Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет

Выпускная квалификационная работа на тему:

ВОСПРИЯТИЕ ИСТОРИЙ НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ ЛЮДЬМИ С РАЗНОЙ СТЕПЕНЬЮ МОРАЛЬНОЙ ОТЧУЖДЕННОСТИ

Выполнил: Обучающийся 5-го курса

Заочного отделения Соколова Ю.А.

Научный руководитель: Кандидат психологических наук,

Доцент Зайцева Ю.Е.

Санкт-Петербург 2018



Аннотация

Цель исследования: изучение особенностей нарративного кодирования прочитанных историй несправедливости с точки зрения приписывания субъекту моральной ответственности (или ее отчуждения) и особенности их сохранения в памяти.

А. Бандура (1996) рассматривал отчуждение моральной ответственности как набор механизмов саморегуляции, позволяющий сгладить когнитивный диссонанс между аморальным поступком и обликом Я как носителя моральной ответственности. Гипотеза исследования: испытуемыми, для которых характерен определенный механизм отчуждения моральной ответственности истории несправедливости с моральным оправданием, соответствующим данному механизму, запоминаются и воспроизводятся с наименьшим количеством искажений.

Исследование проводилось на выборке 68 человек (87% женщин, 13% мужчин) в возрасте от 20 до 55 лет. В качестве стимульного материала использовались 11 историй социальной несправедливости и их модификации, тестирование MD-24 длинной шкалы отчуждения моральной ответственности (А.Бандура, С.Мур). Нами исследовались механизмы отчуждения моральной ответственности при восприятии и запоминании рассказанных историй о социальной несправедливости.

Объектом исследования являлись искажения памяти при работе механизмов морального отчуждения и роль собственных механизмов отчуждения моральной ответственности в восприятии и запоминании рассказанных историй о несправедливости.

Были получены следующие статистически значимые результаты: механизмы моральной отчужденности не очень характерны для нашей выборки, наблюдаются значимые корреляции механизмов и согласия/не согласия с предъявленным стимульным материалом исследования, основная гипотеза исследования была нами подтверждена на основании одного стимульного материала из одиннадцати сконструированных.



Annotation

The purpose of the study is to study the characteristics of narrative coding of the read stories of injustice in terms of attributing moral responsibility to a subject (or its alienation) and the peculiarities of their preservation in memory.

A. Bandura (1996) considered the alienation of moral disengagement as a set of mechanisms of self-regulation, allowing to smooth out the cognitive dissonance between the immoral act and the image of the ego as a bearer of moral responsibility. Research hypothesis: subjects who have a certain mechanism for alienating the moral responsibility of the history of injustice with moral justification corresponding to this mechanism are remembered and reproduced with the least amount of distortion.

The study was conducted on a sample of 68 people (87% of women, 13% of men) aged 20 to 55 years. As a stimulus material, 11 stories of social injustice and their modifications were used, testing MD-24 of a long scale of alienation of moral disengagement (A.Bandura, S.Mur). We investigated the mechanisms of alienation of moral disengagement in the perception and memorization of the stories told about social injustice.

The object of the study were distortions of memory during the work of mechanisms of moral disengagement and the role of their own mechanisms of disengagement of moral responsibility in the perception and memorization of narrated stories about injustice.

The following statistically significant results were obtained: the mechanisms of moral disengagement are not very typical for our sample, there are significant correlations of mechanisms and consent / disagreement with the stimulus material presented, the main hypothesis of the study was confirmed on the basis of one stimulus material from eleven constructed ones.



Содержание

• Аннотация
• Введение
• 1. Восприятие историй несправедливости людьми с разной степенью моральной отчужденности
• 1.1 Социально-когнитивный подход к проблеме моральной саморегуляции
• 1.2 Отчуждение моральной ответственности как нарративный способ переинтерпретации личной истории
• 1.3 Механизмы отчуждения моральной ответственности. Локусы переинтерпретации
• 1.4 Нарратив как когнитивная схема понимания, кодирования и запоминания историй
• 1.5 Эффекты искажения памяти. Запоминание и забывание частей нарратива
• 1.6 Эффект самореференции в контексте памяти
• 1.7 Защитные механизмы в контексте памяти
• Выводы
• 2. Организация и методы исследования
• 2.1 Методы и методики исследования
• 2.2 Выборка участников исследования
• 3. Результаты исследования, их интерпретация и обсуждение
• 3.1 Отчуждение моральной ответственности как личностная диспозиция
• 3.2 Восприятие историй несправедливости с моральным оправданием в логике различных механизмов отчуждения моральной ответственности
• 3.3 Запоминание и искажения при узнавании историй несправедливости, рассказанных в логике различных механизмов отчуждения моральной ответственности
• 3.4 Обсуждение полученных результатов
• Выводы
• Список литературы
• Приложение 1 Длинная версия шкалы отчуждения моральнои? ответственности MD-24
• Приложение 2.1 Первоначальные истории несправедливости с их моральным оправданием
• Приложение 2.2 Истории несправедливости и альтернативные истории (триады историй)
• Приложение 2.3. Таблица механизмов морального отчуждения и локусы историй несправедливости (триады историй)


Введение

моральный несправедливость моральный ответственность

Акутальность работы

В нашем исследовании мы изучаем особенности восприятия историй несправедливости, где данные механизмы применялись для оправдания чужих поступков. Мы видим отчуждение моральной ответственности как накладывание искажающей «маски» на ключевые элементы нарративной структуры, формирующей ответственность субъекта (в локусах единоличного авторства, деструктивного поведения, пагубных последствий, невинной жертвы). Реконструирует ли тогда слушатель такой истории нарративную структуру «истории ответственности» и «маску» в отдельности или сразу «историю с оправданием»? Если такое разделение существует, то характерные для человека механизмы оправдания будут оказывать влияние на неосознанное искажение восприятия и запоминания подобных историй.

