Культура повседневности семьи в контексте исторического и социокультурного пространства (на примере семьи Смагиных)

Как реакция на увлечение западноевропейскими исследователями социальной историей в духе Школы «Анналов», возникает микроисторическое направление в истории, о котором мы также упоминали в предыдущем параграфе. Именно с этим направлением во многом и связана выработка и апробация методологии исследования культуры повседневности, поскольку оно во многом родилось как реакция на определенное состояние исторической науки, как стремление переосмыслить некоторые её концепции, задачи и методы.

Дж. Леви писал: «Микроистория означает не разглядывание мелочей, а рассмотрение в подробностях». Он подчеркивал, что изучение проблемы на микроуровне отнюдь не свидетельствует о масштабе самой проблемы. Напротив, микроанализ позволяет увидеть преломление общих процессов «в определенной точке реальной жизни» [49, C. 35-36]. В рамках микроистории уменьшение исследовательских масштабов (the reduction of scale), исследование единичного (индивидуального) не находится в оппозиции к социальному, речь идет лишь о поиске новых исследовательских инструментов. О том, как это происходит, можно понять на примере книги самого Дж. Леви, переведенной на все основные европейские языки «Нематериальное наследство: Карьера экзорциста в Пьемонте XVII века» (1985) [50]. Основной задачей, поставленной перед собой автором, было проследить сложное взаимодействие индивидуальных и семейных стратегий, с одной стороны, и надличностных экономических и политических тенденций - с другой.

Микроисторический подход позволяет, словно под увеличительным стеклом разглядеть существенные особенности изучаемого явления, деятельности человека, которые обычно ускользают от внимания историков. Как указывает М. А. Бойцов, он «проблематизирует индивидуальное»: «Индивид оказывается не только (а порой и не столько) темой повествования (как в традиционной биографии), сколько универсальным масштабом и подразумеваемым смысловым центром при построении микроисториком его собственной картины прошлого».

Микроисторический анализ позволяет через малое и частное придти к лучшему пониманию общих социальных связей и процессов, через рассказ о конкретных фактах показать реальное функционирование тех аспектов жизни общества, которые были бы искажены во время обобщения или количественной формализации. Поэтому микроисторическое наблюдение, может изменять традиционный взгляд на историческое целое. А исторические реконструкции и интерпретации, осуществленные благодаря концентрации на ограниченном поле наблюдения, дают качественное расширение возможностей исторического познания.

Несмотря на многообразие и противоречивость подходов к изучению повседневности в последние десятилетия, можно выделить две основные тенденции, представляющие собой два полюса в изучении этой проблемы. «Первый может быть описан как, в сущности, политический проект, который стремится анализировать повседневную жизнь критически, идентифицировать различные виды отчуждения и субъектификации, которые расположены в самом центре нашего ощущения капиталистической современности («модернити»), а также осознать с наибольшей полнотой «освободительный» потенциал, который присутствует в повседневности.» [104, C. 3] Этот «критически-диалектический» взгляд связан с нео-марксистским крылом культурной и социальной критики, представленной столь известными фигурами как В. Беньямин, Г. Дебор и А. Лефебр. «Второй подход является более академическим (и, соответственно, менее политизированным) и противостоит слишком абстрактному и детерминистическому уклону многих количественных социальных исследований с целью лучше понять область непосредственного жизненного опыта.» К этой тенденции в изучении повседневности, которую можно назвать интерпретативно-текстуальной, можно отнести ученых, основывающихся на теориях таких европейских мыслителей как В. Дильтей, А. Шюц и М. Вебер, а также представителей американского прагматизма. Данное направление включает социальную феноменологию П. Л. Бергера и Т. Лукмана, драматургический подход Э. Гоффмана, этнометодологию, у истоков которого стоит Г. Гарфинкель. Основной идеей представителей второй группы является то, что «исследователи социального мира должны артикулировать интерпретативное понимание того, каким образом акторы развивают «внутреннее знание» определенных социальных процессов и используют его, чтобы действовать свободно и творчески» [104, C.4].

С помощью интеракционистского подхода можно делать обобщения, касающиеся повседневных форм взаимодействия. Следуя этим обобщениям, представители интеракционизма стремятся объяснить поведение людей как на макро-, так и на микроуровнях. Этот подход рассматривает людей как живущих в мире значимых объектов, которые могут включать материальные вещи, действия, других людей, взаимоотношения и даже символы. Фокусирование на повседневном взаимодействии малых групп помогает представителям этого направления лучше понять процессы, происходящие в обществе в целом. Основателем интеракционизма считается Дж.Г. Мид, чьи исследования часто ограничивались ситуациями общения двух человек или малых групп. Большую роль в изучении повседневного поведения человека сыграли работы Э. Гоффмана, который разработал так называемый драматургический подход. Согласно этому подходу, повседневная жизнь сравнивается с театральными декорациями и сценой. Так же как актеры представляют определенные образы, все мы стремимся представить определенные черты наших индивидуальностей, в то время как другие черты мы скрываем. Э. Гоффман рассматривает виды деятельности, оформленные определенным образом в реальном мире социального взаимодействия. Индивиды (которые, согласно этому подходу, являются акторами) постоянно встречаются со стимулами, выходящими за рамки культурного фрейма. Акторы одновременно замечают и игнорируют их, так как они могут вовлечь их в «деятельность вне фрейма». Исследования такого рода, хотя и могут показаться незначительными, на самом деле имеют глубокий смысл для понимания человеческого поведения. Рутина повседневного существования составляет большую часть социальных действий. Наша жизнь строится из однообразных поведенческих ритуалов. Перемены в жизни человека ведут к изменению рутины. Каждодневные занятия определяют структуру и форму действия, и изучение их дает более глубокое понимание жизни человека как социального существа [104, C. 15 - 16].

