Философия культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

Философия культуры

В ходе обсуждения наметилась определенная последовательность проблем, которые в совокупности отражали спектр дисциплины. Что такое культура? Это основной диапазон проблем. Следующая группа вопросов: почему культура, будучи уникальным и относительно целостным феноменом, существует сегодня в столь значительном многообразии? Последующее размышление подводило к вопросу: как должен вести себя человек перед фактом распыления культур? Должен ли он обрести собственную культурную нишу или обязан выйти в беспредельный космос культурных миров?

Культуры давно перестали быть герметически закрытыми ареалами. Неслыханная миграция населения, в результате которой экзотические духовные веяния опоясали земной шар. Грандиозные кросс-культурные контакты. Межнациональные браки. Экуменические волны. Божественное слово, несущееся с экрана. Поиск межрелигиозного вселенского диалога. Может быть, важно противостоять этим тенденциям? Именно так рассуждают фундаменталисты. Не происходит ли порча великих заветов? Не рождается ли бессмысленная мозаика культурных веяний?

Эти вопросы предполагают обсуждение исторических судеб культуры. Сохранится ли множественность культур? Будут ли они восприниматься как равноправные, или останется некая иерархия культурных доминионов? Эти вопросы имеют еще один аспект: должны ли национальные культуры сохранить собственную суверенность, или им предстоит образовать некую общепланетную, универсальную культуру?

Наконец, философия культуры немыслима без критического отношения к метафизике. Она неукоснительно обсуждает вопрос о возможностях философии распознать феномен культуры. Участники монреальского конгресса, в частности, говорили о том, располагает ли философия достаточными ресурсами, чтобы понять культуру, или для этого нужны иные формы миропостижения. Названные проблемы обсуждаются на страницах этой книги.

Глава 1. ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ

философия культура цивилизация

Что такое культура? Почему этот феномен породил такое множество разноречивых определений? Отчего культурность как некое свойство оказывается неотъемлемой чертой различных сторон нашего социального бытия? Можно ли, вообще говоря, выявить специфику данного антропологического и общественного явления?

Многообразие дефиниций

Понятие культура относится к числу фундаментальных в современном обществознании. Трудно назвать другое слово, которое имело бы такое множество смысловых оттенков. Для нас вполне привычно звучат такие словосочетания, как «культура ума», «культура чувств», «культура поведения», «физическая культура». В обыденном сознании культура служит оценочным понятием и относится к таким чертам личности, которые точнее было бы назвать не культурой, а культурностью… В науке принято говорить о «культурных чертах», «культурных системах», «развитии, расцвете и упадке культур»…

Американские культурологи Альфред Кребер и Клайд Клакхон в их совместном исследовании, посвященном критическому обозрению концепций и определений культуры, отметили огромный и всевозрастающий интерес к этому понятию. Так, если, по их подсчетам, с 1871 по 1919 г. было дано всего 7 определений культуры (первое из них, как они считают, принадлежит выдающемуся английскому этнографу Эдуарду Тайлору), то с 1920 по 1950 г. у различных авторов они насчитали 157 определений данного понятия. Позже названные авторы значительно увеличили общее количество разноречивых определений. В отечественной литературе готовность сопоставить различные дефиниции культуры позволила Л.Е.Кертману насчитать свыше 400 определений.

Чем можно объяснить такое многообразие трактовок? Прежде всего тем, что культура выражает глубину и неизмеримость человеческого бытия. В той мере, в какой неисчерпаем и разнолик человек, многогранна, многоаспектна и культура. С другой стороны, и сам подход к культуре обусловлен во многом исследовательскими установками. Культура нередко оказывается объектом изучения со стороны не только философов, но и социологов, аксиологов, историков, культурологов. В зависимости от теоретической методики вырастает и способ, помогающий постигать феномен.

Назовем некоторые специфические подходы к культуре, рождающие, как нам кажется, несовпадающие определения этого феномена. Первый среди них -- философско-антропологический. Культура в этом случае понимается как выражение человеческой природы. Она выводится из особенностей самого человека как особого рода сущего. Различные черты культурного процесса непосредственно вычитываются из человеческой натуры. Культура при этом оценивается как развернутая феноменология человека.

На этой основе в истории философии нередки попытки осуществить «редукцию» культуры, то есть свести ее к человеческой природе, устранив все нечеловеческое, случайное. Так, один из ведущих теоретиков немецкой школы культурфилософской антропологии Арнольд Гелен считал, что человек отчужден от самого себя. Он почти полностью забыл о своей трансцендентной природе. Что означает в этом случае требование возврата к культуре? Не что иное, как культивирование человечности, то есть максимально полный и разносторонний, а главное -- адекватный учет человеческой природы. Последняя берется в качестве некоей умозрительной конструкции, предшествующей всем результатам человеческой активности.

Первым антропологическую трактовку феномена культуры дал в 1871 г. Эдуард Тайлор (1832--1917), определивший культуру как совокупность знаний, искусства, морали, права, обычаев и других особенностей, присущих человеку как члену общества.

Тайлор, как исследователь, разделял господствовавшие в то время установки позитивизма и эволюционизма. Он рассматривал человеческий род как целостное понятие, сохраняющее свою однородность в результате действия всеобщего закона эволюции.

Именно поэтому Тайлор пытался упорядочить этнографический материал хронологически, толкуя его как историю становления человеческой цивилизации. Наиболее продуктивным в этом смысле оказалось применение его метода для исследования истории религий. В соответствии с эволюционистскими установками, Тайлор полагал, что исторические религии ведут свое происхождение из идеи души («примитивный анимизм», «эволюционный анимизм»). Человеческая природа определяет кругозор человечества. Примитивное представление о душе рождает феномен культуры, который развивается до обобщенного понятия духа (монотеизм, пантеизм).

