Роль этнизации политики в политическом процессе посткоммунистического пространства

Сторонники первого подхода в своих исследованиях опираются на мировой опыт, свидетельствующий о том, что федерализм не является средством решения национально-этнического вопроса. В данной трактовке федерализм - это способ регуляции взаимоотношений между регионами на основе единой бюджетной политики. По существу, понятие «федерализм» и «региональная политика» выступают в этом случае синонимами. Подобный подход разделяет, например, известный экономист Л. Смягин.

Сторонники данного подхода считают, что в нынешней практике формирования федерализма много риторики о необходимости строительства подлинной федерации, но мало понимания истинного смысла. Некоторые представители власти национальных республик понимают формирование подлинной федерации исключительно как «налаживание межгосударственных отношений в рамках федерации, которая только начинает строить цивилизованные отношения с суверенными государствами в своем составе».⁷²

Подобные «федеративные» концепции, естественно, противоречат как историческому, так и современному опыту развития мирового федерализма.

Все федерации (кроме бывших СССР, Югославии, Чехословакии, а также нынешней Российской Федерации, Индии и Бельгии) построены на территориальной основе. Главное для них является не национальные проблемы, а проблема децентрализации, разделения властей между федеральным центром исубъектом. И, наоборот, «зацикленность» на национальной проблематике привела к краху выше названных федераций Восточной Европы.

Стратегической тенденцией современного федерализма является, при сохранении прав и полномочий субъектов, интеграционная политика. «Субъекты федерации не имеют права на отделение, на самовольный выход из федерации, на так называемую сецессию из сепаратистских побуждений в ущерб территориальной целостности и политическому единству суверенных государств. Существует единое правовое пространство, которое обеспечивается верховенством федерального закона, прежде всего, федеральной Конституцией. Закон субъекта федерации не может противоречить федеральному закону. Разграничение предметов ведения между органами государственной власти федерации и ее субъектами производится Конституцией и федеральными законами».Иностранное конституционное право. - М., 1996. - С. 34-35, 148-149, 216-217, 244-245; Единая конституционная система Российской Федерации. - М., 1994. - С. 42-43.

Принципиально другую позицию по отношению к вышеуказанному подходу занимает известный российский политолог Р.Г. Абдулатипов. По его мнению, «федерализм - явление многоаспектное, многогранное, его не целесообразно сводить к государственному устройству определенных территорий. Федерализм может успешно функционировать лишь в демократическом обществе. Можно сказать, что федерализм - это демократический принцип обустройства народов и территорий в рамках единого государства; это совершенствование управления государством; это сохранение его территориальной целостности, это соблюдение прав и интересов всех национальностей, свободное развитие их экономики, культуры, традиций путем тщательного учета их особенностей и потребностей, интересов, равно как и потребностей и интересов всей системы власти и управления. Главным показателем успешного развития федерализма являетсясоблюдение равноправия граждан, независимо от их национальности и места проживания, на территории всей страны».Абдулатипов Р.Г. О федеративной и национальной политике Российской Федерации. М., 1995. - С.63

С ним согласен политолог Н.П. Медведев, который считает, что национальная политика должна быть построена на основе современной модели федерации. «Это модель государственного устройства - федерация строящаяся на конституционно-договорных принципах, позволяющих реализовать право народов на самоопределение». Медведев Н.П. Национальная политика России. - М., 1993. - С. 162.

Рассматривая выше изложенные точки зрения, диссертант подчеркивает, на первый взгляд, схожесть идей Р. Абдулатипова и Н. Медведева относительно соотносимости федерализма как социального института и способа управления обществом с задачей реформирования национально-государственного устройства полиэтнического общества. Но если Р. Абдулатипов настаивает на сохранении территориальной целостности государства, то Н. Медведев не акцентирует на этом внимание.

Однако, чаще всего федеративная и региональная власти по разному трактуют понятие самоопределение народов, закрепленное в международном праве.

Появлению принципа самоопределения народов предшествовало провозглашение принципа национальности, под флагом которого экономически и политически окрепшая буржуазия боролась с отживающим феодализмом. Однако «принцип национальности» не стал господствующим даже в международном праве эпохи буржуазных революций, поскольку предполагал самоопределение только по национальному признаку. Содержание принципа самоопределения менялось в зависимости от исторической обстановки. На определенном историческом этапе развития общества данная проблема сводилось к проблемеобразования самостоятельных государств, поскольку этнонации исторически сложились после государств.

Право национального самоопределения не исчезает, если народ образовал самостоятельное государство или вошел в состав федерации государств. Субъектом права на самоопределение являются не только зависимые, но суверенные нации и народы. С достижением национальной самостоятельности право на самоопределение лишь меняет свое содержание, что находит отражение в соответствующих международно-правовых нормах, зафиксированных в Декларации о принципах международного права 1970 года.Курс международного права в 7-ми томах. Т.2. - М., 1989. - С. 148-149.

В содержании права на самоопределение также рассматриваются экономические аспекты, например, право каждого народа свободно распоряжаться своими естественными богатствами и ресурсами, осуществлять культурное развитие и т. п.Там же. - С. 154-155

Современное нормативное содержание самоопределения включает в себе как права народов, так и соответствующие им обязанности государств. Так, праву народов свободно, без какого бы то ни было вмешательства извне определять свой политический статус и осуществлять экономические, социальное и культурное развитие соответствует обязательность государств не только уважать это право, но и содействовать ему путем совместных и индивидуальных действий.

