Трансформация геостратегических приоритетов в современной России

Хантингтон утверждает, что наряду с западной (атлантистской) цивилизацией, включающей в себя Северную Америку и Западную Европу, можно предвидеть геополитическую фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций: славяно-православная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, латиноамериканская, африканская. Эти потенциальные цивилизации не равнозначны. Но все они едины в том, что их развитие и становление будет ориентировано в направлении, отличном от атлантизма и цивилизации Запада. Так, Запад снова окажется в ситуации противостояния. Хангтингтон считает, что это практически неизбежно и уже сейчас надо принять за основу реалистическую формулу: «Запад и все остальные».

По мнению С. Хангтинтона, в нарождающемся мире источником конфликтов станет уже не идеология и не экономика, а важнейшие границы, разделяющие человечество, и культура.

Нация - государство не перестанет быть главным действующим лицом в международных делах. Но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики.

На протяжении полутора веков после Вестфальского мира, который оформил современную международную систему, конфликты разворачивались между государями, стремящимися расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное - присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс породил нации-государства. Начиная с Французской революции, основные линии конфликтов стали пролегать между нациями. Данная модель сохранялась в течение всего XIX века. Конец ей положила первая мировая война. А затем в результате русской революции и ответной реакции на нее конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта были коммунизм, нацизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле.

Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении холодной войны, мировых войн, а также вой XVII, XVIII, XIX столетий. С окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями.

Из этого следует. Во-первых, различия между цивилизациями наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и религии. В течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.

Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то, что их объединяет. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время укрепила доброжелательность к другим иммигрантам - «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Цивилизационное самосознание обостряет уходящие в глубь истории разногласия и враждебность.

В-третьих, процессы экономической модернизации и политических изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Такие движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. Возрождение религии создает основу для идентификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ, для объединения цивилизаций.

В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой - происходит возврат к собственным корням. На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать мире незападный облик.

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого основанные на них противоречия сложнее разрешить или свести к компромиссу. Богатые могут превратиться в бедняков и наоборот, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы - армянами.

Роль региональных экономических связей будет усиливаться. Япония испытывает затруднения с созданием экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония - это единственное в своем роде общество и уникальная цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые, экономические и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними мешают продвижению по пути региональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки.

Общность культур, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китаем, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром - с другой. С окончанием холодной войны общность культуры быстро вытесняет идеологические различия.

Своей концепцией «столкновения цивилизаций» Хантингтон бросил вызов многим устоявшимся представлениям о характере происходящих противостояний, а также предложил новую парадигму для теоретического исследования и прогнозирования миропорядка на рубеже ХХ и ХХI веков. Это едва ли не самая крупная из представленных за последнее десятилетие научная концепция, в которой дана общая картина мира.

Русская геополитика

Официально признанная «фашистской» и «буржуазной псевдонаукой» институционально геополитика в СССР не существовала. Ее функции выполняло несколько дисциплин - стратегия, военная география, теория международного права, география, этнография.

В России уже в XIX веке существовала традиция географического детерминизма, представленная трудами Л.И. Мечникова. В ХХ столетии эта традиция раскололась. Одна ветвь геополитической мысли стала развиваться в Советской России, другая - в Русском Зарубежье.

Можно считать, что единственным автором, развивавшим геополитический подход в Советской России, был профессор страноведения географического факультета Ленинградского государственного университета 20-30-х гг. В.П. Семенов-Тен-Шанский.

Теория В.П. Семенова-Тян-Шанского в отличие от аналогичных западных концепций не абсолютизировала природно-географический, биологический, исторический, расовый, этнический или иные факторы геопространства либо их сочетания (вроде «жизненного пространства») в качестве причин развития территориально-политических систем. Антропогеографизм русского ученого требовал рассматривать их в единстве, в том числе с факторами экономического и социокультурного характера, и в первую очередь - как результаты человеческой деятельности «в сфере материальной и духовной».

Геополитическая концепция В.П. Семнова-Тян-Шанского не получила дальнейшего развития в СССР, хотя советская геополитическая реальность в главных чертах складывалась именно по его проекту - путем целенаправленного, исходившего из имперских интересов создания в обозначенных им пределах» колонизационных баз» будущего (Уральской, Туркестанской, Алтайской, Прибайкальской) новых мощных в социально-экономическом отношении регионов, обеспечивших стране геополитическую стабильность в годы мировой и холодной войн.

Одним из первых, кто обратился к геополитической проблематике в Русском Зарубежье, был русский историк, социолог и публицист И.Л. Солоневич (1891-1953). Сопоставляя личные свободы в России и в США и Англии, он прямо относит их на счет географического фактора. «Американская свобода, как и американское богатство, - пишет он, - определяются американской географией; наша свобода и наше богатство ограничены русской географией». Русский народ никогда не будет иметь такие свободы, какие имеют Англия и США, потому что безопасность последних гарантирована океанами и проливами, а наша может быть гарантирована только воинской повинностью. Из всех же «несвобод» воинская повинность является первой.

Среди русских геополитиков следует назвать и группу ученых-эмигрантов, известных как «евразийцы»: Н.С. Трубецкой, И.А. Ильин, П.Н. Савицкий, Г.В. Вернадский, Г.Ф. Флоровский, Л.П. Карсавин. Их объединяла идея о России как особом мире, на развитие которого оказал сильное влияние материк Евразия.

