Философия: история и современность

Этика долга имеет и в наши дни многочисленных сторонников, тем не менее многие критикуют ее за известную отстраненность от жизни и склонность к догмам. В этой связи была развита этика ценностей , согласно которой существуют только относительные ценности, относительное добро. И к тому же ценности надо сосчитывать, калькулировать, только так можно избежать этических химер. Наиболее значительными представителями этики ценностей являются английский утилитаризм и американский прагматизм.

Английский утилитаризм был развит А.Смитом, И.Бентамом, Дж. С.Миллем. Латинский термин "утилитас" означает пользу, выгоду. В рамках утилитаризма важнейшим критерием добра оказывается достижение пользы, но не во что бы то ни стало, а в соответствии со знаменитой формулой Бентама: "Наибольшее счастье для наибольшего числа людей". Саму полезность Бентам понимал как наслаждение при отсутствии страданий.

В американском прагматизме (Ч.Перс, У.Джемс, Д.Дьюи и др.) моральное благо понимается как достижение успеха, которое увязывается с разрешением конкретной проблемной ситуации, с соответствующими практическими методиками. Прагматисты более определенно, чем утилитаристы, настаивают на том, что ценности являются результатом деятельности человека.

Как видим, каждая из трех этик обладает как недостатками, так и достоинствами. Этика добродетелей концентрируется на понимании морального облика отдельной личности, этика долга ставит на первое место всеобщие моральные законы, этика ценностей рассматривает бытие человека в мире. И первое, и второе, и третье весьма актуально. Поэтому насущной задачей является синтезирование трех этик, объединение их сильных сторон.

Современность с ее кризисными симптомами ставит перед этикой довольно трудные задачи. С одной стороны, эти симптомы явно свидетельствуют о потере решающего звена, каковым, по мысли знаменитого гуманиста А.Швейцера, является этическое начало. С другой стороны, есть философы, в том числе и знаменитые, например, немец М.Хайдеггер и француз Ж.-Ф.Льотар, которые склонны противопоставить этике эстетическую непосредственность. По Льотару , современный мир раздроблен, фрагментарен, многозначен; поиск этического единства неминуемо приведет к новому тоталитаризму. А потому на смену старомодным этическим интуициям приходит возвышенное, подлинно этическое. Добавим к этому, что для нашей, российской действительности характерно какое-то особо невнимательное, отстраненное отношение к этике, которую нередко считают прерогативой разве что учителей и священников, но никак не сильных мужчин.

Однако действительно ли этика есть нечто старомодное? Конечно же, нет. Тезис о старомодности этики в развитых странах Запада культивировался лет 25-30 тому назад, но отнюдь не энергично. Ныне же проблемы этики разрабатывают авторитетнейшие философы и ученые. Дело, которым они занимаются, считается и актуальным, и благородным.

Одна из новых этических идей связана с проблемой соотношения свободы и ответственности личности . Ожесточенные споры, ведущиеся вокруг проблемы свободы со времен античности, в XX в. приобрели особую остроту. Техногенная цивилизация не позволяет больше игнорировать тезис: "Человек может сделать больше, чем он имеет право". Вопрос ныне стоит ни много ни мало о выживаемости человечества. А значит, необходимо сочетать свободу и ответственность.

Лозунг свободы "Не мешайте действовать" восходит к эпохе буржуазных революций XVII-XVIII вв. Путь к нему проложила критика различного рода феодальных регламентации. Развитие капитализма вплоть до наших дней сопровождается требованиями обеспечения для личности разнообразных "свобод". Свобода стала интерпретироваться как основная ценность буржуазно-либерального общества. Весьма показательна в этом смысле позиция французского экзистенциалиста Ж.-П.Сартра, который не делал различия между бытием человека и его свободой. "Быть свободным, -- писал он, -- значит быть проклятым для бытия-свободы". Его же знаменитое выражение: "Мы приговорены к свободе". Согласно Сартру, человек находится в определенной ситуации, в рамках которой он должен сделать соответствующий выбор. Всякого рода принуждение извне не отменит свободу человека, ибо он всегда имеет поле возможностей для своего выбора. Для Сартра свобода есть абсолютная ценность. Эта позиция была весьма популярной вплоть до последней четверти XX в. Ситуация резко изменилась после появления в 1979 г. книги немецко-американского философа Г.Ионаса "Принцип ответственности. Попытка разработки этики для технической цивилизации". С тех пор появилось несколько тысяч публикаций, авторы которых обращали внимание на относительный характер свободы как ценности, на то, что свободу необходимо объединить с ответственностью.

Специалисты установили, что возраст стремительной карьеры понятия ответственности составляет всего чуть более ста лет. Основополагающим принципом этики понятие ответственности стало лишь в 80-е годы нашего столетия.

Выделим две концепции ответственности: классическую и неклассическую. Согласно классической концепции , субъект действия несет ответственность за его последствия. Как носитель ответственности субъект должен быть самостоятельным и свободным; мы еще раз убеждаемся, что свобода и ответственность взаимосвязаны. Субъект действия должен быть в состоянии предусмотреть последствия своих действий, а это возможно лишь тогда, когда он действует самостоятельно, а не в качестве "винтика в колесе". Наконец, субъект действия должен отвечать перед кем-то: перед судом, начальником, Богом или своей собственной совестью. Отвечать (отсюда термин "ответственность") приходится за содеянное, за последствия действий, которые ставят их субъекта в положение обвиняемого. Этика ответственности -- это этика поступка; если поступок не состоялся, нет и ответственности. Этику ответственности можно также назвать этикой конструктивности -- субъект конструирует свои действия, характер этих действий не задан изначально.

