Социокультурный механизм формирования отношения к власти в российском обществе

В диссертации методологически обосновывается применение социокультурного подхода и его специфика в формировании отношения к власти. Подчеркивается, что социокультурный подход при изучении отношения к власти не отрицает экономические, психологические и прочие факторы, влияющие на формирование этого отношения, но приоритетным здесь является влияние культуры. Опираясь в научной разработке социокультурного подхода на труды А.С. Ахиезера и Н.И. Лапина, автор раскрывает его содержание применительно к формированию отношения к власти. Выполняя заданную культурную программу (термин Ахиезера), люди передают от поколения к поколению особый тип отношения к власти, присущий данной культуре, который сохраняется и воплощается в текстах, символах, социальных практиках. Таким способом фиксируется и транслируется та часть культурной программы, которая отвечает за отношение населения к власти. Так человек а) воспроизводит отношение к власти и б) воспроизводит себя как субъекта властных отношений. А в основе культурной программы лежит культурообразующая идея, которая является её движущей силой («мотором», по выражению Ионина), «запускает» культурную программу и развивает её вплоть до вывода заключенных в ней практических последствий.

Социокультурный подход рассматривает культуру как активную творческую силу, как генеральную детерминанту развития общества, воссоздающую свойственное данной культуре отношение к власти в рамках культурной программы, конструирующей представление о сущности власти, о её функциях и социальной роли. Социорегуляционная роль культуры в механизме формирования отношения к власти предполагает выделение среди многочисленных функций культуры резервирующей функции (хранящей память), транслирующей (передающей из поколения в поколение), формирующей определенный тип отношения к власти. В диссертации выявляется специфика социокультурного подхода в формировании отношения к власти. Она заключается в его многомерности, объединяющей историософские и социологические аспекты; в рассмотрении общества как единства социокультурных факторов; в приоритете ценностно-рационального анализа над целерациональным; в его локальности по отношению к конкретной культуре и в то же время - универсальности, позволяющей обозреть и культурные, и политические и прочие элементы общественного целого; в поиске проявлений отношения к власти в других аспектах социальных отношений, имеющих логическую взаимосвязь с властными взаимодействиями, например, в отношении к законам.

Социокультурный подход в механизме формирования отношения к власти допускает возможность изменения этого отношения в результате социально-политических трансформаций, например, заимствования элементов и структур власти, функционирующих в другой культуре. При этом чтобы выявить характер возможных последствий, предварительно следует проанализировать, насколько заимствованные элементы соответствуют отношению к власти в существующей культуре. Иначе говоря, в механизме формирования отношения к власти должна предусматриваться экспертиза соответствия реализуемых структурных изменений традиционному образу власти.

В диссертации осуществляется анализ отношения к власти как социокультурного феномена и форм его проявления в образе власти. Подчеркивается объективный характер отношения к власти, которое исследуется как свойство или признак определенной культуры. Рассматриваются конкретные формы проявления отношения к власти, которые, согласно авторской концепции, являются нормативными установками для конкретной культуры, а не просто сиюминутным отношением к власти со стороны населения. Например, в патерналистском характере отношения к власти население воспринимает власть как нечто органическое целое с ним, пролонгируя отношения семейные на отношения государственные, и ожидает от власти отеческой заботы. При либеральном характере отношения к власти люди сами берут на себя ответственность за свою судьбу, не ожидая от власти особого попечительства. Поведение людей детерминировано базовыми аспектами отношения к власти. Доказывается, что базовое отношение к власти, в отличие от конъюнктурного, предопределяет формирование соответствующих общественных институтов. При этом если базовые аспекты отношения к власти являются свойством или признаком конкретной культуры, то конъюнктурные аспекты отношения к власти представляют собой срез общественного мнения в какой-то определенный промежуток времени. Конъюнктурное отношение к власти всегда является следствием её соответствия или несоответствия ожидаемому образу власти.

Базовые признаки отношения к власти, связанные между собой логическими связями в рамках культурной программы, становятся составной частью механизма социокультурной регуляции. Доминирующий в той или иной культуре образ власти закрепляется в массовом сознании, предъявляя определенные требования к властным структурам. Власть, соответствующая в глазах населения ожидаемому образу, будет пользоваться его доверием.

Важным компонентом механизма формирования и воспроизводства образа власти является ценностно-нормативная составляющая, которая служит основой социокультурной регуляции. Ценности здесь предстают как нравственные императивы (требования), входящие в состав культурной программы. Ценности понимаются автором не только как «коллективные представления», возникающие на основе кооперации (позиция Э.Дюркгейма). Такой подход оставляет за бортом их нормативную функцию, благодаря которой они определяют выбор определенного способа действия и являются детерминантами социальных отношений (позиция Т. Парсонса). Именно ценности, по Парсонсу, предопределяя направленность социальных отношений, способствуют формированию определенного типа отношения к власти, формализуя его в эталонах и образцах поведения, которыми служат социальные нормы. Нормы являются средствами социальной регуляции взаимодействий субъектов властных отношений. С помощью норм требования общества переводятся в эталоны, модели, стандарты их модального (должного) поведения, придавая формированию отношения к власти деятельностную форму, что доказывается автором на конкретных примерах.

Если в обществе наблюдается идейный раскол (к таковым обществам относится сегодняшнее российское), то образуются внутренне противоречивые ценностно-нормативные структуры («кентавры» - термин Ж.Т. Тощенко), так как наряду с культурообразующей ценностно-нормативной составляющей в них отражается несовместимость интересов противоборствующих групп. Непротиворечивость ценностных ориентаций в образе власти есть важнейший показатель политической стабильности общества, тогда как обратное свидетельствует о неустойчивости или же кризисном состоянии.