Экономист, географ и философ П.Н. Савицкий (1895-1968) - первый и единственный русский автор, которого в полном смысле слова можно назвать геополитиком. Савицкий окончил экономический факультет Петроградского политехнического института, до первой мировой войны был близок к кадетам. В 1916-1917 гг. работал в русском посольстве в Норвегии. В 1921 г. вместе с князем Н.С. Трубецким возглавил евразийское движение, в котором геополитические факторы играли центральную роль. Именно Савицкий в большей степени из всех евразийцев интересовался геополитикой.

Мировоззрение Савицкого, как и большинства других евразийцев, складывалось под влиянием трудов славянофилов Данилевского и Леонтьева, сформулировавшему важнейший тезис - «славянство есть, славизма нет», то есть «этническая и лингвистическая близость славянских народов не является достаточным основанием, чтобы говорить об их культурном и характером единстве».

Основная идея Савицкого заключается в том, что Россия представляет собой особое цивилизованное образование, определяемое через качество «срединности». Одна из его статей - «Географические и геополитические основы евразийства» (1933) - начинается такими словами: «Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «срединным государством». Если «срединность» Германии ограничивается европейским контекстом, а сама Европа есть лишь «западный мыс» Евразии, то Россия занимает центральную позицию в рамках всего континента. «Срединность» России для Савицкого является основой ее исторической идентичности - она не часть Европы и не продолжение Азии. Она - самостоятельный мир, самостоятельная и особая духовно-историческая геополитическая реальность, которую Савицкий называет «Евразией».

Россию Савицкий понимает геополитически, не как национальное государство, но как особый тип цивилизации, сложившейся на основе нескольких составляющих - арийско-славянской культуры, тюркского кочевничества, православной традиции. Все вместе создает некое уникальное, «срединное» образование, представляющее собой синтез мировой истории.

Великороссов Савицкий считает не просто ответвлением восточных славян, но особым имперским этническим образованием, в котором сочетаются славянский и тюркский субстраты. Этот момент выводит его на важную тему - тему Турана. Так, Савицкий косвенно оправдывал монголо-татарское иго, благодаря которому «Россия обрела свою геополитическую самостоятельность и сохранила свою духовную независимость от агрессивного Романо-германского мира».

Фундаментальную двойственность русского ландшафта - ее деление на лес и степь - заметили еще славянофилы. У Савицкого геополитический смысл России - Евразии выступает как синтез двух реальностей - европейского леса и азиатской степи.

Официально признанная «фашистской» и «буржуазной псевдонаукой» институционально геополитика в СССР не существовала. Ее функции выполняло несколько дисциплин - стратегия, военная география, теория международного права, география, этнография. Геополитика развивалась диссидентскими кружками. Самым ярким представителем этого направления был историк Л. Гумилев, хотя он никогда не использовал в своих работах ни термина «геополитика», ни термина «евразийство». Благодаря такому «осторожному» подходу ему удалось опубликовать даже при советском режиме несколько книг, посвященных этнографической истории.

Мондиалистская теория конвергенции была той идеологической основой, на которую ссылались М.С. Горбачев и его советники, осуществившие перестройку, а сам Жак Аттали поддерживал личные контакты с российским президентом Б. Ельциным.

Следуя за логикой американских мондиалистов, Горбачев начал структурное преобразование советского пространства в сторону «демократизации» и «либерализации». В первую очередь это коснулось стран Варшавского договора, а затем и республик СССР. Началось сокращение стратегических вооружений и идеологическое сближение с Западом.

После распада Варшавского договора и СССР геополитика стала в российском обществе актуальной. Отмена идеологический цензуры сделала возможной называть вещи своими именами. Первыми в возрождении геополитики приняли участие национально-патриотические круги (газета «День», журнал «Элементы»). После перестройки геополитика стала одной из популярнейших тем всего русского общества. Одним из первых пособий по геополитике в постсоветской России следует считать брошюру Э.А. Позднякова «Геополитика», опубликованную в 1995 г. Отдавая дань традиционным подходам, геополитика выступает как дисциплина, предметом которой является «использование государствами пространственных факторов при определении и достижении политических целей». По мнению К.В. Плешакова, геополитика может быть «определена не просто как объективная зависимость внешней политики той или иной нации от е географического местоположения, а как объективная зависимость субъекта международных отношений от совокупности материальных факторов, позволяющих этому субъекту осуществлять контроль над пространством».

Исключение из современной российской литературы, посвященной геополитике, составляет работа А.Г. Дугина, который придерживается строго традиционного взгляда на эту отрасль знания. Дугин подчеркивает значение закона противостояния талассократии и теллурократии как основного закона геополитики. Он с особой симпатией относится к таким геополитикам, как К. Хаусхофер и К. Шмидт, вопрос о связи, которых с нацистами для него решается в пользу этих авторов: и связи эти были не столь глубоки, и ценность их изысканий не должна ставиться в зависимость от политических пристрастий, да и сам по себе нацизм не во всем был так уж плох.

В результате рассмотрения базовых идей и принципов геополитики можно сделать вывод, что геополитика - один из основных способов расширения пространства государства, распространение политического влияния и эффективного управления. В силу своей огромной значимости для государства, геополитика нуждается в разработке нормативно-правовой базы.

