Модернизация России: социально-философский анализ

Как показано в п.п. 2.1.- 2.3. диссертационного исследования, наша страна в русле ВЛСР ни в период петровских преобразований, ни в период «первого капитализма» в конце ХIХ- начале ХХ вв. не сделала очень большого рывка в своем социально- экономическом развитии в соответствии с «человеческим» критерием социального прогресса. В то же время, при реализации незападной модели модернизации (см. гл. 3), несмотря на достаточно большие перегибы и деформации со стороны правящей партии, были достигнуты достаточно впечатляющие и выпуклые результаты и СССР стал мировой супердержавой, сменившейся затем эпохой так называемого «застоя».

Почему российская история в целом не «укладывается» в концепцию исторического материализма, почему для России характерен так называемый «рваный» («рвано- кровавый») ритм развития и чем можно объяснить эти «странности» российской социокультурной динамики?

Проблема неравномерности исторического пути России находится в русле основной гипотезы диссертационного исследования и является частью более общей проблемы неравномерности развития отдельных стран и тесно сопрягающейся с ней вопросом об альтернативности социально- экономического развития в геополитическом масштабе.

В данном контексте следует обратить внимание на тот известный факт, что социалистические революции произошли не в зоне расцвета капиталистической системы (в соответствии с концепцией исторического материализма), а на ее периферии, т.е. там, где образуются так называемые «слабые звенья». Таким первым «слабым звеном» в цепи капитализма («империализма» по В.И. Ленину) оказалась в начале ХХ века Россия. Помимо этого, социалистические революции произошли и в других «не самых развитых» капиталистических странах- Монголии, Болгарии, Югославии, Албании, Польше, Румынии, Венгрии, Чехословакии, Восточной Германии, Северном и Южном Вьетнаме, Северной Корее, Кубе, Китае, Камбодже и др.

Но, как подчеркивает диссертант, подобная закономерность возникновения нового не в точках предельной зрелости уходящих предшествующих формационных этапов в социально- экономической сфере действует не только при переходе к социализму. Генезис капитализма, имеющий свои отличительные моменты, в целом также может быть охарактеризован действием аналогичной закономерности. Хотя капитализм складывался в целом в недрах развившегося феодального общества, но тем не менее разновременность его наступления и неравномерность его эволюции (во времени и пространстве) ставят под сомнение действие закономерности возникновения нового общественно- экономического устройства в точке наивысшей зрелости его предшествующих типов.

Концепция «слабого звена» свидетельствует о том, что российский путь развития со всеми его странностями и неравномерностями социально- экономического развития не противоречит общим историческим закономерностям. Так же, как и другие страны в прошлом, Россия в начале ХХ века оказалась в зоне разрыва старой линии эволюции и смены ее направленности. Но наряду с этим в нашей стране были генетически и политически обусловленные особенности (см. гл.3) социально- экономического развития.

Данная концепция является частью более общей проблемы неравномерности социально- экономического развития и говорит о том, где и когда происходит появление нового социального качества. Это «частный» вопрос по отношению к проблеме о причинах появления нового в социальной сфере и условиях для его максимального развития.

Для ответа на вопрос о способах появления нового социального качества можно в целом согласиться с утверждением К.Маркса о созидательной роли производительных сил и их главного элемента- «человеческого фактора». Но при этом не следует забывать также и о упоминавшемся «общественном духе» в контексте отношений «власти и подчинения»: новое социальное качество возникает там и тогда, где и когда в рамках существующих отношений власти и подчинения социальная энергия людей (т.е. «общественный дух») не находит возможности для своего развития, т.е. генетически обусловленные потенциальные социальные возможности не превращаются в действительность в целях повышения социальной значимости членов данного социума. Очевидно, что именно так возникают предпосылки для революционного способа осуществления социальных преобразований.

Если в рамках возникшей социальной системы новая политическая власть и система управления способствуют реализации энергии общественного духа, то в этом случае социальные преобразования и будут носить характер социального развития, а не социальных изменений.

Именно такая ситуация возникла в нашей стране после 1917 года. Но Россия при этом должна характеризоваться не просто как «слабое звено» в «прочной цепи» капитализма, но и как область прорыва нового социального качества в геополитическом масштабе, так как в начале ХХ века впервые в русле ВЛСР был указан альтернативный капитализму путь социально- экономического развития.

В данном параграфе диссертационного исследования показано, что при «правильном» понимании марксизма в этом аспекте нет расхождения между теорией и социальной практикой. В теории «общественно- экономических формаций» есть положения, свидетельствующие о том, что данная теория допускает «поливариантность» или альтернативность общественно- экономического развития: вслед за капитализмом не обязательно должен следовать социализм.

На развилках истории (в точках «бифуркации») состояние «общественного духа» и социальных «геномов» той или страны может предопределить и так называемый «постиндустриальный» (по Д. Беллу) этап развития. православный религиозный вера интеллигенция

В «постиндустриальном» обществе, по Д. Беллу, О. Тоффлеру и др., определяющую роль должны играть не машинное производство и пролетариат, а информация и «когнитариат», т.е. знания в их «научной» и «образовательной» формах должны стать определяющим фактором в развитии данного социального качества. На самом деле доминирующую роль в нем, скорее всего, играет капитал. Во второй половине ХХ века на Западе нереволюционным путем было построено именно такое общество.

