Рождение философии. Мифология

Однако политическая идеология, с другой стороны, таит в себе и опасные тенденции. Это ведь своего рода духовный наркотик. Превышение дозы идеологии по сравнению с наукой и здравым смыслом грозит отравлением ума и души. Время от времени кучка людей стремится навязать свою идеологию остальному человечеству. Ужасными примерами чего могут служить призывы левых радикалов к социалистической справедливости и коммунистическому раю на Земле; крайне правых к расово-национальной исключительности и мировому господству одного народа (или религии) над остальными. Миф Маркса и Ленина -- о справедливом герое-искупителе страданий человечества -- пролетариате, его верной дружине богатырей -- коммунистической партии, которые победят чудовищ -- гидру контрреволюции, завоюют «трудящимся» земной рай, Золотой век -- коммунизм. Схожим образом положить конец мировой истории -- только на почве расистских выдумок об «арийцах» как героических предках современных народов -- думали Муссолини, Гитлер, Франко и прочие диктаторы. Сегодня представители особенно фундаментального ислама опять стремятся завоевать весь мир во имя Аллаха. За деньги и выдумки о загробном воздаянии мученикам-«шахидам» они шлют всё новых террористов убивать всех «неверных» -- американцев, евреев, русских, испанцев, англичан... В результате насильственного внедрения подобных утопий в массовое сознание и поведение ни за что ни про что оказались уничтожены миллионы людей, а у спасшихся десятков миллионов искорёжена жизнь, отнято будущее. Что особенно характерно для мифа -- его смысловой герметизм. Никакие уроки не идут ему впрок и ядовитые антиидеи привлекают к себе всё новых сторонников, может быть, чуть изменяющих облик старых политических выдумок.

Наконец, изрядное влияние мифологии содержит практика врачевания, особенно в так называемой «народной», традиционной медицине. Истоки народной медицины восходят к тем доисторическим временам, когда наш предок, руководствуясь полуживотными инстинктами, пытался облегчить свои болезненные состояния, прибегая к помощи природных средств. Древние люди, что подтверждается этнографическими исследованиями, превосходили нас в способности видеть мельчайшие детали и связи природы, улавливать их тонкие влияния на жизнь человека. В архаичной картине мира человек -- естественная частица природы, с которой он связан неразрывно. Отсюда понятно, почему в народной медицине целебными свойствами обладает всё, что окружает человека и с чем он взаимодействует: травы, цветы, коренья, плоды, молоко и кровь животных, минералы, смолы, глины; то есть сама земля и все природные стихии.

Столетие за столетием, в мириадах проб и ошибок отбирались крупицы реальных знаний, действительных средств и способов лечения. Лечебная помощь раньше всего стала оказываться при травмах, родах, уходе за новорожденными, функциональных хворях вроде простуды. Позднее возникли некоторые специальные приемы лечения различных заболеваний с явно выраженными внешними признаками. Арсенал лекарственных средств, используемых в народной медицине, насчитывает около десяти тысяч видов -- растительного, животного происхождения, а также минералов.

В народной медицине есть качественное своеобразие и свои достоинства, которых нет и не может быть в медицине научной, современной. Среди них -- длившийся тысячелетия широчайший поиск целебных средств по всему полю реального мира; отсутствие каких-либо формальных ограничений по выбору средств и методов лечения; глубина истории, в которой совершался скрупулезный практический отбор рационального. Вместе с тем, обыденное сознание, сколь угодно умудренное вековым опытом, скользит по поверхности явлений; оно обречено заполнять мифами представления об их сущности и действительных причинах. Так, причинами болезней шаманское сознание полагает злых духов, «порчу» путём «сглаза» и прочую чепуху.

По сравнению с народной, научная медицина ещё молода. Ей лет двести. Все её действия находятся под постоянным контролем общественности и управленческих структур, что в некоторых случаях заметно сужает свободу поиска и эксперимента. Отметаются практически все средства и способы лечения, которые кажутся странными учёным, противоречат современному научному рассудку. Синтезированные лекарственные средства, даже при тщательных клинических испытаниях, не проявляют сразу всех своих побочных эффектов, отрицательных и положительных. Таковые обнаруживаются иногда через десятилетия массового применения. Современная медицина все более превращается в мощную, всесторонне оснащённую ремонтную базу человеческих тел. По лечению многих болезней существуют хорошо отработанные технологии, гарантирующие успех с высокой долей вероятности. Всё это приводит к тому, что классическое требование медицины -- лечить не болезнь, а больного во всей его уникальной индивидуальности -- на практике осуществляется всё реже. Народная медицина, напротив, держится на строгом, хотя бы по форме общения, индивидуальном подходе. Знахарь обращается к больному интегрально, как к личности. А медицина официальная волей-неволей обращает своё внимание на заболевший орган, какую-то часть организма.

Зато научная медицина позволила ликвидировать целый ряд тяжелейших эпидемий, уверенно излечивать многие остающиеся недуги и реально облегчать страдания любого рода пациентов. Ничего этого не в состоянии была добиться народная медицина за все тысячелетия своего существования. В фундаментальном исследовании по исторической антропологии «Homo sapiens. История болезни» А.П. Бужиловой (2005) суммированы данные о средней продолжительности жизни людей в разные эпохи. В каменном веке она была самой короткой: ниже 20 лет у австралопитеков; ниже 23 у неандертальцев; чуть выше 26 у первых кроманьонцев (сапиенсов); 31-32 года в эпохи верхнего палеолита (охотники на мамонтов), мезолита и неолита. С периодов раннего металла (бронзы, железа -- первые земледельцы и скотоводы) и до позднего Средневековья таковая составляла около 35 лет для мужчин и около 30 лет для женщин. Только с конца XVIII в., то есть в условиях индустриальной цивилизации эти показатели достигли соответственно 70 и 75 лет. Решающую роль в этом достижении сыграли возможности научной медицины и гигиены (в первую очередь вакцинация, асептика, анестезия). Женщины, по крайней мере, сумели превзойти «сильный пол» по продолжительности жизни только при правильной постановке родов и резком снижении младенческой смертности в Новое время.