Еще одним подходом, оформившимся на основе интеракционизма, является этнометодология (изучение «этнометодов, т. е. народных, обыденных методов, которыми люди пользуются, чтобы осмыслить речь других), задачей которой является исследование того, как люди рассматривают, описывают и объясняют разделяемые значения, подлежащие повседневной социальной жизни и рутинным социальным действиям. Основатель этого направления Г. Гарфинкель ставил эксперименты, суть которых состояла в неожиданном нарушении общепринятого и нормального хода событий, что позволяет выявить содержание и формы обыденных идей и представлений, не обнаруживающихся при нормальном течении жизни [23, C. 202]. Этнометодологические опыты Г. Гарфинкеля помогали вывить логику повседневности при помощи интерпретации, превращающей бессмысленное и непонятное в осмысленное и понятное в терминах повседневной жизни [104, C. 16].

В последние годы можно наблюдать отход от критической ориентации В. Беньямина и А. Лефебра и стремление опереться на феноменологическую и прагматическую традицию. Исследователей привлекает «многомерный» аспект повседневности, что ведет к отказу от привычных дихотомий между аутентичным и не-аутентичным существованием, между повседневным и специализированным знанием. Примером такого подхода может служить работа Р. Фельски, в которой она утверждает, что многие проблемы, в частности, проблема гендера, обойдена в исследованиях повседневности, в результате чего последняя предстает скорее тем, чем она может или должна быть, чем тем, чем она является на самом деле. Повседневная жизнь характеризуется отсутствием различия и разнообразия и контрастируется именно с такими качествами, которыми она не обладает - эстетическим опытом и исторически значимыми событиями. Фиксация на тривиальных заботах, которая характерна для большей части нашего повседневного существования, связана с не-рефлексивными и рутинными действиями. Но, по мнению Р. Фельски, повседневная жизнь обладает «ускользающей» сущностью, которая делает возможным избежать подчинения технологиям власти именно потому, что она не «зарегистрирована» механизмами контроля. Это означает необходимость пересмотра многих практик повседневности, которые предстают ясными и самоочевидными лишь на поверхности [104, C. 17].

Подводя итог, можно сказать, что исследование культуры повседневности связано, в первую очередь, с микро и макроподходами.

Микроисторический подход к исследованию повседневности позволяет увидеть преломление общих процессов в определенной точке реальной жизни. Суть микроисторического подхода заключается в изменении масштаба исследования, микроистория обратила свое внимание на изучение множества частных судеб. Повседневность при таком подходе рассматривается как реконструкция «жизни незамечательных людей».

Макроисторический подход ставит в центр своих исследований общество в целом. Его задача - вскрытие глубинных структур, существующих в течении больших временных отрезков.

В настоящее время можно выделить две основные тенденции к исследованию культуры повседневности. Первая связана с нео-марксизмом и представляет в сущности, политический проект, стремится анализировать повседневную жизнь критически, идентифицировать различные виды отчуждения и субъектификации, которые расположены в самом центре нашего ощущения капиталистической современности («модернити»), а также осознать с наибольшей полнотой «освободительный» потенциал, который присутствует в повседневности». Вторая тенденция - интерпретативно-текстуальная, заключается в том, что «исследователи социального мира должны артикулировать интерпретативное понимание того, каким образом акторы развивают «внутреннее знание» определенных социальных процессов и используют его, чтобы действовать свободно и творчески».

Интерпретативно-текстуальный подход включает интеракционистский подход (Дж. Г. Мид), который ставит в центр исследований повседневное взаимодействие малых групп; драматургический подход (Э. Гоффман) при котором повседневная жизнь сравнивается с театральными декорациями и исследуются каждодневные, рутинные занятия; этнометодологию (Г. Гарфинкель), ее задачей является исследование того, как люди рассматривают, описывают и объясняют разделяемые значения, подлежащие повседневной социальной жизни и рутинным социальным действиям.

1.3 Культура повседневности семьи: сущностные характеристики и опыт исследования

На протяжении столетий семья оставалась самым прочным звеном общества и наиболее эффективным средством трансляции культурной традиции.

Под семьёй в рамках нашего исследования мы будем понимать малую группу, основанную на браке или кровном родстве, члены которой связаны общностью быта, взаимной моральной ответственностью и взаимопомощью, которая отражает изменения, происходящие в обществе, и трансформируется сама под влиянием внешних социальных изменений.

По образному выражению петербургского историка Б. Н. Миронова, семья «подобно хромосоме» выступает носительницей социальной наследственности, которая «играет не меньшую роль, чем наследственность биологическая» [65, C. 226]. Очевидно, что семейная история не только помогает преодолеть «разрыв времен» и ощутить жизнь предшествующих поколений, как часть собственного прошлого.

Семья является одной из существенных сторон научного исследования по истории повседневности и концентрируется по своей сути большей частью на приватной, домашней сфере повседневной жизни людей, пространстве дома, хотя и в ней, конечно же, находят свой отклик и отражение проблемы детей в учебе, в школе, и размышления на темы производственной, трудовой деятельности родителей.

Историки и этнологи рассматривают семью в контексте эпохи, одновременно как отражение и движущую силу соответствующей материальной и духовной культуры общества. При этом историки повседневности в центр изучения ставят именно самих членов семьи, их надежды и желания, радости и горести, построение ими собственной жизни наряду с восприятием событий политической истории. Показательно, что даже маленький ребенок не является лишь пассивной стороной, своего рода объектом приложения воспитательных усилий со стороны родителей, педагогов или общества в целом. Он тоже приспосабливается к ситуации, по-разному интегрируясь и частично преобразовывая доступные семейные и общественные структуры, довольно активно создавая для себя собственное «жизненное пространство».