Также в работе рассматривается относительно новое понятие как для нашей страны, так и для психологического сообщества в целом, а именно понятие морального отчуждения (moral disengagement) и конструкта механизмов морального отчуждения. Механизмы морального отчуждения, актуализируются и задействуются в абсолютно разных сферах жизнедеятельности человека. Данное понятие используется при изучении психологических аспектов политических, судебных, террористических дел, а также в рабочих и семейных отношениях. Рассматривается в целом, какую оценку дают своим поступкам люди с изначально корректными моральными установками и в какой момент или при каких условиях данные установки нарушаются, но воспринимаются как норма.

Так как автобиографическая память кодирует любые истории в виде нарратива, то и основное исследование в данной работе построено на способности респондентов запоминать, интерпретировать и воспроизводить различные истории несправедливости с задействованными в них элементами различных механизмов отчуждения моральной ответственности.

Гипотезы:

Испытуемыми, для которых характерен определенный механизм отчуждения моральной ответственности истории несправедливости с моральным оправданием, соответствующим данному механизму, запоминаются и воспроизводятся с наименьшим количеством искажений.

Объект исследования:

Объектом исследования являются искажения памяти при работе различных механизмов морального отчуждения.

Предмет исследования:

Предметом исследования являются нарративные механизмы отчуждения моральной ответственности.

Цель исследования:

Изучение особенностей нарративного кодирования прочитанных историй несправедливости с точки зрения приписывания субъекту моральной ответственности (или ее отчуждения) и особенности их сохранения в памяти.

Задачи исследования:

1. Выявить характерные для испытуемых механизмы отчуждения моральной ответственности (как личностной диспозиции).

2. Сконструировать первоначальный стимульный материал в виде социально значимых историй несправедливости, сопровождаемых моральным оправданием действий героев в логике различных механизмов отчуждения моральной ответственности.

2.1 Поиск информации в СМИ и социальных сетях об актуальных историях социальной несправедливости и различных способов их морального оправдания.

2.2 Провести нарративный анализ стимульного материала с целью выявления локусов (мест в тексте историй), соответствующих структуре нарратива несправедливости («актор как субъект» - «деструктивное поведение» - «пагубные последствия» - «жертва»), который предполагает моральную ответственность протагониста. Выявить локусы (места в тексте) их интерференции с различными механизмами отчуждения моральной ответственности.

2.3 Создать набор альтернативных историй, отличающийся от изначального стимульного материала важными смысловыми деталями: (а) в местах историй, соответствующих локусам механизмов морального оправдания, и (б) в местах других локусов. Таким образом, получить набор из трех историй для каждого первоначального стимула.

3. Выявить особенности восприятия сконструированных историй испытуемыми с разными механизмами отчуждения моральной ответственности.

4. Выявить особенности запоминания и ошибки узнавания историй несправедливости испытуемыми с ярко выраженными механизмами отчуждения моральной ответственности (как личностными диспозициями).

Методы и методики исследования:

При проведении исследования использовался метод эксперимента.

Для оценки механизмов морального отчуждения использовался адаптированный англоязычный опросник С. Мур длинной шкалы отчуждения моральной ответственности (MD-24).

Для решения вышеуказанных задач нами было сконструировано 11 историй несправедливости в качестве первоначального стимульного материала исследования и 22 альтернативные истории отличающийся от изначального стимульного материала важными смысловыми деталями.



1. Восприятие историй несправедливости людьми с разной степенью моральной отчужденности

1.1 Социально-когнитивный подход к проблеме моральной саморегуляции

Социально когнитивный подход в психологии предполагает агентскую перспективу человеческого поведения, это означает, что люди осуществляют контроль над своими мыслями и поведением посредством процессов саморегуляции.

Механизм саморегуляции, в свою очередь, работает по трем основным подфункциям:

1. самоконтроль поведения (контроль собственных действий, например отказ от каких-то действий в пользу других);

2. суждение о поведении в отношении личных стандартов (приемлемость или неприемлемость тех или действий);

3. эмоциональная самокоррекция (контроль собственных чувств или воздействий на чувства других в процессе личностного общения).

Саморегулирование также охватывает механизм самоэффективности, который играет центральную роль в осуществлении субъектности благодаря его сильному влиянию на мысль, аффект, мотивацию и действия. Субъектная позиция в моральной сфере предполагает: самоконтроль самого поведения, а также саморегуляцию данного поведения в рамках внутренних моральных норм. Саморегулируемая система вовлечена в моральное поведение, в котором оценочные стандарты являются более стабильными, субъективные факторы более разнообразны и сложны, а эмоциональные реакции более интенсивны. (Бандура, 1991).

Согласно социально когнитивной теории, большинство людей разработали персональные стандарты морального поведения, которые выполняют функцию саморегулирования. Эти стандарты определяют хорошее поведение и предотвращают плохое поведение, поскольку люди используют свои персональные стандарты для прогнозирования, мониторинга и оценки своих собственных действий. Таким образом, люди обычно ведут себя так, чтобы соответствовать их внутренним моральным стандартам, потому что они ожидают своих положительных и отрицательных оценок возможных вариантов поведения.