ГЛАВА 2. НОРМАТИВНО-ПРАВОВАЯ БАЗА ГЕОСТРАТЕГИИ РФ

2.1 Концепция внешней политики

В этом параграфе рассматривается, как в российских внешнеполитических документах на концептуальном уровне представлено взаимодействие государства и гражданского общества в сфере продвижения внешнеполитических интересов России. Я пришла к выводу, что на данном этапе гражданское общество воспринимается государственными структурами как инструмент продвижения «мягкой силы», а не как самостоятельный актор и источник привлекательности России на международной арене. Россия подходит к международным процессам как к двухуровневому процессу с демократическими ценностями и правилами на глобальном уровне и разнообразием моделей развития на национальном уровне. При этом демократический режим необязательно означает демократическоe поведениe на международной арене, и наоборот. Примером такого мышления может быть восприятие Россией внешней политики США, которая основана на либерально-демократических идеях и во многом ею движут ценности, но в России эта внешняя политика воспринимается как realpolitik. Для большинства российских аналитиков США используют ценности для прикрытия своих настоящих национальных интересов, и такой подход отличается от самовосприятия США.

Для регионального уровня Россия имеет достаточно чётко сформулированную модель развития сотрудничества на постсоветском пространстве, которая может выступать руководством к принятию внешнеполитических решений. На глобальном же уровне Россия может чётко сформулировать те правила поведения, которые она хотела бы видеть на международной арене, но Россия не формулирует тот вклад, который могла бы сделать российская национальная или же региональная постсоветская модель развития в мировое развитие.

«Мягкая сила» - это концепция, созданная в США и для США, в связи с чем описывает специфический американский способ поддерживать статус великой державы. Любые заимствования этого способа неизбежно ведут к искажениям изначальной концепции, о чём в своей недавней статье «Что Россия и Китай не понимают по поводу «мягкой силы»» написал автор концепции Джозеф Най. Он отмечает, что американская «мягкая сила» - это результат деятельности гражданского общества. Ошибка же России и Китая состоит в том, что, по их мнению, «мягкая сила» должна продвигаться с помощью правительственных инициатив. Но такая стратегия не делает эти государства более привлекательными, потому что в современном мире при доступности информации необязательно верить государственной пропаганде.

Напомним, что, по версии Ная, «мягкая сила» основывается на комбинации трёх ресурсов: культуры страны (в её привлекательных аспектах), политических ценностях (если сама страна их соблюдает) и внешней политике (при условии её легитимности и соответствии международной морали). Учитывая обозначенные Джозефом Наем ошибки интерпретации его концепции, в данной статье будут рассмотрены проблемы концептуальных подходов к вовлечению гражданского общества в участие во внешнеполитической деятельности России, а также вопросы формулирования на доктринальном уровне чётких ценностей, которыми Россия руководствуется во внешней политике. Концептуальные подходы

к вовлечению гражданского общества в участие во внешнеполитической деятельности России.

Если принять за отправную точку, что участие гражданского общества в формировании «мягкой силы» России - обязательное условие эффективности «мягкой силы» как инструмента внешней политики, то возникает необходимость взаимодействия как с национальным, так и с глобальным гражданским обществом. Обеспечение такого взаимодействия возможно, как путём создания специальных новых механизмов, так и с помощью уже имеющихся структур и способов коммуникации. Основной сложностью в данном случае является не наличие или отсутствие специальных механизмов, а правильное целеполагание и понимание специфики развития гражданского общества как в России, так и на глобальном уровне.

Национальное гражданское общество может способствовать продвижению интересов отдельного государства на международной арене. Вместе с тем в официальных внешнеполитических документах зафиксировано специфическое понимание этого процесса. Так, в Концепции внешней политики России 2008 г. указано, что необходимо «развивать, в том числе используя ресурсы, потенциал и инициативы институтов гражданского общества в сфере общественной дипломатии, международное культурное и гуманитарное сотрудничество как средство налаживания межцивилизационного диалога, достижения согласия и обеспечения взаимопонимания между народами, уделяя особое внимание межрелигиозному диалогу». То есть предлагается использовать национальные институты гражданского общества, которое должно стать частью глобального гражданского общества.

Такая формулировка в концепции создает впечатление, что государство хочет использовать национальное гражданское общество в своих интересах, а не наоборот, гражданское общество ищет пути продвижения своих интересов на уровне государства, как это предполагается самим понятием гражданского общества. Подтверждение именно такому подходу находим и в «Обзоре внешней политики за 2011 год»: «В марте в ходе ежегодной встречи Министра иностранных дел С.В. Лаврова с представителями российских общественных организаций состоялся открытый и полезный обмен мнениями о путях дальнейшего задействования потенциала и инициатив НПО-сообщества в реализации внешней политики государства».

В Концепции внешней политики 2013 г. более чётко прослеживается подход к «мягкой силе» как к инструменту внешней политики государства, а не как к следствию деятельности гражданского общества. «Усиление глобальной конкуренции и накопление кризисного потенциала ведут к рискам подчас деструктивного и противоправного использования «мягкой силы» и правозащитных концепций в целях оказания политического давления на суверенные государства, вмешательства в их внутренние дела, дестабилизации там обстановки, манипулирования общественным мнением и сознанием, в том числе в рамках финансирования гуманитарных проектов и проектов, связанных с защитой прав человека за рубежом», - отмечается в этом документе.

