В такой ситуации реальный воспитанник общается не со зрелым Я своего педагога, а имеет дело с бедным, беспомощным, запущенным "дитя" педагога, которое скрывается за красивым и пышным фасадом.

Педагог, вымещающий, выкрикивающий своего несчастного "ребенка" на несчастных учениках, и подросток, продолжающий эту цепь вымещения и крушащий все и вся на своем пути, - фигуры, взаимодополняющие друг друга. Обоим нужны собственные "мальчики для битья". Оба, и педагог и подросток, преумножают агрессию. Но один продолжает (заканчивает) свою ситуацию со своим детством (педагог), а другой ее начинает (подросток). Проявление агрессии у подростка скорее всего произойдет не сейчас, а в другой ситуации, на своих более слабых сверстниках, на безгласных вещах (разбитые стекла, разрушенные двери) и животных (повешенные кошки, побитые собаки).

Прервать эту цепочку агрессии нужно не с подростков, а с педагогов. Требуется избавить от механизма вымещения загнанное внутрь "дитя" педагогов, которым досталась соответствующая порция агрессии в их реальном детстве, и которых до сих пор загоняют в угол глупыми инструкциями, вечными проверками и т.д. Зафиксируем пока необходимость избавления от переноса не последующего звена, а предыдущего. В паре "педагог - побитый подросток" начинать нужно лечить от вымещения не подростка, а педагога, так же как в паре "подросток - побитая собака" предметом санации является отнюдь не собака, а подросток. Собаку лишь следует изолировать от вымещающего на ней свою злобу и обиду подростка, изолировать и утешить. Так же как в паре "педагог - побитый ученик" - спрятать от педагога нужно ребенка.

В школьном возрасте личность ученика еще не достаточно зрела, чтобы разделять личность агрессивного, авторитарного учителя и преподаваемый им предмет. Неприятие личности педагога переносится и на его предмет, и на все то, что напоминает школу. Это садистический вариант вымещения: агрессия на другом.

У вымещения может быть и мазохистский вариант - агрессия на себе. При невозможности отреагирования вовне (слишком сильный противник или чрезмерно строгое Сверх-Я) энергия танатоса обращается на себя. Это может проявиться внешне в физических действиях. Человек от досады, от злости рвет на себе волосы, кусает губы, до крови сжимает кулаки и т.д. Психологически это проявляется угрызениями совести, самоистязаниями, заниженной самооценкой, уничижительной самохарактеристикой, неверием в свои способности.

Лица, которые занимаются самовымещением, провоцируют окружение на агрессию по отношению к ним. Они "подставляются", становятся "мальчиками для битья". Эти мальчики для битья привыкают к асимметричным отношениям, и когда меняется социальная ситуация, которая позволяет быть им наверху, эти лица легко превращаются в мальчиков, которые также безжалостно бьют других, как их когда-то били. Ситуация мазохистического вымещения в будущем превращается в ситуацию садистического вымещения. Яркий пример - авторитарный рукводитель.

О том, что вымещение - паллиативная форма реализации танатоса, свидетельствует и ситуация с вандалирующим подростком. Вандализм как отреагирование на замещающих объектах реального, полного удовлетворения не приносит, но как подкрепление положительной разрядки удовольствие несет и потому может превратиться в устойчивый способ поведения и продолжаться в зрелом возрасте. Это еще раз подтверждает необходимость решения проблем с их действительными виновниками, а не на замещающих объектах.

Другой вид переноса - замещение. В данном случае речь идет о замене объектов желаний, которые обеспечиваются в основном энергией либидо. Любая потребность может быть удовлетворена самыми разными объектами. Чем шире палитра предметов, объектов потребности, тем шире сама потребность, тем полифоничнее ценностные ориентации, тем глубже внутренний мир личности. Собственно о замещении мы не можем говорить в том случае, когда потребность в любви, в жизни, потребность многоуровневая, находящая свое удовлетворение на огромной массе объектов: люблю человечество, страну, близких, жену, детей, природу, Бога, себя и т.д. Замещение проявляется тогда, когда есть некая фиксация потребности на очень узком и почти не меняемом классе объектов; классика замещения - фиксация на одном объекте. При замещении сохраняется архаика либидо, нет восхождения к более сложным и социально ценным объектам. Рассмотрим пример.

Женщина в возрасте, одинокая, весь смысл жизни существования которой в любимой собаке. Вся активность этой женщины структурируется заботой о любимом существе. Является ли эта ситуация ситуацией замещения? Да, если любовь к ней подкреплена убеждением, что люди недостойны ее любви, они не способны так горячо и самозабвенно любить, что люди неблагодарные твари.

У ситуации замещения есть предыстория, всегда есть негативные предпосылки. Эта женщина, видимо, на своем опыте пришла к выводу, что любить людей - хлопотное дело, неблагодарное и, может быть, даже опасное занятие. Может быть, в своей жизни у нее не было возможности переживания чувств любви к другим или от других. И собака, кошка, попугай - это единственные существа, на которых можно отреагировать любовь, не боясь "проколов". Любить животных - это более беспроигрышный вариант, чем любить людей, так же как беспроигрышно любить все человечество, нежели конкретных людей. К тому же, животное быстро и щедро реагирует на любовь своей привязанностью, лаской и преданностью, так же как любимая толпа обожает своего кумира.

Конечно, ситуация с замещением менее проблематична, чем ситуация вымещения. Однако, часто замещение сопровождается, подкрепляется вымещением. Любящие только животных часто мизантропы*, или, по крайней мере, абсолютно равнодушны к человеческим несчастьям. Однолюбие может сопровождаться тотальным неприятием всего остального. Когда любовь сконцентрирована на одном объекте, тем более на объекте неживом или на животном, то это - ситуация одиночества, ситуация часто трагическая в своей субъективно переживаемой невозможности расширения предметов любви. Богатство человека - это богатство его отношений со всем миром. И вряд ли возможно сконцентрировать это богатство на одном предмете, на одной собаке, на одном человеке. У этой ситуации одиночества вдвоем могут быть страшные исходы. Самый страшный - это смерть горячо любимого объекта. Умирает он - и умирает моя единственная связь с этим миром. Рухнул смысл моего существования, тот стержень, на котором держалась моя активность. Ситуация предельная, у нее есть и паллиативный вариант - жить памятью о предмете своей любви.