В начале же ХХ века в условиях существования на Западе «нормального» капитализма Россия оказалась первой страной, которая начала реализовывать незападную модель модернизации.

В третьей главе «Советская модернизация и ее неиспользованные возможности» осуществляется сущностный анализ модернизации России- СССР по незападному пути в контексте доказательства основной гипотезы диссертационного исследования, а также исследуется роль науки, образования и «материальных»» стимулов в активизации «человеческого фактора». В этой же главе анализируются внутренние и внешние («геополитические») причины замедления темпов советской модернизации.

В первом параграфе «Социальные преобразования в России в начале ХХ века» показаны предпосылки осуществления глубоких социальных преобразований в нашей стране по незападному пути после 1917 года: возникший после петровских реформ социокультурный раскол российского социума, который создал к началу ХХ века огромную социальную асимметрию; исчерпание реформистских возможностей проведения социальных преобразований властью, находившейся в ХVII - начале ХХ вв. в состоянии непрерывной эволюции; нерешенность большинства социальных проблем после первой и особенно после второй русской революции, закончившейся приходом к политической власти буржуазии.

Именно переход к социализму как «царству осознанной необходимости» в России наиболее полно описывается марксистской концепцией исторического материализма (см.п.1.1.).

Теория из средства объяснять мир превращается в средство изменять его. В этом главное преимущество социализма, но в этом же - и главное его уязвимое место, так как опора на научную теорию влечет за собой зависимость от степени ее разработанности.

В диссертации показано, что в результате социалистической революции произошло своего рода социогенетическое наследование существовавших в монархический период отношений власти и подчинения.

Своеобразный генезис новой политической власти обуславливал тот факт, что при реализации незападной модели модернизации в целом создавались сформулированные в основной гипотезе условия для совмещения и взаимодополнения экзогенных (новая политическая власть) и эндогенных («человеческих») факторов, т.е. для канализации и реализации энергии общественного духа. Создание условий для активизации «человеческого фактора» и воспроизводства человека послужило одной из основных причин успешности реализации данной модели модернизации.

Сущности социалистического производства соответствовало расширение понятия производительного труда в следующем аспекте: преодолевались противоположности между трудом производительным и непроизводительным, между трудом физическим и умственным.

Плановая модернизация предусматривала быстрое сокращение в уровне экономического развития между СССР и западными странами. При этом закладывались крайне форсированные темпы создания индустриального потенциала.

В диссертации в контексте проблемы «Запад-Восток» показывается специфика исторической действительности 30-х - начала 50-х годов XX века и доказывается, что к началу 30-х годов ХХ века капитализм на Западе уже не был классическим «обычным» капитализмом стихии частного предпринимательства в сфере производства и торговли.

В частности, США выходили из «великой депрессии» (после краха биржи в 1929 году) под руководством президента Ф.Д. Рузвельта не на основе свободы частного предпринимательства и действия механизма рыночной саморегуляции, а на основе «Нового курса». Этот «New Deal» означал ограничение свободы рыночной саморегуляции, расширение спецслужб, урезание прав штатов, централизацию и усиление роли государства (согласно теории Дж. М. Кейнса).

В Германии механизм экономического саморегулирования также оказался не вполне совершенным, причем в еще более ярких проявлениях, чем в США. Плановое начало общегосударственного масштаба было одним из факторов, с помощью которого гитлеровский режим вывел страну из экономического кризиса и подготовился ко Второй мировой войне.

Эти и другие общеизвестные факты говорили о том, что плановое начало общегосударственного масштаба находит себе место в рыночной регуляции капиталистических государств, по крайне мере, - в наиболее передовых из них, не нарушая, однако, при этом самих принципов сущности капитализма. Не случайно именно такие достижения нашего соотечественника В.В. Леонтьева, как межотраслевой баланс, были применены и получили Нобелевскую премию как раз на Западе.

Эффективность социально-экономических систем на Западе обеспечивалась сочетанием в них государственного планового начала в определении спектра производства и распределения ресурсов между проектами и отраслями с действием рыночного механизма, который поддерживал максимальную степень самоокупаемости предприятий за счет сокращения производственных расходов и издержек.

Но так как «Новый курс» Ф.Д. Рузвельта, несмотря на некоторые успехи, в целом не приводил к решающему перелому, американцы идут на огромный риск и начинают готовиться к войне с целью радикальной перестройки всего миропорядка в интересах Америки. Если Ленин выдвигал лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую, то президент Рузвельт решил грядущую гражданскую войну в США перевести в империалистическую, глобальную. Во Второй мировой войне воевали не СССР, Британия и США против Германии, Италии и Японии, а США вели по законам стратегии непрямых действий войну против всего мира за установление глобального господства.

После окончания Второй мировой войны против СССР, оказавшемся победителем в этой войне, началась невидимая информационно-психологическая война с той же целью передела мира и создания однополярной мировой системы. Примерно через 45 лет после начала этой войны (в 1991 году) СССР был «надломлен».

Примерно к середине 50- х гг. СССР имел, с одной стороны, огромный вес и влияние в мировой политике, а с другой - внутреннюю структурную несбалансированность экономики. Советский союз был великой державой с нарастающим отставанием от западных стран по всем социальным стандартам жизни населения. «Снятие» этого противоречия с помощью создания железного (информационного) занавеса было дорого и в конечном итоге (особенно после революции в области информатики) неэффективно.