Конечно, многие западные НПО также, по сути, продвигают интересы конкретных государств и потому скорее должны считаться их лоббистами, а не представителями глобального гражданского общества. То есть действующие на международной арене НПО, спонсируемые конкретными государствами, могут рассматриваться как инструменты проведения национальных интересов, однако в такой ситуации не приходится рассчитывать на их непредвзятое восприятие со стороны мировой общественности. В России необходимо выработать понимание приоритетов: хотим ли мы включиться в соревнование на мировой арене псевдопредставителей гражданского общества, а по сути представителей интересов отдельных государств, либо мы хотим, чтобы российское гражданское общество стало частью мирового гражданского общества. Это две разные задачи, требующие двух разных подходов.

Продвижение национальных интересов с помощью государственных или около государственных структур (например, телеканал Russia Today, созданный в 2014 г. вместо РИА «Новости», МИА «Россия сегодня», Фонд поддержки публичной дипломатии им. А.М.Горчакова) - законная и принятая в мире стратегия. Однако, по своей сути, она не имеет никакого отношения к гражданскому обществу, в чём нужно отдавать себе отчёт. Именно поэтому репортажи Russia Today будут восприниматься в мире скорее, как российская пропаганда, чем как независимый источник информации. Вполне вероятно, что такое же отношение будет и к материалам «России сегодня», учитывая скорее негативную реакцию на сообщение о закрытии и переформатировании агентства РИА «Новости» в новую государственную структуру.

Если позиционировать названные проекты как инструменты «мягкой силы», это может привести к отторжению и их восприятию исключительно как инструментов пропаганды. Необходимо понимать, что представление Russia Today и других подобных государственных проектов именно как государственных инструментов внешней политики в большей степени будет способствовать улучшению имиджа России как государства с сильной внешней политикой, чем представление этих проектов как публичной дипломатии гражданского общества, существование которого в России многими исследователями ставится под вопрос.

Проблема взаимодействия МИД России с российским гражданским обществом состоит в том, что гражданское общество не сформулировало своих интересов в сфере внешней политики и международных процессов (впрочем, как и во многих других сферах). Подобные интересы российского гражданского общества могут касаться двух основных сфер:

1) защиты интересов российских граждан за рубежом;

2) защиты от негативных последствий глобальных процессов для российского общества.

По первому направлению в настоящее время МИДом России ведётся достаточно активная работа. Второе направление будет развиваться по мере усиления воздействия глобализации на национальные процессы. В таком случае гражданское общество России может в будущем подталкивать государство к продвижению в различных международных организациях и глобальных и региональных процессах сотрудничества таких инициатив, которые бы соответствовали конкретным сформировавшимся интересам общества.

Несмотря на проблемы формирования гражданского общества в России, его взаимодействие с государственными структурами все-таки происходит. Чётко артикулировать и достаточно эффективно лоббировать свои интересы во внешней политике России может бизнес-сообщество. Однако отмечу, что именно об этой части гражданского общества не упоминается в разделах ежегодных «Обзоров внешней политики», которые готовятся МИД России. Также выразителями интересов общества являются крупные СМИ, которые привлекают внимание государства к значимым проблемам, вызывающим общественный резонанс. Реакция МИДа на поднимаемые в СМИ проблемы (например, проблемы усыновления и удочерения российских детей иностранными гражданами и т.п.) должна стать частью взаимодействия Российского государства и гражданского общества. В настоящее время МИД реагирует на значимые проблемы, которые волнуют российских граждан, но эта реакция не позиционируется как реакция на гражданские инициативы или обеспокоенность гражданского общества.

В целом для гражданского общества, как национального, так и глобального, часто более важным оказывается не столько точное выполнение его запроса государством, сколько ощущение того, что к мнению гражданского общества прислушиваются. Поэтому для гражданского общества важна обратная связь. По сути, это и есть главный механизм взаимодействия общества и государства. Если гражданское общество выдвигает какое-то предложение или требование, но государство не может по тем или иным причинам реализовать данный запрос, то достаточно будет официального объяснения, что запрос был услышан, но в силу определённых объективных обстоятельств не может быть выполнен в настоящее время по тем или иным причинам.

Причём чем подробнее описываются данные причины, тем больше у гражданского общества создаётся ощущение, что его мнение важно и учитывается. И тогда, в случае мотивированного отказа выполнить запрос, гражданское общество будет искать пути самостоятельного решения поставленной задачи, если она действительно важна и может быть решена силами самого общества путём самоорганизации как на национальном уровне, так и с помощью взаимодействия с гражданскими обществами других государств. В случае отсутствия обратной связи со стороны государства в обществе, как правило, происходит рост протестных настроений либо же политической апатии, что препятствует созданию институционализированного гражданского общества.

Таким образом, необходимо чётко разделять в официальных внешнеполитических документах взаимодействие государства с гражданским обществом в интересах самого общества и продвижение национальных интересов на международной арене с помощью окологосударственных структур. Эти структуры публичной дипломатии нужно позиционировать именно как инструменты внешней политики сильного государства с чёткими целями продвижения национальных интересов, а не в качестве инструментов «мягкой силы» или институтов гражданского общества.