Изучение семейной повседневности обычно отличается достаточно свободной постановкой исследовательских вопросов. Общей задачей является рассмотрение семейной жизни на различных уровнях как материального, так и духовного плана, все та же реконструкция уходящей повседневности людей как целого - семьи, так и индивидуальностей. Участие семьи во взаимном общении, во взаимодействии с другими людьми, носящем зачастую ритуализированный характер, в праздниках, в игре, формы организации быта (жилище, его оборудование и убранство интерьера) и ведения домашнего хозяйства (бюджет, питание, обычаи и структура потребления, одежда), образ жизни (семейные ритуалы и обычаи, распорядок дня, иерархия семейных ролей, взаимные права и обязанности членов семьи, участие в домашних занятиях, роль спорта, разнообразные формы и способы проведения досуга (как общесемейные, так и в зависимости от пола, возраста членов семьи), роль чтения и самообразования, участие в общественных развлечениях и вовлеченность в официальные государственные праздники и мероприятия), - все это необходимо так или иначе рассмотреть при анализе повседневной жизни семьи [1], обязательно учитывая при этом эмоциональное восприятие и воздействие на людей вышеназванных категорий, а также их оценку и вытекающие отсюда поведенческие стереотипы.

Под влиянием психологии и культурной антропологии в 1970-е расширился интерес к ментальной истории, ценностным ориентациям и эмоциям, что стимулировало исследования семьи, затрагивающие в значительной мере эмоциональные и социальные отношения [74, C. 150 - 199 ]. В свою очередь, историческая антропология, имеющая много общего с историей повседневности и историей ментальностей, проявила особый интерес к таким константам как рождение, смерть и родственные отношения. Возникшая в 1970-е гг. в Германии на стыке истории, этнографии и генеалогии повседневная история поставила в центр исследования истории рядовых, ничем не выдающихся семей.

Повседневная жизнь рабочих семей - это одна из наиболее распространенных тем исследований западногерманской «истории снизу». Например, вышел сборник документов, посвященный рабочим семьям в конце XIX - начале XX в., где рассматриваются пути создания семьи, судьба женщин и судьба детей из рабочих семей, экономическая основа семьи, домашнее хозяйство, жилищные условия и т. п.

Авторы исследования повседневной жизни немецкой семьи в послевоенные годы С. Мейер и Э. Шульце избрали для анализа около 30 берлинских семей; они записали рассказы их членов, мужчин и женщин. Психологический климат в этих семьях в те годы определяло совершенно особое отношение к семье как к единственному прибежищу, единственному источнику эмоциональной и материальной поддержки, надежности, защищенности. Это была и ячейка общественной жизни. Большей частью здесь, дома, обсуждались события в стране и принимались решения об участии в них. С другой стороны, в послевоенные годы в семье ощущались слабость и неуверенность мужчин и тяжкое взаимное отчуждение супругов, которое женщины всеми силами старались преодолеть [71, C. 189].

Задачи общебиографического контекста в рамках складывающейся психоистории востребовали реконструкцию, помимо основной, целой группы «смежных» биографий и изучения особенностей социальных связей и контактов индивидуума, прежде всего, его родных.

В рамках итальянской микроистории сужение поля наблюдения до уровня семьи позволило увидеть общество под «микроскопом», придя через малое и частное к лучшему пониманию общих социальных связей и процессов. В частности, Д. Леви ввел понятия «неуверенность» и «ограниченная рациональность» при исследовании стратегии крестьянских семей на рынке земли в XVIII вв.

Не секрет, что история семьи, тесно переплетенная с антропо- и социогенезом, до сих пор является одним из спорных научных вопросов. В современной науке нет единого представления о происхождении семьи, ее эволюции, роли и месте, перспективах в обществе, специфике как малой социально-психологической группы. В силу чего нет и единого определения семьи. И это притом, что попытки осмыслить семью как один из важнейших социальных институтов общества имеют сложившуюся историографическую традицию. Работы, авторы которых рассматривали историческое развитие семьи, появились еще в XIX веке. Начало изучению истории семьи положил швейцарский историк права И. Я. Бахофен, в труде «Материнское право» (1861) выдвинувший тезис об универсально-историческом развитии первобытного человечества от первоначального беспорядочного общения полов к материнскому, а затем отцовскому праву. Часть своих работ посвятил истории семьи австрийский историк и этнограф Ю. Липперт. Вопросы истории брака и семьи исследовал один из классиков эволюционистской («антропологической») школы английский археолог и этнограф Д. Леббок. Свои главные труды посвятил ранней истории брака и семьи шотландский этнограф и историк Д. Ф. Мак-Леннан.

В отечественной историографии изучение русской (прежде всего, крестьянской) семьи также началось со второй половины XIX в., и было связано с подготовкой и проведением крестьянской реформы. Актуализировалась, прежде всего, проблематика распада большой патриархальной семьи и вопросы семейного права. Тогда как городская семья впервые стала объектом серьезного исследования только в годы Первой мировой войны в работе П. А. Сорокина «Кризис современной семьи» [84].

Что касается марксистской историографии начала ХХ ст., основные ориентиры в области изучения института семьи были заданы ленинской работой «Развитие капитализма в России». Именно здесь были развиты характерные для марксистской традиции положения о решающем влиянии социально-экономических факторов на развитие семьи, семье как «ячейке» общества, господстве в капиталистическом обществе семейных отношений, основанных на эксплуатации членов домохозяйства его главой, и «загнивании» семейных отношений при капитализме.

Активизация исследований по истории семьи на Западе в 1960-е гг. совпала с формированием нового междисциплинарного подхода в рамах Школы «Анналов». «Новая научная история» дала жизнь многим новым темам, включая историю семьи. Более того, последняя стала неотъемлемой частью «новой социальной истории». О начале обособления истории семьи можно говорить с публикации книги Ф. Арьеса «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке» (1960) [1], в которой автор по-новому взглянул на историю детства и семьи в исторической перспективе. Тогда как о выделении ее в особую область в 1970-е годы свидетельствуют данные Л. Стоуна о численности публикаций по истории семьи за период с 1920-х по 1970-е годы [29].

