Институализация неформальных практик в сфере высшего образования

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени доктора социологических наук

ИНСТИТУАЛИЗАЦИЯ НЕФОРМАЛЬНЫХ ПРАКТИК В СФЕРЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

22.00.04 -- социальная структура, социальные институты и процессы

Леонтьева Эльвира Октавьевна

Хабаровск - 2010

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. За период постоянного реформирования, начиная с 90-х годов прошлого века, в сфере высшего образования произошли существенные перемены. Изменение принципов финансирования вузов привело к тому, что образование стало доступным всем, кто имел финансовые возможности для приобретения этого блага. В результате количество вузов и студентов увеличилось в несколько раз, а приём в вузы уже 6-7 лет превышает по численности выпуск из средних школ. Высшее образование приобрело массовый характер и, одновременно, стало одной из приоритетных ценностей населения, на получение которой идут значительные семейные инвестиции Образование в Российской Федерации: 2006. Статистический ежегодник. М.: ГУ - ВШЭ, 2006, 2007.. Повышенный спрос на высшее образование способствовал адаптации вузов к новым экономическим условиям и позволил преодолеть кризис недостаточного бюджетного финансирования. Однако целый ряд негативных последствий привели к проблемам, решение которых до настоящего времени носит первоочередной характер.

Во-первых, массовизация высшего образования существенно повлияла на его качество. Повышенные нагрузки на преподавателей, снижение требований (особенно для студентов заочных, сокращённых, ускоренных программ обучения) привели к тому, что региональные вузы массового звена стали ориентироваться на количество студентов, а не на качество их подготовки. Содержание образования подменяется приоритетом его формальных знаков - дипломов, оценок, стремление к получению которых приобретает характер особой стратегии обучения.

Во-вторых, существенно изменился механизм распределения той части благ, которая обеспечена государством, например, поступление на бюджетные места. В этом отношении одним из важнейших направлений реформирования системы стала необходимость выработки адекватных мер по выравниванию доступа к образованию для всех категорий населения.

Решение этих проблем сталкивается с преодолением самого сложного барьера, связанного с неформальными и коррупционными схемами распределения благ в вузовской среде. Полтора десятилетия реформ, специально направленных на преодоление коррупции в вузах, пока не привели к желаемым результатам: высшее образование продолжает оставаться одним из самых коррумпированных рынков. Кроме того, большую популярность получили практики неформального обмена в вузах, основанные на родственном и дружеском участии. При этом следует подчеркнуть, что коррупционные практики существуют на всех звеньях вузовской организации - начиная от строительства и ремонта и заканчивая приобретением литературы. Тем не менее, характерным именно для вуза следует считать тот, который связан с производством специфического блага, - это уровень обучения. Именно поэтому распространённость неформальных способов распределения благ на этом участке не только характеризует особый, свойственный только вузу, уровень взаимодействий, но и позволяет говорить об их наиболее неблагоприятной отдаче именно в этом звене. Ко всем негативным эффектам коррупции, которые она производит на других участках, здесь добавляется ещё и негативное воспитание средой. Это означает, что студент, прошедший через такой вуз, вместе с дипломом получает, как минимум, установку на лояльность к коррупции, которая в нередких случаях подкреплена опытом наблюдателя или участника соответствующих сделок. Этот социальный багаж и в дальнейшем будет работать на терпимое отношение к коррупции и таким образом поддерживать коррупциогенную среду.

Откликом на сложившуюся ситуацию является рост интереса к проблемам высшего образования со стороны как СМИ и общественных организаций, так и социальных исследователей. В их дискуссиях постоянно подчёркивается, что неформальные практики и коррупция с момента начала реформ являются непреодолимыми проблемами, искажают доступ к высшему образованию, формируют неблагоприятный отбор элиты и т.д. Однако, решению проблемы должна с необходимостью предшествовать её фундаментальная проработка на исследовательском уровне. Этот уровень предполагает не только накопление информации количественного характера, на котором сосредоточено большинство современных исследований по коррупции в образовании. Огромное значение имеет и теоретическая разработка проблемы с выявлением специфики образования, и подробный анализ той институциональной среды, которая поддерживает коррупцию, а также поиск тех причин коррупции, которые обусловлены не только объективными условиями развития системы, но и повседневными отношениями между людьми. Именно на эти стороны жизни вуза обращается внимание в диссертации.

