Во схождение к методологии (к предыстории Московского Методологического Кружка)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Во схождение к методологии (к предыстории Московского Методологического Кружка)

Рокитянский В.Р.,

Аннотация

московский методологический кружок

Статья посвящена истокам одного из самых значительных явлений отечественной мысли ХХ века -- Московского Методологического Кружка (ММК), в течение почти сорока лет руководимого Г. П. Щедровицким. В основу статьи положены три гипотезы: (1) становление этого направления происходило как конструктивизация, операционализация и инструментализация логики Гегеля и Маркса, возвращение к серьезному изучению которой в советской философии связано с именем Э. В. Ильенкова, (2) ключевую роль в этом движении сыграла работа (диссертация)

A. А. Зиновьева о «методе восхождения от абстрактного к конкретному» в «Капитале» К. Маркса и (3) главной новацией Зиновьева был его отказ от принципа тождества мышления и бытия, своего рода вторая (после Канта) «коперниканская революция» в мышлении. Основной корпус статьи -- это конспект первой главы указанного труда Зиновьева с комментариями автора, намечающими развитие «семенных идей», посеянных Зиновьевым, в мощное дерево методологии Щедровицкого и ММК. Статья содержит обширную библиографию текстов Щедровицкого, опубликованных и архивных, на изучении которых должна строиться дальнейшая работа по реконструкции истории ММК. Завершает статью разбор одного из проблемных вопросов логики и методологии -- о природе мыслительного акта (на материале работ известного психолога того же круга В. Давыдова и комментариев к нему Щедровицкого).

Ключевые слова: мышление, логика, диалектика, метод, категория, форма и содержание, абстрактное, конкретное, методология.

Abstract

The ascent to methodology

(To the prehistory of Moscow Methodological Circle)

Rokityansky V.,

Independent researcher

The paper is about the roots of one of the most impressive phenomena of Russian XX century thought, the Moscow Methodological Circle (MMC) for almost forty years led by G. P. Schedrovitsky. It is based on three hypotheses: (1) the development of the school took place as constructivization, operationalization and instrumentalization of Hegelian and Marxian logic the return to serious study thereof in the Soviet philosophy was connected to the name of E. V. Ilyenlov, (2) the key role in this movement was played by the thesis of A. A. Zinovyev on the “method of ascension from abstract to concrete” in the Capital by K. Marx, and (3) the main novelty of Zinovyev was his rejection of the principle of identity of thought and being, which is a sort of second (after Kant) “Copernican revolution” in thinking. The main body of the paper is a synopsis of the first chapter of the mentioned thesis of Zinovyev with our comments showing how seminal ideas of Zinovyev develop into a huge tree of the methodology of Schedrovitsky and the MMC. There is a comprehensive list of texts by Schedrovitsky, published and archival, which should be further studied to reconstruct the history of the MMC. In the end of the paper one of the controversial question is discussed - on the nature of an act of thinking (based on the texts by V. V. Davydov, a psychologist of the same mental circle, and on comments to it by Schedrovitsky).

Keywords: thinking, logic, dialectics, method, category, form and content, abstract, concrete, methodology.

Введение

Цель статьи -- ответить на вопрос: можно ли мыслящему непредвзятому собеседнику объяснить (в меру, разумеется, своего понимания), что такое методология и что побуждает ею заниматься. Ответить нужно практически -- попробовав это сделать. Для меня таким собеседником оказался К. А. Павлов, который на протяжении нескольких месяцев, в рамках нашего «на двоих» семинара, заинтересованно, из позиции «конструктивного непонимания» обсуждал все мои разножанровые сообщения «про методологию».

Как объяснял еще Гегель, введение в философию¹ производится через ее историю. Настоящая статья и есть первый мой шаг в направлении реконструкции этой истории.

К. А. Павлов, среди прочего, сформулировал и более конкретный вопрос: а из чего это родилось? что было первичным импульсом к движению именно в этом направлении? -- т. е. вопрос о начале методологии. Знаменательно, что важность начала всячески подчеркивал и Г. П. Щедровицкий В связи с тем, что мне придется много-много раз поминать Г. П. Щедровицкого, позволю себе вольность: именовать его в дальнейшем инициалами «Г. П.», как это давно принято в методологической и околометодологической среде. По тем же соображениям «З.» будет далее обозначать Зиновьева. -- с обращения к событиям середины 1950-х начиналось практически каждое его обзорное сообщение на новом этапе или в новой аудитории.

Упомянутое обстоятельство -- то, что Г. П. сам производил эту историкореконструктивную работу -- порождает вроде бы законное сомнение в нужде делать ее заново. Думаю, однако, что его же пример -- многократно и каждый раз по-новому излагать «малую историю» Так в ММК называли собственную историю Кружка -- в отличие от «большой истории» философии и, шире, человечества. -- как раз и снимает это сомнение. Более того, одной из необходимостей всякого исследования истории ММК и деятельности Г. П. является различение и сопоставление того, что он говорил и писал в тот или иной период (в данном случае начальный), с тем, как он же ретроспективно излагал те же события и идеи в последующие периоды. Словом, история «в версии Г. П.» (как и в версиях других методологов) -- это материал для осмысления, во многом образец, но не замена новому самостоятельному исследованию.

В этой статье я пропускаю без обсуждения самую начальную веху этой истории, слишком хорошо известную и многократно описанную Г. П., совместное выступление молодых философов на состоявшемся зимой 1953-1954 гг. на философском факультете МГУ совещании «О предмете и методе логики». Сохранилось и опубликовано выступление Г. П., выразившее их общую позицию: необходимость содержательной логики, которая бы описывала законы реального, развивающегося научного мышления, обеспечивала бы его средствами и методами См. Щедровицкий 1954а.. Изначально эта логика мыслилась всеми, в соответствии с марксистской традицией, как диалектическая -- подлинно диалектическая, в отличие от суррогатов тогдашнего диамата, т. е. основанная на глубоком усвоении К. Маркса и Г. В. Ф. Гегеля.

