В качестве независимой переменной в работе выступает индивидуальная религиозность, которая операционализируется несколькими способами: как религиозная аффилиация, частота посещения религиозных мероприятий и совершения молитвы, а также как оценка индивидом собственной религиозности.

Религиозная аффилиация операционализируется через ответ на следующие два вопроса: «Считаете ли Вы себя последователем какой-либо религии, вероисповедания?» и «Какой именно?». При ответе на первый вопрос выделяются люди, которые не относят себя ни к какой религиозной традиции, а второй вопрос задается только тем, кто ответил положительно на первый, и позволяет идентифицировать конфессиональную принадлежность респондента.

Варианты ответа включают в себя следующие опции: православное христианство, протестантизм, католичество, другая ветвь христианства, ислам, иудаизм, буддизм, другие не-христианские религии. Респонденты, не соотносящие себя ни с какой религиозной традицией, были закодированы как «атеисты», однако надо понимать, что данное название условно. Не идентифицировать себя с конфессией могут не только атеисты, но и верующие «без церкви», самостоятельно, а также колеблющиеся, агностики. Тем не менее, отождествление таких респондентов с условными атеистами допустимо, поскольку индикатор религиозной аффилиации необходим для выявления того, является ли индивид последователем какой-то религиозной традиции и носителем соответствующих идей, а не того, является ли он верующим. Для оценки степени религиозности респондента будет использоваться вопрос об оценке респондентом степени своей религиозности, в то время как религиозная аффилиация позволяет проследить, есть ли разница в политическом участии между людьми, которые соотносят себя с какими-то религиями, и теми, кто влиянию религиозных традиций непосредственно не подвержен. Таким образом, под атеистами в этой работе будут пониматься респонденты, которые не отождествляют себя ни с какой религиозной традицией и не принадлежат ни к какой религиозной общине.

При обработке данных из базы были исключены респонденты соотносящие себя с иудаизмом, а также другими ветвями христианства и другими не-христианскими религиями в виду малочисленности наблюдений. Православные респонденты составляют почти половину выборки, в то время как атеисты - почти 43%. Остальные респонденты исповедуют ислам (6,37%), буддизм (0,5%), протестантизм (0,48%) и католицизм (0,16%). Из-за малочисленности последних трех групп верующих при проведении статистического анализа следует с осторожностью относиться к коэффициентам при этих религиозных традициях: попавшие в выборку представители данных традиций могут быть совсем нетипичными.

Так переменная «принадлежность к религиозной традиции» по природе своей является категориальной (принимает значения из некоторого ограниченного набора категорий), то в регрессионные модели она будет включаться в качестве дамми-переменной. Базовым уровнем этой переменной во всех моделях будет атеизм (отсутствие аффилиации с какой-то религией), что позволяет выявить различия в склонности к политическому участию между атеистами и людьми, которые относят себя к какой-то религиозной традиции.

Религиозная аффилиация совсем не означает, что человек является действительно религиозным, участвует в делах общины и соблюдает предписанные религией ритуалы. Чтобы отделить влияние, которое религиозность оказывает на политическое участие, от влияния представлений о себе в качестве православного или атеиста, в статистическом анализе используются количественные измерения религиозности. Частота посещения религиозных мероприятий отражает то, является ли индивид в принципе религиозным. Безусловно, посещение религиозных мероприятий не тождественно вовлеченности в дела общины, поскольку можно посещать религиозные службы и не контактировать при этом с другими верующими. Однако, это единственный доступный нам индикатор взаимодействия индивида с другими верующими. Поэтому использование и интерпретация влияния этого индикатора на политическое участие основано на довольно серьезном допущении о том, что посещение религиозных мероприятий означает также некоторые контакты с общиной. С другой стороны, присутствие на религиозной службе автоматически является индикатором подверженности влиянию священнослужителя, который может высказывать некоторые идеи. Таким образом, об этом допущении необходимо помнить при анализе влияния частоты посещения религиозных служб на политическое участие, но не игнорировать полностью социальную природу посещения религиозных мероприятий. Для измерения используется ответ на вопрос: «Если не считать особые случаи, такие как свадьбы или похороны, как часто в последнее время Вы посещаете религиозные службы?». Подобная постановка позволяет оценить религиозное участие индивида, и «отсеять» респондентов, посещающих свадьбы и похороны. В свою очередь, частота совершения молитвы это скорее личное, а не социальное измерение религиозности, как в случае посещения религиозных мероприятий. Для регулярного совершения молитвы вне стен храма необходимо чувство долга и ответственности, самодисциплина. Религиозное же участие, помимо самодисциплины, подразумевает социальные контакты и привычку посещать обязательные мероприятия. Для измерения частоты совершения молитвы используется ответ на вопрос: «Кроме тех случаев, когда Вы посещаете религиозные службы, как часто Вы молитесь, если вообще это делаете?». Такая постановка, в частности, помогает оценить степень религиозности людей, у которых нет возможности посещать религиозные мероприятия, но они от этого не становятся менее религиозными. Шкалы ответов для этих переменных совпадают. Переменные могут принимать значения от единицы, что означает, что респондент в принципе не посещает религиозные службы или не молится, до семи - респондент посещает религиозные службы или молится каждый день.

