторые общности людей (вроде американских индейцев или эскимосов, австралийских папуасов или африканских бушменов, российских чукчей или якутов, тому подобных народов) так и не смогли преодолеть сопротивление особенно суровой природы или оказались отброшены ходом социальной истории от цивилизационных рубежей и потому надолго, вплоть до наших дней сохранили архаическое, традиционное сознание -- мифологическое по преимуществу. В одном из африканских племён этнографу доказывали, что обезьяны -- тоже люди. Учёный возразил, что ведь они лишены дара речи. На это ему было сказано, что обезьяны только притворяются не говорящими, чтобы мы не заставили их работать. Как видно, для мифологически мыслящего лица нет границ между человеком и природой, реальным и сверхъестественным, возможным и невозможным.

На законный вопрос, почему люди так склонны выдавать желаемое за действительное с помощью мифов, понятно отвечает другой выдающийся специалист, на сей раз востоковед -- И.М. Дьяконов. Согласно основному выводу его исследования «Архаические мифы Востока и Запада», миф возникает из тропа, то есть иносказания (греческое tropos -- поворот, направление; в данном случае -- слово или оборот речи, употребляемые в переносном значении). Образцом чего служит метафора -- образное сближение слов на основе их переносного значения, мысленный обмен признаками между ними. Метафора отличается от простого сравнения (допустим, лицо как луна, руки как крылья и т.п.). Метафора -- скрытое сравнение, в ней слова «как будто», «словно», «как» опущены, но подразумеваются (вспомним пушкинскую «телегу жизни»; гоголевскую «птицу-тройку» (Россию); блоковский «революционный пожар» и прочие классические литературные метафоры).

Метафорическое сближение явлений и предметов, нередко самых разных, таит в себе неограниченные возможности постижения их скрытых сторон, сущности. Недаром метафора стала основным способом моделирования мира в искусстве. Но читатель, зритель авторского произведения искусства сознаёт условность метафор, их сугубо эстетическую нагрузку. А мифолог верит в действительное родство охваченных образным сравнением явлений (например, молния -- оружие божества; земля родит урожай как любое другое существо женского рода; и так далее). Именно образами, метафорами вынужден мыслить первобытный или вообще необразованный человек, поскольку ему не хватает абстрактных категорий, отвлечённых понятий, точных фактов. Мозг у творцов и пользователей мифов устроен точно так же, как и наш, и по своим умственным способностям мы в принципе равны. Однако средства для переработки информации у носителя примитивного мышления в явном дефиците. Ему не с чем сравнить неизвестные явления, процессы. Мал запас фактических и теоретических знаний. Вот он и сравнивает их с простыми визуальными впечатлениями -- цвета, формы, запаха и прочими, доступными любому. Отсутствие научных и технических сведений восполняется тем, что всегда под рукой -- простым сравнением одной наглядности с другой (допустим, Земля похожа на круглую плоскость типа тарелки, только громадных размеров, а стоит она на черепахе, которую мы тоже видали). Любая народная культура пронизана метафорической символикой -- приметами, знамениями, предсказаниями, иными ассоциациями.

