Проблемы построения системной теории сложного "популятивного" объекта

Важно также отметить хотя здесь мы не имеем возможности это разбирать, что схемы структур функционирования могут иметь различную конфигурацию в зависимости от характера изменений, происходящих с отдельными объектами. Особое место среди них занимают циклические схемы (см. [Гальперин И. 1960; Эшби 1959]).

Рассмотрим теперь на таком же абстрактном примере процесс развития. Пусть имеющаяся у нас теоретическая система «мышления вообще» выражается прежней структурной схемой

-?₁ -?₂ -?₃ -?₄

а среди изменений отдельных актов имеются такие, которые уже не могут быть изображены с помощью имеющегося набора элементов и требуют введения новых элементов -?₁ -?₂ -?₃ -?₄ [*], и т. д. После того как это изменение уже совершилось и новые виды единичных актов мысли отражены в новых элементах, вся система мышления в целом может быть изображена в новой, пополненной структуре

-?₁ -?₂ -?₃ -?₄ -?₅ -?₆

Если теперь указанные изменения отдельных актов мысли мы будем рассматривать только с точки зрения этой новой системы изображения целого, то они выступят, как и раньше, в качестве процесса функционирования целого. Но если мы будем исходить из первой зафиксированной нами структуры, то эти же изменения прядется рассматривать как развитие целого, изображенного в исходной структуре, и, чтобы отразить это развитие в моделях и в описании, нам придется воспользоваться уже минимум двумя структурными изображениями, записывая их рядом и вводя специальное обозначение связи между ними. Наглядно-символически вся эта система отношений представлена на рис. 4.

Рис. 4

(На рис. 4 слева представлены изменения эмпирически данных единичных актов мышления и изображения этих изменений в моделях отдельных актов, справа вверху представлена исходная структура мышления как целого, а справа внизу его конечная структура; длинная вертикальная стрелка изображает переход одной структуры в другую, или, иначе, связь развития).

Пять важных моментов можно выделить, анализируя эту схему.

Во-первых, изображение развития системы целого представляет собой взаимосвязь структур, или, иначе, систему систем. Никак иначе развитие как таковое не может быть изображено.

Во-вторых, это изображение содержит минимум два различных типа связей. Если раньше, при анализе схем процессов функционирования, мы могли полагать, что связи в изображении структуры целого могут быть специфицированы различным образом в зависимости от наших задачи как связи развития, и как связи функционирования, то теперь такая возможность отпадает уже хотя бы в силу того, что в самом изображении мы имеем два различных типа связей и вынуждены интерпретировать их по-разному. Это обстоятельство вновь со всей остротой ставит вопрос о различии в содержании этих изображений. Если «горизонтальные» связи структур можно интерпретировать как связи функционирования, а «вертикальные» --?как связи развития, то эта схема делает совершенно отчетливым различие двух систем теоретического изображения целого: они могут быть разделены чуть ли не механически, хотя построение системы функционирования является условием и предпосылкой построения системы развития (оговоримся: при таком способе изображения).

В-третьих, эта схема наглядно показывает, что говорить о функционировании и развитии применительно к изменениям отдельных актов мышления можно только в том случае, если мы учитываем и сознательно фиксируем отношение связок -?₁ -?₂ к системе целого (левая часть схемы берется в отношении к правой); но точно так же можно говорить о развитии и функционировании всего целого (как мы это часто делаем), если происходящие в нем изменения рассматриваются структурно, т. е. относительно составляющих его элементов и связей (например, нижняя горизонтальная структура правой части схемы рассматривается относительно верхней горизонтальной структуры). Если же мы рассматриваем отдельные акты мысли внутри всей целостности мышления (и, следовательно, не считаем их целостными образованиями), то они могут лишь изменяться или «превращаться», но не могут развиваться или функционировать, В-четвертых, эта схема показывает, что структурные изображения целого будут принципиально различными в зависимости от того, какую теоретическую систему функционирования или развития мы строим. В случае развития это будет структура, обязательно содержащая подструктуры (или система, содержащая подсистемы), особым образом связанные между собой. Только такое сложное изображение, содержащее специальное изображение связи развития, сможет выступать в роли модели отдельного процесса, изображающего развитие.