Степень разработанности проблемы. Поскольку исследование носит междисциплинарный характер и привлекает несколько базовых теоретических оснований, оно основано на традициях, сложившихся в разных направлениях социальных наук.

Во-первых, это отечественная социология образования, которая внесла значительный вклад в изучение и описание жизни вузов. Благодаря работам Г.Е. Зборовского, Д.Л. Констанстиновского, В.Я. Нечаева, Я.М. Рощиной, В.С. Собкина, С.В. Твороговой, Ф.Э. Шереги, А.Г. Эфендиева Зборовский Г.Е., Шуклина Е.А. Социология образования. М.: Гардарики, 2005. 383 с.; Константиновский Д.Л. Неравенство и образование: опыт социологических исследований жизненного старта российской молодёжи. М.: Центр соц. прогнозирования, 2008. 550 с.; Нечаев В.Я. Социология образования: курс лекций. М.: Рос. акад. образования, 1998; Рощина Я.М. Cколько стоит образование в России // Экономика образования. - 2006. - С. 22 - 44.; Рощина Я.М. Формальные и неформальные издержки поступления в вуз: сколько мы готовы платить // Экономическая социология. -- 2003. -- т.4. - №1. -- С. 13-20.; Социология образования: сборник статей под ред. В.С. Собкина. М.: ИСО, 2009. 255 с.; Творогова С.В. Terra incognita: стратегии обучения студентов ведущих технических вузов г. Москвы конца 1990-х годов / Мир России. - 2002. - №2. - Стр. 139-163.; Шереги Ф.Э. Социология образования: прикладные исследования. М.: Academia, 2001. 464 с.; Эфендиев А.Г., Дудина О.М. Московское студенчество в период реформирования российского общества // Социологические исследования. -- №9. -- С. 41 - 56., выполненным на большом эмпирическом материале, имеется значительный объём информации о разных сторонах жизни вуза. На основании полученных из этих работ данных складывается общее представление о том, каковы условия, цели, мотивы, ценности участников образовательного процесса. Поскольку основной массив эмпирического материала нашей работы собран на материале вузов г. Хабаровска, большую роль в исследовании сыграли уже имеющиеся данные о студентах и преподавателях дальневосточного региона, которые представлены в работах Н.М. Байкова, Е.Л. Ли, Е.Л. Мотрич, Е.О. Скрипник Мотрич Е.Л., Ли Е.Л., Скрипник Е.О. Студенчество Хабаровского края. Социально-профессиональные и миграционные ориентиры и мотивация поведения // Социологические исследования. -- 2008. -- №5. -- С. 47 - 57..

