Психоаналитический подход к феномену мистического мышления

В случае Елены мы видим приоритет магического мышления над мистическим - т.е. Елена пытается самоутвердить свое Я за счет ритуализации своей жизни, прибегая к переносу собственного успеха на ритуальные предметы (камушки, статуэтки), и не может поверить в собственную личность, если не проводит ритуал обращения к своим собственным силам посредством аффирмаций.

Здесь магическое мышление превалирует, но оно остается за пределами прямого патологического воздействия на личность Елены, т.е. магическая ритуализация и чтение аффирмаций не причиняют вреда ее собственному Я, не вносят в личность дополнительные устойчивые конструкты, которые деформируют мышление. Этот вывод можно сделать из того, что если один ритуал не «срабатывает», Елена заменяет его другим, если бы магическое мышление было устойчивым и имело характер магифреническогосимптомокомплекса, то ее ритуалы не менялись бы, и мышление строилось вокруг них.

В этом же случае магико-мистическое мышление заключается в том, что Елена «опирается» на усвоенную в детстве мистическую установку от матери: ««Вселенная» должна помочь», и применяет ее ко всем сферам своей жизни, не понимая того факта, что добивается успеха самостоятельно, и магико-мистическое мышление для нее - только вспомогательный инструмент.

Моя задача в этом случае заключалась в том, чтобы максимально помочь Елене дистанцироваться от магико-мистического мышления, и поверить в силу собственного Я, в то, что она своими действиями - а не за счет ритуалов или обращения к Вселенной - может достичь желаемых результатов.

Интересен в этом случае тот факт, что Елена в стремлении найти компромисс между красотой и умом не может позволить их сама себе, поскольку делит красоту и ум между матерью и отцом, оставаясь в душе ребенком, который пользуется магико-мистическим мышлением для того, чтобы заслужить любовь, теплые чувства и одобрение со стороны обоих родителей. А в тот момент, когда решается позволить себе иметь собственное мнение - хотя бы в выборе одежды, и решается, наконец, выбрать одну из двух работ, все равно пытается «спрятаться» если не за отца, то за мать, выбирая себе начальницу, максимально схожую по характеру, поведению и отношению к ней самой на мать.

Магико-мистическое мышление, как мы можем видеть, в этом случае поддерживает ее бессознательное Я, ее уверенность в себе и ее силы для личных достижений и успеха, и только служит инструментом для реализации личностного потенциала, хотя, как мы видим, достаточно сложно сепарировать магико-мистическое мышление и прочную привязанность к матери и одобрению от отца и собственно личность самой Елены.

Несомненным успехом стало то, что мне удалось убедить Елену делать ритуальным предметом, на котором она концентрирует свои позитивные установки, не бесчисленные марафоны позитивного мышления, а медитацию как способ переориентации с магического на мистическое, более зрелое и более позитивное мышление, способ сконцентрировать внимание на собственных желаниях и страхах, собственных намерениях, а не бесконечных обещаниях счастья и успеха со стороны, и заменить волшебный камень из детства любым предметом-фетишем, который так же, как и медитация, для нее будет служить выразителем ее собственного настроя на успех и объектом, позволяющим сконцентрироваться, собраться и достичь своей цели.

Как мы видим из ее достижений - повышение, организация курсов по позитивному мышлению, повышение зарплаты - Елена начала обретать уверенность в собственной личности, и я полагаю, что в данном случае магико-мистическое мышление стало отличным фундаментом для проработки детских установок, на основе которого она смогла перейти к осознанию себя как личности, имеющей право на самостоятельность.

Немаловажно здесь и то, что в своих собственных поисках Елена не стремилась опираться целиком и полностью на магико-мистическое мышление, отчасти понимая, что «волшебного камня» все-таки не существует, и крайне важен тот факт, что она постоянно искала все новые и новые способы самоутверждения, реализации этого типа мышления, и не находила - пробовала и марафоны счастья, и медитации, и ритуальные предметы, не останавливаясь на каком-либо одном, что показывает тот факт, что магико-мистическое мышление для нее стало опорой, но не заменило созревание и нормальную работу всех основных психических конструктов и основных конструктов личности.

Проблематика пациентки в данном случае не в наличии магико-мистического мышления, и в будущем, если будет возможность продолжать с ней работу, следует больше обратить внимание на ее зависимость от мнения отца и матери, на ее попытки найти между ними свое место, в чем в детстве и сейчас, до начала осознанной работы над собой, ей помогало магико-мистическое мышление, и я уверена в том, что постепенная переориентация на мистическое мышление - то есть на своего рода супервизию своего собственного Я со стороны наблюдающего Эго, поможет Елене прийти к полной проработке детских комплексов, поможет сепарироваться до конца от матери и отца, и принять окружающую реальность, без попыток «убежать» в детство с помощью магии и мистики.

Что касается второго случая, то здесь проблема пациентки намного более сложная, и нет уверенности, что с Лайлой найдена истинная причина применения ею магико-мистического мышления.