Там, где субъект выступает участником группы, где из-за разделения функций в принципе невозможно предусмотреть последствия своих действий, необходима новая, неклассическая концепция ответственности. Ибо в описанной ситуации, а она встречается в технической цивилизации на каждом шагу, классическая концепция теряет свою применимость из-за того, что условия ее правомерности не выполняются. Субъект действия ответствен теперь изначально не за неудачи своих действий в рамках заданной организационной структуры, а за порученное дело, за успех последнего. Несмотря на все неопределенности, субъект решает задачу правильной организации дела, управления ходом его осуществления; ответственность теперь связана не с абсолютной свободой человека, а с нормами и функциями демократического общества. Не будет преувеличением констатировать, что классической концепции ответственности соответствует понятие абсолютной свободы автономного субъекта. Неклассическая концепция ответственности имеет своей параллелью свободное общество, с требованиями которого приходится считаться каждому.

Было бы опрометчиво утверждать, что неклассическая концепция ответственности разработана с предельной степенью ясности. Напротив, она насыщена проблемными аспектами, которые ждут своего разрешения. Одна из них -- проблема разделения ответственности. Представьте себе, что группа людей делает общее дело. Как определить степень ответственности каждого отдельного субъекта действия? Над этим многие философы, этики, юристы ломают себе голову. Все они понимают, что в современном обществе, с его высокой рискоемкостью, нельзя экономить усилия на развитие актуальной ответственности.

В заключение данного параграфа обратимся к практической функции философии. Существует старое-престарое заблуждение, что нет ничего более непрактичного, чем философия. Между тем исключение философии из сферы практики, конечно же, несостоятельно. Это особенно очевидно перед лицом этики. Этику часто называют практической философией или этикой поступка. Без этики не может обойтись ни отдельная личность, ни человечество в целом. Кстати, как для женщины, так и для мужчины нет ничего более благородного, чем быть нравственно чистым. Этика -- мужское дело в не меньшей степени, чем, например, техника. К этике обращается тот, кто действует. Каждый человек является ее носителем, плохим или хорошим, независимо от своих желаний. К сожалению, многие в своей практической деятельности используют суррогаты философии. И дело тут не в практической слабости философии, а в очевидных упущениях самих субъектов действий. Скольких трагедий и драм могли бы избежать люди, обратившись к практической силе философии. "Только нравственность в наших поступках, -- считал Эйнштейн, -- придает красоту и достоинство нашей жизни.

Единство истины, красоты и добра. Образование и воспитание

Логика предыдущего изложения привела нас к главным ценностям познания (истина), чувственно-эмоционального (красота) и деятельности (добро). Подобно тому как в человеке ум, сердце и воля образуют единство, так едины истина, красота и добро. Но каковы характерные черты единства истины, красоты и добра? Над этим вопросом задумывались великие философы, ученые, писатели. Причем их мнения далеко не всегда совпадали. Отметим в этой связи характерные тенденции понимания единства истины, красоты и добра.

Все согласны друг с другом в том, что истина, красота и добро (и каждая ценность по отдельности) выражают отличительные признаки истинно человеческого в человеке. Известные разногласия дают себя знать, когда рассматривается связь ценностей друг с другом. Часть мыслителей опасно сближает ценности. "Прекрасное -- это законченное выражение Добра. Добро же -- законченное выражение Прекрасного", -- считал Р.Тагор. По Сократу, знание, истина есть добро. Категоричен и Г.Флобер: "Все, что прекрасно, -- нравственно". Другие авторы настроены менее оптимистично: "Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой" (Ф.М. Достоевский); "Понятие красоты не только не совпадает с добром, но, скорее, противоположно ему, так как добро большей частью совпадает с победой над пристрастиями, красота же есть основание всех наших пристрастий" (Л.Н.Толстой). Выясняется, что полное сведение одной ценности к другой несостоятельно. Паскаль замечает, что "у сердца есть свой разум, который нашему разуму неизвестен". Ему вторит Ф.Ларошфуко: "Уму не под силу долго разыгрывать роль сердца". Все это, конечно, не означает, что нет связи между ценностями. Обращают на себя внимание рассуждения М.М.Пришвина: "Может ли быть красота в правде? Едва ли, но если правда найдет свою жизнь в красоте, то от этого является в мир великое искусство". И он же: "Бойся думать без участия сердца". "Нравственность должна быть, -- считал С.Буффле, равно как и многие другие мыслители, -- путеводной звездой науки". Если сведение одной ценности к другой несостоятельно, то это отнюдь не исключает возможность их взаимоусиления друг другом.

Не счесть утверждений, в которых в той или иной форме подчеркивается взаимодополнительность истины, красоты и добра или, что то же самое, ума, сердца и воли. В.Гюго писал: "Великая любовь неразлучна с глубоким умом, широта ума равняется глубине сердца; оттого крайних вершин гуманности достигают великие сердца, они же умы.

Высота чувств -- в прямом соотношении с глубиной мысли. Сердце и ум -- две конечности баланса. Опустите ум в глубину познания -- вы поднимете сердце до небес". Так рассуждает писатель. Философ видит в этом рассуждении концепцию прямой пропорциональности (Гюго говорит о "прямом соотношении") истины и красоты.

Сохраняя пафос Гюго, хотелось бы уточнить характер связи истины, красоты и добра. Ясно, что они, дополняя друг друга, образуют нечто вроде положительного единства В.С.Соловьева. Встаньте на почву истины, и путеводными звездами засияют красота и добро. Перемещаясь в сторону красоты, вы обнаружите, что она нацеливает на глубокую мысль и нравственную чистоту. Наконец, в стремлении к добру вам весьма кстати окажутся истина и красота. Истина не есть красота, а красота не сводится к добру, но тем не менее каждая из трех ценностей в определенном смысле указывает на другую. Кант однажды определил прекрасное как "символ морального добра". Категория символа здесь, на наш взгляд, появилась далеко не случайно. Рассматриваемые три ценности связаны друг с другом отнюдь не простой, а весьма сложной символической связью.