Эта информация дополняется также статистическими и эмпирическими исследованиями, которые проводят экономисты и экономсоциологи. Огромную ценность для настоящей работы имеют труды в области экономики образования таких авторов как Г.А. Балыхин, С.А. Беляков, Т.Л. Клячко, Я.И. Кузьминов, Я.М. Рощина, М.М. Юдкевич, Е.В. Сивак Балыхин Г.А. Управление развитием образования: организационно-экономический аспект. М.: ЗАО «Издательство «Экономика», 2003. 428 с.; Беляков С.А. Лекции по экономике образования. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2002. 336 с.; Беляков С.А. Новые лекции по экономике образования. М.: МАКС Пресс, 2007. 421с.; Стратегии адаптации высших учебных заведений: Экономический и социологический аспекты. / Под ред. Т.Л. Клячко. М.: ГУ-ВШЭ, 2002. 324 с.; Кузьминов Я.И. Образование и реформа // Отечественные записки. - 2002. - №2. - С. 7 - 26.; Рощина Я.М. Cколько стоит образование в России // Экономика образования. - 2006. - С. 22 - 44.; Рощина Я.М. Формальные и неформальные издержки поступления в вуз: сколько мы готовы платить? // Экономическая социология. -- 2003. -- т.4. - №1. -- С. 13-20.; Сивак Е.В., Юдкевич М.М. «Закрытая» академическая среда и локальные академические конвенции // Форсайт. - 2008. - №4(8). - С. 32 - 41.. Практически все данные по развитию высшего образования, приведённые в этой работе, основаны на материале серии бюллетеней по итогам «Мониторинга экономики образования», проводимого Государственным Университетом Высшая школа экономики, начиная с 2002 г. Материалы имеются в свободном доступе на сайте мониторинга, а также в статистических сборниках и бюллетенях Образование в Российской Федерации: Статистический ежегодник. М.: ГУ-ВШЭ, 2003, 2005, 2006, 2007.; Преподаватели на рынке образовательных услуг. Информационный бюллетень. М.: ГУ- ВШЭ, 2006. 32с.; Социальная дифференциация и образовательные стратегии российских студентов и школьников. Информационный бюллетень. М.: ГУ- ВШЭ, 2007. 52 с.; Коррупция в системе образования. Информационный бюллетень. ГУ-ВШЭ, М., 2004. 30 с.

Отдельно следует упомянуть о тех авторах, которые обращаются к исследованию неформальных практик и коррупции в вузах и интересы которых непосредственно близки теме работы: Е.Б. Галицкий, А.С. Заборовская, Т. Калимуллин, Т.Л. Клячко, И.Б. Королёв, Н.В. Латова, Ю.В. Латов, М.И. Левин, Е.В. Сивак, К.Д. Титаев, В.А. Чернец, А.Е. Чирикова, Л.С. Шилова, С.В. Шишкин, А.В. Шмаков Галиций Е.Б., Левин М.И. Взяткообучение и его социальные последствия // Вопросы образования. - 2008. - № 3 . - С. 105 - 117.; Высшее образование в России: правила и реальность / С.В. Шишкин (отв. ред.) М.: Независимый институт социальной политики, 2004. 406 с.; Латова Н.В., Латов Ю.В. Обман в учебном процессе // Общественные науки и современность. -- 2007. -- №1. -- С. 31 - 46.; Сивак Е.В. Преступление в аудитории. Детерминанты нечестного поведения студентов (плагиата и списывания). Препринт WP 10/2006/06. М.: ГУ - ВШЭ, 2006. 44с.; Титаев К. Д. Почём экзамен для народа? Этюд о коррупции в высшем образовании // Экономическая социология. -- 2005. --№2. -- С. 69-82.; Шмаков А.В. Коррупция в образовательных учреждениях // Экономический Вестник Ростовского государственного университета. -- 2007. -- Т. 5. -- №4. -- С. 45-50.. Несмотря на то, что некоторые из этих исследователей предпринимают попытки классификации коррупции в вузе и её обобщённого описания, на данном этапе преобладают количественный и оценочный подходы, с явным доминированием прикладной направленности перед теоретическим анализом. Это говорит о том, что изучение проблемы, несмотря на достаточное количество эмпирического материала, пока не выходит на уровень концептуальных разработок.

Аналогичная ситуация складывается и в зарубежных исследованиях по этой теме, в которых неформальные практики в вузах изучаются в общем контексте исследований по коррупции в образовании. Это также работы преимущественно эмпирического характера. Здесь следует назвать имена таких социологов и экономистов, которые рассматривают явление коррупции на межстрановом сравнительном материале: С. Гупта, Ж. Халлок, M. Пуазон, С. Хейнеман, A.Осипян, Н. Румынцева, С. Танака Gupta S., Davoodi H., Tiongson E.Corruption and the provision of health care and education services. / International Monetary Fund Working Paper. 2000. 32 p.; Hallok J., Poisson M.Corrupt schools, corrupt universities: What can be done? Paris: IIEP, UNESCO, 2007. 321p.; Heyneman S. P. Education and corruption // International Journal of Educational Development, London: Elsevier Ltd., 2002 -- N 24(6). -- P. 637 - 648; Osipian A. Corruption as a legacy of the medieval university // Higher Education in Europe, 2007. - No. 32(4); Rumyantseva N.L. Taxonomy of corruption in higher education // Peabody Journal of Education, USA: Lawrence Erlbaum Associates, Inc, 2005 -- N 80 (1). -- P. 81 - 92.; Tanaka S. Corruption in education sector development: a suggestion for anticipatory strategy // The International Journal of Educational Management, 2001 -- N. 15 (4). -- P. 158 - 166. и др. Очень популярны также межстрановые исследования, выявляющие специфику коррупционных практик в образовательных системах той или иной страны, которые проводятся практически во всех странах СНГ, однако, данные, пригодные для исследования, публикуют лишь некоторые из них, например, С. Меджидова (Азербайджан).

