Сэмьюэл Беккет и Уильфред Бион: культура как контейнер психотического "воображаемых близнецов"

Здесь я немного отклонюсь в сторону, отвлекаясь на мысль, которая мне кажется тоже очень привлекательной. Наблюдения за самим собой открыли мне, что часто наша речь направлена не вовне, а внутрь. Что же я под этим понимаю?

Часто, что мы говорим, сообщает вовсе не то, о чём именно я говорю, а о том, что происходит внутри меня. То, что мы называем латентным содержанием. Как если бы мы говорили, но конечной целью нашей речи была бы не его собственная форма и внешние смыслы, к некоторому сознательному опыту, а через них куда-то ещё, что вовсе не так очевидно и видно, «не сталкиваясь с внутренней сферой». Формально, это может звучать в сообщении и отсылке, когда мы напоминаем, что всё, о чём тут говорится, не относится к сознательным процессам, и что речь наша только о бессознательном. Не напоминает ли нам эта ситуация и сообщение, что то, о чём мы говорим, пересекается с психическим, и достигается только в опыте личного анализа? Может ли сказанное быть услышанным?

Возможно, это размышление стоило бы попытаться разложить на составляющие его элементы, чтобы потом их связать.

1.4 Интерперенос - путь для отпечатка души в материи

Классическая модель Фройда, о развитии невроза переноса, относит нас к истории взглядов на феномен переноса как таковой, и его качественные состояния. Далее мы открываем новые его формы, эротический и эротизированный перенос, психотический или психоз переноса. Нам важно отметить, что формы этих переносов являются системными ссылками на психическую организацию. Фройд писал, что необходимо трансформировать болезнь в форму невроза переноса, который потом разрешается в отношениях между аналитиком и пациентом, что и приводит последнего к выздоровлению. Это указывает на эдипальную проблематику, на развитую триангуляционную систему, где существует влечение, инцестуозные желания, запрет на эти желания, и отклонение влечений от своей первоначальной цели.

Психотический же перенос ссылается через регресс к проблематике ранних прегенитальных отношений, к проблематике симбиоза. В этих отношениях, между аналитиком и пациентом исчезает метафорическое пространство, пространство “как”, “как если бы”. Аналитик, как заметил Винникотт (1965), становится для пациента не как мать, но фактическим материнским объектом в его собственном внутреннем системообразующем пространстве. И здесь любопытно отметить, что на сознательном уровне, пациент понимает, что аналитик, это не мать в реальности, хотя и напрямую адресует аналитику те претензии, которые на самом деле относятся к его внутрипсихическому первичному объекту и тому, как этот объект существует внутри него самого, по тем внутрипсихическим законам, в рамках которых и организована его психотическая вселенная. Здесь интересно отметить также, что утверждение, что мы не видим глазами и слепы, абсолютно наглядно. Мы смотрим тем, что выражено, как психический системогенез, и где глаз, так сказать, это инструментальный путь для контакта с информацией, наши ложноножки, которые мы, то протягиваем, то убираем, защищаясь от чрезмерного соприкосновения с природой, как выражением Сущего.

Мы видим в клиническом продолжении истории Сергея Панкеева, человека-волка, в работе Рут Мак Брунсвик с его психотической частью, пример того, как эта форма переноса выражена мизансценой, где Фройд собирает деньги для своего пациента, а сам Сергей Панкеев считает Фройда своим отцом. В этом и был выражен системный принцип психотического переноса Сергея Панкеева на Фройда и, как я полагаю, ответ самого Фройда на этот перенос.

Таким образом мы могли бы сказать, что воспринимаемая нами реальность разыгрывается, мизансценируется в иной последовательности и форме, как ответ, или проекция на внешнюю реальность, между психическим системогенезом субъектов реальности, учитывая разность их собственных психических структур. Это определение открывает нам всю сложность происходящего, где вся совокупность процессов является динамической. По сути, это представление слепого диалога Человека с природой Сущего. И, возможно, нам стоило бы чётко разделять понятия реальности и природы Сущего, так как человек, похоже, воспринимает слово “реальность” слишком многосмысленно, подразумевая под этим широкий спектр разных представлений, размывающих границы того, что мы подразумеваем под природой чисто человеческой реальности и реальности ему имманентной, но не принадлежащей его контролю и управлению.

Далее я хотел бы рассмотреть ещё один вид переноса, а именно перверсию переноса, или первертный перенос. И здесь кажется любопытным и важным выражение Фройда о том, что невроз, это негатив перверсии, и где перверсия является защитой от психоза. Фактически, речь, в том числе, идет и о системной устойчивости психики перед фактом возможной регрессии, как если бы субъект хотел выразить утверждение своего существования перед лицом природы Сущего.

Интересно, что, как и слово «агрессия», слово «перверсия» имеет довольно ригидную коннотацию. Заглянув в словарь, мы найдём здесь жесткую связку с сексуальностью. Однако, как писал Фройд, симптомы не образуются за счет нормального сексуального влечения, а представляют собой выражение конвертированных влечений, получая название первертированных. Симптомы, образуются отчасти за счет ненормальной сексуальности, где невроз является, негативом перверсии.

Далее, обращаясь к новаторским теориям в отношении концепции переноса, также необходимо представить и другой, очень интересный и важный взгляд, выражающий его новые смыслы, расширяющие его границы за пределы одной системы. Так, в концепции А.В. Россохина мы встречаем ещё один вид переноса «интерперенос». «Встреча двух интерсознаний (аналитика и пациента) в психоаналитическом кабинете, их интерполилог друг с другом, в свою очередь, порождает новое междумирие, в котором возникают не отдельные трансферентные и контртрансферентные состояния, а порождается и развивается «психоаналитический Кентавр» - интерперенос с его различными интертрансферентными состояниями. В рамках этой концепции все, что возникает в психоаналитическом кабинете: чувства, телесные ощущения, фантазии, мысли, воспоминания, слова, интонации, действия у обоих участников процесса - это всего лишь проявления гребня кентаврического интерпереноса, чьи хвостовые проявления простираются вовне, с разной вероятностью проникая во все аспекты внутренней и внешней реальности как пациента, так и аналитика.»