Решающую социорегуляционную функцию в механизме формирования и воспроизводства образа власти выполняют социальные экспектации. Они исследуются в диссертации в качестве социально-ролевой составляющей социокультурного механизма. Представляя собой совокупность неформальных требований к выполнению определенных социальных ролей, социальные ожидания (экспектации) обеспечивают прогнозируемость поведения людей в процессе взаимодействия. В процессе формирования образа власти экспектации закрепляются в ценностно-нормативных, социально ролевых структурах и социальных практиках. Основываясь на типологии социальных ролей Г. Блумера, в диссертации обосновываются следующие функции экспектаций в социокультурном механизме формирования отношения к власти. Во-первых, интегрирующая, благодаря которой люди способны кооперировать и взаимно регулировать свою деятельность на основе общих ожиданий в отношении к власти. Именно эта функция служит фундаментом для появления обычаев, традиций, регулирующих эти ожидания. Во-вторых, ценностно-регуляционная, определяющая степень важности ожиданий и готовности людей примкнуть к ним. Люди ожидают от власти то, что для них представляет ценность. В соответствии с этим происходит ранжирование ценностей в ожидаемом образе власти. В-третьих, реляционная, предписывающая органам власти ожидаемый образ. Эта функция проявляется в реакции власти на требования, содержащиеся в экспектациях. Тем самым корректируется отношение к власти. Реализация перечисленных функций обеспечивает социальную регуляцию формирования как базового, так и конъюнктурного аспектов образа власти.

Критерием отношения к власти выступает уровень доверия, отражающий степень соответствия ожидаемого и реального образа власти.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА «Историко-культурные предпосылки формирования основных характеристик базового образа власти» посвящена исследованию исторического контекста формирования отношения к власти в России. Анализ исторической обусловленности процесса становления базовых характеристик образа власти позволяет, с одной стороны, обеспечить целостность теоретического концептуального подхода, а с другой - более предметно определить истоки противоречия между традиционной для России моделью образа власти и либерально-демократической моделью власти западного типа. В поиске источника формирования ценностно-нормативной составляющей в социокультурном механизме раскрываются те аспекты отношения к власти, которые были сформированы в лоне культурообразующей идеи, какой для России почти тысячелетие служило православие. Вместе с тем анализируются противоречия, сопровождавшие многовековую историю развития христианства, которые и привели в дальнейшем к расхождению между образом власти в восточной и западной политической культуре.

Изучение восточной и западной культуры как источников формирования базового образа власти позволило проследить разнонаправленные процессы зарождения истоков отношения к власти, способствовало обоснованию принципиальных различий традиционной российской и современной западной моделей образа власти. Отношение к власти - это своеобразный ключ к пониманию различий в ценностях восточной и западной культуры, которые созидались на основе религиозных форм. Автор солидаризуется с мнением Дайсаку Икэды в том, что «религиозные формы есть основа творческой работы по созданию цивилизации». Религиозные корни имеют и западный (католичество, протестантство), и восточный (ислам, православие) образы власти как особенности этих культур.

Формирование образа власти как отображения небесного первообраза, по утверждению исследователей (например, Л.А. Андреевой: «Местник Божий» на царском троне», С.С. Аверенцева: «Эволюция философской мысли»), предопределило культурно-политическую эволюцию как Востока, так и Запада. Метафизическая схема «образа-первообраза» имела место ещё до христианства и получила свое развитие в неоплатонизме, который обосновал внедрение в социальную систему принципов иерархического подчинения и единоначалия как условий утверждения «мира и согласия во взаимной любви» (Плотин). В работах древних мыслителей отмечены попытки синтеза христианского учения с неоплатонизмом в отношении базовых образов власти. Акценты на персонификацию образа власти, единоначалие, иерархичность встречаются в трудах историков древности (Памфил Евсевий). Однако уже у Платона и Аристотеля усматриваем начало расхождения представлений о базовых аспектах образа власти. Так, если в платоновской метафизике «образа-первообраза» ключевым моментом была иерархичность, то первым фактом, который отмечает Плотин в отношении Стагирита, является игнорирование последним иерархической структуры бытия. Влияние идеи иерархичности власти прослеживается в святоотечественной патристике, например, в трудах Григория Нисского (325-394 гг.), Василия Великого (339-379 гг.), и приобретает завершенный вид в «Ареопагитиках». Платон и Аристотель противополагаются автором и в других базовых аспектах отношения к власти (например, персонификации-деперсонификации), в отношении к законам, в отношении к цели государственной власти. В качестве вспомогательного элемента для понимания противоречия в образе власти во взглядах древних мыслителей автор рассматривает философскую позицию В.И. Россмана, который противополагает Платона и Аристотеля в концепциях идеи и формы (если форма индивидуализирует вещи, то идея собирает разрозненные вещи вместе). Аристотелевская концепция формы (подразумевающая способность вещей, людей и систем к самоорганизации), по мнению философа, предвосхитила теорию «невидимой руки» Адама Смита и идеологию политического либерализма, в то время как русскую душу философ называет «платоничкой», подчеркивая трансцендентность её этических идеалов, жертвенность, родственность идей русской соборности платоновским эйдосам (эйдос предполагает иерархию, центральное администрирование и планирование).