Конечно, официальная медицина может изучать накопленный опыт народного врачевания (приёмы, средства), извлекая рациональное из прошлого, или критически оценивать вновь появляющиеся находки современных самородков-врачевателей.

Народная медицина предельно консервативна -- рецепты в ней передаются от поколения к поколению без особых изменений. А научная медицина постоянно развивается. Пределов её роста не просматривается. Например, с помощью нанотехнологий станет возможным транспортировать лекарство (скажем, антибиотики) точно в тот орган, который нуждается в излечении.

Как всякий спонтанный, стихийный процесс, народную медицину невозможно ни запретить, ни искусственно стимулировать в развитии. Запрет на врачевание без диплома и требование лицензирования некоторых народных приемов врачевания остаются на бумаге. Вопреки закону, в нашей стране множество знахарей открыто ведут приём пациентов, прикрываясь патентами предпринимателей по оказанию «услуг населению». Абсолютное большинство их клиентов -- или тёмные, малограмотные, или отчаявшиеся люди; среди них преобладают женщины в возрасте менопаузы.

В народной медицине условно можно выделить три компонента. Первый -- обширный набор лечебных средств самой разной природы, проверенных тысячелетней практикой. Многие их них, после исследования современной медициной, рекомендованы к применению. Это дееспособное ядро народной медицины, фундамент, на котором она существует, и будет существовать ещё достаточно долго. Второй компонент -- средства и приемы врачевания, в основе действенности которых лежит плацебо (лат. placebo -- понравлюсь), и шире, психотерапевтический эффект. Имеются в виду лекарственные формы, по виду или вкусу имитирующие какое-либо лекарство, но на самом деле содержащее фармакологически нейтральные вещества. Хотя на самом деле никакого воздействия на организм плацебо не производит, почти всегда у большинства пациентов оно приносит временное облечение болезненной симптоматики. Эта часть знахарства функциональна и способствует популярности целителей, ибо пользы здесь больше, чем вреда. Плацебо-эффект -- спутник любого врачевания, даже самого современного. Наконец, третий компонент народной медицины -- приметы, обычаи, традиции, прилагаемые к лечению, сопутствующие ему. Они больше всего подвержены старению, утрате содержания и лишь немногие из них сохранили хоть какой-либо смысл и психотерапевтическое содержание. Суеверия есть суеверия, сколько не тверди об их психологической пользе.

Народная медицина несомненно уступает современной по объёму и качеству оказываемой помощи, а также в подавляющем большинстве случаев и по эффективности. Она бессильна против большинства тяжелых, хронических недугов. Хотя бы потому, что в далёком прошлом люди просто не доживали до таковых. Но она произрастает на «свободных территориях», не освоенных современной медициной, имеет собственные объективные основания, круг приверженцев и пациентов, и потому способна приносить некоторую пользу при разумном взаимодействии с современной научной медициной.

Медицинский оккультизм (от лат. occultus -- тайный, сокровенный) -- это попытки врачевания болезней без рационального объяснения их природы, но с претензией на использование сверхъестественных или ещё не познанных наукой сил. Они, оказывается, всё же подчиняются якобы избранным служителям соответствующих тайн. Любое лечение предполагает внушение и самовнушение -- мобилизацию психики пациента, обращение к его целостной личности. В такого рода сотрудничестве врача и пациента нет ничего оккультного, хотя ещё далеко не все механизмы психосоматического взаимодействия пока вполне ясны естествознанию и медицине. Однако в большинстве случаев одного внушения бывает слишком мало для исцеления и тогда врачевание без диплома становится уголовным преступлением, поскольку угрожает здоровью и даже жизни больного, уменьшает его шансы на излечение или по крайней мере избавление от невыносимых страданий.

Для общества, живущего первобытным строем, -- в избах или кибитках, ярангах или ледяных хижинах, шаман, пророк, знахарь -- нужные и закономерные фигуры, своего рода культурные герои, с помощью которых решаются важные задачи индивидуальной и коллективной практики. С мелкими недомоганиями или другими жизненными затруднениями представители традиционных обществ справляются сами. Они накопили большой запас эмпирических сведений о полезных и вредных сторонах природных явлений. К шаману обращаются, когда болезнь протекает тяжело, когда не ясны её причины (не простуда, не травма, а колдовство, порча?) или же когда предстоит явно рискованное предприятие (охота, война, стихийное бедствие). Задача шамана -- изгнать злых духов и приманить к людям добрых. Характерен антураж шаманских сеансов (камланий). Шаман работает обычно вечером или ночью, в жилище больного, которое освещается только огнем очага; в присутствии его родственников и прочих зрителей, которые частью составляют пассивную аудиторию, частью помогают создавать звуковой фон сеанса; пользуется набором магических атрибутов (бубен, колотушка, бич) и реальных снадобий (мази, настойки из трав и т.п.). Веру в себя шаман старался укрепить разными экстравагантными действиями (хождение сквозь огонь, долгое погружение в воду, элементы гипнотического внушения разных чудесных «эффектов», вроде мнимого, на глазах заживающего пореза своего тела). Нередко одежда шамана имитирует облик зверя или птицы, вплоть до соответствующей маски на голове. Представители древних и традиционных обществ обладали повышенной внушаемостью, первая сигнальная система (органы чувств) преобладала у них над второй (словесно-смысловой). Это повышало эффективность шаманских трюков (зомбирующий психику равномерный шум бубна, барабанов; пассы в ходе танца; поглаживания тела пациента; внушение видом и взглядом).

Первые шаманы появились ещё в каменном веке, среди охотников на медведей и мамонтов; следы ритуальной деятельности шаманов, даже их изображения встречаются на древнейших росписях пещер, затем на петроглифах (рисунках на камнях) эпох неолита и бронзы.

