Проблема принятия статуса больного и особенности социальной адаптации людей с нарушениями психики

ИНФОРМАНТ: Это вообще очень больная тема, потому что все время после того, как я заболела, мне стало не с кем общаться. И я очень хотела найти человека хотя бы примерно со схожими проблемами, потому что в моем окружении, как оказалось, тоже все не очень здоровые на голову, но ни у кого не было вот именно тех, вот именно так не проявлялось, как у меня. И мне хотелось, конечно же, с кем-то это обсуждать, с кем-то разговаривать. Я очень много искала всяких-разных людей на форумах, там группы ВКонтакте, смотрела видео на ютубе. В основном это очень шлаковые вещи попадались, про ОСД, диагноз, которого не существует уже больше ста лет, но почему-то его продолжают ставить, и все эти магии, психологи, которые «вот вылечи ОСД», все эти люди, которые пишут, которые сталкивались с чем-то похожим и пишут, как они сами это преодолели, или наоборот, какие-то жуткие истории. Ты читаешь и понимаешь, что это за бред, господи. В общем, это все вообще, как будто бы была стена, через которую не прорваться, я ничего не находила. Даже в клинике невроза, когда я лежала, я лежала в основном либо со взрослыми людьми, либо вот с девочкой, с которой я там познакомилась, у нее была рекуррентная депрессия, она не понимала, что такое тревога, она не понимала, что такое параноидальные приступы, вообще не то. И поговорить, собственно, было не с кем. И потом уже, когда я начала выходить из этого, я не знаю, каким образом, просто одновременно так начало совпадать, что как только я начала в принципе выплывать в социум и у меня появились какие-то силы, я начала в интернете находить какие-то специальные интересные статьи про расстройства, а раньше это был просто как-то бред. Весь год я искала, ничего не могла найти, а тут я нашла нормальную ссылку на МКВ-10, там изучала, какие вообще существуют расстройства, какую-то литература и так далее. И создала телеграм-канал как раз в это время, и через каких-то девочек-феминисток в инстаграме, какая-то девочка дала рекламу канала, ну, феминистки тоже освещают темы ментальных расстройств очень активно. И тут вдруг канал про психическое расстройство, и я такая: «О, у меня тоже есть канал». В общем, мой канал отказались рекламировать, потому что у меня там все было, не знаю, почему, но, в общем, мне отказали. Но я подписалась на вот этот канал, потом, соответственно, через этот канал уже какие-то еще начали попадаться каналы, и я такая: «О, вот у кого-то депрессия, у кого-то биполярка, у кого-то еще что-то». Я начала это читать, и в итоге в один из каналов прилетел репост о том, что есть волонтерская ребят, которые тоже с психическими расстройствами, собираются делать интернет-издание про психические расстройства, и им нужны волонтеры, которые будут переводить статьи с английского, что-то сами писать, свои истории, возможно, рассказывать, в общем, кто чем может. А, еще там какие-то собрания были типа митингов, была первомайская демонстрация, и там был ряд с психическими расстройствами, с плакатами. Это тоже прилетело, я туда пошла, но опоздала, правда, на демонстрацию, когда всех забирали, хорошо, что я опоздала. Я, значит, я вообще не очень люблю все эти волонтерские темы, у меня обычно на них нет сил, из-за диагноза в том числе. Но я настолько жаждала просто вот попасть к людям, которые меня понимают, что я решила, что я тоже в этом поучаствую, добавилась в диалог, написала там девочке. Она меня добавила в чат, там 50 человек. Попалась там девочка из моей школы, одна, две девочки из моей школы даже, то есть я думала, что происходит? Я, конечно, думала, что мы там все прямо активно будем друг друга поддерживать и общаться, но, как я выяснила, оказалось, я немножко… не до конца понимала, что происходит, потому что у других ребят, в принципе, уже было какое-то принятие своего состояния, уже был круг общения какой-то, и они… в общем, в принципе, друг с другом были довольно холодны, как я увидела. Потом мы именно с московскими встретились однажды пообсуждать проект, но в итоге главная девочка, ну, там все разбредались, естественно, болтали, там кто курили, кто еще что, и главная девочка под конец просто вдруг резко встала, на всех обиделась и ушла, и сказала, что думала, что будем обсуждать журнал, а мы тут хрен знает чем занимаемся. В общем, вообще как-то поссорились. Ну, как бы понятно, не очень здоровые все люди, но это было странно. Тем не менее, с другими девочками мы вроде бы познакомились, выпили пиво, вроде бы начали общаться, начали друг друга поддерживать. С некоторыми еще раз виделись, уже просто вдвоем, втроем. И я не скажу, что мои ожидания оправдались в том плане, что оказалось, что у всех все… я уже сто раз повторяла, но очень индивидуально, и иногда легче даже найти понимание от здорового человека, чем от больного человека, у которого что-то другое. Даже с общими диагнозами все очень по-разному, есть какие-то общие черты, но вообще даже схожие проблемы - это не гарантия нормального человеческого общения и получения от человека, от общения тех эмоций, которые ты не можешь получить из-за болезни. То есть это все-таки дело не в круге общения. Я не скажу, в общем, что эти люди лучше меня поняли, чем мои друзья. Конечно, в плане здоровья было интересно обсудить свои проблемы с наркотиками, еще что-то. Самое полезное, что для меня было в этом общении, - это то, что мы начали делиться врачами, вот это было действительно здорово. То есть я многих специалистов нашла именно по советам по чужим, а потом некоторые с моим телеграм-каналом меня поддерживали тоже, скидывали какие-то техники, которые им предлагали врачи, от панических атак, еще что-то, какие-то статьи интересные скидывали. Вот это было действительно интересно, да. Насчет личного общения не очень сложилось, и в итоге я очень жестко поссорилась с главной девочкой, с которой я думала, что мы подружимся. В общем, ладно, не буду углубляться в подробности, но общение не сложилось, скажем так, но польза от него была чисто практическая в плане обмена опытом, скажем так.