Наконец, в-пятых, эта схема, буквально зримо, показывает значимость вопроса о соотношении динамики объекта и предмета исследования. Отчетливо это выступает, в частности, когда мы спрашиваем о движущих силах развития. Ведь если мы говорим о развитии, то должны, естественно, привлечь к рассмотрению и проанализировать его движущие силы. Но если мы различаем и даже противопоставляем друг другу, с одной стороны, изменение или превращение отдельных объектов, а с другой развитие предмета как целого, то встает вопрос: в какой собственно системе изображений правой или левой нужно вводить и рассматривать движущие силы? И что, собственно, они должны изображать факторы, определяющие превращение (или изменение) отдельных объектов, или же, напротив, факторы, определяющие именно то, что мы называем развитием предмета? Во всяком случае, независимо от того, как мы ответим на поставленные выше вопросы, мы должны согласиться, что существует такая проблема соотношения движущих сил изменений в отдельных объектах и движущих сил развития всей системы в целом.

Все изложенные выше соображения это прежде всего постановка проблем. Многое и многое в этих проблемах остается еще неясным. Но один вывод (намеченный нами уже и раньше) проведенная методологическая экспликация понятий развития и функционирования подтверждает. Речь идет о том, что, приступая к теоретическому описанию сложного популятивного объекта, мы должны с самого начала четко различить две возможные задачи исследования 1) воспроизведение развития, 2) воспроизведение функционирования системы и сознательно выбрать одну из них. Этим, между прочим, исследование популятивного объекта принципиально отличается от исследования традиционного вещного объекта. Поясним это несколько подробнее.

Исследование непопулятивного объекта мы начинаем с выделения его «внешних» свойств и параметров. Внутреннее строение такого целого, его состав, свойства элементов и их связи недоступны непосредственному эмпирическому выявлению (ср. [Щедровицкий 1964 a: 25-46]). Определить их и связать с зафиксированными в понятии «отдельного» внешними параметрами в этом и состоит задача исследования. Число элементов и некоторые их свойства определяются в одних случаях путем практического анализа, в других гипотетически, путем особых приемов мысли, исходя из внешних параметров целого. Связи между элементами всегда определяются гипотетически. Характер всех гипотетически вводимых параметров, таким образом, полностью определяется характером внешних свойств и параметров рассматриваемых единичных объектов, зафиксированных в понятии «отдельного». Если мы берем эти единичные объекты отвлеченно от всяких изменений их внешних параметров, как бы «в точке», то, естественно, не может быть и речи об изменениях в их внутренних параметрах, а следовательно, не может ставиться и вопрос о процессах функционирования и развития элементов и связей такого целого. Но и в том случае, если бы мы взяли эти единичные объекты в процессе изменения их внешних параметров, то и тогда, не имея еще знаний об элементах и связях, не имея еще знаний о структуре этих объектов, мы не могли бы ставить вопрос о том, какими изменениями элементов и связей структуры могут быть объяснены рассматриваемые изменения внешних параметров.

Таким образом, в границах того исследования вещных, непопулятивных объектов, о котором мы говорим, различение процессов функционирования и процессов развития оказывается ненужным. Лишь после того как структура таких объектов исследована и воспроизведена в структурных схемах, после того как их непосредственно не обнаруживаемые элементы и связи приобрели качественно-определенное существование в знаках элементов и связей, в изображении, возникает вопрос: происходят ли внутри такого целого изменения элементов и связей и если происходят, то как это отражается на определенности целого, на его структуре, и чем в соответствии с этим будут сами эти изменения функционированием или развитием. Но сам этот вопрос возникает и ставится уже после того, как мы проанализировали и воспроизвели в схемах структуру данного целого, и поэтому постановка всех этих новых вопросов ведет уже к иным проблемам и к иному плану исследований.

Иначе обстоит дело при исследовании сложного популятивного объекта. Во-первых, здесь исходным пунктом анализа является множество единичных объектов. Все эти объекты воспринимаются непосредственно и уже это непосредственное восприятие фиксирует постоянное изменение их или смену одних другими, причем целое, в которое они входят, с одной стороны, еще недостаточно определено и очерчено, а с другой остается при этом вроде бы либо совсем без изменений, либо претерпевает такие изменения, которые не сказываются на существовании его как целого. Уже одно это наталкивает на вопрос об отношении всех этих изменений единичных объектов к устойчивости и неизменности целого как такового.