На взгляд шамана и его клиентов существуют три мира -- верхний, средний и нижний. На небе обитают добрые духи, под землёй -- злые, а на земле -- люди. Но обитатели всех трёх миров могут перемещаться между ними и вступать в контакты, то полезные людям, а то опасные, даже гибельные. Единство мироздания обеспечивает мировое дерево, корни которого уходят в подземный мир, а верхушка достигает поднебесья. У других народов похожую роль играет мировая река. Именно шаману дан чудесный дар посещать своей душой, впавшей в экстаз, верхний или нижний миры и там общаться с их обитателями, заступаться за людей. Те или иные животные (вроде ворона или орла, оленя или лося, т.д.) выступают символами того или другого яруса шаманистского мироздания. В птиц, насекомых, летучих мышей и т.п. животных якобы превращается шаман, когда работает над выполнением заказа клиента.

В языческой «теории» роль шамана сводится к заключению союза с чуждым духом, как бы женитьбе на нем с тем, чтобы подчинить его задачам клиентов. Шаман стремится контролировать странствие душ путем изменения своего внешнего (танцы) и внутреннего (вещий сон или же экстаз, затем транс, вплоть до каталепсии) состояния. Но все эти изменения -- только средство для достижения главной цели шамана. А она состоит в том, чтобы осуществить желания пациента, чаяния коллектива. Шаман претендует регулировать круговорот жизненной силы в природе (у охотничьих народов) и цикл общественного воспроизводства, отношения живых и мертвых (у скотоводов и ранних земледельцев). Все шаманские практики связаны с непредсказуемыми, но важными для людей ситуациями их жизни -- появлением диких животных, погодой, урожайностью; здоровьем, взаимностью в любви, выигрышем в игре; возвращением из путешествия, победой на войне и т.п. Успех здесь прямо связывается с умением шамана перехитрить или задобрить духов и тем самым повлиять на действительность в нужном отношении. Удача заслуживается, завоевывается шаманом вместе с его клиентами. Когда у человека нет реальных средств изменить или предсказать действительность, он и обращается к шаману, который изменит хотя бы его сознание.

Иное дело оккультизм в индустриальном обществе. Новоявленные шаманы и колдуны, гомеопаты и «фитотерапевты», экстрасенсы и уфологи, астрологи и гадатели вроде пресловутых Джуны, Ванги, Кашпировского, Чумака, Глобы и т.п. -- имя им ныне легион -- это мифология в чистом виде, причем далеко не лучшего сорта. Путём знахарского внушения можно излечить не все заболевания, а только относительно легкие, прежде всего неврогенные. Теряя время при тяжелой соматической патологии, пациент лишает современную медицину реальных возможностей исцелить или хотя бы облегчить его страдания. Однако наукоёмкая медицина не сулит бессмертия, не даёт стопроцентных гарантий успеха. Поэтому даже обитатели небоскрёбов да лимузинов сплошь и рядом склонны мистифицировать себя и окружающих, прибегая к платным услугам знахарей. У каждого собеседника, должно быть, наготове рассказ о чудесном исцелении знахарями пациента, которого официальная медицина признала безнадёжным. Мало кто задумывается, каков был средний возраст людей, набор их заболеваний, масштаб страданий, когда роль врачей исполняли только знахари. Интерес к «нетрадиционным», экзотическим методам врачевания сродни интересу детского ума к сказкам с хорошим концом.

Законом «Об охране здоровья граждан в Российской Федерации» от 1993 г. впервые юридически определен порядок занятий народной медициной. Статья 57 этого закона определяет народную медицину как методы оздоровления, профилактики, диагностики и лечения, основанные на опыте многих поколений людей, утвердившиеся в народных традициях и не зарегистрированные в порядке, установленном законодательством РФ. Правом на занятия народной медициной обладают только те граждане, кто получил диплом народного целителя, выдаваемый органами исполнительной власти субъектов РФ в области здравоохранения. Решение о выдаче диплома принимается на основании заявлении гражданина и представления профессиональной медицинской ассоциации, либо учреждения, имеющего лицензию на медицинскую деятельность. Такой диплом действителен только на территории того субъекта РФ, где он был выдан. Никакие международные дипломы юридически у нас недействительны. Надо заметить, что Комитет здравоохранения Курской области до сих пор не выдал ни одного такого диплома. Между тем знахари и экстрасенсы всякого рода, пользуясь общей либерализацией правоохраны в нашей стране, успешно занимаются своей практикой, регистрируясь как частные предприниматели и маскируя свои медицинские занятия графой «и другие услуги». Приказ Министерства здравоохранения РФ 1998 г. о «Перечне видов медицинской деятельности, подлежащих лицензированию», особым 8 пунктом перечисляет таковые применительно к народной медицине (целительству): гирудотерапия (пиявки), гомеопатия, мануальная терапия, рефлексотерапия, медицинский массаж, фитотерапия. Попытки представителей ассоциаций знахарей расширить этот перечень решением Верховного суда РФ не увенчалась успехом. Верховный суд оставил соответствующий иск без удовлетворения.

Замечательный английский писатель, истовый католик по своим убеждениям -- Гильберт Кийт Честертон (1874-1936) в рассказе «Вещая собака» пророчески говорит (устами своего героя сыщика патера Брауна) о «поветрии, которое в наше время распространяется всё больше и больше. Оно узурпаторски захватило власть над умами. Я нахожу его в газетных сенсациях, даже в модных словечках. Люди с готовностью принимают на веру любые голословные утверждения. Оттесняя наш старинный рационализм и скепсис, лавиной надвигается новая сила, и имя ей -- суеверие. Вот оно, первое последствие неверия. Люди утратили здравый смысл и не видят мир таким, каков он есть. Теперь стоит сказать: "О, это не так просто!" -- и фантазия разыгрывается без предела, словно в страшном сне. Тут и собака что-то предвещает, и свинья приносит счастье, а кошки -- беду, и жук -- не просто жук, а скарабей. Словом, возродился весь зверинец древнего политеизма. ... Так вы катитесь назад, к обожествлению животных, всё лишь потому, что вас пугает слово "человек"».

Основные религии отвергают шаманизм потому, что предлагаемый колдунами транс лишает человека свободы воли и, значит, сбивает его с осознанного пути к Богу. Однако и внутри современных религий, и вообще в обыденном сознании до сих пор уживаются родственные шаманизму представления. Это, скажем, вера в личных ангелов-хранителей, знаки зодиака, счастливую звезду, талисманы, те же приметы удачи или несчастья; общение с мёртвыми душами. Так что даже самая архаичная мифология в каких-то своих превращённых формах навсегда остаётся с человеком, то помогая, то мешая ему жить, а зачастую сочетая то и другое.