Суть проблемы видится нам в своеобразном феномене полноты жизни человека. При всем желании человек никак не может ограничить свое бытие одной из трех сфер: познания, чувства, поступка. В силу этого человек объединяет истину, красоту и добро. Тому (ученый?), кто утверждает, что истина-превыше всего, тут же укажут на достоинства красоты и добра. Кто (деятель искусства?) считает красоту вершиной человека, упускает из виду истину и добро. А настаивающий (человек дела, практики?) на приоритете добра не до конца оценил достоинства истины и красоты. Человек достигает полноты жизни в единстве всех ценностей, добиваясь их гармонии, взаимоусиления, резонанса.

Разумеется, истина (правда), красота (прекрасное) и добро -- это идеалы, рядом с которыми постоянно их антиподы: заблуждение (и ложь), безобразное и зло. К какому полюсу будет стремиться человек -- это, естественно, дело его философского выбора, его свободы, его ответственности перед собой лично и перед другими. Беспристрастная философия, реализуя идеал индифферентности, фиксирует рассматриваемые полюса и этим ограничивает свою компетенцию. Скромность -- не порок, пороком является отказ от ответственности перед будущим. Подлинная философия не станет прятаться от будущего, она стремится его обеспечить. И именно поэтому философия определяет человека идеально, в контексте идеалов, высших ценностей. Человек -- существо вертикальное. Его влекут к себе звезды. В стремлении человека к совершенству надежной ему опорой является образование.

Часто XX в. называют веком образования. Ныне образование рассматривается как реализация неотъемлемого права человека. Человек не бывает от природы тем, чем он должен быть, поэтому он нуждается в образовании. Буквально слово образование означает формирование. Но формирование не любое, а связанное с усвоением ценностей науки, культуры и практики. Часто образование понимают узко, вне культуры и нравственности, как всего лишь овладение систематизированными знаниями, навыками и умениями (при этом овладение навыками и умениями называют профессиональной подготовкой или просто подготовкой). В этом случае с культурой и практикой связывают воспитание. Воспитание есть культурное и нравственное образование. Философия всегда влияла на развитие систем образования и воспитания.

Поскольку данный учебник предназначен для студентов высших учебных заведений, далее рассматриваются некоторые проблемы очень молодой науки (ее возраст не более 20-30 лет) -- философии образования .

Первые университеты появились в Италии, Испании, Франции, Англии в ХП-ХШ вв. Латинское слово университас означает совокупность. В университетах велась подготовка по различным отраслям знания. Мы использовали для характеристики средневековых университетов слово "подготовка" не случайно. В условиях, когда еще не был выработан унифицированный образ науки, университеты вели именно подготовку своих слушателей.

Новое время выработало унифицированный образ науки. Образование стало пониматься как наукоучение. Оно состоит из отдельных дисциплин, по каждой из которых желательно иметь хороший учебник. В основе дисциплинарной организации образования находится представление классической философии о науке как универсальном, едином знании. Университет стали связывать с усвоением универсального знания, очищенного от эстетического и нравственного. Такая программа вскоре встретилась с двумя трудностями принципиального характера. С одной стороны, в немецкой классической философии (Гербарт, Гумбольдт, Гегель) была показана необходимость культурологического образования, личность должна формироваться не как субъект исключительно науки, а как субъект культуры. С другой стороны, выявилась социальная потребность в специальном образовании, в том числе техническом. Соответствующие реформы были проведены в XIX в., в результате возникли противостояния двоякого характера.

Университетское образование противостоит специализированному, а гуманитарное -- техническому. Сюда следует добавить, что образование понимается вне воспитания. Поэтому неудивительно, что постоянно раздаются призывы к гуманитаризации системы высшего образования. И с той же частотой фиксируется неудовлетворительное положение дел в этой области. Призыв А.Эйнштейна сделать главной задачей образования стремление к нравственности так и остался призывом, не более того.

Сейчас, в конце XX в., нет страны, в которой бы не жаловались на кризис системы образования. Теперь уже очевидно, что односторонние ориентации в образовании недостаточны. Университетскому образованию недостает специализированности, специальному образованию -- универсальности и фундаментальности, гуманитарному образованию -- практичности, а всем вместе -- культуры. Попытки все необходимые составляющие образования собрать в одном вузе также не ведут к успеху. Отдельный индивидуум не в состоянии усвоить все то, чего достигло человечество в целом.

Выход из кризиса системы образования то и дело видят в универсальных рецептах, но это "лекарство", возвращающее к идеалам философии Нового времени, не способно излечить от упомянутых выше недугов. Современная философия опирается на идеалы-ценности, реализующиеся в многообразии наук, личностных установок, культурных и нравственных достижений. В нашей стране демократизация образования, конечно же, давно назрела. Но она не должна быть самоцелью. Идеалы образования те же, что и идеалы философии, -- истина, красота и добро. Система образования призвана вести обучаемых кратчайшими путями к манящей дали этих идеалов, но это уже специфическая задача педагогов. Образование, которое не дополняется правильным развитием чувства и воли, часто является средством достижения неблагих целей. Задача образования состоит не в том, чтобы получить эрудированного человека, он еще должен быть культурным, нравственным и деятельным. Благородная личность имеет то преимущество перед образованным или интеллигентным человеком, что в ней происходит возвышенное соприкосновение высот ума, сердца и воли. В результате такого соприкосновения высекается не искра, а пламя человечности.