Однако последовательный философско-антропологический подход к культуре реализуется крайне редко. Дело в том, что культура как феномен не выводится из биологической природы человека. Французский религиозный философ, представитель неотомизма Жак Маритен подчеркивает, что разум и добродетель в высшей степени отвечают человеческой природе. Но в том-то и парадокс, что результаты ума и плоды нравственности в человеческой натуре не заложены изначально. Они прибавляются к тому, что производится чувственной, инстинктивной природой. Стало быть, переход к культуре предполагает поиск в человеческом существе чего-то такого, что не заключено в нем как в животном.

Так вырастает еще один подход к культуре, который можно условно назвать философско-ucmopическим. Он претендует на то, чтобы раскрыть механизмы порождения, возникновения самой человеческой истории. Человек каким-то непостижимым путем делает скачок от животного к самому себе, от природы к истории. Вероятно, какое-то качество в человеческой природе оказывается необычным, радикально исключающим «животность». Оно-то и обеспечивает движение человека от стада в историческое пространство.

В отечественной литературе такой подход часто называют деятельностным. Строго говоря, он складывается прежде всего в самой философской антропологии. Тот же А. Гелен считал, построение всеобщей антропологии невозможно без осмыслен того, что он называл «действием». Он понимал под ним предусмотрительное, планирующее изменение действительности. При этом получалось, что «совокупность измененных таким образом или вновь созданных фактов вместе с необходимыми для это средствами -- как «средствами представления», так и «вещными средствами», -- должна называться культурой» (А.Гелен).

Тайлор создал философско-антропологическую базу для истолкования культуры и свел все разнообразие естественных явлений к деяниям человека, к культуре. Он соединил это понятие с историей, которая понималась как совокупность культурно процессов и феноменов, как история цивилизации. Именно он поставил проблему культуры на антропологический фундамент превратил человека в субъект культуры. Культура оказала антропологическим понятием. Она понималась как совокупность разнообразных деяний homo faber.

Концепция Тайлора по своему содержанию близка позитивной философии истории, которая восходила к позднему Просвещению и немецкому предромантизму. Именно в XVIII в. была заложена основа глобального воззрения на историю человечества в целом. Отталкиваясь от теолого-спиритуалистических концепций Августина и теолого-экклезиастических концепций Боссюэ новые социальные теоретики искали критерии исторического развития в самой истории, во внутренних ее законах. Лейбниц, Вико, Вольтер и Монтескьё были предшественниками И.Г.Гердера (1744-1803) и И.Х.Аделунга (1732-1806).

«Уже в эпоху Просвещения слово «культура», -- отмечает В.М.Межуев, -- используется (Аделунгом, Гердером, Кантом) качестве центральной категории философии истории, понимает мой как «история духа», духовного развития человечества. Культура здесь -- синоним интеллектуального, нравственного, эстетического, короче, разумного совершенствования человека в ходе его исторической эволюции. Не ставя перед собой задачу детального и подробного изучения этой истории, философы стремились лишь к выработке общей «идеи культуры», объясняющей им смысл и направленность человеческой истории».

Философский взгляд на культуру был развит И.Г.Гердером, который рассматривал ее в контексте эволюции. Смысл культуры в этом контексте -- отграничение человеческого от животного. Культура истолковывалась как второе рождение человека. «Если бы человек, -- писал И.Г. Гердер, -- все извлекал из себя самого и развивал это без связи с внешними предметами, то, правда, была бы возможна история человека, но не людей, не всего рода человеческого. Но наш специфический характер заключается именно в том, что, рожденные почти без инстинктов, мы только путем упражнения в течение всей жизни воспитываемся до уровня человечности, и на этом основывается наша способность как к совершенствованию, так и к порче и разложению…

Мы можем при желании дать этому второму рождению человека, проходящему сквозь всю его жизнь, название, связанное либо с обработкой земли-- «культура», либо с образом света -- «просвещение» (И.Г.Гердер).

Таким образом, в истолковании феномена культуры проявляется желание сопоставить ее с человеком, природой, историей, социумом. В этом смысле можно указать на еще один подход к трактовке культуры -- социологический. Культура здесь трактуется как фактор организации и образования жизни какого либо общества. Подразумевается, что в каждом обществе (как и в каждом живом организме) есть некие культуротворческие «силы», направляющие его жизнь по организованному, а не хаотическому пути развития. Культурные ценности создаются самим обществом, но они же затем и определяют развитие этого общества, жизнь которого начинает все больше зависеть от произведенных им ценностей. Таково своеобразие общественной жизни: над человеком часто господствует то, что рождено им самим.

Вот некоторые определения культуры, характерные для социологического ее понимания. Культура -- это:

-- «прочные верования, ценности и нормы поведения, которые организуют социальные связи и делают возможной общую интерпретацию жизненного опыта» (У.Бекет);

-- «наследуемые изобретения, вещи, технические процессы, идеи, обычаи и ценности» (Б.Малиновский);

-- «язык, верования, эстетические вкусы, знания, профессиональное мастерство и всякого рода обычаи» (А.Радклифф Браун);

-- «общий и принятый способ мышления» (К.Юнг).

Еще в глубокой древности люди поняли, что разные общества живут по разному. Первый же человек, попавший в чужое стойбище, обнаружил, что он не может ни говорить с чужаками, ни понимать увиденное, то есть осознал факт их культурного своеобразия. «Величайший из всех говорунов, Геродот, значительную часть своей «Истории» посвящает тому, что мы сегодня назвали бы описанием культуры. Ему даже удается выявить ряд наиболее заметных отличий в обычаях греков и египтян, он непритворно удивляется, что, выполняя экскреторные (выделительные) функции, варвары прячутся в доме, вместо того, чтобы, подобно цивилизованным грекам, выходить на улицу» (Р.Линтон).

