Роль этнизации политики в политическом процессе посткоммунистического пространства

Другой пример - это монография А.Н. Майбороды «Теория этнополитики в западном обществоведении: структура и принципы исследования». Историко-научное становление этнополитики автор описывает в виде процесса построения «универсальной», общеприменимой теории и моделей, «которые носят всеобщий характер и применимы к государствам с различными системами». Ссылаясь на А. Крума и А. Гераклидиса, он также соотносит два направления этнополитики: концепцию «внутреннего колониализма» и «новый этницизм», к которому примыкает «коммунализм». В качестве водораздела, определившего линию столкновения, А. Н. Майборода приводит отношения к «марксистскому методу». Этапные, согласно этим оценкам, работы М. Гектора и Т. Нейрна привлекали к себе всеобщее внимание тем, что авторы заявили о ценностях ряда марксистских положений о природе национальных движений. Концепция же этничности стала базой формирования немарксистской концепции этнополитики.

Существенное сходство и даже совпадение приведших позиций не означает того, что проблема получила окончательное разрешение.

Так, едва ли выглядит правомерным тезис А.Н. Майбороды о том, что отношение к марксизму стало решающим критерием концептуального размежевания в области теоретических основ этнополитики, разрабатываемых западными исследователями, и что перспектива «внедрения» марксизма сплотила большую часть западных политологов на позициях «этницизма». По его мнению, общей базой формирования не марксистской концепции этнополитики стали положения концепции этничности. Это дало основание Круму и Гераклидису назвать их взгляды «новой этницистской позицией».⁴⁰ Таким образом, по мнению А. Н. Майбороды, должны логично совместится две разделительные линии -«марксизм /немарксистские концепции» и «этницизм/ неэтницистские концепции». В действительности же эти линии отнюдь не являются даже параллелями. Марксизму вовсе не противополагается один лишь этницизм и, наоборот, марксизм не является единственным или главным оппонентом этницизма. Более того, фактически общим местом в работах западных англоязычных авторов ставится вывод о том, что ни марксизм, ни либерализм не смогли во всеоружии встретить вызов «этнического».

Так же упрощен следующий вывод А. Н. Майбороды: «межэтнические отношения оказались той сферой западного общества, где особенно актуальной стала задача поставить научные исследования на службу практическим целям. Руководству этих стран потребовалось своего рода «классическая» модель этнополитических процессов, обладая которой можно было бы канализировать эти процессы в нужном направлении».⁴¹ Сама природа исследуемого явления в принципе не позволяет ставить вопрос о единой модели этнического процесса. Впрочем, моделирование, по определению, не предполагает универсализации. Отсюда - еще один пункт, вызывающий несогласие диссертанта с позицией А.Н. Майбороды, фактически ставящего знак равенства между моделью и теорией:

«вопрос о структуре теории этнополитической модели становится вопросом о структуре теории этнополитики как науки».⁴² Любые всеобщие аналоговые приемы в такой специфической области, как этническое, нуждается в строжайшей проверке на объективность.

Главное же, однако, не в этом, а в том, что оба рассмотренных подхода едины в интерпретациях, существенно сужающих панораму теоретических направлений, концептуальных систем и школ, взаимодействие которых присуще складывающейся вокруг этнополитики познавательной ситуации. Но диссертант не ставит цели глубинного рассмотрения этих подходов, а стремится выявить средства упорядочения сведений и представлений в такой сложной сфере, как соотношение этнического и политического в эмпирическом аспектах.

Для полного представления о сущности этнополитики в целом необходимо рассмотрение понятийно-терминологического комплекса данного явления. Ситуация вокруг категориального оснащения этнополитических исследований, а именно семантическая неразбериха, констатируемая многими специалистами в этой области, присутствует во всех разработках.

В некоторых публикациях есть попытки построения категориальной системы, относящейся к этнополитической проблематике, в систематизированном виде. В этом смысле показательна программа курса «Этнополитология», составленная Г. И. Марченко. В тематической структуре курса и его разделов образуется круг понятий - «этническая власть (этнархия)», «этнополитическое действие», «этнополитические институты» (государство как этнополитический институт), «этнополитическое представительство», «стратегия и тактика этнополитики», «направления этнической политики» и т. п.

Прослеживающаяся здесь ориентация, на первый взгляд, предполагает нечто вроде презумпций самоочевидности: «этнополитика должна восприниматься как проекция «большой» политики сквозь призму этнического: все, что присутствует в политической жизни общества, при соответствующем насыщении приобретает свойства «этнополитического». «Этнополитику» исходя из этого понимания, требуется рассматривать в качестве некоторого имманента, обладающего единой предысторией, всеобъемлющей структурированностью, организованного по законам политической жизни общества в целом. Как направление деятельности субъектов она характеризуется наличием принципов, идеологией, целеполаганием и т. п.

Таким образом, становится ясным, что это один из примеров определенной логики построения этнополитики, ее концептуализации, основанной на моделировании этнополитического по параметрам политики в целом. Словом, теоретизирование и построение понятийного аппарата здесь движутся по направлению: от политического - к этническому (этнополитическому).