Если первоначально история семьи сосредотачивалась на истории домохозяйства и демографических изменениях внутри него, то со второй половины 1970-х гг. проблематика исследований расширилась за счет вопросов внутрисемейных отношений и взаимосвязи между нуклеарной семьей и более широкой родственной группой. Во второй половине восьмидесятых годов семейная история стала приобретать комплексный характер, то есть брак стал рассматриваться как процесс формирования семьи, деторождение и воспитание детей - как процесс внутренней ее перестройки, а старение и смерть ее членов - в качестве особой стадии развития семьи. Одновременно развернулось исследование выбора членами семьи «стратегии» поведения, принятия тех или иных решений, для чего пришлось обратиться к анализу господствующих культурных ценностей и представлений. В итоге семья предстала как своеобразный перекресток социальных, экономических, политических и собственно демографических процессов. Более того, и сама она рассматривается как некий «процесс».

В зарубежной русистике 1970 - 1990-х гг. были подняты вопросы внутрисемейных отношений, брачно-семейных моделей различных социальных групп российского общества, численности и структуры семьи, положения женщин и детей в семье, семейного права, семейной идеологии и т.п. При этом осмысление эволюции семьи происходило в контексте путей исторического развития России и Запада и, прежде всего, процесса модернизации. Пик изучения родственных связей пришелся на 1980-е годы. Большинство исследований, при этом, были посвящены сельским областям, особенно в прединдустриальный период. Для России традиционно изучалась тесно связанная с наследованием система сельских родственных связей до начала ХХ ст. Тогда как в отношении городских семей более изученным оставался индустриальный период конца XIX - XX вв. М. Андерсон и Т. Харевен продемонстрировали, что родственные связи сыграли центральную роль в организации миграций из сельской местности в города и сильно облегчали адаптацию к новой среде. В то же время именно на родственниках лежал процесс социализации вновь прибывших [70, C. 8 - 9]. Родственные связи были также самым эффективным средством, используемым во взаимодействии с локальными институтами при преодолении общественных кризисов.
В 1990-е годы новый всплеск интереса к истории семьи был «спровоцирован» женскими и гендерными исследованиями. В работах этого направления затрагивались многие проблемы брачно-семейных отношений, в том числе и в историческом аспекте. Кроме того, проблемы семейной структуры и демографических процессов разрабатывались в рамках исторической информатики.

Важной составляющей семейной истории были и остаются активные методологические поиски. Американская исследователь Т. Харевен выделила следующие аспекты истории семьи: родство, «жизненный путь», семейные стратегии, влияние семьи на процесс социальных изменений. Сюда можно добавить гендерные аспекты истории семьи, а также кросс-культурный и межнациональный компонент. Однако на основы семейной истории в наибольшей степени повлияла концепция «жизненного пути», заставившая ученых перейти от простого анализа различных сфер жизни семьи к более глубокой интерпретации семейных изменений. Подход с точки зрения жизненного пути сдвинул акценты на исследование жизненных переходов индивида и семьи, определяемых как изменениями в семейном статусе и сопутствующих ему ролях, так и возрастными структурами: поступление и окончание школы, начало и конец работы, миграции, уход и возвращение домой, браки и обустройство своего домохозяйства, выращивание детей, переход в категорию дедушек и бабушек и т. д.

Пионерами этого направления стали японский историк Х. Мориока и канадец А. Ландри. В отечественной историографии метод «жизненного пути» описан И. С. Коном [45], а исторический обзор этого метода дал Ю. Л. Бессмертных [11]. М. Сегален отмечала, что метод «жизненного пути» плохо подходит для анализа крестьянских семей, в которых выбор контролировался старшим поколением, а профессиональный путь протекал внутри домохозяйства и контролировался общиной. Тем не менее, этот метод оказался весьма эффективным для изучения крестьянской общины, поскольку показывал, как жизненные переходы располагались во времени в условиях жесткого контроля со стороны коллектива, и как индивиды уклонялись от этого контроля.

Проблема семейных стратегий была поднята в 1970-е годы П. Бурдье, показавшим, что именно стратегии семейного поведения являются основным пунктом в процессе принятия решений, касающихся семьи [17]. Действительно, изучение семейных стратегий позволяет понять взаимодействие, с одной стороны, между социально-экономическими конструктами и внешними культурными ценностями в обществе, которые заставляют делать определенный выбор, а, с другой стороны, эксплицировать ценности, принятые в семейном кругу. Семейные стратегии ведут к расширению сотрудничества или, наоборот, возникновению и усилению конфликта между семьей и такими институтами, как школа и церковь. Так как каждый из членов семьи может иметь свою собственную стратегию, центральным вопросом остается изучение процессов принятия решений внутри семьи и механизма реализации последних членами семьи. В числе прочего, изучение семейных стратегий предполагает изучение конфликтов в семье.

При этом не всегда методологическую тональность задавали зарубежные ученые. Так, Н. А. Миненко впервые среди российских исследователей отметила, что реконструкция семейного быта предполагает рассмотрение структуры, численности и функций семьи, хозяйственного строя, взаимоотношений с другими группами и институтами, закономерностей развития, семейной обрядности и семейного права. Примером возможности использования модернизационной теории при изучении истории семьи могут служить обобщающие работы А. Г. Вишневского и Б. Н. Миронова [22]. Однако «создание собственной методологической базы изучения брака и семьи в исторической перспективе» [70, C. 8 - 9] и сегодня остается задачей дня. В последние годы появились исследования, в которых делаются обобщения на макроисторическом уровне. В частности, были построены определенные модели семейного развития и предприняты попытки интегрирования последних в общий контекст социальных изменений [66]. Однако до сих пор исследования семьи в российской историографии носят преимущественно описательный (этнографический) характер. Кроме того, в отечественной историографии нередко подменяются термины «семья» и «домохозяйство». Малоизученной сферой семейной жизни остается область пересечения семейного менталитета с индивидуальным мировосприятием.