В данном случае мышление пациентки приближается к магифреническому комплексу, при этом с уклоном скорее не в магическое, а именно в мистическое мышление, и наблюдаются патологические влияния магико-мистического мышления как защиты психики от неблагоприятных воздействий со стороны значимого для пациентки круга людей на ее личность.

Как мы видим, магифренический синдром в данном случае обусловлен наличием таких предпосылок, как дистресс из-за искажения социальных представлений пациентки о своей семье - оказалось, что мать не принимает ее как свою дочь, отец не принимает в принципе всю семью, позволяя себе измены и уход из семьи, брат оказывается зависимым от наркотиков, и в принципе Лайла оказывается в ситуации постоянного психологического давления и даже насилия, как со стороны собственных родных, так и со стороны в целом социума, в котором она живет, из-за традиционных представлений религиозного характера и этнонациональных особенностей менталитета ее круга общения.

Соответственно, мистическое мышление и обращение к религии служит для Лайды и средством регулирования отношения со стороны окружающих - она так же, как и окружающие, может и имеет право апеллировать к социальным нормам и убеждениям, но и средством самоконтроля, фактически регулятором ее собственных убеждений, мыслей и действий - т.е. в целом жизни.

Как видно из истории ее жизни, религиозные установки, на основе которых было сформировано ее мышление, серьезно повлияли на формирование ее психики и личности, сделав опору на религию как основную установку жизни и деятельности, основную установку мышления и инструмент для самонаказания. Магико-мистическое мышление у Лайлы постоянно «отбрасывает» ее к мистическим переживаниям и архаическому мышлению, которое свойственно даже не детям, а скорее мышлению древнего человека, для которого любое отступление от социальных норм могло стать губительно как для него, так и для его племени, поэтому все, что чуждо определенным социальным установкам - это табу.

Мы видим, что в течение жизни Лайла пытается справится с деформацией психических конструктов, старается преодолеть мистическое мышление, но делает это в пределах своей же мистической защиты очень грубым способом - она пытается постоянно «сломать» сама себя, стремясь «сломать» религиозные установки у себя и окружающих. В стремлении доказать, что в сексе до замужества нет ничего постыдного - она вступает в отношения, в стремлении «быть как все» в своей среде - ищет мужчину для брака, но сталкивается с полным непониманием со стороны своего круга общения, что заставляет ее обращаться к своей же собственной магико-мистической защите, основанной на мусульманской религии, и та же защита срабатывает как «карательный» инструмент - Лайла сама себя порицает, облекая защиту в голос бабушки, и постепенно приходит к мысли о том, что она и есть воплощение греха. Но попытки прервать этот замкнутый круг не прекращаются, поэтому психика Лайлы, как мне представляется, на данный момент находится в очень шатком состоянии - она плохо различает окружающую реальность и действительность, и свои собственные защиты, и установки.

Об этом наиболее ярко говорят и ее сны, и ее воспоминания, например, воспоминание о «привидении» в бане, за которым прячется, по-видимому, психологическая детская травма, возможно, сексуального характера, и «потеря зрения», и полный отказ от реальности в ситуации с изменой отца, которую Лайла заменяет «видением» в собственной памяти, хотя, возможно, Лайла видела реальную измену, произошедшую на ее глазах. Психика Лайлы старается уберечь ее Я от новых потрясений и стрессов с помощью замены в системе магико-мистического мышления травмирующих событий видениями, озарениями, мистическими феноменами, но вместе с тем та же магико-мистическая религиозная защита - это для Лайлы и ограничитель мышления, и средство наказания себя.

В итоге мы видим, что для Лайлы преобладает архаическая форма мышления, у нее утрачены смыслообразующие ценности и установки и имеется переход к экзистенциальному вакууму - она не верит в свою религию, но вынуждена руководствоваться ее постулатами, она не опирается на идеологию своей религии, и хочет уйти от нее - но сама же отказывается признавать тот факт, что сама может и должна управлять и своей судьбой, и своей личностью, своим саморазвитием.

Такого рода признаки наличия магифренического синдрома объясняют тот факт, что развитая магико-мистическая защита привела уже к последствиям - у Лайлы развиваются психосоматические эффекты, проблемы со зрением, немотивированная агрессия, «ком в горле», потеря голоса. В числе прочих факторов риска развития дальнейших психосоматических заболеваний и усиления последствий использования магико-мистического мышления как основного в жизни, можно назвать дальнейшую потерю у Лайлы самооценки, веры в себя, постепенное развитие постоянной необходимости самоутверждаться, что может дойти до гипертрофированных форм - и уже доходило, когда она возвращалась к своему мужчине, без сомнений сделав аборт от другого, в стремлении утвердить свое положение и повысить самооценку Лайла даже не восприняла аборт как потерю, не проработала эту ситуацию, что также может влиять на ее дальнейшую жизнь. Также следует отметить, что у Лайлы наблюдаются классические для магифренического синдрома признаки - истероидные реакции, ограничение способности к самоанализу и самокритике, фиксация на одной и той же мысли о том, что она - «неудачная дочь», повышенная тревожность.