Самые большие расхождения между «теорией» и «практикой» в советский период наблюдались в двух взаимосвязанных аспектах, которые в конечном итоге и послужили основными внутренними причинами наступления эпохи «застоя» и последующего разрушения СССР. Речь идет о наличии товарно-денежных форм экономических отношений при социализме и о «руководящей и направляющей» роли партии.

Во втором параграфе «Диалектика непосредственно-общественного содержания и товарно- денежных форм в реализации незападной модели модернизации» акцентируется внимание на проблеме «рассогласования» теории и практики социалистического строительства в области товарно- денежных отношений.

Наиболее общей и потому наиболее всеохватывающей сущностной категорией товарных отношений является стоимость, которая выражает общую субстанцию произведенных продуктов в отличие и в противоположность их потребительной стоимости. Стоимость - это концентрированный, овеществленный в товаре одинаковый («абстрактный») человеческий труд. С ее помощью, отмечал К. Маркс, создается одинаковость неодинаковостей.

Но закон стоимости - это закон товарного, а не непосредственно общественного производства, которым является социализм.

Непосредственно общественное производство и товарность при социализме находились в единстве как противоположности. Но поскольку товарность - это отрицательный момент непосредственно общественного производства, постольку непосредственно общественное производство и товарность были противоположны в рамках одной социалистической сущности. Следовательно, имелось единство взаимоисключающих противоположностей - противоречие.

В диссертации показаны «практические» проявления этого противоречия. Оно состояло в том, что, хотя цель социалистического производства потребительностоимостная - обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества, одним из побудительных мотивов деятельности предприятий выступало повышение величины тех показателей их работы, с ростом которых был связан рост материального поощрения.

В соответствии с противоречивостью социально-экономического положения рабочего класса в переходный период действуют две противоположные тенденции, одна из которых - прогрессивная - соответствует освобождению труда от наемного характера, а другая - негативная - ведет к его реставрации.

В практике социалистического строительства для оптимального сочетания личных и общественных интересов применялся следующий экономический принцип: «Рост заработной платы не должен опережать рост производительности труда».

С реализацией принципа «Рост заработной платы не должен опережать рост производительности труда» тесно связана проблема влияния размера дифференциации доходов семей из сферы управления к доходам средней семьи на устойчивость вертикали власти и на динамику социально-экономических преобразований. Количественно размер дифференциации доходов учитывается так называемым децильным коэффициентом (соотношения в уровнях среднедушевого дохода 10% наиболее богатого населения и 10% наиболее бедного).

В диссертации показано, что взаимосвязь децильного коэффициента и устойчивости вертикали власти неоднозначная. С одной стороны, чем меньше разница в доходах простого населения и управленцев, тем больше глубина обратных связей, тем более высокое качество управления может быть достигнуто, если это позволяют другие параметры системы, тем устойчивее вертикаль власти в положительном смысле. Власть является в этом случае причиной успешности и динамичности социальных изменений, приобретающих в данном случае характер социально-экономического развития.

Но, с другой стороны, разница в уровнях доходов простых граждан и представителей политической элиты может влиять на устойчивость вертикали власти и в так называемом негативном смысле. Это проявляется в том, что при очень большем децильном коэффициенте население страны практически лишается ресурсов для организации борьбы против существующего общественного строя, так как обнищание лишает массы ясного сознания и способности к сопротивлению. Мощным фактором социальных преобразований является не упадок, обнищание и люмпенизация масс, а противоречивость и неравномерность экономического роста (см.п.2.4.). Практически все социальные революции приходились на периоды экономического подъема, а не спада.

Несомненно положительную роль в активизации «человеческого фактора» и реализации теоретических постулатов в советский период сыграли наука и образование.

В третьем параграфе «Роль науки и образования в реализации незападной модели советской модернизации» в контексте тезиса о воспроизводстве человека и общественных отношений показано влияние науки и образования как социальных институтов и «учреждений» в качестве акселераторов социо- культурной динамики.

В данном параграфе диссертационного исследования проанализирована специфика «косвенного» влияния постклассической науки (общей теории относительности А. Эйнштейна) на революционные социальные преобразования в России в начале ХХ века и процесс «конвергенции» социокультурных и «учрежденческих» составляющих науки и образования в советский период.

Очевидно, что тезис К. Маркса о превращении науки в непосредственную силу нашел свое наиболее полное воплощение в социалистической плановой системе хозяйства, принимая во внимание даже весьма болезненную проблему «внедрения». Именно при социализме достижения научно- технического прогресса в сочетании с преобладанием нематериальных стимулов к трудовой деятельности обеспечивали опережение роста производительности труда по отношению к росту заработной платы и воспроизводство главного элемента производительных сил- человека. Богатство социалистического общества как такового образуют не товары, а люди. При этом человек выступает в качестве его элементарной составляющей.

В диссертации показаны «механизмы» и средства реализации этой значимой цели. В советский период партийные органы контролировали назначение всех должностных лиц, имеющих влияние на науку и образование- министров, Президентов академий, ректоров университетов, главных редакторов научных журналов. При этом нередко и само содержание научных теорий рассматривалось через призму диалектического материализма, что создавало определенные сложности с материалистической интерпретацией всех научных достижений, в том числе и в области социальных наук.