ИНТЕРВЬЮЕР: Ты тогда, получается, начала вести телеграм-канал, что вообще он тебе дал? То есть изначально с какой целью ты его завела и как впоследствии, возможно, намерения по ведению изменились?

ИНФОРМАНТ: Изначально это был просто как не то, чтобы крик о помощи в пустоту, но что-то из этой серии. То, что я приходила к врачам, и мне постоянно казалось, что я что-то не договариваю, что что-то я не то говорю, почему мне никто не поможет. Может быть, я что-то не так делаю, не так что-то выставляю. Все время что-то забывала, какие-то свои симптомы, я просто решила, что мне нужно… Я не могу, например, много говорить про наркотики, не со всеми врачами или не могу там говорить про секс, про какие-то вещи, такие более, ну, не могу сказать в лицо взрослому человеку, говорить все, что меня волнует, я все-таки ориентируюсь на ход сеанса, который он предлагает. Но у меня была потребность что-то говорить, и первые мои посты - это было просто именно про панические приступы во время там похмелья, то есть не то чтобы я не могла говорить на эти темы, не то чтобы врачи со мной на них не разговаривали, но это все принималось с очень большим предубеждением, что если я вообще говорю о наркотиках, значит, я зависима, если я говорю об алкоголе, значит, у меня с ним проблемы. А то, что у меня какие-то личные триггеры, образы чего-то, никто это не хотел принимать, поэтому первые мои посты были сплошняком про наркотики и алкоголь, про друзей, которые меня не понимали, и так далее. То, что в принципе я не могла толком ни с кем обсуждать. Потом постепенно это превратилось еще и в хронику симптомов, мне удобно было так отслеживать состояние. В целом, из-за того, что специфика моей болезни в том, что очень часто приходит страх того, что я умру, - это как площадка, я специально его не закрывала поначалу, потому что это была возможность теоретическая, что меня услышат, кто-то да услышит. И когда мне становилось плохо, я понимала, что делаю этот пост, что вот сейчас, конкретно вот сейчас мне плохо, сейчас мне нужна помощь. То есть я не могла написать это… структурно, давай так. Первое, из-за чего - это выговориться, не напрягая никого, то есть не напрягая конкретного человека: друга, врача, то есть ты можешь читать, можешь не читать, я тебя не заставляю, я выговариваюсь, это мое место, где я выговариваюсь. Второе - это как раз-таки связанное с первым, это то, что в момент критический я могу сделать этот вброс, не написать в очередной раз парню, которого я уже за*бала, не писать друзьями, которых я не хочу напрягать, а сделать вброс в канал, и тот, кому это действительно интересно, тот, у кого есть силы и ресурс, время на меня, он сам откликнется и сам мне поможет, а не мне придется мучиться в том, что, может быть, кому-то это дело неудобное. Это действительно очень хорошо работало, то есть люди действительно предлагали приехать ко мне домой и очень часто приезжали, предлагали вызвать мне скорую, если что-то происходило, писали мне и успокаивали меня просто тем, что уделяли мне внимание, это уже была помощь огромная. Просто писали мне какие-то поддерживающие вещи, вот это самый, наверное, большой плюс моего канала, именно это, потому что, получается, не напрягая напрямую людей, я получала поддержку, которая мне нужна в момент, когда людям самим было удобно мне ее доставлять. Это как посредник в общении, канал, получается, который делает удобно и мне, и людям, которые меня читают. И третье - это уже потом пришло, с рациональной точки зрения, это хроника симптомов, то есть когда мне совсем было плохо, я перечитывала свой канал и понимала, что блин, да вот, мне же в этот момент было хорошо, и в этот момент мне было хорошо. Я редко пишу, когда мне хорошо, но я стараюсь это делать, чтобы потом это увидеть. Или наоборот, я думаю: «Господи, что я себе выдумываю, я самозванка, у людей реально шизофрения, у людей реальные проблемы, а что у меня, ну придумала я себе, подумаешь, употребляла наркотики, теперь боюсь всего, ну и что?» А потом я перечитываю и понимаю: блин, да я живу с этим постоянно, то есть у меня что-то происходит, нет, я еще не вылечилась точно. Потому что два дня назад у меня что-то было, а у меня память это выталкивает, и я такая: «Да вот два дня у меня же все хорошо, я здоровая, что я себе выдумываю, уже вылечилась, уже все классно». А потом перечитываю и понимаю, что нет, это продолжается, вот оно. Память очень сильно искажать, потому что старается избавить тебя от этих воспоминаний, поэтому канал помогает это все восстановить. Потом… ну да, это три основных пункта, но ты поняла, какой основной, потому что канал называется «На что жалуетесь», то есть изначально это типа: я не могу каждый раз ходить к врачам, и это было даже из-за того, что меня очень сильно проявляется психосоматика тела в том числе, с телесными болезнями. Это было одним из того, что я бы фиксировала свои симптомы, когда бы приходила к врачам, то есть у меня было бы какое-то понимание. Это мой невидимый врач, которому я жалуюсь, врач по всем симптомам: психика, тело, что угодно. Это мой канал, мой врач. Потом уже это, естественно, больше переходило в отклик людям.