Видный американский востоковед Генри Франкфорт (1897-1954) уточняет разницу современного (так или иначе онаученного, рационализированного) и древнего (по преимуществу мифологизированного) мышления. Для нашего современника окружающий его мир явлений воспринимается как некое безличное «Оно», а для древнего, примитивного по складу ума человека этот мир суть родственное «Ты». Первый вид сознания мира лёг в основу западноевропейской науки. Он предполагает объективное, бесстрастное рассмотрение субъектом объекта таким, каков тот есть сам по себе. Такое знание носит понятийный -- опосредованный, расчленённый на смысловые единицы характер. А второй предполагает непосредственное понимание вещей и событий как похожих на нас самих; живое впечатление от их пользы или вреда нам лично, а значит и переживание чувств (страха, надежды и т.д.) по поводу всего окружающего без исключения. «Ты», присутствуя рядом с нами, как-то проявляет себя, и это позволяет дикарю мыслить о его значении для людей. «Оно» в принципе предсказуемо, поскольку управляется универсальными причинами и законами. Наука и техника, открывая эти последние, позволяют нам прогнозировать будущее и влиять на него волевым образом. Напротив, «Ты» по определению непредсказуемо и проявляет по отношению к людям свою собственную волю, благую или злую. Поэтому дикарь вступает с диалог с животным миром и даже неодушевлёнными стихиями природы, надеется договориться с ними о мирном сосуществовании или даже союзе, взаимной поддержке. Заметим, что язычник или его «агент влияния» на природу -- шаман не умоляют духов природы о милости, не капитулируют перед их всесилием, как поклонники мировых религий. Дикарь договаривается с камнями, растениями, животными так же, как с людьми-соплеменниками; угрожает им или задабривает их. «Ты» в природе переживается как всегда живое, цельное, от которого зависит твоё собственное существование. В мифах, таким образом, воплощён опыт бесчисленных встреч людей и сил природы. Но это опыт более или менее успешных действий по поводу повторяющихся событий, а вовсе не объяснение их скрытой сущности. Поэтому древние люди рассказывали мифы, то есть олицетворяли природу, её силы вместо того, чтобы анализировать события и делать общие выводы.

Типичным представителем такого мировосприятия выступил Дерсу Узала -- проводник русского путешественника по Дальневосточному Приморью Владимира Клавдиевича Арсеньева (1872-1930). Вот описание их знакомства: «Это, вероятно, медведь, сказал Олентьев и стал заряжать винтовку. -- Стреляй не надо! Моя люди!.. - послышался из темноты голос и через несколько минут к нашему костру подошёл человек. Одет он был в куртку из выделанной оленьей кожи и такие же штаны. На голове у него была какая-то повязка, на ногах унты, за спиной большая котомка, а в руках сошки и старая длинная берданка. -- Здравствуй, капитан, -- сказал пришедший, обращаясь ко мне. Затем он поставил к дереву свою винтовку, снял со спины котомку и, обтерев потное лицо рукавом рубашки, подсел к огню. ... Незнакомец не рассматривал нас так, как рассматривали его мы. Он достал из-за пазухи кисет с табаком, набил им свою трубку и молча стал курить. Не расспрашивая его, кто он и откуда, я предложил ему поесть. Так принято в тайге. -- Спасибо, капитан, -- сказал он. -- Моя шибко хочу кушай, моя сегодня кушай нету. Пока он ел, я продолжал рассматривать его. У его пояса висел охотничий нож. Очевидно, это был охотник. Руки его были загрубелые, исцарапанные; такие же, но ещё более глубокие шрамы лежали на его лице: один на лбу, а другой на щеке около уха. ... Наш гость был из молчаливых. Наконец Олентьев не выдержал и спросил пришельца прямо: -- Ты кто будешь, китаец или кореец? -- Моя гольд, -- ответил он коротко. -- Ты, должно быть, охотник? Да, -- отвечал он. -- Моя постоянно охота ходи, другой работы нет ... -- А где ты живёшь? ... -- Моя дома нету. Моя постоянно сопка живи. Огонь клади, палатка делай, спи. Постоянно охота ходи, как дома живи? ... Меня заинтересовал этот человек. Что-то в нём было особенное, оригинальное. Говорил он просто, тихо, держал себя скромно, не заискивающе. Мы разговорились. Он долго рассказывал мне про свою жизнь, и чем больше говорил, тем становился симпатичнее. Я видел перед собой первобытного охотника, который всю свою жизнь прожил в тайге... Рассказывал про свои встречи с тиграми, говорил о том, что стрелять их нельзя, потому что это боги, охраняющие женьшень от человека, говорил о злых духах, о наводнениях и т.д. ... Меня поразило то, что Дерсу кабанов называл «людьми». Я спросил его об этом. -- Его всё равно люди, -- подтвердил он -- только рубашка другой. Обмани понимай, сердись понимай, кругом понимай! Всё равно люди... Для меня всё стало ясно. Воззрение на природу этого первобытного человека было анимистическое, и потому он всё окружающее очеловечивал» (Арсеньев В.К. По Уссурийскому краю).