Изложенное дает необходимые ориентиры для оценки специфики инженерного образования, задача которого отнюдь не исчерпывается тем, что будущего специалиста учат просто-напросто "обращению с железками". Воплотить в металле, в машине ценности человеческой жизни -- вот в чем назначение инженера. Будущего инженера готовят в вузе к выполнению благороднейшей миссии. Читатель, если ты студент, задумайся над тем, какую сложную программу выполняют твои педагоги!

Глава 2.4 Философия общества и истории

Пути понимания природы общества

Философия человека и его символической действительности подвела нас вплотную к философии общества. Люди живут совместно, они образуют общество. Философия общества стремится к выяснению природы общества, его особенностей.

Нет такого философского направления, принципы которого не использовались бы -- разумеется, не всегда с одинаковой степенью успешности -- для раскрытия тайн общества. Например, в платоновском "Государстве" учение об обществе разработано в тесной связи с теорией идей. Августин рассматривает общество, "град земной", в свете "града Божьего". Именно это следует ожидать от средневекового философа. В Новое время Гоббс и Локк разрабатывают концепцию общественного договора и соответственно договорную концепцию государства. Как было показано в соответствующем разделе историко-философского курса, появление концепции общественного договора и выработка юридического мировоззрения произошли не случайно, а в результате развития философии Нового времени. Позитивизм (Конт, Спенсер) с его ориентацией на научное знание способствовал вычленению из философии специальной науки об обществе -- социологии. Философия жизни и феноменология (Гуссерль, Шюц) привели к становлению социологии повседневности.

Нашу историческую справку можно было бы существенно расширить. Однако в данном случае мы не будем этого делать. В нашу ближайшую задачу входит рассмотрение философии общества в ее современном звучании. Речь пойдет о главных философских подходах к общественной проблематике. Как это уже делалось неоднократно, мы не ограничимся одним философским направлением, а предпримем усилия по синтезу достижений различных философских направлений. К сожалению, в отечественной литературе по философии общества длительное время доминировал марксизм-ленинизм. В наши дни это обстоятельство существенно затрудняет изучение философии общества. В многочисленных учебниках и словарях читателя прямо и исподволь подводили к марксистско-ленинским воззрениям как наиболее правильным. Разумеется, здесь имеет место явное преувеличение достоинств марксизма-ленинизма. Марксизм, неомарксизм, марксизм-ленинизм действительно достигли многого в области философии общества, но и представители других философских и социологических школ не сидели сложа руки. Их успехи также неоспоримы.

Выше уже неоднократно отмечалось, что человек есть единство природного и психологического, что как практическое существо он действует, символизирует себя в продуктах своей деятельности. Отсюда явственно просматриваются возможные подходы к пониманию общества. Философские подходы к обществу могут анализироваться как движение от природы, психики человека, действий человека, продуктов действий человека . Именно эти подходы широко культивируются в современной философии общества.

Философский подход "от природы к обществу " лежит в основе натуралистических концепций общества . В этих концепциях подчеркивается особая, детерминирующая специфику общества роль географических (климата, ресурсов полезных ископаемых, флоры и фауны) и демографических (населения) факторов, биологии человека, которая рассматривается в духе дарвинизма и генетики, Многие натуралистические концепции представляют ныне разве что исторический интерес. Вместе с тем есть такие концепции (среди них социобиология), которые сохранили свою актуальность.

Название книги основателя социобиологии Э.Уилсона, увидевшей свет в 1975 году, "Социобиология: новый синтез" говорит само за себя. Ставится благородная задача синтеза естественных и общественных наук. Пути же реализации этой задачи связываются с изучением эволюционно-генетических предпосылок поведения человека. Считается, что гены и культура эволюционируют вместе, т. е. имеет место генно-культурная коэволюция.

Натуралистические концепции общества всегда обвиняли в редукционизме, сведении закономерностей социальной реальности к природным закономерностям. Сторонникам этих концепций трудно отразить такое обвинение. Социобиологи смотрят на общество глазами биологов, они хотят увидеть в социальном биологическое. Но социальное не является биологическим.

Натуралистические концепции общества, безусловно, не бесплодны, они исследуют довольно значимые аспекты взаимосвязи природы и общества. Но указанные концепции не справляются с вопросом о специфике общественного. Поэтому многие исследователи связывают специфику социального не с биологическими, а с более сложными психическими явлениями.

В основе психологизма в социологии, социопсихологии лежит простое убеждение, сформулированное, в частности, Дж. С.Миллем: "Соединяясь в общество, люди не превращаются в нечто другое, обладающее другими свойствами… В общественной жизни люди обладают лишь такими свойствами, которые вытекают из законов природы человека и могут быть к ним сведены".

На первый взгляд, программа социопсихологизма представляется самоочевидной, вполне состоятельной и не могущей не привести к успеху. Но… социопсихология конструирует общество по образу и подобию индивида, а сам индивид рассматривается изолированно от общественных условий, например материального производства. К тому же психология тесно связывает изучаемые ею феномены с физиологией организма. Поэтому она, как правило, ищет детерминанту психологического в физиологическом. Само психическое социопсихология понимает очень узко, как постоянно находящееся в объятиях физиологического. Но психофизиологическим не объяснить феномены культуры и практики.