Термин «культура» в социологическом смысле не заключает в себе никакой оценки. Он относится к образу жизни любого общества в целом. У каждого общества есть своя культура, и каждый человек культурен в том смысле, что участвует в той или иной культуре.

В отечественной литературе исследователи, пытающиеся дать определение культуры, естественно, подчеркивали либо философско-антропологическую, либо философско-историческую, либо социологическую природу данного феномена. Здесь можно назвать имена С.С.Аверинцева, В.Д.Губина, В.В.Иванова, Л.Е.Кертмана, М.С.Кагана, Ю.М.Лотмана, Э.С.Маркаряна, В.М.Межуева, Г.О.Нодиа, В.И.Полищука, В.Н.Топорова.

«Мир культуры -- это мир самого человека», -- утверждает В.М.Межуев. Э.С.Маркарян отождествляет культуру с технологией воспроизводства и производства человеческого общества. Иначе говоря, под культурой понимается не просто средство освоения мира, а функциональная обращенность этих средств на развитие самого общественного целого. Культура у Маркаряна - это «…внебиологически выработанный способ общительности». Особый характер адаптирующего, преобразующего воздействия человека на природную среду был обусловлен по мнению Э.С. Маркаряна, в первую очередь тем, что оно, так же как и другие специфические проявления активности людей, стало внегенетически программироваться и осуществляться благодаря механизмам культуры.

Некоторые отечественные ученые связывают культуру с ее социальным содержанием. «Для меня культура, -- отмечает В.С.Степин, -- это геном социальной жизни. Чтобы возник новый тип общества, должна возникнуть новая культурная матрица. Подобно тому, как геном определяет, каким будет организм, так тип культуры определяет, как будет воспроизводиться деятельность человека».

Более развернутое истолкование культуры находим у Ю.Н.Давыдова. Он рассматривает ее как основу, гармонизирующую отношения двух противоборствующих (хотя и взаимосвязанных и взаимозависимых) сторон: природы и социума. Социум («естественно-историческое» бытие человека), стремясь сохранить себя во что бы то ни стало, несет в себе угрозу «пригодно-космическому» началу в человеке (или в крайнем варианте -- угрозу гибели самой природы). Природа же, со своей стороны, стремится «поглотить» социум, растворить его в своих первозданных стихиях.

«В культуре как целом, как органе самоконституирования человечества, -- подчеркивает Ю.Н.Давыдов, -- речь всегда идет о том, чтобы найти высшее начало, в котором природа и социум оказались бы соразмерными обрести ту универсальную меру, которая не нарушила бы собственную внутреннюю меру каждой из конфликтующих сторон». Таким образом, в многочисленных интерпретациях феномен культуры предстает как исторически определенный уровень развития общества, творческих сил и способностей человека, выраженный в типах организации жизни и деятельности людей.

Культура как поиск смысла

В своем этимологическом значении понятие культуры восходит к античности. Его можно обнаружить в трактатах и письмах Древнего Рима. Понятие «культура» в переносном значении (и производное от него понятие «культ») аналогично хозяйству изначально соотносилось с культурой чего-то: культура души, культура разума, культ богов или культ предков. Такие сочетания существовали в течение многих столетий, пока в латинских странах не стал входить в употребление термин «цивилизация» в широком понимании. Он охватывал совокупность социального наследия в области техники, науки, искусства и политических учреждений.

Если попытаться перевести с латыни название трактата о земледелии, который написал римский государственный деятель и писатель Марк Порций Катон (234--149 гг. до н.э.), то получилось бы, вероятно, слово «агрикультура». Речь идет не только об обработке земли, но, главным образом, об уходе за ее участком. Возделывание почвы, как утверждает автор, невозможно без особого душевного настроя. Без предельного интереса к участку не будет и культуры, иначе говоря, должного возделывания.

Затем слово «культура» отрывается от земной почвы. Оно метафорически соотносится с разумностью. Римский оратор философ Цицерон (106--43 гг. до н.э.), говоря о возделывании, имел в виду не землю, а духовность. Именно поэтому о рассматривал философию как культуру духа и ума. В основном все историки культуры сходятся на том, что подразумевает воздействие философии на ум с целью его обработки, воспитания, развития умственных способностей. Но здесь можно обнаружить и другой смысл, если вспомнить Катона. Философия -- это не только обработка или образование ума, но и его почитание, уважение и поклонение ему. И действительно: философия родилась из предпочтения духовного начала в человеке, из почтения к этому началу.

В античном сознании понятие культуры отождествляется с пайдейей, то есть образованностью. Пайдейя, по плaтoнoвcкoму определению, означает руководство к изменению всего человека в его существе. М.Хайдеггер ставил вопрос о том, чтобы вернуть этому слову его исходную именовательную силу, забыв о том истолковании, которому оно подверглось в конце XIX в. Платон, по мнению Хайдеггера, хочет показать, что существо пайдейи не в том, чтобы загрузить неподготовленную душу голыми знаниями словно первый попавшийся пустой сосуд. «Пайдейя означает обращение всего человека в смысле приучающего перенесения его из круга ближайших вещей, с которыми он сталкивается, в другую область где сущее является само по себе. Это перенесение возможно лишь благодаря тому, что все прежде открытое человеку и тот способ, каким оно стало ему известно, делаются другими. То, что является человеку так или иначе непотаенным, и род этой непотаенности должны перемениться» (М.Хайдеггер).

В эпоху средневековья слово «культ» употреблялось чаще, чем «культура». Оно выражало способность человека раскрыть собственный творческий потенциал в любви к Богу. «С непосредственной религиозной точки зрения совокупный порядок бытия воссоздается в культе. Здесь в каждый данный исторический момент как бы заново совершаются в символической форме все вечно значимые события священной истории» (М.Хайдеггер). Рождается представление о рыцарстве как о своеобразном культе доблести, чести и достоинства.