Если доля респондентов, посещающих религиозные службы каждый день довольно мала (0,85%), то молятся каждый день более 16% опрошенных. Количество же тех, кто никогда не совершает молитву, больше не посещающих религиозные мероприятия на 5%: некоторые респонденты все-таки заглядывают в храм, но не молятся.

Наконец, во всех статистических моделях используется компромиссный индикатор религиозности - «оценка собственной религиозности» респондента. Вопрос ставится следующим образом: «Независимо от того, являетесь Вы последователем какой-либо религии или нет, скажите, пожалуйста, насколько религиозным человеком Вы себя считаете?», что позволяет респонденту заявить о себе как о религиозном человеке вне контекста следования религиозным нормам и совершения ритуалов. Переменная «оценка собственной религиозности» может принимать значения от нуля до десяти, где нуль означает, что респондент совсем не религиозен, а десять - что очень религиозен. Этот индикатор религиозности может послужить хорошим дополнением измерения религиозности как аффилиации и религиозного поведения, поскольку показывает, как сам респондент себя воспринимает. В качестве недостатка данного индикатора можно выделить шкалу ответов, из которой неясно, что конкретно означают и как измеряются промежуточные варианты ответов между слабой и сильной религиозностью. Именно поэтому почти 20% респондентов выбрали вариант ответа «пять», как некий промежуточный, что очень заметно на рис.4 - в середине графика значительный скачок. Таким образом, респондентам сложно оценить степень своей религиозности, и они выбирают наиболее простой вариант ответа - посередине.

Для того чтобы корректно оценить влияние религиозности на политическое участие, необходимо использовать контрольные переменные, т.е. ввести в модели факторы, которые предположительно также оказывают влияние на политическое участие. Использование контрольных переменных позволяет оценить эффект непосредственно от разных измерений религиозности при зафиксированном социально-экономическом статусе респондента. Классическими контрольными предикторами в исследованиях политического поведения являются социо-экономические характеристики индивида, такие как пол, возраст, образование и доход. Склонность к конвенциональному политическому участию увеличивается с возрастом, хотя молодежь может быть весьма активной в демонстрациях и протестах. Женщины, как правило, менее активны в политике, нежели мужчины, однако в последние годы эта тенденция начинает меняться. Таким образом, молодые люди и пожилые, женщины и мужчины могут различаться в том, в каких видах политической активности они принимают участие. Если до 2000-х годов предполагалось, что более высокий социально-экономический статус индивида приводит к большей склонности к политическому участию, то исследования нулевых годов свидетельствуют о том, что влияние уровня доходов на политическое участие может быть разнонаправленным [Cho, Gimpel, Wu, 2006]. С одной стороны, люди, располагающие материальными ресурсами имеют возможность выделить время для получения информации о политике и выразить свое мнение каким-то доступным способом. Для владельцев собственности важным является, кто стоит у власти, и какие законы принимает. С другой стороны, малообеспеченными слоями населения легко манипулировать, обещая трансферты и повышение уровня жизни в обмен на электоральную поддержку или участие в демонстрации [Magaloni, 2006]. Также граждане с низкими доходами будут активно участвовать в политической жизни страны, пытаясь защитить свои правы и улучшить качество жизни, в то время как богатые имеют тенденцию отстраняться от политического процесса и не участвовать ни в каких видах политической активности. Можно предположить, что для современной России, учитывая особенности ее политического режима и социальной структуры, будет характерен именно второй сценарий: пока экономические верхи отказываются от всех форм публичного политического участия, низам и «середнячкам» приходится в политике участвовать, защищая свои интересы.

В дополнение к социально-экономическим переменным в качестве контрольных переменных также будут использоваться тип населенного пункта и федеральный округ, где проживает респондент. Тип населенного пункта включает в себя село, малый город, город, крупный город, что может потенциально являться источником вариации в политическом участии, поскольку крупные города предоставляют своим жителям больше возможностей для участия в сравнении с меньшими по размеру населенными пунктами. Включение в перечень контролей федеральных округов позволяет проконтролировать влияние территориальных особенностей политического участия на склонность к активизму каждого конкретного индивида.

На склонность индивида к политическому участию также оказывает влияние то, насколько он интересуется политикой [Brady, Verba, Schlozman, 1995]. Однако в данном исследовании интерес к политике не включается в перечень контрольных переменных, поскольку представляет собой слишком простое и поверхностное объяснение политического участия. Вполне понятно, что люди, политикой интересующиеся, уделяет ей время, а значит, будут и как-то проявлять свою политическую позицию, но используя эту переменную, мы лишь создадим себе новый вопрос: а что определяет интерес к политике? Политический интерес вполне может оказаться самым лучшим предиктором политического участия, но ничего не скажет о том, как религиозность влияет на политическое участие или на интерес к политике.