Так как предмет психоаналитического исследования составляет также и психический аппарат человека, его душа, а её внешним представителем является человеческая речь, мы могли бы рассмотреть утверждение, что человек является неким отпечатком души в материи. Фройд, как мне видится, и говорит о некой гипотетической возможности проявления влечений в фантазиях, избегая фактора сознания, где мы увидим иную картину внутрипсихической реальности. По существу, он говорит о том, что природа конвертирована, отпечатана в психической реальности, и негативирована в отношении сознательной его части. Неврозом, по сути, можно назвать конфликт, между сознательностью, и конвертированным отпечатком природы в сознании человека. Интерес также вызывает в этой конструкции и слово “сознание”.

Это слово является калькой с латинского conscientia, что в буквальном переводе означает «совместное знание». Однако, здесь я задаюсь вопросом о том, о каком “совместном знании” идёт речь, если мы сталкиваемся с внутренним конфликтом между сознательными и бессознательными частями психики, утверждая одну из целей успешного анализа пациента, как развитие его собственной способности к рефлексии или тому, что мы называем самоанализом? Несколько упрощая свой ответ, скажу интуитивно, не передает ли один субъект другому свой опыт отношения с бытиём, которое конвертировано, сколлапсировано в его психический аппарат и негативировано в отношении сознательности? Не является ли связь матери и младенца тем, что передаёт возможный ключ к языку, но не к словам как таковым, не речи как таковой, а через них, к его возможной встрече и игре с самим негативированным бытием? И эта игра, по сути, и есть то единственно возможное, скажем, генеральное удовольствие, без так называемой, явной причины? Таким образом, я выхожу к следующему своему утверждению о человеке, как переходному пространству между природой и внутренним её эквивалентом, то есть, отпечатком, инверсией и негативом, где сама по себе жизнь, в бытовом её смысле, то, что Фройд назвал недомоганием культуры, может быть неврозом? И, забегая чуть вперёд, мне также хотелось бы добавить и ту мысль, в которой мы отражаем наше отношение к природе как женскому и материнскому, сохраняющему. И эта символизация кажется мне не полной, хотя и абсолютно точной. Но не хватает существенной детали, так как мать инвестирует ребёнка не только нарциссическим либидо, но и качественно иным либидо, либидо таинства иного, «чьи хвостовые проявления простираются вовне».

2. Психоаналитический взгляд через философские концепции

Здесь я хотел бы немного остановиться на рассмотрении таких концептов, как «бытие», «истина», «сущее» и «сущность», «вещь».

«Трудно найти в истории цивилизации такой момент, о котором можно было бы сказать, что именно тогда возникла идея о целостности, о единстве мира. Вероятно, уже при первой попытке понять мир, мыслящий человек столкнулся с поразительной гармонией между целым, «универсумом», и отдельными деталями, частями». (П. К. Анохин)

Итак, мы могли бы дать слову «бытие» иной оттенок абстрактного смысла, связав его со словом «истина»? Бытием -- в самом широком значении -- существование универсума.

Понятие бытия -- центральное философское понятие. Бытие -- предмет изучения онтологии. В более узком (Хайдеггер считает, что вопрос о бытии, который, по его утверждению, является основным философским вопросом, оказался забыт во всей истории западной философии, начиная ещё с Платона. Бытие трактовалось неправильно, так как не имело чисто «человеческого» измерения. Уже у Платона мир идей в своей объективности безразличен к человеку. «Только выяснение сущности человеческого бытия раскрывает сущность бытия») значении, характерном для фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, понятие «бытие» фиксирует аспект существования сущего, в отличие от его сущности. Если сущность определяется вопросом: «Что есть сущее?», то бытие вопросом: «Что значит, что сущее есть?».

Бытием и сумщность (фр. L'кtre et l'essence) -- философский трактат, написанный французским философом Этьеном Жильсоном (1948) и посвящённый проблемам онтологии. Композиционно состоит из 10 глав, раскрывающих онтологию в её истории от Парменида до философии экзистенциализма. Содержательно трактат исследует историю взаимоотношения сущности и существования, где особое внимание уделено экзистенциальному прочтению Фомы Аквинского. Различие существования и сущности позволяет избежать главной метафизической ошибки --сведения бытия к сущности. Заслуга Аристотеля заключается в том, что он первым начал мыслить бытие как акт, (процесс) то есть существование (как процесс).

Истина -- знание, соответствующее действительности.

В философии -- отражение объекта познающим субъектом, воспроизведение его таким, каким он предположительно существует сам по себе, как бы вне и независимо от познающего субъекта и его сознания.

Самое известное определение истины было высказано Аристотелем и сформулировано Исааком Исраэли; от Ибн Сины оно было воспринято Фомой Аквинским и всей схоластической философией. Это определение гласит, что истина есть интенциональное (направленное на некоторый объект) согласие интеллекта с реальной вещью или соответствие ей (лат. conformitas seu adaequatio intentionalis intellectus cum re).

В частности, в Сумме Теологии Фома пишет: «истина состоит в согласованности ума и вещи» (veritas consistit in adaequatione intellectus et rei). В общей философии, общественно-гуманитарных и естественных, технических науках под истиной подразумевают соответствие положений некоторому критерию проверяемости: теоретической, эмпирической.

В философии понятие истины совпадает с комплексом базовых концепций, позволяющих различить достоверное и недостоверное знание по степени его принципиальной возможности согласовываться с действительностью, по его логической противоречивости/непротиворечивости, по степени его соответствия априорным принципам.

Я здесь привожу эти философские мыли в отношении концептов по той причине, что хочу придать форму моим собственным размышлениям в отношении «человеческого сознания» как вещи-сущности, в отношении бытия-сущего, задаваясь вопросом - чем же будет тогда человеческая речь в отношении Сущего, Оно, и в отношении сущности Я? И на мой взгляд, ответ весьма очевиден, это мост, соединяющий их, устремлённый к истине.