Наиболее влиятельной школой социопсихологии оказался инстинктивизм , прежде всего фрейдизм, значение которого сейчас, в наши дни, велико. Инстинктивизм видит истоки социального в инстинктах человека. Число инстинктов, указываемых исследователями, колеблется от нескольких до 15 тысяч. Для Фрейда двумя главными инстинктами являются инстинкт жизни -- Эрос и инстинкт смерти -- Танатос. По Фрейду, борьба этих инстинктов на фоне гиперсексуальности человека лежит в основе социального бытия. Религия, мораль, социальные чувства призваны ослабить чрезмерную инстинктивную агрессивность людей. Социально и нравственно неприемлемые импульсы вытесняются в бессознательное, откуда они вновь и вновь прорываются, ломая систему норм и запретов цивилизации, "сверх-Я".

Принципиальные положения социопсихологии получили свое дальнейшее развитие в концепции социального действия (М. Вебер, Т. Парсонс).

Социальное действие всегда личностно и осмысленно, оно связывает действующее лицо с другими субъектами. Каждый индивид частично "запрограммирован" существующими социальными нормами, он оценивает альтернативы, принимает решения и добивается их исполнения. Все общество выступает как система социальных действий. Эту концепцию часто обвиняли в абсолютизации личных отношений в социальных связях. На эту критику отреагировал символический интеракционизм (Дж. Мид). Мид отмечал, что взаимодействие (= интеракция) может быть символическим актом. Люди реагируют на ожидания тех, кто не присутствует в момент осуществления действия. Да и сами действующие объекты -- это символы тех ролей, которые они выполняют. Каждый человек играет определенную роль -- врача, ученого, студента. Сторонники теории ролей любят цитировать следующие слова Шекспира:

… Весь мир -- театр,

В нем женщины, мужчины -- все актеры.

У них есть свои выходы, уходы,

И каждый не одну играет роль.

Я -- это сумма ролей, которые усваиваются в результате социального опыта. Индивид формируется в результате социальных взаимодействий -- так происходит его социализация. Психическое становится социальным. Представители концепции социального действия весьма неохотно занимаются предметным действием, к рассмотрению которого мы и переходим. Речь идет о предметном действии и его продуктах. Теория предметного действия разработана К. Марксом. Она проливает дополнительный свет на проблему социального.

Маркс всегда подчеркивал своеобразие и самостоятельность общества как совокупности общественных отношений. Какова природа общественных отношений? По Марксу, люди вступают в отношения в процессе общественного производства. В сфере материального производства дело обстоит таким образом. В продуктах труда в результате производственной кооперации следы индивидуального как бы "смываются". В итоге получается безличное, общественное. Выходит, что за появление общественного ответственен символический характер деятельности человека, не просто одного человека, а многих людей, обменивающихся продуктами своей деятельности.

Мы рассмотрели четыре подхода к выяснению природы социального, общественного, а значит, и общества. Фактически мы занимались проблемой, которая стоит в центре философско-социального знания и которая вызывает у философов и социологов головную боль: как возникают системные характеристики, выражающие специфику социального . Но как вообще возникают системные свойства? В результате взаимодействий. Однако можно ли предсказать системные свойства, если известны свойства взаимодействующих агентов? Трудно. Приведем простейший пример: зная свойства молекул кислорода и водорода, физики и химики не умеют выводить аномальную, зависимость плотности воды от температуры. Можно ли вывести из свойств отдельных людей характеристики таких общностей людей, как нации, классы? Пока философы и социологи на поставленный вопрос вынуждены ответить отрицательно. И это на фоне полной уверенности в том, что общество есть системное образование, содержащее различные уровни организации . На уровне элементов общества самый тщательный анализ не может обнаружить ничего иного, кроме отдельных людей с их духовным миром, символической деятельности людей и, наконец, продуктов этой деятельности. Но так обстоит дело на уровне элементов общества, его субъектов. Когда же рассматриваются системные свойства общества, то в поле зрения исследователя попадают коллективы и социальные группы людей, общество в целом. В таком случае говорят об общественной психологии, общественном сознании, общественном интеллекте, общественных формах деятельности. В отличие от отдельного индивидуума нация не имеет головы на плечах. И поэтому кажется весьма странным приписывать ей наличие национального характера, сознания, интеллекта. Между тем речь идет о действительных системных образованиях членов данной нации. Язык, культура, наука -- это системные образования.

Итак, общество -- это системное образование, совместная жизнедеятельность людей. Социальное -- это системные характеристики общества .

Социальное. Структура общества

Латинское слово социалис переводится как общественный. Социальное -- это все то, что характеризует совместное существование людей и отлично от их природной, физико-биологической основы.

Выше мы интерпретировали процесс становления социального. Социальное возникает как системная характеристика, как интегральный эффект непосредственного или опосредованного взаимодействия людей. Вне этого взаимодействия социальное не существует.

Носителями социального выступают люди и продукты их символической деятельности. Социальное является свойством любой личности. Социальное усваивается индивидуумом, а это означает, что он социализируется. Понимание процесса социализации личности многое объясняет, например, относительно природы сознания отдельного человека. Когда отдельный человек рассматривается вне социальных, общественных отношений, его сознание выступает как нечто сугубо психическое, детерминируемое нейрофизиологическими процессами. Социализация же выступает как влияние человека на других людей, это влияние "возгоняет" психику человека, переводит ее на новый, общественный уровень, который как бы удаляет сознание человека от нейрофизиологических процессов. Связь между сознанием человека и нейрофизиологическими процессами всегда есть, но она по мере развития социализации человека становится все более и более слабой.

На своем микроуровне общество выступает как совокупность индивидов, взаимодействующих между собой, и поэтому находящихся в определенных связях и отношениях. Но общество не исчерпывается своим микроуровнем. Общество состоит не только из своих элементов (отдельных людей), но и из макроструктурных единиц профессионального, демографического, экономического, политического, мировоззренческого содержания. Все макроструктуры, начиная от малых групп людей и коллективов и вплоть до наций, народов, классов и других общностей людей максимальной широты, определенным образом соотносятся друг с другом.