Также склонность россиян к политическому участию может быть связана с их политическими пристрастиями: гипотетически можно предположить существование разницы в политическом участии между сторонниками разных политических сил и идей. Если партия выделяет много ресурсов мобилизации своих сторонников, то от них можно ожидать повышенной явки на выборы или мероприятия, поддерживаемые этой партией. Таким образом, для того, чтобы проконтролировать эффект политических предпочтений на склонность к политическому участия, необходимо включить в модели переменные, отражающие партийные предпочтения и самопозиционирование респондента на шкале право-лево (единственные вопросы ESS, ответы на которые могут служить индикаторами политических предпочтений). Однако, переменная «партийные предпочтения» содержит множество пропусков, что существенно влияет на качество проводимого анализа. Индикатором идеологических предпочтений респондента в статистическом анализе будет ответ на вопрос «Иногда, рассуждая о политике, люди говорят о «левых» и «правых». Скажите, где Вы расположили бы себя на шкале? «0» означает "левый", а 10 означает "правый"». Безусловно, соотнесение себя с «левым» или «правым» флангом требует от респондента определенных познаний, и часто представления большинства граждан о политическом спектре являются противоречивыми. Подобная постановка вопроса не позволяет выявить даже примерные идеологические предпочтения респондента, поскольку в России понятия «право и «лево» применительно к идеологической шкале сложно различимы. Таким образом, включение в регрессионные модели переменных, отражающих политические предпочтения индивидов, пока представляется невозможным из-за наличия пропусков и формулировок вопросов.

В работе представлено несколько статистических моделей, в которых используются два типа регрессий - пуассоновская и логистическая. Если зависимой переменной является индекс политического участия, то применяется пуассоновская модель регрессии, позволяющая брать в качестве зависимой переменной сумму случайных событий. Для оценки влияния религиозности на отдельные виды политического участия будет использоваться бинарная логистическая регрессия. Во все модели включается описанный выше набор контрольных переменных: пол, возраст, образование, доход респондента, тип места проживания и федеральный округ.

Для всех зависимых переменных первым идет столбец, в который включены все четыре религиозных предиктора вместе, а затем - столбцы с этими же религиозными предикторами по отдельности. В дальнейшем модели со всеми религиозными предикторами будут называться полными, а те, в которых используется только один из составных элементов религиозности, соответственно неполными.

Подобный способ анализа данных позволяет оценить влияние разных измерений религиозности на политическое участие как вместе, так и по отдельности, а также сравнить эффект. Если коэффициент, к примеру, при совершении молитвы значим в неполной модели, но незначим в полной модели, то источником вариации является не разница в частоте совершения молитвы, а другие религиозные предикторы или их комбинация.

Коэффициенты при переменных в пуассоновской и логистической моделях регрессии интерпретируются не напрямую (как в линейной) и не отображают изменение зависимой переменной при изменении независимой на единицу. Чтобы оценить эффект каждой значимой религиозной переменной на политическое участие, необходимо подсчитать экспоненту коэффициента при данной переменной. Полученный результат будет означать процентную разницу шансов на совершение политического действия между представителями разных религиозных традиций или респондентов с разной степенью религиозности соответственно. Знак при коэффициенте означает положительное или отрицательное воздействие данной переменной на склонность к политическому участию.

Результаты статистического анализа

Для начала, рассмотрим модель, в которой в качестве зависимой переменной выступает аддитивный индекс политического участия (см. таб. 8). Из первого столбца видно, что респонденты, соотносящие себя с православием и исламом, менее склонны к политическому участию, чем атеисты. Отрицательный коэффициент при исламе больше, чем при православии, однако значим только на 90% уровне значимости. Важно заметить, что разница между конфессиями проявляется только при учете других религиозных характеристик респондента и не является следствием представлений респондента о себе как последователе какой-то религиозной традиции: без учета степени религиозности статистической разницы в склонности к политическому участию между конфессиями нет. Посещение религиозных мероприятий оказывает положительный эффект на политическое участие, как при учете других религиозных предикторов, так и при включении в модель индивидуально (третий столбец). Таким образом, респонденты, которые в большей степени вовлечены в дела своей общины, будут более активны политически. Возможно также, что социальная активность влечет за собой активность политическую, а также появление ответственности за будущее своего локального сообщества, которое нужно отстаивать политическими методами. С другой стороны, регулярное посещение религиозных мероприятий требует от индивида высокой самодисциплины и ответственности, что как раз и может положительно влиять на политический активизм. Аналогично, совершение молитвы оказывает положительный эффект на политическое участие, однако только в неполной модели (четвертый столбец). В полной модели эффект от совершения молитвы перекрывается другими религиозными предикторами, особенно частотой посещения религиозных служб. Коэффициент корреляции между частотой посещения религиозных служб и совершением молитвы является положительным и довольно сильным (0,63 на 99% уровне значимости), что позволяет говорить о том, что данные переменные взаимосвязаны. Полная модель же показывает, что при учете всех религиозных предикторов посещение религиозных мероприятий оказывается важнее совершения молитвы для объяснения политического участия. Наконец, оценка собственной религиозности респондента не влияет на его политический опыт ни «в одиночку», ни в сочетании с другими религиозными характеристиками индивида. Иными словами, желание человека участвовать в политике не зависит от того, насколько религиозным он сам себя считает.