«Народная» медицина пропитана оккультизмом неравномерно. Больше мистики в её экзотических, выдуманных городскими шарлатанами вариантах («восточная», «тибетская», «славянская» и т.д.) с их доморощенной аптекой, мануальными навыками и всё тем же, вечным как человеческий мир внушением («заговоры», амулеты разного рода). В отсутствие медицины научной, технологичной, наши предки веками вынуждены были использовать всевозможные подручные средства для того, чтобы хоть как-то бороться с недугами. Среди средств народной медицины находятся и относительно полезные, практически безвредные; и бесполезные, играющие роль плацебо; и более или менее ядовитые, опасные для организма, лечащие его в одном отношении и калечащие в другом.

Знахарям, повторю, верят люди тёмные, необразованные, или ослабевшие духом, отчаявшиеся, или просто поддавшиеся моде на медицинскую экзотику, настырной рекламе новоявленных панацей вроде фитотерапии, экстрасенсорики, биодобавок к пище и т.п. чудодейственных бальзамов, капель, мазей, настоек, аппаратов. Вот один из множества примеров того, чего может стоить обращение к нетрадиционной медицине. Во влиятельном медицинском журнале Human Reproduction недавно были опубликованы результаты исследования, которые доктор Луи Чан из университета в Гонконге провел с таким широко известным и на Востоке, и на Западе энергетиком, как женьшень. «Корень жизни» давали беременным крысам. В результате у крысиных эмбрионов, а затем и плодов возникали пороки развития сердца, глаз и конечностей. При увеличении дозы с 30 до 50 мг уродства увеличивались, а объём тела новорожденных уменьшался. По мнению ученых, низкие дозы женьшеня вели к более мелким порокам, не всегда сразу заметным. Этим может объясняться тот факт, что ядовитое действие этого препарата веками недооценивалось по сравнению его явно стимулирующего организменные процессы эффекта. По справедливому заключению А. Мельникова, обнародовавшего эти факты в отечественной прессе, «вся эта история очень показательна для так популярной сегодня фитотерапии -- препараты из лечебных трав стали большим бизнесом задолго до того, как изучили их безопасность. ... Потребители, медики и чиновники как-то сразу поверили формуле "натуральное -- значит безопасное", забыв, что растения содержат массу ядов. ... Проверить безопасность «травок» гораздо сложнее, чем "химии". Гораздо проще торговать "травками" и легендами».

Медикам с высшим образованием, прежде всего врачам и провизорам, необходима осознанная, критичная позиция по отношению к представителям народной медицины. В отдельных случаях они -- союзники, но в большинстве -- конкуренты, как правило недобросовестные. Просвещение пациентов, популяризация достижений науки и техники -- одна из нравственных обязанностей учёного доктора и аптекаря.

Как видно из всего сказанного, мифология как таковая представляет собой донаучное знание. Это древнейший и универсальный, вечный для людей -- упрощённый, прямолинейный способ «объяснить» (хоть как-то) самих себя, окружающую действительность и, главное, примирить неразрешимые без помощи высших достижений разума (а то и с их помощью!) противоречия между человеком и миром. Миф рождается и процветает на сравнительно простом, низком, причём чреватом катастрофами уровне жизнедеятельности. Когда и куда наука, религия и философия ещё не имеют доступа -- тогда и там царство или, по крайней мере, заповедник мифического. В лице мифа перед нами единственно возможный ответ первобытного или примитивного сознания на суровые вызовы жизни.

В романе уже упоминавшегося мной Анджея Сапковского «Меч предназначения» (1994) ведьмак Геральт спорит с Борхом, по прозвищу Три Галки, существуют ли на самом деле золотые драконы. «…Золотой дракон -- существо мифическое. Легендарное. Как, скажем, феникс. Фениксов и золотых драконов не бывает». -- Заявляет он. Борх возражает: «... У каждого мифа, у каждой легенды должны быть какие-то корни. И у этих корней что-то лежит. -- Лежит, -- согласился Геральт. -- Чаще всего мечта, желание, тоска. Уверенность, что нет пределов возможному. А иногда -- случай. ... Только в легендах может выжить то, что в природе выжить не может. Только легенде и мифу не ведомы пределы возможного». Борх, добавлю, это и есть по сюжету романа золотой дракон, лишь перевоплотившийся на время в людское обличье...

В истинном своём качестве миф позволяет человеку объяснить необъяснимое и достичь невозможного -- отчасти в своём воображении, но отчасти на деле. «Мне не дано познать Вселенную. Я всего лишь работаю в ней», -- говорит сам себе герой фантастического романа Пола Андерсона «Щит времён». Неплохой девиз для мифолога. При подобных условиях мифология выступает гармоничным синтезом уже накопленных личностью / обществом крупиц рационального знания, с одной стороны, а с другой, -- до(вне)религиозных, примитивных верований относительно того, что ещё не познано или никогда не может быть и не будет познано научно (например, индивидуальная судьба, шансы личности на счастье или несчастье). Именно в лоне мифологии вызревают все будущие формы духовной культуры -- искусство, мораль, религия, наука и философия вместе взятые.

Как такое возможно, станет яснее, если перечислить отличительные черты мифологии по сравнению с наукой и остальными формами современной культуры.