Существует пример и обратной направленности, по линии от этнического -к политическому. В отчетливом виде этот подход представлен в «Этнологическом словаре» изданном в 1996 году.⁴⁴

В разделе словаря, где содержится терминология, относящаяся к различным областям исследования этничности, помещена рубрика «Политическая наука и этничность». Понятийный корпус здесь структурирован по нескольким основаниям. Одно из них - политические свойства этнических общностей: «этническая власть», «этническая политическая власть», «этническая непредставленность». Другое - публичная политика, воздействующая на этнические общности - «экзоэтническая политика», «плюралистическая политика», «ассимиляционная политика», «институционализированный расизм», «апартеид или анартеид». Третье - этнически характеризуемая государственность с точки зрения композиции населения и с точки зрения этничности властвующих. Далее - этнические общности, различаемые по признаку политического статуса: «субнация», «меньшинство», «этническая автономия».

В высшей степени принципиально в аналитических интересах видеть разницу между двумя векторами коннотации. Один - в случае с «национальной политикой» - предполагает импульсы властно-управленческого воздействия или политического влияния «сверху», из «центра» - в направлении периферии по субординации от «субъекта» политики - к ее объекту. Другой - в варианте адекватной контаминации «этническая политика» - связан с объемным отображением своей совокупности разнонаправленных линий волеобразования, отношений социальных агентов.⁴⁵

Концепт «национальная политика» стиснут тесными рамками линейного детерминизма, рационального редукционизма. Этнополитическая же перспектива в категориальном аппарате освобождает от таких жестких ограничений.

Например, вполне органично звучала формула «национальная политика партии и правительства», чего никак нельзя сказать об этнических группах, притязаниях, выдвигаемых от их имени. Если национальная политика связана с контекстом курса, проводимого властными инстанциями или институтом политико-идеологического руководства, то с понятием «этнополитика» дело обстоит в принципе иначе. Это, скорее, область, в которой осуществляются самые разноплановые практики - от артикуляции интересов или формирования политико-психологических мотиваций до институционализации актов и социальных актов.⁴⁶

Анализ взаимоналожения этнического и политического рассматривается исследователями под ракурсом высвечивающим своеобразие двойственности феномена этнополитики.

С одной стороны, взаимодействие этнического и политического может и не пронизывать все без исключения структурные и системные компоненты политики, более того, как правило, и не пронизывает, и не представляет собой какую-то уменьшенную их копию, слепок, структурный аналог. А вот в виде определенного элемента или аспекта, стороны - одной из многих - этнополитическое включает в состав этих структурных образований, подчас и не выполняя системообразующих функций.

С другой стороны, вовлечение этнической проблематики в практику политических отношений, то, что Дж. Ротшильд называет «политизацией этничности», что вполне может быть обозначено по аналогии как «этнизация политики», - все это многократно создавало ситуацию весьма определенного вычленения специфической сферы - четко обозначенной части всей социально-политической практики.

Следовательно, особенность понятия «этнополитическое» и состоит в том, что она в состоянии одновременно отразить оба указанных смысла.

Этнополитическое, таким образом, есть в данном случае предельно широкая характеристика явлений и свойств, возникающих в результате взаимной обусловленности или структурного взаимоналожения этно-национальных и властно-управленческих, других социально-волевых отношений и процессов. С этим связана соответствующая деривативность термина «этнополитического». На его основе и образуется такое феноменологическое понятие как «этнизация политики».

Современность характеризуется резким нарастанием этнических и националистических компонентов политики, которая осуществляется многими субъектами политического процесса. Национальное пробуждение и возрождение по форме представляет собой мобилизацию на платформе национализма и этнических движений, т.е. определенной интерпретации групповых (этнических) интересов, а по содержанию - прежде всего движение протеста против стремления доминирующего (в масштабах страны или определенного его региона) ядра или правящих групп превратить свою культуру, или, по крайней мере, важные ее элементы в нормативную, обязательную для всех граждан полиэтнического государства. Этническая идентификация и мобилизация являются основными критериями феномена «этнизации политики».

В данном случае необходимость выявления сущности и содержания процесса «этнизации политики» обусловлено тем, что данное понятие в научной литературе рассматривается с двух позиций или в форме нормативного одобрения или осуждения. Диссертант считает, что через выявление сущности и содержания этнизации политики можно будет истолковать причины пробуждения и сохранения национализма.

Под этнизацией политики диссертант подразумевает набор взаимосвязанных стратегий коллективных действий, заключенных в каркас соответствующих когнитивных и ценностных установок, направленных на реконструирование этнической политики в условиях нестабильности этнофедеральных систем.

Согласно этим установкам, этническая идентичность является изначальной и надличностной структурой образуемой совокупностью высокооцениваемых качеств, сформировавшихся в ходе длительной истории. Эти качества приобретаются с рождением и недоступны, даже непостижимы для тех, кто с ними не родился.

Подобного рода установочный каркас предполагает целый ряд действий и стратегий.

Во-первых, территориальные границы делиментируются таким образом, чтобы добиться максимальной этнической однородности.

Во-вторых, проводится политика дифференциации прав и привилегий в соответствии с этнической принадлежностью граждан.

В-третьих, создаются объединения, равно как и политические партии, целью которых являются улучшения благосостояния этнического общества за счет тех внешних или внутренних групп, которые считаются не принадлежащими к данному сообществу; при этом предлагаются и отстаиваются соответствующие политические мероприятия.

В-четвертых, этнические проблемы становятся выше проблем взаимоотношений классов, классовой политики и других макросоциальных отношений.