Другой исход не менее трагичен, хотя социально может быть нелеп. Сила действия равна силе противодействия. Чем большая зависимость от предмета, тем больше и бессознательнее желание избавиться от этой однопредметной зависимости. От любви до ненависти один шаг, однолюбы часто самые яркие уничижители предмета своей любви. Разлюбив, однолюб должен психологически изничтожить предмет своей былой любви. Чтобы избавиться от объекта связывания своей энергии либидо, такой человек превращает ее в энергию танатоса, в объект вымещения.

Трагична может быть судьба личности, когда механизм замещения направлен на самого себя, когда не другой, а я сам являюсь объектом собственного либидо, когда я аутоэротичен в широком смысле этого слова. Это позиция эгоистической, эгоцентрической личности.

Следующий вид переноса - уход (избегание, бегство). Личность уходит из той активности, которая доставляет ей дискомфорт, неприятности как реальные, так и прогнозируемые. Пример:

Мальчик увлекается футболом, достигает успехов в этом виде спорта. Его старшие друзья положительно оценивают его успехи и допускают в свои игры на равных. Но вскоре ему снится сон, в котором манифестируется реальный страх: он играет в мяч, его соперник по игре, огромный верзила, так сильно бьет по мячу, что ему кое-как удается избежать удара. Мальчик в страхе просыпается. Дальнейшая совместная с психоаналитиком интерпретация сна показала, что гордость мальчика от сознания, что он допущен в компанию более взрослых ребят быстро трансформируется в страх. Он боится, что ему будут завидовать, зависть этих парней может обернуться агрессией против него. После сна мальчик теряет интерес к футболу, резко снижается его спортивное мастерство. В конце концов он бросает занятия футболом. Резко сужается сфера активности его личности.

А. Фрейд эту технику так и назвала "Сужение Я" [Freud A., 1936]. По сути, в ее названии отражено следствие использования данной психозащитной техники. Ф.Е. Василюк называет этот механизм "сужением психологического пространства личности" [Василюк, 1984].

Уход - это уход от чего-то. Но уход - это уход во что-то, куда-то. Энергия, отнятая от деятельности, которую я покинул, должна быть связана на другом объекте, в другой активности. Уход - это опять же замещение объектов. Уход из одной активности я компенсирую приходом в другую. Тот же мальчик-футболист, покинувший спорт, начинает компенсировать эту потерю усиленными интеллектуальными занятиями, а в последующем достигает определенных успехов в поэзии.

Сфера мыслительной деятельности представляет массу возможностей для замещений в виде ухода. Западногерманский психолог Д. Дёрнер считает, что мыслительные операции нацелены не только на решение проблемы, но и на создание чувства компетентности, чувства способности контролировать и решать ситуацию, с которой индивид сталкивается впервые и решение которой не задано всем предыдущим опытом. И для того, чтобы сохранить и поддержать чувство контроля над событиями, человек пользуется различными формами ухода.

Восприятие собственной некомпетентности, актуальной невозможности решать ту или иную проблему притупляется, вытесняется тем, что человек уходит в ту часть проблемы, которую он решить может. В научной сфере конкретными формами такого ухода являются бесконечная работа с литературными источниками, составление картотек, библиографии; тщательное, детальное планирование исследования; бесконечная работа над программированием на компьютере и т.д. Все эти формы ухода представляют собой горизонтальное бегство от действительной проблемы в то мысленное пространство, в ту часть проблемы, которую и не нужно решать или которая решится сама по ходу дела, или которую индивид в состоянии решить.

Другая форма ухода - вертикальное бегство, которое состоит в том, что мышление и тем самым решение проблемы переносится из конкретной и противоречивой, трудно контролируемой реальности в сферу сугубо мыслительных операций, но мыслительные модели избавления от конкретной реальности могут настолько далеко абстрагироваться от самой действительности, что решение проблемы на замещающем объекте, на модели имеет мало общего с решением в реальности. Но чувство контроля если не над реальностью, то хотя бы над моделью сохраняется. Однако уход в моделирование, в теорию, вообще в область духа может зайти так далеко, что путь назад, в мир реалий, напротив, забывается.

Индикатором, по которому распознается уход от полноты бытия в узкий спектр жизни, по которому переживается частичность и специализация самоактуализации, является состояние тревоги, страха, беспокойства. На то ли трачу свою жизнь, в этом ли только смысл моего существования?

У ухода много общего с творческой сублимацией. И границы между ними трудно провести. Однако уход, видимо, отличается от сублимации тем, что занятие новой деятельностью носит компенсаторный, защищающий характер и новая активность имеет негативные предпосылки: она была результатом бегства, результатом ухода от неприятных переживаний, действительного переживания неуспехов, страхов, некой некомпетентности, несостоятельности. Здесь несвобода не была переработана, не была пережита, она паллиативно была заменена другой действительностью. Как это ни парадоксально звучит, уход и приобретение свободы над другой ситуацией, другим объектом обнаруживает, насколько сильно личность эмоционально связана, увязана в предыдущей ситуации, насколько эта первая ситуация не переработана.

Наиболее часто встречаемым вариантом ухода является фантазия. Фантазия является распространенной реакцией на разочарования и неудачи. Например, недостаточно физически развитый мальчик может получать удовольствие, мечтая об участии в чемпионате мира, а спортсмен-неудачник, воображая, как с его соперником случаются всяческие неприятности, облегчает свои переживания.

Защитную фантазию можно определить как символическое ("воображаемое") удовлетворение блокированного желания. Читаем у Фрейда: "Можно сказать, что счастливый никогда не фантазирует, это делает только неудовлетворенный. Неудовлетворенные желания являются движущими силами фантазий, каждая фантазия - есть явление желания, корректура действительности, которая чем-то не удовлетворяет индивида" [Ohm K., 1980]. Фантазии выполняют функции компенсации. Они содействуют поддержанию слабых надежд, смягчают чувство неполноценности, уменьшают травмирующее влияние обид и оскорблений.