На контакты с политиками, государственными органами и общественными организациями позитивно влияют количественные измерения религиозности, причем как в полной, так и в неполной моделях. В качестве возможного объяснения здесь опять может выступать чувство ответственности, присущее религиозно активным людям, которое мотивирует индивидов решать локальные проблемы. Оценка собственной религиозности, как и в предыдущей модели, является значимым предиктором только в первой модели. Однако если голосовать более религиозный респондент будет более склонен, то на контакты с политиками и государством оценка собственной религиозности влияет негативно. Значимых межконфессиональных различий по этому критерию нет: от атеистов отличаются только мусульмане, причем эти различия пропадают, если включить в модель другие религиозные предикторы. Таким образом, основными «религиозными» источниками вариации в контактах респондентов с политиками, государством и общественными организациями являются посещение религиозных служб и совершение молитвы. Увеличение показателя посещения религиозных мероприятий на единицу дает 41% увеличение шансов на контакты с политиками (30% разницы в неполной модели). Эффект от совершения молитвы несколько меньше, но устойчив: изменение этой переменной на единицу приведет к увеличению шансов на контакты с политиками на 11% как в полной, так и в неполной моделях.

Из всех религиозных предикторов на участие респондентов в партийной деятельности оказывает влияние только религиозная аффилиация. Принадлежность к православной религиозной традиции снижает шансы респондента на партийную работу на 44% в сравнении с атеистами в полной модели и на 40% в неполной. Выявленный эффект можно считать достаточно стабильным, поскольку он заметен как в полной, так и в неполной моделях, однако проявляется он только на 90% уровне значимости.

В сравнении с атеистами православные респонденты также меньше склонны к работе в общественных организациях: коэффициент при православии значим на 99% уровне значимости и отрицателен в обеих моделях. Причем разница между атеистами и православными усиливается при учете других религиозных характеристик респондентов. Так, принадлежность к православию в неполной модели снижает шансы на работу в общественных организациях на 52% в сравнении с атеистами, а если учесть степень религиозности, то разница шансов будет составлять 72%. По отношению к общественным организациям от атеистов отличаются еще и мусульмане. В полной модели мусульмане оказываются еще менее склонными к работе в общественных организациях, чем православные респонденты: в сравнении с атеистами у мусульман на 73% меньше шансов на сотрудничество с общественной организацией. Посещение религиозных служб, напротив, оказывает позитивный эффект на сотрудничество с общественными организациями: 50% рост шансов на работу в общественных организациях с возрастанием показателя посещения религиозных служб. Многие общины занимаются помощью нуждающимся, иногда эта деятельность ведется в рамках общественных организаций. Таким образом, респонденты, которые активно вовлечены в дела своей общины, занимаются также и принятой в общине благотворительностью или иной деятельностью.

В демонстрации политической символики православные респонденты также оказываются менее активными, чем атеисты: здесь принадлежность к православию дает снижение шансов на ношение символики на 46% в сравнении с атеистами. Аналогично, посещение церкви и в этой модели оказывает стабильный позитивный эффект на данный вид политического участия (25% и 18% разница шансов в полной и неполной моделях соответственно). Эффект от совершения молитвы также положителен и стабилен: на 26% и 11% увеличиваются шансы на ношение символики с увеличением частоты совершения молитвы. Помимо прочего, ношение символики зависит от оценки индивидом собственной религиозности. Так респонденты, которые назвали себя более религиозными, в меньшей степени склонны демонстрировать символику, нежели индивиды, религиозными себя не считающие.

Схожим образом религиозность влияет и на склонность индивида подписывать петиции и открытые письма. Посещение церкви и совершение молитвы оказывают положительный эффект: разница шансов 24% при изменении частоты посещениях религиозных мероприятий в полной модели (23% в неполной) и 14% - при изменении частоты совершения молитвы (13% в неполной). В то же время межконфессиональная разница существует только между атеистами и православными, которые и к подписанию петиций относятся негативнее атеистов. Принадлежность к православию снижает шансы на подписание петиций на 36% в сравнении с атеистами при зафиксированных других религиозных предикторах.