Первоосновой всех подобных действий является редукционистское предположение о том, что различия, обусловленные этнической самоидентификацией, прочнее, последовательнее и даже чем-то благороднее, нежели любые другие различия между людьми. В квазирелигиозной манере этническая идентичность рассматривается как предельное выражение значимости человека, источник его прав и обязанностей. Сфера проявления подобного набора симптомов не ограничивается определенной территорией. Однако, по мнению большинства исследователей, они в наибольшей степени присущи странам Центральной и Восточной Европы и их истории. Так, к примеру, немецкий социолог и политолог К. Оффе даже проводит различие между «западным» и «восточным» национализмом, доказывая, что последний в большей степени обуславливается этническими факторами, чем первый. Если «западный» национализм сопутствовал буржуазным революциям и результативному процессу формирования сильных наций - государств, то «восточные» формы национализма пышным цветом расцвели в обществах, многие из которых не проходили через данные стадии политической мобилизации и идентичность которых заключена в культуре. Если обратится к государствам Запада, то там национализм возник вследствие успешного преодоления внутренних препятствий, мешающих суверенитету, в первую очередь, политики родовой знати. Что же касается Востока, то там национализм является идеологическим обоснованием борьбы против чужеземного правления, примером может служить турецкое, габсбургское или российско-советское «иго».⁴⁷

Сторонники коммунитарного подхода Э. Геллнер, А. Смит, объясняют стремление к этнической чистоте и единению столь же основополагающей, сколь и универсальной характеристикой людей, доказывая, что борьба за такую чистоту и сплочение не менее законна и обоснованна, чем борьба за личные интересы и личную свободу. Согласно их взглядам «национализм есть политизация культуры общества», а эта культура в свою очередь, - показатель коллективной идентичности данного, «хранилище его нравственных перцепций», заключенных в языке, истории, территории, религии, ритуалах и символах. Прославление и, если понадобится, отстаивание и защита данной идентичности образуют чувственное, экспрессивное, эмоциональное измерение жизни общества и потому ей, несомненно, надо отдать приоритет по сравнению с «бесцветным гражданством». «В любом случае этносообшествам и родам должно быть предоставлено право «самим управлять собою», поскольку «трайбализм» означает приверженность индивидов и групп своей собственной истории, культуре и идентичности, и эта приверженность есть ... неизменная составляющая общественной жизни человека».⁴⁸

Во всех такого рода стратегиях этничность выступает в качестве фактора, определяющего линию основного общественного раскола, и используется для создания символического образа, применяемого в целях политической мобилизации и коллективного действия. Политизированная этничность, по Дж. Ротшильду, есть специфическая реакция этнической идентичности группы на структурные изменения, вызываемые макроуровневыми процессами трансформации общества.⁴⁹

Альтернативой изложенному выше коммунитарному подходу может выступать «рационалистическая» позиция интерпретации процесса этнизации политики. Учитывая ситуацию, в котором оказались народы в посткоммунистическом мире, этнизация политики должна представляться им рациональной стратегией. В каком же смысле мы говорим о том, что включение в этнополитику является для индивидуальных и коллективных действий «рациональным» актом? Рациональность можно определить как выбор направления деятельности в соответствии с предполагаемым и желаемым следствием такого действия (сколь бы недальновидными, частными и нереальными бы те основания, на которых данный выбор делается). Отталкиваясь от данного определения рациональности, можно предположить, что этническая политика может выбираться по экономическим, политическим, конструктивным или военным рациональным соображением.

Экономический выбор направления деятельности превалирует тогда, когда ожидается, что упор на этнические различия и тождественности поможет этническим общностям обрести или сохранить экономические ресурсы.

Политическая рациональность проявляется в тех случаях, когда элиты удерживают (или контрэлиты завоевывают) властные позиции, проводя политическую мобилизацию по этническим разделительным линиям, или оправдывают свое правление на языке национальных устремлений.

Конструктивная рациональность заложена в основу этнополитики, когда от той ожидают, что она позволит укрепить фундамент, на котором строится политически единое сообщество через установление границ - неоспоримого критерия включения или исключения тех или иных этногрупп.

Военная рациональность может потребовать обращения к этнополитике как в ожидании грядущих конфликтов, так и в целях укрепления военной мощи государства в уже разгоревшемся конфликте.

Итак, оспорить тот факт, что каждая этническая группа повсеместно обладает определенным уровнем самоценности, особым образом жизни и социального взаимодействия, крайне трудно, однако, почему же при определенных условиях и на определенном историческом этапе эти особенности начинают играть важную роль и служат основанием для мобилизации и коллективного действия? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить роль государства и права в конституировании этнополитики, исследовать проблему этнической правосубъектности и выделить роль акторов - как масс, так и элиты - в политизации этничности.

Таким образом, анализируя этнизацию политики, надо отметить, что данный процесс носит двойственный характер, являясь, с одной стороны, конструирующим фактором, он также несет с собой целый ряд серьезных опасностей. Главная из них заключается в том, что он во много раз усиливает угрозу межэтнических конфликтов. Далее, этнизация общественной жизни в целом, которая обычно встает на пути межэтнического сотрудничества, торговли и разделении труда, влечет за собой экономическую неэффективность. И, наконец, этнизация политики мешает нормальному функционированию демократических институтов, подпирает идею гражданства и делает упор на различия, а не на единство, что крайне мешает выработке компромиссных решений, являющихся одним из важнейших компонентом любой политической деятельности.

1.2 Роль государства и права в конституировании современной этнополитики

Немаловажным для этносов на уровне международных отношений является наличие или отсутствие у них своей государственности. Дело в том, что в мировой политике главными действующими силами выступают государства, существующие «де-юре» или «де-факто», а также только становящиеся таковыми. Они являются целостным и относительно самостоятельным организмом со своими интересами, ценностями, устремлениями.