Исследуя роль фантазии, психологи решили проверить гипотезу; на самом ли деле с помощью фантазии ослабляются агрессивные импульсы. Испытуемых разделили на три группы. Людей из первой группы преднамеренно обижали и сразу же после этого предлагали придумать рассказ по картинкам, что давало возможность выхода их чувствам. У испытуемых второй группы такой возможности не было, и сразу после оскорблений их занимали другими делами. В третьей группе людей не обижали, а только предложили придумать рассказ по картинкам. Результат ты экспериментов подтвердили гипотезу. Обиженные испытуемые в своей фантазии обнаружили большую агрессивность те, кто после эксперимента получил возможность придумывать рассказ, позже выявляли меньшую агрессивность и враждебность, чем те, которых отвлекли другой работой.

Данные исследования показали, что, вероятно, между люди ми существовало бы значительно больше конфликтов, если бы воображение, фантазия не приносили временного облегчения.

Перенос может происходить вследствие того, что исполнение желания в состоянии бодрствования невозможно. И тогда желание осуществляется в сновидениях. В состоянии бодрствования работа по вытеснению какого-либо желания может быть более или менее успешной. Но в состоянии сна, когда строгая цензура сознания спит, происходит исполнение желания. Это желание прорывается в сновидение, оно выстраивает сложные и хитроумные сюжеты по исполнению желания. Поскольку содержание сновидения может быть запомнено и тем самым явлено сознанию, то образы сновидения могут представлять собой некие замещения, шифры, символы реальных желаний.

Трансфер. Этот вид переноса происходит в результате ошибочного обобщения схожести двух ситуаций. В первичной, произошедшей раньше ситуации, наработаны какие-то эмоциональные переживания, навыки поведения, отношений с людьми. И во вторичной, новой ситуации, которая по некоторым параметрам может быть схожа с первичной, эти эмоциональные отношения, навыки поведения, отношения с людьми вновь воспроизводятся; при этом, поскольку ситуации все же между собой несхожи, постольку повторяющееся поведение оказывается неадекватным новой ситуации, может даже мешать индивиду верно оценивать и тем самым адекватно разрешать новую ситуацию. В основе трансфера (переноса) - тенденция к повторению закрепившегося раньше поведения.

Ситуация трансфера чаще всего наблюдается в отношениях с врачами, психотерапевтами, педагогами, начальниками. Эти отношения характеризуются неравенством позиции, у одних (врачей и т.д.) фиксируется доминантное положение, а у других (пациентов, учеников, подчиненных) субдоминантная позиция. Например, привычка подчиняться доминантному отцу воспроизводит "позу" подчинения перед руководителем-авторитаром. Если к тому же этот руководитель внешне, конституционально и своими привычками будет напоминать отца, то гарантировано почти полное повторение отношений с отцом в новой социальной ситуации. Схожесть ситуации по каким-то признакам - не причина, а только релизор, запускающий стимул трансфера. Причина переноса - в аффективной защемленности, непроработанности прошлых отношений, в данном случае с отцом.

Примечательны воспоминания взрослого человека, постоянно воспроизводящего в своей жизни ситуации трансфера и от них страдающего:

"Я боюсь начальства. В нашей деревне всякий взрослый имел полное право отшлепать встречного мальчишку, как отец. Мы, дети, воспитывались всей деревней. Поэтому для меня взрослый - это тот, кто отшлепает. Я дослужился до майора, и мне за тридцать, а когда ко мне обращается старший по званию, я обмираю и путаюсь в словах. Но потом мне жена сказала... в том смысле, что я не орел, и я стал бороться за справедливость, потому что уже дальше мне бояться стыдно. Кое-чего я добился за короткое время, но нервы стали ни к черту, и все время хочется взять оружие и выстрелить" [Чугунова Н., 1991, С.151].

Этот монолог примечателен следующим. Во-первых, он еще раз иллюстрирует ошибочность обобщения, ошибочность силлогизма "взрослый - это тот, кто отшлепает". Во-вторых, патерналистские сообщества постоянно воспроизводят ситуацию переноса в паре отец - сын, при этом отцом ребенка становится любой взрослый. В-третьих, "гармония" неравного отношения к любому взрослому, нарушенная упреками жены, приводит к мощной астенизации, чреватой аффектом: "нервы стали ни к черту, и все время хочется взять оружие и выстрелить". Здесь борьба с переносом взяла неправильное направление. Объектом работы должны быть не окружающие, а сам борец за справедливость.

Многие психологи трансфер называют невротическим переносом [Аграчев, 1991]. Попав в новые сферы, новые группы и вступая во взаимодействие с новыми людьми, "невротик" привносит в новые группы старые отношения, старые нормы взаимоотношений. Он как бы ожидает от нового окружения определенного поведения, определенного отношения к себе и, конечно же, ведет себя соответственно своим ожиданиям. У нового окружения вызываются тем самым соответствующие реакции. Человек, к которому относятся недружелюбно, возможно и будет недоумевать по этому поводу, но скорее всего ответит тем же. Откуда ему знать, что враждебность к нему - это лишь ошибка переноса. Трансфер удался, осуществился, если его субъект перенес старый опыт в новую ситуацию. Но он дважды удался, если старый опыт субъекта переноса навязан социальному окружению, другому человеку. Этим-то и страшен трансфер, что он в свою орбиту включает все новых и новых людей. Впрочем, социум и сам с охотой склонен многократно тиражировать переносы через стереотипные суждения: "Склонный к полноте человек - добродушен", "Красивая секретарша избалована вниманием", "Мужчины невысокого роста страдают комплексом неполноценности" и т.д. Подобные суждения, если они прочно усвоены - благодатная почва для постоянных переносов и программирования человека. Тотальность обобщений - удачная платформа для трансферов.