Социально когнитивная теория принимает взгляды интеллигентства на мораль, в которой моральные действия являются продуктом взимного взаимодействия личных и социальных интерсов. Учитывая многие механизмы отстранения морального контроля как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях, цивилизованная жизнь требует, помимо человеческих личных стандартов, гарантий, встроенных в социальные системы, которые поддерживают сострадальческое поведение в обществе. (Бандура, 2002)

Одним из наиболее ярких авторов XX-XXI веков и представителей социально когнитивного подхода в психологии является канадский психолог Альберт Бандура. Бандура является создателем теории социального обучения, теории морального действия, а также автором ряда книг по психологии. Саморегуляция поведения человеком, по мнению автора, проявляется при его взаимодействии с окружающей средой.

1.2 Отчуждение моральной ответственности как нарративный способ переинтерпретации личной истории

В 2016 году вышла работа Альберта Бандуры, которая обобщает его многолетний опыт и исследования под названием «Отчуждение моральной ответственности: как люди поступают плохо и живут с этим». В данной работе помимо прочего дается определение понятия отчуждения моральной ответственности.

Под отчуждением моральной ответственности (moral disengagement) автором понимаются механизмы, при помощи которых на разных этапах процесса саморегуляции моральные запреты индивида активируются избирательно и не применяются им к себе (то есть отчуждаются). (Бандура, 2016).

По теории Альберта Бандуры, благодаря моральному отчуждению люди освобождаются от санкций и сопутствующей вины, которые могут возникнуть, когда поведение нарушает внутренние стандарты и поэтому людям свойственно с большей вероятностью принимать не этические решения. «Под плохими поступками можно рассматривать широкий спектр действий и социально значимых событий. Так например, понятие отчуждения моральной ответственности фигурирует и рассматривается различными авторами в следующих контекстах: в связи с агрессивностью и травлей сверстников в подростковой среде, в связи с организацией группировок заключенных в тюрьмах, для исследования причин неэтичного поведения в организациях, для изучения факторов приема спортсменами допинга, а также для оценки связанности с враждебным отношением к «чужакам» - представителям иных культур и при этом - превознесении «своих», а также для оправдания военных действий на территории чужой страны». (Бандура, 2016)

Моральное отчуждение также играет важную роль при исследовании и рассмотрении тем терроризма в наши дни. В 1990 году Альберт Бандура в своей работе «Роль избирательного морального отчуждения в терроризме и контртерроризме» рассматривает способы, посредством которых, механизмы отчуждения моральной ответственности действуют при совершении бесчеловечных преступлений. «Терроризм - это стратегия насилия, направленная на поощрение желаемых результатов, внушая страх широкой общественности (Бассиоуни, 1981). Публичное вмешательство является ключевым элементом, которое отличает террористическое насилие от других форм насилия. В отличие от обычного насилия, в котором жертвы подвергаются личным контактам, в условиях терроризма жертвы связаны с целями террористов, а насилие используется в основном как способ спровоцировать социальные условия, направленные на достижение более широких целей. С психологической точки зрения, насилие в отношении третьих сторон, направленное против невинных людей, является гораздо более ужасающим делом, чем политическое насилие, в котором политические деятели являются личной целью террористов. Тем не менее, для хладнокровного убоя невинных женщин и детей в автобусах, универмагах и аэропортах требуются более мощные психологические махинации морального отчуждения. Интенсивная психологическая подготовка в области морального отчуждения необходима для создания способности убивать невинных людей как способ свержения правителей и режимов или достижения других политических целей». (Бандура, 1990)

Идеи, взятые в основу теории морального отчуждения Бандуры, не являются совершенно новыми для психологических исследований, исследований в области организационного поведения или исследования поведенческой этики. Рассмотрим, какие еще авторы занимались изучением вопросов отчуждения моральной ответственности.

Марк Саинсберри в 2009 году в своей статье «Моральные дилеммы» утверждает, что индивид, обладая моралью, все-таки может сделать что-то морально плохое, что в свою очередь подтверждает теорию и точку зрения Альберта Бандуры. Моральными дилеммами автор называет случаи, в которых существует моральный конфликт, то есть каждое действие, доступное тому, кто его совершает, вовлекает что-то морально плохое, и по крайней мере один из доступных выборов должен быть сделан. В статье приводится интересный пример подобного рода истории выбора: «тридцать оставшихся в живых после кораблекрушения были посажены в переполненную спасательную шлюпку, предназначенную для хранения семи. Буря приближается; спасательная шлюпка должна быть освещена, если кто-то выживет. Капитан объясняет, что он морально должен заставить некоторых людей уйти за борт и утонуть. Он упорствует в этой точке зрения, даже в то время как по признанным меркам он предлагает выбросить за борт невиновных людей, и что это плохо, чтобы убить невинного. Капитан считает, что он морально обязан делать что-то морально плохое». (Саинсберри, 2009)

Энтони Кенни в своей работе под названием «Сущность морали» говорит о том, что если человек является членом морального общества, то это подразумевает подписку всеми его членами на общий код поведения. Кенни рассматривает три необходимых, но не достаточных элемента, для наличия нравственности в обществе: «во-первых невозможно иметь чисто частную мораль, поскольку она имеет сугубо частный язык. Во-вторых, нравственная жизнь сообщества состоит в совместном стремлении к нематериальным ценностям, таким как справедливость, правда, товарищество, свобода. В-третьих это последование осуществляется в рамках, исключающих определенные запрещенные виды поведения». (Кенни, 2013).