Между тем, не только направленность, сила и содержание интересов и устремлений государств, но и само возникновение и существование, укрепление и разрушение во многом обусловливаются национальными и этническими факторами. Вот почему государственное конституирование этнических, национальных общностей выступает как одна из общих тенденций этнополитического развития. Она выражается в том, что этничность несет в себе этатистское содержание, а также выступает фактором жизнеспособности государства. Однако, «какие бы признаки не закреплялись за понятием «нация» в этническом смысле, невозможно сформировать адекватное представление о нации без учета роли государственности в ее становлении и развитии. Фомирование и наций-согражданств, и этнонаций - результат эпохи национальных государств, начало которой традиционно определяется в 18 в.».⁵⁰

Многие ученые достаточно аргументированно обосновывают мысль о том, что национальное государство является необходимым условием нормальной жизни нации. Так, например, Н.А. Бердяев считал, что «через государство нация раскрывает свои потенции... Государство должно иметь национальную основу, хотя племенной состав государство может быть очень сложным и многообразным. Государство, не имеющее национального ядра и национальной идеи, не может иметь творческой жизни».⁵¹ В рамках этой логики политические и общественные деятели приходили к выводу, который В.И. Ленин формулировал так: «Образование национальных государств, наиболее удовлетворяющих требованиям современного капитализма, является тенденцией всякого национального движения... и для всего цивилизованного мира типичным, нормальным для капиталистического периода является национальное государство».⁵² В данном случае национальное государство, по мнению диссертанта, рассматривается с позиции этнонациональной концепции, т. е. от нации - к государству (сначала должна сложиться нация, которая и является основой государственности).

В современном обществе сложно представить такую организацию мирового сообщества, где бы каждая национальность имела собственную государственность, так как в результате многовекового взаимодействия народов возникло сложное территориальное расселение людей. Следовательно, основная часть народов проживает в полиэтнических (многонациональных) государствах.

В таком контексте представляется недостаточно корректным термин «нация-государство», в котором отождествляется государственно-территориальное объединение людей и их этническая, национальная общность. Такое отождествление привычно в англо-романской культуре, где под нацией понимается, как правило, сугубо этатистское образование (нация-согражданство). По мнению М. Вебера, «сообщество считается нацией только до той поры, или желает быть объединенной в своем собственном автономном государстве; именно стремление к политической независимости сделало венгров, чехов и греков нациями».⁵³ В русскоязычной же литературе слово «нация» несет в себе, главным образом, этническое (социально-этническое) содержание. В нем нация и государство не тождественны ни по своей социальной базе, ни по своему историческому пути и современным чертам, ни по своим функциям.

Однако, в зависимости от того, как понимается нация - как самобытный народ или как согражданство людей, меняется и этнополитическое представление о мире. Подчеркнуть это представляется важным, по мнению диссертанта, в связи с тем, что есть реальное противоречие между стремлением, с одной стороны, государства к суверенитету, а с другой - населения к выживанию.

Очень ясно роль политического фактора в «этногенезе» видел Д.Дидро, который писал: «Скажите, что законы, нравы и правительства являются главными причинами различий, представленных народами, и что если этого общественного воспитания недостаточно для уравнения отдельных индивидов, то оно уравнивает между собой людей».⁵⁴ Согласно Гегелю, национальное является частичной реализацией абсолютного духа в форме национального государства. «Есть определенный дух, создавший из себя наличный действительный мир, который существует в своем государственном устройстве и в своих политических законах, во всех своих учреждениях, в своих действиях и делах».⁵⁵

Рассмотрение государства в качестве нациеобразующего фактора впервые предприняли немецкий социолог и философ М. Вебер, а затем последовавшие за ним американский социолог К. Дейч и испанский философ Х. Ортега-и-Гассет.

Развивая идеи М. Вебера Х. Ортега-и-Гассет в своем эссе «Этюды об Испании» писал: «Нация живет не традицией и не прошлым. Ошибочно полагать, что государство имеет семейные, родовые корни. Все иначе: нации формируются и живут лишь постольку, поскольку воплощают в себе некое стремление осуществить общую программу грядущего».⁵⁶

В англо-американской литературе (Д. Белл, Н. Глейзер, Р. Клем, Д. Мойнихем, М. Сакс, Р. Смит) этнические группы рассматриваются как идеальная форма для предъявления требований к государству и их делят на первичные, имеющие свою территорию, и вторичные не имеющие ее.⁵⁷

Некоторые ученые оперируют таким понятием, как «политизированная этничность», которая, например, по мнению Д. Ротшильда, несет угрозу общественным институтам и государству в целом.

Среди отечественных ученых роль государственно-правового фактора в конституировании этнополитики исследовали В. А. Кучериненко, В.М. Межуев, В.А. Тишков, В.Н. Шевченко и др.

Современные процессы достаточно убедительно свидетельствуют о том, что в конституировании этнополитики важную роль сыграли государство и право.