Среди таких differentia specifica на первое место надо поставить антропоморфизм, т.е. очеловечивание, олицетворение всего на свете как исходную и ключевую особенность мифологизации сознания (Не «Я -- ОНО» в системе «человек / природа», а всегда «Я -- ТЫ»). Мало что объективно зная об окружающем его мире, особенно по части его глубинных закономерностей и общих принципов устройства, человек склонен проецировать на мир гораздо лучше знакомые ему -- свои собственные качества. Как отмечал известный русский этнограф Л.Я. Штернберг (1936), воспринимая окружающий мир, «первобытный человек имел только один достоверный критерий -- его собственное «я». … Идя таким образом от единственно хорошо ему известного (его «я») к неизвестному, он, естественно, должен был сознательно или бессознательно переносить на окружающее атрибуты своей собственной природы: одушевлённость, разумность, волю, активность -- словом, мыслить природу по образу и подобию своему». В результате природа воспринималась и «объяснялась» по образу и подобию людей, их межличностных и коллективных отношений. Как человек, прежде всего глава патриархальной семьи, творец и распорядитель её жизни, обустраивал дом, усадьбу, угодья, так и олицетворение высших, космических сил -- боги и герои творят целый космос и управляют течением событий во вселенском масштабе. Мифологический космос всегда выглядит глобализированной усадьбой рачительного хозяина, окружённой пустынными землями, где живут только разные чудовища, враждебные людям. Скажем, в христианской мифологии Бог-Саваоф за семь дней творения создает Землю из предшествующего хаоса, населяет её разными тварями и, наконец, лепит из глины первого человека -- Адама, а из его ребра изготавливает ему напарницу -- Еву. За те или иные участки посю- и потустороннего бытия в любой мифологической системе взглядов назначаются ответственные лица сверхъестественного уровня.

Как в замечательной «Балладе о парашютах» первого советского барда Михаила Анчарова (1923-1990):

И сказал господь: Он грешниц любил,

-- Эй, ключари, А они его,

Отворите ворота в сад. И грешником был он сам.

Даю приказ -- Но где ты святого найдёшь одного,

От зари до зари Чтобы пошёл в десант?

В рай пропускать десант... Так отдай же, Георгий,

И сказал господь: Знамя своё,

-- Это ж Гошка летит, Серебряные стремена.

Благушинский атаман, Пока этот парень держит копьё,

Череп пробит, На свете стоит тишина.

Парашют пробит, …

В крови его автомат... 1964 г.

Если присмотреться к мифологическим персонажам, то они, как правило, представляют собой метко подмеченные разные типы людей, олицетворение общечеловеческих качеств. Так, древние «греки брали за образец самих себя. Меня, вас, своих жён, матерей, сестёр. Они изучали разные людские характеры и наделяли ими своих богов. В сущности, они просто возводили самих себя на Олимп. Переберите их главных богинь: одна -- мать и хранительница домашнего очага, другая -- возлюбленная, третья -- девственница, четвертая -- ведьма из преисподней, пятая -- хранительница цивилизации и друг человека...» Причём «в женщинах чаще всего перемешаны все пять или шесть главных богинь. ... Счастлива та женщина, что из Артемиды созревает в Афродиту, потом в Геру, а заканчивает свой путь Афиной Палладой. И плохо той, которая застревает на чём-нибудь одном» (Торнтон Уайлдер. «День восьмой»).

Логику мифа образует простая аналогия -- отдавая духам часть добычи, надеются вернуть её сторицей; против любой опасности обращают символ оружия, крепости, остроты. Так под венцы новостройки на счастье закладывают монеты, а бросают их в колодец или в тот водоём, куда рассчитывают вернуться; под крыльцо сельского дома кладётся железный топор или замок; первые волосы ребенка после стрижки сохраняются, а в одежду закалывается булавка (против «сглаза») -- этим и т.п. обычаям несколько десятков тысяч лет.

Следующая особенность любого настоящего мифа -- его синкретичность, т.е. сочетание, даже слияние воедино различных, в том числе несовместимых нигде кроме и после мифологии элементов сознания и практической деятельности человека. Мифы включают в себя одновременно:

и какие-то эмпирические знания, в общем, правильные догадки или воспоминания;

и чистой воды вымыслы, но художественно яркие фантазии, эстетически оформленные мечты по разным поводам;

и наставления неких приличий, заповеди мудрого поведения;

и много ещё чего найдётся в мифологической котомке бредущего по дорогам истории человечества.

Всякий миф лукаво или открыто авторитарен в том смысле, что не терпит проверок, доказательств, аргументов своей правоты. Ему просто верят; в противном случае он убежит с пути скептика, равнодушного человека, или же просто испарится на вершинах опытного исследования, разумного верования или авторского сочинительства.

Существование мифа стихийно -- он передается от поколения к поколению с незначительными вариациями с незапамятных времён; им владеет весь народ, а не кто-то в отдельности.

Миф не отвлечён он непосредственной жизни, а вплетён в неё без остатка. Его структурная единица -- наглядный образ, чувственно воспринимаемый сюжет, эмоционально окрашенная метафора. Недаром у тех же греков Нарцисс превратился в прекрасный цветок с надломленной чашечкой, а Геракл несёт на плечах львиную шкуру. Наш Илья Муромец ломает могучий дуб, а Вольга Всеславич ныряет в подводное царство как рыба. Или взять модные сейчас знаки Зодиака, претендующие символически выразить разные типы характеров и дороги судьбы («Рождён в созвездии Весов / Искать созвездье Близнецов...», в стихе Любови Якушевой). Мифология вообще ничего не объясняет, но всё описывает, показывает, рассказывает, на всё имеет примеры -- так оно выходит любому понятнее, интереснее. Однако эстетическая форма сама по себе не важна для мифологии -- в этом её отличие от авторской литературы и искусства. В мифах важнее содержание -- назидание, заповедь, а как и кто их излагает -- не существенно.

Типичные сюжеты мифологизирования сложились еще в древности. Выделяют следующие виды исторических мифов:

креационистские (лат. «creatio» -- созидание, порождение) -- о начале, происхождении всего мира, его природных стихий; первых шагах того или иного народа на исторической сцене; появлении важнейших достижений цивилизации, обычаев и обрядов;

наоборот, эсхатологические (греч. «eschatos» -- последний, конечный) -- о грядущем когда-то конце света; о загробном существовании душ ушедших из жизни людей; для кризисных, переломных моментов истории характерны всплески интереса широкой публики к пророчествам типа центурий (столетий) Нострадамуса -- каждая эпоха вкладывает в них своё, новое содержание, хотя суть дела остается той же (войны, правители-тираны, природные катастрофы, эпидемии и т.п.);

патриотические -- о кульминационных этапах истории народа, его героях-защитниках, их подвигах и победах над врагами;

этиологические (греческое «aitia» -- причина) -- о причинах, обстоятель-ствах происхождения чего бы то ни было (географических названий, человеческих способностей, прочих явлений культуры).