Работа с переносом. Определить работу такого вида переноса, как вымещение, довольно просто. Индикатором вымещения является то, что объектами изливания агрессии и обиды, как правило, являются лица, изливать на которых злость и обиду для носителя переноса не представляет опасности. На кого я кричу? На подчиненных, на детей, на "избитую" моими криками и упреками жену. Благо, что всегда есть за что зацепиться, на что обидеться, за что упрекнуть: не так сделали, не так ответили, не так посмотрели, не проявили элементарной благодарности и т.д. Попробуйте задать себе вопрос: а смог бы я также отчитать своего начальника, также его одернуть, упрекнуть, смог бы достойно ответить на его постоянные упреки и выволочки? А когда я с ходу ору на ребенка, узнав о полученной им двойке, не выкрикиваю ли я на нем обиду, которую мне нанес, конечно же, не мой мальчик, а кто-то другой? Вспомните, может быть, часом раньше, днем раньше на вас накричал начальник? Призадумайтесь, смогли бы вы так же походя, от злости (на кого? на себя?) пнуть льва, как вы пнули подвернувшуюся под ноги собаку?

Не спешите возвращать возникшую обиду или агрессию на подвернувшегося виновника. Сначала задайтесь вопросами: Что во мне так сильно обиделось? Как я позволяю себе быть обиженным? Зачем я позволил сманипулировать собою и обиделся? Зачем я не остановил каскад несправедливых обвинений и упреков в свой адрес? Зачем я молча сглотнул все упреки и крики? Зачем я переждал и бережно донес свои обиды и злость до своего подчиненного, ребенка, жены? Они-то на меня не кричали?! Какая мне от такого поведения выгода? Может быть, действительно "начальник всегда прав" и безопаснее покричать на своего подчиненного и семью? Выбор ответа за вами...

В ситуации с другими видами переноса требуется осознание того, чего я избегаю в реальном мире, чем я недоволен, насколько разнообразны мои интересы, предметы моих привязанностей.

Мечтая о принцессе, не уклоняюсь ли я от встречи с девушкой из соседнего подъезда в силу своей робости и застенчивости, или мною движет установка, что в этом мире нет того, кто достоин моей любви? Впрочем, нередко робость и застенчивость камуфлируются гордыней.

Осознанию замещения могут помочь и вопросы: Что меня так не устраивает в этом мире, что я выстраиваю другие миры? Насколько мое "фантастическое" поведение отличается от реального? Как правило, фантазия работает на то поведение, которого мне не хватает в реальности. Что можно из моих фантазий уже сейчас и здесь попробовать воплотить, реализовать?

2.4 Рационализация

Конечная задача сознания состоит в создании гармонического единства между влечениями к жизни и смерти, между либидо и танатосом. Сознание пытается создать такую когнитивную картину мира, которая внутренне была бы лишена противоречий, такая картина мира должна обладать ясностью, прозрачностью. Эта картина мира должна быть стройной, целостной, она должна обеспечить максимум комфорта в этом мире. Мир должен быть управляемым, регулируемым, прогнозируемым в своем развитии. Человек хочет знать, что каждый его шаг логичен, у него есть причина и следствие. В этом обладании каузальностью человек даже готов нести ответственность за то следствие, которое не предполагалось, например, казнить себя за то, что он послал своего близкого купить молока, а тот становится жертвой уличной катастрофы. Это изначально заданная возможность этоса (ответственности за все) и желание осмысленного бытия на уровне переработки сложных, проблемных, конфликтных, кризисных ситуаций часто оборачивается использованием рационализации.

Рациональное объяснение как защитный механизм направлено не на разрешение противоречия как основы конфликта, а на снятие напряжения при переживании дискомфорта с помощью квазилогичных объяснений. Некоторые противоречия вообще не снимаются. Нужно уметь пребывать в противоречии. Например, ситуация в знаменитом мифе о Сизифе никак не решаема.

Проблематичность знания о мире и о себе мучительна для индивидуального сознания. Проявиться она может двояко:

1. Это - отсутствие информированности о том, что меня интересует. Той информации, которой я обладаю, недостаточно, а расширить, дополнить, углубить информацию до такого уровня, который создавал бы у меня чувство полного информационного владения ситуацией, нет никакой возможности или чрезвычайно трудоемко. В этом случае человек начинает выстраивать свои гипотезы, дополнять отсутствующие информационные звенья, строить свои схемы объяснения. Объяснить что-то означает вписать объясняемый предмет в те системы и классификации, которые у человека уже существуют.

Можно взять ситуацию из обыденной жизни. Давайте вспомним, что накручивает в своем "воспаленном" мозгу человек, с нетерпением ожидающий кого-то или что-то. Один абитуриент, не увидев себя в списках поступивших, считает, что это просто невнимательность при составлении списка. Для другого - это очередное подтверждение тотального невезения в жизни. Чем неопределеннее, незаструктурированнее значимая информация, тем больше вероятность ее субъективного прочтения, ее интерпретации.

2. Проблематичность знания может проявляться в наличии множества знаний (концептов, мнений) по одному предмету. Это могут быть: логическая несогласованность двух знаний; несогласованность знания с культурными нормами; несогласованность с прошлым опытом и знанием; несогласованность между знаниями различного уровня обобщенности (разнокалиберность знаний).