Но не это даже главное. Всякое популятивное целое, выделенное на эмпирически данном множестве единичных объектов посредством указания отличительного свойства этого целого и отличительных свойств объектов, входящих в его состав, может представлять собой, во-вторых, совокупность как функционарно, так и генетически связанных друг с другом единичных объектов, причем указание отличительного свойства, посредством которого мы выделяем целое, не может отделить генетически связанные элементы от функционарно связанных. А это, как мы уже говорили, необходимо сделать именно в исходном пункте исследования. Ведь воспроизводя это целое в мысли, мы стремимся взят только небольшую часть входящих в него единичных объектов и, как и во всяком другом исследовании, рассмотреть их как представителей целых классов единичных объектов. Но, так как нашей задачей является исследование и воспроизведение в мысли структуры рассматриваемого целого (а это значит, что должны быть воспроизведены объективные связи, существующие между единичностями, входящими в целое), то мы не можем взять просто одинаковые единичности, объединить их в классы и заменить эти классы соответствующими моделями отдельных объектов, мы должны взять одинаковые единичности, одинаковым образом связанные друг с другом, т. е. должны взять одинаковые взаимосвязи, их объединить в классы и их заместить соответствующими абстракциями взаимосвязей же.

А это значит, что уже в исходном пункте исследования, приступая к образованию моделей, из которых потом будет построена система, воспроизводящая целое, мы должны произвести определенную обработку эмпирически данного материала, отделить функционарно связанные друг с другом единичности от генетически связанных и, в соответствии с этим разделением, должны строить две различные системы целого: систему функционирования и систему развития. Система развития будет состоять из целого ряда функционарных подсистем (каждая из которых будет отлична от общей системы функционирования данного предмета). Все единичные объекты, входящие в популятивный объект, будут разбиты при этом на группы и отнесены к одной и только к одной из функционарных подсистем. Внутри этих групп единичные объекты будут связаны функционарно с единичностями других групп, а сами группы и соответствующие им модели должны быть связаны между собой генетически. Если мы не сделаем такой ступенчатой разбивки и будем пытаться строить систему популятивного целого, включая туда все совместно данные единичные объекты, то это, очевидно, приведет только к одному к отрицанию исторического характера рассматриваемого целого, к отрицанию процессов развития в нем, к попыткам представить рассматриваемое целое как вечное и вечно неизменное. История науки, как уже отмечалось выше, дает нам массу примеров такого рода.

Чтобы преодолеть этот неизбежный сдвиг в исследовании и рассмотреть исторически развивающиеся объекты в их развитии, мы должны уже в исходном пункте исследования популятивных объектов сознательно различить две возможных задачи исследования и сознательно выбрать одну из них процедура, которой не было и не могло быть при исследовании непопулятивных объектов.

Но этот вывод важен для нас даже не сам по себе. Из него следуют очень важные методологические следствия. Дело в том, что этот выбор системы теоретического изображения предмета с самого начала определяет весь дальнейший ход исследования, те процессы и приемы мышления, которые мы должны будем применять. Так например, совершенно бессмысленно говорить об отделении функционарно связанных элементов сложного популятивного объекта от генетически связанных безотносительно к задаче исследования и воспроизведения в мысли той или другой из названных выше систем либо функционарной, либо генетической. И процессы мысли, необходимые для решения этих двух задач, будут существенно разными. Так мы приходим к выделению двух больших групп процессов исследования, направленных на воспроизведение 1) функционарной структуры целого и 2) структуры развития целого. Мы будем называть их сокращенно: процессами функционарного и процессами генетического исследования. атрибутивный популятивный мышление

Итоги

Таким образом, мы опять вернулись к той группе проблем, которая уже была поставлена выше и которую мы все время в ходе наших рассуждений оставляли как бы за скобками. Речь идет об эмпирическом анализе единичных актов мышления и о создании изображающих их моделей отдельных актов. Сформулировав эту задачу с самого начала и обсудив пути решения ее, мы пришли к выводу, что она не может быть решена, пока мы не выдвинем каких-либо дополнительных предположений относительно возможных связей между этими единичными актами мышления и, соответственно, между изображающими их моделями отдельных актов.

Идея ввести связи развития возникла как попытка решить эту проблему. Но она подняла целый ряд других проблем и прежде всего потребовала уточнения самого понятия развития. Пришлось различить и отграничить друг от друга изменение, функционирование, развитие. При этом перед нами по-новому встала проблема соотношения объекта и предмета исследования, их систем. Она заставила нас обсудить вопрос о соотношении между «теорией» и «историей». Здесь раскрылась исключительно широкая область проблем, требующих специального детального анализа. Обращение к ней неизбежно. И наверняка проблемы этого круга составят темы многих исследований, которые будут проводиться в ближайшие годы.