Здесь я, несомненно, вспоминаю слова Зигмунда Фройда в отношении философии, где он пишет о том, что психоаналитическому мышлению не хватает философских знаний, которые применимы во врачебной практике. (З. Фройд «Введение в психоанализ»)

По сути, когда мы говорим слово «жизнь», то скорее подразумеваем жизнь Сущности, Вещи. Однако, на сколько наш собственный концепт проявляет отношение к бытию-сущему, скорее обнаруживает себя только на психоаналитической кушетке или же в любви, с которой, возможно, может начаться наша жизнь. С этой точки зрения также интересно рассмотреть взгляд на то, на сколько наше Я бессознательно. И в этой перспективе, мы могли бы сказать, что на столько, на сколько Я связано с Оно. По сути, Сущее одухотворяет Сущность, делая Вещь тем более живой, чем больше она связана с ней.

2.1 Принципы органического и механистического сознания

Для некого отражения ракурсов моего взгляда, я использую конвергенцию различных языков, концептов, так как те свойства, которые мы отражаем в своём психическом, весьма разнообразны. Здесь я далее вспоминаю определение органического и неорганического сознания, которое приводит в своей книге «Идеальный руководитель» Ицках Адизес. С его точки зрения, механистическое сознание не способно восстанавливать свою собственную исходную функцию, и ему необходимо воздействие из вне, в отличие от органического сознания.

Итак, рассматривая механистическое и органическое сознание, мы видим чёткое их различие в способности восстановления исходной функции. И здесь, я бы добавил, смыслового значения функции. Это можно выразить словами - для чего это создано, существует. Прояснение Сущего, как устремление к истине.

1. Есть то, что создаёт функциональный объект, придавая ему цель.

2. То, что объект выражает ответным свойством отражения этого функционального смысла по цели.

3. То, что выражается, как связь между ними.

Первое -- это сила извне, Сущее, по ту сторону принципа реальности, более высокий абстрактный системный порядок. Высший?

Второе - сущность, Оно, душа, память, влечения, желания, экран для отражения этой силы и её свойств.

И третье - это Я, (Bw) сознательность, вторичный экран в отношении Оно, находящийся на более низкой ступени в иерархии систем. Таким образом, инстанция Я находится в положении механистического принципа сознания по отношению к Оно, которое выражает первичный, органический принцип системной организации, указывая направленным влечением к конечной цели для первой (Bw). Рассматривая таким образом психический аппарат человека, мы обнаруживаем, что он представляет из себя двойной, системный экран, Я и Оно, функцию, в отношении третьей силы, направленный на него извне. Битреугольность? Об этой силе мы могли бы в абстрактной форме сказать, что это послание, вызывающее в Сущности изменения, которые мы наблюдаем как эволюцию. Однако, к какой цели ведёт нас эта сила, остаётся под вопросом. В поисках утверждения данной мысли, я обращаюсь к замечанию З. Фройда о том, что исследование бессознательных процессов проявляет неочевидность признаков сознательности в психическом, однако, выражает её особую функцию. (З. Фройд «По ту сторону принципа удовольствия»). С точки зрения Фройда, к исходному неорганическому состоянию, выраженному как влечение к смерти? Здесь можно было бы много спекулировать в отношении других ответов, но, это выходит несколько за рамки моей работы.

2.2 Механистический принцип Я перед лицом органического принципа Оно

Здесь же я хочу изложить своё видение именно для того, чтобы в иной перспективе подойти в дельнейшем к её главному вопросу о Бионе и Беккете. И здесь мне было бы уместным вспомнить об идее Уилфреда Биона в отношении мыслей, которые мыслятся психическими аппаратами и находятся между ними. В свою очередь, здесь хочется добавить и то, что для нахождения мыслей вне психического аппарата необходим также контейнер, способный удержать их не разрушаясь. Если мы помним, и об этом говорил на лекциях в Москве Рене Руссийон, что на человека с постоянной силой давит сила из вне, которую он не в состоянии интегрировать во всём своём объёме.

Тут необходимо вспомнить и Фройда, где он говорит о воспринимающем живом пузырьке, носящимся во внешнем мире с его огромной силой. И он погиб бы, если не его защиты. Внешняя сторона этого пузырька изменяет структуру, становясь в некоторой степени неорганической. Сохранность энергии задача более важная, чем восприятие внешнего раздражения, силы которого многократно превышают его собственные. (З. Фройд «По ту сторону принципа удовольствия»).. Возможно, мы могли бы сказать и так, перефразируя высказывание Фройда в отношении влечения к смерти, где сила энтропии (влечение к смерти) намного превосходит по силе влечение субъекта к его собственному изначальному состоянию, определяя и его конечную цель?

Опираясь на эти размышления Фройда, мы могли бы сказать несколько слов о характере отношений Сущего и Сущности. В более абстрактных формах, мы имеем дело с энергией, которая себя преобразует в формы. В данном аспекте, памятью, в широком смысле этого слова, будет та информация, которая достигла упорядочения. Здесь мне также хотелось бы заметить, что сам Фройд различал функции сознательности и сознания. Сознательность, в его видении не единственное свойство, приписываемое происходящим в системе процессам. Опираясь на психоанализ, он видит, что процессы возбуждения оставляют в других системах длительные следы как основу памяти, и эти следы не являются сознательностью. Они стойки и продолжительны, если в результате некого процесса не восходят к сознанию. Эти следы возбуждения не остаются и в системе W - Bw (восприятие-сознание). Новые возбуждения не смогли бы восприниматься, если бы были всегда сознательными; именно, оставаясь бессознательными, они вынуждают своего объяснения, выражая при этом феномен сознания. (Фройд «По ту сторону принципа удовольствия»). Я бы хотел сказать о том, что упорядочение информации в Сущности, есть эквивалентный ответ Сущему, выражающий принятие доли его собственного смысла. Это как согласие в отношении выражаемой части общего смысла и цели жизни, несомненно связанной с принципом удовольствия (принципом истины?) - да, да будет так! То, что Фройд, ссылаясь на мысли Брейера, называл покоящейся энергией, которую я в свою очередь и назову принципом удовольствия, в отличие от неудовольствия, проявляющего себя в сознательной части, в системе W - Bw. Фройд по этому вопросу писал, что, переходя от одного элемента к другому, возбуждение преодолевает сопротивление, где уменьшение сопротивления оставляет длительно существующий след возбуждения. В системе Bw (сознание) такого нет. Система Bw обладает не связанной, а свободно-отводимой энергией. (Фройд «По ту сторону принципа удовольствия»)