Здесь уместно повторить вывод, открытый мифологами-структуралистами: основные сюжеты древних мифов похожи или даже целиком совпадают у всех народов Земли, на разных её континентах. Отчасти такое сходство может объясняться заимствованием, но в большей степени -- общечеловеческим характером мыслительных ходов и эмоциональных реакций. Чаще всего в мифах повторяются такие темы, как путешествие героя в поисках мудрости, бессмертия и т.п. благ; борьба героя с чудовищем (змеем, драконом и т.п.); благодеяния, совершенные героем ради соплеменников; всемирный потоп (или иного рода глобальная катастрофа); «мировое дерево» (ось мироздания); некоторые другие. Отдельные авторы пытаются трактовать соответствующие мифологемы слишком прямолинейно -- как отражение неких реальных событий. На самом деле не совсем так -- и миграции, и катаклизмы, и культурные открытия были на самом деле, но в мифах запечатлелись не конкретные случаи того, другого и третьего, а их художественно синтезированные образы, оформленные по канонам эстетики и этики, а не истории. Например, потоп (типа подводного землетрясения-цунами) в мифах древнего Междуречья происходит из-за того, что богам якобы мешал «людской шум», а спасает людей один из тех же богов по своему капризу. Похожий сюжет Библии изображает затопление суши, но уже по причине людских грехов, а спасение Ноя со всеми «тварями»-- его праведностью. Здесь видна разница ранних религий многобожия и первой религией искупления вины перед единым Богом-творцом и вседержителем.

Встречаются и менее масштабные, не столь оригинальные, обновлённые и смешанные сюжеты для мифологизирования. Искусственные мифы порождаются уже вне примитивного общества, дальнейшим развитием культуры. Ведь после древней мифологии духовная культура специализируется. Отдельные её формы опираются на те или иные стороны мифологического наследия, но в целом его далеко превосходят.

Занятный пример относительно новых, книжного происхождения мифов -- любимые нами новогодние ритуалы. Ночь на Новый год воспринимается как особое -- чудесное время, выходящее за рамки повседневности; время даров и загадывания заветных желаний. Центром новогоднего действа выступает ёлка, организаторами его -- Дед Мороз и Снегурочка. Между тем, у восточных славян, а затем на Руси культовыми деревьями служили дуб и берёза, а ель символизировала смерть, ассоциировалась с нечистой силой. Пётр I 20 декабря 1699 г. издал указ, согласно которому день новолетия переносился с 1 сентября на 1 января («по примеру всех христианских народов»). На новый праздник велено было украшать дома (снаружи) «от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых». Внутрь дома их тогда не заносили, а после Петра Великого новый обычай был на время забыт. Ёлки оставались лишь как фасадная примета питейных заведения, кабаков (намек на праздничность пития?). Елка снова пришла в Россию из Западной Европы только в XIX в. Впервые ставить в домах ёлки и украшать их на радость детворе фруктами и сахарными изделиями стали в Германии ещё в XVI в. У немцев и заимствовали постепенно это милый обычай остальные христианские народы. В сочельник зажигали свечи на ёлке, под неё клали подарки и пускали в помещение детей, которые сначала любовались елкой, а потом срывали с неё лакомства, после чего дерево выбрасывалось. У нас немецкая мода только лет полтораста назад быстро вошла в городской обычай и русифицировался. Новогодние деревья стали крупнее, поэтому они ставились на пол, на крестовине. Вокруг ёлки развертывалось новогоднее действо с хороводами, отыскиванием подарков и т.д. Со временем кроме семейных ёлок стали устраивать общественные, для детей и взрослых -- в дворянских и офицерских собраниях, гимназиях. Первую публичную ёлку устроили в 1852 г. в Петербурге, в Екатерингофском вокзале. К началу XX в. уже казалось, что новогодняя ёлка в России была всегда и это чисто народный обычай. Хотя ни в деревне, ни в домах духовенства никаких ёлок никогда не ставили. «Мужичок», срубивший ёлочку в детской песенке, делал это на продажу в город. Так постепенно сложилась новогодняя мифология, выделяющая главный праздник года в нашей стране. Праздничное деревце приобрело рождественские черты -- звезду (символ Вифлеема), фигурки ангелов, горящие свечи. Поэтому большевики после революции сначала запретили ёлку (и в 1920-е гг. её ставили в интеллигентных домах тайком, завешивая окна одеялами), а разрешив её снова в 1935 г., заменили библейское навершие пятиконечной звездой. К тому времени окончательно сложилась ёлочная программа, отвечающая на детские вопросы: откуда берется ёлка, кто приносит подарки. Так были придуманы новогодние персонажи -- дед Мороз, Снегурочка, бабушка Зима, Старый и Новый год и прочие. Их наряды изменились -- в соответствии с более суровым климатом, традициями России. С Рождества акцент оказался перенесен на новый календарный год.

В католической Европе, а затем в США прототипом главного новогоднего героя стал Святой Николай Мирликийский, считавшийся в Средние века покровителем детей, в особенности школьников. Он якобы подбрасывал золотые монеты в печные трубы бедняков и эти дары оказывались в башмаках, сушившихся в остывающих очагах. Протестанты отрицали культ святых, поэтому в Германии и в Англии он превратился в Рождественского деда, затем во Франции -- в отца Ноэля и, наконец, в Америке в Санта-Клауса (по-голландски Св. Николай). Его современный образ нарисовал в 1860-е гг. Томас Наст, художник популярного еженедельника «Харперс иллюстрейтед уикли».

Итак, праздничный миф о владыке зимнего леса, живущем где-то далеко на Севере (в другом мире) и посещающем грады и веси в момент перехода к новолетию, вобрал в себя в упрощённой форме многие фольклорные мотивы разных народов и времён. На общественных елках он играет роль судьи между добрыми и злыми силами, которые изгоняются или раскаиваются. Вера в Деда Мороза стала важным признаком детства, а её утрата -- своего рода инициацией -- испытанием на начало взросления. Подарки должны обеспечить семье счастье и благополучие на весь новый год. Разве не мифологична наша игра в Новый год? Разве новогодний миф не симпатичен? Примерно так и творится людьми всё новая и новая мифология.

