Понятие справедливой войны в современной политической теории/The concept of just war in contemporary political theory

Даже не смотря на все эти концептуальные сходства, было бы неверно приравнивать терроризм и теорию справедливой войны. Хотя даже сама мимолетная постановка этого вопроса о схожести, исключительно на уровне апелляции к базовым структурным элементам теории справедливой войны и их сравнения с логикой террористического акта, обнажает всю шаткость теории справедливой войны в современном мире.

Безусловно, можно очень четко и безапелляционно разграничить теорию справедливой войны через пропорциональность в тактике нанесения урона. Теория справедливой войны, хотя бы декларативно, заявляет о том, что военная необходимость всегда должна быть пропорциональна жертвам. Но на практике, как широко известно на примере бомбежек Югославии, Ирака и Сирии, это далеко не так. Террористы же декларативно игнорируют этот принцип, стараясь играть от обратного, на особой чрезмерности наносимого урона. Именно дисбаланс в причиненном ущербе и должен создавать информационное торнадо по средствам СМИ, которые необходимы террористам как вода рыбе.

Отдельно хочется упомянуть об эффекте устрашения, который, зачастую можно встретить в определениях терроризма, в первую очередь с переводом слова «terror». Ведь насилие, это не четко регламентированная субстанция, подобно мере веса и поровну ее не отсечь. Имея очень обширную субъективную сторону, насилие не может подразделяться на военное или террористическое. В реализации насилия над личностью, как физического, так и морального, в ходе любых военных операций, первопричина не так важна. Совершают ли люди насилие в ходе справедливой войны или теракта, оказывается несущественным для потерпевшего. Точно так же и эффект устрашения, который может достигаться в ходе абсолютно любых военных или военизированных операций.

Однако еще одной немаловажной чертой разграничения является избирательность. Согласно Женевским и Гаагским конвенциям, а также, теории справедливой войны, даже во время прямого столкновения не все цели могут быть атакованы. Немедленной атаке подвергаются только комбатанты и военные объекты, тогда как мирные жители и объекты обеспечения мирной жизнедеятельности формально неприкосновенны. Террористы же используют принцип обратной избирательности в открытую. Объектами их нападений становятся именно беззащитные и мирные жители.

Именно благодаря этому достигается эффект максимальной огласки, совершается не убийство в рамках схватки, а жертва. Хотя зачастую больницы, госпиталя и мирные учреждения оказываются под обстрелами в результате ошибки или руководствуясь принципом пропорциональности.

При всей морально-воспитательной функции теории справедливой войны существуют определенные параллели с логикой террористических атак, их можно зафиксировать аналитически на уровне аргументации. Но проблема даже не в схожести, а в тотальной невозможности вписать терроризм в рамки теории справедливой войны. С одной стороны, он является подобен самому предмету, а с другой обладает вирусной логикой и новым типом ведения войн. Даже современный классик доктрины справедливой войны Н. Фоушин лишь пытается переосмыслить терроризм как новый вид войны, и говорит об исключениях из правил в рамках войны с терроризмом Fotion N. War and Ethics: A New Just War Theory. P. 116..

Терроризм, так сильно окрепший именно в 21 веке, задает очень высокую планку морально-этических вопросов, на которые современные теоретики справедливой войны не могут дать ответов. Если признать терроризм формой войны, то не будет ли количество жертв от ведения такой войны непропорциональным? Не этой ли цели изначально добиваются террористы, играя на обратной избирательности и диспропорциональности? Можно ли признать их применение силы легитимным? И не делает ли это их равными государству? В таком случае выбор стоит лишь в вопросе стороны. Оправдано ли применение насилия в части гражданского населения? Которое может быть или не быть участником террористической организации. И самый важный вопрос:«Является ли определенного рода схожесть логики терроризма и теории справедливой войны доказательством ее ущербности и порочности?

3.2 Войны киберпространства

Применение ядерного оружия оказывается полностью выколотым из теории справедливой войны, так как это является совершенно недопустимым средством, и несправедливым в любом варианте применения. Максимальный этический протест выглядит крайне контрастно с таким понятием как кибервойна, которая представляет собой иной полюс, совершенно очищенный от этики, кристально пустой с точки зрения морального содержания.