Здесь мне кажется совершенно не лишним привести в пример также и размышления Андрэ Грина в его статье об истерии, в отношении истины Грин пишет об истине, ставя в скобки слово «правда». Однако, субъективный порядок этого слова (правда у каждого своя), вынуждает нас вслед за физиологами, а именно П.К. Анохиным, употреблять слово «честность», которое более точно передаёт смысл тождественности при информационной передаче., которую я здесь уже представлял в отношении других вопросов, где Грин также поднимает вопрос лжи и правды, истины: - «С тех пор, как существует истерия, постоянно поднимался вопрос о ее отношении к правде (к истине); всем известна дурная репутация, которой пользовались истерики, так как их подозревали в сознательном желании обманывать врачей. Когда истерика конфронтируют с его противоречиями, с его непостоянством, с утаиванием и сокрытием его мыслей и чувств, он сознательно защищается, ссылаясь на существование «последовательных истин» По сути, «последовательные истины», а точнее сказать, «последовательные правды» есть ни что иное, как пример попытки выражения эквивалента истины на более низком системном уровне, создавая лишь субъективную картину её частного случая, где «инвестициям влечений присваивается эфемерное место». Однако, так как эмпирическое мышление детерминировано временем, то отношение этих «последовательных истин» к Истине, которая временем не связана, превращается лишь в искру от огня, не переходя в непрерывное горение пламени. Мы также можем сказать, о форме субъективности частной правды, выражающейся в отсутствии признаков изоморфизма («в функциональных системах различного уровня просматривается однотипный принцип организации, получивший название изоморфизма. Вместе с тем в нихможно увидеть и некоторые различия» Судаков К.В. Физиология. Основы и функциональные системы -- М.: Мидицина, 2000. -- 784 c. ISBN 5-225-04548-0) внутри психических свойств. В отношении связи (переходящих общих свойств) с другим, и отсутствии символического порядка на уровне языка., уничтожающих одна другую, каждая из которых имеет значение только в момент ее провозглашения. Такая изменчивость свидетельствует о поверхностности отношения к объекту или о том, что инвестициям влечений присваивается эфемерное место и что они могут быть заменены на другие, другой природы, и таким способом, который мог бы показаться постороннему несоответствующим. Хотя Фрейд и дал нам возможность осмысливать вещи по-другому, отсылая всю эту «ложь» к бессознательному В одном из своих интервью А. М. Пятигорский шутил о Фройде, что тот так боялся сознания, что придумал бессознательное. Здесь мы скорее видим, что Фройд, не пренебрегавший вовсе философией, скорее противопоставил общее философское понятие о сознании бессознательному, заставив новые поколения вновь обратить своё внимание к общей проблеме человеческого разума., сегодня снова там, где настороженность по поводу психоанализа усиливается, возвращаются к гипотезе об обмане, который истерики якобы запускали по отношению к слишком легковерным психоаналитикам и даже к тем, кто как бы упрочивал ложь, становясь сам разносчиком их фальсификаций. Что касается пограничных случаев, здесь также истина (правда) испытывает значительную деформацию. Но в этом случае ложь не совершается с целью извлечь первичную или вторичную выгоду. Ложь - это непрямое следствие нарушенных отношений, которые уже более прямо искажены в реальности и в проекциях субъекта, не позволяющих больше иметь восприятие в связке с развитием фантазмов.

Идет ли речь об одной или другой из этих двух возможностей, вопрос сводится к тому, чтобы установить, может ли истина использоваться в качестве психоаналитического концепта. У Фрейда существует оппозиция: психическая реальность - материальная реальность; и более поздняя оппозиция, изложенная в работе «Моисей и единобожие», - историческая истина и материальная истина. Это наводит на мысль о том, что, по-видимому, есть связь между концептами психической реальности и исторической истины. Историческая истина испытала превратности в ходе развития. Это относится к восприятию и фантазмам, принимавшимся за истинные в начале, вытесненным в дальнейшем (dans un second temps - во второй раз, вторично) и возникшим позже вновь. Именно анализ того, что составляет эту историческую истину, и является целью лечения. Развивая концепцию Фрейда, Бион (1970) предложил новую версию концепта истины. Считая, что истина так же необходима для души (психики), как воздух для живого организма, концепция Биона основывается на фундаментальной дилемме: проработать фрустрацию или ее удалить. Это удаление за пределы психики можно сравнить, в некоторых отношениях, с радикальными формами работы негатива. Если вытеснение и может быть исправлено благодаря возвращению вытесненного, то может ничего не выйти с некоторыми глубинными расщеплениями, и, тем более, это касается отвержения. Мы встаем перед еще большими трудностями, когда имеем дело с ранним опытом, который не вписан в психику в форме воспоминаний, потому что происходил в период, предшествующий обретению речи. Часто именно благодаря навязчивому повторению, с помощью отыгрывания, и даже соматических разрядок, мы будем конструировать отсутствующую истину. Самым трудным будет, чтобы пациент ее принял и не остался при этом с чувством, что - это наставление и идеологическая обработка; только тогда он сможет достичь подлинной личной свободы. Здесь самое худшее не всегда самое стойкое; мы вправе думать, что некоторым пограничным случаям удается более легко прийти к тем же результатам, что и многим истерикам. Может быть, именно эти бреши, которые были обнаружены в их Я (le Moi), и лишили их помощи самых изумительных рационализаций. Как бы там ни было, чтобы прийти к хорошему результату, аналитику необходимо большое терпение. Именно благодаря ему (долготерпению) и может передаваться друг другу знание тех, кто вместе будут претерпевать испытания анализа.»