В отличие от последних десятилетий существования Советского Союза, когда этническое перемещалось из сферы материальной в сферу сознания, первое постсоветское десятилетие ознаменовалось новым сдвигом этнического из сферы культуры и психологии сначала в сферу политики, а далее в сферу права. При смещении этничности в политику, обратное воздействие имело не менее, если не более сильное воздействие. Политизированная этничность, опираясь на благоприобретенную или захваченную власть, усиленно оправдывала, катализировала этничность, в большей степени с помощью подлинных или мнимых данных археологии и истории, пытаясь всеми средствами обосновать приоритеты для своего этноса. Политизированная этничность тем самым культивировала «чувство истории», обосновывала «чувство правосубъектности», утверждала чувство «республикообразующей» или «государствообразующей» нации. В поиске же юридических обоснований этнической правосубъектности, то есть легитимизации отдельного этноса как субъекта права, оказались втянутыми не только этнические элиты и лидеры на местах, но и федеральные структуры, так как нарастал кризис власти.

Важным содержанием этнополитического развития РФ в начале 1990-х гг. стало проведение федеральных реформ, которые можно рассматривать в виде попытки методами федерализма разрешить этнополитические аспекты кризиса власти.

Этнические проблемы тесно связаны с проблемами федерализма, что придает им особую актуальность. Жизнь, в том числе и опыт национальной политики в СССР, показали, что искусственное нациестроительство ведёт к противоречиям между этносами и государством. Этнократические процессы наносят явный ущерб территориальной целостности России, затрагивая геополитические процессы. Проблемы федерализма относятся к числу наиболее сложных и многогранных. Но они являются ключевыми для дальнейшей судьбы России. Без оптимально построенной государственной национальной и этнополитики невозможно проводить любые социально-экономические и политические преобразования. Пока неустойчива ситуация в сфере федеративных и межэтнических отношений, невозможно преодолеть системный социально-экономический кризис, а межэтническое согласие всё-таки обеспечивает какой-то минимум стабильности и позволяет вести деятельность в направлении реформирования.

Однако в отношении федерализма среди его исследователей нет единого понимания, что он является, прежде всего, средством оптимального регулирования межэтнических отношений, обеспечения многообразных форм государственного строительства с учётом культурных и правовых традиций народов, населяющих государство. Все существующие в мировой практике модели устранения противоречий между целями этнонационального и общегражданского развития в рамках федеративных государств сводятся к двум основным направлениям - адаптационному и унификационному. Унификация может проявляться в строительстве федерации на основе этнического федерализма или на полном устранении этничности из федеративных отношений, то есть на так называемой губернизации федерации. Для полиэтничной России этнический федерализм неприемлем тем, что может усилить вытеснение русских и русскоязычных из республик и породить этнические чистки. Губернизация федерации неосуществима (во всяком случае, в ближайшие десятилетия) из-за сопротивления этнических элит, у которых сохраняется возможность мобилизации населения республик на открытую борьбу с федеральным центром. В современных условиях разумнее «не ломать сложившиеся формы федеративных отношений, а полнее адаптировать их к обслуживанию как национальных, так и общегражданских задач развития российского общества. Подобный подход может быть реализован в сценарии «этнополитическая интеграция», предусматривающем сохранение этнической специфики регионов и «достраивание каркаса» единых связей и отношений в рамках федерации».⁵⁸

Этнополитическая интеграция общества включает в себя целый ряд важных составляющих:

- экономическая интеграция должна обеспечить заметный экономический рост всех субъектов федерации за счет развития экономических связей, реализации совместных экономических программ.

социальная интеграция призвана увеличить возможности социальной мобильности, выбора сфер приложения труда, получения образования и улучшения бытовых условий гражданам разных национальностей.

ценностная интеграция проявляется в сближении основных ценностей, в обмене информацией и в формировании общих норм жизнедеятельности.

политическая интеграция заключается в сближении этнических элит, обеспечении их взаимодействия; формировании и развитии политических институтов для координации этнополитических процессов.

интеграция в сфере безопасности связана с созданием системы предупреждения, предотвращения и урегулирования этнополитических конфликтов; усилением роли и повышением эффективности деятельности федеральной системы защиты прав человека, в том числе в сфере национального развития.⁵⁹

Таким образом, федеральные реформы, как принято считать, это один из методов избежать альтернативы распада государства, институционализировать механизм регулирования конфликтов между Центром и территориями, а так же рассматривать их как механизм, при помощи которого политическая система полиэтнического государства стремится выработать баланс между общенациональной идентичностью граждан и плюрализмом их этнических идентичностей, чтобы таким образом поддержать и даже укрепить степень своей легитимности.

Наблюдающиеся соответствия или же, напротив, диспропорция в типе или уровне доверия к власти, ее институтам и правящим лидерам на федеральном и субфедеральном уровнях свидетельствуют о прогрессе или, наоборот, регрессе и трудностях преобразований и связанных с этим проблемах политических решений, т. е. являются важными индикаторами интенсивности институционального (конституционного) конфликта в этнополитической системе государства.

Конституирование этнополитики связано с теми целями, которые ставит перед собой государство. Эти цели могут быть связаны, в первую очередь, с территориальными рамками государства. Государство может быть реформаторским - стремящимся сохранить рамки имеющейся политической единицы, но намеривающим преобразовывать ее, а также объединительным -нацеленным на создание новой политической общности из разрозненных государств. Оба эти принципа сочетаются в рассмотрении конституционного конфликта федерального центра и республик в РФ с начала 1990-х годов. В борьбе «за Кремль» власть предержащие готовы были пойти на любой компромисс с республиканскими этнократами. Вследствие этого компромисса последующая национальная и региональная политика стала практической реализацией знаменитого лозунга Б.Н. Ельцина «Берите столько суверенитета, сколько сможете «проглотить»».