Главным достижением истории семьи сегодня является то, что в историческое исследование была введена жизнь обычных людей, что позволило изучать повседневный опыт и повседневные практики простого человека. В свою, очередь, это стимулировало существенное приращение источниковой базы за счет ранее не привлекавшихся документов - демографических данных, завещаний, художественных произведений, фотографий, бытовых предметов и семейных легенд. Попытки связать жизнь в «мелком масштабе» с крупными структурными изменениями обеспечили не только недостающее звено для понимания взаимоотношений между людьми и социальными трансформациями, но и привели к пересмотру интерпретаций темпов развития и значений «крупных» процессов. Например, исторические данные о семейном поведении позволили М. Андерсон и Т. Харевен пересмотреть существующие объяснения процессов индустриализации и урбанизации, поставили под сомнение ряд выводов модернизационной теории и привели к отказу от линейных интерпретаций процесса социальных изменений.

Увеличение в последние годы числа исследований по истории семьи доказывает важность этого института в социальной жизни общества. Две прошедшие в ИРИ РАН в 2006-2007 гг. конференции по истории семьи можно рассматривать как некий результат складывания проблемного поля семейной истории, охватывающего семейные ценности и семейное право, культуру и быт, национальные и конфессиональные особенности семейно-брачной сферы.

Как уже отмечалось выше, антропологический поворот в отечественной историографии, связанный с именами А. Я. Гуревича и Ю. Л. Бессмертных, переориентировал внимание исследователей на изучение не только вопросов повседневности, но и семейного быта. А в последнее время наметилась тенденция для сближения этих двух направлений социальной истории. История быта и семьи тесно связана с историей ментальности, так как поведенческие стереотипы в значительной мере формируются под влиянием быта. В то же время нормы обыденной жизни являются выражением социально-культурного статуса и отдельной личности, и социальной группы.

При наличии богатого опыта исследования семьи в пространстве её повседневности, до сих пор остаётся открытым вопрос терминологического оформления данной проблематики. Исследователи до настоящего времени не выработали единого определения таких базовых понятий, как история семьи, повседневность семьи и культура повседневности семьи. Однако это представляется чрезвычайно важным не только в контексте нашей работы, но и в контексте изучения всего комплекса проблем, связанных с культурой повседневности, или микроисторией, рассматриваемой в масштабах отдельной семейной группы или целого семейного рода.

В рамках данного исследования под историей семьи понимается междисциплинарное направление, занимающееся изучением происхождения семьи, ее эволюции, роли и месте, перспектив в обществе, специфики как малой социально-психологической группы.

Повседневность семьи понимается как исследовательское направление, объект анализа культуры повседневности. Это область социальной реальности в рамках малой социальной группы, основанной на браке или кровном родстве, целостный социокультурный жизненный мир, предстающий естественным и самоочевидным условием жизни для членов семьи, связанных общностью быта, потреблением материальных и духовных ценностей, благ, трансформирующийся под влиянием общественных событий.

Культура повседневности семьи - это весь объем культуры, актуализированный в семейной повседневности сегодняшнего дня.

В данном параграфе был рассмотрен вопрос изучения семьи в рамках культуры повседневности. Историки и этнологи рассматривают семью в контексте эпохи, одновременно как отражение и движущую силу соответствующей материальной и духовной культуры общества. Главным достижением истории семьи сегодня является то, что в историческое исследование была введена жизнь обычных людей, что позволило изучать повседневный опыт и повседневные практики простого человека.

Также были рассмотрены основные методологические подходы к изучению семьи. Среди них: подход с точки зрения «жизненного пути», предполагающий исследование жизненных переходов индивида и семьи; подход с точки зрения семейных стратегий, раскрывающий взаимодействие, с одной стороны, между социально-экономическими конструктами и внешними культурными ценностями в обществе, которые заставляют делать определенный выбор, а, с другой стороны, эксплицировать ценности, принятые в семейном кругу; реконструкция семейного быта; исследования, в которых делаются обобщения на макроисторическом уровне, предполагающие построение модели семейного развития и интегрирования ее в общий контекст социальных изменений. Однако создание собственной методологической базы изучения брака и семьи в исторической перспективе и сегодня остается открытым вопросом, более того, исследования семьи в российской историографии носят преимущественно описательный (этнографический) характер.

Кроме того в данном параграфе были даны определения таким базовым понятиям как «история семьи», «повседневность семьи», «культура повседневности семьи».

Таким образом, можно сказать, подводя итоги, что в первой главе были рассмотрены теоретические аспекты изучения культуры повседневности. Был дан обзор историографии вопроса формирования и осмысления культуры повседневности. Рассмотрены концепции культуры повседневности различных ученых. Среди них концепция Ф. Броделя, М. Блока и Л. Февра, А. Щюца, Й. Хейзинги, О. Шпенглера, З. Фрейда, Н. Элиаса, А. Хеллер, Ю. М. Лотмана, Н. Н. Козловой, Б. М. Маркова, В. Н. Сырова.

Под культурой повседневности в данном исследовании будем понимать весь объем культуры, актуализированной в человеческой жизнедеятельности сегодняшнего дня, здесь и сейчас, культуру во всем многообразии ее жизненных проявлений.

Основными подходами к исследованию культуры повседневности являются микро и макроподход, интеракционистский подход, драматургический, этнометодологический подход.

Был рассмотрен вопрос изучения семьи в пространстве ее повседневности и даны определения таких понятий как история семьи, повседневность семьи, культура повседневности семьи.

В рамках данного исследования под историей семьи понимается междисциплинарное направление, занимающееся изучением происхождения семьи, ее эволюции, роли и месте, перспектив в обществе, специфики как малой социально-психологической группы.

Повседневность семьи понимается как исследовательское направление, объект анализа культуры повседневности. Это область социальной реальности в рамках малой социальной группы, основанной на браке или кровном родстве, целостный социокультурный жизненный мир, предстающий естественным и самоочевидным условием жизни для членов семьи, связанных общностью быта, потреблением материальных и духовных ценностей, благ, трансформирующийся под влиянием общественных событий.