Раскол христианской Церкви в одиннадцатом веке повел западное и восточное богословие разными путями, что и нашло отражение в формировании представлений об образе власти, которое со временем вылилось в противостояние двух моделей: традиционной и современной. С начала раскола Восток и Запад характеризуется разнонаправленными процессами в отношении воззрений на власть. Если на Западе шел общий процесс десакрализации власти, то на Востоке упрочивались догматические основания сакрализации царской власти. В диссертации детально разбираются причины десакрализации власти в западной политической культуре. Именно папа Римский считался наместником Христа, поэтому ореол сакральности окружал церковную иерархию, а вовсе не монархов (в отличие от восточной Церкви). Католичество запустило процесс десакрализации светской власти. А протестантизм в борьбе против католичества десакрализировал иерархию посредников (т.е. представителей Церкви) между миром сакрального и миром профанного (эти воззрения положены в основу протестантских взглядов). Протестантизм, провозгласив принцип «оправдания верой», десакрализировал представление о власти, положил начало отвержению иерархии и подорвал господствующее мировоззрение, когда земное рассматривалось как образ небесного.

В противоположность Западу на Востоке христианские монархи непосредственно представляли Бога и носили на себе печать сакральности. Из восприятия монарха на Востоке как образа Бога на земле логически вытекали следующие следствия: 1) персонификация власти как следствие ожидания отображения первообраза; 2) сакрализация в случае соответствия образа и первообраза; 3) запрет на критику власти; 4) иерархичность как подражание небесной иерархии; 4) нивелирование формальной основы во властных отношениях. Таким образом, на Востоке упрочивалась сакрализация царской власти, а на Западе шел процесс всеобщей десакрализации власти, которому способствовала постоянная обличительная взаимная критика духовной и светской власти, и распространялся свойственный протестантизму взгляд на Церковь, как на государственную сферу деятельности, попытку реализации которого в России осуществит позже Петр I.

Отношение к высшей власти в России изначально было сопряжено с образом «царства». В диссертации на основании исторических (М. Стасюлеви, А. Нечволодов, В.Д. Балакин, А.В. Карташев и др.) и религиоведческих (П.П. Соколов, Г. Флоровский, А. Филюшкин и др.) исследований, а также документальных свидетельств показано, как воплощение концепции образа царства в исторической перспективе влияло на формирование базовых аспектов образа власти в России. Рассматриваются идеи совместного служения царя и народа, идеи равенства, справедливости, правильного пути, соответствующего цели (Царствия Небесного), где проводником должен служить царь, тогда как миссия проводника в католическом Риме возлагалась на папу. Анализируются случаи, когда царь может быть объявлен «ненастоящим», и обосновывается общественное «табу» на критику царской власти, если царь «настоящий» (согласно документам, непослушание или оскорбление здесь рассматривается как измена и приравнивается к ереси). Изучаются элементы царствования первого русского царя Иоанна Грозного, которые повлияли на формирование традиционной модели образа власти, а также предшествующих ему князей и последующих правителей. Историческая коллизия измены православию со стороны представителя Русской Церкви во Флорентийской унии способствовала упрочению духовного авторитета царской власти в церковной сфере и в глазах народа. В диссертации доказано, что в русской общественно-политической мысли XV - первой половины XVI века складывается образ православного «царства», параметры которого имели существенные отличия от образа европейского «королевства». Миссией России считалось воплощение этого образа православного царства в истории. Образ царства, усиливая сакральную основу образа власти, становится платформой его традиционной российской модели.

Автор рассматривает варианты концептуальной проработки образа праведной, справедливой власти и должного, истинно правильного пути на государственном уровне в древней русской культуре. В частности, в «Слове о законе и благодати» (произведение киевского митрополита Иллариона середины XI века) «правильный путь» раскладывается на две составляющие: путь спасения (обретение жизни вечной) и путь благопреуспеяния (достижение благополучия в мире земном). Обе восходят к единому Христу, который «есть путь, истина и жизнь». Христианство не отрицает земного благополучия, но делает акцент на расстановке приоритетов: «Ищите же, прежде всего, Царства Божьего и правды Его», и все остальное приложится вам. Очевидно, что «все остальное» - это и есть земное благополучие. Предлагается не направлять все усилия души на поиски того, «что есть, что пить и во что одеться, потому что всего этого ищут язычники», а направить главное усилие в область духовных приоритетов. Такой тонкий нюанс, как расстановка приоритетов, в мировоззренческом противостоянии Востока и Запада наиболее детально проработан в концепции Д.А. Хомякова, который утверждал, что «понятие о высшей власти» является «Рубиконом», разделяющим мировоззрение Востока и Запада, предопределяя различные формы общественного устройства. Форма государственного строя соответствует «проросшему культурному зерну» (термин П.А. Флоренского) того мировоззрения (или «духа»), который свойственен конкретному народу. Если в начале христианской эры государство было лишь средством охранения правильного пути духовной жизни, то со временем, как бы исподволь, государственное благополучие превращается в цель, а вера начинает рассматриваться как средство достижения этого земного благополучия. Нередко можно услышать от современных российских богословов, что сегодняшний Запад исповедует формулу: «Ищите, прежде всего, что есть, что пить и во что одеться, а Царство Небесное приложится вам». Представители протестантов на Западе находят эту шутку удачной. В то же время в России, по мнению В.И. Россмана: «Даже русский либерализм на определенных этапах своего развития пытался соблазнить народ не возможностью удовлетворения его скудных потребностей, а самой лучшей философией».