Люк Хайд в своей работе под названием «Развивающие прекурсоры морального отчуждения и роль морального отчуждения в развитии антисоциального поведения» выявил, что существует некая взаимосвязь между ранним отказом от родительского воспитания, обнищанием соседей и сочувствием к ребенку, а затем и моральным отчуждением. Хайд пишет, что: «результаты исследования частично согласуются с представлением о том, что подростковое проявление морального отчуждения был предсказан сочетанием ранних факторов семейного, соседского и детского риска, и что моральное отчуждение может быть механизмом, лежащим в основе риска некоторых детей в отношении антиобщественного поведения. Связь между некоторыми их этих ранних конструкций и более поздним антисоциальным поведением была опосредована моральным отчуждением». (Люк Хайд, 2009).

Джеймс Джонсон и Шейн Коннели в статье «Моральное отчуждение и этическое принятие решений описывают роль модератора виновности и стыда. Результаты исследования показали, что умеренный и высокий уровень дислокационной вины ослабляет отрицательную связь между моральным отчуждением и этическим принятием решений, в то время как низкая степень чувства вины - нет. «Модели, ориентированные на процесс принятия этических решений, были сосредоточены на индивидуальных и ситуационных ограничениях, влияющих на процессы и результаты этических решений. Темой и склонностью к моральному отчуждению являются два отдельных фактора, влияющих на принятие этических решений. В данном исследовании рассматривалась смягчающая роль диспозитивной вины и стыда за взаимоотношения между моральным отчуждением и этическими решениями». (Джонсон, 2016)

В статье «Моральное отчуждение в корпоративном мире» рядом авторов из Университета Калифорнии, анализируются механизмы морального отчуждения, используемые для устранения моральных последствий в отраслях, продукция которых при производстве вредна для здоровья человека. Авторы пишут, что «моральное отчуждение устраняет сдержанность само цензуры от вредных практик. Моральные санкции могут быть выборочно отключены от вредных действий, инвестируя их в социально достойные цели, дезинфицируя и освобождая их, вытесняя и распространяя ответственность, сводя к минимуму или оспаривая вредные последствия, делая выгодные сравнения, пренебрегая и обвиняя критиков и жертв». (Уайт, Бандура, Беро, 2009).

Как мы видим, многие ученые занимаются теоретическими и эмпирическими исследованиями темы отчуждения моральной ответственности. Мы рассматриваем уникальный вклад Бандуры как идею целостной теории, которая связывает все эти когнитивные механизмы или тактику, объясняя, как все они служат для дезактивации нравственных процессов саморегуляции. Бандурой были представлены данные, что когнитивные процессы действуют как часть единой всеобъемлющей конструкции морального отчуждения, которая может быть связана с такими результатами, такими как агрессия или депрессия детства.

1.3 Механизмы отчуждения моральной ответственности. Локусы переинтерпретации

В 2015 году Силия Мур, исследователь из Лондонской школы бизнеса сделала содержательный и емкий обзор современных исследований психологического конструкта отчуждения моральной ответственности: «отчуждение моральной ответственности означает совокупность из восьми когнитивных механизмов, которые способствуют отъединению внутренних моральных стандартов от действий человека, облегчают его вовлеченность в неэтичное поведение и помогают не переживать при этом стресс». (Мур, 2015)

Восемь механизмов отчуждения моральной ответственности относят к четырем локусам (группам) таким, как: поведение, личностный локус актора, локус переформулирования последствий поведения, локус искажения образа жертвы поведения. Рассмотрим каждый из восьми механизмов в отдельности. (см. Рисунок 1)

Рисунок 1 Механизмы отчуждения моральной ответственности индивида, активирующиеся в ответ на его деструктивное поведение

1. Моральное оправдание (moral justification) данный механизм основан на использовании оправданий различного характера, для того, чтобы объяснить моральность своих поступков. Например, «Я не мог поступить иначе в данной ситуации, потому что высший разум требовал от меня данных жертв».

2. Эвфемистический ярлык (euphemistic labelling) данный механизм основан на использовании подобранных специальным образом выражений, при помощи которых можно существенно поменять отношение к осуществляемым жестоким поступкам. Например словосочетание «незначительный урон».

3. Выгодное сравнение (advantageous comparison) данный механизм основан на том, что путем сравнения своих поступков с существенно более предосудительными, снижается впечатление о вредности совершаемых действий. Например, «на войне умирало и не такое количество людей», «воры могли украсть и более ценные вещи из дома».

Данные три механизма относят к локусу «поведения». Под этим понимается, что применение механизма морального отчуждения идет в месте истории, где фигурирует именно поведенческий аспект. Интерпретация аморальных поступков происходит таким образом, что их приемлемость для индивида или общества увеличивается.

4. Смещение ответственности (displacement of responsibility) данный механизм основан на том, что актор относит причины совершаемых им действий на счет социального давления более авторитетного лица и минимизирует собственную активность. Например, наемный сотрудник атомной станции, не признавая свою вину при чрезвычайной ситуации может сказать, что он следовал указаниям руководства, по причине которых данная ситуация произошла.

5. Рассеивание ответственности (diffusion of responsibility) данный механизм основан на разделении вины или на представлении своих действий элементами огромной системы (я-как все). Например, солдат совершал убийства на войне вместе со всеми другими солдатами.

Механизмы смещения ответственности и рассеивания ответственности относятся к локусу «актора».

6. Искажение или игнорирование вредоносного поведения (disregard or distortion of consequences) данный механизм позволяет переформулировать последствия поведения. Например, когда говорят, что понесенный вред пошел только на пользу жертве или, отрицают сам факт того, что кто-то мог серьезно пострадать. В русском языке есть пословица «бьет - значит любит», которая является наглядным примером данного механизма. Данный механизм относится к локусу «поведение».