Без строгого уважения и соблюдения принципа самоопределения народов невозможно выполнять многие жизненно важные задачи, стоящие перед ООН, например задачу содействовать всеобщему уважению и соблюдению прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, пола, языка и религии. Без строгого соблюдения данного принципа невозможно также поддержание отношений мирового сосуществования между государствами.

Принцип самоопределения народов и наций - это право народов и наций, но не обязанность, и осуществление этого права может быть многовариантным. Самоопределение не должно осуществляться с сепаратистских позиций в ущерб территориальной целостности и политическому единству суверенных государств. С другой стороны, если народ создает орган, который его официально представляет и выполняет публично-правовые функции, то всякие насильственные действия, препятствующие извне процессу самоопределения, могут рассматриваться как нарушающие принципы невмешательства и суверенного равенства государств.

Важно подчеркнуть, что неоднозначность в трактовке сущности суверенитета и идеализирование данного понятия являются одной из основных проблем федерализма, которая приводит к осложнению взаимоотношения между федеральным центром и субъектами федерации.

Под суверенитетом в международной практике понимается «независимость государства от других государств во внешних отношениях и верховенство во внутренних делах». В.Л. Цымбурский выделяет две оси суверенитета - внешнюю и внутреннюю, - которые сводит в один смысловой комплекс, представляющий с разных сторон ансамбль прав государственной власти. Цымбурский В.Л. Идея суверенитета в посттоталитарном контексте. // Полис. - 1993. - №1. -

С.18. Под внутренним аспектом суверенитета понимается возможность для государства распоряжаться своей территорией и ресурсами, а также, издавая законы, принуждать подданных к их исполнению. Внешний же аспект отождествляется с возможностью проводить независимую политику, устанавливать дипломатические отношения с другими государствами, объявлять им войну и заключать мир.

Многие авторы подчеркивают внутренний аспект суверенитета, под которым подразумевается верховная власть на определенной территории, куда не распространяется законодательная, исполнительная и судебная юриспруденциядругих государств, за исключением международного законодательства. Однако следует помнить, что внутренний аспект суверенитета должен быть дополнен внешним, для того чтобы с полным основанием говорить о независимости (субъектности) государства. Собственно говоря, внешний аспект суверенитета как раз и заключается в принципе независимости государств, что конституирует их в качестве субъектов международного права. При этом "свободное решение о делегировании определенных властных функций другим государствам не наносит ущерба суверенности, но соответствует так называемой «конституционной зависимости». James A. Sovereign Statehood. - London, 1996. - P. 48.

Между тем, анализ международно-правовой практики показывает, что реально в качестве субъектов в этой сфере деятельности выступают не только государства и международные организации (другой общепризнанный тип субъекта в международном праве), но и различные квазигосударственные структуры и образования.

Поскольку многие этносы сегодня выступают на международной арене как «квазиюридические субъекты» и в качестве международных организаций обретают статус субъектов международного права, правительствам необходимо считаться с этой новой реальностью и не отвергать с порога претензии многих групп меньшинств на суверенизацию. Майборода Э.Т. Цит. раб. - С. 100.

Прилагая к каждому субъекту, притязающему на суверенность, двойную шкалу оценок, учитывающую как размеры его властного потенциала, так и масштабы его мировой признанности, мы получим дифференцированную градацию суверенитетов различного ранга.

В.Л. Цымбурский предлагает две парадигмы суверенитета: «суверенитет

факта» и «суверенитет признания». «Суверенитет факта» отвечает такому положению, когда мировое сообщество государств своим признанием лишь ратифицирует факт самоутверждения и жизнестойкости любого режима, заставляющего с собой считаться как с реальной силой. Для «традиционных» международных систем, где господствует «суверенитет факта», характерно жесткое размежевание сфер внешней и внутренней политики: последняя является частным делом суверенных режимов, не допускающих вмешательства в свои домашние дела. «Суверенитет признания» выражает тенденции таких эпох и систем, в рамках которых силы и стабильность каждого суверенного субъекта оказываются в зависимости от силы и стабильности мирового сообщества государств в целом. В таких условиях нормы политического поведения, демонстрирующие приверженность духу согласия, превалируют над своеволием и ценностным сепаратизмом отдельных режимов, а грани между внешней и внутренней политикой размываются.

Предложенную В.Л. Цымбурским типологию диссертант, основываясь на реально существующих ограничениях суверенитета современных государств, считает возможным дополнить следующими понятиями:

разделенный суверенитет, при котором независимое государство делегирует часть своей власти защищающему или опекающему государству, но сохраняет полный контроль над внутренними делами и внешней политикой;

ассоциативный суверенитет. Это понятие было сформулировано в ходе дискуссий в ООН относительно самоуправления несамоуправляемых территорий. Делегируя часть своей власти другому государству, ассоциированное государственное образование может в любое время в одностороннем порядке прекратить отношения ассоциации с другим государством;

-плюралистический суверенитет. Понятие было предложено Г. Ласки: отвергнув концепцию суверенного государства, он предлагал рассматривать отношения по поводу властных отношений на основе согласия между членами сообщества; Там же. - С. 67.

- внутренний суверенитет. В результате значительных дебатов в рамках ООН по этим спорным вопросам международное сообщество пришло теперь к признанию права народов на самоопределение в пределах границ государства. Это означает право на контроль за большинством или за всеми аспектами внутренних дел, связанных с образованием, социальными вопросами, благосостоянием, культурой и т.п., в то время как внешние вопросы, такие как оборона, внешнеторговые и дипломатические отношения, остаются в ведении центральных органов государства.