В эпоху Возрождения воскрешается античное представление о культуре. Оно выражает прежде всего активное творческое начало в человеке, который тяготеет к гармоничному, возвышенному развитию.

В современном значении слово культура стало употребляться в XVII в. В качестве самостоятельного оно появилось в трудах немецкого юриста и историографа С.Пуфендорфа (1632--1694).

Философы обычно относят к культуре все рукотворное. Природа создана для человека. Он же, неустанно трудясь, сотворил «вторую природу», то есть пространство культуры. В целом это самоочевидно… Но в таком подходе к проблеме присутствует некий изъян. В традиционном представлении о культуре как «второй природе» обнаруживаются фундаментальные противоречия.

Толкуя культуру как нечто, надстраивающееся над природой, исследователи создали эффект их взаимного отчуждения. Возникает парадоксальный ход мысли: для сотворения культуры нужна предельная дистанция от природы. Не в таком ли воззрении на культурное творчество истоки хищнического, разрушительного отношения к природе? Культура прежде всего -- природный феномен хотя бы потому, что ее творец -- человек -- биологическое создание.

Природа и культура действительно противостоят друг другу. Но, по выражению П.А. Флоренского, они существуют лишь вместе друг с другом. Ведь культура никогда не дается нам без стихийной подосновы своей, служащей ей средой и материей. В основе всякого явления культуры лежит некое природное явление, возделываемое культурой. Человек как носитель культуры не творит ничего, но лишь образует и преобразует стихийное.

С другой стороны, по мнению русского философа, природа никогда не дается нам без культурной своей формы, которая сдерживает ее и делает доступной познанию. Природа не входит в наш разум, не делается достоянием человека, если она не преображена предварительно культурною формою. П.А.Флоренский приводит такой пример. Мы видим на небе не просто звезды, а нечто, что уже имеет культурную форму. Звезды -- это форма, приданная природе культурою. Здесь обнаруживает себя ряд предусловий созерцания -- понятий, схем, теорий, методов, выработанных культурою. «Явление культуры всё расслояется на ряды естественных, природных предусловий своего бытия; явление природы, напротив, все расслояется на ряды исторических, культурных предусловий своего осмысливания» (П.Флоренский).

Противоположностью культурного человека является вовсе не природный человек, а варвар. Никакого природного человека нет вообще. Есть или человек культурный, или варвар. Если относить к культуре только все внеприродное, то многие феномены культуры окажутся как бы несуществующими. Представим себе для примера йогическую культуру. В ней нет никаких артефактов. Йог развивает собственные психологические и спиритуальные ресурсы. Ничего рукотворного при этом не возникает. Однако достижения йогов, несомненно, входят в сокровищницу культуры.

Человеческие творения возникают первоначально в мысли, в духе и лишь затем объективируются в знаки и предметы. В культype всегда есть нечто конкретное: это определенный род и способ творчества. А поэтому в конкретном смысле есть столько культур, сколько творящих субъектов. Поэтому в пространстве и времени существуют различные культуры, разные формы и очаги культуры. Культура вообще -- понятие чисто абстрактное. Если бы однажды на земле была установлена единая форма культуры, то это была бы также некоторая особая форма культуры, а не культура вообще. Однако из того, что существуют лишь различные формы культуры, а не абстрактная культура, не следует, что эти формы замкнуты сами на себя и недоступны чужому влиянию.

Природа, так же как и культура, основана на акте творения. Когда мы пытаемся изобразить великий процесс становления жизни в согласии его с природой, нам все время приходится сталкиваться с препятствием в нашем языке. Дело в том, что, как подчеркивает К.Лоренц, словарь культурных языков сложился в то время, когда единственным известным видом развития был онтогенез, то есть индивидуальное развитие живого организма.

В самом деле, такие слова, как Entwicklung, development, evolution, в этимологическом смысле означают, что развивается нечто, уже бывшее прежде в неразвитом или свернутом состоянии, подобно цветку внутри почки или цыпленку внутри яйца. Эти выражения удовлетворительно описывают названные онтогенетические процессы. Но они просто отказываются служить, когда мы пытаемся правильно изобразить сущность творческого процесса, то есть акта культуры, состоящего именно в том, что все время возникает нечто совершенно новое, чего прежде попросту не было.

Даже прекрасное немецкое слово Schapfung («творение») этимологически означает, что нечто уже существующее черпается из некоторого также существующего резервуара. Некоторые философы эволюции, осознав недостаточность всех этих слов, ухватились за еще худшее слово «эмерженция», вызывающее по логике языка представление о чем-то заранее сформировавшемся и внезапно появившемся, наподобие кита, вынырнувшего для вдоха на поверхность моря, которое при буквальном рассмотрении кажется пустым.

Философы-теисты и мистики средневековья ввели для акта сотворения новое выражение «fulguratio», что означает «вспышка молнии». Несомненно, они хотели выразить этим непосредственное воздействие свыше, со стороны Бога.

Как человеческое творение культура превосходит природу, хотя ее источником, материалом и местом действия является природа. Культурная деятельность -- это деятельность прирожденная в том смысле, что разум и человеческие творческие способности принадлежат человеческой природе. Но эта деятельность тем не менее не дана природой всецело, хотя и связана с тем, что природа дает сама по себе. Природа человека, рассматриваемая без этой разумной деятельности, ограничена только способностями чувственного восприятия и инстинктами или же рассматривается в состоянии зачаточном и неразвитом.

Человек претворяет и достраивает природу. Поэтому сущность культуры можно постигнуть по аналогии с аристотелевскими формой и материей. Если природа является материей, человеческие усилия овладеть природой и облагородить ее предстают формирующим принципом. Культура -- это формирование и творчество. Антитеза «природа и человек» не имеет исключительного смысла, так как человек в определенной мере есть природа, хотя и не только природа… Не было и нет чисто природного человека. От истоков и до заката своей истории был, есть и будет на свете только «человек культурный», то есть «человек творящий».