Но за этим выступлением единым фронтом стояли и принципиальные разногласия, все более проявлявшиеся в расхождении дальнейших путей. Чтобы разобраться в этом, я выбрал три ключевых фигуры -- Э. В. Ильенкова, А. А. Зиновьева

и Г. П. Щедровицкого, творчество которых убедительно, на мой взгляд, выстраивается

в единую линию развития, которую я и обозначил в названии своей работы -- от диалектики к методологии.

Соответственно, в основание этой работы я полагаю три гипотезы, которые намерен проверять и уточнять.

Первая состоит в том, что вышеназванная линия развития есть линия прогрессирующей конструктивизации, операционализации и инструментализации, т. е. движения в сторону сознательной разработки средств и методов мышления. То, что декларируется Ильенковым, принимает характер вполне четкого изложения «форм мышления», способов и приемов у З. И наконец, вырастает в методологию, сферу методологической работы с богатым и постоянно пополняемым арсеналом средств и методов у Г. П., в ММК. С точки зрения собственно мыслительной, это линия развития от спекулятивного мышления к деятельностному, конструктивно-техническому.

Вторая гипотеза состоит в том, что ключевым, поворотным событием этой линии развития стал труд (диссертация) А. А. Зиновьева «Метод восхождения от абстрактного к конкретному (на материале "Капитала" К. Маркса)» (Зиновьев 1954/2002). Основаниями для того, чтобы это утверждать, служат (1) прямые, не раз повторенные оценки значения этой работы со стороны Г. П., (2) сохранившиеся в архиве ММК следы внимательного изучения им диссертации и (3) множественные генетические связи между разработками ММК и отдельными суждениями и постановками вопросов в диссертации З. Если (1) и (2) лежат на поверхности и будут привлекаться по ходу изложения, то (3) требуют специального исследования и в данной статье будут только намечены.

В качестве третьей гипотезы утверждается, что главной новацией Зиновьева был отказ от принципа «тождества мышления и бытия». Огромное эвристическое значение этого мыслительного шага (довершенного и развитого Г. П. и его единомышленниками) позволяет, на мой взгляд, применить к нему выражение, которым И. Кант охарактеризовал свой вклад в философию, -- это вторая «коперниканская революция в мышлении».

Соответственно, основным материалом, на который я здесь опираюсь, будет диссертация А. А. Зиновьева. Преобладающая часть статьи -- это ее конспект с моими комментариями, отчасти разъясняющими этот текст Что касается естественно встающего вопроса о прямых связях и влияниях этих фигур друг на друга, то можно точно утверждать, что Г. П. был хорошо знаком с работами Ильенкова и ссылался на них, что З. он прямо называл своим учителем и внимательно штудировал его тексты (написанные до ухода в символическую логику). З., по меньшей мере, мог хорошо познакомиться с представлениями Ильенкова о диалектике в личном общении, ссылок на Ильенкова в его диссертации нет. Отношение З. к работе Г. П. после их расхождения (негативное) высказано им в статье, опубликованной в 1959 г. (Зиновьев 1959в). А. Д. Майданский, издатель и исследователь наследия Э. В. Ильенкова, в ответ на мой запрос сообщил, что никаких упоминаний ни о З., ни о Г. П. в архиве Ильенкова не обнаружено. Спекулятивным Гегель называл свой способ мышления, противополагая его рассудочному. См. Magee 2010. Speculation. Единственное издание диссертации Зиновьева выполнено на редкость небрежно, изобилует ошибками, часто искажающими содержание. Побочным положительным результатом моей работы с текстом станет, надеюсь, исправный текст этого замечательного произведения., отчасти отмечающими его новизну сравнительно с мыслителями прошлого и современниками (в частности, его «другом- врагом» Характеристика их отношений, данная Зиновьевым в его «Исповеди отщепенца» (Зиновьев 1999). марксистом-гегельянцем Э. В. Ильенковым), отчасти, и это для меня в перспективе самое важное, намечающими направления развития мысли Зиновьева в последующей работе Г. П.

Из других использованных материалов важнее всего сохранившиеся в архиве заметки Г. П. к диссертации З. и его же диплому на ту же тему, написанные в 19531954 гг. (еще до защиты диссертации) и отражающие, по-видимому, еще и интенсивные устные обсуждения (Щедровицкий 1953б, 1954б -- см. ниже их специально посвященный им экскурс). Анализ других текстов Г. П., современных зиновьевской диссертации и примыкающих к ней по времени, а также последующих работ, в которых идеи Зиновьева обсуждаются и получают дальнейшее развитие, составляют содержание программы дальнейшего исследования.

Что касается работ «релевантных» философов прошлого, прежде всего Гегеля и Маркса, то должен оговорить, что к первоисточникам обращался лишь в небольшой мере, доверившись в отношении Маркса Ильенкову и Зиновьеву, а в отношении Гегеля вышеупомянутому, отличному, на мой вкус, англоязычному словарю Г. А. Мэйджи -- The Hegel Dictionary (Magee 2010), в котором обстоятельно излагаются и толкуются основные понятия гегелевской философии.

Диалектическое мышление представлено в работе З. как движение от абстрактного, по необходимости одностороннего понятия о предмете, к его конкретному, многостороннему понятию. Это движение, сложное по составу и строению, включающее в себя множество взаимосвязанных операций, и называется «восхождением от абстрактного к конкретному».

В диссертации, помимо введения и заключения, три главы.

В первой главе дается общая характеристика восхождения и некоторых принципов его анализа.

Во второй главе рассматриваются «простейшие элементы восхождения». Центральным для нее является рассмотрение двух сторон мыслительного процесса, взаимоопределяющих, параллельно и последовательно осуществляемых движений -- углубления к содержанию предмета и движение к его форме. В этой связи автор рассматривает содержание и применение ряда важнейших категорий -- прежде всего, формы и содержания. Специально рассмотрен ключевой для диалектики вопрос о роли противоречия.