Участие в демонстрациях, по сути, зависит только от частоты посещения храма: изменение частоты посещения религиозных мероприятий дает 57% изменение шансов на участие в демонстрациях (39% в неполной модели). В неполной модели значимым является также совершение молитвы, но только на 90% уровне значимости (9% разница шансов). Таким образом, люди, которые ходят на религиозные службы, больше склонны ходить и на митинги, чем те, кто религиозные мероприятия не посещает.

Наконец, бойкотирование продукции находится в положительной взаимосвязи с частотой посещения религиозных мероприятий (34% и 35% разница шансов в полной и неполной моделях соответственно) и совершения молитвы (только в неполной модели, разница шансов 15%). Разница в отношении к бойкоту между атеистами и мусульманами, заметная в неполной модели, пропадает при включении других религиозных предикторов.

Подводя итоги, можно заметить, что православные и мусульмане оказываются менее активными политически, нежели условные атеисты. Мусульмане меньше, чем атеисты, голосуют, а православные меньше участвуют в работе партий и общественных организаций, реже атеистов подписывают петиции и не носят политическую символику. Важно заметить, что все эти различия проявляются при учете степени религиозности респондента и не являются следствием просто представлений индивида о себе как о представителе той или иной конфессии. Таким образом, существование межконфессиональных различий в политическом участии подтверждается статистически.

Количественное измерение религиозности как частота посещения религиозных служб позитивно влияет на склонность индивида ко всем исследуемым видам политического активизма, кроме голосования и участия в партийной работе. Коэффициенты при этой переменной оказались значимы как в сочетании с другими религиозными предикторами, так и при включении в модель по отдельности. От частоты совершения молитвы зависят, как правило, те же виды политического участия, что и от посещения храма. Однако молитва является более слабым предиктором: в моделях со всеми религиозными предикторами ее эффект перекрывается посещением религиозных мероприятий, с которым эта переменная сильно коррелирует. Наиболее вероятным объяснением стабильного положительного влияния посещения религиозных служб на политическое участие может быть тот факт, что религиозно активные люди вовлечены в дела своей общины, общаются с другими верующими и в принципе являются более активными социально. С другой стороны, регулярное соблюдение религиозных норм требует от верующего ответственности и дисциплины, которые необходимы также и для того, чтобы участвовать в политике.

Оценка индивидом собственной религиозности имеет нестабильное влияние на политическое участие: эффект прослеживается либо только в полной модели, либо только не в полной, а также различается знак регрессионного коэффициента. Все это позволяет предположить, что оценка индивидом собственной религиозности не является хорошим предиктором политического участия, поскольку эффект присутствует не всегда и может иметь разнонаправленный характер. В дальнейшем использовать этот индикатор религиозности необходимо с осторожностью.

Проверка устойчивости модели

Статистический анализ показал, что существуют значимые различия в политическом участии между конфессиями, а также между респондентами, которые посещают религиозные мероприятия, и теми, кто религиозные службы не посещает. Тем не менее, обнаруженные различия могут исходить от какой-то одной конфессии или быть нестабильными во времени.

Чтобы проверить, устойчива ли обнаруженная взаимосвязь между религиозностью и политическим участием во времени, проводится аналогичный регрессионный анализ взаимосвязи для выборок ESS 2010 и 2008 годов. В качестве зависимой переменной выступает аддитивный индекс политического участия. Разница между православными, мусульманами и атеистами появляется только в 2012 году, когда произошло множество религиозно-светских конфликтов. В полных моделях для 2010 и 2008 годов разницы между конфессиями нет, а в неполных - православные даже немного более активны, чем атеисты. Посещение же религиозных мероприятий позитивно влияет на склонность к политическому участию во все года в неполной модели и в 2012 и 2008 годах в полной модели. «Перерыв» во влиянии в 2010 году в полной модели «заполняется» сходным эффектом от совершения молитвы. В неполной модели совершение молитвы влияет на политическое участие во все рассмотренные года. Оценка индивидом собственной религиозности является значимым предиктором только в 2008 году, в неполной модели незначима никогда.

Таким образом, можно говорить о том, что если межконфессиональные различия в политическом участии являются следствием конфликтов и противостояний 2012 года, то количественные проявления религиозности оказывают стабильный эффект во все года.