Однако овладение внешней природой само по себе еще не является культурой, хотя и представляет собой одно из условий культуры. Освоить природу означает овладеть не только внешней, но и внутренней, то есть человеческой, природой, на что способен только человек. С этой точки зрения возможно следующее. приближение к определению культуры, которое дает лидер французских «новых правых» А.де Бенуа:

«Культура -- это специфика человеческой деятельности, то, что характеризует человека как вид. Напрасны поиски человека культуры, появление его на арене истории само по себе надлежит рассматривать как феномен культуры. Она глубочайшим образом сопряжена с сущностью человека, является «частью определения человека как такового». Человек и культура, как отмечает А.де Бенуа, неразрывны, подобно растению и почве, на которой оно произрастает.

Человек сделал первый шаг к разрыву с природой, начав строить над ней свой человеческий мир, мир культуры как яснейшую ступень мировой эволюции. С другой стороны, подчеркивает А.де Бенуа, он служит соединительным звеном между природой и культурой. Более того, его внутренняя принадлежность к обеим этим системам свидетельствует о том, что между ними существует отношение не противоречия, а взаимной дополнительности.

Культура -- это природа, которую «пересоздает» человек, утверждая посредством этого себя в качестве человека. Всякое их противопоставление наносит ущерб достоинству человека. В еще большей степени это касается современных «неоруссоистских» призывов «возвратиться к природе», под экологической озабоченностью которых кроется, как считает А.де Бенуа, стремление осуществить редукцию культуры. Всякое противокультурное действие неизбежно превращается в противочеловеческое.

А.де Бенуа полемизирует с современными структуралистами-этнологами, которые превратили противопоставление культуры и природы в основной оппозиционный их учению тезис. Он подчеркивает, что неправомерно считать, как это часто делается, что у истоков такого противопоставления стоял Ж._Ж.Руссо, который на самом деле не культуру противопоставлял природе, а искусственное -- естественному. В связи с антипросветительскими настроениями Ж.-Ж. Руссо, близкими А.де Бенуа, искусственное осуждается им как воплощение «чистейшего универсализма». А.де Бенуа предлагает заменить оппозицию «культура -- природа» более корректным противопоставлением «культура -- некультура».

Структуралисты считают, что в цивилизованных обществах культура -- носительница нововведений -- встречает резкое противодействие со стороны склонной к консерватизму природы людей. А.де Бенуа оспаривает эту экспертизу. Он полагает, что, чем более сложным является по своему культурному потенциалу общество, тем в большей мере культура в нем играет роль воспитания и образования, то есть идентификации индивида, а не персонализации и побуждения, то есть инновации.

«Новые правые» определяют человека как единственное существо, предопределенное к непрестанному новаторству. Человек -- уникальный творец истории, придающий ей смысл через регулярную смену символов. По мнению А.де Бенуа, для человека как такового культура первичнее природы, история первичнее биологии. Оспаривая натуралистически-биологическую трактовку человека, в основе которой лежит редукционизм, и усматривая ее черты в структурализме, А.де Бенуа отмечает, что лишь культура придает реальность бытию человека, «та самая культура, которую не уничтожают природные предпосылки ее строения, которая, возводя самое себя, конструирует иную область существования, чисто человеческую».

В отечественной литературе противоречие между природой и культурой преодолевается зачастую через категорию деятельности. Многие ученые отмечают, что культура как феномен стала возможной только благодаря такой способности человека, как деятельность. В этом смысле культура определяется как результат всей человеческой деятельности. Этот тезис также нуждается в критической оценке. Дело в том, что расширительное истолкование деятельности как подосновы культуры не позволяет выявить специфику культуры как феномена. Можно ли в этом контексте сопоставить, скажем, культуру и общество? И то и другое является продуктом человеческой деятельности. Однако эти феномены НЕ тождественны.

Культура немыслима без человека: он ее создал. Но что при этом его одушевляло? Желание утвердить себя в природе в качестве властелина, способного изменять дарованное? Бессознательная игра творческих сил, способных бесконечно развертывать свой потенциал? Стремление пересотворить мир? Как только возникает вопрос: ради чего? -- человеческая активность оказывается вовсе не одинаковой по собственной нацеленности и истокам.

Не всякая деятельность порождает культуру, а только та ее часть, которая носит сакральный характер и связана с поиском смыслов, вычитываемых в бытии. Чтобы проникнуть в тайну культуры, надо выйти за ее пределы и найти критерии, трансцендентные ей. Занимаясь жизнеустроением, человек далеко не всегда задается вопросом о предназначенности бытия и своей собственной судьбы. Культура не все, что способен предъявить человек, увлеченный переделыванием изначального порядка вещей.

На вопрос, что же такое культура, B.C.Соловьев недоуменно отвечал: «Тут и Вольтер, и Боссюэ, и Мадонна, и Папа, и Альфред Мюссэ, и Филарет. Как же это все в одну кучу свалить и вместо Бога поставить?» Что же такое, в самом деле, культура? Это -- все, решительно все, производимое человечеством. Тут -- мирная Гаагская конференция, но тут и удушающие газы; тут Красный Крест, но тут и обдавание друг друга струями горящей жидкости. Тут Символ Веры, но тут и Геккель с «Мировыми загадками».

Продолжая эту мысль, П.А. Флоренский подчеркивает: «Тут Евангелие от Иоанна, но тут и люциферическое евангелие Пайка. Как в плоскости культуры отличить церковь от кабака или американскую машину для выламывания замков от заповеди «Не укради» -- тоже достояния культуры? Как в той же плоскости различить великий покаянный канон Андрея Критского от произведений маркиза де Сада? Это все равно есть в культуре, и в пределах самой культуры нет пределов для выбора критериев различения одного от другого: нельзя, оставаясь верным культуре, одобрять одно и не одобрять другого, принимать одно и отвергать другое…».