2.3 Дихотомия сознания через теорию бессознательного

Одним из положений, о котором говорит Фройд, это дифференциация коркового слоя, служащая с одной стороны защитой от сил из вне, с другой же стороны, такая защита в отношении внутреннего, невозможна. Однако, мы могли бы с достаточной уверенностью утверждать, что это не совсем так ввиду того, что механизмы защиты могут быть направлены именно от сил, направленных изнутри в отношении растущего (вторичного) неудовольствия. И здесь мне кажется интересным, как писал об этом Фройд в вопросе вытеснения, придерживаясь клинического опыта, который показывает, что удовлетворение влечения, подлежащего вытеснению, возможно и вызвало бы всегда наслаждение, но несовместимо с другими требованиями и намерениями личности: с одной стороны было бы наслаждение, а с другой неприятное чувство. В итоге, мотив неудовольствия приобрел бы большую силу, чем наслаждение от удовлетворения. (З. Фройд статья «Вытеснение» 1915 г.)

И моё собственное видение этой ситуации именно таково. Здесь я бы сказал о функциональной инверсии в Я, в следствии отклонения объекта от исходного смысла, идущего как послание из вне. Здесь я вынужденно и необходимо говорю об энтропии, которую мы наблюдаем в природе. Растущее рассеивание энергии означает необходимость увеличения обратной связи всех внутренних элементов системы, устремлению к гомеостазу. По сути, на языке энтропии в обратной связи, (афферентный синтез) Любое возбуждение в центральной нервной системе существует во взаимодействии с другими возбуждениями: головной мозг проводит анализ этих возбуждений. послание природы для её внутренних объектов означает ровно противоположное - усиление интеграции, гомеостаз, как результат обратной связи. Фройд различает функциональность сознания и сознательности, как дифференциацию коркового слоя в отношении внутреннего возбуждения против внешнего, которое значительно превосходит его по силам. Словом, внешняя сила, которая многократно превышает внутренние силы Сущности, вынуждает её получать, усваивать все, допущенные к нему новые порции неизменно растущего раздражения. И здесь мне кажется важным соединить то, что мы называем энтропией В широком смысле, в каком слово часто употребляется в быту, энтропия означает меру сложности, хаотичности или неопределённости системы: чем меньше элементы системы подчинены какому-либо порядку, тем выше энтропия., как выражение этого увеличивающегося давления на Сущность, с тем, что предстаёт, как игра внешнего и внутреннего мира человека, так как, по существу, это и есть двойник - жизнь внутри жизни, игра внутри игры, смысл внутри смысла, вторичный текст, репрезентация репрезентаций, раскрываемый смысл Сущности в отношении первичного смысла, Сущего, - Там где было Оно и Я, должен возникнуть смысл Сущего. И мне кажется созвучным то, о чём говорит Бион в своих «Бразильских лекциях» - «Область, доступная для охвата психоанализом, подобна расширяющейся вселенной. Как только я могу понять, что значит это, когда я вижу тело, лежащее на кушетке, живые отношения между мной и вами, и вами и мной (в любом направлении) становятся мертвыми отношениями между мной и этим, и между этим и мной, и между вами и этим, и этим и вами.»

По сути, скрытые смыслы и скрытое существо жизни, Сущего, проявляются во вторичных процессах отношений Я и Оно, через инверсию во внешний мир, так называемую реальность, оставаясь скрытыми как во внешнем мире, в выражении смыслов, так и во внутреннем, в выражении бессознательного, вынуждая Сущность их непрестанно искать.

Возвращаясь к идее Дэниела Деннета, о сколлапсировавшей в Сущность бесконечности, в виде первого электро-химического импульса, мы, возможно, могли бы описать психически аппарат таким образом, где Оно, всегда выражает скрытую часть жизни, Сущее, а Я, выражает двойника, сущность, вторичные смыслы, называя их своей реальностью. Однако, так как результат деятельности Я, также имеет обратную связь с Оно, то происходит постоянный процесс сопоставления двух результатов, первичных и вторичных процессов, в их выражении смыслов на различных уровнях систем - телесном, уровне действия и, наконец, психическом, где процесс мышления, если так можно выразиться, несколько похож на клапан регулирования давления в разнице между первичными и вторичными процессами в его собственной форме, сохраняя некий необходимый баланс на уровнях и других систем, на уровне реальности Сущности, действий и её телесном уровне. По сути, наша реальность, это проигрывание тех смыслов, которые в конечном итоге должны будут под давлением сил Сущего, превосходящих многократно саму Сущность, достичь состояния эквивалентного ответа работы между Я и Оно, отражаясь в становлении функции мышления. А отказ Я через посредничество Оно от подобной работы, может быть выражен условной динамикой реальности, в которой мы будем наблюдать времена попыток застоя с резкими кризисными падениями, так как силы сущности в конечном итоге будут всё равно пробивать слои защиты Я. В отношении отдельно взятой личности, мы можем наблюдать его судьбу, как повторение одного и того же сценария в различных обстоятельствах жизни и времени, как выражение отказа Я от подобного сотрудничества через Оно к выражению Сущего (Иного Здесь я вижу концептуальное сходство в размышлениях А. В. Россохина, в его работе «Интерпретации в психоанализе: Там, где было Я и Оно, должно стать Иное».), ввиду травм со стороны внешней реальности, его первичного материнского объекта, как растущий во времени отказ от мышления.

Далее здесь я приводу отрывок из статьи А. В. Россохина для некоторого подведения итогов и моих собственных размышлений.