Несмотря на то, что влияние количественных проявлений религиозности на политическое участие стабильно во все года, разница в политическом участии между слабо религиозными и сильно религиозными людьми может быть следствием специфики одной из религиозных групп. Чтобы убедиться, что посещение религиозных мероприятий и совершение молитвы оказывает одинаковый эффект и на православных респондентов, и на мусульман, и даже на атеистов, не принадлежащих ни к какой конфессии, построим ту же самую модель с индексом политического участия в качестве зависимой переменной для этих групп респондентов по отдельности. Таб.19(1) иллюстрирует, что положительный эффект от посещения религиозных служб характерен и для православных, и для мусульман. Интересно, что даже для респондентов, не принадлежащих ни к какой религиозной традиции, характерна положительная взаимосвязь между посещением религиозных служб и политическим участием. Иными словами, человек, который не считает себя последователем какой-либо религиозной традиции, но хоть изредка заглядывающий в храм, будет более склонен к политическому участию, чем абсолютный атеист. Нелогичный, на первый взгляд, эффект вполне объясним, если мы представим этих «атеистов» как колеблющихся между верой и неверием и изредка посещающих религиозные мероприятия. В таком случае как религиозное, так и политическое участие в этой группе будет следствием, возможно, любопытства или привычки куда-то ходить: в церковь, мечеть, на демонстрацию или выборы. Для православных респондентов эффект от посещения храма гораздо меньше, чем для «атеистов» и мусульман.

Частота совершения молитвы совсем не влияет на склонность к политическому участию среди мусульман, поскольку в этой религиозной традиции регулярная молитва является обязательной. Стабильно этот религиозный фактор влияет только на православных респондентов, причем эффект очень слаб. Политическое участие атеистов зависит от совершения молитвы только в неполной модели, а в полной мы, скорее всего, снова видим перекрытие эффекта этой переменной частотой посещения религиозных мероприятий.

Оценка собственной религиозности снова имеет неустойчивый характер влияния на склонность к политическому участию: на православных в полной модели она оказывает негативное влияние, а на мусульман в неполной - положительное. Таким образом, снова подтверждается ненадежность этого измерения религиозности.

Суммируя, нужно отметить, что межконфессиональные различия в склонности к политическому участию действительно существуют, однако появляются эти различия только в выборке 2012 года.

Влияние частоты посещения религиозных мероприятий на политическое участие является устойчивым и во времени, и по отдельным религиозным группам (условные атеисты, православные, мусульмане). Немного хуже объясняет политическое участие регулярность совершения молитвы, поскольку этот индикатор сильно коррелирует с посещением религиозных служб и перекрывается эффектом этой переменной. Оценка индивидом собственной религиозности является крайне неустойчивым предиктором, как во времени, так и в отдельных религиозных группах.

Глава 3. Качественный анализ

Описание данных и методов

Результаты, полученные в ходе статистического анализа, демонстрируют, что существуют значимые различия в политическом участии между православными, мусульманами и атеистами, а также между теми, кто регулярно посещает религиозные мероприятия и молится, и теми, кто этого не делает. Для выявления причин этих различий и механизмов влияния религиозности на политическое участие в современной России была проведена серия глубинных интервью с православными и мусульманскими священнослужителями г. Москвы.

Интерпретация результатов: православные общины

На основании интервью с православными священнослужителями можно сделать принципиально важный вывод о том, что в российских православных общинах, как минимум в московских, о политике говорят. Причем говорят много и часто. Так, абсолютно все из опрошенных священников сказали, что прихожане часто задают вопросы о политике, к примеру, как относиться к происходящим в мире событиям. Политический кризис на Украине вызвал множество вопросов со стороны верующих о том, какую сторону противостояния поддерживать, почему и как объяснить это несогласным родственникам и друзьям. Если изначально работа строилась на осторожном предположении о том, что политические вопросы в российских общинах поднимаются только в личной беседе между священнослужителем и верующим, то результаты интервью свидетельствуют о том, что политика может проявляться и в проповедях. К примеру, в одной из нецентральных общин перед выборами в Госдуму в 1995 и 1999 годах, а также перед президентскими выборами, когда существовала опасность победы Зюганова и возвращения к идеологии коммунизма, отец-настоятель открытым текстом в проповеди говорил о недопустимости для православного человека голосования за коммунистов. Тот же священник, говоря о 2000-х, рассказал, что в его общине всегда открыто поддерживают православных кандидатов на выборах всех уровней и активно агитируют против «безбожников». «Мы, конечно, ни за кого не агитируем, ну если только человек какой-то, безбожник, вред несет, о будущем страны не думает, то мы конечно говорим, что за него не надо голосовать». Так, представители большинства исследуемых общин, так или иначе, сказали, что в их общинах в предвыборный период возможна агитация за какую-то политическую силу, а также призывы «пойти и проголосовать». Если священник, ведущий службу, не считает для себя возможным открыто призывать прихожан к голосованию, он может сделать это в завуалированной форме: сделав акцент на том, какая в данный момент сложилась ситуация, и как важно сейчас действовать. Хорошим примером в этой связи будет рассказ одного из респондентов о знакомом священнике из Крыма, который на проповеди во время Воскресной службы в день референдума о присоединении Крыма к России призвал прихожан не оставаться равнодушными и выразить свое мнение путем голосования.