И Советский Союз, и собственно РСФСР теоретически считались федерациями. На самом же деле единая для них система государственно -административного управления сверху донизу характеризовалась жесткой централизацией, которая практически исключала какое - либо значимое отклонение от стандартной иерархии властных структур. Центр «присутствовал» на всех этажах власти, это носило характер «унитарной федерации». В Союзе ССР конституции союзных республик копировали союзную конституцию.

Принятие Конституции Российской Федерации на референдуме 12 декабря 1993 года знаменовало собой серьезные продвижения по пути становления России как демократического, федеративного, полиэтнического государства. Субъекты Российской Федерации получили возможность для собственной законодательной деятельности, включая принятие ими собственных конституций, то есть стали полноправными правосубъектами Российской Федерации. В Конституциях республик должны быть учтены основные принципы Конституции Российской Федерации.

В Конституции Российской Федерации записано:

Российская Федерация - Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления (п. 1 ст. 1);

суверенитет Российской Федерации распространяется на всю ее территорию (п.1 ст. 4);

Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации (п. 2 ст. 4);

Российская Федерация обеспечивает целостность и неприкосновенность своей территории (п.3 ст. 4);

Российская Федерация состоит из республик, краев, областей, городов федерального значения, автономной области, автономных округов - равноправных субъектов Российской Федерации (п.1 ст.5);

принятие в Российской Федерации и образование в ее составе нового субъекта осуществляется в порядке, установленном федеральным конституционным законом (п.2 ст. 65);

Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации (п.1 ст.15).⁶⁰

Таким образом, Конституция Российской Федерации провозглашает целостность российского государства и исключает какую-либо возможность выхода из состава любого субъекта Федерации или его части. Однако, вместе с тем, практика показывает, что недостаточно только провозгласить и закрепить в законодательных актах, в том числе и Конституции, принцип государственной целостности при одновременном сохранении суверенных прав населяющих страну народов. Примеров тому множество: распад СССР, Югославии, Чехословакии, попытка отделения от Российской Федерации Чеченской Республики.

Основой сохранения целостности любого полиэтнического государства, по мнению диссертанта, служат не только соблюдение прав и свобод каждого человека независимо от его пола, расы, национальности, языка, происхождения, места жительства, отношения к религии, как это зафиксировано во многих Конституциях, в частности в Конституции Российской Федерации (п. 2 ст. 19),⁶¹ но также - учет, уважение и соблюдение прав населяющих данное государство титульных этносов, коренных народов и национальных меньшинств на сохранение своих особенностей и традиций, культуры, права использовать свою религию и исполнять ее обряды, говорить на родном языке и т. д.

И так, этнополитика многих современных полиэтнических государств сводится к двум основным проблемам - нерушимость государственных границ и право народов на самоопределение.

Нерушимость государственных границ и право народов на самоопределение являются принципами международного права, которых придерживаются все цивилизованные государства. Международное право и внутригосударственное право - это две самостоятельные системы права, которые не существуют изолированно друг от друга. На нормообразование в международном праве оказывают влияние национальные (государственные) правовые системы, которые находят отражение и учитываются во внешней политике и дипломатии государств. Международное право, в свою очередь, влияет на национальное (государственное) законодательство. Сама по себе норма международного права создает права и обязанности лишь для своих субъектов, то есть, прежде всего, государств, существующих де-юре или де-факто. А чтобы обеспечить фактическую реализацию международных обязательств на внутригосударственном уровне осуществляются меры по трансформации международно-правовых норм в государственные законы и права.

Принципы, которые заложены в международном праве, а также зафиксированные в государственно-правовых актах, часто носят субъективный характер и осмысливаются по - разному.

Об опасностях, подстерегающих человечество на пути этнического сепаратизма и построения национального государства писали еще в 19 веке.

Известный английский философ, историк, общественный деятель лорд Дж. Актон опубликовал в 1862 году эссе «Национальное самоопределение», которое затем было включено в его книгу «История свободы».⁶² Он считал, что «настаивая на национальной независимости, на том, чтобы у всякой нации в принципе должно быть свое государство, теория национализма тем самым ставит в подчиненное положение любую другую нацию, оказавшуюся в границах национального государства. Она в принципе не может допустить равенства национальных меньшинств с основной нацией, образовавшей государство, ибо при этом государство перестает быть национальным, то есть вступает в противоречие с основным началом своего существования».⁶³

В посткоммунистическом мире реализация права на национально-территориальное самоопределение породила множество конфликтов, так как здесь не существовало ни одного мононационального государственного образования (за исключением Армении, где численность иноэтничных групп не превышала 2% населения). Другими словами, не было такого национально-территориального образования, которое могло бы обрести государственный суверенитет, никого не «уводя» с собой, ибо наряду с доминирующим этносом в любой республике есть дисперсные либо компактно проживающие меньшинства. При этом элиты доминирующих в республике этносов - субъектов суверенизации, как правило, отрицают право «уводимых» на самоопределение. В данном случае не срабатывает категорический императив Канта: «...Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом».⁶⁴ Этот универсальный принцип человеческих взаимоотношений, видимо, противоречит интересам этнических элит, встроенным в систему этностатусных представлений.