Культура повседневности семьи - это весь объем культуры, актуализированный в семейной повседневности сегодняшнего дня.

В данном исследовании культура повседневности семьи рассматривается в контексте эпохи, одновременно как отражение и движущая сила соответствующей материальной и духовной культуры общества.

Основными методологическими подходами к изучению истории семьи являются: подход с точки зрения «жизненного пути», предполагающий исследование жизненных переходов индивида и семьи; подход с точки зрения семейных стратегий, раскрывающий взаимодействие, с одной стороны, между социально-экономическими конструктами и внешними культурными ценностями в обществе, которые заставляют делать определенный выбор, а, с другой стороны, эксплицировать ценности, принятые в семейном кругу; реконструкция семейного быта; исследования, в которых делаются обобщения на макроисторическом уровне, предполагающие построение модели семейного развития и интегрирования ее в общий контекст социальных изменений.



2. Культура повседневности семьи: практические аспекты изучения

2.1 Генеалогический портрет семьи Смагиных

На примере семьи Смагиных в данной работе изучается культура повседневности семьи, ее взаимосвязь с общекультурным и общеисторическим контекстом.

Проследить генеалогическую историю семьи можно со Смагина Алексея (отчество не известно), примерно 1880 г.р. Данные о более старших предках семьи можно узнать только с помощью обращения в специальные архивы. Смагин Алексей проживал на территории Тамбовской области, род его деятельности не известен, можно предположить, что он был крестьянином. Известны данные о его сыне - Смагине Василии Алексеевиче (примерно 1916 - 1965). Он также проживал в Тамбовской области. Имел образование - три класса. Примерно в 1934 г. женился на Макаровой Ефросинье Дмитриевне (1912 - 1989), во времена Великой Отечественной войны служил командиром артиллерийского взвода, имел троих детей - сыновей Василия (1941 г.р.) и Алексея (1947 - 2011) и дочь Марию (1935 - 2000).

В 1947 г. семья Смагиных, спасаясь от голода, нищеты и разрухи, царивших в Тамбовской области после войны, переехали в Челябинскую область в село Терегусты, где им предложили работу и жилье. Село Терегусты в 1947 г. представляло собой глухую, далекую местность, где не было ни электричества, ни церкви, ни детского сада, ни средних учебных заведений.

Родители работали с самого утра и до позднего вечера. Глава семейства - Смагин Василий Алексеевич начал работать лесорубом. Он обязан был один ежемесячно выполнять большой план по заготовке древесного угля, но не справлялся. Поэтому его жена, Ефросинья Дмитриевна, помогала ему. Помимо помощи мужу, на плечах Ефросиньи Дмитриевны лежало ведение домашнего хозяйства: она готовила, стирала, убирала, сажала картофель, который составлял основу пищевого рациона семьи, дети Мария и Василий ей помогали.

Дети, пока родители были на работе, проводили время с соседскими детьми. По рассказам Василия Васильевича, в селе не было принято закрывать входную дверь в дом, там все друг друга знали и все друг другу доверяли. Каждый, кто хотел, мог войти в любое время. Позже, с переездом в город, где каждый житель запирал свой дом, для семьи Смагиных этот обычай был не понятен и не привычен.

В селе была только начальная школа. В 1954 г. встал вопрос о необходимости продолжения обучения одного из сыновей - Василия Васильевича в средней школе. Семья была вынуждена переехать в г. Кыштым. Таким образом, семья Смагиных стала жить в г. Кыштыме с 1954 г., где живет и по сей день.

Василий Васильевич начал обучение в средней школе, проучился там семь классов и поступил в Ремесленное училище. В Ремесленное училище обычно поступали дети из бедных семей, те, кому нужно было скорей начать зарабатывать. Ремесленное училище давало право быстрей начать работать, так же там были бесплатные обеды для учащихся и учебная форма одежды. Через год обучения в училище, Василий Васильевич начал работать на заводе и стал материально помогать своим родителям.

В 1948 г. в СССР ввели обязательное среднее образование и Василий Васильевич поступил в вечернюю школу рабочей молодежи. Когда исполнилось восемнадцать лет, его призвали служить в армию. Служил Василий Васильевич на засекреченной территории, в с. Капустный яр. Его близкие не могли к нему приезжать, чтобы навестить.

В 1965 г. Василий Васильевич, после службы в армии, женился на Рязановой Галине Петровне 1942 г.р., с которой был знаком еще со школьной скамьи. В 1966 г. у них родился сын Александр, а в 1972 - дочь Елена.

Василий Васильевич за свой трудовой путь сменил несколько мест работы, это было связано с событиями, случившимися в стране (события Перестройки, с началом сокращения промышленного производства, программа улучшения жилищных условий, развал СССР). Его жена тоже всю жизнь проработала на заводе и на ее трудовой путь также повлиял ряд исторических событий. И Василий Васильевич, и Галина Петровна были удостоены звания Ветеран труда, кроме этого, Василий Васильевич является Почетным строителем РФ.

В 1989 г. семья Смагиных породнилась с семьей Сазановых, Александр Васильевич женился на Сазановой Валентине Борисовне.

Проследить генеалогическую историю семьи Сазановых можно с Сазанова Михаила (? - 1958 г.). Родился он, предположительно, в Вятской губернии, и переехал жить на Урал. Сначала проживал в с. Ишалино Челябинской области, потом переехал в с. Аргаяш, где прожил всю оставшуюся жизнь. Женился на Дарье Ивановне (фамилия не известна). У них родился сын Иван (1910 - 1942). В 1941 г. Иван Михайлович отправился служить на фронт, где в 1942 г. погиб при Сталинградской битве, будучи еще совсем молодым. У Ивана Михайловича было трое детей от Ходовой Натальи Андреевны (1910 - 1984 гг.): Борис, Зоя и Зинаида. Именно об этом поколении семьи Сазановых известны более подробные факты жизни, т.к. остались живые представители - сестры Сазановы Зоя и Зинаида.