Итак, в историческом противостоянии восточной и западной культур закладывается различное мировоззренческое представление о сущности власти. Различия закрепились в ментальных структурах народов в противоположных представлениях о сакрализации и десакрализации власти, о справедливости и равенстве, о «правильном пути» - пути спасения (обретения жизни вечной) и пути благопреуспеяния (достижения благополучия в мире земном). В результате длительной эволюции эти представления трансформировались в базовые характеристики образа власти, определив различия его традиционной и западной моделей.

В настоящее время в России, кроме православия, традиционными религиями признаны также ислам, буддизм и иудаизм. Но базовые аспекты образа власти не являются продуктом сегодняшнего или даже вчерашнего дня, они вырабатывались в течение всей истории России, которая тесно переплетена с православием как доминирующей идеологией со своей системой ценностей. Поэтому понимание особенностей российской специфики образа власти лежит в плоскости изучения процесса его формирования на базе ценностей православной идеологии.

В процессе анализа особенностей православной культуры в механизме формирования образа власти в диссертации исследуется содержание его базовых аспектов в книгах Ветхого и Нового Завета, в святоотеческом наследии св. Феодор Студит, св. Григорий Нисский и др.), в трудах священнослужителей, церковных деятелей, а также русских философов (И.А. Ильина, П.А. Флоренского, С.Л. Франка и др.), историков (Н.М. Карамзина, А.В. Карташева и др.), русских писателей (Ф.М. Достоевского, А.С. Пушкина), чьи работы послужили выстраиванию православной концепции образа власти.

Православная идеология, построенная на таком трудно поддающемся верификации понятии, как любовь, предполагает соответствующие аспекты отношения к власти: почтение, послушание, доверие, единение, эмоциональную поддержку. На основе заданного отношения к власти формируется образ власти с такими установочными характеристиками, как сакрализация власти, единство народа и власти в качестве высшей ценности и т.п.; структурными характеристиками: единовластие, централизация, иерархичность; оценочными характеристиками: сильная власть; грозная к врагам власть и т.п. В образ власти, формируемый православной идеологией, входит идеологическая функция, т.е. обязанность просвещения или, выражаясь современным языком, выработка и сохранение нравственных императивов социальной жизни. Власть трактуется скорее как тяжелая обязанность, священный долг, чем как право. Мотивация повиновения и почитания высшей власти носит сакральный характер. Сопротивление власти оценивается негативно. Закон имеет более действенную силу, когда он персонифицирован авторитетом земной или даже неземной (божественной личности). Сформированный православием образ власти нашел свое отражение в пословицах и поговорках (анализируемых в диссертационной работе), что свидетельствует о глубине проникновения идеологии православия в российский культурный повседневно-бытовой контекст.

Таким образом, под влиянием православной идеологии исторически формируется ценностно-нормативная основа базового образа власти. В ней нашли воплощение идеи единства народа и власти, единовластия, централизации, иерархичности. Отражаясь в ролевых структурах и закрепляясь в социальных практиках, они становятся ценностными ориентирами при формировании базовых характеристик образа власти.

Для углубления обоснования истоков формирования базовых характеристик образа власти в диссертации раскрывается позиция православия по отношению к государству и государственному устройству, смене власти, закону и праву. Отношение к государству и его устройству анализируется на основе свидетельства историков (В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, М. Дьяконова и др.), философов (И.А. Ильина, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова и др.), священнослужителей прошлого и нынешнего времени, а также современных исследователей. Сущность государства в православии состоит в следующих положениях: 1) она не сводится к материальной цели, а подразумевает духовную цель и задачу для объединения; 2) предполагает любовь в качестве цементирующей основы (взаимная забота друг о друге, предохранение от опасности и т.д.); 3) государство предстает органической связью народа и власти. В этом контексте нивелируются идеи ограничения власти, свободы индивида от государства (совокупность демократических свобод), свободы общества от государства (гражданского общества), характерные для западного образа власти. Неоднозначность отношения к государственному устройству со стороны православия заключается в том, что оно, хотя и обосабливает себя от земных задач государства, но небезразлично к форме государственного строя. Это проявляется, в частности, в отношении к демократии, которое противоречит базовым характеристикам западной модели образа власти.

Православная традиция в отношении к смене власти, к закону и к праву анализируется на основе святоотеческой литературы, воззрений православных идеологов, философов, историков, общественных деятелей и других мыслителей, а также исследований современных политологов и социологов. Выявляется, что в православной концепции образа власти содержится основа для легитимации лишь наследственной, а не выборной власти. Идея демократических выборов высшей власти противоречит главному тезису православной идеологии: «вся власть от Бога», десакрализирует власть, ставя её в зависимое положение от народа, и подрывает тем самым основу её легитимности. Православная идеология допускает наличие выборных (представительных) органов власти, которым отводится, однако, совещательная роль, в то время как законодатель - высшее лицо государства. Именно высшее лицо государства представляет интересы всего общества, всех групп населения, а не выборные органы. Традиционным для России легитимным выборным органом с позиций православия определяется всенародный собор, целью которого является воссоединение, а не разделение общества («соборность» - одна из самых приоритетных тем для многих отечественных философов: В.В. Розанова, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского, В.И. Иванова). Разделяющие общество по интересам политические партии не приемлются православным мировоззрением в качестве политической константы, поскольку нарушают общественное согласие. Выборность оценивается как «показатель смуты» (термин И.И. Глебовой). В традиционной модели властных отношений процедура выборности власти народом не является достаточным основанием для смены власти, требуется дополнительное подтверждение «согласованности» результатов выборов с Божественной волей.