По поводу сформулированных Ф. Энгельсом в «Диалектике природы» трех законов диалектики, опирающихся на интерпретацию гегелевской философии, в начале 60-х гг. высказывалась точка зрения, что они могут быть переформулированы в терминах кибернетики, многие положения которой предвосхитил «эмпириокритицист» А.А. Богданов. Но так как кибернетика как наука об управлении биологическими, техническими и социальными системами неявно ставила под сомнение руководящую роль партии, ее вплоть до начала 70-х гг. считали буржуазной лженаукой и эта точка зрения не получила распространения.

Весьма непросто складывались также взаимоотношения с диалектическим материализмом и политической властью и у многих других наук- генетики, физиологии и психологии, этнологии.

Несмотря на определенные «трения» между естественными науками и идеологией, в целом они довольно органично взаимодействовали с практикой социальных преобразований в СССР. Это единство наблюдалось благодаря тому, что наука, так же, как и образование, служили в СССР в конечном итоге развитию человеческого фактора и воспроизводству человека.

К сожалению, примерно к концу 70-х годов негативные тенденции в советской экономике стали нарастать. Это проявлялось в усилении процессов бюрократизации (см. п.3.4.), снижении роли нематериальных стимулов в трудовой деятельности, в уменьшении глубины обратных связей в системе «власть - общество», в увеличении удельного веса «теневой экономики» и «нетрудовых доходов». Нефть и газ позволили продлить жизнь централизованному плановому хозяйству еще примерно на 20 лет.

В четвертом параграфе «Основные причины снижения темпов советской модернизации и начало «холодной войны» против СССР» проанализированы основные внутренние и внешние факторы, которые привели к поражению СССР в мирном соревновании с Западом после окончания Второй мировой войны. Диссертант полагает, что можно выделить две основные внутренние причины: объективная и субъективная.

Объективной причиной снижения темпов советской модернизации было формирование угольной экономики вместо более эффективной нефтегазовой энергетической основы производства. Россия уже в начале ХХ века располагала благоприятной совокупностью экономических и технологических предпосылок для превращения нефтедобычи и нефтепереработки в свое конкурентное преимущество в мировой экономике. В данном параграфе показаны причины вытеснения в советской экономике примерно до середины 50-х гг. нефти углем и негативные последствия этого процесса.

К числу субъективных внутренних причин «угасания» энергии общественного духа следует, очевидно, отнести снижение качества управления советским обществом со стороны правящей партии. Управляющий орган в лице коммунистической партии развивался преимущественно в количественном отношении. Партия перестала быть ядром интеллигенции и постепенно начинала ее поглощать, увеличивая удельный вес номенклатурной политбюрократии: практически единственной возможностью для представителя технической интеллигенции, т.е. инженера повысить свою социальную значимость («сделать карьеру») было вступление в партию и превращение из специалиста в руководителя.

Советская партноменклатура воспринимала гегелевскую диалектику не так, как ее понимали российские интеллигенты ХIХ в. Навыки диалектического мышления у представителей правящей партии стали исчезать и идеология у основных ее представителей была не марксистская и даже не ленинская. Власть из средства превратилась в цель.

Вследствие падения квалификации управленцев и необходимости обеспечивать управление партаппарат разрастался численно опережающими темпами по отношению к росту производства и постепенно превращался в бюрократическое сословие. Это характеризует бюрократию всех отраслей жизни советской цивилизации: государственность, промышленность, наука, образование, сфера обслуживания и т.д.

В диссертации показано, что бюрократизм- это не чисто советский (и не российский ) феномен. Но для СССР это явление имело особо пагубные последствия, так как происходила «эррозия» общественного духа как основного эндогенного фактора социальных преобразований и нарушалась «зона конгруэнтности» генетических и политических факторов. Социальная материя потеряла сознательность.

СССР проиграл мирное соревнование с Западом, который начиная со второй половины ХХ века эволюционировал по так называемой постиндустриальной траектории. Но при этом и сам Запад в русле БЛСЭ оказался в неразрешимом конфликте с Природой.

Внешние причины снижения темпов осуществления незападной модели модернизации были обусловлены проведением согласно плану А. Даллеса после окончания Второй мировой войны «холодной», т.е. информационно- психологической войны против СССР, благодаря которой в значительной степени удалось ослабить советский общественный дух и разложить СССР «изнутри».

В диссертации показана преемственность целей империализма в Первой и Второй мировых войнах в отношении территории и ресурсов России (СССР). При этом отмечается, что если поражение России в Первой мировой войне послужило в значительной степени толчком («экзогенным фактором») к нереформистскому этапу социально- экономических преобразований, то поражение германского империализма во Второй мировой войне послужило началом осуществления Западом «холодной» войны против СССР. В сочетании с внутренними факторами эти обстоятельства и привели в конечном итоге СССР в объятия империалистической глобализации.

В четвертой главе «Специфика и перспективы современного этапа «модернизации» России» показаны предпосылки и механизмы реализации в условиях глобализации современного этапа достаточно неоднозначной «модернизации» России, который, скорее всего, в недостаточной степени учитывает российскую социальную генетику. На основании основной идеи- гипотезы диссертационного исследования намечен также возможный путь выхода из создавшегося положения.

В первом параграфе «Глобализм как высшая стадия империализма» исследован процесс пространственной экспансии современных западных постиндустриальных обществ и генезис глобального капитала ХХI века.

В диссертации показаны положительные и отрицательные стороны глобализации и отмечается, что методологически теория постиндустриализма близка к марксизму: существует значительное сходство в изображении того социума, который трактуется как коммунистическая общественная формация и как постиндустриальное общество.