Необходимо помнить, что основным механизмом взаимодействия государства с гражданским обществом (как национальным, так и глобальным) является чётко артикулируемая обратная связь, которая позволяет гражданскому обществу понять, что государство к его запросам прислушивается. Создание механизмов обратной связи позволит избежать радикализации настроений или политической апатии в обществе и будет способствовать дальнейшей самоорганизации гражданского общества и его эффективному функционированию.

Проблемы формулирования ценностей во внешней политике России на доктринальном уровне

Руководство России и МИД неоднократно подчёркивало, что одной из важных проблем во взаимоотношениях со странами Запада можно считать проблему доверия со стороны наших партнёров. Именно доверие лежит в основе привлекательности той или иной страны, поэтому можно считать доверие элементом «мягкой силы». Адекватным решением проблемы доверия в отношениях с западными партнёрами может быть только увеличение транспарентности внешней политики России, но не столько путём увеличения количества информации о принятых решениях, сколько изменением качества этой информации, что предполагает объяснение основной мотивации и контекста принятия решения на полуофициальном уровне для журналистского и экспертного сообщества. Кроме того, доведение до зарубежных партнёров определённой информации невозможно без её «перевода» на язык их системы ценностей.

Недоверие возникает из-за недостаточной (для Запада) предсказуемости действий России и/или непонимании логики наших действий (во взаимных отношениях страны Запада придерживаются мнения, что предсказуемость и надёжность обеспечивается демократической формой правления и транспарентностью политических процессов). Любая разъяснительная работа, проводимая МИД в форме аналитических материалов, будет способствовать повышению уровня понимания российской внешней политики нашими партнёрами как на экспертном, так и на политическом уровне, и в результате уменьшению тех искажений в восприятии, которые возникают неосознанно из-за недостатка информации. Таким образом, преодоление недоверия возможно лишь путём сближения и откровенного представления мотиваций каждой из сторон. Искажения в восприятии логики действий той или иной стороны часто приводят к усугублению разногласий и превратному пониманию мотивации друг друга.

Для повышения транспарентности и предсказуемости внешней политики необходимо сформулировать чёткую систему ценностей, которая лежит в основе внешнеполитических действий России. «Мягкая сила» США во многом состоит из ценностей, которые лежат в основе их модели развития. Как представляется, Россия готова сформулировать собственную модель развития в большей степени на региональном, чем на глобальном уровне. Определённый перелом в осознании Россией необходимости обеспечения большей транспарентности собственной внешней политики обозначился во второй половине 2000-х гг. Первый ежегодный обзор внешней политики России за 2006 г., подготовленный МИД, появился в марте 2007 г. как ответ на поручение Президента России В. Путина. В 2007 г. была произнесена и ставшая знаменитой Мюнхенская речь Владимира Путина, в которой он обозначил восприятие Россией политики Запада. Возвращаясь к обзорам внешней политики, необходимо отметить, что они проходили определённую эволюцию, прежде всего, по своей тональности - первый обзор внешней политики за 2006 г. можно считать наименее формальным, последующие отчёты уже составлялись на обычном бюрократическом языке. Также менее формальной и более журналисткой по своим формулировкам была первая в независимой России Концепция внешней политики 1993 г., последовавшие три редакции концепции представляют собой выверенный официальный текст на бюрократическом языке. Следует отметить, что и первый обзор, и первая концепция внешней политики России готовились в значительной степени при поддержке научного сообщества, что не могло не отразиться на формулировках и содержании текстов.

По мнению авторов обзора, 2006 г., вхождение России «в основной поток международной жизни» требует «психологически освоиться с этим новым для нас положением». То есть можно предположить, что до этого Россия находилась несколько на периферии международной жизни или по крайней мере так себя ощущала. Собственно, тот факт, что обзоры внешней политики стали публиковаться с 2007 г., как раз подтверждает идею, что Россия действительно до определённого времени не считала, что её внешняя политика может вызывать интерес, и поэтому необходимо публично объяснять и комментировать свою внешнюю политику именно в виде структурированных аналитических отчётов, доступных широкой публике.

В рассматриваемом отчёте за 2006 г. даётся формула, которая могла способствовать становлению России как лидера постсоветского пространства. В частности, речь шла о «создании привлекательной для партнёров реалистичной модели эволюционного перехода к полноценным рынку и демократии». В этой связи можно отметить два момента:

- во-первых, речь шла о том, что создание

такой модели станет лишь «залогом» лидерства, то есть на момент составления обзора Россия не считала себя полноценным лидером региона;

- во-вторых, для России важны способы достижения этого лидерства, и в данном случае это та самая «мягкая сила», о которой станут писать в официальных внешнеполитических документах несколько позже.

По мнению авторов обзора, предлагаемая

Россией модель развития представляет собой эволюционный переход к полноценному рынку и демократии. Представляется, что акцент в анализируемом тезисе сделан скорее на эволюционность модели в противовес революционным моделям Грузии и Украины. В период после «революции роз» и «оранжевой революции» страхи российского истеблишмента относительно смены режима и революции в России значительно выросли. Поэтому авторы обзора предлагают для государств, где не было революций, тот же вектор развития, но путём постепенного развития и реформирования.