Во-вторых, это обширный корпус литературы по неформальной экономике, в которой все типы неформальных взаимодействий, которые имеются в вузе, изучены на примере их проявлений в разных сферах общества. Исследования неформальной экономики начинают развиваться в зарубежных социальных науках в 1970-е годы в контексте анализа экономических проблем стран «третьего мира» и очень скоро занимают самостоятельную предметную нишу. На сегодняшний день эта традиция включает в себя огромное количество направлений и имён. Это исследования, отличающиеся как по предмету, так и по региональной направленности Обзор направлений неформальной экономики см.: Барсукова С. Ю. Неформальная экономика: экономико-социологический анализ. М.: Изд. дом ГУ - ВШЭ, 2004. 448 с.. Среди этого обширного корпуса литературы особое значение для наших целей имеют концепции социальных сетей и социального капитала как особых принципов организации неформальных взаимодействий. Этим аспектам анализа неформального пространства посвящены работы У. Бейкера, С. Берковитца, Р. Бёрта, П. Бурдьё, Дж. Гершуни, М. Грановеттера, Дж. Коулмана, M. Мицручи, У. Пауэлла, Л. Смит-Дор, Д. Старка, Х. Уайта, Б. Уэлмана, Б. Уци, Дж. Хоманса См. работы этих авторов в сборниках: Анализ рынков в современной экономической социологии / отв. ред. В.В. Радаев, М.С. Добрякова. М.: Изд. дом ГУ- ВШЭ, 2007. 423 с.; Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. 608 с.; а также Mizruchi M. Social network analysis: recent achievements and current controversies // Acta Sociologica. - 2004. - Vol.37. - P. 329 - 343.; Burt R. Models of network structure // Annual Review of Sociology. - 1980. - Vol.6. - P. 79 - 141.; B. Wellman, S. Berkowitz. Social Structure: A Network Approach. Cambrige, 1997. .