ИНТЕРВЬЮЕР: Насколько ты часто сталкиваешься с какими-то негативными реакциями, мнениями, возможно, стереотипами по поводу людей с нарушениями психики и как ты на них реагируешь? То есть изменилась ли твоя реакция с течением болезни?

ИНФОРМАНТ: Я всегда старалась всех принимать, в принципе, но я начала когда глубже в это погружаться, я начала понимать, что какие-то конкретные вещи, конкретные симптомы, какое-то поведение, которое раньше я не понимала, от чего оно берется, осуждала людей, еще что-то, я поняла, что вот это… ну, даже не осуждала, а мне просто это не нравилось, такая: «Ну почему нельзя по-другому», а потом поняла: «Да это же симптомы болезни!». Как, например, гиперконтроль какой-то или когда тебе, не знаю, какой пример привести. В общем, какие-то бытовые проявления, как вспыльчивость или какие-то там… ну, тоже, человек грызет ногти, не всем это приятно, а тут ты понимаешь то, что это такое компульсивное избавление от тревоги, которое в принципе сложно контролировать, это часть болезни. И ты уже как-то более лояльно к этому относишься, потому что у тебя такие же проблемы, соответственно, становишься снисходительнее, что ли.

ИНТЕРВЬЮЕР: Я имею в виду, когда кто-то негативно высказывается о людях с расстройствами, например, «тупые психи» или что-то такое. Либо, например, когда ты с кем-то делишься информацией о своей болезни и кто-то либо недооценивает ее совсем, делает вид, что ее в принципе нет, либо наоборот, преувеличивает ее серьезность и опасность.

ИНФОРМАНТ: Ну, я стала очень жестко реагировать. У меня в принципе с агрессией стало получше, раньше я вообще не могла ее проявлять. Сейчас, когда я начинаю как-то ощущать, иметь право на эмоции, скажем так, очень-очень неприятно и когда поначалу мне мои же друзья, когда я только заболела, что-то говорили, это уже было неприятно очень сильно, но тогда у меня не было просто как бы возможности на них обижаться, потому что мне нужны была любая помощь, я просто их игнорировала, просто видела только хорошее, потому что иначе было бы вообще.

ИНТЕРВЬЮЕР: Ты как-то спорила с ними? То есть пыталась ли им рассказать, как это все на самом деле?