Но все это дело будущего, а сейчас мы хотим еще раз повторить и, таким образом, подчеркнуть ту основную мысль, которую мы стремились разъяснить и обосновать на протяжении настоящего исследования: пути и способы анализа единичных эмпирически данных актов мысли в таком объекте как «мышление», а также пути и способы построения моделей отдельных актов мысли зависят от того, какую систему изображений этого объекта мы намерены строить систему функционирования или систему развития. Но это вместе с тем означает, что идея функционирования и идея развития, принимаемые нами в начале исследования в соответствии с двумя возможными задачами работы, определяют как средства и методы нашего исследования, так и представления о целостности предмета, а затем что очень важно и самого объекта исследования.

Литература

1. Абаев В. И. Об историзме в описательном языкознании // О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков. М, 1961.

2. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. М., 1974.

3. Асмус В. Ф. Логика. М., 1947.

4. Брунер Дж. О познавательном развитии (I и II) // Исследование развития познавательной деятельности. М., 1971.

5. Виндельбанд В. Принципы логики // Логика. Энциклопедия философских наук. Вып. I. M., 1913.

6. Войшвилло Е. К. К вопросу о предмете логики // Вопросы логики. М., 1955.

7. Гальперин И. И. Синтез систем автоматики. М.- Л., 1960.

8. Гальперин П. Я. Опыт изучения формирования умственных действий // Доклады па совещании по вопросам психологии. М., 1954.

9. Гальперин П. Я. Развитие исследований по формированию умственных действий // Психологическая наука в СССР. Т. I. М., 1959.

10. Гальперин П. Я. Психология мышления и учение о поэтапном формировании умственных действий // Исследование мышления в советской психологии. М., 1966.

11. Генисаретский О. И. Специфические черты объектов системного исследования // Проблемы исследования систем и структур. М., 1965.

12. Горнунг Б. В. Единство синхронии и диахронии как следствие специфики языковой структуры // О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков. М., 1961.

13. Грушин Б. А. Очерки логики исторического исследования. М., 1961.

14. Давыдов В. В. К определению умственного действия // Тезисы докладов на I съезде Общества психологов. Вып. 3. М., 1959.

15. Доблаев Л. П. Проблема понимания в советской психологии. М., 1967.

16. Дункер К. Психология продуктивного (творческого) мышления // Психология мышления. М., 1965.

17. Зиновьев А. А. Метод восхождения от абстрактного к конкретному (на материале «Капитала» К. Маркса). Канд. дисс. М., 1954.

18. Зинченко В. 77., Мунипов В. М., Гордон В. М. Исследование визуального мышления // Вопросы психологии, 1973, № 2.

19. Кант И. Логика. СПб., 1915.

20. Климовская Г. И. Опыт псевдогенетического поиска языковых универсалий // Языковые универсалии и лингвистическая типология. М., 1969.

21. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.

22. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1937.

23. Лукасевич Я. Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики. М., 1959.

24. Маркс К. Тезисы о Фейербахе // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3.

25. Марр Н. Я. Сдвиги в технике языка и мышления // Избранные работы, т. 2. М.- Л., 1936.

26. Марр Н. Я. Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества и их увязка с историей материальной культуры // Избранные работы. Т. 3. М.- Л., 1934.

27. Марр Н. Я. Язык и мышление // Избранные работы. Т. 3.

28. Мельчук И. А. Опыт теории лингвистических моделей «смысл -- текст». М., 1974.

29. Мельников Г. П. Азбука математической логики. М., 1967.

30. Мельников Г. П. Системная лингвистика и ее отношение к структурной // Проблемы языкознания. Доклады и сообщения советских ученых на Х Международном конгрессе лингвистов. М., 1967.

31. Мельников Г. П. Язык как система и языковые универсалии // Языковые универсалии и лингвистическая типология. М., 1969.

32. О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков. М., 1961.

33. Пиаже Ж. Психология интеллекта // Избранные психологические произведения. М., 1969.

34. Пономарев Я. А. Психология творческого мышления. М., 1960.

35. Психология детей дошкольного возраста. М., 1964, гл. V.

36. Реформатский А. А. Принципы синхронного описания // О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков. М., 1961.

37. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб., 1903.

38. Рубинштейн С. Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958.

39. Садовский В. Н. Проблемы общей теории систем как метатеории // Системные исследования. Ежегодник --1973. М., 1973.

40. Садовский В. Н. Основания общей теории систем. Логико-методологический анализ. М., 1974.