В социологии нет, пожалуй, ничего более сложного, чем понимание природы макросоциальных единиц и их взаимодействия между собой. Природа структурных единиц общества кажется весьма причудливой уже потому, что у них нет какой-то общей головы и общего тела, между тем есть общее сознание. Макросоциальные образования состоят из отдельных людей, но эти люди разъединены пространственно и, вроде бы, не составляют единства. Секрет загадочности природы макроструктурных единиц общества, как, кстати, и общества в целом, состоит в системном характере этих единиц и общества, в постоянном воспроизведении их как некоторых интегральных эффектов.

На основе психики и сознания отдельных индивидуумов образуется психика и сознание социальных групп людей. Социальные макроструктуры обладают психикой и сознанием не потому, что у них есть какая-то загадочная, былинных размеров голова, а потому что они выступают системным образованием по отношению к отдельным индивидуумам. Читатель имеет возможность выявить системный характер языка, культуры, практики, искусства, науки, этики.

Если рассматриваются системные характеристики, то крайне важно не упускать из виду присущую им внутреннюю динамичность. Системы часто представляют себе как нечто спокойное, максимально устоявшееся, с малым числом структурных единиц, короче, по подобию Солнечной системы планет. Между тем социальные системные образования состоят из большого числа единиц. Так, число членов классов, наций исчисляется миллионами людей. Число же присущих людям эмоций и мыслей, формулируемых ими высказываний -- мириады. В таких сложных системах, как человеческое общество, системные эффекты возникают в результате "скрещивания" многих индивидуальных агентов. Системное выступает как новое, в котором во взаимодополняемом единстве присутствуют хаос и порядок. Выделяются некоторые параметры порядка, аттракторные состояния, которые часто становятся доминирующими. Именно на их базе вырабатываются нормы культуры, искусства, этики, языка, которые усваиваются максимальным числом членов данной социальной группы. Но жизнь общества не останавливается, возникают новые импульсы, новые аттракторы, притяжение к которым разрушает старые параметры порядка. Выражаясь метафорически, классика сменяется модернизмом, модернизм -- постмодернизмом. Верно, что общество есть система, но это особая система, система со сложной динамикой своих интегральных эффектов.

Отметим особо, что социальное (= общественное) никак не исчерпывается социально общим. Члены данной социальной группы обычно имеют много общего (привычки, традиции, способы мышления и т. п.), но они и отличаются друг от друга, будучи вместе с тем членами одной и той же социальной группы людей. Социальное -- это системный эффект, для которого характерно как общее, так и особенное.

Возможна ли наука об обществе? Роль рациональности в развитии общества

Философия стремится к выделению предельных оснований всякого знания, в том числе и знания об обществе. Очевидно, что знание об обществе существует, но образует ли оно науку -- вот в чем вопрос.

Всегда были и в настоящее время есть философы, которые ставят под сомнение существование науки об обществе. Логика их аргументации такова. Человек в отличие от неживых объектов обладает свободой воли, он, регулируя свое поведение, может вести себя непредсказуемым образом. Обладание человеком свободой воли несовместимо с существованием законов социальных явлений. В силу своего творческого отношения к миру человек избегает участи подпадать под действие научных законов, вообще не признавая существования науки об обществе. Как выяснится в дальнейшем, эта логика не во всем убедительна. Рассмотрим в этой связи, как уточнялись воззрения на существо науки об обществе. Для начала обратимся к двум философским направлениям, представители которого не ставят под сомнение существование законов общества. Мы имеем в виду марксизм и структурализм.

Марксисты считают, что законы общества существуют и к тому же они независимы от сознания и свободы воли отдельных людей. В общественном бытии, например в общественном труде, индивидуальные особенности отдельных индивидуумов сглажены, они теперь не существуют в виде самостоятельных сил. К тому же следует учесть, что общественное бытие заметно превосходит по своей значимости значение отдельных людей. Тем самым внимание с отдельных людей переносится на результаты их деятельности. Так, согласно Марксу, экономическое содержание эпохи определяется прежде всего состоянием средств производства, технической инфраструктуры общества, а не свободной волей человека. Но техника объективна не менее, чем явление природы. Значит, законы общества существуют с такой же железной необходимостью, что и законы природы.

Сходным путем идут многие структуралисты . Они заняты поиском объективных, не зависящих от воли людей структур, выступающих в роли законов. Следует заметить, что марксисты и структуралисты, добившись успехов в обнаружении законов общества, тем не менее испытывают трудности в характеристике особенностей индивидуумов, всего, что связано с их намерениями, мотивами действий и, наконец, самими действиями.

Во второй половине XX в. интересующие нас проблемы стали обсуждаться в свете известного "лингвистического" поворота в философии, авторами которого явились логические позитивисты и сторонники аналитической философии позднего Витгенштейна. Состояние науки об обществе стали рассматривать с позиций уяснения связей между высказываниями. В 1942 г. Гемпель обратился с призывом к обществоведам перенять ту модель дедуктивного объяснения, что принята в науке о природе, где выводное знание получается в результате подведения под закон конкретных данных. То и другое фиксируется соответствующими высказываниями. Можно привести такой пример:

Общее высказывание: армия не может победить народ. Высказывание о факте: напав на СССР, фашистская армия столкнулась с сопротивлением советского народа. Вывод: фашистская армия потерпела поражение.