«Деление психики на сознательное и бессознательное стало основной предпосылкой психоанализа. Фрейд выдвинул важное теоретическое положение о том, что сознательное не является сущностью психического. Фрейд подчеркивал, что у данных сознания имеются различного рода пробелы, не позволяющие компетентно судить о процессах, которые происходят в глубинах психики. И у здоровых людей, и у больных часто наблюдаются такие психические акты, объяснение которых требует допущения существования психических процессов, не вписывающихся в поле зрения сознания. Поэтому Фрейд считал, что имеет смысл допустить наличие бессознательного и с позиций науки работать с ним, что бы тем самым восполнить пробелы, неизбежно существующие при отождествлении психического с сознательным. Ведь подобное отождествление является, по существу, условным, недоказанным и представляется не более правомерным, чем гипотеза о бессознательном. Между тем жизненный опыт, да и здравый смысл указывают на то, что отождествление психики с сознанием оказывается совершенно нецелесообразным. Более разумно исходить из допущения бессознательного как некой реальности, с которой необходимо считаться, коль скоро речь идет о понимании природы человеческой психики.» (А. В. Россохин)

И моя собственная мысль и вопрос заключается в том, а о какой именно реальности бессознательного идёт речь? И здесь, возможно, необходимо было бы вспомнить выражение - всё что выражено филогенезом, повторяется в онтогенезе. И на основании моих доводов, я мог бы сказать о филогенетическом характере Оно по отношению к онтогенетическому характеру Я. Или, другими словами, о филогенетической проекции Я во внешнюю реальность, которая моделирует через групповые процессы внутренний онтогенетический характер Оно. Оно, таким образом, одной стороной своей лежит в группе, а другой в Я субъекта. Далее, вспоминая ещё одно знаменитое выражение Фройда, где Я не является хозяином в своём доме, а является слугой трёх господ Сверх-Я, Оно и Реальности, мы понимаем, что речь идёт о влечениях. И здесь я задаюсь вопросом о том, а о каких именно влечениях говорит Фройд в отношении реальности? И что он имеет ввиду, говоря Реальность? Вот что по этому поводу говорит Уилфред Бион: - «Психоаналитики должны привыкнуть к открытой теории, к бесконечному, а не к конечному пространству. Если мы хотим знать что-то о религии, эстетике или науке, мы должны быть терпимы к бесконечности.» («Бразильские лекции» 1973 Сан-Паулу У. Бион)

Возможно, мы здесь имеем дело с некоторой идеей в отношении взглядов на целостность психического, где со стороны философии выдвигается тезис о сознании как таковом. Фройд же, обозначив бессознательное, ввёл нас в идею топической системы, разделяя сознание в его функциональности на условные единицы, не нарушая на самом деле его целостности. Однако, эта условность, так сказать, позволяет нам говорить о сознании с точки зрения системогенеза и функциональности, что делает концепцию Фройда невероятно ценной, давая тем самым дополнительное пространство для хода дальнейшего изучения предмета.

2.4 Функция речи в интерпсихическом поле мышления

Здесь далее мне необходимо затронуть загадку речи, как очень необычного моста, обращённого во вне, в пространство, которое его могло бы отразить как двойник, как зеркало. По сути, с достаточным основанием, мы могли бы утверждать, что человеческая речь, так сказать, беззвучна, если бы не отражалась от чего-либо. Мы наверняка знаем, что речь человека моторна, автоматична, и является побочным следствием психической деятельности, достигая своего качественного феномена. Речь человека всегда обращена к другому, даже если мы говорим о ней, как о внутренней, что соответствует и выводам Ж. Дяткина, которого я упоминал выше в моей работе. Во внутренней речи мы всегда апеллируем к внутреннему другому. И здесь также, вторично, я делаю вывод о культуре человека, как переходном пространстве или необходимом условном препятствии, которое следует преодолеть, в диалоге между Сущим и Существом через переходное пространство, которое мы называем нашим миром, где, замечу, человек, лишь часть этого переходного пространства. И в этом месте мы чётко можем наблюдать, как словосочетания, «человеческая жизнь», «человеческая культура», с трудом в себя включает как общий смысл, и иные части этого пространства. Однако, экологические, эпидемиологические, и иные виды катастроф и кризисов, выражающие общность этого пространства, вынуждая человека не забывать об этом, вызывают, несомненно, усиливая неудовольствие в его психическом аппарате в их преодолении. Даже не делая больших обобщений, мы можем наблюдать в рамках самой психосоматической системы человека этот конфликт.

За последний век и накопленные клинические наблюдения, психоанализ проявил явную тенденцию человеческой психики к тому, что мы называем веком нарциссических расстройств, веком, который принёс понятия об оператуарном мышлении и пограничном функционировании, что проявляет себя также и в особенностях речи и связанным с ней аффектом. Вот что по этому поводу пишет А.Грин: - «Нельзя обойти вопрос о порядке появления этих двух единиц: истерия известна с древности, она лежит в основании психоаналитической революции, тогда как пограничные случаи появились совсем недавно, точную их дату установить было бы трудно, но их можно отнести примерно к середине пятидесятых годов Замечу также, что в середине 50-х годов наблюдается невероятное по своим масштабам изменение в демографии всего человечества, которому никогда ранее не было прецедентов. За 40 лет население земли удваивается. И это, в свою очередь, с одной стороны, отсылает нас к моей гипотезе о взаимосвязи глобальных процессов эволюции в отношении сознания, с другой же стороны, несомненно влияет на него в рамках самой человеческой культуры, усложняя естественное препятствие в его собственном созревании. Однако, в рамках научного сообщества, изучение демографического взрыва предсказывается, как этапное и замедляющееся до порога в 10 или 11 млрд., с последующей стагнацией. . В результате углубленного психоаналитического исследования некоторых пациентов почувствовалась потребность в новой концептуальной рамке - не собственно невроза, но и недостаточно явного психоза, откуда и название «пограничные случаи».

Однако, возвращаясь к своей мысли, мне кажется тут важным подчеркнуть, что связываемость энергии и покоящаяся энергия, выражают два разных состояния. Иными словами, мы могли бы сказать, что функция связывания, приводит к энергетическому покою, как состоянию, при котором возможно мышление.

Так что же такое мышление? Я полагаю, что мышление, это прежде всего творческий акт сознания, усилие, диалог на уровне разных систем, возникающий как следствие энергетической избыточности. Мышление рождается в творческом страдании. Словом, как говорил Александр Моисеевич Пятигорский: - «Мышление, это роскошь».