Колоссальное развитие информационных технологий открыло государством новое поле боя. И не смотря на незначительность одного пикселя, последствия кибернетических атак могут оказаться весь серьезными, можно вспомнить хотя бы резонансный случай остановки ядерного реактора Ирана вирусом Stuxnet. Эта коммуникация, именуемая войной, является очень изощренной и в разы превосходящей принцип технологического доминирования no boots on ground.

Каждая такая атака производится скрытно, и ее последствия сложно доказуемы. Эту проблему поднимает известный американский журнал «Военной этики» Journal of Military Ethics. Vol. 12. № 1. 2013., рассматривая невозможность поиска и размывание образа противника, и проблемы пропорциональности в ответе на такую акцию. Статья пытается осмыслить вводные базовые предпосылки для исследования этой проблемы, так как она представляет собой очень малоизученный феномен современного мира. Все же любая теория справедливой войны действует в пространстве, но вполне реальном, она исходит из реальности войны и в случае с кибер войной изначальные предпосылки войны рушатся. И даже если кибератака пытается нарушает права человека, достаточное ли это основание для уничтожения живой силы противника? На этот вопрос не существует ответа в рамках современной теории справедливой войны.

Если предположить, что кибератака носит своей целью добытие секретной информации, то реальный шпион был бы схвачен, а в случае горячей войны осужден и казнен. Но это становится немыслимым в логике виртуального мира. Более того, кибервойна может быть проведена и частным лицом, «хакером». То есть очень важной становится проблема маркирования атаки именно как недружественного акта, потому что стандартное определение агрессии оказывается неприменимым.

Информационное поле и конкуренция, в том числе и военная, представляет собой поток обмена данными, их упорядочивание и безопасное хранение. В этих условиях под воздействием оказывается реальный человек, но в рамках виртуального стимула. Что в свою очередь создает новые моральные и политологические вызовы. Более всего страдает именно этическая составляющая теории справедливой войны, на которую и делается упор в ее рамках. Кибер пространство как таковое вообще с трудом поддается этическому переосмыслению. И возможно ли вообще атаковать реальных людей за кибер атаку? Как в этих условиях себя могут проявить принципы пропорциональности и избирательности? Учитывая невероятную сложность в идентификации противника, тем более в случае негосударственного актора.

Размывание самого образа врага здесь становится фатальным, и куда более критическим, чем даже в терроризме. Потому что если террорист еще воздействует на реальное через реальное (хотя бы обменивает свою жизнь на чужую в случае смертников), то кибер атака воздействует на реальное через иное пространство цифрового кода. Здесь возникает точка наивысшего напряжения, возникает дилемма, которую становится невозможно решить в логике теории справедливой войны, возникает характер конфликта неподвластный существующим теоритическим обоснованиям.

Симметричный ответ становится невозможен, как и ассиметричный ответ, пусть даже в рамках теории справедливой войны. Потому что вычленить основания для объективного военного вторжения из-за кибер атаки очень сложно. И не только благодаря колоссально запутанному и сложному сбору улик, но и благодаря этической дилемме о равнозначности такого ущерба прямой атаке.

Само развитие средств связи и обмена данными постоянно модернизируется и в сравнительной перспективе кибер угроза становится все более и более явной Dilanian K. Cyber-attacks a bigger threat than Al Qaeda, officials say // Los Angeles Times. 12 March 2013..

И само использование принципов справедливой войны должно быть по-новому концептуализировано в рамках нового пространства. Так, Эдвард Баррет поднимает проблему совокупности причин в рамках кибер атаки, которой должно быть достаточно для настоящего удара Barrett E.T. Warfare in a new domain: the ethics of military cyber-operations. P. 4-17..

Но проблема заключается в том, что помимо актуальных и явных актов шпионажа и выведения объектов инфраструктуры из строя существуют и вирусное программное обеспечения. Ущерб от которого, прямой и косвенный, оказывается недостижим для оценки. И вот здесь, в области не летального применения вредоносных программ, открывается широкое поле для дискуссий о применимости или неприменимости военной силы для воздействия и влияния. Ведь с одной стороны само по себе применение таких средств уже может быть расценено как повод к справедливой войне, а с другой стороны это можно рассматривать как обычную разведывательную деятельность, в рамках которой нападение едва ли может считаться допустимым.