ИНФОРМАНТ: Пыталась немножко, но очень быстро у меня, в принципе, я в споры и в прямую борьбу, в принципе, раньше не очень умела, как только мне что-то говорят такое, я что-то там возражу, на меня опять надавят, и «Да ладно, забудь», я такая: «Ну да, да, наверное». Я закрываюсь в себе, у меня обида внутри копится, но я ее не выговариваю, молчу. Сейчас я не скажу, что я прямо кому-то что-то доказываю, потому что я понимаю, что человек должен к этому сам прийти, но я по крайней мере понимаю, что люди, которые так высказываются, которые отрицают, которые что-то плохое говорят, это работает вот так: их защита психики. Я просто начала понимать, почему так говорят, то есть не как будто это слепой упрек, как будто меня кто-то обижает, а я просто понимаю, как действует мозг этих людей, почему они так говорят, почему они это отрицают. Я не молчу особо, особо не спорю, но если это близкий мне человек, я, конечно, постараюсь объяснить, если это не близкий человек, я постараюсь проигнорировать, и я, наверное, постараюсь не общаться с таким человеком, потому что понимаю, что для меня это будет болезненно. Но я уж не то чтобы, я не обижаюсь, я считаю этих людей глупыми просто, недостаточно осведомленными и так далее, то есть мне они неприятны, мне неприятно общаться с такими, я не смогла бы стать с такими близкими друзьями. Но закалывать их ножами я тоже бы не стала, потому что я понимаю, почему так.

ИНТЕРВЬЮЕР: А насколько часто ты вообще делишься информацией о своей болезни? То есть есть ли какая-то категория людей, которым ты вообще ни за что бы не сказала? Например, коллеги либо, я не знаю, какая-то именно категория, возможно, по степени близости, возможно, просто по какому-то занимаемому статусу.

ИНФОРМАНТ: Пытаюсь вспомнить, кому бы я не сказала… Ну вот я не сказала своей начальнице, когда я на работу устраивалась. Но при этом с коллегами, с которыми… Но это не потому, что как факт она начальница, я бы хотела ей сказать. Я не почувствовала той личной степени доверия и уместности того, чтобы это говорить. То есть с коллегами, со всеми, с которыми я работала, буквально в первые две недели я уже там через шутку, еще как-то начала говорить, что со мной что-то не так. Буквально, не знаю, через неделю всплыла тема панических атак, я сразу же сказала, что у меня, я стараюсь всегда первым делом, когда есть возможность, об этом сообщать, мне так спокойнее, чтобы люди изначально понимали, с чем они имеют дело. Если это какие-то… непосредственное общение, не личное общение, а интернет, то я вообще этого не скрываю, я везде ору на каждом углу и шучу про это, и пускай это будет немножко искажать представление у людей… Например, на работе у меня в итоге через шутки про то, что вот, мол, ПРЛ - это когда ты то смеешься, то плачешь, и другая моя коллега говорит: «Ой, да это у всех девочек» и так далее. То есть такие неприятные моменты в итоге, но мне спокойнее даже так. То есть пускай будет так, пускай мы будем шутить про это и шутить, что у нас ПРЛ-агентство с моей подачи и так далее, чем это просто будет замалчиваться. Пускай это будет искажаться, пуская над этим даже будут шутить, но это уже какая-то степень принятия будет, хотя бы какая-то степень разговора, чем просто делать вид, что ничего не существует, скажем так. Я старалась быть неким в шутку просветителем, в какой-то степени у меня даже это получалось. Но начальнице так и не смогла сказать, просто потому что не сложилось, не было ситуации, где мне было бы комфортно это хотя бы даже в шутку сказать. Хотя вот я говорила, в шутку это даже было сказано при всех уже через какое-то время, но естественно, я не прихожу на собеседование и не говорю: «Здравствуйте, у меня ПРЛ». Не до такой степени. Это уже больше прерогатива какого-то личного общения.

ИНТЕРВЬЮЕР: Наверное, последний вопрос, но он комплексный достаточно. Смотри, что в настоящее время тебе, возможно, помогает почувствовать себя ближе к другим людям, но и просто как-то социализироваться и избавиться от этого, возможно, ощущения, если оно есть, дистанцирования?

ИНФОРМАНТ: Во-первых, я общаюсь с психами сейчас, в основном. Я живу с ребятами с Аспергером и с ПТСР, и вообще, в принципе, в моем окружении все больше и больше людей начинает диагностироваться, пить таблеточки.