Рассматривая федерализм как форму государственного устройства в полиэтническом обществе, диссертант считает необходимым подробно остановиться на вопросе субъекта федерации.

Своеобразие современной или новой теории федерализма, по мнению Л.Л. Хоперской и Р.Г. Абдулатипова, состоит в сочетании территориального и национального начал.

Использование в политическом анализе категории «субъект» применительно к этнической группе означает, что данная группа рассматривается в качестве носителя не только культурной, но и политико-правовой активности, т.е. форм общественной активности, которые традиционно находятся в сфере регулирования институтами государства.

Социологи разных направлений считают, что этносы являются элементами социальной структуры общества, антропологи изучают системы внутриэтнических связей в традиционных обществах, культурологи анализируют особенности национальных культур и способов их трансляции, этнологи - социальнопсихологические механизмы этнической идентичности, конфликтологи - причины и типологию межэтнических конфликтов. Данная проблема изложена в кн.: Идентичность и конфликт в постсоветских государствах: Сб. статей / Под ред. М.Б. Олкотт, В. А. Тишкова, А. Малышенко. М., 1997; см. также кн. Тишкова В.А. Реквием по этносу. М., 2003; Дробижева Л.М. Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность. М., 2002.

В условиях, когда стали рушиться устоявшие государственные политические институты и общественные структуры, размываться традиционные социальные группы и классы, кризис национальной культуры политики стал очевидным. Появился широкий спектр политических сил, по разному выражающих национальные интересы. Одни защищали «теорию охранительной стабильности», другие обосновывали практику культурной ассимиляции, третьи призывали полностью игнорировать этническое своеобразие некоторых народов.

Согласно Э. Геллнеру, «националистические настроения обычно возникают, когда государство оказывалось слишком ощутимым. Обычно это касалось его границ или распределения власти и, возможно, других установлений, которые могли вызывать недовольство».

Существование же государства, государства централизованного и авторитарного, не допускающего на верхние этажи власти представителей определенных этносов, ощущалось на разных этапах исторического развития. Поэтому стремление этих этнических групп к обретению различных форм государственности можно рассматривать как способ «выживания» национальных культур, как гарантию сохранения этнической специфики.

Э. Геллнер считает, что в полиэтнических государствах использование в качестве государственного языка этнического большинства для остального населения создает «огромное различие для жизни и перспектив каждого индивидуума», когда личные перспективы оказываются в противоречии с целью сохранения и развития национальной культуры. На основании этого объективно зафиксированного факта он утверждает, «что наступила эпоха отчетливого этнического конфликта. Все мы существуем внутри обширной бюрократической сети, и тот, кто не вписывается в ее коммуникативную среду, становится второсортным гражданином». Соответственно желание полноценности порождает стремление к формированию государства, которое будет сохранять и защищать культуру своего этноса, государства, в котором национальный язык будет иметь статус официального.

Согласно Э. Геллнеру, оформление государственности влечет всплеск национализма. С данной точкой зрения можно и согласиться, и в то же время поспорить. Однако, опираясь на данное высказывание, можно разграничить два варианта оформления государственности: первый, когда оно происходит «снизу», то есть в результате распада крупной системы, и второй, «сверху» - через придание государственного статуса тем образованиям, которые ранее его не имели. В посткоммунистическом мире, а в особенности на территории Российской Федерации, можно заметить присутствие и одного, и второго варианта и даже сочетание этих двух случаев.

Однако очень сложным остается вопрос о механизме «превращения этничности в относительно самостоятельную политическую величину» Абдулатипов Р.Г. Заговор против нации: национальное и националистическое в судьбах народов. - СПб., 1992. - С.137., о причинах и формах влияния на политическую жизнь национальной, этнической самостоятельности, этничности. На практике бывает трудно определить, до какого исторического момента сохранение тех или иных этнических особенностей в неприкосновенности является условием не только простого воспроизводства, но и развития этноса, причем такого развития, при котором он оказывается способным адекватно реагировать на вызов времени. Что лежит в основе и обеспечивает сохранение и утверждение этнической самобытности того, что отличат один этнос от другого?

С точки зрения Л. Л. Хоперской «это совокупность свойственных определенной этнической группе особенностей образа жизни и социального взаимодействия. Это внутренняя специфическая характеристика, позволяющая проявляться особенностям этноса при любых условиях его жизнедеятельности -это и есть этническая субъектность». Хоперская Л.Л. Цит. раб. С.23.

Этническая субъектность - это особый тип социальной связи, которая обеспечивает устойчивость внутриэтнической структуры.⁹¹ Формой выражения этнической субъектности являются наличие общественных институтов и механизмов его функционирования.

Формы самоорганизации этноса и формы передачи от поколения к поколению накопленного народом опыта и система исторически выработанных способов жизнедеятельности складывались на протяжении длительного исторического периода. В традиционных, доиндустриальных обществах этническая специфика проявлялась в семейно-брачных отношениях, хозяйственной деятельности, традиционных промыслах и ремеслах, типах жилища и одежды, предметах материальной культуры, системе воспитания и образования, языке, духовных нормах и ценностях, исторической памяти, обрядах и ритуалах, государственном устройстве, форме правления и т.д., т.е. практически во всех формах саморегуляции этноса.

Но эти особенности складывались не одновременно и существовали не всегда. И здесь огромное влияние оказали географические, природные, экономические факторы. Часто некоторые элементы национальных традиций были переняты у соседствующих этносов. Данные особенности и составляют сущность этнической субъектности.