Более того, такое не летальное воздействие вирусными программами может, в конечном счете, привести к летальному исходу по неосторожности. Например, путем отключения аппаратуры в больнице или отключения электрогенератора. В таком случае имеется фактическая смерть в результате недружественного кибер акта, но незапланированная в качестве диверсии. В таком случае принцип правого дела, для атаки недружественного государства, выглядит крайне спорным.

Большинство развитых стран мира ведут разведывательную деятельность в кибер пространстве, а значит создание повода для войны существует всегда. Так как пропорциональность неточна, и косвенные последствия поддаются обширным манипуляциям. Кроме того, сбой в системе программного обеспечения, который нарушил ключевую инфраструктуру, может быть так же воспринят за нападение. Даже если это произошло в виду системного сбоя.

Таким образом, непредсказуемы не только последствия кибер атак, но и не существует адекватного ответа в рамках теории справедливой войны. В первую очередь из-за непознанного пространства ведения боевых действий и особо статуса «комбатантов». Кроме того, становится практически невозможным выделение черт такой атаки, измерения ее ущерба, соотнесения с принципом пропорциональности.

Кристофер Эберле отмечает еще одну особенность кибер атак: они имеют трансграничный характер, и жертва никогда не может достоверно определить источник Eberle C.J. Just War and Cyberwar // Journal of Military Ethics. Vol. 12. № 1. 2013. P. 56.. Анонимность, оказавшая огромное влияние на развитие современного терроризма, оказывается существенной проблемой и в этом поле. Сама возможность нанесения военного удара по ложной цели, даже в соответствии с принципами справедливой войны, оказывается недопустимой, а значит откладывает применение этой теории в целом.

Необходимо по-новому переосмыслить несколько парадоксальную логику теории справедливой войны в эпоху кибер атак, потому что даже соответствуя всем принципам ведения справедливой войны, военное вмешательство оказывается недопустимым.

3.3 Частные войны

Средневековый порядок характеризовался множественностью юрисдикций: папы, лорды, цеха, мануфактуры. Право частной войны принадлежало всей знати, но с приходом нового времени и становлении абсолютистских государств и понятия суверенитета, право частной войны исчезло. Однако, усложнение социальных связей, развитие сетевой структуры получения информации обществом, интернет, СМИ, кратный дисбаланс в доходах между социальными группами, фрагментация мирового порядка, могут говорить о становлении нового средневековья, с его множественностью юрисдикций. А значит и возвращением правом частной войны. Сейчас этим уже никого не удивить, можно вспомнить печально известную на весь мир организацию «Black Water» или частные батальоны в конфликте на Украине. Война всегда была очень затратным предприятием, но в современном мире существуют такие частные лица и корпорации, способные себе это позволить. Наемники и любители наживы существовали во все времена, сейчас процесс вербовки и найма очень сильно упростился и где-то стал даже легальным. Можно провести аналогию с внутренним порядком, где охраной занимается не только само государство, но и огромное количество ЧОПов. Монополии на военное насилие в современном мире не существует, и в мировой порядок встраиваются частные услуги. П.В. Сингер определяет частные военные компании именно как бизнес Singer P.W. Corporate Warriors: The Rise of the Privatized Military Industry. Cornell University Press, 2003. P. 8.. Наемники оказываются приравнены по своему статусы к военным, и бизнес вытесняет и права человека и морально-этические аргументы. Так как цель любого бизнеса -- это принесение прибыли, а не установление справедливости или вечных ценностей. Война выгодна, а ее завершение становится попросту невыгодным, так как закрывает и тормозит бизнес процессы. Таким образом частные военные компании полностью отрицают справедливую войну от ее теоритических предпосылок до практической реализации.

Колоссальные темпы вовлечения частных военных компаний (DynCorp, Blackwater Security Consulting, Erinys Iraq Limited, Hart Group, Triple Canopy, Kroll, Titan Corporation, Global Marine Security Systems) в конфликты современности и применение частных разведывательных агентств (AirScans Inc., Eagle Aviation Services & Technology) создает огромные проблемы для теории справедливой войны. Возникает проблема идентификации статуса такого комбатанта. Ведь такой человек фактически рассматривается как наемник (наемничество запрещено ГА ООН 44\34), но он является и государственным подрядчиком на осуществление насилия (или если смотреть радикальнее, то сотрудника такой компании вообще можно рассматривать как некомбатанта).