Известно, что в 1932 г. Сазановы Иван и Наталья поехали в г. Копейск Челябинской области на заработки. Там, в 1933 г., у них родился сын Борис Иванович (1933 - 2009). Позже, в 1933 г., началось строительство железнодорожной ветки Кыштым - Карабаш, и семья Сазановых, в связи с этим переехала жить в пос. Тайгинка Кыштымского городского округа. Там родители начали работать, постепенно построили дом. Борис Иванович в 1939 г. начал обучение в начальной школе, но с началом Великой Отечественной войны, поселковая школа закрылась. В будущем Борис Иванович так и не продолжил обучение, он имел образование 3 класса.

Когда Борису Ивановичу исполнилось восемнадцать лет, его призвали служить в армию. Служил он в пос. Гуково Ростовской области. Служба заключалась в восстановительных работах народного хозяйства после Великой Отечественной войны - работал шахтером. В пос. Гуково Борис Иванович познакомился со своей будущей женой Неживовой Таисией Тихоновной, позже на ней женился и увез ее к себе на родину - на Урал. На Урале они стали жить в пос. Тайгинка Челябинской области. Жили в доме у матери. Проработали всю жизнь на Тайгинской Графитовой фабрике, Борис Иванович работал шофером, а его супруга Таисия Тихоновна - лаборантом. В 1956 г. у них родился первенец - Виталий, через три года - дочь Наталья, и в 1971 г. - дочь Валентина.

В 1987 г. Сазанова Валентина Борисовна познакомилась со Смагиным Александром Васильевичем на танцах. Встречались два года, потом Валентина Борисовна вышла замуж за Александра Васильевича и они стали жить в г. Кыштыме, в родительском доме семьи Смагиных.

В настоящее время в семью Смагиных входят Смагин Василий Васильевич, его жена - Галина Петровна, сын Александр Васильевич и его жена Валентина Борисовна, дочь Елена Васильевна и ее дети - Илья и Екатерина. Главой семейства является Смагин Василий Васильевич.

Сегодня в г. Кыштыме проживает уже третье поколение семьи Смагиных. Сын и дочь Смагина Василия Васильевича со своими семьями являются коренными жителями города.

В основном члены семьи Смагиных имеют рабочие профессии и средне - специальное образование, за исключением Валентины Борисовны, которая имеет высшее гуманитарное образование и работает в сфере образования. Все члены семьи занимаются садоводством, самостоятельно выращивают картофель, и другие овощи, что, уже традиционно является основой пищевого рациона семьи. Младшее поколение семьи проходят обучение в средних и высших учебных заведениях г. Кыштыма и г. Челябинска.

В данном параграфе был составлен генеалогический портрет семьи Смагиных. Было кратко рассказано о месте проживания, о составе семьи, о повседневных занятиях членов семьи Смагиных.

2.2 Культура повседневности семьи Смагиных: взаимосвязь семейной и историко-социокультурной плоскостей исследования

Для того чтобы показать корреляцию между общекультурным и общеисторическим контекстом и контекстом семейной истории и культуры повседневности семьи был выбран биографический метод и метод описания.

Метод описания был применен для иллюстрации объективации преломления общеисторических событий в культуре повседневности семьи. Описаны артефакты и реликвии, хранящиеся в семейном архиве.

Артефакты были переданы респондентами исследователю для описания, с условием возврата. Полученные артефакты можно классифицировать:

Материальные артефакты:

1.1.Памятные семейные реликвии, передающиеся по наследству;

1.2.Памятные семейные артефакты, не передающиеся по наследству, но иллюстрирующие какое-либо историческое событие.

Личные документы:

2.1.Личные документы, имеющие статус реликвий, передающиеся по наследству;

2.2.Личные документы, иллюстрирующие то или иное историческое событие.

Семейные артефакты и реликвии были описаны по следующим характеристикам:

Общие характеристики:

год или время, к которому относится данный артефакт;

источник получения и хранения;

его предназначение в семье;

история появления в семейном архиве;

события, с которыми связано появление артефакта;

его оценка с ценностной точки зрения для семьи, для общества.

Частные характеристики:

внешние характеристики: цветовое решение, размер, вес, форма и т.д;

передается ли данный артефакт по наследству (по женской или мужской линии);

степень сохранности.

Описание артефактов

1.материальные артефакты:

1.1.Памятные семейные реликвии, передающиеся по наследству

Молитвослов (Приложение № 1, фото 1).

Общие характеристики:

Год или время, к которому относится данный артефакт: предположительно 1900 - 1910 годы.

Источник получения и хранения: хранится в семье Смагиных, передавался по наследству от семьи Рязановых по женской линии.

Его предназначение в семье: использовался для чтения молитв и для записи имен умерших родственников.

История появления в семейном архиве: мать Г. П. Смагиной, Т. И. Рязанова, была верующей, и молитвослов принадлежал ей. Кому молитвослов принадлежал до Т. И. Рязановой не известно. Потом он перешел по наследству к Г. П. Смагиной. Но, т.к. в СССР проводилась политика атеизма, Г. П. Смагина не была религиозна, и, соответственно, не вносила туда никаких записей. Молитвослов существует в семье как памятная вещь об умерших предках.

События, с которыми связано появление артефакта: перешел по наследству в семью Смагиных, но не использовался по назначению в связи с периодом атеизма в истории СССР.

Его оценка с ценностной точки зрения для семьи, для общества: для семьи Смагиных данная реликвия имеет ценность памяти об ушедшем поколении родственников. Для установления ценности данного артефакта для общества, необходимо обращение в компетентные службы.