Идеи Дж. Актона не получили поддержки среди его современников. Известный мыслитель, защитник либеральных ценностей Дж. Стюарт Миль считал, что «необходимым условием свободного существования является совпадение государственных границ с национальными».⁶⁵ Дж. Актон был сторонником многонациональных (полиэтнических) государств и, в связи с этим, говорил о том, что, именно, «соединение различных наций в одном государстве есть условие цивилизованной жизни, столь же необходимое, как соединение людей в обществе. Заведомо несовершенны те страны, в которых нет сосуществования рас и племен; дряхлы, лишены жизненных сил те государства, в которых это сосуществование не оказывает более своего благотворного влияния».⁶⁶

Идеи Дж. Актона опережали свое время на столетие. Его фраза о том, что «государство, действующее в направлении поглощения или изгнания различных народов, уничтожает свою жизнеспособность»⁶⁷ - это про нынешние времена, про многие постсоветские государства.

Примерно через 80 лет после публикации работы Дж. Актона один из выдающихся мыслителей ХХ века Карл Поппер написал свою знаменитую книгу «Открытое общество и его враги».⁶⁸ В данной работе он вводит враждебного человеческой личности племенного, или «закрытого», общества - с его подчиненностью магическим силам, различным запретам и табу. Данная идея К.

Поппера, по мнению диссертанта, соотносима с представлением о национальных (этнонациональных) государствах Дж. Актона.

В начале ХХ века во всей Европе торжествовал принцип национального самоопределения. Но в противовес этому принципу распространилось убеждение К. Поппера о том, что «самоопределение - это принцип саморазрушения, потому что кажущееся освобождение народов и меньшинств в действительности создает еще больше меньшинств, при этом - еще яростных, вооруженных куда более вескими поводами недовольства. Новые националистические режимы считают, что могут позволить себе быть намного нетолерантнее старых империй».⁶⁹

Диссертант не согласна с однобокостью рассмотрения понятия «самоопределение», а именно с отождествлением его с понятием «сецессия» -делением государства на части. «Самоопределение» - понятие очень широкое, оно, прежде всего, подразумевает развитие культуры каждого народа, а исследователи чаще всего рассматривают его как «самоотделение».

Можно согласиться с идеей современного исследователя Э. Хоббсбаума,⁷⁰ который предлагает взглянуть на проблему с двух сторон - «сверху» и «снизу»: с точки зрения националистических идеологов и правительств и глазами рядового человека как объекта их действий и пропаганды. Эти две позиции совпадают далеко не всегда, а чаще почти никогда. И в любом случае страдают все этнические группы, и титульные, и меньшинства, заселяющие данное государство.

Далее, анализируя данную проблему, обратим внимание на опыт Европы, где можно заметить, что весь ХХ век ознаменован процессом именно образования национальных государств, расчленением прежних многонациональных империй. Этот процесс не завершился только в Восточной части Европы. И образование национальных государств решается по-разному. Причем решение этого вопроса не в полной мере зависит от того, что написано в Конституции или законодательстве того или иного государства. Возьмем, к примеру, то, что происходило в последнее десятилетие в Чехословакии и Югославии. Оба эти государства распались совершенно по-разному: в одном случае цивилизованно, в другом, катастрофично. И это связано не с тем, что в этих государствах было разное право, а потому что было разное понимание этого права. Само же «право» -это понятие довольно консервативное, которое скорее фиксирует какие то прошлые тенденции и представления по определенному вопросу, чем дает указание по поводу того, как должно обстоять дело в будущем. Кроме того, у этих двух государств был разный уровень взаимоотношений между народами, что, в первую очередь, зависит от правильного осуществления этнополитики. В данном случае не национальной политики, а этнополитики, так как диссертант вкладывает в эти понятия разный смысл.

Национальная политика должна рассматриваться, по мнению диссертанта, как обозначение национальных интересов страны и фиксирования общегосударственных сфер общественной жизни вне зависимости от того является государство моноэтничным или полиэтничным, а что касается этнополитики, то это сфера управления и обеспечения интересов и прав граждан, связанных с этнокультурными запросами. И этнополитика, скорее, характерна именно для полиэтнических государств, где она должна иметь свои приоритеты: на идеологичеком уровне - идея многокультурности; на политико-прававом уровне - совершенство законодательной базы; на социально-экономическом уровне - создание благоприятных условий для воспроизводства и саморазвития культурно-отличительных местных сообществ, при недопущении резких социальных различий по этническим границам и пространственной изоляции отдельных этнических групп; в культурно-образовательно-информационной сферах - ориентация населения на освоение установок толерантного поведения, противодействие экстремистской идеологии и деятельности, утверждение общегражданского патриотизма, освоение общечеловеческих ценностей.

Конституирование современной этнополитики носит реактивный характер, отзываясь, иногда с опозданием, на уже проявившиеся проблемы и разрастающиеся конфликты; она была и остается фрагментарной, направленной на решение лишь отдельных задач, вырванных из общеполитического контекста; ее объектами были лишь проблемные группы и ареалы, а не все население страны, включая и его этническое большинство. Особенно это четко прослеживается на примере Российской Федерации, где осознание тех или иных проблем, связанных с этническим самосознанием, приходит с большим опозданием. Конечно же, немаловажное значение имело принятие в 1996 году «Концепции государственной национальной политики Российской Федерации», в которой в качестве основного доктринального стержня выступала идея национально-культурных автономий. Однако эта идея, заимствованная из западноевропейской теории и политической практики, лишь в ограниченной мере подходит к российским условиям, где основной проблемой являются взаимоотношения между федеральной властью и так называемыми «титульными народами», уже имеющими свои национально-территориальные образования; для них явно недостаточны возможности, предоставляемые экстерриториальными культурными автономиями.