Положение о том, что Бог является не только источником власти, но и творцом законов социальной жизни, с позиций православной идеологии обеспечивает сакральность социальных законов, стимулирует к их исполнению «не за страх, а за совесть», мотивируя любовью к Богу. Ослабление веры, приводящее к разрушению исконного образа власти, снимает налет сакральности с социальных законов, оставляя единственным мотивом их исполнения страх наказания, который не является достаточным стимулом для их исполнения.

В православной модели образа власти любовь и милосердие в системе ценностей стоят выше закона и ставят выше закона актора власти, наделяя его правом на милосердие. Отношение к закону двойственно: с одной стороны, в силу своего сакрального происхождения закон свят, и его нужно соблюдать; с другой стороны, милосердие высшей власти может нивелировать любой закон, а значит, закон небезусловен. Такая позиция способствует персонификации властных отношений и уничижению формального права. Православные дискуссии нашли своё отражение в трудах социальных философов, в частности, на отличие свободы личности от «формальной свободы» в образе власти указывал Бердяев, «внутреннюю» от «внешней» свободы различал Чичерин, считая первую источником нравственности, а вторую - права.

Базовому образу власти в исконной российской модели не свойствен принцип ограничения власти, так как власть рассматривается скорее как обязанность («тягло»), чем как право. Именно обязанности подразумевают соответствующие права и обеспечивают их, а не наоборот. Отвергается представление о праве безусловном, не зависимом от обязанностей.

Эти родовые черты российской традиционной модели образа власти в процессе эволюции (так же, как и многие другие, сформированные в лоне православия) утратили роль факторов прямого воздействия на общественное сознание. Но будучи частью ментальных структур, они не могут не проявляться в форме исторических стереотипов, архетипов, традиций, мифов и других универсалий культуры, придавая базовым характеристикам образа власти оттенки традиционализма.

Исследуя представления о разделении властей в российской и западной моделях образа власти, диссертант анализирует концептуальные различия «идеальных типов» взаимодействия ветвей власти, воплощенные в этих базовых моделях. Противопоставляются принципы «разделения властей» и «симфонии властей».

На Западе исторически сложившиеся модели взаимодействия Церкви и государства нашли свое воплощение в двух типах: папоцезаризма (католичество) и цезарепапизма (протестантизм), т.е. предполагали ту или иную форму подчиненности друг другу (что исключало союз равноправных независимых советников) в отличие от Восточной Церкви, которая догматически закрепляла норму независимости церковной и светской власти. Исторически неформальной нормой для взаимоотношений на Руси церковной и светской власти служила теория «симфонии властей», согласно которой требовалось признание со стороны государства независимости и самостоятельности церковной власти, церковного суда, неприкосновенности и неотчуждаемости церковного имущества. В свою очередь, за Церковью были неформально закреплены законодательная и идеологическая функции в государстве. В результате осуществлялось взаимное служение: царь служил Церкви, а представители Церкви служили православному царству.

Двойственность взаимоотношений Церкви и государства обосновывается двумя установками Церкви по отношению к земной власти, которые, на первый взгляд, противоречат друг другу. С одной стороны, Церковь подчеркивает свою отстраненность и отчужденность от земной власти в силу инаковости своей природы, с другой стороны - способствует укреплению и усилению светской власти, окружая её сакральным ореолом. Церковь в Древней Руси играла законодательную роль в государстве. Юстиниановская симфония, по свидетельству историков, имела нормативное значение для определения взаимных отношений Церкви и государства. «Симфония» рассматривается не как формальная внешняя связь, а как некое гармоническое единство между властными структурами, присущее мировоззренческим представлениям россиян в качестве символического норматива.

Поэтапное разрушение «симфонии властей» православные идеологи (Н.Б. Соболев и др.) относят сначала к царствованию Алексея Михайловича (вторая половина XVII века - частичная конфискация церковного имущества, попытки законодательного ограничения самостоятельности церковной власти и независимости церковного суда), затем - к царствованию Петра I, когда концепция была отвержена полностью (уничтожена самостоятельная церковная власть и изъято церковное имущество в пользу государства), и рассматривают как отклонение от заповеданного правильного пути - пути Святой Руси, который в результате привел к свержению самодержавия. Правление Петра I являлось переломным моментом в трансформации представления о власти. Появились следующие расхождения в ожидаемом и реальном образе власти: 1) Изменилось обоснование титула русского царя: если в допетровском теократическом идеале источником власти царя признавалась воля Божия, то после появился новый авторитет - воля народа. 2) Изменилась цель объединения народа в единое государство, не предполагалось никакой сакральной цели, кроме утилитарной (общего блага); прежний теократический идеал, в котором последней целью было приведение христианского народа в вечное царство Христово, был отвергнут. 3) Монарх, как исполнитель новой задачи, потребовал себе тоталитарного подчинения всех публичных функций, в том числе и религиозной, игнорируя антиномическую полярность Церкви и государства. Была заложена, по мнению историка А.В. Карташева, европейская модель власти абсолютного монарха, основанная на идее естественного права. 4) Симфония властей стала невозможна в виду изменившегося отношения к власти и её функциям; правотворчество для Русской Церкви было закрыто; представители духовенства обязаны присягать только монарху, а не верности православным догматам. 5) Превращение монарха в абсолютного властелина разрушило модель православного царства, которое уже не постулировалось как образ Царствия Небесного, и подорвало саму идею монархии, что в исторической перспективе привело к её отвержению.