Деятельность человека многообразна, многолики продукты человеческой активности. Можно указать на такие деяния человека, которые сопряжены с напряженным творческим актом, прорывом в новое духовное пространство, вычитыванием смысла в окружающем. Это и есть культура. Но есть такие артефакты, которые не содержат в себе сакрального смысла, не рождают горения человеческого духа. Разумеется, такое разграничение условно, но концептуально оно предельно важно для определения культуры.

В самой культуре есть некая тайная пружина. В человеческой деятельности многое рождается впервые как обнаружение смысла. Но многое служит в процессе тиражирования однажды найденного. Между башенным краном и храмом -- несомненная разница. В храме воплощена иерархичность бытия, нечто, стоящее над человеком, над его мирскими потребностями. «Явления культа -- храм, утварь храмовая, другие принадлежности храма и домашней молитвы, а также все элементы культа вроде текста и напева песнопений, молитв, освященных веществ и так далее и так далее, -- объединенные в конкретно целостные единства, они суть орудия этой культурной деятельности: ими, чрез них и в них культ как деятельность проявляется и осуществляется».

В истолковании П.А.Флоренского деятельность обнаруживает себя во множественном числе: речь идет о деятельностях. Когда мы говорим слово «орудие», то ближайшим образом припоминаются нам молоты, пилы, плуги или колеса. Это в грубейше смысле слова материальные орудия технической цивилизации П.А.Флоренский называет их для большей определенности машинами или инструментами. Такое понимание орудий труда русской религиозной философии расходится с марксистский взглядом на эту проблему. Продукты человеческой деятельности рассматриваются не как технические инструменты, а как «проявление орудиестроительной деятельности нашего духа» (П.Флоренский).

Не создание орудий труда как таковое выступает в качестве обнаружения культуры. И дело не только в том, что природа орудий разная. Создание полезных для выживания человека приспособлений приобретает сакральный, то есть культурный смысл только тогда, когда орудие рассматривается как «проекция вовне творческих недр человеческого существа, построяющая все его собственное эмпирическое бытие -- его тело, его душевную жизнь» (П.А.Флоренский). Суть палки, молота, пилы, насоса не видна непосредственно. Творчество разума обнаруживается в производстве вещей, смысл которых не очевиден. Это производство смыслов, то есть сотворение культуры.

Деятельность человека многообразна. В одном случае она порождает культуру, в другом -- нечто иное -- формы социальности, цивилизации и так далее. Далеко не всегда человеческая активность сопряжена с прорывом в области духа. «Вторая природа» включает в себя акты простого воспроизведения, копирования. Здесь издавна обнаруживала себя тема, которая в ХХ в. получила освещение как проблема культуры и цивилизации.

Да и в самой культурной деятельности можно провести различие между духовным и интеллектуальным. Нередко в литературе гуманитарные науки, искусство, этика, религия объединяются в единое целое. Как говорит Д.Андреев, нельзя отнести к духовной культуре творчество Калидасы и Ч.Дарвина, Г.Гегеля и Т.Эдисона, А.Алехина, И.Сталина, М. Ганди, А.Данте и И.Павлова. Здесь два совершенно различных ряда явлений -- духовный и интеллектуальный. «Почти вся область науки и тем более техники принадлежит ко второму ряду; в него входят также философские, эстетические и моральные построения в той мере, в какой они высвобождаются из под представлений и переживаний иноприродного, иноматериального, запредельного, духовного в точном смысле этого слова. В той же точно мере входят в него общественные движения, политические программы, экономическая и социальная деятельность, даже искусство и художественная литература. Духовный же ряд состоит из человеческих проявлений находящихся в связи именно с понятием многослойности бытия и с ощущением многообразных нитей, которыми связан физический план жизни с планами иноматериальными и духовными.

Сюда полностью относятся области религии, спиритуалистической философии, метаистории, магии высокой этики и наиболее глубокие творения литературы, музыки, пространственных искусств» (Д.Андреев).

Исходя из вышеизложенного, следует скорректировать представление о культуре, которое сложилось в отечественной литературе. Она, как правило, рассматривается в качестве социального феномена. Иначе говоря, речь идет о том, что культура связывает природу и общество через развертывание творческой деятельности человека. При этом «в основу понимания культуры кладется исторически активная творческая деятельность человека и, следовательно, развитие самого человека в качестве субъекта деятельности. Развитие культуры при таком подходе совпадает с развитием личности… в любой области общественной деятельности».

Между тем культура не только социальный, но прежде всего антропологический феномен. Ее основанием служит неукорененность человека в природе, потребность человека в реализации тех побуждений, которые не являются инстинктивными. Культура в этом смысле выступает как продукт открытой человечески природы, не имеющей окончательной фиксированности. Это означает, что рассуждение о культуре важно начинать имение антропологических данностей, а не с вхождения в пространство социальной истории.

В работе Н.С. Злобина говорится о том, что культура с позиции деятельностного подхода может быть «определена как социально значимая творческая деятельность вдиалектической взаимосвязи ее результативности (опредмеченной в нормах, ценностях, традициях, знаковых и символических системах и т.д.) выражения ее процессуальности, предполагающей освоение (распредмечивание) людьми уже имеющихся результатов творчества, т. превращение богатства, опыта человеческой истории во внутреннее богатство индивидов, вновь воплощающих содержание этого богатства в своей социальной деятельности, направленной на преобразование действительности и самого человека».