Л.Л. Хоперская выделяет три специфических свойства этнической субъектности:

этническая субъектность - это способность этноса как целого вступать в диалог с инонацианальным окружением. Форма и характер такого диалога всегда специфична, но отсутствие способности у каждого члена этнической группы идентифицировать себя с ней как целостным образованием и выступать от имени этого целого ведет к ассимиляции, растворению одного народа в другом, к потере своего исторического лица. Каждый этнос обязан своим сохранением определенным социальным механизмам, обеспечивающим его устойчивость;

этническая субъектность - это своеобразие социальных связей, формирующих и организующих этническую общность;

этническая субъектность - это свойство этноса, отражающее его активность во взаимодействиях с другими социальными субъектами.⁹²

Диссертант, анализируя данные свойства и преломляя их ко всем современным этническим сообществам, приходит к выводу, все народы могут обладать данными свойствами, так как они демонстрируют огромный потенциал самосохранения. И в данном случае необходимо подчеркнуть, что этносы являются не только объектами, но и субъектами политического процесса.

В понятие «этническая субъектность» входит не застывшая, не неизменная характеристика этноса, а его способность к выработке различных способов собственного самосохранения, а также способность выявлять самоценность каждого из них. Историчность этнической субъектности проявляется в способности этноса перестраивать формы внутренней самоорганизации и самовосприятия в соответствии с изменяющейся природой и социальной средой. Каждое этническое сообщество в становлении собственной этнической субъектности, в особенности в полиэтническом государстве, старается вступить в диалог с государством и персонифицирующими его органами власти и активно заявить о себе как субъекте культуры, политики и права. Причем формы, в которых конституировалась культурная и политическая субъектность (создание национально-культурных и социально-политических организаций), оказались эффективными способами достижения правовой субъектности.

Основным тезисом концепции этнической субъектности, по мнению Л.Л. Хоперской является утверждение о том, что «основанием социально-политической активности народов, особенно в условиях политического и экономического кризиса, разрушения социальной структуры общества служит то обстоятельство, что на протяжении «имперских» десятилетий они сохранили внутреннюю родовую структуры и механизмы ее функционирования, т.е. их жизнь не исчерпывалась официальным правом, а всегда дополнялась своими, внутренними законами. Возрождение национальной жизни прошло через ее фактическую институциализацию в новом политическом и правовом пространстве».¹

Статус политической и правовой субъектности не присущ социальным сообществам изначально. Социальные субъекты «становятся субъектами политики в ходе формирования их самосознания как субъектов политики, самоорганизации и социально-политического самосознания».² При этом, по мнению диссертанта, если коллективное сознание и самосознание и общая коллективная воля к политическому действию и самостоятельный выбор целей, способов и средств этого действия конституирует политическую субъектность этноса, то наличие определенной институциональной организации и открыто выражаемое вовне деятельное отношение к политической системе и ее институтам позволяет говорить о его политической субъектности.

Диссертант считает, что основными признаками политической субъектности являются:

способность и возможность принятия политических решений;

наличие средств и возможностей реализовать принятые решения;

практическое участие в политической деятельности;

ответственность за последствия своих политических действий.

На каждом историческом этапе политико-юридическое мышление выражается в концепции права и правоспособности субъектов, составляющих социальную структуру общества. Источником правоспособности (а также объема права ответственности) служит выполнение определенной социальной группой объективности существующих общественных функций.

Наиболее эффективно данная функция стало основанием для наделения «правами» различных феодальных сословий. В эпоху буржуазных революций появилось изречение «права не дают - их берут», когда новый класс силовыми методами обеспечивал наделение себя правами. Революционное социалистическое правосознание, по существу, исходило из этой же установки.

В советский период общественные функции этносов сводились к представительству в официальной модели культуры, какие-либо политические возможности самовыражения (статус автономии различных уровней, представительство в союзных органах власти и т.п.) предоставлялись «сверху». Именно такой характер приобретения правоспособности закрепляли добуржуазные конституции (хартии, свободы монархического пожалования, указы о привилегиях).

В посткоммунистическом мире исходили из того, что государство обязано заботиться об этносе, который не обладает никакими самостоятельными специфическими общественными (экономическими, политическими, правовыми и т.д.) функциями, т.е. являлся объектом управления, и потому ставит его жизнь под свой неограниченный контроль. Этносу не дано было самостоятельно искать свой путь, фактически это означало отказ в его правоспособности.

Такой тип государства Э. Геллнер рассматривал в своем труде «Нации и национализм».Геллнер Э. Нации и национализм. - М., 1991. Он исходил из концепции М. Вебера,Вебер М. Избранные произведения. - М., 1990. признающей в качестве государства такую организацию внутри общества, которая владеет монополией на законное насилие. Насилие может применяться только центральной политической властью и теми, кому она дает такое право.

В советский период отрицание правоспособности этнических групп сочеталось с очень жесткими формами их юридической ответственности (репрессиями по этническому признаку).

Л. Л. Хоперская к парадоксам советского права относит:

антиправовые действия преподносились в форме законничества, процессуального порядка и юридической обоснованности, а традиционные (национальные) регулятивные институты, лишенные внешней законности, объявлялись неправовыми;

национальное бесправие утверждалось в строго правовой форме всеобщности и равенства перед законом как граждан правового государства.