Сегодня эта теория представляет интерес как «идеальный тип» взаимодействия между ветвями власти, который может иметь место в базовом образе власти населения России, но относиться уже не к Церкви и государству, а экстраполироваться, например, на ожидаемый образ гармоничного взаимоотношения между исполнительной и законодательной властью, который предполагает, с одной стороны, независимость, с другой стороны - взаимную поддержку и согласие.

Акценты, расставленные идеей «симфонии властей», предполагающие мир и согласие между структурами власти, их взаимную поддержку с целью взаимного же усиления более соответствуют российскому образу власти, чем идея «разделения властей», предполагающая ограничение верховной власти, а также перманентный конфликт между политическими партиями. Отказ мыслить обустройство государства в категориях политической борьбы между политическими группировками есть следствие «симфонии властей». Именно «любовь», как свидетельствуют исторические документы, и является в православной идеологии тем трудно поддающимся формализации принципом, к которому призваны, в том числе и социально-политические отношения, чтобы «дела управлять с миром», в духе симфонии. Если же власти разделены, то, по словам Вебера, «вместо сотрудничества между агентами разделенной власти между ними продолжается непреодолимый конфликт». Сегодняшний термин «разделение властей» стоит в явной смысловой оппозиции к тому единению и согласию (при условии независимости друг от друга), к которому призывает «симфония». Противоречия между концепцией единения властей, заключенной в традиционной российской модели образа власти, и концепцией разделения властей, свойственной современной модели образа власти, нашли свое отражение в коллизиях существования парламентской системы в России, начиная с первой половины XX века.

Ожидаемый образ власти включает в себя конкретный вариант «культуры совета», свойственный политической культуре каждого государства. Пока монарх как носитель делегированной ему от Бога власти имел советником Церковь, проблема поиска совета в других вариациях не возникала. Но когда светский властитель, отринув равновесие симфонии, стал претендовать на преобладание, возникла проблема источника совета для его властных решений. В России это произошло позже, чем на Западе, так как на Западе раньше начался процесс десакрализации высшей власти. Католицизм в качестве источника совета обращался к именитому роду, как поощренному божественной печатью. В поисках источника совета протестантизм мифологизировал представление о капитале, как о награде от Бога за труд. В рамках русской традиции образ качественного политического совета виделся и населением, и властью как альтернатива «симфонии властей». При внешнем сходстве процедур российский парламент в корне отличался от западного образца, так как изначально мыслился как вариация русского собора. В обязанность парламенту было вменено обеспечение единства власти и народа. Представители российского парламента рассматривались как советники и помощники царской власти по аналогии с ранее выполнявшими эту роль представителями Церкви. Если для западного образа власти характерно представление о парламенте как об оппозиции государственной власти в рамках теории «разделения властей», то для России отправным пунктом служила аксиома о согласии и единении властей в соответствии с теорией «симфонии властей», о сотрудничестве между ними во имя общей цели. Возложенная на парламент законодательная роль только усиливала сходство с прежним партнером и советником государства, которым до определенного времени была Церковь, выступавшая на Руси неформально как законодательный орган власти. В результате роль российского парламента оказалась прямо противоположной роли западного парламента. По словам В. Ключевского, он должен был служить для укрепления, а не для ограничения власти в отличие от функции парламента на Западе. Парламент в России воспринимается определенной технологией решения обществом своих проблем в период кризиса, а в период стабилизации - лишним, ненужным органом власти. А защитником интересов народа, равно как и инструментом их реализации, выступает непосредственно «верховная власть». Доминирование главы государства по отношению к законодательной, исполнительной и судебной власти в качестве компонента образа власти являлось в России константой на протяжении всего XX века и перешло в XXI век. Результаты социологических исследований свидетельствуют, что идея «разделения властей» не поддерживается российским населением. Реальный вес для него имеет лишь та власть, которая связана с исполнительной ветвью. Имеет место отношение к парламенту как к «ненастоящей, вторичной, показной власти» и даже «парламент выступает в виде ненужного и мешающего власти органа». Результаты российских исследований находят подтверждение на региональном уровне. Автор указывает не только на различия традиционной и современной моделей образа власти, но и на возможные последствия этих различий. Механическое заимствование западного или любого другого опыта без учета специфики традиционного образа власти может привести к дисфункции политической системы.

Дальнейшую конкретизацию изучение исторической обусловленности формирования отношения к власти получило в результате анализа процесса преломления христианских ценностей в секулярном сознании, связанного с воплощением в реальность коммунистических, а затем - либерально-демократических ценностей.

В начале XX века в России с внедрением коммунистической идеологии произошли коренные изменения во взаимодействиях государства и общества. Но образ власти продолжал подспудно свое существование. Осталась неизменной (по утверждению Ю.С. Пивоварова) суть власти и её самодержавный характер. Некоторые аспекты образа власти претерпели мифологическую модификацию. Принцип социализма «от каждого - по способностям, каждому - по труду» послужил модификацией апостольского изречения: «кто не работает, да не ест». Социалистическая обобществленная собственность на средства производства, отрицание частной собственности и уравнивание всех в доходах есть осуществление принципов первых христианских общин (в последних, правда, с собственностью расставались добровольно). Жертвенность первых революционеров, которые умирали за идею, сопоставима с бескорыстием и готовностью к мученичеству первых христиан. Базовые аспекты образа власти упорно проступали во властных отношениях общества развитого социализма. Модель православного «царства правды» преобразовалась в модель справедливого коммунистического общества, что свидетельствует об устойчивости стереотипов национального самосознания по отношению к власти и обустройству общества.