Огромное значение для изучения неформальных и семейных сетей в вузах имели сложившиеся в отечественной традиции исследования домашней экономики как деятельности, основанной на семейной и сетевой поддержке в условиях российской действительности, а также работы, в которых неформальные практики изучаются в других сферах, отличных от образования. Так, С. Барсукова, И. Штейнберг Барсукова С.Ю. Сетевая взаимопомощь российских домохозяйств: теория и практика экономики дара // Мир России. -- 2003. -- №2. -- С. 81 - 122.; Штейнберг И. Русское чудо: локальные и семейные сети взаимоподдержки и их трансформация / Неформальная экономика. Россия и мир. Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 227 - 239. подробно рассматривают особенности домохозяйств как отдельных экономических единиц и на их основе выявляют особенности семейных сетей. Роль и функции этих сетей в условиях сельской жизни исследуют О. Фадеева, Г. Родионова, В. Виноградский Фадеева О. Межсемейная сеть: механизмы взаимоподдержки в российском селе / Неформальная экономика. Россия и мир. Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 183 - 218.; Родионова Г. Современное сельскохозяйственное предприятие и стратегии выживания сельских сообществ: симбиоз функций и величин / Неформальная экономика. Россия и мир. Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 219 - 226.; Виноградский В. Природные и социальные контексты неформальной экономики современной России / Неформальная экономика. Россия и мир. Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 173 -182.. Исследованиями личных сетей и блата в разных сферах общества на протяжении многих лет занимается А. Леденёва Леденева А. Личные связи и неформальные сообщества: трансформация блата в постсоветском обществе // Мир России. - 1997. - № 4. - С. 89-106; Ledeneva A. How Russia really works: the informal practices that shaped post-Soviet politics and business. London: Cornell University Press, 2006. 270 p.. В работах Л. Бляхера, Э. Панеях Панеях Э. Формальные правила и неформальные институты и их применение в российской экономической практике // Экономическая социология. - 2001. - Т.2. - №4. - С. 56 - 68.; изучаются сетевая поддержка в мелком бизнесе и практики уклонения от налогов. Отдельно следует упомянуть корпус работ, посвящённых исследованию дара и реципрокных отношений, представленный в работах А. Антала, М. Мосса, Дж. Пликкерта, К. Поланьи, Ю. Эльстера, К. Эрроу Мосс М. Общества, обмен, личность: труды по социальной антропологии. М.: Восточная литература, 1996.; Plickert G., Cote R., Wellman B. Isn't who you know, isn't how you know them: Who exchanges what with whom? // Social Networks. - 2007. - No 29. - P. 405 - 429.; Эльстер Ю. Социальные нормы и экономическая теория // THESIS. - 1993. - Вып. 3. - С. 73 - 91.; Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб: Алетейя, 2002. 320 с. . В отечественной традиции эту тему изучали С. Барсукова, М. Додлова, А. Никулин, В. Радаев, М. Юдкевич Барсукова С. Ю. Сетевая взаимопомощь российских домохозяйств: теория и практика экономики дара // Мир России. -- 2003. -- №2. -- С. 81 - 122; Додлова М.Ч., Юдкевич М.М. «Обмен дарами» в отношениях государственных служащих // Экономический журнал Высшей школы экономики. - 2007. - №3. - С. 337 - 363.; Радаев В. В. Экономическая социология. М.: ГУ - ВШЭ, 2005. 603 с.; .

Третий вид источников в русле намеченной проблемы представляют собой многочисленные работы, посвящённые коррупции и теневой экономике в контексте, более широком, чем образование. Это работы по теории и истории коррупции, а также исследования коррупционности разнообразных рынков. Эта тема пользуется повышенным интересом исследователей, среди которых отечественные авторы Б.В. Волженкин, С.М. Гуриев, Н. Епифанова, П.А. Кабанов, А.И. Кирпичников, И. Клямкин, Л. Косалс, Ю.В. Латов, М.И. Левин, С.В. Максимов, Н. Морозова, В.В. Радаев, Р.В. Рывкина, Г.А. Сатаров, Л.М. Тимофеев Волженкин Б.В. Коррупция. СПб: Санкт-Петербургский юрид. ин-т Генеральной прокуратуры РФ, 1998. 44с.; Гуриев С. Что известно о коррупции в России и как с ней бороться // Вопросы экономики. -- 2007. -- №1. -- С. 14-18.; Епифанова Н. Исследование коррупции на основе методов экономической теории // Вопросы экономики. -- 2007. -- №1. -- С. 33-44.; Кабанов П.А. Коррупция и взяточничество в России: исторические, криминологические и уголовно-правовые аспекты. Нижнекамск, 1995. 172 с.; Кирпичников А.И. Взятка и коррупция в России. СПб: АЛЬФА, 1997. 352 с.; Клямкин И., Тимофеев Л.Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. М.: РГГУ, 2000. 595 с.; Косалс Л. Теневая экономика как особенность российского капитализма // Вопросы экономики. - 1998. - №10. - С. 59-80.; Латов Ю.В. Экономика вне закона. Очерки по теории истории теневой экономики. М.: Московский общественный научный фонд, 2001. 284 с.; Левин М., Цирик М. Коррупция как объект математического моделирования // Экономика и математические методы. - 1998. - Вып.3. - С. 40-62.; Морозова Н.О. Коррупция - со всех сторон. Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2009. 98 с.; Максимов С.В. Коррупция. Закон. Ответственность. М: Учебно-консультационный центр "ЮрИнфоР", 2000. 143 с.; Радаев В.В. Теневая экономика в России: изменение контуров // Pro et contra.- 2004.- Т. 4 №1. - С. 54 -81.; Рывкина Р.В Российское общество как теневая социально-экономическая система // МЭиМО. - 2001. - №4.- С. 28 - 41.; Сатаров Г. Как измерять и контролировать коррупцию // Вопросы экономики. -- 2007. -- №1. -- С. 3-10.. Зарубежные учёные также часто обращаются к исследованию коррупции. Среди них такие известные имена как С. Алатас, Р. Бардхан, Р. Вишни, С. Гупта, К. Мерфи, Дж. Най, С. Роуз-Аккерман, В. Танци, А. Шлейфер Bardhan R. Corruption and development // Journal of Economic Literature. - 1997. - Vol. XXXV. - P. 1320 - 1346.; Murphy K.M., Shleifer A., Vishny R.W. Why is rent-seeking so costly to growth? // American Economic Review. - Vol.83., 1993. - P. 409-414.; Rose-Ackerman S. The economics of corruption // Journal of Public Economics. -- Vol.4. -- No2. -- P. 187 - 203. и др.