Опыт последнего десятилетия доказал несостоятельность как советской, так и многих западных этнополитических доктрин, постулировавших стирание этнических различий и затухание этнического самосознания народов под воздействием индустриализации, урбанизации и глобализации. Напротив, этническое самосознание лишь обостряется в результате сопротивления указанным уни-фикационным тенденциям. Вместе с тем, оно возрастает также под влиянием демократизации общества, при увеличении возможности свободного волеизъявления граждан. Оказалось, что многие этнические общности, считавшиеся в советское время ассимилировавшимися с родственными народами, на самом деле сохраняют свою этническую самобытность и особое самосознание. И попытки «затолкнуть» этническую активность только в сферу традиционной культуры нигде в мире не увенчались успехом, поскольку были заранее обречены на провал.

Цель национальной политики должна соответствовать сценарию этнополитической интеграции: расширение выбора возможностей, увеличение жизненных шансов граждан в сфере социального и национального развития за счет более полного использования потенциала как отдельных регионов, так и всей федерации; обеспечение безопасности и свободы развития граждан и этнических общностей; повышение гарантий равноправия граждан всех национальностей; утверждение в обществе климата межнационального согласия, упрочение общероссийской гражданской общности.

1.3 Проблема этнической правосубъектности

Любое государство представляет собой особую форму организации политической власти, которая имеет определенное устройство. Организация, устройство и реализацию государственной власти отражает понятие «форма государства», в которой одним из основных элементов является форма государственного устройства.

Наиболее распространенное определение формы государственного устройства сводится к тому, что это национально - территориальная организация государства и взаимоотношения центральных и региональных органов. Основными же формами государственного устройства являются конфедерация, унитарное государство и федерация.

Конфедерация как форма государственного устройства представляет собой постоянный союз суверенных государств, созданный для достижения каких-либо общих, преимущественно внешнеполитических, целей. Каждый член конфедерации, сохраняя государственную самостоятельность и объединяясь с другими государствами в добровольный союз, делегирует центру строго ограниченный крут полномочий. Для осуществления согласованной политики государства, входящие в состав конфедерации, создают один или несколько специальных органов и должностных постов. Решения принимаются после утверждения центральными органами власти соответствующих государств. Отсутствует в них единая налоговая и правовая система, а конфедеративный договор можно расторгнуть по желанию одной из сторон. Примером конфедераций в прошлом могут служить США (1776-1787), Швейцария (18151848), Германский союз (1815-1867).

Унитарное же государство характеризуется высокой степенью централизации политической власти. Оно имеет самое большое распространение в мире (Финляндия, Франция, Испания, Великобритания, Италия, Дания, Япония). В унитарном государстве действует единая конституция, нормы которой применяются на территории страны; централизованная судебная система высших органов государственной власти; единое гражданство и единая система права. Территория унитарного государства подразделяется на административно-территориальные единицы (департаменты, области, районы и т. д.), которые не обладают политической самостоятельностью.

Федерация представляет собой союзное государство, состоящее из государственных образований, обладающих юридической и определенной политической самостоятельностью. Федерация является достаточно распространенной формой государственного устройства (Россия, США, Канада, Бразилия, Танзания и др.). Опираясь на мировой опыт, можно выделить два типа федерации - унитарная федерация, которая характеризуется жесткой централизацией и практически исключает какое-либо значимое отклонение от стандартной иерархии властных структур, а также конфедеративная федерация, которая строится на основе договорных отношений между центром и его субъектами. Первый тип федерации более жизнеспособный, а второй, напротив, характеризуется тенденцией к самоопределению.

Объединяющими началами федерации выступают единое социально-экономическое пространство, единая денежная система, федеральное гражданство, федеральная конституция, федеральные органы власти и управления. Но наряду с ними имеется гражданство определенных субъектов федерации (штатов, республик, земель) в них существуют собственные конституции и законодательство, собственные законодательные и исполнительные органы власти. Между федерацией и ее субъектами устанавливаются особые отношения, при которых действует принцип верховенства конституции и законов федерации. Субъекты федерации имеют прямое представительство в парламенте страны, обеспеченное существованием второй палаты (в России - Совет Федерации, в США - Сенат, в Германии - Бундесрат и т.д.).

По мнению диссертанта, первые две формы государственного устройства в меньшей степени подходят для устройства полиэтнических государств. В крупных государствах с большим числом компактно проживающих этнических групп система федеративного устройства государства является наиболее оптимальной. Ее главное достоинство - рассредоточение полномочий власти, а через это - в устранении источников напряженности и недовольства. Федерализм - достаточно универсальная форма существования разных наций под одной крышей. Отказ от него осложнит задачу сохранения единого государства. Без федерализма многоэтничные государства сохранить сложнее. Поэтому от него не отказываются ни в Испании, ни в Индии, ни в какой либо другой стране, где данная форма государственного устройства устоялась. На сегодня нет идеальной модели федерализма: она постоянно меняется во всех странах; нужно его совершенствовать и в России.

Анализ историко-правовых, историко-философских и социально-экономических исследований о природе и сущности федерализма позволяет видеть два «крайних» подхода к интересующей нас проблеме, а именно, соотносим ли принцип федерализма с решением этнополитических проблем или же не соотносим, т.е. насколько федерализм как социальный институт и способ управления обществом совместим или же не совместим с задачей реформирования национально-государственного устройства полиэтнического общества.