Возможно, читатель этой работы законно спросит о том, не далеко ли я ушел от основной темы? Однако, мне видится невозможным прийти к выводу о специфике в творчестве Беккета, не затронув многие ключевые вопросы о психике человека. По сути, здесь я хочу вывести идею, о возможности формирования внутри человека некого двойника, реализация которого становится возможной на стыке двух языков и двух культур. Может, это покажется несколько натянутым, однако, в случае Беккета, это сочетание трёх культур - Ирландской, Английской и Французской. Ещё одну мысль в отношении Беккета мне подсказывает текст Андре Грина в его размышлении об истерии: - «Истерия была областью мании одержимости. Однако, нельзя сказать наверняка, что мы эту область покинули. Присвоение, интроекция и идентификация отсылают нас туда. Мы заменили сверхъестественное объяснение научным, в котором место “духов” заняли образы. В истерии (как, впрочем, и во всех других психопатологических структурах) одержимость двойником или преследователем, следует предпочесть тому отчуждению, которое создает невыносимую психическую жизнь, продукт отсутствующего. Специфичность истерии надлежит объяснять тем, что проблемы остаются связанными с половой сферой тела. Из этого мы делаем вывод, что, если во фрейдовской теории господствовала идея о взаимосвязи между истерией и конверсией, то нынешняя теория имеет явную тенденцию к тому, чтобы исследовать связи между истерией и депрессией, эту промежуточную область нарциссических неврозов, лежащую между неврозами переноса и психозами.»

Однако, я пока возвращаюсь к мысли о том, что мышление представляет из себя процесс, разворачивающийся между двумя состояниями, выраженные тремя элементами: внешней силы - интерпсихическим, неокортекса, как границы, и остальным психическим аппаратом, где принцип удовольствия выражен энергетическим покоем, а принцип неудовольствия выражен неокортексом, где «элементы системы Bw обладали бы в таком случае не связанной, но исключительно свободно-отводимой энергией.» (З. Фройд)

Здесь я, несомненно, себя ловлю на том, что испытываю очень противоречивые чувства в отношении концепции психического аппарата, и, в частности, в том, что мы разделили выше на сознание как таковое и сознательность. И здесь мне, видимо, снова придётся вспомнить моё понимание слов Фройда, где речь идёт о корковом слое, который своей внешней стороной обращён к Сущему, иному, а внутренней, к влечениям Оно.

2.5 Нехватка в желании, как системный изоморфизм

Мне кажется очень важным то, что Шандор Ференци называл структурирующей ролью травмы. Так как речь далее пойдёт о защите Я перед Сущим, иным, инкорпорации, которая создаёт прецедент болезни работы горя, здесь, несомненно, я ссылаюсь на труд Марьи Торок «Работа горя. Болезнь траура и фантазм чудесного трупа». В этом отрывке её работы, приводятся слова Ференци о характере интроекции: - «Я описал интроекцию, -- говорит Ференци, -- как механизм, позволяющий распространить на внешний мир примитивно эротические интересы, включая объекты внешнего мира в Я¹.

«Я делаю акцент на этом “включении”, желая тем самым обозначить, что я рассматриваю любую объектную любовь (или всякий трансфер), как у нормального субъекта, так и у невротика… как расширение Я, то есть как интроекцию.

Исходно любовь человека может быть обращена только лишь на него самого. Если же он любит, то он принимает его как часть своего Я… такое включение объекта любви и Я, вот что я назвал: интроекция. Я представляю себе… механизм любого трансфера на объект, и, следовательно, любую объектную любовь, как интроекцию, как расширение Я. » (Baustein I, р. 58-59).

Что нам показывает анализ этого текста? Прежде всего: «интроекция» в том виде, каком Ференци задумал это понятие, включает три пункта:

1) распространение аутоэротических влечений;

2) расширение Я через снятие вытеснений;

3) включение объекта в Я и, тем самым, «объективация первичного аутоэротизма».

Схематично мы видим, что изначально либидо младенца инвестируется матерью, где он любит только себя. Здесь мы видим этого младенца ещё без объектного Я, как той части психического аппарата, которая будет в дальнейшем представлять сознательность. Изначально Я младенца аутоэротично. И именно эти инвестиции матери, удовлетворяют его нарциссизм и аутоэротические интересы, а также примитивные эротические интересы. Поскольку инвестиции матери не в полной мере соответствуют его собственным, так как мать не только сливается с нарциссизмом ребёнка, регрессируя до достаточно плохой (Винникотт), но и оставляет часть своих собственных интересов в другом объекте, её муже, получая от кормления грудью и эротическое удовольствие, то и подобный характер её инвестиций сливается в общий поток нарциссического либидо младенца при формировании его собственного нарциссического Я, которое в дальнейшем потенциально сможет стать и объектным Я. В выражении, достаточно плохой матери, как мне видится, отражается диалектическое единство, в котором мы видим, с одной стороны, материнский регресс к младенческой потребности, с другой, инвестируемую дезинвестицию, так сказать, нехватку, иного, вынуждая младенца к инкорпоративному фантазму о потерянном объекте, необъяснимому в психике младенца. Очевидно, сами влечения матери в отношении потребностей младенца, претерпевают в регрессе трансформацию, сравнимую с тем, как, например, в животном мире, не представленным грудным вскармливанием, пища предварительно может подготавливаться, частично ферментироваться их родителями. Именно эта частичность и отражает диалектический характер объектно-нарциссического инвестирования, создающего необходимую нехватку во влечениях. И в этом смысле, мы могли бы назвать нарциссическое либидо, как некоторое подготовленное, частично ферментированное матерью влечение для её младенца, поскольку объектное либидо он ещё не в состоянии переварить, так сказать.

Задаваясь вопросом о возникновении сознания, хочу поделиться своими соображениями. Мне видится это возникновение, как процесс движения от нарциссического либидо к объектному, применительно к самому объекту психики. Иначе говоря, выражению в характере качества Я, переходящем процессе от нарциссизма к объективации, где сознание изначально и нарциссично по своей природе, а сознательность взрастает на качестве объектного либидо. Таким образом мне видится необходимость говорить о первичности сознания в отношении сознательности, о первичности аутоэротического сознания в отношении его возможного развития, объектной сознательности. Поскольку Фройд говорит о топологии Я в характере, выраженном свойством коры головного мозга, где «процесс возбуждения иначе протекает на поверхности, чем в более глубоких слоях», а далее уточняет, «настолько прожженной раздражениями, что доставляет для восприятия раздражений наилучшие условия и неспособна уже к дальнейшему видоизменению», то это вносит в наши размышления некоторые вопросы, которые требуют дальнейшего хода рассуждений.