Концептуальное осмысление культуры в названных определениях связано с историческим подходом к человеку и к его деятельности. Справедливо подчеркивается социальная сущность культуры. Сошлемся на В.М. Межуева: «Культура -- это производство самого человека во всем богатстве и многосторонности его общественных связей и отношений, во всей целостности его общественного бытия». В этом контексте феномен культуд раскрывается через анализ отчужденных форм деятельности.)

Другой подход к истолкованию культуры сопряжен в отечественной литературе с ееценностной природой. «Культура есть не что иное, как реализация идеально ценностных целей, -- отмечает Н.З. Чавчавадзе, -- как «переселение» ценностей из мира дольнего в мир сущий, не что иное, как осуществление идеала». Культура по своей сущности и в самом деле ценностна. Но эту ее особенность невозможно вывести непосредственно ни из харатера творческой деятельности человека, ни из феномена истории как развертывания сущностных сил человека.

Стало быть, в приведенных определениях культуры не обозначены два важнейших момента, о которых уже говорило» Выявление специфики культуры невозможно без антропологических констатаций и без выявления сакрального смысла человеской деятельности. Следовательно, можно определить культуру екак феномен, рожденный незавершенностью, открытостью человечной природы, развертыванием творческой деятельности человека, направленной на поиск сакрального смысла бытия.

Литература

Баткин Л.М. Тип культуры как историческая целостность /Вопросы философии. 1969. № 9, с.99-109.

Гуревич П.С. Культура как объект социально философского анализа /Вопросы философии. 1984. №5.-- С.48--63.

Давыдов Ю.Н. Культура -- природа -- традиция /Традиция в истории культуры. М., 1978.

Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. М., 1983.

Межуев В.М. Культура и история. М., 1977.

Сильвестров В.В. Философское обоснование теории и истории культуры. М., 1990.

Соколов Э.В. Культура и общество. Л., 1972.

Флоренский П.А. Культ, религия, культура /Богословские труды. М., 1977.

Вопросы для повторения

1. Чем вызвано многообразие в определениях культуры?

2. Как можно типологизировать подходы к выявлению специфики культур?

3. Враждебна ли культура природе?

4. Верно ли, что культура противостоит природной основе человека?

5. Как понимать сакральность человеческой деятельности?

6. Что позволяет говорить о культуре как об антропологическом феномене?

Глава 2. ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

Как соотносятся между собой различные научные дисциплины, посвященные теории и практике мировой культуры? Сложившаяся система преподавания этих дисциплин смешала все жанры. Обычно в вузах читается базовый предмет -- культурология, который охватывает и сумму философских представлений о культуре. Однако кроме культурологии существуют еще культурная антропология, этнология и другие отрасли знания. Как разграничить их между собой? Можно ли оптимально соотнести различные сведения, накопленные конкретными науками? И вообще -- причем тут философия?

Специфика философии

Соотношение философии культуры и культурологии составляет особой загадки. Отграничение философского ракурса от конкретного знания -- процедура довольно знакомая. Различные объекты познания -- природа, человек, культура, общественная история, техника, знание воскрешают одно и то же противостояние между философией и наукой. Возможен взгляд на природу со стороны натурфилософии и естествознания. Человек оказывается предметом внимания в философской антропологии и в теоретической антропологии. Конкретное знание о культуре не культурология, метафизическое -- философия культуры. Об истории рассуждает философ истории, а историк описывает события. Философия техники противостоит техниковедение. Философия истории сопоставляется с социологией. Философия знания надстраивается над описанием и осмыслением знаний.

Нужна ли философия в эпоху информационных моделей сложнейших мегатрендов, эффективных научных выкладок. Возможно, цивилизация такого типа предполагает совсем иной способ мышления, другую форму всеохватного миропостижения. В культуре XX века эта идея высказывалась довольно часто. В начале века позитивисты пытались построить философию по меркам науки. Естественно, они пришли к убеждению, что наука способна потеснить метафизику. Потом идея верховенства точного знания как последней истины завладела учеными умами, и сами философы стали сомневаться порой в универсальности любомудрия.

Во все века, даже при очередном расцвете философии, в головах многих рождалась крамольная мысль: не проще ли, не целесообразнее ли обойтись без метафизических изысков, без абстрактных философских провозвестий? «Поистине трагично положение философа». Это слова Н.А. Бердяева. «Его почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры». Последняя фраза просто великолепна по отточенности формулировки…

Религия обслуживает запросы духа. Человек обращает свой взор к Богу, когда испытывает жуткие муки одиночества, страх перед смертью, напряжение душевной жизни. Мистика чарует возможностью глубинного, обостренного богообщения. Она дарит надежду на чудо. Наука демонстрирует неоспоримые успехи познающего ума. Будучи опорой цивилизации, она не только разъясняет одухотворяющие истины, но и обустраивает людей, продлевает им жизнь.

Философия же, напротив, нередко отбирает у человека последнее утешение. Она выбивает индивида из жизненной колеи, безжалостно предлагая ему жестокие констатации. Ей по самому своему предназначению приходится разрушать обустроенность, сталкивать человека с трагизмом жизни. Высоковольтное освещение, само собой понятно, непосредственно от философии не исходит. Что касается таинств мироздания, их загадочной, мистической природы, то философия в силу своей рассудочности пытается осмыслить их до самого основания. Так рождается еще одна формула философии: «В сущности говоря, вся философия есть лишь человеческий рассудок на туманном языке». Однако человеческий рассудок постоянно выражает себя на туманном языке. Разве ему недостает других форм самовыражения? Может быть, в результате философ обретает какие-то окончательные истины? Ничуть не бывало. Если бы любомудр добрался до неких последних установлений, он бесповоротно исчерпал бы собственное ремесло. В том-то и парадокс, что философ размышляет над проблемами, которые не имеют окончательного решения. С той же последовательностью, с какой червь прядет шелковую нить, мыслитель вытягивает из сознания все новые и новые парадоксы, заведомо зная, что они никогда не будут разгаданы. Странное, вообще говоря, занятие…

Может быть, отказаться от этой причуды? Сколько просвещенные умы советовали поступить именно так. Зачем туманное возвещение, когда наука развертывает свой бесконечный потенциал? К чему отзывчивость к абстракции при наличии богословия? Какой смысл в накоплении мудрости, в которой нет ничего постижимого, бесповоротного? Философию критикуй разных сторон и все время пытаются вытолкать ее из культуры. Много ли проку от этой праздности?