«Главные» теоретики постиндустриализма (Д.Белл, О. Тоффлер и др.) создавали свою концепцию в тот период, когда сформировалась информационная теория, являющаяся одной из составных частей кибернетики. Изобретение компьютеров создало предпосылки для информационной революции. При этом считается, что информация- это тот производственный ресурс постиндустриального общества, который «рождает власть высшего уровня».

На самом деле «власть высшего уровня» порождает, скорее всего, не информация, а финансовый капитал и связанные с ним возможности безграничного потребления и удовлетворения своих материальных потребностей. Можно поэтому утверждать, что современные западные общества являются не постиндустриальными, а «капиталократическими» (термин А.И. Субетто). Достижения в области информационных технологий используются при этом Западом для ведения информационно- психологической войны.

Диссертант «критически доказывает», что траектория социальной эволюции современных западных обществ, связанная с неограниченным потреблением, неизбежно приводит к необратимым антропогенным воздействиям и заставляет «работать» БЛСЭ. Этот путь неэффективен с точки зрения наднационального «экологического» критерия социального прогресса, так как планета Земля и у России, и у Запада только одна.

Выход из создавшегося положения американский империализм видит на империалистических путях: «под флагом» глобализации идет борьба за контроль над сырьевыми ресурсами всей планеты Земля. Это глобализм, основанный не на взаимопроникновении национальных культур и их синтезе, а глобализм, вытекающий из идеи исключительности одной американской нации. Все пять признаков империализма, выделенные В.И. Лениным в работе «Империализм как высшая стадия капитализма», находят в настоящее время свое достаточно полное выражение. Если воспользоваться ленинской формулой «империализм- это высшая стадия капитализма», то применительно к последней фазе «развития» империализма на рубеже ХХ и ХХI вв. можно сказать: «глобальный империализм- это высшая стадия империализма».

В сфере влияния глобализма по- американски находится и Россия. Последний этап «модернизации» России происходит в условиях усиления роли глобального капитала.

Во втором параграфе «Противоречия и результаты современного этапа «модернизации» России» создаются предпосылки для ответа на вопрос: как сейчас модернизировать (т.е. «осовременить») Россию в соответствии с ее социальной наследственностью?

В диссертации подчеркивается, что внутренние условия и предпосылки «нового капитализма» в России кардинально иные, чем век назад. Совершенно иными являются база и исходное качество предшествовавшего новому переходу к «капитализму» общества: в ХIХ в. такой предпосылкой был феодализм, а теперь- социализм. Отсюда и принципиально другими, чрезвычайно своеобразными и беспрецедентными для новой истории являются условия и параметры процесса формирования нового правящего класса, темпы, способы и источники формирования новой буржуазной собственности.

Если в период «первого капитализма», который в целом укладывается во временные рамки существования в России монархической власти, буржуазия вообще не обладала никакой политической властью, а «эмбрионом» политической власти советского периода была партия профессиональных революционеров, то генезис нового правящего класса неразрывно связан с проблемой собственного политического выживания представителей советской партноменклатуры.

Если анализировать эту проблему в историческом аспекте, то тогда надо признать, что определенные элементы капиталистических отношений в зародышевом состоянии существовали в советской плановой экономике. Россия в данный момент осуществляет, скорее всего, сложные «возвратно- поступательные» движения. При этом отсутствие единой «системы координат» и постоянные инверсии между «вперед» и «назад», «влево» и «вправо» создают большие сложности при создании теории «переходной» экономики в современной России.

Так как суть современных «переходных» («кризисных») процессов в России трудно охарактеризовать как переход к «нормальному капитализму» и «возвращении на путь развития общечеловеческой цивилизации», то, очевидно, что методологической основой для разработки теории современного трансформационного периода в России должен быть принцип нелинейности, основными чертами которого являются неравновесность, дискретность, цикличность и случайность. В этом смысле для переходных состояний более характерно не постепенное вытеснение старого новым, а действие более жесткого механизма в виде кризисов и скачков. В этом смысле принцип нелинейности сопрягается с проблемами неравномерности социально- экономического развития.

Другой ключевой категорией, описывающей суть переходных процессов, можно считать понятие бифуркации («раздвоение», «разрыв»). В этом смысле речь идет о проблеме альтернативности или поливариантности процессов социально- экономических преобразований в нашей стране на рубеже ХХ- ХХI вв.

Но для превращения возникающего спектра возможностей в действительность чрезвычайно большое значение имеет субъективный фактор, т.к. возможности представляют собой лишь объективную предпосылку для перехода к новой реальности. При этом важно определить, что должно быть целью, а что средством при очередном реформировании уникального российского социума.

В целом советское общество было, скорее всего, уже к середине 80 -х гг. психологически готово к преобразованиям, хотя реальные шаги для большинства не казались вполне ясными, как, впрочем, и для самих реформаторов.

Рыночные «социальные демонтажники» ставили перед собой, скорее всего, не задачи роста социальной и экономической эффективности, не проблему повышения качества жизни и создания условий для реализации социальной энергии и повышения качества жизни жителей страны, а амбициозные цели «европеизации» или даже «американизации». Ради этого и начинался трудный процесс реформирования «сверху», который еще ни разу не завершился созданием рыночного хозяйства, а заканчивался обычно реформированием системы управления и ростом бюрократического аппарата.