Пример такого диссонанса на практике - это ситуация заядлого курильщика, который пристрастился к курению, но, с другой стороны, который не может не знать, что последствия курения могут оказаться для него роковыми. Действительное решение этой ситуации означало бы отказ от курения, что заядлый курильщик сделать не может в силу своей зависимости от этой привычки. (Причем физиологическая зависимость от табака минимальна и быстро снимается, гораздо труднее избавиться от психологической зависимости: убежденности, что сигарета помогает думать, снимает стресс, вообще доставляет удовольствие.) Заядлый курильщик избирает для снятия диссонанса разные тактики. Одна из них - все то же вытеснение аверсивной информации. Опасные последствия курения забываются, вытесняются на периферию сознания, избегается любая травмирующая курильщика информация. Другая техника - это как раз рационализация, квазиинтеллектуальная переработка ситуации диссонанса. Данные исследования о вреде курения подвергаются сомнению ("эксперимент, исследования проведены не чисто, выборка испытуемых недостаточна, не учитываются другие факторы" и т.д.). Своему сознанию подсовываются антипримеры ("Иван Петрович - курильщик с шестидесятилетним стажем, и смотрите, до сих пор жив и здоров"). Подобные антипримеры призваны служить иллюстрацией исключений из правила, понятно, что приводящий такие исключения причисляет себя к этому исключению. Так уж устроена психика человека: там, где железная закономерность неприятна, нелицеприятна для сознания, там сознание взывает к исключениям или по крайней мере для себя делает исключение. Некоторые курильщики рационально обосновывают курение как жизненную ценность: "Курение это одно из удовольствий, которое делает жизнь приятнее, выразительнее. Лучше прожить короткую, но интересную и приятную жизнь, нежели длинную и пресную". Для подростка сигарета часто пропуск в мир взрослых.

Часто человек не хочет смотреть правде в глаза, ибо она тогда заставляет расставаться с иллюзиями. А процесс этот мучительный.

К. Левин показал, что в бессмысленной, незаструктурированной ситуации человек ищет рациональную опору для своего дальнейшего поведения.

В одной из экспериментальных серий психолог оставлял испытуемого одного на довольно продолжительное время. Прождав 10--15 минут, испытуемый, так и не дождавшись экспериментатора, впадал в состояние колебания, растерянности и нерешительности. Одна из испытуемых придала своему бессмысленному ожиданию цель, связав свои дальнейшие действия с часовой стрелкой. Она решила: "Как только стрелка займет перпендикулярное положение, я уйду". Благодаря данному действию испытуемая видоизменила свое "психологическое поле", сняла таким образом напряженное состояние, возникающее в результате попадания в бессмысленную ситуацию. Она перевела свое бессмысленное состояние в субъективно осмысленное.

Этот пример показывает, что рационализация как защитный механизм проявляется не только в умственной, когнитивной сфере, но и в поведенческой, другими словами, когнитивная рационализация передается в поведенческом сопровождении. В этом случае поведение выстраивается жестко рационально, по алгоритму, никакой спонтанности не допускается. Поведение превращается в ритуал, который несет смысл только при точном своем соблюдении. В дальнейшем когнитивное обоснование ритуала может уйти, исчезнуть, забыться, остается только воля и ее автоматическое исполнение.

Рационализация направлена на сохранение статуса кво жизненной ситуации. Нежелание перемен необходимо обосновать. Для этого прекрасно подходит рационализация.

Рассмотрим ситуацию Обломова, в частности письмо его к Ольге. Обломова страшит любовь Ольги, она "выдернет" его из привычного ему состояния лени и душевного покоя. Эта любовь хлопотна для него. Обломов боится, что любовь к Ольге сделается "не роскошью жизни", а необходимостью. Как он пишет сам: "Все это (сердечные волнения, тревоги и радости) к лицу молодости, которая легко переносит и приятные и неприятные волнения; а мне к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне; а с бурями я не управляюсь".

К какому иезуитски-интеллигентному приему он прибегает в письме! Он пытается втолковать Ольге, что ее любовь, хотя и искренняя, но "ненастоящая; это только бессознательная потребность любить, которая за недостатком настоящей любви, за отсутствием огня, горит фальшивым, негреющим светом, высказывается иногда у женщин в ласках к ребенку, к другой женщине, даже просто в слезах или истерических припадках". Ее любовь к нему, дескать, только преддверье, пролог. И когда она (любовь) действительно придет, ей будет стыдно.

Ольга прекрасно распознала внутренние мотивы, побудившие Обломова написать это письмо, мотивы эти сугубо эгоистичны; Обломов предвидит такой конец: он устанет от любви, как устал от книг, службы, от света, он побоится уснуть вдруг около нее. Он побоится, что любовь станет необходимостью, что любовь потребует от него каких-то обязательств.

Обломов - великолепный, часто встречаемый образец мужского поведения в любовных отношениях - это постоянный уход от обязательств. Обломов - одновременно пример мужчины, инициирующего разрыв, но подкидывающего своим любимым рационализации, псевдообъяснения: "Я не достоин твой любви" [Гончаров, 1979].

Иногда рационализация - это единственная возможность в удержании смысла той деятельности, которой я посвятил всю свою жизнь. Это особенно касается тех лиц, у которых наблюдается мощный разрыв между уровнем притязаний и возможностями. Наиболее благотворно для развития личности - соответствие уровня притязаний и способности. Психологически наиболее неблагополучна личность, у которой уровень притязаний завышен, а уровень развития способностей низок.

Предположим, вас обошли и не повысили в должности. Это слишком горько осознавать, нельзя же признаться себе, что сам виноват, не был так прилежен в работе. И тогда мы начинаем выдумывать: вашего коллегу повысили в должности потому, что он мерзавец, беззастенчив в средствах, все делает, чтоб понравиться начальству. Или: "новая должность хлопотна, прибавка к зарплате ничтожна, а ответственность большая" и т.д. Рационализация в обоих случаях выполняет свое "черное" дело по двум фронтам: во-первых, выбрав решение жизненной ситуации через рационализацию, я закрываю себе путь к реальной рефлексии ситуации, к новому выбору (никогда не поздно; еще не вечер); во-вторых, я нарушаю свои отношения с людьми, дегуманизирую их. Каждый человек для меня подтверждение смысла моего существования, или из-за него жизнь моя не удалась. Выстраивается железная зависимость от социального окружения.

Рационализация работает на сокрытие истинной мотивации поведения. Психологи давно отмечают, что существует несовпадение между реальными мотивами поведения, которые чаще всего и не осознаются, особенно в сложном поведении, и мотивами, которые осознаются, скорее представляются сознанию как реальные побудители поведения. При этом осознаваемые мотивы, как правило, социально более привлекательны. Вот уж действительно, человек охотно смотрит правде в глаза, когда она ему приятна.