К локусу «жертвы» жестокого поведения относятся два механизма:

7. Дегуманизация (dehumanization) данный механизм приравнивает пострадавшего или жертву аморальных поступков к представителю более низкой ступени эволюции, который может быть лишен эмоций или собственных смыслов, возможность переживать боль. Например «совершенно нормально относится плохо к тому, кто ведет себя как мерзавец».

8. Атрибуция вины (attribution of blame) при использовании данного механизма совершающий жестокий поступок человек описывает себя как жертву настоящей жертвы, указывая на провокацию. Пример «она сама напросилась на такие жестокие действия с моей стороны».

1.4 Нарратив как когнитивная схема понимания, кодирования и запоминания историй

Несмотря на плохие поступки, которые совершает человек, когда у него срабатывает тот или иной механизм отчуждения моральной ответственности, понятия о том, что морально, а что нет зачастую у таких людей уже сформировано. То есть мы говорим о том, что представление о моральной ответственности есть и у тех, кто ее отчуждает и что у каждого есть своя история, почему он поступил тем или иным образом. Таким образом люди кодируют информацию о своих или чужих поступках. Далее рассмотрим, что из себя представляет нарративный подход в психологии.

Люди делятся информацией посредством рассказов жизненных историй о себе и о своей жизни. Нарративный подход в психологии подразумевает разделенные со взрослыми истории, которые в свою очередь формируют нашу идентичность. «Соавторами нашей жизни являются не только непосредственные собеседники, но и культура в целом. Для того, чтобы быть понятным, повествование должно быть организованно по определенной структуре. Нарравтиная схема - это когнитивный механизм организации информации с целью понимания смысла социального взаимодействия героев, разворачивающегося во времени и пространстве. Обязательными элементами нарратива являются: начало истории, ее кульминация в виде столкновения намерения, окончание истории, ценностная интеграция». (Зайцева, 2017, 59-60)

Схему нарративного анализа жизненных историй принято представлять в виде «золотой рыбки» (см. Рисунок 2):



Рисунок 2 Схема нарративного анализа жизненных историй

Не каждую историю можно считать нарративом, для того, чтобы быть понятым, повествование должно быть организованно по вышеуказанной схеме. В историю необходимо вводить главного героя, у которого есть определенное намерение, которое прослеживает рассказчик в своем повествовании. В качестве пресса выступают например, намерения других героев, случай и так далее. Тема повествования образуется в месте столкновения потребности и препятствия для героя. Разрешение темы в пользу реализации намерения героя или не реализации задает эмоциональный тон финала всей истории. (Зайцева, 2016)

Современные исследователи в области когнитивных наук полагают, что Я-человека - это сложная когнитивная иллюзия, которая складывается из множества историй нашей жизни. (Зайцева, 2016)

Теориями повествования занимался знаменитый французский философ XX века Поль Рикёр. «Нарратив, согласно Рикёру, представляет собой свойство языка или, точнее, дискурса. Под «дискурсом» подразумевается «язык в действии» или «язык в употреблении». С одной стороны, нарратив представляет собой «упорядочивание неких фактов или событий в систему, соединение их в единую смысловую конфигурацию, сюжет». С другой стороны, нарратив является «репрезентацией или подражанием реальным событиям». И подражание событиям, и соединение их в единую конфигурацию происходит на уровне дискурса». (Рикёр, 1998)

Автор подчеркивает, что у опыта имеет нарративную организацию. Нарратив конструирует фундаментальную характеристику опыта - его временность. Согласно Рикеру, научное знание согласуется с опытом посредством нарратива. Наш опыт нарративно организован, а научное теоретизирование содержит в себе элементы повествования.

Формирование морального субъекта, в свою очередь, происходит через нарратив.

Юрген Хабермас в своей книге «Моральное сознание и коммуникативное действие» следующим образом описывает феноменологию морального и рассматривает теории других ученых, которые занимались проблематикой и изучением морального сознания.

Разум является коммуникативным в том смысле, что он диалогичен по своей природе. Сама структура языка отражает стремления людей к взаимопониманию. Хабермас создает универсальную грамматику, предмет которой - изучение притязаний, высказываний на универсальность (всеобщую значимость). Прагматика лежит на стыке лингвистики и социологии. Она выявляет общие предпосылки консенсуса, которые Хабермас находит в обыденном языке. Он говорит о лингвистической теории, изучением которой занимался Ф.П. Стросон: «Негодование и враждебность направлены против определенного человека, который наносит ущерб нашей неприкосновенности; но своим моральным характером это возмущение обязано не тому обстоятельству, что нарушается взаимодействие между двумя отдельными лицами. Если бы чувственные реакции, направленные в определенных ситуациях против определенных лиц не были связаны с тем неличностным протестом, который обращается против нарушения общих поведенческих ожиданий или норм, они были бы лишены морального характера. Только претензия на всеобщую значимость придает некоему интересу, воле или норме достоинство морального авторитета. Автор сводит свои наблюдения воедино: мы лишь в том случае можем не упустить смысл морально-практического оправдания нашего образа действий, если удерживаем перед глазами сеть моральных чувств, погруженную в повседневную коммуникативную практику, и отводим правильное место вопросу: «Что я должен делать?». (Хабермас, 1983)

Также приводится пример теории развития морального сознания Колберга, согласно которой развитие морального способности суждения от детских лет, через юность и вплоть до зрелого возраста осуществляется по инвариантному образцу, центральную нормативную точку линии развития, подвергаемой эмпирическому анализу, образует мораль, которая руководствуется принципами отсутствия универсальной теории относительно понятий морального из-за различных представлений о морали и моральным в разных культурах. (Хабермас, 1983)