Нельзя однозначно утверждать, что во всех московских православных общинах существует определенное отношение к политическому участию. Отношение к политике и определение «коридора возможностей» политического активизма в каждой конкретной общине будет сильно зависеть от личности отца-настоятеля. Так, больше половины информантов из «центральных» приходов выразили одобрение политическому участию как проявлению гражданской ответственности, а также заметили, что в их общинах к политическому активизму относятся положительно. Священник из ЦАО с ярко-выраженной социально-активной позицией сказал, что сам призывает прихожан, недовольных чем-то в стране, выражать свое мнение, поскольку «отношение к миру должно быть деятельным» и не сводиться исключительно к получению услуг. Другой информант, также из «центрального» прихода, выразил сожаление, что так мало людей в России, в том числе и из его прихода, участвуют в протестных мероприятиях: «такое чувство, что люди выходят только в Москве, в регионах все равнодушны, это неправильно». Однако все остальные опрошенные священнослужители оказались не так позитивно настроенными к протестным движениям и выразили мнение, что в их приходах «протестовать не принято». Вообще же православная религиозная традиция в понимании большинства опрошенных принципиально не приемлет протестов: «православный человек не пойдет на митинг против чего-то, он может действовать только в защиту». Именно такое отношение к направленности политического участия данные информанты транслируют внутри своих общин. Более того, протестное политическое участие, как например, выход на демонстрацию, является для православного человека крайней мерой: «только если уж детям кушать нечего будет, тогда выйдем». К руководству страны в общинах относятся одобрительно, особенно высоко ценят В. Путина, который «действует глобально, но как православный» (про присоединение Крыма и приуроченную речь Президента). Представители общин понимают, что финансово сильно зависят от государства и заинтересованы в продолжении сегодняшнего курса на поддержку православия как консолидирующей идеи. «Для Церкви хорошо, когда государство сильное» - так информант объяснил причины поддержки курса В. Путина членами прихода. Таким образом, подтверждается предположение, высказанное во втором разделе первой главы о том, что последователи РПЦ, находясь в финансовой зависимости от государства, в своих политических предпочтениях окажутся государственниками, чье политическое участие может быть направлено только на сохранение status-quo. Пока государство создает выгодные условия для РПЦ, поддерживает православные ценности, члены православных приходов будут поддерживать его, причем до тех пор, пока не возникнет непосредственный риск голода.

Положительную взаимосвязь религиозного участия и политического православные священнослужители связывают с более высоким уровнем самодисциплины и ответственности, которые характерны для воцерковленных людей. Также вовлеченность в дела общины подразумевает постоянные социальные контакты с другими прихожанами, вовлеченность в какое-то социальное служение, например, помощь бедным, что может положительно сказываться на желании человека участвовать в политике. Подобная взаимосвязь может быть следствием того, что человек будет больше думать об общественной справедливости и захочет изменить что-то в стране в целом, к примеру, через участие в работе общественной организации. С другой стороны, вовлеченность в дела прихода и социальное служение, как правило, дает обратный эффект: у человека просто не остается времени на политическое участие. Подобная проблема характерна и для священнослужителей: «Выборы все время в воскресенье, и священники хотели бы проголосовать, но не могут, потому что весь день занят. Это вообще самый сложный день недели. Поэтому священники других призывают голосовать, а сами не голосуют». Православная традиция предписывает верующему человеку воскресный день проводить, отказавшись от мирских дел, размышляя о Боге и самосовершенствуясь. Очевидно, что участие в выборах в эту категорию не попадает. Действительно верующий человек, для которого религия важна, предпочтет провести больше времени в молитве, чем пойти на демонстрацию. Таким образом, становится понятным, почему православные оказываются в целом менее склонными к участию в политике, чем атеисты.

Положительное влияние совершения молитвы на склонность к политическому участию информанты объяснили по-разному. Во-первых, подобная взаимосвязь может быть следствием того, что «молитва - это прошение о том, чтобы у всех все было хорошо». Иными словами, это аналог заботы о других людях. Соответственно верующие, которые молятся, более дисциплинированы и больше думают о других. Во-вторых, регулярное совершение молитвы, как правило, оказывается связанным с чтением священных текстов. Таким образом, индивид, который регулярно совершает молитву, просто лучше информирован о христианстве, и православии в частности, и знает, что его религиозная традиция политическое участие не только не запрещает, но и в некоторых случаях поощряет. «Православные в принципе стараются участвовать в политической жизни страны, поскольку в христианстве есть идея об ответственности за свои решения. Поэтому решения нужно принимать и в общественной жизни участвовать». Люди же, которые относят себя к православию, но в храм не ходят и священных текстов не читают, строят свои представления о допустимости политического участия на основании стереотипов. Другим объяснением низкого уровня политического участия среди невоцерковленных православных может быть то, что эти индивиды воспринимают весь окружающий мир как сферу услуг, от представителей которой можно получить необходимое, но участвовать в которой не обязательно. Также невоцерковленные православные могут быть менее склонными к политическому участию из-за отсутствия вовлеченности в социальные отношения, которые предоставляет община. «Они более эгоистичные, думают только о себе и своей карьере, но не о других людях. Им и на государство-то наплевать».