Отсюда недоверие и неприятие принципа приоритета прав гражданина перед всеми остальными;

3. фактическое неравенство в правах представителей различных этнических групп было повсеместным в мире повседневных социально-политических отношений.Хоперская Л. Л. Цит. раб. - С. 27.

Исходя из выше указанного, несовпадение закона и права в общественном сознании стало объективной основой стремления к новому правопорядку как способу регуляции взаимоотношений этноса и государства, причиной активизации политико-правовой деятельности различных институтов, выражающих этнические интересы.

Что касается социально-политической формы, то она предоставляет субъектам исторически определенные места в политической жизни, образующие поле их социально-политических возможностей. Ее назначение, следовательно, -быть способом связи субъектов политики между собой и обществом в целом.

Эту опосредующую функцию она выполняет:

а)посредствам института собственности;

б)посредствам институтов политической власти.

В условиях кризиса социально-политического строя такие социальные субъекты как этносы сделали заявку на новое место в государственной системе и на существенное расширение поля своих политико - правовых возможностей.

Функционирование норм обычного права как института, обеспечивающего сохранение системы внутриэтнических и межэтнических отношений по утверждению Л. Л. Хоперской, было использовано в качестве основания для распространения этих норм на процессы регуляции отношений с другими субъектами. Право, понятное как регулятивная система, было противопоставлено бесправию как непредусмотренности права для этнических групп.Там же. С. 28.

Кризис мировоззрения и права вызвали к жизни различные концепции, сутью которых является протест против «имперской идеологии». Подчеркивание вины империи и страдания этносов дает нравственную высоту позиции националистов и обосновывает их призывы к нравственному возрождению этносов. В этом заключается сила национальной идеи в современных условиях. В современных национально-идеологических концепциях складывается такая система взглядов, где право наций объявляется высшей, вневременной ценностью, формируется определенное «суверенное мировоззрение», в рамках которого абсолютизируются правовые нормы, установления, институты, обеспечивающие приоритетные права этносов на территории их исконного проживания. Установления правопорядка, основанного на этих нормах, происходит «снизу», без вмешательства центральной власти.

Таким образом, по мнению диссертанта, становится очевидно, что в любом полиэтническом государстве должны быть такие принципы государственного устройства, такая концепция правового государства, где будут сформулированы новые ориентации, предусмотрены новые правовые и социальные гарантии этническим группам, конструктивный диалог которых является необходимым условием сохранения единого государства.

В начале ХХ в. Рудольф Шпрингер в своей работе «Государство и нация» предложил концепцию национальной автономии, базирующуюся на признании этнических групп субъектами права.Шпрингер Р. Государство и нации // Марксизм и национальный вопрос. - Харьков, 1923. В марксисткой литературе данная концепция выглядит упрощенно и носит название национально-культурная автономия, где сводится все ее содержание к «изъятию из ведения государства и органов местного и областного самоуправления функций, связанных с вопросомкультуры и передаче их нации в лице особых учреждений центральных, избираемых всеми ее членами на основе всеобщего и т.д. избирательного права».Равич-Черкасский М. Предисловие// Марксизм и национальный вопрос. - Харьков, 1923. -С.4.

Изложение своей концепции Р. Шпрингер предваряет следующим замечанием: «Развитие понятия национальности в ХІХ в. привело к установлению таких терминов: народ - понятие публичного права, определяется принадлежностью к одному государству; народность - этнополитическое целое, с одинаковым языком; национальность - духовное культурное сообщество с заслуживающей внимание национальной литературой, как выражением этой культурной общности». Шпрингер Р. Цит. раб. - С.18. Данным разграничением терминов он старался разграничить и политико-правовой статус каждого из них.

Р. Шпрингер считает главной задачей полиэтнического государства устройство народностей как юридических лиц. По его мнению, национальный вопрос не будет разрешен, если здесь в вопросе о субъектах такого государства подменить нации « коренными землями» (территориальными округами), состав и величина которых точно установлены конституцией. Или нужно доказать сначала, что автономия коронных земель неизбежно влечет за собой и национальный мир. Пока такого доказательства нет, нельзя заменять национальный вопрос вопросом большей или меньшей децентрализации государственного или провинциального управления. Там же. - С.11.

Далее Р. Шпрингер утверждает: «Когда разрешен будет первый предварительный вопрос о юридическом лице, будет найдено и содержание права, т. е. национальное право этого юридического лица: тогда - то национальные советы объявят, каких верховных прав они требуют, какие предметы они отнимут у государства и оставят в своем ведении, а какие сочтут практичным управлять по поручению. Тогда они объявят, в какой мере государственное правление должно быть национальным, в какой - интернациональным».¹⁰¹

Опираясь на выше изложенные концепции, диссертант выявляет, что целью юридического установления национальных прав (этнической правосубъектности) является государственное обеспечение пользования определенной властью, т. е. известной степени влияния на государственную власть. Эта фактическая сила, в лице этнических общностей, должна стать правовой, фактическое влияние на государственную власть должно стать правовым участием в верховных правах государства.

Различные формы управления этническим сообществом, в различные периоды истории, всегда приводили к сталкиванию с таким свойством этноса, которое и пытались реформировать или уничтожить соответственно либерально-просветительскими или репрессивными методами. Однако, ни первый, ни второй методы на практике, чаще всего, не приносили тех результатов, которыми можно было бы руководствоваться при решении этнополитических проблем, возникающих в полиэтнических сообществах.