1.5 Эффекты искажения памяти. Запоминание и забывание частей нарратива

Изучением автобиографической памяти, нарративами и Я-концепциями также занимался Макадамс. Согласно Макадамсу, жизненные истории - это психосоциальные тексты, которые совместно формируются самим человеком и культурой, в которых жизнь человека должна обладать смыслом. Вот, что пишет об этом автор: «в течение последних десятилетий психологи проявляют все больший интерес к тому, каким образом люди кодируют, хранят и вновь извлекают информацию, относящуюся к событиям реальных людей и их жизненному опыту. Когнитивные психологи сфокусировали свое внимание на относительной истинности вспоминаемых событий, на тех причинах, которые заставляют нас помнить одни события и забывать другие, и на организацию автобиографического знания. Исследователи памяти горячо обсуждают, вопрос истинности, подлинности того, до какой степени являются воспоминания о жизненных событиях аккуратным отчетом о том, что в действительности произошло, или же это предвзятые реконструкции прошлого». Д. Шехтер заключает, что система памяти в целом, и автобиографическая память в особенности делают очень хорошую работу по сохранению контуров прошлого и правильному воспроизведению многих важных вещей, которые с нами случились. Истории строятся из множества различных составляющих, кусочков того, что случилось в действительности, мыслей о том, что могло бы случиться, и убеждений, которые руководят нами, когда мы пытаемся вспомнить». (Макадамс, 2008, 146-147)

Память о личных событиях может быть разной, некоторые воспоминания живые и последовательные, другие кажутся такими приземленными или имеющими небольшое значение для определения собственного я. «Тем не менее существует значительный перехлест между знанием об эпизодах, которые когнитивные психологи помещают в автобиографическую память, и личными целями, и планами, которые Макадамс включает в понятие идентичности как жизненной истории. Многие когнитивные психологи, в том числе Макадамс, приняли умеренно реконструктивный взгляд на автобиографические воспоминания. Личные цели и другие намерения придают форму кодированию и воспроизведению Я-определяющих воспоминаний и других составляющих жизненных историй. Реконструированные искажает воспоминание, особенно очень давние. Но для жизненных историй самая большая доза реконструкции может включать не искажение правды, а некую избирательность и истолкование событий». (Макадамс, 2008, 150)

Человек, может оказаться в ситуации, когда его знания противоречат поступающей информации. Как человек справляется с этими противоречиями? Виктор Михайлович Аллахвердов утверждает, что столкнувшись с рассогласованием между ожидаемым и реальным, механизм сознания включается в работу по сглаживанию противоречий (Аллахвердов 2009).

Изучением памяти, а именно проблематикой ложных воспоминаний, различных вариантов искажения памяти и процессов, связанных с данными явлениями, занимается современный американский психолог Элизабет Лофтус. Элизабет Лофтус широко известна в качестве привлеченного специалиста в судебной деятельности. В ее ранних исследованиях изучалось каким образом формулировки вопроса и подобранные слова для экспериментируемых влияют на полученный результат исследований. В ранних работах автора были сделаны выводы о том, что наводящие вопросы могут исказить или трансформировать память свидетеля. (Лофтус, 1979, 1996)

Автором были сделаны выводы о том, что фактически наводящие вопросы являются лишь одним из способов искажения памяти. В дальнейшем исследования показали, что память можно поправить с помощью разнообразных техник, которые используют передачу ложной информации ничего не подозревающему субъекту. Дезинформация может сбить людей с толка, когда они читают предвзятые публикации в СМИ, касающиеся событий, в которых они участвовали сами. Данный феномен был назван эффектом дезинформации (Лофтус, Хоффман, 1989).

В ходе проводимых Лофтус экспериментов изучалась возможность не просто искажения какого-либо события, а внедрение испытуемым историй из детства, которых на самом деле никогда не было. Результаты исследования показали, что 25% испытуемых удалось убедить в том, что в возрасте 5-6 лет они надолго потерялись в большом супермаркете. Учеными было выявлено, что истинных воспоминаний люди придерживаются с большей уверенностью, чем ложных. (Лофтус, 1995)

Особенно интересными для изучения являются случаи появления целиком ложных воспоминаний, когда субъект уверен в их подлинности и даже дополняет их различными подробностями, выражает эмоции по поводу выдуманных событий, которые на самом деле с ним никогда не происходили. Считается, что наиболее простой способ внедрить человеку ложные воспоминания является предоставление ложной обратной связи после проведенного исследования.

Так мы видим, что Элизабет Лофтус занимается изучением проблематики свойства пластичности памяти в целом. Автор говорит о том, что схожие искажения памяти возникают, когда воспоминания людей тестируются в ходе эксперимента. Данные явления автор рассматривает в своей работе под названием «Память», которая впервые вышла в 1980 году. Классическим примером явления пластичности памяти является эксперимент с вагоном метро, в котором находились несколько человек, в том числе темнокожий мужчина в шляпе и белый мужчина с бритвой в руке. Испытуемым предлагалось по-очереди описать друг другу изображение, как дети, которые играют в игру «испорченный телефон». В ходе эксперимента обнаружилось, что в воспоминаниях испытуемых бритва часто перемещалась из рук белого мужчины в руки темнокожего. В данном эксперименте на то, что видят и вспоминают испытуемые влияют стереотипы. Данного рода «структурные» ошибки часто происходят с нами, когда мы пытаемся вспомнить произошедшие с нами события. «Мы заполняем долины нашей памяти тем, что находим на высокогорьях воображения». Процесс использования предположений и вероятных фактов для заполнения пробелов в памяти назвали «рефабрикацией» (refabrication). Человеку свойственно заполнять пробелы в памяти, выстраивая логически приемлемые цепочки событий.