Польский исследователь К. Обуховский, который такого рода объяснения назвал защитными мотивами, приводит такой пример проявления защитного мотива:

"Г. Й., способный и обладающий чувством собственного достоинства специалист, много лет проработавший на руководящих постах, известный своими несколько автократическими наклонностями, из тактических соображений был понижен в должности.

Новые руководители отстранили его от какого-либо участия в принятии решений и недвусмысленно дали понять, что поддержали бы его просьбу об уходе. Г.Й., однако, остался и внешне согласился со своим новым положением, считая себя жертвой верности прежним идеям. В учреждении, несмотря на это, начали происходить конфликты на почве того, что Г.Й. постоянно оспаривал действия руководства, находя в его распоряжениях тупость, недальновидность и профессиональную некомпетентность. Иногда это было правильно, иногда, однако, даже его сторонники из "учрежденческой оппозиции" не могли найти никакой грубой ошибки, а тем более ошибки, которая обосновывала бы такую острую реакцию. Г.Й. объяснял свое поведение тем, что чувствовал себя ответственным за учреждение, не мог терпеть недоучек и должен был поэтому, невзирая на неприятности, вмешиваться в каждое "нечистое" дело. Он "не может работать как-нибудь и равнодушно смотреть на то, что происходит вокруг; он чувствует тогда угрызения совести"" [Обуховский К., 1972, С.31-32].

Все объяснения пациента Обуховского - рационализации. Их основная функция - сокрыть, закамуфлировать реальный мотив - доказать, что преемники никудышные и аморальные руководители. Г.Й. сам был смещен с руководящей должности, а благодаря именно ей он мог реализовать свои жизненные ценности и установки. Она реализовала и его авторитарные тенденции. Видимо, она давала ему и другие блага. И вдруг он ее лишается, рушится весь жизненный сценарий. Реализовать себя через другую деятельность не мог. Отсюда и его действия по дискредитации тех, кто лишил его блага, возможности исполнения своих жизненных целей.

Рационализация успешнее морочит сознание (скорее бессознательное) своего творца, когда сознательные формулировки мотивов поведения частично совпадают с реальным поведением. Действительно, частично действия Г.Й. направлены на создание благополучия учреждения. Это может быть и одним из реальных мотивов его поведения, одним, но отнюдь не главным.

Мотивы защитного характера проявляются у людей с очень сильным Сверх-Я, которое, с одной стороны, вроде бы не допускает до осознания реальные мотивы, но, с другой стороны, дает этим мотивам свободу действия, позволяет им реализоваться, но под красивым, социально одобряемым фасадом; или же часть энергии реального асоциального мотива расходуется на социально приемлемые цели, по крайней мере, так кажется обманутому сознанию.

Можно такого рода рационализацию проинтерпретировать и по-иному. Бессознательное Оно реализует свои желания, представив их перед Я и строгой цензурой Сверх-Я, в одеждах благопристойности и социальной привлекательности.

Инициировать рационализацию может ситуация фрустрации - ситуация блокировки актуальной потребности, ситуация преграды на пути к исполнению желания. Прототипом такой ситуации является знаменитая басня "Лиса и виноград". Не имея возможности достать столь желаемый вино-град, лиса в конце концов понимает бесплодность своих попыток и начинает словесно "заговаривать" свою нереализованную потребность: виноград зелен и вообще вреден, да и хочу ли я его?! Задача такого рода рационализации - обесценивание цели, привлекательной для индивида, которой он, однако, не может достичь, и он понимает или начинает понимать, что не достигнет ее, или же достижение цели требует слишком больших усилий.

В основе рационализации лежит иллюзия невозможности альтернативы поведения. Когда учитель рационализирует ("А что я мог сделать? Этот ученик иного обхождения с ним не поймет") после того, как он накричал на "зарвавшегося" ученика, то начало рационализации как раз и было в субъективном переживании невозможности другого воспитательного средства.

Рационализация вызывается также иллюзией наличия альтернативы: или не обратить внимания на выходку ученика, или немедленно пресечь его поведение. Первая возможность изначально неприемлема, но она нужна для того, чтобы оправдать осуществленное по второму пути поведение: "Да, я накричал на него. Во-первых, он иного и не понимает. Во-вторых, нельзя оставлять без внимания такие выходки". Рационализация подкрепляет иллюзорный выбор. Здесь выбор только между способами - ловушка, поставленная загнанному рационализацией сознанию.

Выгоды рационализации. Мир предстает стройным, логически обоснованным, предсказуемым, прогнозируемым. Рационализация придает уверенность, снимает тревогу, напряжение. Рациона-лизация позволяет сохранить самоуважение, "выйти сухим из воды", "сохранить лицо" в ситуациях, которые несут в себе нелицеприятную информацию. Она меняет отношение к релевантному предмету, позволяя ничего не менять в самом себе.

Минусы рационализации. Как мы ни старались отметить положительные функции рационализации, выгоды эти достаточно сомнительны. Используя рационализацию, человек не решает проблему, из-за которой защита и возникла. Происходит "отодвигание" конструктивного решения проблемы во времени или в пространстве. Рационализация, обслуживая желание выглядеть перед собой или другими лучше, чем на самом деле, даже усугубляет проблемы, замедляет, если вообще не останавливает личностный рост, упрощает внутренний мир личности, мышление становится шаблонным, ригидным, используются одни и те же схемы объяснения, быстро, без задержки навешиваются ярлыки, человек все знает, все может объяснить и предвидеть. Не остается места для удивления и чудес. Человек становится глух и слеп к тому, что не попадает в прокрустово ложе логических объяснений.

Работа с рационализацией. Рационализация опознается в основном на вербальном материале, то, что человек говорит вслух и "про себя" в ситуациях затруднения. "Рациональный" человек быстр в объяснениях; так же легко рождаются оценки, охотно и без задержки раздает советы; это и понятно, ему сразу все становится ясно. Рациональный человек живет в ясном и одномерном мире.