Похожая мысль продвигается относительно ситуации в Центральной Азии после завершения афганской кампании. Указывается, что России следует работать над созданием «привлекательной конкурентоспособной и реалистичной перспективы как для политических элит, так и для широких слоёв населения» стран Центральной Азии. Подчёркивается, что Россия может предложить эволюционный, без потрясений, путь трансформации - надо полагать, в отличие от Запада, который приветствовал так называемые «цветные» революции на постсоветском пространстве.

Ключевым тезисом относительно регионального развития, который Россия продвигает с 2006 г., можно назвать чётко артикулированное желание деполитизировать экономические отношения с соседями по региону, строить сотрудничество на «трезвом экономическом расчёте». Некоторые страны СНГ, которые до этого воспринимали политизированную российскую помощь как само собой разумеющееся, восприняли эти заявления скорее, как угрозу, чем как возможность выстроить равноправные отношения с Россией, потому что равные права подразумевают и равный вклад в интеграционные процессы.

На глобальном уровне Россия в своих официальных документах предлагает не столько собственную модель развития, сколько свою картину мира. В Обзоре внешней политики за 2007 г. подчёркивалась важность интеллектуальной самостоятельности во внешней политике. Акцент на данный аспект обусловлен восприятием, что в начале 1990-х гг. Россия следовала в интеллектуальном фарватере Запада, пытаясь не всегда успешно освоить западные ценности. Именно в этом обзоре указывалось, что ценностные ориентиры и модели развития стали предметом конкуренции и приобрели межцивилизационное измерение. Впоследствии данный тезис войдёт в концепцию 2013 г.

Концепция внешней политики России 2013 г. формирует достаточно сложное соотношение интересов, ценностей и цивилизационной идентичности, которая в итоге складывается в следующую картину мира. Основополагающими принципами взаимоотношений между государствами или группами государств, которые представляют разные цивилизации, должны стать демократический миропорядок, рыночная экономика и западные либеральные ценности. Разные цивилизации имеют разные ценности, иногда идёт соревнование между системами ценностей; некоторые государства пытаются навязывать собственные ценности другим государствам, заставляя тем самым менять культурные идентичности и традиции; навязывание чьих-либо ценностей - это всего лишь прикрытие для эгоистических национальных интересов.

Россия подходит к международным процессам как к двухуровневому процессу с демократическими ценностями и правилами на глобальном уровне и разнообразием моделей развития на национальном уровне. Примером такого мышления может быть восприятие Россией внешней политики США, которая основана на либерально-демократических идеях, и во многом ею движут ценности, но в России эта внешняя политика воспринимается как realpolitik. Для большинства российских аналитиков США используют ценности для прикрытия своих настоящих национальных интересов, и такой подход отличается от самовосприятия США.

На региональном уровне Россия предлагает нормативный подход, который может определять её внешнюю политику. На глобальном же уровне Россия может чётко сформулировать те правила поведения, которые она хотела бы видеть на международной арене. Осмысление и чёткая артикуляция собственного вклада России в мировую политику могут и должны стать концептуальной основой «мягкой силы» России на международной арене.

2.2 Правовые аспекты международных отношений

Проблема международно-правовой ответственности является одним из наиболее интересных и перспективных сфер современного международного права. Датский юрист-международник М. Соренсен еще в 1960-х годах, рассматривая вопросы ответственности, отмечал, что «никакая другая тема не поднимала столько споров, как ответственность государств, и никакая другая область не является такой неясной и запутанной с точки зрения теории».

Можно отметить, что становление данной отрасли происходит достаточно медленными темпами, ввиду изрядной политизированности любых вопросов, связанных с проблематикой ответственности. Комиссия международного права ООН занимается проблемой международно-правовой ответственности с 1949 года, то есть фактически с момента создания самой Организации Объединенных Наций. Кодификация положений, касающихся отрасли ответственности, велась с 1956 года, и почти полвека шли серьезнейшие дискуссии по данному вопросу, увенчавшиеся принятием в 2001 году Проекта статей об ответственности государств: «Проект разрабатывался Комиссией свыше четверти века. В этом процессе принимал участие широкий круг правительств, представлявших свои замечания на подготовленные Комиссией статьи, которые тщательно учитывались. Дело было непростым, поскольку позиции правительств существенно расходились.

Важнейшим вопросом ответственности государств является вопрос об основаниях наступления ответственности. Ответственность государств может наступать за совершение международного правонарушения либо за причинение ущерба в результате определенной международно-правовой деятельности, например, в международном космическом, морском, экологическом праве. Так, например, об ответственности государств упоминается в Договоре о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела 1967 года., Конвенции о международной ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами 1972 года, Венской конвенции о гражданской ответственности за ядерный ущерб 1964 года, Конвенции по морскому праву 1982 года, однако, данные договоры не связаны с непосредственной кодификацией общих норм об ответственности государств. Кроме того, некоторые нормы, относящиеся к ответственности, содержат право международных договоров, например, вопросы о прекращении нарушенного договора или признании ничтожным договора, навязанного силой.

Ответственность наступает при наличии определенных оснований, понимаемых в двух значениях -” на основе чего” возникает ответственность и ”за что” возникает ответственность». В международно-правовой литературе также встречаются термины «происхождение международно-правовой ответственности», «нормативная база международно-правовой ответственности», «условия возникновения ответственности», которые используются в качестве синонимов, что не идет на пользу теоретической регламентации данной отрасли.