ИНТЕРВЬЮЕР: Ты думаешь, что это связано именно с твоим опытом? То есть они как бы смотрят на тебя и думают, что им, возможно, тоже надо?

ИНФОРМАНТ: Честно говоря, я не задумывалась о своем влиянии. Я просто думаю, что… ну, я бы не стала брать на себя такую ответственность, что это я что-то… Возможно, конечно, я кого-то сподвигла, но…

ИНТЕРВЬЮЕР: Не в плохом смысле, а просто как хороший пример.

ИНФОРМАНТ: Ну, я думаю, что сейчас вообще какая-то центрифуга завертелась вокруг всего этого. Это, как какой-то гнойник, начало прорываться. Просто эти СМИ везде. И не случайно я завела канал и завели люди другие параллельно со мной, о чем я не знала. Это происходит параллельно. Мне кажется, что если бы, даже если кто-то на меня посмотрел, даже если бы они не на меня посмотрели, они бы по-любому как-то вышли на какие-то другие источники, потому что сейчас это массовый снежный ком, который просто… ну, люди начинают об этом говорить, люди начинают ходить к врачам, люди начинают пить таблетки, люди начинают лечиться. Это примерно наше поколение, молодое, этим занимается сейчас. И это в целом просто такая тенденция, а говорить о том, что это именно я, я бы не стала. Может быть. А про то, что мне помогает быть ближе с людьми… Во-первых, искусство, то есть в принципе все мои друзья сейчас так или иначе связаны с искусством, с фотографией, с музыкой, что-то такое. Есть молодежная определенная тусовка, с которой я себя частично, насколько могу, идентифицирую. Мне гораздо сложнее общаться со взрослыми людьми, с людьми из каких-то смежных областей. Например, когда я работала в SMM-агентстве, мне было очень сложно. Я со всеми могу найти общий язык по жизни, но вот так вот комфортно, расслабленно себя чувствовать и понимать, что тебя примут, это было сложно. С людьми творческой, скажем так, творческой элиты общаться гораздо проще, вообще не поднимая тему психических расстройств. Но на самом деле, как я понимаю, просто искусством редко занимаются люди, у которых нет каких-то проблем с психикой, поэтому это такое негласное собрание психов вне контекста психиатрии, скажем так. Возможно, поэтому мне очень просто социализироваться в этом плане. Мне просто общаться со всеми людьми, в принципе, но близкое общение выстраивать, такое, которое бы меня удовлетворяло, я могу только с людьми, которые абсолютно, полностью принимают все, что со мной происходит в душе. Соответственно, это не удивительно, что это люди, у которых у самих есть какие-то проблемы, которые они уже приняли, с которыми они уже разбираются. Сложно судить, но в общем-то у меня сейчас нет проблем с общением, в принципе. У меня довольно широкий круг, довольно много определенной степени близости людей, которые это все принимают, понимают, и это вообще уже… ну, я уже забыла, что такое стигматизация.

ИНТЕРВЬЮЕР: Есть ли вещи, которые наоборот вызваны твоим поведением, возможно, осознанием болезни, которые тебя наоборот как-то дистанцируют? Например, приведу свой пример. Короче, у меня бывает такое, что из-за того, что я узнаю, что у меня есть определенные симптомы депрессии, даже если, например, они со мной происходили до осознания моей болезни, я бы вела себя совсем иначе. Когда я осознаю, что это именно депрессия, я сразу закрываюсь в четырех стенах, и все, эту неделю я с ни с кем не общаюсь, я в депрессии. Это вызвано именно осознанием болезни, то есть из-за этого я как-то дистанцируюсь от общества, сама обрываю социальные контакты. Есть ли что-то похожее?

ИНФОРМАНТ: Я бы не сказала. Скорее это какие-то определенные ситуации, в которые я стараюсь не попадать. Например… Но я думаю, что это вызвано не осознанием болезни, а все-таки самими симптомами тревоги. То есть, если я не иду на тусовку, потому что я понимаю, что мне нельзя употреблять наркотики, что мне нельзя сейчас пить, что мне сейчас плохо и я не смогу поддерживать дух веселья, скорее это вызвано не сознательным решением, а просто внутренней тревогой. Это все очень тесно связано, но у меня это очень сильно начинает проявляться эмоционально, поэтому все, что я делаю, это, в принципе, скорее… Социальная жизнь - это скорее… даже если изначально это мысли сознательные, то потом это по-любому проявления будут, поэтому… скажем так, это уже будет от меня не совсем зависеть. Я бы не сказала, что это сознательно.