Задайтесь вопросами: "Насколько вы быстры в объяснениях? Стремитесь ли выстраивать однозначные причинно-следственные связи? Осталось ли в вашем переживании мира удивление, чувство прикосновения к тайне или вами двигает почти маниакальная страсть раскрыть все тайны?" Не спешите все объяснить. Оставьте время для переживания, чувств, не уходите от удивления в объяснения, продлите удивление. Не спешите с ответами, с интерпретациями, особенно чужого поведения. Не будьте самоуверенными в выводах. Пусть всякий наблюдаемый факт вашего поведения и поведения другого человека поначалу будет воспринят как нечто уникальное. Сделать из него просто иллюстрацию некоего закона всегда успеет ваша жизненная логика.

2.5 Ирония

В пятитомной "Философской энциклопедии" ирония определяется как некое высказывание, которое обладает "скрытым смыслом, обратным тому, который непосредственно высказывается или выражается". Здесь для нас интересно это расхождение между высказыванием и смыслом, их полярность. Иронию можно охарактеризовать следующим образом:

1. Ирония - выразительный прием, противоположный выражаемой идее. Говорю противоположное тому, что подразумеваю. По форме хвалю, по сути порицаю. И наоборот: по форме уничижаю, по сути возвеличиваю, хвалю, "поглаживаю". В иронии мое "да" всегда означает "нет", а за выражением "нет" маячит "да".

2. Какой бы ни была благородной цель у иронии, например, породить высокую идею, открыть глаза на что-то, в том числе на себя, все же эта идея в иронии утверждается отрицательными средствами.

3. Несмотря на великодушие замыслов иронии, или даже несмотря на ее бескорыстие, ирония дает самоудовлетворение. И право же, это не только эстетическое самоудовлетворение.

4. Человеку, пользующемуся иронией, приписывают черты тонкого ума, наблюдательность, "медлительность", "бездеятельность мудреца" (не моментальная реактивность). Аристотель даже указывал на "величие души" ироника.

Таким образом, ирония хотя и умный (как признак "тонкого ума"), благородный (как признак "величия души"), изящный (как доставляющий эстетическое удовольствие своей изысканностью) механизм, но, несмотря на то, что это самый умный, самый благородный, самый изящный, - все же это защитный механизм. Хотя в отличие от рационализации ирония - это уже способность к рефлексии, к выходу из полной поглощенности ситуацией. Это уже стояние если не над ситуацией, то уже рядом с ней, около нее, а не в ней. А стояние рядом уже дает человеку силу и преимущество. У него есть возможность отстранения, отчуждения, способность сделать ее не совсем своей, чужой, странной, это уже способность нового видения ситуации.

Как психическое состояние ирония - это измененный знак моего переживания ситуации, с минуса на плюс. Тревога сменилась уверенностью, враждебность - снисходительностью... Это - один параметр изменения состояния. Другой означает, что человек находится в состояниях, которые автономны относительно ситуации, другого человека, предмета. Я уже скорее субъект, чем объект этих ситуаций, и потому у меня уже есть возможность управления этими состояниями.

Ирония как психический процесс превращает то, что для меня ужасно, страшно, непереносимо, враждебно, тревожно, в противоположное. Посредством иронии я освобождаюсь от власти ситуации. Эту спасительную и освобождающую функцию иронии очень точно выразил Вольтер: "Что сделалось смешным, не может быть опасным".

Психоаналитически иронию можно рассматривать как символическую агрессию. Энергетически она обеспечивается деструктивными силами танатоса, но контроль сознания сохраняется или появляется. Сознательное Я предвидит последствия прямой агрессии танатоса и действует, исходя из предполагаемых последствий. Если человек позволяет себе проявление агрессии в открытой форме через поведение или слова (ругань, диффамацию), то велика вероятность получить в ответ или то же самое, или даже больше; или же со стороны общества, а также строгого Сверх-Я могут последовать санкции (чувство вины, угрызения совести). В этом случае Я дает возможность отреагировать агрессию в социально приемлемой форме. З. Фрейд иллюстрирует технику иронического реагирования, используя один английский анекдот:

"Двум не очень-то щепетильным дельцам удалось рядом очень смелых предприятий создать себе большое состояние, после чего они приложили массу усилий, чтобы войти в высшее общество. Среди прочего им казалось вполне целесообразным заказать свои портреты самому знаменитому и дорогому художнику, появление произведений которого считалось событием. На большом вечере эти драгоценные портреты были показаны впервые. Хозяева подвели влиятельного критика и знатока искусства к стене гостиной, на которой висели оба портрета, рассчитывая услышать от него мнение, полное одобрения и удивления. Критик долго смотрел на портреты, потом покачал головой, как будто ему чего-то не хватает, и спросил только, указывая на свободное место между двумя портретами: "А где же Спаситель?". Я вижу, вы смеетесь этой прекрасной остроте, построение которой мы постараемся теперь понять. Мы догадываемся, что знаток искусства хотел сказать: вы - пара разбойников, подобно тем, среди которых был распят на кресте Спаситель. Но он этого не говорит, а вместо этого говорит другое, что сначала кажется совершенно не подходящим и не относящимся к случаю, хотя мы тотчас же узнаем в его словах намек на то неодобрительное мнение, которое ему хотелось бы высказать. Этот намек представляет собой настоящего заместителя последнего мнения" [Фрейд З., 1989, С.362].

В иронии откровенное, грубое, прямое выражение агрессии облекается в социально приемлемые формы, камуфлируется, маскируется. Агрессивный импульс как бы переносится в сферу интеллекта, где такие игры допустимы, и даже поощряются; участие в них есть свидетельство того качества, которое социально привлекательно, - высокий интеллект. Социальные нормы поведения предполагают, что человек, над которым проиронизировали и который даже себя чувствует глубоко оскорбленым, не должен на эту символическую агрессию ответить открытой агрессией или обидой. Наиболее частой санкцией против человека, которому обида застит глаза и инициирует агрессию, является вербальная реакция: "Он что, шуток не понимает?". Человеку приходится выбирать между субъективно воспринятым оскорблением и необходимостью ответить на него или отсутствием юмора. А обыденное сознание, как правило, связывает отсутствие юмора с отсутствием ума. Не все решатся на это.