В третьей главе характеризуются «основные направления восхождения» и их взаимодействие. Это -- изоляция, рассмотрение предмета «в чистом виде», т. е. отвлеченно от всех обстоятельств, не определяющих его качество, влияющих лишь на форму его проявления, и конкретизация, т. е. рассмотрение его в системе связей.

1. Конспект «Конспект», как уже было сказано, представляет собой результат некоторого сокращения, местами пересказа текста Зиновьева. Мои комментарии следуют за соответствующим фрагментом, выделенные отступом слева. Выделения в тексте диссертации, кроме специально оговоренных, все мои -- это, как и вставки в квадратных скобках, разновидность комментирования. диссертации А.А. Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному (на материале "Капитала" К. Маркса)»

«Капитал» -- это источник знания о диалектическом мышлении Маркса, его методах.

Эта фраза -- первая, кратчайшая формулировка «революции Зиновьева»: «Капитал» -- не только теория капитализма, но и «след» мыслительной работы

Маркса по созданию такой теории. И поскольку эта работа признана успешной, то встает задача: выяснить, за счет чего был достигнут успех, за счет применения какого метода. Для того, чтобы использовать этот метод в решении других задач.

«Требование "подходить к предметам диалектически” означает лишь самую общую и простую формулировку задач диалектического мышления. Оно говорит о том, что в предметах должен выявить диалектик: "происхождение, противоречия, изменение" и т. д. (*) Но задача эта может быть реализована лишь посредством обусловленных ею и специфических ей приемов (форм) мышления.

В данной работе мы и рассмотрим специфическую диалектическому мышлению форму -- "метод восхождения от абстрактного к конкретному".

Метод восхождения от абстрактного к конкретному зародился вместе с возникновением современных наук. Но степени зрелости сознательного и развитого способа мышления он достиг лишь при определенных социальных условиях и на определенной ступени развития наук. Впервые это было осуществлено в исследовании Марксом буржуазной экономической системы, итогом которого и явился "Капитал". Учитывая этот факт и те достоинства "Капитала", о которых говорилось выше, мы взяли "Капитал" в качестве основного материала для анализа метода восхождения от абстрактного к конкретному и для соответствующих иллюстраций» (с. 12).

(*) С самого начала -- полемический подтекст. Здесь -- против спекулятивного, не конструктивного понимания и представления диалектики.

Глава первая. Проблема метода восхождения от абстрактного к конкретному

«Выделение в предмете какой-либо его стороны и фиксирование ее в речи есть абстракция. "Сторона" -- все, что может быть отвлечено в предмете, начиная от чувственных свойств (черный цвет, например) и кончая целыми "отделами" жизни предмета (обращение капитала, например)» (с. 13).

«Элементарная абстракция» -- выделение общей стороны ряда предметов при отвлечении от других их сторон (различий). Исследование различных типов элементарной абстракции и их происхождения -- дело формальной логики» (с. 14).

Формально-логическая «прописка» «элементарной абстракции», т. е. абстракции в привычном смысле, подчеркивается, поскольку в диалектике и, в частности, в методе восхождения от абстрактного к конкретному термин получает существенно иной смысл. Это переосмысление восходит к Гегелю «То, как Гегель употребляет термины "абстрактное" и "конкретное", часто противоположно их применению в обыденной речи. Большинство людей воспринимают идеи как нечто абстрактное, а объекты (обычно физические объекты) как конкретное. Для Гегеля, однако, объекты абстрактны в том смысле, что они суть лишь части целого: они, сами по себе, неполны и частичны без других частей того целого, которому они принадлежат» (Magee 2010. С. 30)..

«Отражение предметов посредством абстракций есть мышление (мысль). В этом определении имеются два момента: 1) отражение предметов и 2) посредством абстракций. .... Отражение предметов -- это значит, что предмет каким-то образом отражается в голове человека безотносительно к данному процессу абстракции. Анализ того, как отразился предмет безотносительно к данному процессу абстракции, будет означать опять-таки анализ какого-либо способа отражения: восприятий, представлений или абстракций; задача оказывается либо бесконечной, либо требует изучения всей истории мышления. Для нас же здесь достаточно сделать вывод: процесс абстракции как таковой, вне связи с другим процессом отражения существовать не может. Выделение его есть выделение лишь одной стороны мышления. Мысль есть обязательно связь абстракций. Тип этой связи и есть то, что мы будем называть типом, видом, формой или приемом мысли» (с. 15).

Здесь важно отметить две вещи.

(1) З. пользуется здесь для познания и познающего мышления термином «отражение», принятом тогда в советском марксизме в рамках ленинской «теории отражения». Тот смысл, который вкладывал в этот термин В. И. Ленин² См. Ленин 1990., вполне укладывается в то, что называют эмпиризмом и сенсуализмом. К «отражению» (Reflexion) у Гегеля это не имеет отношения, у последнего речь идет об отражении мыслью самой себя (рефлексии) См. Magee 2010 (Reflexion). или о прямо противоположном эмпиризму -- «отражении» идей в вещах природы Ср.: «Гегель был идеалист, т. е. для него мысли нашей головы были не отражениями, более или менее абстрактными, действительных вещей и процессов, а, наоборот, вещи и развитие их были для Гегеля лишь воплотившимися отражениями какой-то «идеи», существовавшей где-то еще до возникновения мира» (Энгельс 2017). Как раз на Энгельса, на его отдельные суждения в «Анти- Дюринге» и «Диалектике природы (см. там же) опирался Ленин, развивая свою теорию отражения. З., по свидетельству К. М. Кантора (в предисловии к изданной диссертации), называл «Диалектику природы» «бредом».. З. фактически отказался от ленинской теории как от идеи «плоского отражения» (далее в тексте диссертации). Термином «отражение» в самых ранних работах пользуется и Г. П., но позднее он не только отказывается от термина, но и обосновывает радикальный отказ от эмпиризма в отношении познания. В обоих случаях -- и З., и Г. П. -- это было предопределено отказом от принципа тождества бытия и мышления (в терминах Г. П. от «принципа параллелизма формы и содержания мышления»).