Преемники и наследники мифологии в истории духовной культуры разнообразны. Среди них прежде всего выделяется эпос. Эпические произведения в поэтической или прозаической, устной или книжной формах повествуют о начале уже не всего мира и не просто человека, но определённого народа, его предках и их подвигах. Классическими образцами такого -- героического эпоса служат греческие поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея»; индийские «Махабхарата» и «Рамаяна», английский «Беовульф»; исландские саги -- родовые, королевские, фантастические; германо-скандинавские Эдды; русские былины; финская «Калевала»; казахско-киргизский «Манас»; осетино-вайнахские «Нарты» и т.п. произведения устного народного творчества. Эпос, таким образом, это начало литературы. Им опосредуется переход от первобытного общества с его коллективизмом рода-племени к цивилизации с её государственностью, новыми лидерами, о которых судят не по их происхождению, а по личным способностям. В структурном плане эпические моменты сознания носят столь же общечеловеческий характер, как и миф, только они выражают следующий этап развития самосознания. Ведь миф как таковой отражает не индивидуальное, а коллективное, родовое сознание. Любой мифологический герой -- это не самостоятельный индивид, не суверенная личность, а представитель своего племени, народа. За достижения и проступки такого персонажа благодеяние или кара богов постигает всех соплеменников. Скажем, царь Фив Эдип по незнанию убил отца и женился на матери. Наказание за это понёс не только он сам, боги отомстили и его детям, и всем его подданным. А вот эпический герой выступает творцом собственной судьбы, он сам отвечает перед богами и соотечественниками за свои поступки. Примером чему может служить другой древнегреческий герой -- хитроумный и поэтому многострадальный Одиссей. А в наши дни -- литературные эпопеи вроде тетралогии Д.Р.Р. Толкиена или септологии, затем трилогии А. Сапковского. Героям мифов трудно подражать, тогда как эпическая поэзия и проза вдохновляют нас и сегодня.

Миф самодостаточен, застыл раз навсегда. Эпос -- перерастает и в религию, и в философию, и в литературу. Все эти -- уже современные типы мировоззрения по-своему трактуют эпическую идею ответственности человека, добра и зла в его поведении, т.е. вопросы морали. Мифы в таких условиях из «правды» о далеком прошлом превращаются в вечную аллегорию -- иносказание-назидание.

Сказка сюжетно похожа на мифы и эпос, но, во-первых, отличается от них малым форматом своего содержания, а во-вторых, и это главное, -- заведомо признается вымыслом и рассказчиком, и слушателями; творится с развлекательными и поучительными целями, прежде всего для детей и, как жанр художественной литературы, -- для взрослых. В миф верят, а в сказку нет (кроме самых маленьких детей). В отличие от эпоса, народная сказка неконкретна, внеисторична, её сюжет развертывается в воображаемом «царстве-государстве», с героями-типами (вроде Иванушки дурачка или Василисы премудрой, Бабы-Яги ил Кощея Бессмертного), а не реальными предками. поэма мифология мировоззрение

Таким образом, многие жанры народного искусства (в первую очередь легенды, саги, сказки, басни, притчи, приметы) сохраняют элементы мифа. Но все они отличаются от настоящих мифов условностью своей фантазии. Настоящий миф всегда серьёзен, ведь он увековечивает открытие человеком самых разных «Ты» в окружающем мире, без которых ему не прожить.

Как видно, мифология по своему значению в культуре и жизни человека амбивалентна. Польза и вред мифа парадоксально предполагают друг друга. По большому счёту миф обманывает своего обладателя, сообщает ему не то, что было, есть или будет на самом деле. Однако к носителю мифов как нельзя лучше применимы слова поэта: «Ах, обмануть меня не трудно -- я сам обманываться рад». Обман становится мифом (и значит, не совсем обманом, потому, что направляет поведение людей) тогда, когда истина по каким-то веским причинам недоступна или непосильна человеку. В этом случае именно миф заполняет пустоты сознания, перебрасывает мостик от желаний к результатам (пусть этот мостик воображаемый, но без него, иллюзорного, путник, идя по узкой тропке над пропастью, не удержит равновесия). Таким образом, миф -- постоянный спутник человека в тех условиях, где узнать или сделать что-то необходимое ему не по плечу. Чем примитивнее культура, чем слабее личность, тем больше мифов они порождают. Но поскольку каждый человек уязвим, смертен, постольку никто из нас не свободен от элементов мифологизма в своем сознании и поведении. Просто у одних людей их личные мифы поужаснее, даже в конечном счете губительнее для них и окружающих, а у других они красивые и добрые, возвышающие над прискучившей реальностью данной судьбы. И у тех, и у других мифология служит формой коллективной памяти о далёких предках, без которых не было бы и нас.

Итак, миф представляет собой особый способ мышления, при котором выдумка принципиально смешивается с реальностью. В своем оригинальном виде, в полной мере миф присущ только первобытному, глубоко архаичному, либо детскому уму простодушного человека. В сознании взрослого цивилизованного человека фантазия подчиняется реалистичному разуму, по крайней мере, в принципе, как правило. Но и здесь неизменно присутствуют те или иные остатки, переделки мифологии, пропущенной через идейный фильтр более развитых форм духовной культуры -- религии, искусства, этики, политики и прочих. Сама по себе логика мифа, те умственные схемы, согласно которым создатель и потребитель мифов решает жизненные задачи, остаются весьма универсальными, общечеловеческими -- в силу творческого призвания человека разумного, но и принципиальной ограниченности, уязвимости людского существования. Первым условием мифологизации мышления выступает недостаток объективной информации о мире, незнание, а вторым -- победа эмоций над логикой, желаний над реальностью. И то, и другое всегда имеет место в нашей жизни.