В доктрине отсутствует единство относительно классификации оснований ответственности, однако, большинство исследователей выделяют юридические и фактические основания международно-правовой ответственности. Некоторые авторы дополнительно указывают процессуальные основания ответственности.

Юридические основания международно-правовой ответственности представляют собой международно-правовые документы, определяющие какие-либо действия субъектов международного права как противоправные, либо содержащие нормы международного права, которые нарушены субъектами международного права. К их числу традиционно относят «договоры, обычаи, решения международных судов и арбитражей, обязательные акты международных организаций, некоторые акты международных конференций и совещаний, отдельные односторонние акты государств международно-правового характера». Необходимо также отметить, что «при международном правонарушении нарушается не сама международно-правовая норма, а обязательства субъектов соблюдать международное правило поведения», соответственно можно сделать вывод, что «круг источников юридических оснований ответственности государств значительно шире круга источников международного права в традиционном их понимании, если к источникам международного права, прежде всего, относят договор и обычай, которые являются одновременно и основными источниками ответственности государств, то источниками ответственности следует также считать и другие юридически обязательные акты, предписывающие определенное поведение государств».

В доктрине международного права нет единства в сфере терминов, относящихся к теме международно-правовой ответственности.

Например, можно встретить термин «нормативные основания международной ответственности» и «правовые основания международной ответственности». Очевидно, что юридические, нормативные и правовые основания международной ответственности являются синонимическими терминами, однако, для прогрессивного развития отрасли права международной ответственности необходимо устранить разночтения.

Фактические основания ответственности представляют собой совокупность юридических фактов, которые можно классифицировать как международное правонарушение: «Для реализации ответственности необходимо наличие специальных юридико-фактических обстоятельств или так называемых юридических фактов, порождающих правоохранительные отношения». Комиссия международного права ООН выделяет следующие составные элементы фактических оснований ответственности: «Международно-противоправное деяние государства налицо в том случае, когда

а) какое-либо поведение, заключающееся в действии или бездействии, может, согласно международному праву, присваиваться государству и

б) такое поведение представляет собой нарушение международного обязательства этого государства».

Таким образом, вопрос о том, является ли конкретное деяние государства фактическим основанием ответственности, зависит от наличия в нем необходимых признаков правонарушения.

Процессуальные основания ответственности - это собственно сама процедура установления оснований международно-правовой ответственности и привлечения субъекта международного права к ответственности: «необходимо, чтобы компетентный орган (государство, международная организация, судья) констатировал, что конкретные факты являются абстрактно определенными». Подобная процедура может быть установлена в международно-правовом акте или же может определяться по усмотрению органов, применяющих меры ответственности.

Государство представляет собой абстрактную правовую категорию, поэтому принципиально важным моментом является определение круга внутригосударственных субъектов, несущих ответственность. В первую очередь, это, конечно, государственные органы: «Поведение любого органа государства, имеющего такой статус согласно внутреннему праву этого государства, рассматривается согласно международному праву и при условии, что в данном случае указанный орган действовал в качестве такового, как деяние этого государства». Статус того или иного государственного органа определяется национальным законодательством. Однако в любом случае «государство ответственно за свои органы, только за свои органы и за все свои органы». Из-за данной неразрывной связи государства, его органов и его должностных лиц можно констатировать несовпадение субъекта правонарушения и субъекта ответственности, что и составляет специфику права международной ответственности государств. Важным и дискуссионным среди юристов-международников также остается вопрос о вине как составляющей международного правонарушения, совершаемого государством. В доктрине международного права проблема вины государства всегда вызывала острые дискуссии, так как она тесно связана с вопросами суверенитета государства. Согласно проекту статей, об ответственности государств, Комиссия международного права ООН не включила в проект статей элемент вины государства как необходимый признак правонарушения.

Таким образом, можно констатировать, что основания международно-правовой ответственности государств, как и практически все аспекты, связанные с темой ответственности в международном праве, является весьма спорной темой, в которой существуют терминологические разногласия и даже расхождения в более существенных моментах, например, в количестве выделяемых оснований ответственности. Только дальнейшие усилия по кодификации и разработке данной темы могут помочь этой важнейшей сфере современного международного права прогрессивно развиваться в дальнейшем и положительно влиять на всю систему международных отношений.

ГЛА?ВА? 3. О?СНО?ВНЫЕ НА?ПРА?ВЛЕНИЯ ГЕО?СТРА?ТЕГИИ РФ. ПУТИ РЕА?ЛИЗА?ЦИИ НА?ЦИО?НА?ЛЬНО?-ГО?СУДА?РСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСО?В