И даже не смотря на юридическую сложность доказательства факта наемничества, и определения статуса такой боевой единицы, отсюда вытекает еще одно следствие - падение авторитета самого государства. Классическая Веберовская концепция оказывается под угрозой, когда карательные функции, пусть и формальным управлением государства, выполняют частные люди, а не представители государства. И даже не смотря на существенное сокращение бюрократии, молниеносное развертывание, гибкое управление и профессионализм, деятельность этих компаний всегда носит полутеневой характер. Так как в условиях войны, компании настроенные на извлечение прибыли зачастую не брезгуют нелегальной деятельностью. Например, такой как контрабанда оружия Blackwater Took Hundreds Of US Weapons From Military, Afghan Police Using 'South Park' Alias (англ.). AP / Huffington Post URL: https://www.huffingtonpost.com/2010/02/23/blackwater-took-hundreds-_n_474220.html (дата обращения 24.02.2019)..

Можно сказать, что сами по себе частные военные компании как порождение современного государства, в связи с его неспособностью к действию в определенных обстоятельствах. Но здесь можно обратиться к гегельянскому принципу отрицание отрицания, и предположить, что их усиление и право самостоятельного выбора в применении насилия лишь вопрос времени.

Экономические акторы, в лице частных военных компаний, всегда наделены меньшими ограничениями чем комбатанты регулярной армии. В этой связи важнейший этический аргумент сторонников теории справедливой войны оказывается неприменим. В этих условиях он будет применен с халатностью и безразличием. Мораль и экономическая выгода вступают в конкуренцию, потому что бизнес не терпит эмоционального воздействия. И ситуация, где регулярные войска понесли бы законное наказание за свои этические преступления и неподобающее поведение, оказывается абсолютно иной для сотрудника частной военной компании. Об этом свидетельствует случай в тюрьме Абу-Грейб. За преступления в тюрьме были наказаны лишь регулярные силы, а сотрудникам частной компании удалось избежать наказания. Singer P.W. The Ethics of Killer Applications: Why Is It So Hard To Talk About Morality When It Comes to New Military Technology? P. 304.

Экономические силы активно интегрируются в политическое управление.

Огромные экономические конгломерации и транснациональные корпорации очень активно вмешиваются в международные отношения. Снабжение военнослужащего, обеспечение инфраструктуры, обслуживание военной и гражданской техники, оружие и продукты - все это превращается в бизнес, которому очень выгодна дестабилизация. Ведь как только рынки одного уголка мира сокращаются, потребности населения должны удовлетворяться по средствам других по законам макроэкономики. Так как отсутствие предложения не сокращает спрос, по-прежнему остается необходимость в еде, воде и товарах первой необходимости.

Безусловно, война всегда была ориентирована не только на политические цели. Выдающийся военный теоретик Карл фон Клаузевиц говорил о войне так: « Целью любой войны является мир на условиях, благоприятных для победившей стороны.» Клаузевиц К. О войне. В 1 т. М.: «ООО Изд-во ACT», 2002,1. Т. 1. С. 34. Здесь читается экономическая суть ведения военных кампаний. Экономика, политика и торговля всегда были тесно связаны, однако тенденция к неукоснительному усилению негосударственных акторов создает угрозу давления экономических целей над политическими в скором времени. На данный момент ни одна транснациональная компания не имеет формального статуса для полноценного участия в международных отношениях, однако концентрация капитала приводит к лоббированию и непредсказуемому результату в будущем, в первую очередь для теории справедливой войны.

Заключение

Несмотря на то, что теория справедливой войны оказалась востребованной как замена уже несостоятельному реализму, на данный момент она представляет собой теорию не соответствующую духу времени.

Во-первых, остается острой проблема адаптации теории к новым войнам, направленными на усиление негосударственных акторов.

Во-вторых, несмотря на доминирование либерального нарратива в понятии справедливости и этики возникают очень большие трудности с точки зрения концептуализации и применения этих понятий в современных условиях в рамках теории справедливой войны.

В-третьих, монолитность концепции свидетельствует о ее застое и незначительные вариации последователей Майкла Уолцера не меняют проблему коренным образом.

В-четвертых, условия современного мира не позволяют больше оперировать противостоянием реализма и либерализма в рамках концепции справедливой войны.