В диссертации показано, что рыночная экономика определяется обычно как совокупность таких экономических отношений, при которых управление хозяйственной жизнью, решение о том, что, как и для кого производить, реализуются сами по себе посредством конкуренции, спроса и предложения, свободных цен, прибылей и убытков. Рыночная «саморегуляция» ориентируется прежде всего на сверхприбыли, не считающиеся с разрушением биосферы.

При этом в преобладающей части экономической литературы утверждается, что рыночная экономика позволит эффективно использовать ресурсы, сформировать оптимальную структуру народного хозяйства, оптимальный спектр товаров и услуг при минимальных издержках производства и обращения и максимальной прибыли. Рыночная экономика предполагает отсутствие вмешательства государства в экономическую жизнь (концепция «ночного сторожа»). Задача по переходу к данному типу экономики провозглашается в нашей стране в качестве основной и центральной.

В этом же параграфе в контексте проблемы «Запад- Восток» производится анализ методов управления Дальнего Востока и причины бурного роста «азиатских драконов»- Гонконга, Южной Кореи, Тайваня, Сингапура и др. Основным богатством Востока, которому не нашлось места в марксистской концепции исторического материализма, являются национальные традиции и «практические» знания, восходящие к стратагемам Сунь- Цзы. На примере акселерации Дальнего Востока и модернизации современного Китая, развивающегося в целом в русле социалистической традиции и использующего принцип приспособления реформ к человеческому материалу, хорошо видно, что эти принципы неизменно приносят успех.

В диссертации показано что большую роль в формировании различий национальных менталитетов России, развивающейся в русле служебно- домашней цивилизации и «рыночного» Запада, сыграли природно- климатические и исторические условия.

Говоря о роли предпринимателя, часто ссылаются на слова А. Смита, который был последователем И. Ньютона и писал : «…он (предприниматель- С.Е.) имеет в виду лишь свой собственный интерес, преследует свою собственную выгоду, причем в этом случае он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, они часто более действенным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им». Цит. по: Быкова Н.И. Философия предпринимательства.- СПб., 2003.- С.3.

Таким образом, «теоретически» нерегулируемая рыночная западная система направляет стремление к прибыли таким образом, что оно служит на благо и индивиду, и обществу в целом. Желание получить прибыль толкает предпринимателей на оправданный риск, когда они открывают новый бизнес или занимаются другой предпринимательской деятельностью, приносящей пользу людям.

Антиподом рыночной экономики признается экономика, основанная на абсолютизации государственного планирования экономических процессов. Существуют две экономические школы: экономисты- рыночники и экономисты- плановики. Очевидно, что оба эти ориентира не могут считаться идеальными.

В действительности, скорее всего, план и рынок- это, как указывал один из основателей теории «конвергенции» Дж. К. Гэлбрайт, не взаимоисключающие, а взаимодополняющие друг друга инструменты. Поэтому перспективу мы будем иметь в том случае, если экономика станет плановой с хорошо настроенным на выполнение плана рыночным механизмом.

Централизованное, директивно- адресное управление имеет принципиальные ограничения по масштабам и степени детализации процессов. Там, где оно в СССР в свое время исчерпало свои возможности и резервы, оно нуждалось не в уничтожении, а в дополнении рынком, механизм регуляции которого должен быть настроен на развитие и укрепление плана. Однако эту возможность реформаторы России проглядели или (что более вероятно) сознательно проигнорировали.

В этой обстановке только научный анализ истории нашей страны и ее особенностей, а также использование опыта развития и модернизации других стран позволит найти оптимальную траекторию социально- экономических преобразований в России. Очевидно при этом, что сегодня практически невозможно предложить что-то полезное и продуктивное для возрождения России без достойной оценки советского опыта хозяйствования.

Развитые страны обычно пытаются не замечать процессы, идущие в других регионах мира. Между тем, скорее всего, именно переходные, реформируемые общества как нестабильные, развивающиеся системы демонстрируют свою потенциальность, проявляющуюся в способности непрерывно генерировать новые идеи, новые структуры и новые движения, т.е. возможности, варианты, альтернативы развития системы. Скорее всего, именно эти процессы способны вдохнуть новое дыхание в Историю и придать ей новое качество.

На основании анализа последнего этапа «вестернизации» России можно сделать вывод, что для настоящей модернизации России на современном этапе речь должна идти о объективно- необходимой модели переходных (из «царства необходимости» в «царство свободы») социально- экономических отношений. Эти отношения могут развиваться либо как результат максимально возможного реформирования буржуазной системы, либо как форма ускоренной модернизации общества, вставшего на социалистический путь развития.

В третьем параграфе «Стратегия опережающего развития России: возможности и перспективы» предлагается паллиативная модель перехода в «царство осознанной необходимости» в рамках существующей социально-экономической системы.

Осмысление российского исторического опыта (как «положительного», так и «отрицательного»), так же как и анализ глобального контекста современного состояния России позволяют сделать вывод о неперспективности как попыток догоняющей «рецедивирующей модернизации», так и попыток форсировать модернизацию, игнорируя сложившиеся закономерности экономического и исторического развития. Поэтому задача может быть поставлена как содействие росту наиболее прогрессивных и эффективных социально- экономических форм, способных служить самостоятельным источником прорыва. Под такими формами подразумевается создание человеческого потенциала.