Лофтус в своей работе также вводит такой термин, как «несохраненные воспоминания». «Никогда не стоит недооценивать одну из самых распространенных причин забывания, а именно тот факт, что иногда информация просто не сохраняется в памяти. Причины могут быть разными: то, что мы хотим запомнить, длилось недостаточно долго; это происходило достаточно долго, но осталось незамеченным; мы это заметили, но не обратили должного внимания, которое необходимо для записи информации в долговременную память». (Лофтус, 1980)

В русскоязычном сообществе также широко исследуется память. Например, в работе Гершкович В.А. «выдвигается предположение, что ошибочное воспоминание о ранее совершенном действии объясняется не перезаписью исходной репрезентации, а пересмотром воспоминаний и выбором одного из них в соответствие с текущей ситуацией. Проверяется гипотеза, что человек склонен обосновывать предъявленный ему результат выбора, даже если он противоречит исходно высказанной позиции, и в дальнейшем припоминать этот выбор как свой собственный. В эксперименте испытуемые совершали выбор между двумя альтернативами и в последствии должны были обосновать собственный выбор. Вводится этап дезинформации, на котором испытуемые должны были обосновать выбор, противоположный собственному. Впоследствии испытуемые должны были повторно указать ранее выбранную альтернативу. Показано, что в ответ на предъявление дезинформации, в 35% случаев испытуемые ошибочно припоминают свой ранее сделанный выбор; а описание адекватных и подтасованных вариантов собственного первоначально сделанного выбора не отличается по основным объективным критериям. (Гершкович, 2006)

В качестве еще одной теоретической базы для дальнейшего построения гипотезы нашего исследования рассмотрим работу В.Вагенаара «Моя память: исследование автобиографической памяти за шесть лет». Автором были сделаны выводы, о том, что приятные события лучше воспроизводятся в памяти, чем неприятные.

Суть исследования Вагенаара, которое было опубликовано в 1986 году, заключалась в том, что на протяжении 6 лет автор записывал более 2400 событий из своей жизни. Особенностью данного эксперимента является то, что все события были записаны с помощью четырех аспектов, а именно: какое событие произошло, кто был вовлечен, где и когда это произошло. Далее через некоторое количество времени, данные события автор пытался вспомнить согласно данным аспектам. Было выявлено, что части событий, которые отвечают на вопросы «что» и «кто» воспроизводится примерно на одинаковом уровне, а именно 30% и 31% соответственно. Хуже всего вспоминается информация о том «когда» данное событие произошло около 19% воспроизведения, на следующем месте по воспроизведению информации идет «где» данное событие произошло. (Вагенаар, 1986)

1.6 Эффект самореференции в контексте памяти

Рассмотрим такое понятие как эффект самооценки в контексте памяти. Эффект самореференции (self reference effect) - это тенденция для людей кодировать информацию по-разному в зависимости от уровня, на котором они связаны с данной информацией. Когда людей просят запомнить информацию, когда она каким-то образом связана с ними, скорость отзыва может быть улучшена.

Память о последних эпизодах из жизни дает человеку ощущение личной идентичности - ощущение, что я тот же человек, что и кто-то в прошлом. В 2012 году Стэнли Б. Клейн опубликовал статью о себе и памяти и о том, как она относится к эффекту самореференции.

Память лежит в основе того, как большинство людей думает о личной идентичности. «Это потому, что я помню свой первый поцелуй, что я думаю, что я такой же человек, как этот неловкий подросток. Если бы я не помнил прошлых переживаний, то чувство, что я существовал в прошлом, было бы резко скомпрометировано». (Клейн, 2012)

Память также лежит в основе философских дискуссий о личности. Автор пишет, что «Возможно, самый известный отчет о личной идентичности, приписываемый Локку, утверждает, что эти воспоминания делают меня таким же, как тот, кем я был в прошлом. В простой теории памяти Локка я - тот же человек, что и кто-то в прошлом, на случай, если я помню, что я был опытным человеком. Рейд и Батлер утверждали, что это предложение влечет за собой очевидную циркулярность, поскольку я могу помнить только свои собственные переживания. Таким образом, для учетной записи, помня, предполагает личную идентификацию. И если память предполагает личную идентичность, то попытка дать отчет о личности в терминах памяти кажется безнадежной. Поэтому мы находим, что Хьюм говорит: «Поскольку только память знает нас о продолжении и степени этой последовательности восприятий», это следует рассматривать, главным образом, в качестве источника личной идентичности.» (Хюм, 2000)

В своем исследовании «Память и чувство личной идентичности» автор предполагает, что чувство идентичности происходило из двух компонентов, один из которых доставляет содержимое памяти, а другой порождает состояние самоидентификации, качество или факт быть моим (miness). Данный вывод автор делает на представленном неврологическом исследовании пациента, у которого есть точные воспоминания из его прошлого, но не хватает чувства самоидентификации (miness).

В последние годы исследования эффекта самореференции перешли от выявления механизмов к использованию самореференции в качестве инструмента исследования в понимании природы памяти. Автор утверждает, что я - многогранный объект, который нелегко представить четкому и точному описанию. Аспект самого себя, изучаемый большинством исследователей, на самом деле является подмножеством когнитивных и нейронных подходов «я», а не «я» субъективности первого лица. Автор рассматривает доминирующую теоретическую трактовку долговременной памяти человека - системный подход - и исследует, как в этой структуре находится конструкция «я». Наконец, он рассматривает наиболее известную парадигму для изучения роли «я» в памяти - манипуляции с самонаблюдением. Он утверждает, что нет единого эффекта самореференции, а скорее семейства связанных эффектов самореференции, на которые влияют различные переменные и контексты. Соответственно, исследователи должны проявлять осторожность при попытке сделать выводы о себе из результатов работы памяти эффекта самореференции. (Клейн, 2012)

1.7 Защитные механизмы в контексте памяти

В психологии широко известно понятие «защитный механизм», которое было введено Зигмундом Фрейдом. Современное определение данного термина звучит следующим образом: «под защитным механизмом понимается понятие глубинной психологии, которое обозначает неосознаваемый психический процесс, направленный на минимизацию отрицательных переживаний».