Сущность данного свойства, обозначаемое как «этническая правосубъективность» заключается в том, что каждый этнос стремится к своему самоутверждению через сохранение или достижение определенного культурного, политического и правового статуса и носит конкретно-исторический характер.

В современных посткоммунистических обществах поиск политико-правового обоснования лигитимизации этноса как субъекта права, политизированная этничность рассматривает в этнической правосубъектности, то есть способности реализовать этнические права и свободы, содержащиеся в международном праве. Активизация данных стремлений ведет к усилению политизации этничности и этнической мобилизации.

Проделанный в первой главе анализ позволяет сделать следующие выводы.

1. Понятие этнизации политики обозначает набор взаимосвязанных стратегий коллективных действий, заключенных в каркас соответствующих когнитивных и ценностных установок, направленных на реконструирование этнической политики в условиях нестабильности этнофедеральных систем. В основе феномена «этнизации политики» лежат два основных критерия -этническая самоидентификация и мобилизация. Данный процесс, развиваясь, приобретает противоречивый характер: с одной стороны - конструирующий, а с другой - дестабилизирующий.

2. В современных полиэтнических обществах, этническая проблематика проникает практически во все стороны жизни, как социума, так и индивида, что обуславливает глубокое многоаспектное влияние этого явления на экономические, политические, правовые, общественные отношения в государстве и обеспечивает его способность трансформировать эти отношения, переводя их на качественно иной уровень. Важную роль в реконструировании этнополитики в рамках политико-правовых отношений принадлежит государству, так как не только направленность, сила и содержание интересов и устремлений, современных полиэтнических государств, но и укрепление и разрушение во многом обусловливаются этническими факторами. Для разработки концептуальных мер, способных содействовать уменьшению остроты этнополитических процессов в полиэтнических обществах посткоммунистического мира, необходимо стремление к этнополитической интеграции, а также разграничение национальной политики государства от этнополитики.

3. В поиске юридических обоснований этнической правосубъектности, то есть легитимизации этноса как субъекта права, политизированная этничность культивирует «чувство истории», чувство «республикообразующей» или «государствообразующей» нации. Это вызывает негативную реакцию со стороны федеральных государства, которое в свою очередь стремится сохранить свою территориальную целостность. Целью юридического установления этнических прав является государственное обеспечение пользования определенной властью, то есть известной степени влияния на государственную власть, а также реализацию этнических прав и свобод, содержащихся в международном праве.

ГЛАВА II. ПОЛИТИЗИРОВАННАЯ ЭТНИЧНОСТЬ В СТРАНАХ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКОГО МИРА

2.1 Причины этнизации политики в посткоммунистическом мире

Конец 80-х - начало 90-х г. ХХ в. ознаменовался сложными и противоречивыми по сути и своей значимости событиями. И самым грандиозным явилось событие, связанное с исчезновением с политической карты мира такого государства, как СССР. Вместе с тем появились множество независимых государств, которые уже стали проводить собственную политику в противовес той политике, которая проводилась советским правительством.

Прослеживая развитие современных посткоммунистических государств, можно заметить, что этнизация политики представляется столь же неизбежной реакцией рациональных акторов посткоммунистических обществ, сколь опасна она в долговременной перспективе и с точки зрения ее совокупных последствий. Но если она способна повлечь за собой тяжелые последствия, то почему же акторы все - таки прибегают к политике этнизации? Здесь можно найти множество объективных и субъективных причин, которые тесно взаимосвязаны и частично накладываются друг на друга. Главной объективной, по мнению диссертанта, причиной этнизации политики выступает системный кризис социализма. Поиск путей выхода из данного кризиса постепенно создавал условия для появления множества субъективных причин, которые легли в основу этнизации политики в посткоммунистическом мире. Одной из важных субъективных причин является кризис государственной власти.

Представители политической элиты посткоммунистических обществ испытывали острую потребность отмежеваться от старого режима, особенно если их подозревают в том, что они ранее были их сторонниками. Однако, «стремясь освободиться от «советского прошлого», новые лидеры партий, движений, наций и республик вольно или не вольно сами оказывались в полной зависимости от партийно-советской системы и ее методов руководства. Новые проблемы они стали решать на основе старых методов, принципов, стереотипов и подходов, очевидно потому, что потеряли представление о времени и пространстве». Дзидзоев В.Д. Кавказ конца ХХ века: тенденции этнополитического развития (историко-политологическое исследование). - Владикавказ, 2004. - С. 6-7.

Во многих странах Центральной и Восточной Европы опыт коммунистического правления выражался в понятиях, как принудительного разъединения, так и искусственного межнационального союза, а именно принудительного разъединения с Западом и искусственной интеграции с Востоком, с его экономическими, политическими и военными структурами. В годы коммунистического правления Восточная Германия, Польша, Чехословакия и Венгрия испытывали как бы двойную сложность: с одной стороны, их исторические и культурные связи с Западом были разорваны, а с другой - они как бы оказались вынужденными жить под военным, экономическим и идеологическим господством Советского Союза. И хотя при переходе к посткоммунистическому этапу развития основной линией политического разлома в этих странах стал раскол между «старым режимом» и «новой свободой», весьма скоро началось раздвоение нарождающегося нового политического режима. В основе этого вторичного раскола лежал вопрос о том, какую из двух характеристик прежнего порядка считать наиболее важной и, соответственно, на изживание какой из них должны быть направлены основные усилия.