Таким образом, интервьюирование представителей православных общин Москвы свидетельствует в пользу того, что религиозность может влиять на склонность к политическому участию через политическую теологию православия, которая не запрещает политического участия, а также через индивидуальную ответственность и вовлеченность в социальные отношения внутри общины, что характерно для более религиозных людей.

Интерпретация результатов: мусульманские общины

По результатам статистического анализа мусульмане оказываются менее активными в голосовании, чем атеисты и даже православные россияне, хотя практически на всех выборах последних лет мусульманские регионы показывали самую высокую явку по стране. Однако в выборке ESS респонденты-мусульмане были преимущественно из Центрального и Приволжского федеральных округов, на что нужно делать поправку при анализе.

По аналогии с православными священники мусульманские религиозные лидеры общин Москвы объясняют низкие уровни политического участия среди мусульман ориентированностью на правильную религиозную жизнь, а не политический активизм. Положительный эффект религиозного участия на участие политическое среди мусульман также объясняется следствием вовлеченности в социальные отношения: участие в мероприятиях общины дает чувство сопричастности с другими членами общины и может приводить к повышению гражданской ответственности. Если же мечеть не посещают мусульмане, для которых Москва не является родным городом, то «для таких людей политика значит очень мало, потому что они выдернуты из привычной среды обитания, круга общения» и привычных смыслов. Тем не менее, в выборке Европейского Социального Исследования все респонденты являются гражданами России, которые обладают политическими правами и должны в какой-то мере ассоциировать себя со страной и участвовать в ее жизни. Если на политическое участие мусульман негативно влияет дестабилизирующий фактор внутренней миграции, то непонятно, почему внутренняя миграция не влияет также и на представителей других конфессий и атеистов, которые тоже переселяются в незнакомые места с потенциально враждебным окружением.

Как и предполагалось, члены мусульманских общин в целом положительно относятся к современной российской власти, поддерживают ее. Патерналистские настроения в этом случае выглядят более обоснованной предпосылкой низкого участия среди мусульман. Таким образом, абсентеизм может быть эквивалентом «молчаливого согласия» с проводимой государственной политикой: как и православные верующие, мусульмане не будут протестовать против политики власти, пока ситуация не станет невыносимой.

Подводя итоги, следует отметить, что религиозность может влиять на политическое участие как через социальные механизмы, такие как вовлеченность в социальные отношения и социальное служение, а также поддержка определенных типов политического участия внутри общины, так и через индивидуальные механизмы: чувство долга и ответственности. Влияние политических теологий невелико, поскольку большинство последователей с ними незнакомо, в то время как позиция общины и ее религиозного лидера по какому-то вопросу может иметь определяющий эффект на склонность индивида к политическому участию. В подтверждение тезиса Ю. Синелиной о ценностной близости православных и мусульман можно заметить, что московские представители общин этих конфессий очень близки в своей аргументации специфики взаимосвязи религиозности и политического участия, а также в своем отношении к политическому активизму.

Заключение

Несмотря на предположения сторонников старой парадигмы теории секуляризации, религия в XXI веке не только не сдает своих позиций, но и подчас набирает силы в своем влиянии на мир политики. Жизнь современного человека все еще полна неожиданностей и рисков, которые, на ряду с другими факторами, могут обратить его взор на религию в качестве опоры и компенсаторного механизма. Последствия Арабской весны, а также Исламской революции в Иране, демонстрируют, что после масштабных социальных потрясений спрос на религию резко повышается, а религиозные движения укрепляют свои позиции на политической арене. Россия, пережившая в 1990-х годах период религиозного подъема, сейчас по уровню религиозного участия и количеству верующих не сильно отличается от других стран Европы. Российское религиозное возрождение не принесло серьезных изменений в религиозном участии среди последователей традиционных для России религий - православия, ислама и буддизма. Массовое обращение населения к вере и недостаток ресурсов религиозных общин привели к тому, что большинство новых верующих не получили никакого религиозного образования и ограничились поверхностными знаниями своих религиозных традиций. Во многом именно поэтому современное религиозное сознание россиян отличается крайней противоречивостью: как лоскутное оделяло, оно может состоять из христианских представлений о добре и зле, восточных верований в переселение душ и следования народным приметам. Таким образом, православие, ислам и буддизм выступают в массовом сознании как культурно-цивилизационные, но не религиозные традиции, и являются неким субститутом национальной идентичности. Малые российские конфессии, напротив, успешно вкладывали имеющиеся ресурсы в религиозное просвещение новых сторонников, поэтому религиозное сознание российских католиков, протестантов и иудеев, как правило, не такое противоречивое. Противопоставляя себя иноверческому окружению, представители малых российских конфессий держатся за идеи и нормы, объединяющие общину.