Нейрофизиология мифа выясняется благодаря открытию и изучению феномена асимметрии головного мозга человека -- органа обработки и осознания информации. Его правое и левое полушария обрабатывают информацию по-разному. В результате целого ряда экспериментов было доказано, что у абсолютного большинства людей правое полушарие воспринимает мир синтетически, образно, по аналогии, а левое -- аналитически, по логической схеме. Р. Сперри (Нобелевская премия 1981 г.) так характеризует специфику разнополушарного восприятия: «Имея дело, например, с лицами, правое полушарие, по-видимому, реагирует на всё лицо в целом …, в то время как левое обращает внимание на отдельные выдающиеся признаки и детали, к которым легко могут быть приложены вербальные ярлыки, и использует эти признаки для различения и узнавания». Правое полушарие позволяет сразу охватить ситуативные связи на каком-то участке реальности и воспринимать его в динамике таким, каким он внешне является человеку в своей целостности. По отзыву другого выдающегося физиолога Дж. Экклса, функции правого полушария у высших животных и человека очень похожи. Левое же полушарие у людей специфично -- оно занимается анализом, знаково-символическим обозначением реальности с точки зрения её внутренних, общих, сущностных сторон; оперируя дискретными единицами информации, соответствующими целым классам объектов. Оно же ведает речью, устной и письменной; цифрами и математическими формулами. Но левое полушарие нечувствительно к музыке и плохо распознает сложные образы, которые не делятся на простые элементы.

В зависимости от характера деятельности и условий окружающей среды у человека активизируются тот или иной из отмеченных типов мышления. У представителей первобытных народов их культура и экология востребует в большей степени правополушарный тип сознания. Не случайно среди них в десятки раз больше левшей, чем в индустриальных социумах (неврологически это свидетельствует о правополушарном доминировании). Охота на диких животных, постоянная угроза нападения извне, непрерывное изучение природы в поисках полезных ресурсов требуют быстрой оценки ситуации в целом и отчётливой зрительной ориентировки. В экстремальных условиях внешней среды успешнее адаптируются лица, акцентирующие правое полушарие. Здесь смутное ощущение опасности или удачи важнее последовательного перебора сенсорной информации. Всё решает быстрота реакции. Как показывает в своей работе российский философ Евгений Ярославович Режабек, мифомышление базируется на работе правого полушария, а специализированные типы духовности вроде науки или философии опираются прежде всего на возможности левополушарного мышления. Предполагается, что народы Востока больше налегают на возможности правого полушария, а европейцы -- левого. Поэтому восточная культура более синтетична и интуитивна, а западная -- рациональна, логична. Только последняя породила экспериментальное естествознание, технику и высокие технологии. Зато поплатилась медициной на уровне целого организма. Но это уже особая тема.

В цивилизованных частях ойкумены мифология оказалась основательно потеснена новыми, специализированными формами духовной культуры, прежде всего религией, искусством, наукой, философией. Но пока человек остаётся человеком, он не в состоянии совсем отказаться от чего-то мифического. Отсюда дополнительные значения мифологии. Они связаны с её превращёнными состояниями, когда она гнездится по соседству со своей духовной родиной, опустошённой прогрессом знания и практики. Прежде всего, в своих облагороженных формах мифы образуют идейный фундамент любой религии, своего рода «теорию» всякого богословия. Когда к мифологии присоединяются обрядовая практика (культовые действия) и организация (церковная община) -- получается религия. Внутри неё мифы увеличивают свою авторитарность -- боги большинства национальных и мировых религий уже не партнёры, как духи для язычников, а владыки человека.

Далее, значительная доля мифологизма аккумулируется художественной литературой и остальным авторским искусством. Здесь, в отличие от религии, условность, игровой характер мифа преобладает над догматическим доверием к нему. Хотя присущая мифу в первую очередь функция образного, воображаемого воссоздания разных моментов действительности до реально недоступных человеку пределов, примирения его с нею остаётся в силе и тут. Эстетическая ипостась мифов -- наиболее современная и благородная. Сюрреалистическая живопись, фантастическая литература, артхаусное кино, модернистская музыка заставляют человека думать, позволяют ему сопереживать страсти, недоступные или опасные в его реальной повседневности.