И, наконец, исследование неформальных практик в том или ином контексте всегда привлекает достижения нового институционализма как теории, объединяющей достижения экономистов и социологов: Г. Беккер, Дж. Бьюкенен, Дж. Гэлбрейт, Дж. Коммонс, Дж. Коулман, Р. Коуз, Д. Норт, М. Олсон, К. Поланьи, Г. Саймон, Н. Смелсер, Дж. Стиглер, Дж. Таллок, О. Уильямсон Беккер Г.С. Человеческое поведение: экономический подход. М.: ГУ - ВШЭ, 2003. 623 с.; Коуз P. Фирма, рынок и право. М.: Дело ЛТД, 1993. 192 с.; Commons J. Institutional Economics // American Economic Review. - 1931. Vol. 21. - P. 648 - 657.; Coleman J. Emergence of Norms / Social Institutions. Their Emergence, Maintenance and Effects. New York, 1990. P. 35 - 60; Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. 245 с.; К. Поланьи Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002. 320 с.; Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // THESIS, 1993. - Вып.3. - С. 16 -38.; Stigler G. The Economics of Information // Journal of Political Economy. - 1961. - Vol. 61. N.3 - P. 213-255. и др. Институционализм в России в настоящее время является также активно развивающимся направлением, прежде всего, благодаря огромным усилиям авторов, занимающихся переводами и изложением основных концепций, доступа к которому у российского читателя не было до конца ХХ века. В этом отношении особенно большой вклад внесли такие учёные как Р.И. Капелюшников, Я.И. Кузьминов, Ю.В. Латов, Р.М. Нуреев, М.И. Одинцова, А.Н. Олейник, В.В. Радаев, М.М. Юдкевич Капелюшников Р.И. Экономическая теория прав собственности (методология, основные понятия, круг проблем). М.: ГУ - ВШЭ, 1990. 90 с.; Кузьминов Я.И., Бендукидзе К.А., Юдкевич М.М. Курс институциональной экономики: институты, сети, трансакционные издержки, контракты: учебник для вузов. М.: Изд. дом ГУ - ВШЭ, 2006. 442 с.; Латов Ю.В., Нуреев Р.М. Плоды просвещения (российская неоклассика и неоинституционализм на пороге третьего тысячелетия // Вопросы экономики. - 2001. - №1. - С. 96 - 116.; Одинцова М.И. Институциональная экономика: учебное пособие. М.: Изд. дом ГУ - ВШЭ,2007. 397 с.; Олейник А.Н. Институциональная экономика: Учебно-методическое пособие. М.: ИНФРА-М, 2005. 416 с..