Возвращаясь к работе Марьи Торок и феномену инкорпорации, мы видим, что её следствием является блокирование процесса субъективации. Можем ли мы здесь говорить с топической точки зрения, ввиду характера коры головного мозга, которая предоставляет наилучший способ в отношении восприятия раздражений, но в тоже время неспособна к динамике, что происходит отказ психики в работе субъективации и перевод структурированной травмы в систему сознательности, неспособной в свою очередь к дальнейшим видоизменениям в сознании, и отрыву от нарциссической его части в восприятии реальности? Очевидно, мы могли бы сказать, что судьба фантазма инкорпорации - всё необъяснимое. Но как быть с нарциссизмом? Возможно, здесь мне пришлось бы немного свободно поразмышлять о том, что необъяснимое и так инвестируется достаточно «плохой матерью», смешиваясь при этом с её объектным либидо, как представлении об ином, другом.

Жизнь - это выражение движения, о котором говорили и поэты, и учёные. Но инкорпорация останавливает движение жизни в отличии от интроекции. Да, с одной стороны, мы здесь можем говорить о некой передышке в работе сознания, так сказать для того, чтобы набраться сил. Однако, на сколько долгой может быть эта передышка в отношении постоянного движения жизни и её собственного знания о себе самой? И главное, в какой момент эта нарциссическая передышка превращается в украденное у жизни «знание»?

Наконец, возвращаясь к центральным героям моей работы, Беккету и Биону, и пытаясь удержать её целостность, мне видится, что в этой мысли, высказанной М. Торок, Бион продвинулся дальше: - «Согласно Д. Анзье, У. Р. Бион теоретизировал «безымянный ужас», обозначая пережитый опыт первобытной агонии, опыт, предшествующий овладению языком, психической смерти. Состояния, которые вторглись в Беккета и привели его к тому, чтобы обратиться к психоаналитику. Переменная, которую Бион вводит в свою научную работу примерно в то же время, как Беккет описывает ее в своей литературной работе.

Д. Анзье, о Мерфи, удивлен описаниями Беккета «психических состояний, которые уже были или будут концептуализированы Бионом: катастрофические изменения, множественное расщепление, проективная идентификация, травма, летаргические части эго, угроза коллапса» и психической смерти. Кажется, Беккет пытается назвать свою психическую функцию способной к пониманию в одиночку, потому что, по словам Анзье, он думал, что Бион ему не помог. Его работа полна переноса, который было сложно развить. Он чувствовал, что приближается к точке невозврата, которую он не знает, назвать ли декомпенсацией или деперсонализаций, ясное предчувствие которой напугало его. С.Бекетт понимает, что извращение его умственной деятельности заставляет его думать в обратном направлении, и он находит свое спасение, возвращаясь к этому патогенному изменению.» (А. И. Коротецкая)

И здесь я ощущаю себя, несомненно, в неком кризисном моменте самовыражения. Размышляя о воровстве, где Сущность ворует существо жизни у Сущего, я возможно могу использовать определение Фройда из его работы о горе и меланхолии, в которой он говорит о том, что тень объекта пала на Я. Объект украден Я из его реальности. Если мы задумаемся далее о характере объектного либидо, в сравнении с первичными материнскими инвестициями, то обнаружим удивительное сходство в том, что было сказано Сартром, «Ад -- это другие». И здесь можно говорить о «воровстве» у других в реальности их Я, времени, денег, свойств, личности, слов, вещей, манер, характеров, и т.п. Иными словами, объектное либидо инвестируется с той же недостаточностью, нехваткой, что и первичное материнское. Перефразируя Винникотта, вслед за ним мы могли бы сказать - достаточно хорошая реальность - это Сущее, в ком проявлено иное? Однако, объектное либидо выражает более полюс сознательности, чем сознания, полюс Я, чем Оно на психическом полотне. В общих чертах, мы могли бы говорить о тенденции смещения акцента человеческого психического внимания, идущего от нарциссизма ко всё большей объектализации, однако такой, которая выражена вторичными нарциссическими процессами, проявляя «инфантилизацию» сознания.

По сути, мы имеем дело с двойной системой. С одной стороны мы живём в мире объектов реальности нашей сознательности, с другой же, в мире объектов сознания. Мы всегда располагаемся на стыке, между двумя мирами, филогенетическим и онтогенетическим, между объектным либидо и нарциссическим, на стыке двух реальностей, Сущностной, истинной, и культурой нашей субъективной позиции выяснения этого мира в представлении собственной вторичной реальности, как мы её отражаем во внешнем мире. Этот мир, который всегда также в свою очередь выражается объектной нехваткой некого Другого, а именно Сущего, негатива некого постоянства таинства, всегда остающееся скрытым от нашего восприятия, но незримо присутствующего или, например, посылающего своего представителя на земле.

Здесь я позволю себе некоторые вольные обобщения в отношении структуры психического аппарата, и в отношении влечений. По сути, хоть источником влечений и является тело человека, природа их несколько сложнее, как мне видится. Влечения, скажем так, находятся вне человеческого аппарата. Их источник, по сути, эта внешняя среда, устанавливающая положение открытой системы. Это утверждение основывается на различных научных доводах, например физики: - «Термодинамические открытые системы активно взаимодействуют с внешней средой, причем наблюдатель прослеживает это взаимодействие не полностью, оно характеризуется высокой неопределённостью (нехваткой). При определённых условиях такая открытая система может достигать стационарного состояния, в котором её структура или важнейшие структурные характеристики остаются постоянными, в то время как система осуществляет со средой обмен веществом, информацией или энергией -- этот процесс называется гомеостазом. Открытые системы в процессе взаимодействия со средой могут достигать так называемого эквифинального состояния, то есть состояния, определяющегося лишь собственной структурой системы и не зависящего от начального состояния среды. Такие открытые системы могут сохранять высокий уровень организованности и развиваться в сторону увеличения порядка и сложности, что является одной из наиболее важных особенностей процессов самоорганизации.