Однако часть сторонников философии позднего Витгенштейна в противовес логике Гемпеля утверждали, что существует много корректных форм использования языка, а значит, поиск одной-разъединственной схемы объяснения, пригодной как для науки о природе, так и для науки об обществе, несостоятелен. В последующих многочисленных дискуссиях, которые продолжаются и поныне, весы склоняются то в одну (науки об обществе строятся по тем же образцам, что и науки о природе), то в другую сторону (статус наук об обществе принципиально другой, чем статус наук о природе). Примирения двух указанных позиций так и не удалось добиться, между тем нельзя не видеть, что они в ходе истории не раз приводили к взаимообогащению наук о природе и наук об обществе. Так, в XX в. эмпирические и математические методы, прежде бывшие характерными лишь для наук о природе, были распространены и на сферу обществознания. С другой стороны, герменевтические методы, впервые освоенные в обществознании, все чаще используются в науках о природе.

Весьма решительно ведут исследование общества так называемые эмпирические социологи, использующие такие методы, как тестирование, интервьюирование, социальное экспериментирование. Оказалось, что не без успеха можно исследовать любые проявления личности, например, ее установки. Полученные данные обрабатывают математически и получают в итоге некоторые социологические картины изучаемых явлений. Перед нами программа исследования общества нео- и постпозитивистского толка: эксперименты, гипотеза, обработка данных. Есть возможность полученные данные описать математически, иногда довольно компактными формулами. Тем не менее того математического изящества, которое царит в физике, в социологии (равно как и в биологии!) нет. Никто не знает точно, почему социологические данные в своей математической оформленности существенно уступают в изяществе физическим формулам.

С другой стороны, после того как методы математики стали широко использовать в экономических науках, выяснилось ранее бывшее неизвестным сходство законов природы и общества. Возьмите понятие математического предела. В физике оно используется для понимания, что есть мгновенная скорость, а в экономике это же математическое понятие используется для описания феномена стоимости. В экономических науках широко используются дифференциальные уравнения.

Противники противопоставления законов общества и природы имеют еще один сильный аргумент. Они указывают, что аналогом своеволия личностей в природе является вероятностного типа поведение частиц. Там, где физик описывает поведение большого числа частиц, он вынужден использовать статистические закономерности. Поведение каждой отдельной частицы описывается вероятностным образом. Аналогичным образом поступает и социолог: поведение отдельной личности он описывает вероятностным образом, а поведение большого числа людей статистически. Таким образом, при всем их различии науки о природе, с одной стороны, и науки об обществе, другой стороны, имеют много сходного.

Что касается герменевтических методов, ориентирующихся не на объяснение, а на понимание, то их развитие усилиями М. Вебера, Т. Парсонса привело к становлению так называемой понимающей социологии . Казалось бы, этим получила окончательное утверждение позиция В. Дильтея, который любил подчеркивать, что "природа чужда нам… общество же -- наш мир…". Но это впечатление обманчиво хотя бы уже потому, что науки о природе являются уделом людей: физики должны понимать друг друга в не меньшей степени, чем социологи. Любая наука есть форма деятельности людей, в которой феномен понимания занимает одно из центральных мест.

Итак, возможна ли наука об обществе и человеке? Да, возможна, причем в силу достаточно очевидного факта, а именно: человек изучает общество, упорядочивает свои знания, а это и есть путь науки. Так называемая свобода воли человека не является преградой для ученого, кроме всего прочего он изучает и эту свободу. Нет таких тайн общества или души человека, которые не могла бы изучить наука. Границы науки об обществе определяются не тем, что она бессильна в изучении каких-либо присущих обществу феноменов, а тем, что она, строго говоря, не является искусством и практикой. Науке нет равных там, где идеалом являются успехи познавательной деятельности, т. е. истина.

Трудно переоценить роль научной рациональности, характерной для нее совокупности норм и методов для развития общества. Именно наука обеспечивает проникновение человеческой мысли в понимание таких слоев реальности, которые недоступны обыденному сознанию. Нет такой сферы жизнедеятельности общества, в которой бы опора на научный анализ, прогноз, выработку стратегии и плана будущего развития не обеспечила бы успех дела. Ныне едва ли не все коренные проблемы устройства жизнедеятельности общества, анализа гуманных последствий предпринимаемых мер решаются на основе науки. Научная рациональность стала непреходящей ценностью всякого развитого общества.

Научная рациональность -- это, как принято считать, высший тип рациональности. Рациональность часто понимают в более широком, чем просто наука, контексте. В таком случае рациональность понимается обычно как целесообразность, действие в соответствии с определенными правилами, нормами, ценностями. Поясним сказанное на примере плодотворной классификации действий людей, введенной в социологию М. Вебером.

М. Вебер выделял четыре типа социального действия: аффективное действие, традиционное действие, ценностно-рациональное и целерациональное действие. Главное в аффективном действии -- это стремление к удовлетворению страсти, во власти которой находился индивид. Далеко не всегда аффективное действие осмысленно, продумано. Традиционное действие выступает как форма подражания образцам поведения, закрепленным в традиции и не подлежащим научной критике. Ценностно-рациональное действие ориентируется на веру в самодостаточность некоторых ценностей, на основе которых вырабатывается конкретная программа действий. Исходные ценности могут восприниматься некритически и, следовательно, иррационально; сама же программа действий имеет сквозную рациональную природу. Наконец, целерациональное действие характеризуется ясностью осознания действующим субъектом своей цели, достижение которой осуществляется опять же по четкой, рационально осмысленной программе. Таким образом, последовательность: аффективное действие -- традиционное действие -- ценностно-рациональное действие -- целерациональное действие характеризуется нарастанием моментов рациональности. Самой рациональной моделью поведения оказывается целерациональное действие.