41. Славская К. А. Мысль в действии. М., 1968.

42. Смирницкий А. Я. Объективность существования языка. М., 1954.

43. Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. М., 1971.

44. Теплое Б. М. Ум полководца // Проблемы индивидуальных различий. М, 1961.

45. Томсон Дж. Предвидимое будущее. М., 1958.

46. Уемов А. И. Системы и системные параметры // Проблемы формального анализа систем. М., 1968.

47. Уемов А. И. Методы построения и развития общей теории систем // Системные исследования. Ежегодник, 1973. М., 1973.

48. Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып. I. M., 1960.

49. Уорф Б. Л. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып. I. М., 1960.

50. Уорф Б. Л. Лингвистика и логика. // Новое в лингвистике. Вып. I. М., 1960.

51. Философские записки. Т. VI. Л., 1953.

52. Хомский Н. Синтаксические структуры.-- В кн.: Новое в лингвистике, вып. II. М., 1962.

53. Хомский Н. Логические основы лингвистической теории // Новое в лингвистике. Вып. IV. М., 1965.

54. Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., 1972.

55. Щедровицкий Г. П., Алексеев И. Г. О возможных путях исследования мышления как деятельности //Доклады АПН РСФСР, 1957, № 3.

56. Щедровицкий Г. П. О строении атрибутивных знаний. Сообщения I--VI // Доклады АПН РСФСР, 1958, № 1, 4; 1959, № 1, 2, 4; 1960, № 6.

57. Щедровицкий Г. П. Проблемы методологии системного исследования. М., 1964; также расширенные варианты в «General Systems», 1966, vol. XI и «Rendszerkutatas. Valogatott tanulmanyok». Budapest, 1973.

58. Щедровицкий Г. П. Исследование мышления детей на материале решений арифметических задач // Развитие познавательных и волевых процессов у дошкольника. М., 1965.

59. Щедровицкий Г. П. Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков // Типология и восточные языки. М., 1965; а также «Linguistics» 42, 1968.

60. Щедровицкий Г. П. К анализу исходных принципов и понятий формальной логики // Философские исследования. Труды Болгарской академии наук, 1966; а также «Systematics», vol. 5, 1967, № 2 и «General Systems», vol. XIII, 1968.

61. Щедровицкий Г. П. Об исходных принципах анализа проблемы обучения и развития в рамках теории деятельности // Обучение и развитие. Материалы к симпозиуму. М., 1966.

62. Щедровицкий Г. П., Юдин Э. Г. и др. «Естественное» и «искусственное» в семиотических системах // Семиотика и восточные языки. М., 1967.

63. Щедровицкий Г. П. О специфических характеристиках логико-методологического исследования науки // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

64. Щедровицкий Г. П. Методологический смысл проблемы лингвистических универсалий // Языковые универсалии и лингвистическая типология. М., 1969.

65. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Проблемы семантики. М., 1974, а также Die Struktur des Zeichens: Sinn und Bedeutung // Ideen des exakten Wissens. Wissenschaft und Technik in der Sowjetunion. 1972, № 12.

66. Щедровицкий Г. П. Автоматизация проектирования и задачи развития проектировочной деятельности. Приложения: I. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности; II. Общая идея метода восхождения от абстрактного к конкретному; III. Категории «процесс -- механизм» в контексте исследования развития; IV. Генетическое восхождение // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании. Теория и методология. М. 1975.

67. Щедровицкий Г. П. Проблема исторического развития мышления. Статья первая // Развитие интеллектуальных процессов. Алма-Ата, 1975.

68. Эшби У. Р. Введение в кибернетику. М., 1959.

69. Arnheim R. Visual Thinking. N. Y., 1969.

70. Carnap R. Induktive Logik und Wahrscheinlichkeit. Wien, 1958.

71. Chomsky N. Studies en semantics in generative grammar. The Hague-Paris, 1972.

72. Filmore Ch., Langendoen T. (eds). Studies in linguistic semantics. N.Y., 1971.

73. Kiefer F. (hrsg). Semantik und generative Crammatik, Rd. I, II. Frankfurt am Mein, 1972.

74. Logique et perception. Etudes d'epistemologie genetique, VI. Paris, 1958.

75. Maxwell J. C. // «Philosophical Magazine», 1860, vol. XIX, XX.

76. Nagel E. The structure of science. N. Y., 1961.

77. Wertheimer M. Productive thinking. N. Y., 1945.

Размещено на Allbest.ru