Признанными мастерами мифологистской прозы в XX веке выступили, к примеру, Джеймс Джойс и Михаил Булгаков, Томас Манн и Герман Гессе, Франц Кафка и Джон Фаулз, Хорхе Луис Борхес и Милорад Павич, Уильям Голдинг и Станислав Лем, многие другие художники слова. Не говоря уже о творцах литературных сказок, самыми известными из которых выступают сегодня Джон Рональд Руэл Толкиен с его «Хоббитом» и трилогией о кольцах всевластья; Анджей Сапковский с его семитомной сагой о ведьмине Геральте, волшебнице Йеннифер, их воспитаннице княжне Цирилле; и следующем его же циклом исторических романов о лекаре-магике Рейневане фон Беляу, попавшем в водоворот гуситских войн XV в.; похожие по стилистике авторы.

В своей лекции «О волшебных сказках» профессор Толкиен поясняет сверхзадачу данного жанра литературы: каждый человек, поскольку ему присуща способность к фантазии, способен придумать или изобразить нечто нереальное, например, зелёное солнце; но для того, чтобы «создать вторичный мир, в котором зелёное солнце будет восприниматься с доверием», необходимо создать произведение искусства, а вот на это мало кто способен. Потому что «мир с зелёным солнцем» -- это целая система образов, со своей историей и логикой существования. Зато любоваться подобным миром фэнтези -- гуманитарной фантастики (а не то сайнс фикшн -- научно-технической фантастики, кому что нравится) будут многие, кому мало одного-единственного -- настоящего мира, да ещё зауженного до взгляда из окна.

Представления мифологического типа возникают везде, где человек оказывается в ситуации незнания чего-то для себя важного, интересного; или неполного знания; или же его по каким-то причинам не устраивает имеющееся знание. Даже повседневная жизнь самого рядового обывателя не полностью предсказуема, таит в себе нечто загадочное и опасное для каждого из нас (болезнь, катастрофа, иная неожиданность). Поэтому «осколки» повреждённых ходом исторического развития мифов разлетаются по миру в виде полного набора бытовых суеверий и примет (от избегания следа чёрной кошки до стучания по дереву и плевания через плечо в сомнительных ситуациях, множества иных). Как и в каменном веке, тёмные и запуганные современники до сих пор верят в оборотней и ведьм, вредоносный «сглаз»; с упоением рассказывают былички о страшных или забавных сверхъестественного толка (русалках, домовых, ангелах и иже с ними).

Гораздо сложнее и часто опаснее, однако, не эти, в своей массе невинные, а то и поучительные капризы ума, по-своему милые слабости души, предчувствия опасности, либо удачи, а плодящиеся вновь и вновь мифы идеологии и политики. Идеология -- это представления, в которых реальная действительность так или иначе дозирована, искажена в угоду интересам той или иной группы людей (партии, государства, народа, поколения, землячества, профессии, корпорации и так далее). Как и любая другая мифология, идеология -- это не вульгарный обман или чьё-то личное заблуждение. Идеологемы, во-первых, облегчают сложные моменты жизни людей до приемлемого уровня. Например, обычно люди считают, что деньги -- это воплощение общественного богатства, а не просто разрисованные бумажки, кусочки металла. Только периоды финансовых кризисов обнажают истинную природу богатства, но жить с таким «правильным» знанием становится гораздо хуже; по сути, невыносимо. И люди возвращаются в психологически уютные мифы социально-политической идеологии. «Функция идеологии состоит не в том, чтобы предложить нам способ ускользнуть от действительности, а в том, чтобы представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической, реальной сущности», -- уточняет словенский философ-радикал Славой Жижек. В зеркале идеологических мифов люди видят себя сторонниками «правого дела», носителями «высоких идеалов»; им угрожают «тёмные силы», «недочеловеки» типа гоблинов или орков. Подобные представления повышают самоуважение, способствуют обретению смысла существования, объединяют людей в социум. Этим идеология полезна людям.