(2) Утверждается необходимая связь абстракции с другими видами «отражения» (познания), что отличает позицию З. от спекулятивного мышления Гегеля (см. ниже).

«В характеристику "формы мысли” мы, однако, будем включать не только тип связи абстракций, но и тип мыслимого предмета (что за предмет отражается), и тип абстрагируемой в нем стороны. Точнее говоря, тип связи может быть понят только в связи с учетом последних.

Тип мыслимого предмета и тип абстрагируемой в нем стороны образуют предметное содержание данной формы мысли. Здесь форма мысли соотносится с отражаемым предметом и тем, что в нем отражается... «что» не в смысле частного предмета и его стороны, а в обобщенном смысле -- что в любом, во всяком предмете отражается в данной форме. Предметное содержание расчленено, в самой простой форме -- двусторонне. Различие этих сторон имеет смысл только внутри данной формы мысли. За ее пределами оно исчезает (например, в предмете может быть отвлечено отношение; оно, в свою очередь, может стать предметом, в котором будет отвлекаться какое-либо свойство)» (с. 15).

Мышление, утверждает З., добивается соответствия метода предмету тем, что «форма мысли» нужным образом расчленяет предмет на ту его сторону, которая отвлекается в абстракции, и ту, что в данной форме мысли остается вне мышления. Это не тождество, не параллелизм формы мышления предметному содержанию, это, если «сыграть» на выражении «расчленить», адекватность ее как «хирургического инструмента» производимой операции. Отмечу, что у Г. П. это соответствие метода предмету будет вскоре рассматриваться в деятельностном контексте -- как соответствие решаемой задаче, поскольку само выделение предмета (в рамках оппозиции «предмет -- объект») будет определяться задачей.

«С точки зрения предметного содержания в истории мышления (и в настоящее время) наблюдается два этапа (в настоящее время -- две задачи):

1) практическое мышление. Здесь человек отвлекает в предметах их функции в его [человека] жизни как их свойства (например, способность животных служить пищей для человека);

2) теоретическое мышление. Здесь человек выявляет свойства предметов, не зависящие от его вмешательства и потребности (например, раздражимость, обмен веществ и т. п.). Та форма мышления, которую нам предстоит рассмотреть, есть форма теоретического мышления. Характеристика всего богатства форм теоретического мышления со стороны их предметного содержания дает обобщенную картину мира и означает анализ категорий "связь", "закон", "качество", "количество", "движение" и т. д.» (с. 15-16).

Здесь очень важно инструментальное понимание категорий -- см. выше приравнивание «форм мысли» к «приемам» и «способам». Это опять-таки предвестник развития в направлении методологии.

«Тип мыслимого содержания определяет собою и тип его связи, его структуру как субъективного явления. Логики, как правило, лишь эту субъективную связь именуют формой мысли и считают возможным изучать ее безотносительно к предметному содер - жанию. Именовать можно, конечно, но изучать таким образом -- ошибочно. Дело все в том, что предметное содержание не есть нечто статичное, не есть просто свойства вещей. Анализ мысли со стороны предметного содержания есть анализ процесса соотношения мысли с предметом, глубже говоря -- анализ зависимости мысли как субъективной связи от деятельности человека с предметами, анализ того, как одни связи (вещественная деятельность человека) обуславливают другие (умственную деятельность). С учетом сказанного, мы в дальнейшем будем термин "форма мысли" употреблять в смысле субъективной связи, структуры» (с. 16).

Итожу то, как мыслит мышление З.

Мы «отражаем» (= познаем) мир многими способами (восприятием и т. п., в том числе мышлением). В каждом способе отражения мы отвлекаем, абстрагируем какую-то сторону предмета. Мышление есть связывание абстракций в некоторое единство, систему. Осуществляется оно посредством приемов, или форм, мысли, которые соотносятся с предметом, с типом предмета; эта соотнесенность выражена в категориальном строении теоретического мышления, которое в свою очередь генетически определено практической деятельностью человека с предметами. Это, как я понимаю, и есть заявка на то, что Г. П. назовет «содержательно-генетической логикой», а З. продолжает по-марксистски именовать «диалектическим мышлением».

§ 2. Общая характеристика восхождения. Абстрактное и конкретное

«Термины "абстрактное" и "конкретное" имеют массу значений. ... Во избежание путаницы мы под "абстрактным" и "конкретным" будем понимать исключительно мысленные образы предмета, обладающие следующими чертами: абстрактное есть понятие о предмете, полученное путем отвлечения в нем и исследования какой-либо специфической стороны, одностороннее определение предмета или одностороннее понятие о предмете; конкретное -- понятие о предмете, полученное при исследовании предмета с различных сторон, -- соединение абстрактных определений (понятий) предмета или многостороннее понятие о предмете ("многостороннее" в смысле исследования ряда сторон, в простейшей форме -- двух). Например, изучение процесса производства капитала дает абстрактное понятие о капитале в целом; включение в сферу исследования процесса обращения капитала дает конкретное (сравнительно с первым) понятие о капитале.

И абстрактное, и конкретное, как бы последнее ни было богато абстрактными определениями, -- оба являются отвлеченными от предмета его мысленными образами, и в этом смысле оба абстрактны. Они различаются между собою как мысленные образы одного и того же предмета, отражающие его друг относительно друга с различной полнотой или точностью. Различение это имеет силу только в их отношении друг к другу, т. е. лишь в определенных пределах.