Схематично говоря, произошел раскол между «модернизаторами», стремящимися «вернуться в Европу», и консерваторами, а также силами, выражающими интересы сельского населения, которые предпочитали «вернуться к самим себе». Практически по всей Центральной Европе первая из названных посткоммунистических политических сил оказалась гораздо слабее, чем вторая.

Причины, объясняющие превосходство консерваторов-националистов связаны, в первую очередь, с тем, что коммунизм создавал и навязывал искусственные наднациональные узы. Таким образом, крах коммунизма повлек за собой артикуляцию стремлений восстановить и снова обрести национальное прошлое, вновь найти национальную идентичность. Но почему мобилизационная парадигма возрождения, выраженная стремлением «войти в Европу» не только в узком смысле экономической и политической интеграции, но и в широком культурном и социальном плане, оказалась столь слабой? Сценарий, используемый «модернизаторами», основан на противопоставлении некоего «светлого будущего» «темному коммунистическому прошлому», тогда как националисты противопоставляют «темному коммунистическому прошлому» «светлое прошлое» докоммунистического «золотого века». Учитывая противоположность этих двух критериев оценки, обрамляющих соответствующие политические инициативы, «модернизаторы (с их прославлением городской жизни, гражданского общества, рынка, прав человека, секуляризации и нравственной терпимости) несомненно, обречены на поражение. «Ведь они предлагают гражданам и избирателям массу неясного и двусмысленного, нечто крайне трудно мотивируемое для общества, где ни одна из отстаиваемых модернизаторами ценностей не получила сколько-нибудь широкого распространения в качестве укоренившейся нормы и где, вдобавок, принятие этих ценностей не влечет за собой какой-либо благостной перспективы в виде обретения таких желаемых следствий, как процветание и безопасность».Оффе К. Этнополитика в восточноевропейском переходном процессе // Полис. - 1996. №2. -С. 37. Похоже, что мы сталкиваемся здесь с игрой обращенной к прошлому культурной «гордости» против ориентирующейся на будущее экономической «надежды». Учитывая, что в рассматриваемых обществах отсутствуют общие принципы организации политического пространства, которые могли бы служить связующим звеном между противостоящими силами, инедостаточно весомые основания для экономической надежды, страстная потребность в гордости неизбежно возьмет верх.

Что же касается собственно СССР, уже в конце 1980-х годов в обществе все шире распространялось убеждение о том, что серьезные экономические реформы на социалистической основе невозможны и что надежды должны быть возложены только на классические образцы экономического и политического развития западных стран, которые обеспечили их ведущую роль мировой экономики XX века. О масштабах изменения в общественном сознании и, не без влияния либеральной элиты, можно судить по опросам Всесоюзного центра исследований общественного мнения (ВЦИОМ). Так в 1990 году 32% опрошенных считали образцом для подражания США (1989 году - 28%), еще 32% - Японию, 17% - Германию, 11% - Швецию и только 4% - Китай. Согрин В.В. 1985-1995: Реалии и утопии новой России // Отечественная история. - 1995. -№2. - С.8.

В этих условиях, с учетом того, что экономические издержки переходного процесса становятся все более ощутимыми, стремление «войти в Европу» может легко спровоцировать реакцию, которую можно охарактеризовать как недозрелость уровня развития в противовес развитым странам Запада. Поражающая асимметрия между двумя сценариями объясняется тем, что «золотое прошлое» дает уверенность, тогда как будущее - нет. Именно стратегическая и программная слабость «модернизаторской» части посткоммунистического политического спектра и питает поддержку подавляющим большинством населения их консервативных, националистических, популистских и клерикальных оппонентов. Политика коммунистического режима, вынуждающего людей жить вместе с «чужаками» и даже находиться под их властью, берет верх в качестве объекта негативных отсылок над другим его деянием - отделением людей от их западных соседей. В результате, при урегулировании проблем, связанных с переходом от одного типа общества к другому, этнические различия,культурный партикуляризм и националистические призывы играют более важную роль, нежели классовые и другие социоэкономические различия и конкурентные отношения - несмотря на то, что последние внесли столь значительный вклад в политическую и экономическую модернизацию Западной Европы. Превалирование националистических и этнических подходов не исключает и наличия смешанных, подобных тому, которого придерживается Венгерский демократический форум, выступающий за экономическую модернизацию и экономическую, равно как и военную интеграцию с Западом, и в то же самое время - в качестве высшего приоритета - за «защиту венгерства от космополитических и культурных преобразований».^11,5 Оффе К. Цит раб. - С.38.

Процесс дезинтеграции необходимо показать через стремление элит и лидеров получить наибольшую поддержку среди масс. Ярким примером здесь может послужить противоборство между Россией и СССР, между М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным. На сентябрьском (1989 г.) Пленуме ЦК КПСС, который был посвящен национальной политике партии, М.С. Горбачев развил идею придания нового статуса советской автономии, а именно «преобразовать некоторые автономные республики в союзные». Горбачев М.С. О национальной политике партии в современных условиях. Доклад и заключительное слово на Пленуме ЦК КПСС 19, 20 сентября 1989 г. - М., 1989. - С. 26.

Для борьбы с Б.Н. Ельциным союзные власти инициировали и всячески поддерживали центробежные силы в автономных республиках России. Уже на I съезде народных депутатов СССР в мае - июне 1989 года был поднят вопрос о перестройке федерации с учетом реального суверенитета. Именно на этом съезде, по мнению диссертанта, была заложена основа для расшатывания единства и целостности республик, которые имели в своем составе автономии.