Для того, чтобы Россия могла реализовать шанс на опережающее развитие, необходимо по- новому отнестись к старой истине о том, что не вещи, а человек должен стоять в центре экономики, и что именно человек является главным ресурсом («эндогенным фактором») и главной целью всех социально- экономических преобразований. Главной целью и средством перехода к экономике, адекватной вызову ХХI века, является свободное всестороннее развитие человека, предполагающее создание соответствующих общественных отношений и «выращивание» homo kreator («человека творческого»).

Но для современного человека России, находящегося в «поле глобального капитала», цели творчества- это будущее, а наиболее актуальны проблемы потребления и гарантий стабильного существования. Налицо конфликт истинных и искусственных потребностей (см. п.1.4.), т.е. противоречие между сущностью и существованием.

Примерно с середины ХХ века признается «свобода» в выборе предпочитаемого стиля жизни и закономерность (постоянство) существования бедности. Современное общество благосостояния не включает бедность в свою культуру, оставляя ее в собственном замкнутом пространстве. Неприятие бедности переводится в плоскость неприятия бедности как стиля жизни. Считается, что бедный - это неудачник с точки зрения естественного отбора. Сама же социальная действительность признается «разумной» и рекомендуется изменять образ жизни «неудачников», а не само общество.

При этом квинтэссенция всех современных пособий с «рецептами быстрого счастья» сводится к тому, что если не можешь изменить ситуацию (т. е. «сделать разумное действительным»), то тогда надо изменить отношение к ситуации (т. е. признать «действительное разумным»).

Для преодоления противоречия между сущностью и существованием необходимо найти способы раскрытия сущностных сил человека. С другой стороны, следует найти такие сферы, в которых не только необходимо, но и возможно обеспечить экспоненциальные темпы развития, позволяющие обеспечить радикальное (на 1-2 порядка) увеличение отдачи от крайне ограниченных ресурсов.

Очевидно, что на основании анализа модернизации России в ХХ веке можно сделать вывод, что такими сферами являются образование, наука и культура. Мировой опыт также показывает, что вложения в науку, образование и культуру приводят к достаточно быстрым позитивным результатам. Темпы развития данных областей в нашей стране в настоящее время должны быть как минимум на порядок выше, чем в современных развитых странах, т. е. они должны развиваться взрывообразно, создавая качественно новый результат примерно каждые 5-7 лет.

Именно образование сопряжено с выявлением и осознанием человеческой сущности (см. п.1.3.). Потребляя образовательные блага, человек духовно возвращается к самому себе. Это и есть процесс воспроизводства. Сфера образования и воспитания, понимаемые как единая целостная система формирования личности человека, является универсальным социальным институтом многоаспектного и концентрированного влияния на менталитет и на «стартовые» идеалы и ценности личности.

Общеизвестно, что обычный экстенсивный метод привлечения ресурсов (инвестиций) с целью создания уже известными методами уже известных механизмов решения этих задач в России почти невозможен и потребует десятков миллиардов долларов.

Возникает кардинальный вопрос: где взять средства для развития этих сфер не изменяя существующего политического режима?

Для того, чтобы задача оказалась все же разрешимой, ее следует переформулировать следующим образом: какими должны быть механизмы развития образования и вообще «знаниеинтенсивной» экономики мирового уровня, не требующие от России значительных единовременных вложений дорогостоящих ресурсов?

Как отмечает А.В. Бузгалин, существует одна особенность знаниевоинтенсивной экономики, облегчающее «конструирование» механизмов, создающих «главный ресурс»- человеческие качества мирового уровня и не требующие от России значительных единовременных вложений дорогостоящих ресурсов. Эта особенность состоит в том, что знание есть такой товар, который при передаче покупателю не теряется для «продавца». Мир знаний и культурных ценностей устроен так, что «потребление» («распредмечивание») этих благ лишь увеличивает их объем. См. Бузгалин А. В. Глобальный капитал.- М., 2004.- С.358.

Следовательно, Россия может получить потенциально бесконечный потенциал прироста не за счет других конкурентов, а благодаря расширению круга партнеров по диалогу. Это произойдет в том случае, если она станет центром интеграции новых агентов по поводу новой- наиболее передовой деятельности.

В диссертации показано, что данный путь не есть копирование западной модели реализации постиндустриальных тенденций (она в принципе является нереализуемой для всех граждан Земли). Это есть путь перехода к новой социально- экономической, политической и культурной системе, имеющей своей конечной целью формирование креатосферы.

Вполне очевидно, что ресурсы для развития образования и науки заинтересованы представлять те структуры, которые знания главным образом не производят, а покупают. Это в первую очередь страны третьего мира. Эти «контрагенты» могут передавать ресурсы для образования дешево или бесплатно в обмен на образованных специалистов или ноу хау. В конечном итоге этот процесс обеспечит им в обмен на единицу ресурсов большее количество специалистов, чем при взаимодействии с ТНК по ценам мирового уровня.

Для России этот механизм будет так же выгоден, так как затраты на производство знаний для одного потребителя или для нескольких одинаковы. Следовательно, производя знания для третьей страны за ее деньги, Россия будет их производить и для себя. К тому же при производстве знания происходит развитие творческих способностей и самореализация (удовлетворение истинных потребностей) и учеников и учителей.

Свободный доступ к знаниям, технологиям и образованию является средством выравнивания уровней развития стран и социальных слоев.