Коммунистическая идея, в силу соответствия её традиционному образу царства, легко была усвоена русской почвой и не вызывала таких фундаментальных противоречий, как идущая ей на смену демократическая идея, несущая в массы индивидуализированную идеологию успеха. В идеологии успеха заключены предпосылки раскола общества (на бедных и богатых, на своих и чужих, сторонников различных партий и т.п.). Понятие «успех» здесь не сопряжено с понятиями «труд» и «усердие», не подразумевает, а скорее исключает их. Эта идеология продуцирует общественный конфликт, призывая граждан делиться по интересам и активно их отстаивать, т.е. «тянуть одеяло на себя», что вступает в противоречие с православной традицией жертвовать своими интересами в пользу интересов ближнего. В ней нет акцента на единение - традиционную многовековую ценность российского общества. Акцент на органичной духовной связи между людьми (единении) - отправная точка для восточного образа мышления, акцент на рациональном формальном праве (внешней свободе) - для западного. Западный либерализм отрицает элементы традиционного для России образа власти: централизацию, иерархию, персонификацию.

Таким образом, различные модели власти принимаются или отторгаются российским менталитетом не потому, что противоречат либо не противоречат сиюминутным, в масштабах истории, интересам, а в связи с сопоставлением их с ценностями собственной культуры. Поэтому те коммунистические идеи, которые в большей степени соответствовали традиционной модели базового образа власти, несмотря ни на что, закрепились в нем. А современные либеральные пока не находят восприятия, созвучного традиционным представлениям в базовом образе власти.

В заключение третьей главы сопоставляются конкретные различия традиционной и современной моделей образа власти. Приводится комплекс основополагающих характеристик (структурных, функциональных, установочных), воплощенных в каждой из этих моделей. Демонстрируется, что две модели противостоят друг другу в базовых характеристиках образа власти, отличаются характером взаимодействия личности и государства, обоснованием оппозиции власти, взглядами на предназначение государства, представлением о «правильном пути» развития общества, экспектациями по поводу функционирования идеологии, взглядами на гражданское общество, моделями легитимации власти, принципами презентации интересов различных групп населения, взглядами на предназначение и роль политических партий, характером взаимодействия между собой политических партий, отношением к демократическим правам и свободам, представлениями о личном и публичном праве, представлениями о свободе, взглядами на пути преобразования общества, позициями по отношению к законам.

Противостояние традиционной и современной модели рассматривается здесь в классическом варианте, как сформулированная Ф.Теннисом оппозиция Gemeinschaft и Gesellschaft, но без учета расширенной социально-философской трактовки, а, напротив, как локализированная в рамках властных отношений. Эти противоречия не есть противоречия между прошлым и настоящим, как может показаться из дихотомии понятий традиционность и современность; они скорее являются противоречиями между Востоком и Западом, которые существовали во все времена обозримой истории России.

Исторически сформировавшаяся политическая культура в России и в странах Запада обусловила формирование традиционной и современной моделей образа власти. Традиционная модель отражается в политическом сознании россиян, определяя ментальные характеристики их базового отношения к власти. Аспекты традиционного образа власти не обязательно в полной мере и адекватно отражаются в индивидуальном сознании. Они могут видоизменяться, актуализироваться, либо, наоборот, утрачивать свое значение под влиянием конкретных условий. Однако в той или иной форме они присутствуют в ментальной структуре личности, определяя в совокупности целостность базового образа власти.

Вместе с тем современная модель образа власти вовсе не является привилегией западных стран. Под влиянием СМИ, расширяющихся культурных связей, межличностных контактов современные образцы политической культуры проникают в сознание российских граждан, оказывая влияние на формирование их образа власти. Поэтому в базовом образе власти жителей России могут присутствовать как традиционные, так и современные представления. Для выявления их наличия и соотношения в образе власти на основе результатов социологических исследований осуществлен анализ социокультурной типологии образа власти в современной России.

ЧЕТВЕРТАЯ глава «Социокультурная типология образа власти в современной России» посвящена эмпирической апробации разрабатываемого механизма (на примере среднего города), а также выявлению характеристик образа власти и тенденций их изменения в политическом сознании россиян на основе вторичного анализа всероссийских исследований Фонда «Общественное мнение», ВЦИОМа, Левада-центра и др. ведущих социологических служб за период 2000-2009 гг.

Посредством анализа базовых составляющих образа власти в политическом сознании россиян выдвинутые в диссертационном исследовании гипотезы и теоретические разработки нашли подтверждение в следующих выводах:

Ё большинство населения не отрицает возможности сосредоточения всей полноты власти в руках одного человека, возглавляющего страну (в России - 72%, по результатам ФОМ.; в г. Воронеже - 70%, по результатам РИОМ). Заметим, что результаты социологических опросов жителей города Воронежа близки по своим значениям к общероссийским, что говорит о Воронеже как о среднем городе в плане отражения базовых аспектов образа власти в политическом сознании населения. Среди россиян 66% в октябре 2007 года считали благом для России сосредоточение практически всей власти в руках В. Путина, в Воронеже - 58% населения. Единовластие в стране имеет шанс утвердиться не вопреки, а сообразно желаниям народа. Осознание, что причины этого лежат в базовом образе власти, чрезвычайно актуально для дальнейшего продолжения демократических реформ;