Когда мы говорим об "одной стороне", то последнюю следует представлять не как что-то нерасчленимое, абсолютно простое, а относительно. Это следует из сказанного выше. Исследование процесса производства капитала, например, есть исследование "одной стороны", но последняя сама по себе -- многосторонняя» (с. 16-17)

«Абстрактное не есть абстракция и определение в формально-логическом смысле [т. е. не элементарная абстракция], а конкретное не есть сумма таких абстракций и определений. Абстрактное -- вся та совокупность знания, которая получается в результате одностороннего исследования предмета, конкретное -- многостороннего. Они [т. е. и абстрактное, и конкретное, каждое из них] представляют собою целую систему формально-логических абстракций и определений, суждений и умозаключений» (с. 18).

Т. е. абстрактное знание есть системно организованная совокупность знаний (абстракций), полученных изучением предмета с одной какой-нибудь стороны; например: все, что мы можем узнать о человеке со стороны его физиологии.

«Не всякое одностороннее изучение предмета дает абстрактное понятие о нем. Мы можем, например, отвлечь в товарах потребительную стоимость и исследовать ее, но в итоге не получим никакого понятия о товарах как о товарах. Только отвлечение в товарах их специфического свойства -- меновой стоимости -- и изучение его может дать абстрактное (в указанном выше отношении) понятие о товарах» (с. 18).

Т. е., например, изучение человека как биологического организма не даст даже и абстрактного понятия о человеке, ибо оно не схватывает человеческой специфики.

«Точно так же не всякое многостороннее отражение предмета мышлением есть конкретное понятие о нем. . Конкретное понятие предполагает, что различные стороны предмета после их отвлечения исследуются. . Важно, как изучать стороны целого и как соединять понятия о них. Конкретное понятие есть такое соединение абстрактных, при котором последние органически связаны друг с другом, предполагают друг друга. А такая их связь может иметь место лишь в том случае, если исследователь отвлекает стороны с целью раскрыть их внутреннюю связь в органическом целом, если исследователь раскрывает диалектику предмета» (с. 18-19).

Таким образом, целое, цель каким-то образом, в виде еще не вполне выясненного представления, с самого начала, с выделения первых абстракций, присутствует в исследовании и направляет его. Этим предполагается не однонаправленное, а челночное движение, что у Г. П., в его конструктивизированных представлениях метода восхождения получит эксплицитное выражение (см. Щедровицкий 1975).

«Сила абстракции»

«При исследовании предмета посредством восхождения стороны предмета отвлекаются не просто для того, чтобы их зафиксировать в категориях. Эта задача предполагается, но не в ней дело. Стороны отвлекаются для того, чтобы их исследовать. Исследовать особым образом: сторона исследуется отвлеченно от другой (других) и, вместе с тем, исследуется в том освещении, какое на нее бросает другая, в связи с другой. Например, процесс производства капитала исследуется как таковой, отвлеченно от движения стоимости и прибавочной стоимости, но исследуется как процесс производства стоимости и прибавочной стоимости; это обстоятельство «предполагается» -- оно определяет характер исследования процесса» (с. 20).

Т. е. отвлекая для изучения какую-либо сторону предмета, мы при этом имеем в виду его связи с другими сторонами. Например, изучая нейрофизиологию человека, мы смотрим на нее с точки зрения ее функции как материального носителя ментальных процессов.

Или, если привлечь схему мыследеятельности: мышление исследуется «в том освещении, которое на него бросают» мыследействие и мысль-коммуникация. Скажем, роль смыслов в мышлении видится в свете их роли в коммуникации.

Это нашло, в частности, отражение в представлении ММК о «месте» и «наполнении», и, соответственно, «свойстве-функции» и «атрибутивном свойстве». Элемент, «вынутый» из системы (из своего «места» в ней) для изучения, мыслится не только со своими атрибутивными свойствами (свойствами наполнения), но и со свойствами-функциями, определявшими его место в системе.

«Какие должны быть произведены абстракции, ... в какой последовательности, чтобы полнее и точнее отразить предмет, раскрыть его связи?» (с. 21).

«Абстрактное и конкретное различаются не только степенью полноты и точности отражения предмета. Они различаются как различные понятия, полученные при исследовании предмета с разных сторон. Причем, отражая одну сторону предмета, абстрактное является условием понимания другой; конкретное, отражая другую сторону, в качестве условия ее понимания предполагает понимание первой и само, в свою очередь, представляет более точное понимание первой. ... Иными словами:

абстрактное не есть просто частичка конкретного, а конкретное -- простая сумма абстрактных; они различаются также, не только как начальный и конечный пункты исследования; они представляют полюсы определенной связи; они отражают различные стороны предмета, но в силу этой зависимости одно относительно другого выступают как абстрактное и конкретное.

Изобразим схематично (*). Пусть исследуется предмет А. Он имеет ряд сторон: В и С. Они каким-то образом уже отвлечены и зафиксированы в категориях. Задача заключается в том, чтобы исследовать эти стороны. Обнаруживается, что понимание каждой зависит от другой, ибо стороны связаны. Надо при исследовании В отвлечься от С и, вместе с тем, изучить ее в связи с С. Рассмотрение В отвлеченно от С дает абстрактное понятие об А. Рассмотрение В в связи с действием С дает конкретное понятие об А. Это совершается как переход к рассмотрению С в ее особенности и в связи с В. Исследование С совпадает по результату с конкретным понятием об А» (с. 22).

(*) Ярким проявлением того развития в направлении конструктивизации служит то, что если у Ильенкова -- изложение риторически плавное, можно сказать, применив выражение из древнерусской словесности, «плетение словес», то мысль

З. структурирована четко и схематично Характерна реакция художника и мистика Е. Л. Шифферса на диссертацию З.: «Взбесившийся компьютер» (сообщение О. И. Генисаретского).; в еще большей мере это свойственно Г. П. К тому же, в текстах Г. П. уже в это время появляются рисованные схемы -- то, что потом разовьется в «методологическую живопись» и станет для ММК непременной составляющей коммуникации и трансляции.