Чем объясняется живучесть философии? Существует мноя ство определений человека. Он и разумное животное, и создатель символов, и политическое животное. Можно указать, пожалуй, еще на одну черту, без которой человек не был бы самим собой. Он, как бы ни старался, не может не философствовать. Такова антропологическая природа, если угодно, некая странность. Он пытается осмыслить вопросы, которые как будто не имеют значения для него лично. Откуда взялся мир? Куда движется история? Чем вызваны проблески сознания в человеке?

Человек множит эти вопросы. Когда же рождается относительная ясность, он немедленно затемняет ее новым противоречием, еще одним измышлением. Зачем? Чтобы получить ответ? Ведь философ на это совершенно не рассчитывает. Несмотря на яростные недавние споры, приходится констатировать: философия -- не наука… Это совсем иной, весьма эксцентричный способ мышления, погружения в тайны мира. Человек философствует, потому что охвачен этой страстью. В ней он выражает самого себя. Человек делает это для собственного удовольствия, для самовыражения, ибо он рожден философом.

Но тогда чем продиктованы слова Бердяева? Культура, как выясняется, не может в равной степени поддержать все стороны человеческой жизни. Она, можно полагать, ищет более надежные опоры, нежели метафизические зигзаги, и сам человек, разгадывая собственную природу видит перед собой зыбкий, неустоявшийся образ. Он страшится признаться себе, что именно эта поразительная способность к рефлексии и есть самое ценное в нем…

«Странное дело, но в наш век философия всего лишь пустое слово, которое, в сущности, ничего означает; она не находит себе применения и не имеет никакой значимости ни в чьих либо глазах, ни на деле». Слова принадлежат мыслителю эпохи Возрождения М.Монтеню, однако похоже, что сказано это в наши дни. Тема, казалось бы, парадоксальная и неожиданная: мир намерен перебраться в новое тысячелетие, оставив любомудрие за бортом.

Публицистов волнуют сегодня политические распри, бюджетные хитрости. Политики опираются не на мудрые максимы, а на охлократические тенденции. Общественное сознание утратило глубинное метафизическое измерение. В годы тоталитаризма лидеры, издав очередное постановление, вещали: только время способно выявить истинный и непреходящий смысл принимаемого решения. Пустота набрасывала на себя философский убор. Власть имущие в наши дни убеждены, что назначение философии именно в том, чтобы обслуживать каждый изгиб конъюнктурной политики. Интеллектуальная честность и независимость редко привлекают сторонников.

Философию теснят отовсюду. Представители точных наук, обескураженные грандиозными открытиями нашего века, полагают, что проникновение в ядро клетки важнее отвлеченных размышлений. Рефлексии ставится предел. Философское возвещение оценивается как удел староверов. Утрачивается и без того зыбкое представление о специфике философского мышления.

Парадоксально, но стремительное развитие гуманитарного знания дает тот же эффект. Обогащение истории, культурологии, психологии, социологии и других дисциплин подрывает верховенство философии. Герберт Уэллс в начале века высказал догадку: пожалуй, господствующей наукой грядущего столетия будет психология. Не будем оспаривать экспертизу фантаста. Возможно, он близок к истине. Однако неужели только психология обещает стать всеобъемлющей наукой? Разве не являемся мы сегодня свидетелями ренессанса историзма? А глобальные претензии социологии или, скажем, культурологии? Положение философа действительно трагично…

Однако нет ли в этих рассуждениях расхожего философского высокомерия? Не реализуется ли здесь древнее поползновение философии быть матерью всех наук? Речь идет совсем об ином -- о сохранении статуса философии, на который посягают едва ли не все. Конечно, по словам Аристотеля, философии надлежит исследовать «первоначала и причины». В этом специфика философской мысли, а не ее гордыня.

Недавно я был на защите докторской диссертации. Соискателя спросили, чем отличается культурология от философии культуры. Тот ответил: культурфилософия занимается универсальными метафизическими проблемами, а культурология изучает конкретные феномены. Члены совета, профессиональные культурологи сразу почувствовали: их репутация как философов поставлена под сомнение. Вот оно что: оказывается, при изучении культурных процессов мы слишком мелко плаваем. Да знаете ли вы, что в культурной антропологии есть такие прозрения…?

Остынем и поразмыслим. Соискатель правильно определил различия наук. При этом вопрос о том, что интеллектуальнее философствовать о культуре или анализировать конкретно-культурные феномены, -- вообще не поднимался. Трудно представить себе, что древнегреческий историк Геродот оскорбился бы, скажи ему, что его занятие -- собирать исторические факты. Разве это презренное дело -- описывать нравы народов, обычаи племен? Можно, разумеется, размышлять о том, почему именно так движется история. Но это, как говорится, совсем иная специфика…

Любую идею надлежит оценивать по ее основанию. Ученый выдвигает ту или иную гипотезу, опираясь на доказательства, которые есть в его распоряжении. Мистик излагает знание, которое добыто им в мистическом опыте. Философская идея -- это вдохновение мысли, дерзновение духа. Она опирается на потенциал интеллекта и на богатейшую традицию рефлексии. При этом философ может разойтись с данными науки. Его цель совсем не в том, чтобы комментировать и обобщать результаты конкретных наук.