Ё население лучше информировано, больше интересуется и больше доверяет персонифицированным, а не коллективным органам власти и связывает собственное благополучие с личностными характеристиками конкретных персоналий во власти: Президента, губернатора, мэра;

Ё централизация власти выступает как экспектация, адресованная к власти со стороны населения: 72% опрошенных голосуют за продолжение укрепления вертикали власти

Ё в мировоззренческих схемах населения органы власти различной компетенции (исполнительные, законодательные) представляются иерархически соподчиненными друг другу;

Ё ситуация в Воронежской области, по мнению населения, определяется не работой депутатского корпуса, а только личностными (персональными) качествами губернатора, который централизованно (как считает население) руководит прочими органами власти (в том числе и мэром, и муниципальным органами власти, хотя такое положение дел не соответствует законодательству);

Ё формирование доверительного отношения к местным коллективным органам власти (городской думе, облдуме) затруднительно в силу того, что доверие соотносится с персоной, а не с коллективом, поэтому в отношении населения к коллективным органам местной власти преобладает недоверие;

Ё при наличии конфликта во властных отношениях, представленного, с одной стороны, персоной (мэр, губернатор), а с другой стороны - коллективным органом власти, симпатии населения остаются на стороне персоны, так как персонифицированная власть имманентна ожидаемому образу власти;

Ё население готово передать право назначения мэра скорее губернатору, чем городской думе;

Ё население не воспринимает мэра как лицо, стоящее вне единой централизованной вертикали исполнительной власти.

Таким образом, единовластие мыслится как наиболее эффективный способ управления во главе с сильным верховным правителем, что логически «подтягивает» к этой характеристике другие: персонификацию, централизацию, иерархичность власти. Образ власти, обусловленный режимом персонификации, предопределяет значимость для населения личностных качеств и свойств характера государственного лидера. Важным фактором является уверенность большинства народа, что страна под его руководством движется «правильным путем», то есть реальный образ власти начинает соответствовать ожидаемому образу, свойственному российской традиции. Когда это происходит, уровень доверия к лидеру начинает расти (хотя в социально-политической конъюнктуре существенных изменений может и не происходить, как это можно видеть на примере феномена быстрого роста уровня доверия населения к В. Путину), в чем проявляется действие социокультурного механизма. Население ощутило соответствие образа власти, создаваемого В. Путиным, ожидаемому образу власти не столько в конъюнктурных, сколько в базовых аспектах. Рейтинг Путина за два месяца (со времени назначения его преемником Ельцина до вступления в должность Президента РФ) возрос в несколько раз, что нельзя объяснить его личными заслугами или даже конкретной деятельностью. Ситуация повторилась с Д. Медведевым как преемником В. Путина (рейтинг Дмитрия Анатольевича также после объявления его приемником возрос в несколько раз за малый срок). Это свидетельствует ещё и о самостоятельности существования «института преемников» в сознании россиян (вне зависимости от того, популярный или же непопулярный Президент назначает себе преемника).

Персонификация власти в лице Президента закрывает ему дорогу в политическую партию в качестве члена этой партии, поскольку это противоречит традиционной российской модели образа власти. Большинство населения считает, что Президент должен исполнять функцию арбитра между всеми ветвями власти (по России в целом - 62%, в Воронеже - 68%), быть «всем для всех», не оставляя без надежды на свое покровительство даже малой доли населения. Основная задача российского парламента в ожидаемом образе власти - укрепление, а не ослабление власти, парламент рассматривается как опора исполнительной власти, а не как структура, созданная для ограничения её, в отличие от западноевропейского воззрения на власть. Когда население не «увидело» таких посылов в работе российского парламента, а, напротив, усмотрело конфликты, перспективу раскола, возможность ослабления верховной власти и государства в целом, то начало приветствовать увеличение власти Президента в противовес увеличению власти парламента (в диссертации приведены результаты соответствующих опросов населения). Поэтому то обстоятельство, что пропрезидентская партия получила большинство голосов на выборах в Госдуму, не является случайностью, а следует из общей тенденции развития политических событий в соответствии с базовыми аспектами образа власти.

Эти аспекты образа власти, свойственные исконной российской модели, вступают в противоречие с современной демократической моделью образа власти, предполагающей разделение властей, децентрализацию, деперсонификацию и нивелирование иерархии. Казалось бы, наличие демократических выборных процедур и демократических институтов, воплощение демократических концепций (в том числе «разделения властей») должно было «перестроить» общественное сознание в соответствии с логикой демократической идеологии. Но этого не произошло. Новая форма властных институтов не смогла трансформировать их прежнее содержание и традиционные практики взаимодействия, а также взаимоотношения населения с властью.

На основании социологических исследований проанализировано отношение к политической системе. В частности, исследовано восприятие политических партий в общественном сознании и выявлено представление о функциях и роли депутатов - избранников народа. Отношение населения к политическим партиям предопределяется базовыми аспектами ожидаемого образа власти. Персонификация партий с именами их лидеров существенно повышает явку на выборы и количество сторонников партий. Процесс отстаивания собственных интересов скорее ассоциируется у населения с обращением к чиновникам, представителям исполнительной власти, чем со вступлением в ряды какой-либо политической партии. Депутаты, по мнению большинства населения (69%), не способны представить интересы народа во властных структурах. Степень информированности и интерес к деятельности депутатов стремится к нулю. Население считает, что исполнительная власть (как на местном уровне, так и на государственном) и должна представлять его интересы, а вовсе не депутаты - представители политических партий, несмотря на то, что они были выбраны демократическим путем.