В примечании к своему небольшому очерку о методе восхождения Г. П. пишет: «Методу восхождения посвящены многочисленные работы, но лишь немногие из них содержат серьезный анализ его логико-эпистемологической структуры. Первой такой работой в отечественной литературе была диссертация Э. В. Ильенкова [1953] (ее основные идеи получили затем развитие в книге «Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" К. Маркса»). На год позже закончил свое фундаментальное исследование А. А. Зиновьев. Непосредственным продолжением и развитием работы А. А. Зиновьева стало диссертационное исследование Б. А. Грушина, оформленное затем в книгу. Примерно через десятилетие интересный анализ метода восхождения провела и опубликовала группа французских исследователей Две книги французских неомарксистов Л. Альтюссера и др. «Читать "Капитал"» (Lire le Capital) посвящены не логике Маркса, а вопросам экономики и политики, и потому имеют мало отношения к рассматриваемым вопросам.. Для нас самих исходными и определяющими были идеи А. А. Зиновьева» Щедровицкий 1975..

Что касается работ Ильенкова, названной Г. П. (см. Ильенков 1997) и позднейшей «Диалектической логики» (см. Ильенков 1984), то они много дают для понимания того, как Маркс мыслил мышление (а также для понимания историкофилософского генезиса этих его представлений), но ничего, подобного тому, что сделал З., в них нет -- нет метода, который может быть взят и применен к иным предметам и ситуациям, нежели у Маркса Позднее (1970) Г. П. так характеризовал различие между «нами» (тогда еще в паре с З.) и «ильенковцами»: «Мы не были учениками Гегеля, мы были учениками Маркса. Сам Гегель рассматривался нами сквозь призму Маркса. А если Маркса наложить на Гегеля, то получается очень странная картина. Это вообще очень интересный вопрос, требующий специального рассмотрения. Если вы помните, прошлый раз я обратил ваше внимание на то, что несколько позднее, примерно в 60-м году, подобную работу проделали французские марксисты. Это обстоятельство дает мне возможность думать, что наше движение не было случайным, а скорее необходимым. Когда Гегеля рассматривают сквозь призму Маркса, получаются те принципы, которые мы сформулировали. Кстати, наше отличие от Ильенкова и заключалось в том, что мы на Гегеля смотрели сквозь Маркса, а он на Маркса -- сквозь Гегеля. В результате он, вероятно, в большей степени доктринер по отношению к Марксу, чем мы. Все зависит от того, что используется в качестве фильтра. Если мы свободны по отношению к Марксу, то Ильенков -- по отношению к Гегелю».. Г. П., несомненно, прочитал Ильенкова, но З. он, как я надеюсь показать в дальнейшем, штудировал, применял и развивал.

«В дальнейшем мы и рассмотрим различные типы связи абстракций, образующие в совокупности восхождение. Эти связи представляют собою формы мысли, качественно отличные от форм формальной логики. Отличные не в том смысле, что восхождение обходится без приемов формальной логики, -- это было бы ошибочно, а в том смысле, что это именно качественно новые типы связей, не сводимые в своей особенности к приемам формальной логики» (с. 22).

Способ исследования и способ изложения

Восхождение прежде всего выступает как способ изложения. Что оно есть способ исследования, способ получения нового знания, это обнаруживается анализом. Но оно есть способ изложения лишь постольку, поскольку является способом исследования. ... Способ изложения есть проявление, показатель способа исследования, есть тот же способ исследования в "застывшем виде"» (с. 22).

Вопросы формы изложения в ММК неоднократно и с разных сторон становились предметом специального рассмотрения -- в контексте коммуникации и трансляции. Г. П., по многочисленным свидетельствам (см. ММК в лицах 20062007), учил своих учеников излагать, браковал и подвергал жесткому разбору дурное, невнятное изложение. Его принцип был: излагать так, чтобы «нельзя было не понять» -- при том, впрочем, что сам он умел понимать содержание даже из дурного изложения (если оно, конечно, там было).

Но тут важно, о чем идет речь: о различии данного частного процесса исследования и данного частного изложения знания о предмете (в данном произведении) -- или же о различии законов, регулирующих ход исследования и ход изложения, законов, которые проявляются на протяжении длительной, многопоколенной истории исследования данного предмета.

«Исследование диалектики предмета (*) -- длительная история исследования, идет ли речь о развитии науки в ряде поколений или о работе отдельного исследователя. Как и во всякой живой истории, в истории исследования предмета законы процесса исследования прокладывают себе дорогу через массу случайностей, отклонений, перерывов, как скрытые тенденции. На ход исследования влияют самые различные обстоятельства, начиная от злобы дня и кончая личными "причудами" исследователя. Да и сама природа исследования оставляет простор случайностям, образующим внешнее разнообразие хода развития наук и видимость отсутствия общих законов. Так, никто не может запретить исследователю начать изучение развитых явлений раньше простых и исходных.

Но с чего бы тот или иной процесс исследования ни начался и как бы ни протекал, внутренняя необходимость его обнаруживает себя, -- прежде всего в форме обнаружения зависимости понимания одного явления от понимания другого. Как бы извилист ни был путь добросовестного экономиста в изучении капитала, он рано или поздно (не этот, так другой) столкнется с необходимостью исследовать товар, чтобы понять капитал. Такого рода зависимости, имеющие более или менее общий характер и имеющие место в том или ином ответвлении или этапе исследования, и образуют собственные законы процесса исследования. Будучи осознаны и обобщены, они образуют сознательный способ, прием исследования (**)» (с. 23).