В этом случае мы видим, что пережитые в детстве и юности психологические травмы и разрушение представление о родных и об окружающем мире развивают у Лайлымагифрению - начиная с нестойкого непатологического магико-мистического мышления в детстве, когда она воспринимала идеально свою семью - брата, родителей, дядю, даже бабушку, которая оказывала на нее постоянное психологическое давление с помощью религии, как средства защиты, переработки стрессовой информации и эмоциональных состояний, до уже практически сформированной психопатологии, которая проявляется в виде психосоматики и убежденности в том, что на все - «воля Аллаха», что за ней наблюдают высшие силы, и постоянно наказывают ее за «грехи».

Между тем ее психика стремится развиваться и избавиться от защиты магико-мистического мышления, поскольку в данный момент Лайла имеет силы для переработки стресса и осознания собственной личности, своего потенциала и собственных сил в построении своей жизни без влияния родственников и окружения, и Лайла раз за разом совершает ошибку в том, что стремится сразу «выйти» их порочного круга, сломать свою магико-мистическую защиту. Но, как я полагаю, в данном случае это невозможно, поскольку Лайла опирается на магико-мистическое мышление не как на защитный механизм, помогающий ей справляться со стрессом, а как на основной конструкт психики. Это делает «слом» магико-мистического мышления не только невозможным - но и опасным, поскольку резкая смена типа мышления и уход от религии могут полностью разбалансировать сложившийся психоэмоциональный баланс ее личности, и вывести Лайлу на уровень психопатологии.

Поэтому с данной пациенткой важен очень аккуратный и очень постепенный подход, регулярная работа и постепенное подведение ее к перепросмотру своих личностных особенностей, мягкая сепарация от религиозных убеждений, помощь в попытках преодолеть механизмы магико-мистического мышления, помочь аккуратно вспомнить те события, которые заменены на мистические феномены и пережить их, проработать каждый ее стресс и страх таким образом, чтобы Лайла опиралась только на собственные силы личности, а не на религиозные убеждения и мистические установки. Такое возможно только при систематической целенаправленной работе, и, скорее всего, на это может уйти большое количество времени и труда при содействии самой пациентки в работе с ней.

Итак, можно сделать вывод о том, что в данном случае мы имеем дело с магико-мистическим мышлением как основным средством мышления пациентки, что подтверждается ее фатализмом, постоянным обращениям к религии, а также фактами обращений пациентки к гадалкам и экстрасенсам, ее убежденности в том, что она «не такая как все», убежденности в том, что она видит некие видения. Она фактически выключена из-за магико-мистического мышления из нормальной социальной жизни, как личной, так и общественной, не может сформировать свою семью, не может найти свое место в жизни, что проявляется даже в ее манере держать себя и в одежде.

Я полагаю, что следует в первую очередь работать с наиболее видимыми проявлениями магико-мистического религиозного мышления, чтобы снизить степень влияния на ее личность магифренического синдрома, и убрать первые проявления психопатологии, не запустить психику пациентки до клинической психопатологии.

Итак, можно сделать следующие выводы.

В первом случае, с Еленой, мы сталкиваемся с магико-мистическим мышлением как способом ориентировать собственную личность на успех, как инструментом для сосредоточения и концентрации на реализации личностного потенциала. Магико-мистическое мышление в этом случае не приносит пациентке вреда, и его следовало только скорректировать в сторону мистического мышления как способа самоорганизации личности, чего в ходе сессий мы и добились. Теперь пациентка может осознанно использовать свою склонность к магико-мистическому мышлению для поддержания веры в себя и достижения более высоких личностных результатов.

Во втором случае, с Лайлой, мы сталкиваемся с формировавшимся на протяжении практически всей жизни магифреническим синдромом как следствием отсутствия развития психики с момента перехода из стадии магико-мистического мышления к более взрослым и критичным способам мышления. В этом случае магико-мистическое мышление служит не как инструмент защиты, а как инструмент наказания и в целом как основной конструкт мышления как одного из основных психических процессов. Это имеет свои патологические последствия, проявляющиеся в виде характерных для магифренического синдрома последствий - психосоматики, склонности к истерии, депрессии, выключенности из социальной жизни, зацикленности на идее инаковости. Дальнейшее использование магико-мистического мышления опасно для психического здоровья пациентки, и с ней требуется систематическая работа по коррекции этой психологической защиты и способа мышления.

В общем следует сказать о том, что магико-мистическое мышление - нормальный этап развития психики, и у взрослых людей отголоски магико-мистического мышления могут быть полезны для развития и реализации личности, но приоритет магико-мистического мышления будет способствовать развитию психопатологий и приносить человеку вред.

Выводы