Рассмотрим работу Седикайдса и Грина под названием «Память как механизм самозащиты», опубликованную авторами в 2009 году. В работе говориться о том, что принцип того, что негативные воспоминания вспоминаются людьми лучше, чем позитивные, не работает когда речь идет об автобиографической памяти (Баумейстер, Брацлавский, Финкенауэр и Вохс, 2001). В литературе по автобиографической памяти было установлено, что неприятные жизненные события вспоминаются хуже, чем приятные (Мавер, 2006; Сковронцки, 1991; Томпсон, 1996).

Авторы вводят такой термин, как «the fading affect bias (FAB)» за русскоязычный аналог данного термина мы взяли термин «мнемическое пренебрежение». Мнемическое пренебрежение - это феномен, при котором при вспоминании автобиографических фактов люди воспроизводят неприятные события хуже, чем приятные.

«В последующих исследованиях авторы показали, что мнемическое пренебрежение является мотивационным; то есть он находится на службе самозащиты. Также выяснилось, что мнемическое пренебрежение является гибким. Участники переключились с самозащиты на цель самосовершенствования в качестве ответа на информационную ценность обратной связи (связанный с обратной связью признак, являющийся податливым, а не жестким), к доступности цели улучшения (улучшение, а не контроль простого используется), а также источник обратной связи (обратная связь, полученная близким другим, а не незнакомцем). Авторы показали, что мнемоническое пренебрежение не достигается с помощью мер распознавания. Результаты исследования дают убедительное объяснение хорошо зарекомендовавшей себя модели плохой автобиографической памяти для неприятных (по сравнению с приятными) событиях: такие события запоминаются плохо, потому что они обрабатываются мелким образом (закодированные, но не разработанные, как приятное событие) в время их возникновения.

Фактически, мнемическая модель пренебрежения может помочь объяснить когнитивные основы мнемического пренебреженеия (FAB) (Валкер, Томпсон 2003), а также другие установленные эффекты, такие как позитивные иллюзии о себе (Тейлор и Браун, 1988) и самость - наблюдение за предвзятостью (Камбелл и Седикайдс, 1999). Если человек склонен забывать о негативных подробностях о себе по тем последствиям, то легко понять, почему жизнь этого человека будет казаться розовой в ретроспективе, почему этот человек будет помнить в основном положительные моменты о своей личности или почему этот человек помнит, в основном, свой вклад в успешный результат задачи. В то же время выводы отзыва и признания могут помочь разрешить парадокс того, почему такие надежные самовосстанавливающиеся уклоны существуют, несмотря на то, что негативная информация в целом привлекает большее внимание (Сковронски и Карлстон, 1989) и получает больший вес (Баумистер, 2001). Серьезные неприятные события или обратная связь (высокая самозащита) вызывают мобилизацию, то есть вызов и контраргумент последствий обратной связи (Дитто и Лопез, 1992; Тейлор, 1991). Тем не менее, слегка мягко неприятные события или обратная связь (умеренная самоопасность) вызывают минимизацию, то есть не думают о событии (Эрделай, 2006) или удаляют себя из него (Саймон, 1995). Следовательно, негативные отклонения связаны с мобилизацией, тогда как явное пренебрежение подразумевает минимизацию.

Данное разрешение имеет интересное значение. Это предполагает, что использование различных стратегий памяти (например, распознавание) или побуждение отдельных лиц активно отражать отрицательную обратную связь может уменьшить самооценки, которым способствует явное пренебрежение. В соответствии с последним предложением, Седикайдс, Хортон и Грег (2007) обнаружили, что участники, которые размышляли о том, почему они могут иметь или могут не иметь отрицательных центральных признаков (например, ненадежных, недобрых), оценили себя более неблагоприятно по этим признакам по сравнению с контролем участников.

Мнемическое пренебрежение, вероятно, не распространяется на все типы автобиографических воспоминаний. Травматические воспоминания обычно напоминают достаточно хорошо, и попытки подавить их могут иронически увеличивать отзыв (Далглейш, 2008). Мнемическое пренебрежение может быть описано как «первая линия защиты» (Ньюман, 2009). Более серьезные воспоминания, такие как травматические воспоминания, могут подавлять попытки пренебрегать ими. В качестве альтернативы, травматические воспоминания могут активировать разные и конкурирующие цели, такие как желание осмыслить опыт, чтобы двигаться вперед. Как уже упоминалось ранее, явное пренебрежение ослабляется, когда люди сосредоточены на самосовершенствовании, получают угрожающую обратную связь от близкого другого или полагают, что обратная связь иллюстрирует изменчивые размеры признаков). Таким образом, серьезность памяти может смягчить мнемическое пренебрежение». (Седикайдс, Грин, 2009, 1064-1065)



Выводы

В ходе теоретического обзора литературы, связанной с восприятием историй несправедливости людьми с разной степенью моральной отчужденности, мы видим, что поступать плохо и находить оправдания своим поступкам свойственно большинству числу людей, у которых есть представление о моральном. Казалось бы, искать оправдания своему плохому поведению могут только те, кому понятия морали и морального поведения не близки, но это далеко не так.

...