(*) Здесь мы имеем дело с двусмысленностью термина «диалектика» у З., которая вызвана, как можно предположить, не вполне завершенным у него процессом переосмысления гегелевской диалектики (переворачивания ее «с головы на ноги»). У Гегеля единственным, по существу, предметом является развивающееся мышление, так что для него не было вопроса о различении законов развивающейся реальности и законов познающего ее мышления, это -- одни и те же законы, законы познающей себя духовной, мыслительной реальности. Для марксиста-гегельянца Ильенкова вопрос решался отождествлением этих законов (принципом тождества мышления и бытия). З. отказался от принципа тождества и, соответственно, различает «диалектику предмета» в смысле закономерностей, управляющих развитием органического (т. е. способного к развитию) предмета, и законы диалектического мышления о предмете, «законы процесса исследования», образующие «сознательный способ, прием исследования». Речь, таким образом, идет уже не о тождестве/параллелизме, а о необходимости соответствия одних другим Г. П. в своих ретроспекциях многократно возвращался -- как к значимой вехе становления методологии -- к состоявшемуся весной 1954 года на философском факультете совещанию на тему «Естествознание и философия» и состоявшейся на нем дискуссии о «Тезисах» «гносеологов» Э. В. Ильенкова и В. И. Коровикова. При том, что против догматиков-диаматчиков молодые философы выступали вместе, между ними было и серьезное расхождение; как его ретроспективно формулировал Г. П.: «В этом пункте проходила грань между нашей точкой зрения и точкой зрения Ильенкова и Коровикова, формулировавших принцип, что логика является наукой о познании, а не о мире. Мы говорили, что логика есть наука о познании и тем самым о мире как таковом» (Щедровицкий 1965)..

Напоминаю, что «предметом» З. называет исследуемую объективную реальность, различение предмета и объекта появилось позже, уже в ММК.

(**) Проблематика «приема и способа» заняла центральное место с самого начала работы ММК -- и применительно к научным исследованиям, и применительно к решению задач детьми.

«Процесс исследования резюмируется в форме процесса изложения. Отличается ли чем-нибудь данный процесс изложения от процесса исследования, как он протекал в данном частном случае? Конечно. Ряд случайностей, зигзагов, отступлений и т. п., неизбежных в ходе исследования, в изложении исчезает. Исследователь, например, может отложить какой-либо вопрос и взяться за другой, затем -- вернуться к первому. В изложении это не фиксируется: оно в "сокращенной" форме фиксирует исследование.

Но вследствие этого изложение не превращается в способ исследования "в чистом виде". И в изложении, как протекающем во времени и в данных условиях процессе, регулирующие его законы проявляются в модифицированной и разнообразной форме. Так, никакими декретами нельзя регламентировать количество суждений и умозаключений, характер иллюстраций и примеров, порядок следования ряда частностей, степень детализации ряда разделов и т. д. В каждом данном изложении, если учесть, что его производит конкретно-исторический человек, имеется масса индивидуальных черт. Так что можно говорить о различии данного процесса исследования и данного изложения как его результата. Можно ли говорить о различии способов, т. е. основных законов того и другого? Ни в коем случае. Те же самые законы, которые в истории исследования пробиваются как тенденции хода исследования, в процессе изложения выступают как (скрытые или осознанные) принципы его. ...

Различие исследования и изложения вообще очень относительно. Исследование есть всегда изложение: исследователь совершает свое понимание предмета в суждениях, определениях, умозаключениях и т. п., связывая их определенным образом; процесс изложения, в свою очередь, есть тот же процесс исследования, его продолжение, раз в ходе его вырабатывается четкость категорий, систематизируется материал, появляются новые мысли о предмете. Изложение не есть просто переписка и механическая комбинация знаний. Это единый (один и тот же) процесс исследования предмета мышлением, необходимую "сторону", условие которого образует постоянное фиксирование его в субъективных формах, т. е. изложение. Изложение есть форма проявления исследования» (с. 23-24).

В этой связи замечу, что от живых свидетелей «малой истории» Конкретно -- от А. А. Пископпеля. знаю (и текстами Г. П. это подтверждается), что одним из требований к методологическому тексту было требование сохранять в изложении «леса», т. е. основные вехи породившего текст мыслительного процесса, указания на использованные средства, приемы и способы.

Далее З. разбирает типичную ошибку: когда диалектику, восхождение от абстрактного к конкретному рассматривают как способ изложения, а исследование, как при этом считают, движется от конкретного к абстрактному. Причина ошибки -- в смешении чувственного с конкретным: эмпирическое познание действительно

начинается с конкретно-чувственного, но в мышлении (диалектическом) мы начинаем с абстракции и восходим к конкретному, т. е. многостороннему, понятию предмета.

«Конкретное понятие как сочетание ряда абстракций есть не исходный пункт, а результат. Ошибка в понимании восхождения в данном пункте основывается на смешении конкретного предмета (он действительно исходный пункт, предпосылка и постоянно находящийся перед исследователем предмет) и конкретного понятия о предмете; во-вторых, это очень важно, основывается на смешении чувственного и конкретного» (с. 25-26).

З. начинает описание метода восхождения с абстрактного. Но можно включить в это описание и предшествующий этап -- анализ чувственно-конкретного (эмпирически данного), что и было позднее сделано; этот этап был назван «нисхождением» (Г. П. в лекции 1988 г. высказывает предположение, что первым это сделал он) «Маркс [в отличие от экономистов, его предшественников] находит другое -- нет, даже не другое решение -- он находит другой ход, который выступает как альтернатива для простой редукции в феноменально-эмпирической плоскости. И это ход очень интересный. Он связан с введением идеи нисхождения и восхождения: нисхождения от эмпирически -наглядного к глубинно-абстрактному и обратного восхождения от абстрактного к наглядному, или к абстракции, фиксирующей наглядность. При этом про восхождение мы говорим, про нисхождение -- очень редко. Я даже полагаю, что введение понятия нисхождения есть мое изобретение, больше никем не принятое. Хотя сейчас я считаю и на этом настаиваю, что самое главное -- это процедура нисхождения, а восхождение -- это уже феноменально-эмпирическое проявление этого процесса.