Верховный Совет СССР 26 апреля 1990 года принял закон «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации», который выравнивал правовой статус автономных и союзных республик. Автономные республики рассматривались в качестве советских государств - субъектов Федерации (Союза ССР). Им давалось право передавать полномочия Союза ССР, минуя союзные республики, в состав которых они входили. Отношения же автономных республик и даже автономных образований - округов и областей - со «своими» союзными республиками предписывалось строить на основе договоров и соглашений.

Этим законом союзная власть, по существу, придавала мощное ускорение тому механизму центробежных сил в автономных республиках, который она создала и запустила в июне - сентябре 1989 года. Дезинтегративный механизм в России был фактически заведен союзной властью за целый год до популистического призыва Б. Ельцина в Башкирии: «возьмите ту долю власти, которую сами можете проглотить», призыва, которым он пытался перехватить инициативу по поддержке автономий в борьбе с М. Горбачевым.

Участие в этнических и националистических политических инициативах помогает человеку обозначить свою дистанцированность от прежнего тоталитарного режима. Известно немало случаев, когда этнические движения вносили серьезный вклад в дезорганизацию, дискредитацию на международном уровне и конечный распад коммунистических режимов (движения венгров - в Румынии, турок - в Болгарии, литовцев и армян - в СССР). Поскольку старый режим был печально известен подавлением этнических расколов и возникших на этой почве конфликтов и поскольку границы большинства административных единиц проводились таким образом, чтобы не соответствовать границамрасселения этносов,Тишков В. А. Стратегия и механизмы управления многоэтническим обществом. - М., 1997.

С. 282. наиболее простым способом отмежеваться от этого режима была переориентация на использование этнических норм. Ведь этничность дает человеку «чистую» идентичность, на которую не влияют ни его положение при старом режиме, ни его прежняя партийная принадлежность. Чем сильнее и обоснованнее «подозрения в соучастии», тем сильнее давление и соблазн прибегнуть к подобному выходу, что, вероятно, и объясняет силу националистических чувств, выражаемых бывшими коммунистическими (а ныне обратившимися национал-популистских) лидерами в Сербии, Украине, Болгарии, Словакии, Хорватии, Молдавии и Румынии. Как можно показать на примере Ельцина, Кравчука или Ландсбергиса, единственно мыслимая стратегия, доступная политическим лидерам для обретения политической поддержки, -добиваться общественного одобрения в качестве внепартийной патриотической силы, стремящейся представлять первостепенные интересы своих граждан. Родственным мотивом переориентации на этнические нормы, которым могут руководствоваться элиты, особенно в республиках бывшего Советского Союза, является стремление избавиться от держателей власти и других элит прежнего режима, заменив их «своими» людьми из числа лиц, имеющих соответствующее этническое происхождение.

Таким образом, можно заметить, что идеалы советского строительства, такие как «пролетарский интернационализм» и «социалистическое содружество» частично провалились, а в некоторых странах они даже не укоренялись. Националистические чувства и этнические устремления заглушались и подавлялись, но они так и не были изжиты.

Интернационализм, по мнению В. Заславского, никогда не играл роли общепринятой ценности в силу того, что, с одной стороны, национальные и субнациональные различия между народами стран - членов СЭВ с точки зренияуровня их благосостояния всегда оставались зримыми, а с другой - что на практике «интернационализм» часто означал «русификацию», как это было в странах Балтии. Распад принудительной системы «сдержек и контроля» вместе с недавно завоеванными политическими средствами в виде «большой свободы выражения мнений и доступа к информации являются теми факторами, которые неизбежно ведут к этническим вспышкам. Zaslavsky V. Nationalism and Democratic Transition in Postcommunist Societies. - Daedalus, 1992. - №2. - P. 104. Цит. по Оффе К. Цит. раб. С.39.

Следующей важнейшей причиной этнизации политики выступает экономический кризис, который охватил весь посткоммунистический мир. Поскольку перспективы на быстрое улучшение экономической ситуации были недостаточно ясными и, особого оптимизма в решении экономических проблем не было, то единственно разумным представлялось в сохранении имеющегося, а не производство нового. Сохранение и защита имеющегося означает предотвращение двух проблем: с одной стороны - это утечка вовне ценных и особо редких ресурсов (денежные ресурсы, рабочие места), а с другой - приток вовнутрь проблем, касающихся инфляции, добавочного населения за счет иммигрантов, беженцев, чужестранных элементов в языке и культуре.

Так, отделяясь от «советской империи», республики Прибалтики и Украина стремились посредством отделения обеспечить себе догоняющую модернизацию и получить дополнительные шансы на вступление в единый европейский дом в лице Европейского Союза или Европейской ассоциации свободной торговли. В условиях господства пессимистических взглядов на экономическое будущее и сильной политической враждебности по отношению к инаковости, «естественное» стремление добиться максимализации собственной прибыли может трансформироваться в более агрессивное стремление максимализировать различие между «своей» и «чужой прибылью. А при отсутствии сильных политических центров власти, а также четко выраженных социоэкономических расколов, единственным из критериев, имеющих значимость, являются этнические.

Третья причина этнизации политики кроется в слабости государства как политической организации. В принципе описанная выше насущная потребность в четких границах могла бы быть реализована, если бы имелось сильное государство, способное навязать жесткие внутренние и внешние правила распределения. Но поскольку народы стран Восточной Европы повсеместно и вполне обоснованно ощущали, что их государства не в состоянии навязывать такого рода правила, обращения к модели отделения «своих» и «чужих» представляется вполне рациональным и оправданным.