3.1 А?зиа?тско?-Тихо?о?кеа?нский регио?н: о?со?бенно?сти ра?звития

В но?ябре 2014 г. фо?руму А?зиа?тско?-Тихо?о?кеа?нско?го? эко?но?мическо?го? со?трудничества? испо?лнило?сь 25 лет. А?на?литики счита?ют эту о?рга?низа?цию на?ибо?лее дина?мично? ра?звива?ющейся структуро?й со?временно?го? мира?. За? время существо?ва?ния А?ТЭС (А?РЕС) превра?тило?сь во? всемирно? призна?нно?е регио?на?льно?е о?бъединение, ко?то?ро?е в на?сто?ящее время о?ка?зыва?ет о?гро?мно?е влияние на? по?литическую и эко?но?мическую жизнь А?зиа?тско?-Тихо?о?кеа?нско?го? регио?на?. Принятые о?бяза?тельства? и принципы деятельно?сти в ра?мка?х фо?рума? имеют бо?льшо?е зна?чение и о?тра?жа?ются на? о?бщем по?литико?эко?но?мическо?м курсе го?суда?рств-уча?стнико?в. «Эту о?рга?низа?цию на?зыва?ют крупнейшей за? всю исто?рию по?литическо?й инициа?тиво?й в сфере то?рго?вых о?тно?шений», - за?явил министр внешней то?рго?вли Но?во?й Зела?ндии Ло?квуд Смит.

В то? время ка?к в мире существует и друго?й яркий пример интегра?ции -- Евро?пейско?е эко?но?мическо?е со?о?бщество? - деятельно?сть А?ТЭС по?сто?янно? привлека?ет внима?ние исследо?ва?телей и по?литико?в. Нема?лый успех а?зиа?тско?-тихо?о?кеа?нско?го? интегра?цио?нно?го? про?цесса?, ко?то?рый да?же в по?ру эко?но?мическо?го? кризиса? лишь снизил о?бо?ро?ты, но? не о?ста?но?вился, о?бъясняется универса?льно?стью уча?стия в да?нно?м о?бъединении. По?литика? интерна?цио?на?лиза?ции в ка?честве ба?зисно?го? элемента? структурно? о?фо?рмляет А?ТЭС ка?к регио?на?льно?го? лидера?, выделяет его? в про?цесса?х гло?ба?лиза?ции, тем са?мым о?тлича?я его? о?т про?чих регио?но?связующих структур и о?рга?низа?ций универса?льно?го? типа?. О?сно?ву да?нно?й по?литики со?ста?вляют принципы бло?к-про?цесса? А?ТЭС, на?пра?вленные на? либера?лиза?цию вза?имо?действия ка?к уча?стнико?в о?рга?низа?ции, та?к и нечлено?в Со?трудничества?. В а?вгусте 1994 г. ко?нсульта?тивна?я «Группа? а?вто?ритетных эксперто?в» в сво?ем со?о?бщении тихо?о?кеа?нско?му со?о?бществу по?дтвердила? о?сно?вные принципы со?трудничества?. Это? принципы сво?бо?дно?й то?рго?вли и инвестиций, междуна?ро?дно?го? со?трудничества?, вза?имно?го? ува?жения, принятия решений на? о?сно?ве со?гла?сия, «о?ткрыто?го? регио?на?лизма?» и др.

Фено?мен по?литики интерна?цио?на?лиза?ции, по? мнению неко?то?рых исследо?ва?телей, в то?м числе и тех, кто? не верит в тихо?о?кеа?нскую интегра?цию, а?ргументируя это? несо?вместимо?стью до?индустриа?льных и по?стиндустриа?льных о?бществ, на?считыва?ет ма?ссу недо?ста?тко?в. О?дна?ко? нельзя не видеть, что? бла?го?да?ря именно? ей сла?бо?ра?звитые стра?ны по?чувство?ва?ли внима?ние к сво?им про?блема?м, за?интересо?ва?нно?сть во? всео?бщем ра?звитии и про?цвета?нии; ста?л во?змо?жен диа?ло?г между а?кто?ра?ми междуна?ро?дных о?тно?шений с ра?зличными по?литическими система?ми, идео?ло?гиями, уро?внями ра?звития эко?но?мик, тем бо?лее ра?зличным культурным и религио?зным со?зна?нием. О?бра?зно? го?во?ря, во?сто?чно?а?зиа?тска?я цивилиза?ция о?тчетливо? «услыша?ла?» за?па?дно?евро?пейскую, перенима?я при это?м все лучшие тра?диции и зна?ния, тра?нслируя их в XXI в., по?дтвержда?я тезис, что? следующее сто?летие -- время А?зиа?тско?-Тихо?о?кеа?нско?го? регио?на?. По?литика? интерна?цио?на?лиза?ции ста?ла? о?тчетливо?й о?со?бенно?стью А?ТЭС, с по?мо?щью ко?то?ро?й а?бсо?лютно? ра?зные по? эко?но?мическо?му ра?звитию, со?циа?льно?-по?литическо?му и этническо?му со?ста?ву го?суда?рства? реа?лизо?ва?ли ва?жную в междуна?ро?дных о?тно?шениях перцептивную функцию. Фа?кт прио?ста?но?вления приема? в члены о?рга?низа?ции свидетельствует о? то?м, что? бло?к-про?цесс не испо?ведует принципо?в ра?зличия. По? это?й причине мно?гие го?суда?рства? стремятся ста?ть члена?ми А?ТЭС. С друго?й сто?ро?ны, это? по?ка?зыва?ет, что? Со?трудничество?, не во?зво?дя принципы ра?зличия во? гла?ву угла?, по?следо?ва?тельно? реа?лизует до?стигнутые до?го?во?ренно?сти. Изло?женно?е свидетельствует о?б изменении ка?чественно?й со?ста?вляющей вза?имо?действия, о?б углублении интегра?цио?нно?го? про?цесса?.