И основное открытие Маркса, с моей точки зрения, состояло в том, что он должен был сообразить, что редукцию поверхностного осуществлять бессмысленно, а надо от него уйти к чему-то такому, что феноменально-эмпирически вообще невозможно» (Щедровицкий 1988/1997).. В ММК, в рамках системно-деятельностной методологии, стали использовать термины «сведение» и «выведение» (или «дедукция»), последний как синоним «восхождения». В этой связи можно привести одно из пояснений Г. П. к диплому З., сопровождаемое схемой: абстрактное и конкретное.

Т. е. Саша представляет процесс так:

В дальнейшем мне придется не один раз обращаться к заметкам Г. П. Есть, видимо, смысл дать о них представление в отдельном экскурсе.

Как выше уже было сказано, в архиве сохранилось две подборки заметок Г. П., современных работе З. над диссертацией и их тесному общению См. Щедровицкий 1980-1981/2001. З. какое-то время даже жил у Г. П..

Одна из них, по всей видимости, более ранняя (Щедровицкий 1953б) -- это 50 рукописных страниц разного рода выписок и заметок, объединенных общей темой -- диалектика, диалектическое мышление.

Из них первые 15 стр. содержат конспект или реферат по Гегелю -- «Лекциям по истории философии» и «Науке логики». Возможно, что это не конспект для себя, а черновик текста для внешнего применения. Об этом говорят «официозные» ссылки (на «Краткий курс ВКП(б)) и явные поиски удачных формулировок -- например, трижды повторен зачин: «Историзм Гегеля дал ему также исходную точку для систематического развития нового логического метода: диалектики».

На с. 16-18 -- комментированный конспект энциклопедической статьи «Метод» (Арутюнянц 1930). Здесь важен как сам выбор статьи, так и то, что выделяет и комментирует Г. П. -- тему «приемов и способов»: «Если рассматривать метод только как отправной пункт исследования, оставляя в стороне те приемы и способы, какими ведется исследование, то это -- ублюдочная, кастрированная точка зрения».

Следующие семь страниц посвящены диплому З. (мне недоступному). З. писал диплом на ту же тему, что и диссертацию, и из заметок Г. П. можно подметить некоторые изменения в его подходе. Так, в дипломе излагалась история представлений экономистов о стоимости, в диссертации же остался лишь раздел о Рикардо -- З. сосредоточился на вопросах логики. Помимо замечаний редакционного характера: «Усилить вывод», «Развить, а то не совсем понятно», «Надо не так писать, чтобы было понятно, а так, чтобы нельзя было не понять», есть и содержательное обсуждение. Г. П. «придирается», требует уточнения, более тщательной разработки, прослеживания генезиса понятий: «Что такое логический процесс?»

«Вопрос: совпадает ли форма выражения результата с формой движения познающей мысли? Не всегда, часто не совпадает».

К утверждению З. «Движение понятия есть единственный способ, форма его выражения»: «Это не совсем так. Движение понятия -- главная, основная форма его выражения, но есть еще статичные формы выражения: абстракция, определение и др.».

Интересно (и заслуживает специального исследования) привлечение в обсуждение диалектики внимания к Бэкону (и Ильенков, и Зиновьев уделяют Бэкону сравнительно мало внимания):

«Требуется развить индукцию и дедукцию заново.

[отчеркнуто слева]

Очень здорово и поучительно сравнить индуктивные методы Бэкона -- а их надо проанализировать -- с умозаключением «форма -- сущность»

а) от меновой стоимости к стоимости

б) от стоимости к труду и общественному отношению».

Индуктивный метод Бэкона, как отмечал Г. П. в близкой по времени статье, был «выходом за границы» принципа тождества бытия и мышления (параллелизма): «Есть единственный пункт, в котором традиционная логика частично вышла за границы принципа параллелизма: это "методы индуктивного исследования” Бэкона-Милля. Но этот факт нисколько не противоречит выдвинутому нами положению. Разработка этой части логики связана не с Аристотелевой классической силлогистикой и ее дальнейшим развитием в математической логике, а с так называемыми "методологическими" направлениями, развивавшимися в противоположность учению Аристотеля, а вместе с тем и в противоположность принципу параллелизма» (Щедровицкий и др. 1960).

Второй текст, озаглавленный «Замечания к диссертации А. Зиновьева. Май 1954 года» (Щедровицкий 1954б), -- это 37 страниц рукописных заметок. Наиболее бросающейся в глаза их чертой является то, что их подробность и содержательность возрастает по мере продвижения по тексту З. В начале это очень краткие пометы, которые затруднительно соотнести с текстом З., но в основном, видимо, относящиеся к первой главе диссертации. Несколько подробнее и адреснее замечания ко второй главе. Зато третья глава подробно законспектирована, местами переписана дословно, с обстоятельными комментариями. Я вижу два объяснения такому соотношению: во-первых, то, что Г. П. к этому времени был уже основательно начитан в Марксе и Гегеле и знаком со взглядами З. из бесед и диплома, так что содержание первой главы было для него тривиальным, во-вторых, его преобладающим интересом к операциональной стороне, к собственно методу восхождения и составляющим его операциям, которые можно отделить от экономической проблематики и использовать в других областях.

К этим «Замечаниям» я буду в дальнейшем обращаться в связи с теми местами диссертации З., к которым они относятся.

«В процессе восхождения (как в исследовании, так и в изложении) исследователь должен не только восходить от одностороннего к многостороннему, от простого к развитому, от скрытого к проявляющемуся, но, чтобы восходить, должен постоянно углубляться от являющегося к скрытому, от развитого идти к простому, и т. д. Достаточно открыть "Капитал", как мы увидим: он начинается с движения от менового отношения к скрытому в нем отношению в процессе труда. Но процесс в целом есть восхождение: этот термин наиболее точно выражает специфическую задачу диалектики -- изучение предмета в его многообразии путем раскрытия его возникновения, возникновения его различных явлений, внутренних законов и их внешних проявлений, развития и т. д. Восхождение, выражая господствующую тенденцию диалектического мышления, характеризует последнее в его субъективной форме специфически (выделено З.)» (с. 26).