Правда, для наивных верующих в ту или иную религию её мифы -- святая истина, а мифы других религий -- выдумки. Скажем, Иисус Христос на самом деле ходил по воде и воскрешал покойников, а пророк Мухаммед мог летать на чудесном коне на полсвета. Ближе истине те благоразумные верующие, в глазах которых свои и чужие мифы -- ступени в богопознании, просто притчи, наводящие на верные выводы. С точки зрения внерелигиозной философии мифы -- шаги на длинном пути познания мира и самопознания человека.

Отсюда и в современной медицине присутствие мифологических элементов то благотворно (в качестве полезной психотерапии, заменяющей или дополняющей остальные врачебные манипуляции), то реакционно (когда за фальшивой мифологемой рекламы, моды, отчаяния теряется надежда на самом деле помочь страждущему организму и мучащейся личности, либо, на худой конец, по крайней мере, облегчить невыносимые страдания обречённого пациента).

Образованный представитель современной культуры с интересом знакомится с накопленной человечеством библиотекой мифов, но старается критично оценить старые и новые суеверия, за которые всегда цепляются нищие духом и слабые телом его современники.

Литература

1. Марков Б.В. Философия. Учебник для вузов. Cтандарт третьего поколения. СПб., 2012 («Идея человека в постантропологическую эпоху»).

2. Введение в философию / Авт. колл.: И.Т. Фролов и др. Учебное пособие для высших учебных заведений. 4-е изд., перераб., доп. М., 2006 («Введение. 2. Истоки философии. Миф»).

3. Спиркин А.Г. Философия. Учебник для студентов высших учебных заведений. 3-е изд., перераб., доп. М., 2011 (Гл. I. § 1 «От мифа к Логосу»).

4. Краткий философский словарь / Под ред. А.П. Алексеева. 2-е изд. М., 2008.

5. Конт-Спонвиль А. Философский словарь / Пер. с франц. М., 2012. Хрестоматия по философии / Сост. П.В. Алексеев. 3-е изд., перераб., доп. М., 2009.

6. Мифология. Энциклопедия / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М., 2010 («Общее понятие мифа и мифологии»).

7. Мифы народов мира. Энциклопедия. В двух томах / Гл. ред. С.А. Токарев. Т. I. М., 2009 (Ст. «Мифология») *.

8. Толстой Н.И. Славянская мифология // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 5-26.

9. Щавелёв С.П. Метод практики: природа и структура. Курск, 1996 (С. 104-108 -- «Мифологема»).

10. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. В 3-х тт. М., 1985.

11. Беовульф; Старшая Эдда; Песнь о Нибелунгах; Песнь о Роланде; Песнь о Сиде // Западноевропейский эпос. М., 2004.

12. Дэй М. 100 персонажей классической мифологии: биографии и генеалогическое древо богов, богинь, героев / Пер. с англ. М., 2009.

13. Исландские саги / Общ. ред. А.В. Циммерлинга. М., 2000 («Studia philological»).

14. Калевала. Карело-финский эпос. Л., 1979.

15. Корни Иггдрасиля. Древнеисландская литература. Эдда. Скальды. Саги / Сост. и отв. ред. О. Смирницкая. М., 1997.

16. Левкиевская Е.Е. Мифы русского народа. М. - Владимир, 2011.

17. Лики Ирландии. Книга сказаний. М. - СПб., 2001 («Anima Celtica»).

18. Сага об Эгиле / Предисл. Х.-Л. Борхеса. М., 1999 («Личная библиотека Борхеса»).

19. Спенс С. Мифы инков и майя / Пер. с англ. М., 2012.

20. Дж. М. Барри. Питер Пэн; К. Грэм. Ветер в ивах; Дж. Р.Р. Толкиен. Клад; др. // Английская литературная сказка XIX-XX вв. / Пер. с англ. М., 1997.

21. Бонналь Н. Толкиен: мир чудотворца / Пер. с англ.. М., 2003.

22. Буслаев Ф.И. Народный эпос и мифология. М., 2003.

23. Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев / Пер. с франц. М., 1986.

24. Кереньи К. Мифология / Пер. с венг. М., 2012.

25. Ковтун Е.Н. Поэтика необычного. Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины XX века). М., 1999.

26. Криничная Н.А. Русская мифология. Мир образов фольклора. М., 2004.

27. Петрухин В.Я. Мифы древней Скандинавии. М., 2011 («Мифы народов мира»).

28. Петрухин В.Я. Мифы финно-угров. М., 2003 («Мифы народов мира»).

29. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.

30. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996.

31. Толкиен Дж. Р.Р. О волшебных сказках // Утопия и утопическое мышление. Антология зарубежной литературы / Сост. В.А. Чаликова / Пер. с англ.. М., 1991.

32. Толкиен Дж. Р.Р. Чудовища и критики / Пер. с англ. М.. 2008.

33. Сапковский А. Дорога без возврата. Повести, рассказы, эссе / Пер. с польск. М., 1999.

34. Шиппи Т.А. Дорога в Средьземелье / Пер. с англ.. СПб., 2003.

35. Апинян Т.А. Мифология: теория и событие. Учебник. СПб., 2005.

36. Архипова А.С., Мельниченко М.А. Анекдоты о Сталине. Тексты, комментарии, исследования. М., 2010 (Нация и культура. Антропология. Фольклор. Новые исследования).

37. Вуд Г. Мистический опыт экстаза: шаманские практики народов мира / Пер. с англ. СПб., 2011.

38. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987.

39. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. Изд. 2-е. М., 2004.

40. Жижек С. Возвышенный объект идеологии / Пер. с англ. М., 1999.

41. Иванова-Казас О.М. Мифологическая зоология. СПб., 2004.

42. Карл Густав Юнг о современных мифах / Пер. с нем. М., 1994.

43. Касавин И.Т. Шаман и его практика // Природа. 1988. № 11.

44. Касавин И.Т. Традиции и интерпретации. Фрагменты исторической эпистемологии. СПб., 2000 («Первобытное сознание и его творцы. Вожди и шаманы»).

45. Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 2. Мифологическое мышление / Пер. с нем. М. - СПб., 2002.

46. Кольев А.В. Политическая мифология. М., 2003.

47. Косарев А.Ф. Философия мифа. Мифология и её эвристическая значимость. М., 2000.