Для креатосферы (сферы «жизни творческой» деятельности) характерны иные, чем в рыночной экономике, система ценностей и целей развития. Ими становятся мера развития творческих способностей и свободное время граждан.

Вызов миру отчуждения, каким на протяжении почти 80 лет была устремленная в будущее культура огромного советского социума кажется угасшим, но его возрождение, вопреки пророчествам Ф. Фукуямы, по- прежнему возможно и необходимо. Для этого необходима реализация «национальной идеи».

В четвертом параграфе «Национальная идея» будущего и будущее «национальной идеи» показано, что важнейшим элементом стратегии ускоренной модернизации общества, вставшего на социалистический путь развития, является обретение социальной материей элементов сознательности и отношение к природе как культурной ценности и абсолютно необходимому условию выживания человечества.

Без идеи, без четко сформулированной цели, без идеологии никакая власть, никакая политика не может быть эффективной. Иными словами, ни одна организационная форма, в том числе и государство, не может полноценно функционировать без явно и неявно поставленной цели, без понятой и принимаемой большинством населения («субъектами») идеологии, находящейся в русле социальной наследственности. Национальная идея - это своего рода проекция национальной задачи на национальное самосознание.

При любой идеологии природа является абсолютным условием человеческого существования и общественное производство есть социоприродный процесс (см. п. 1.1). Труд как целесообразная деятельность есть деятельное разрешение противоречия между субъектной противоположностью природному материалу и объективными природными закономерностями: противоположность объекта и субъекта производственной деятельности переходит в их тождество, реализуясь в продукте производства, в технологиях и в самом человеке.

Труд только тогда становится историей и ее приращением, когда в нем противостоят и в то же время сливаются природные и социальные аспекты. При этом с возрастанием социальной составляющей (повышением производительности труда) потребление природы становится сильнее и пагубнее.

В настоящее время существование экологической проблемы убедительно свидетельствует о том, что технология оказывается в непримиримом противоречии с естественным состоянием живой природы. Кризис ресурсов показывает, что закон, вытекающий из трудовой теории, неверно описывает отношения экономики с природой. Примерно 2/3 стоимости товара - это сырье и энергия. Но сырье и энергия не производятся, а извлекаются. Их стоимость - это лишь труд на извлечение. Теория стоимости и выводимая из нее модель экономики, не учитывающая реальную ценность ресурсов (например, нефти и газа) для человечества могли приниматься как приемлемая абстракция, пока казалось, что кладовые земли неисчерпаемы.

С другой стороны, если на первых порах в условиях действия закона стоимости и создаются объективные условия для развития человека, то этим же законом ставятся и преграды развитию человека. Способность к труду реализуется в основном через глубокое отчуждение. Не имея возможности быть самовыражением человека, труд становится главным образом средством для жизни и способом реализации искусственных потребностей.

В условиях действия закона стоимости не труд является первой потребностью человека; наоборот, первая потребность человека предполагает труд, ибо он имеет потребность в труде как средстве заработать себе на жизнь.

Между способностью к труду и трудом как самовыражением человека, трудом как средством для жизни и трудом как первой потребностью лежит огромная дистанция, преодоление которой потребует и освобождения от отчужденных форм потребностей, ибо отчуждение труда переходит и на область потребления.

Но если человек выступает в качестве «элементарного бытия» богатства общества, то производство оказывается прежде всего производством потребительных стоимостей.

Все это вызывает настоятельную необходимость в овладении понятием «потребительная стоимость». Для этого стоит «реанимировать» старую истину: нельзя потреблять больше, чем производишь. Предпочтение стоимости в сравнении с конкретной полезностью по сути есть антилогика собственника, желающего иметь капитал и деньги.

Переход к «политической экономии потребительной стоимости» не отбрасывает научную теорию стоимости, которая объясняет движение капиталистического способа производства и остается основой замены последнего строем социального равенства.

Понятие «потребительная стоимость» может быть определено только через потребности человека. Это значит, что политэкономия потребительной стоимости (т. е. политэкономия конкретного, а не абстрактного труда) должна начинаться с представления именно о потребностях. Таким образом, в центре внимания оказываются не отчужденные категории типа товара, денег, дохода, прибыли и т. д., а реальный живой действующий человек.

Потребности людей (см. п. 1.4) могут быть разделены на две группы: экономические (материальные) и социальные (нематериальные). Очевидно, что ядром социальных потребностей выступает потребность в самом труде. Трудовая потребность удовлетворяется в самом труде, в ходе производства, - производство в данном случае совпадает, сливается с потреблением. Ведущим элементом потребности в труде является не столько эмоциональное и психическое отношение работника к своему труду, сколько его определение как сознательного труда для других.

Потребность в творческой деятельности, порождаемой трудом как потребностью здорового организма в своей простейшей форме трудолюбия является вечным спутником человечества и может полностью раскрыться только в условиях неотчужденного труда. Очевидно, что труд-процесс обладает свойством потребительной стоимости.

Можно сказать, что закон потребительной стоимости - это по сути дела и есть закон воспроизводства человека (см. п. 1.1), так как потребление, составляя необходимое звено механизма действия этого закона, предполагает воспроизводство самого человека не только как предпосылки и творческого начала производства, но и как его конечный результат. Через потребление произведенного продукта, отмечал К. Маркс, человек «возвращается опять к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя самого индивид» Цит. по: Ельмеев В.Я. Теория и практика социального развития. - С. 275..