ИНТЕРВЬЮЕР: Самый последний вопрос. Смотри, если, допустим, принять твое принятие болезни как определенный промежуток времени, именно сам процесс, когда все это началось и когда это все шло, то есть история болезни, как, возможно, киноленту, если так будет проще, то на какие этапы это можно разделить в плане принятия? Было ли это сначала какое-то опровержение, если можешь это как-то структурированно описать?

ИНФОРМАНТ: Первое - это, наверное, период, когда был этот пиковый момент, когда я только поняла, что… вызывала эти четыре скорые за ночь. И вплоть до жуткого года, когда я пыталась вылечиться, от полутора лет, это выпадание вообще из жизни. Я думаю, что… Тогда я думала, что это у меня какой-то временный период, который сейчас пройдет, и все будет как раньше. То есть я не знала, что это сейчас выявляется то, что со мной всю жизнь было и будет, просто в разной степени и так далее. Мне казалось, что вот сейчас я переболею и дальше буду жить как жила, и дальше пойду на рейвы. Оказалось, что нет. Поначалу я вообще месяц ждала, потом, думаю, ладно, месяц прошел, еще два осталось, ну еще три осталась. И потом у меня уже началась жуткая депрессия из-за того, что я понимала, что это не проходит, что, возможно, я вообще сейчас умру, и все это у меня не прекращалось. Но потом потихоньку начала вылазить, это полтора года. Потом еще год уже социализации, то есть я могла выпить пиво с друзьями в баре, начала работать репетитором и специально себя очень сильно загружала, чтобы не сидеть дома, потому что мне становилось очень страшно. Это была вынужденная социализация, я сознательно себя вытолкнула. Но это было очень тяжело, потому что я не чувствовала никакой радости жизни, это было выживание, просто год выживания. Потом уже я постепенно начала получать удовольствие от жизни, бороться за диагноз, пытаться понять, что со мной, ПРЛ, не ПРЛ, это все, хождение по врачам по новой, уже по физическим каким-то, а по психиатрам, психоаналитикам, психологам. И тогда уже мне уже было приятно, я как бы с точки зрения того, что я ненормальная, начала себя идентифицировать, канал создавать и так далее, уже пыталась… Короче, сделать из этого плюс. Я пыталась сделать из этого плюс, сделать из этого какой-то интерес себе, думала, что напишу книгу. Вот, забыла сказать, четвертая причина, почему я создавала канал, - это потому что я думала, что соберу все симптомы и потом напишу историю, типа книгу про то, как я преодолевала это, потому что я думала, что пройдет все. Я думала, что это будет конечное испытание. Не знаю, получится ли в итоге книга, все равно можно про это написать, потому что это жуткое, с чем я сталкивалась в университете, с прохожими на улице, с врачами, это просто жуть. Я даже не знаю, как это вспомнить. Но начался такой более-менее приятный период, когда у тебя все же есть болезнь, но уже ты чувствуешь радость жизни, у тебя есть друзья, у тебя есть другие вещи, которыми ты живешь, и у тебя это начинает происходить волнообразно. И это даже можно сублимировать в творчество, что-то с этим делать. То есть это уже не дыра, которая тебя засосала, а конкретное, что-то, какой-то материал, который ты можешь преобразовать из минуса в плюс. И сейчас, соответственно, до сих пор что-то такое продолжается. Меня не бесит моя болезнь, кошмары по ночам и так далее. Я от них мучаюсь, но как будто бы я настолько это уже вписала в свою жизнь, в картину жизни, что мне в большинстве случаев, за исключением редких состояний, которые до сих пор могут иногда всплывать, мне приятно это все, то есть я научилась как бы себя с этим идентифицировать в той степени, чтобы это не мешало. Если выбирать творческий путь, то это все очень гармонично вписывается. Если бы мне пришлось снова, как я уже пыталась работать, работать 5 через 2, как-то тоже я это вписывала. То есть, есть какая-то в этом дисгармоничная гармония, что ли. Я с этим живу, это не долечено, это есть, но мне более-менее, тьфу-тьфу-тьфу, нормально в целом.

ИНТЕРВЬЮЕР: Я думаю, что мы все обсудили. Спасибо тебе огромное за то, что ты со мной поделилась так искренне и так открыто. Я буду рада с тобой поделиться результатами исследования, как только завершится этап анализа данных.

Размещено на Allbest.ru