Человек с жесткими, авторитарными установками может позволить себе проиронизировать над чем-то или над кем-то. Но как правило, это злые шутки, унижающие достоинство другого чело-века (вспомним "юмор" Сталина). Понятно, что в свой собственный адрес всякая ирония наказуема. Она не прощается как смертельная обида, и наказание за иронию может быть более жестоким, чем за прямую агрессию.

В случае самоиронии субъект и объект иронии - одно лицо. Главная функция самоиронии - редуцировать ту информацию относительно самого себя, которая нелицеприятна, причиняет боль, и единственная возможность снять дискомфорт - это поиронизировать по поводу какого-то недостатка, промаха. Сущность самоиронии в следующем: Я переживает, осознает этот недостаток, он не вытеснен. Он высвечивается в иронии как лучом прожектора. К тому же самоирония предполагает присутствие другого, как мнимого, воображаемого, так и реального. И тут самоирония кроме всего прочего выполняет следующие функции:

1. Иронизируя над собой в присутствии другого, я как бы жду от него опровержения, комплимента, поглаживания ("это не совсем так", "ты недооцениваешь себя", "я воспринимаю тебя иначе", "наоборот").

2. Самоирония может быть предваряющей критикой. Критикуя, иронизируя над самим собой, я отнимаю хлеб у другого. Я удерживаю ситуацию в своих руках. Самокритика всегда менее болезненна, чем критика. Увы, часто люди это недооценивают. Для зрелой личности это знание более открыто. Болезненное самолюбие - это причина и следствие отсутствия самоиронии.

Самоирония инициируется инстанцией Сверх-Я, при использовании энергии деструктивного танатоса. Но агрессия Сверх-Я преломляется через призму контролирующего ситуацию Я.

Главная функция иронии не содержание, а оценка содержания. При этом оценка уничтожающая, принижающая содержание, относительно которого происходит ирония. Можно сослаться на Томаса Манна, что "ирония - главный фермент переваривания действительности". Было бы что переваривать. Ирония не создает истину, истина всегда позитивное знание; знание, которое должно задержаться, знание, на котором нужно остановиться. Ирония - это всегда отрицание остановки, это неукорененность ни в одной позиции. Иронизируя над одним предметом, который нас задел, "достал", мы рикошетом задеваем его противоположность.

Иронизирующий - всегда философствующий. "Философия есть истинная родина иронии" [Лосев, 1966]. Ирония привносит в рациональное, в жестко логическое схватывание жизни момент игры, момент несерьезного отношения к тому, что слишком серьезно задевает человека. Ирония - это "прекрасное в сфере логического" [Лосев, 1966]. Там, где я могу охватить действительность систематически, как железную логику, расписав, где причины, а где следствия, и там, где я погружен в действительность, не выделен из нее, там ирония не нужна. Иронический саботаж не нужен чистой рациональности и наивному поведению. Ирония к предмету есть свидетельство преодолеваемой зависимости от этого предмета. Предмет находился и еще находится в поле моего жизненного пространства, при этом он достаточно сильно структурирует это пространство. И в иронии я начинаю преодолевать эту зависимость от предмета. Ирония - это уже уход от зависимости, это уже некая ступень, некая степень свободы. Один берег покинут - это уже более спокойное, контролируемое отношение к тому, что я покидаю. Это уже не ругань, не аффективная привязанность к предмету, человеку, но это все-таки еще непреодоленная связь, субъект иронии еще не самодостаточен, не автономен.

Работа с иронией. Главное здесь - это задать вопросы себе. Начнем с вопросов для тех, в адрес которых иронизируют. Как бы вам ни показалась обидной шутка в ваш адрес, и именно потому, что она показалась вам обидной, не спешите тут же, так же зло, как вам кажется, ответить.

Вопрос "Почему он (она, они) так зло надо мной посмеялись?", нужно превратить в вопрос "Почему я так сильно обиделся?", "Что во мне так сильно обиделось, что во мне задето?", "Именно над этим ли иронизировали мои обидчики?". Ставя так вопросы, на спешите ни них быстро отвечать. Поставьте последний вопрос как риторический к самому себе: "А чего я, собственно, обиделся?". Повторяем, вопрос этот риторический, без ответа, без поиска почему, какая причина. Вы на них уже попытались ответить до этого.

Теперь варианты вопросов для тех, которые иронизируют над другими.

Первый вопрос к себе: "Насколько убийственна моя ирония?". Иногда на этот вопрос, исходя из анализа своих ощущений, трудно ответить объективно. Для этого вам нужно внимательно присмотреться к реакциям других на вашу иронию. Конечно же, если ваш собеседник не засмеялся от вашей шутки, это не обязательно означает, что он обиделся; вполне возможно, что он не понял ее. И дело может быть не столько в нем, сколько в шутке. Но, если шутка обидела, то нужно помнить, что у обиды различные проявления: ваш собеседник замолчал, неловко замолчали все, лицо собеседника "окаменело", улыбка превратилась в гримасу, один побледнел, другой вспыхнул. Из неочевидных вербальных ответов: слова невпопад, длинные паузы и т.д. Впрочем иронизирующий может столкнуться с тем, что он и не прочтет обиду. Люди, умеющие держать себя в руках, в состоянии ее не показывать. Это может вернуться потом, через какое-то время в виде нарушенных отношений (самый простой вариант - вас стали избегать).

Следующий вопрос: "Отчего, почему я так зло иронизирую?". И не ищите причины в других, в системе воспитания, навязанных образцах для подражания. Лучший способ застрять в злом иронизировании, в недоброжелательстве, а затем быстро перейти к прямой агрессии - это искать виновников вашего несчастья не в себе, а среди других. Очень легко спрятаться за объяснениями подобного рода: что-де холерики изначально более злы в иронизировании, чем флегматики, для которых-де характерен мягкий юмор. Удобна и успокаивает такая рационализация: ирония, сарказм - это признак большого, критического ума.