Частные характеристики:

Внешние характеристики: обложка молитвослова выполнена из металла, на котором выгравировано изображение святого. Имеет прямоугольную форму, размер: 20 на 30 см. Общий объем страниц - 60. На страницы нанесен печатный текст молитв на старославянском языке, в конце - написаны пером имена умерших родственников.

Передается ли данный артефакт по наследству (по женской или мужской линии): передается по женской линии.

Степень сохранности: Примерно 30 % бумажных страниц потемнело и испортилось на столько, что невозможно разобрать текст. Металлическая обложка потемнела и на месте бокового сгиба переломилась, местами проступила ржавчина, невозможно рассмотреть выгравированное на ней изображение иконы.

Поминальник (Приложение № 1, фото 2)

Общие характеристики:

Год или время, к которому относится данный артефакт: предположительно 1900 - 1910 гг.

Источник получения и хранения: хранится в семье Смагиных, перешел по наследству от семьи Рязановых. Из записи, сделанной на первой странице Поминальника, следует, что данная реликвия принадлежала некой Рязановой Александре Андреевне.

Его предназначение в семье: в Поминальник вносились имена родственников «о здравии» и «о упокоении».

История появления в семейном архиве: данная семейная реликвия находилась в доме, принадлежащем семье Рязановых. Передавалась по наследству, вместе с домом, от семьи Рязановых - к семье Смагиных.

События, с которыми связано появление артефакта: перешел по наследству в семью Смагиных, но не использовался по назначению в связи с периодом атеизма в истории СССР.

Его оценка с ценностной точки зрения для семьи, для общества: для семьи Смагиных данная реликвия имеет ценность памяти о предшествующем поколении. Для установки ценности данной реликвии для общества необходима консультация компетентных служб.

Частные характеристики:

Внешние характеристики: данная реликвия имеет обложку из искусственной кожи светло-коричневого цвета, размер - 20 на 30. На первой и последней страницах изображены печатные сюжеты из Библии. Общее количество страниц - 30, 15 из них выделены под записи «о здравии» и 15 - «о упокоении». Заполнены в Поминальнике лишь 2 страницы от общего объема: «о здравии», куда внесены имена Татьяна, Валентина, Галина, Михаил, Василий, «о упокоении» - Петр, Павел, Вера, Иван, Григорий, Таисия, Михаил, Александра, Пелагея, Иван.

Передается ли данный артефакт по наследству (по женской или мужской линии): передается по женской линии.

Степень сохранности: хорошая, изображения библейских сюжетов и внесенные имена просматриваются четко. По периметру страницы потемнели, кое-где - порвались.

Икона всех святых (Приложение № 2, фото 2)

Общие характеристики:

Год или время, к которому относится данный артефакт: предположительно 1900 год. Для установления года и точного названия данной реликвии необходимо обращение в компетентные службы.

Источник получения и хранения: хранится в семье Смагиных, перешла по наследству от семьи Рязановых. Имя члена семьи Рязановых, который являлся владельцем иконы не известно.

Его предназначение в семье: данная реликвия служит символом христианской веры.

История появления в семейном архиве: передавалась по наследству вместе с жилым домом.

События, с которыми связано появление артефакта: икона перешла по наследству в семью Смагиных. В связи с периодом атеизма в истории СССР, хранилась на чердаке дома. В настоящее время размещена в доме в память о предках семьи.

Его оценка с ценностной точки зрения для семьи, для общества: для семьи Смагиных данная реликвия имеет ценность памяти о предшествующих поколениях. Для установки общественной ценности необходима консультация специалистов.

Частные характеристики:

Внешние характеристики: данная реликвия выполнена из дерева, покрытого слоем бесцветного лака. Вес около 1 кг., размер 50 на 50 см.

Передается ли данный артефакт по наследству (по женской или мужской линии): передается по наследству вместе с домом.

Степень сохранности: лак с изображением святых местами потрескался и отошел, но композиция хорошо просматривается. Дерево потемнело. Деревянная рама иконы имеет сколы и царапины.

1.2.Памятные семейные артефакты, не передающиеся по наследству, но иллюстрирующие какое-либо историческое событие

Армейский альбом А. В. Смагина (Приложение № 2, фото 1)

Общие характеристики:

Год, к которому относится данный артефакт: данный артефакт относится к 1984 г.

Источник хранения: хранится в семье Смагиных.

Его предназначение в семье: сохранение воспоминаний об армейской службе, об армейских буднях А. В. Смагина.

История появления в семейном архиве: данный артефакт был создан Александром Васильевичем в 1984 г., на память об армейской службе на Черноморском флоте.

События, с которыми связано появление артефакта: в период СССР проводилась политика тоталитаризма: в армии запрещалось фотографироваться на фоне военной техники, в казармах. Солдатам запрещалось иметь собственные фотоаппараты - соблюдалась строжайшая секретность в военных частях. Но Александр Васильевич с сослуживцами тайно приобрели фотоаппарат и создали данный альбом.

Его оценка с ценностной точки зрения для семьи, для общества: для семьи данный артефакт является памятной реликвией, поэтому ценность его высока. Для общества ценности он не представляет.

Частные характеристики:

Внешние характеристики: данный альбом имеет прямоугольную форму, формат - А-4. Обложка альбома выполнена из темно-синей шерстяной ткани, на которую наклеена надпись «Крым 1984 - 1986», вырезанная из белого металла. По краям наклеены 4 лавровые ветви и 4 якоря, выполненные из желтого металла. Вес альбома около 1,5 килограммов.

Страницы альбома выполнены из плотного картона, по периметру оклеены серебристой фольгой. На площадь всех страниц альбома нанесены распылительным способом разноцветные акварельные краски, сверху наклеены фотографии. Общее число страниц альбома - 50.

Передается ли данный артефакт по наследству (по женской или мужской линии): альбом не передавался по наследству.

Степень сохранности: данный артефакт отлично сохранился.

Чугунный утюг

Общие характеристики:

...