Многочисленные обсуждения веберовской классификации действий привели к представлению, что в наиболее эффективных социальных структурах действия всех четырех типов органически сплетаются друг с другом. Это означает, в частности, что применительно к обществу рациональное дополняется учетом иррационального. Нет необходимости противопоставлять рациональное и иррациональное, они взаимодополняемы и, следовательно, содержат в себе возможность взаимообогащения.

Философия истории. Многообразие культур, цивилизаций. Запад -- Россия -- Восток

Греческое слово история означает рассказ о прошлом, о том, что действительно было. Уже в античности возникла традиция рассматривать историю как тип универсального знания о прошлом. При этом прошлое связывается с настоящим и будущим. Возникает комплекс сложных философских вопросов. Как возможно познание прошлого? Какова связь прошлого, настоящего, будущего? Имеет ли история народов единый универсальный смысл? Поставленные вопросы дают представление о философии истории. Главные интересы философии истории связаны с познанием направленности и необратимости исторического движения. Какое место занимает человек в драматической поступи истории? Этот новый вопрос также вряд ли оставит равнодушным кого-либо. Человек -- историческое существо, он погружен в бег времени, чувствует и знает это. Человек не может не испытывать интереса к своей исторической участи. С учетом изложенного выше мы рассмотрим вопрос о смысле истории, главные философские подходы к разрешению этого вопроса. Нам предстоит в очередной раз осмыслить мир не просто сиюминутно, а в широком историческом плане.

Греки воспринимали мир эстетически, как завершенный Космос с его гармонией и цикличностью. Везде они видели круговорот: касается ли это Космоса или жизни человека. Античную концепцию истории в лаконичнейшей поэтической форме выразил Софокл:

Нынче горе, завтра счастье --

Как Медведицы небесной

Круговорота извечный ход.

"Трахининки"

Круговое движение -- это геометрический образ вечности (круг не имеет ни начала, ни конца) и временности (в своем движении человек всегда находится "где-то", в данном "теперь"). Согласно крупнейшим античным философам, во взаимоотношении вечности и времени приоритет принадлежит вечности. Время, по Платону, есть образ вечности. Античная философия истории, согласно А.Ф.Лосеву, есть философия вечного становления, вечного возвращения, периодических мировых пожаров (Гераклит), душепереселения и душевоплощения (Платон). Склонные к обобщениям античные философы везде видели правильное чередование, но оно воспринималось ими отнюдь не как нечто безжизненное, о чем свидетельствует античная трагедия с ее особым вниманием к драматическим и трагическим моментам человеческой истории. Но для древних греков трагедия не имеет того универсального значения, что для древних евреев. Последние на путях христианства выявили конец и начало мировой истории. Так возникло эсхатологическое понимание истории. Эсхатология -- это учение о конце истории.

Христианская философия истории преодолевает античную идею круговорота. Первый приход Христа, его казнь, ожидаемое второе пришествие Христа -- это узловые пункты истории, временности человека, который до своего грехопадения находился в царстве вечности (никто не старел, никто не умирал) и который, пройдя сложный путь очищения от совершенных им грехов, способен вернуться в вечность. История имеет конечный пункт, но он достижим лишь в том случае, если человечество станет Богочеловечеством. История, замыкающаяся на конечный пункт, находящийся пока в будущем, наполнена смыслом, о чем многократно писали среди других и русские философы (В.С.Соловьев, Н.А.Бердяев и др.). Истолкование происходящих процессов, особенно кризисного характера, получает христианско-эсхатологическую интерпретацию. Христианская философия истории органично связана с провиденциализмом, согласно которому миром правит Божественное провидение. В концепции провиденциализма, которая нашла свою первоначальную разработку у Августина , история есть систематическая реализация Божьего плана управления миром.

В эпоху Возрождения и Просвещения концепциям провиденциализма противопоставляют рациональные объяснения исторических фактов . На место Божественного провидения ставятся понятие естественного закона истории и понятие прогресса. Историческое развитие всех народов подчиняется, по Вико, единому закону. Все народы проходят одинаковые стадии развития: первобытное варварство, феодализм ("век героев"), эпоха городов, юридических законов и разума (век цивилизации). По завершении этого цикла развитие возобновляется и проходит те же стадии и в той же последовательности, но на более высоком уровне. Развитие идет по спирали, т. е. оно прогрессивно и бесконечно. У истории нет конечной точки, поэтому у нее нет вневременного смысла. Гердер дает наиболее цельную, философски обобщенную картину развития человечества эпохи Просвещения. Для него история есть "закономерное развитие культуры". Влияние Гердера было огромно, оно заметно и у Гегеля. Для последнего история есть закономерное развитие абсолютной идеи в духе. Субстанция духа -- свобода. Прогресс фиксируется развитием искусства, науки, религии, философии.

Маркс также сторонник прогресса. Для него критерием поступательного развития общества является уровень производительности общественного труда. Прогресс производительности труда и средств производства приводит к революциям, смене одних общественно-экономических формаций другими. В марксистских вариантах философии истории весьма популярна так называемая "пятичленка", согласно которой общество проходит в своем развитии первобытно-общинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую формации. Марксисты видят смысл истории в максимальном общественном развитии, вследствие которого все более свободным становится каждый член общества. Марксистская концепция философии истории встретилась с большими трудностями, истоки которых критики марксизма видят в потере человека. Недопустимо сводить человека к несубъективным факторам производства. Ведь последние в конечном счете просто не имеют самостоятельного значения: средства производства -- это символы самих людей. Смысл истории содержится поэтому не в средствах производства, а в том, что они символизируют. А символизируют средства производства духовную жизнь общества.