Особенно важными для настоящего исследования стали работы социологов, посвящённые теории становления и функционирования социальных институтов. Прежде всего, это концепция укоренённости и социальной детерминированности действия, которые начали развиваться с трудов К. Поланьи и М. Грановеттера К. Поланьи Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002. 320 с.; К. Поланьи Два значения термина «экономический»; О вере в экономический детерминизм / Неформальная экономика. Россия и мир. М.: Логос, 1999. С. 498 - 513.; Грановеттер М. Экономические институты как социальные конструкты: рамки анализа // Журнал социологии и социальной антропологии. -- 2004. -- т. VII. -- №1. -- С. 76 - 89.; Грановеттер М. Экономическое действие и социальная структура: проблема укоренённости // Экономическая социология. -- 2002. -- №3.-- С. 44 - 58., теория типизации и рутинизации практик П. Бергера и Т. Лукмана Бергер П., Лукман Т.Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995. 323с. , а также концепция социальных ролей, которая развивалась в феноменологической, интеракционистской и драматургической социологии. Традицию исследования взаимодействий акторов с позиции анализа социальных ролей развивали социологи Ч. Кули, Д. Мид, И. Гофман, П. Бергер, Т. Лукман Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. М.: Институт социологии РАН, 2003. 752 с.; Бергер П., Лукман Т.Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995. 323 с.; Кули Ч. Человеческая природа и социальный порядок. М.: Идея - Пресс, 2001. 327с..

Обобщая существующие работы, можно сказать, что в области исследования неформальных практик, применительно к высшему образованию, традиция ещё не сложилась. Изучение темы переживает пик популярности на уровне эмпирического интереса к ней, но пока не приходится говорить о том, что этот интерес имеет тенденцию к реализации в глубокие аналитические и теоретические разработки. Это делает необходимым обращение к тем теориям и моделям, которые сложились на базе исследования аналогичных феноменов в других сферах. Здесь традиция предлагает множество схем, подходов и большой выбор исследовательского инструментария, подходящего для цели исследования.

Цель исследования - разработка модели неформального пространства вуза и изучение составляющих его практик как особой институциональной организации, а также определение роли, места и сущности коррупции в этой структуре.

Объект исследования - социальные практики в системе высшего профессионального образования, составляющие повседневность современного российского регионального вуза.

Предмет исследования - процесс институализации неформальных практик в региональном вузе, характерный для взаимодействий на уровне учебного процесса (обучение и преподавание).

Для реализации цели при заданном предмете и объекте исследования предполагается решение следующих задач:

-- обосновать необходимость теоретического подхода, сочетающего сетевой анализ с анализом социальных ролей как наиболее релевантного для исследования неформальных практик в вузе;

-- определить содержание категорий «неформальное/формальное» и способы их интерпретации, сложившиеся в разных дисциплинарных направлениях;

-- рассмотреть структуру неформальных взаимодействий в повседневном пространстве, исходя из принципов характера связи между акторами и их частоты;

-- сформулировать модель неформального пространства вуза, описать его структуру;

-- определить место коррупции в структуре неформального пространства вуза и показать её укоренённость в неформальных практиках;

-- проанализировать факторы, способствующие усилению неформальных детерминант в вузовской среде;

-- рассмотреть стратегии обучения студентов, привлекающие неформальные способы получения благ в процессе учёбы;

-- провести анализ конкретных неформальных практик в контексте их организационных (сетевых) и ролевых особенностей;

-- проанализировать структурно-ролевые особенности вузовского взяточничества и показать возможные направления коррекции коррупционно-ориентированного поведения в вузовской среде.

Методологические основания исследования. Методологические основания исследования построены на сочетании нескольких базовых принципов, сложившихся в рамках неоинституционального подхода в его социологической интерпретации. Во-первых, это идущая от К. Поланьи и М. Грановеттера концепция социальной укоренённости действия (embeddedness), в которой подчёркивается доминирующая роль социального контекста отношений перед любыми другими (экономическими, политическими и т.д.) смыслами действий. Это даёт возможность рассматривать неформальные практики как структуры, складывающиеся на базе социальных сетей, организованных по принципам реципрокного обмена и конвертации форм капитала. Таким образом, методологическую базу исследования составляют также сетевой подход и теория конвертации форм капитала при реципрокном обмене.

Эти принципы объясняют структурную, организационную сторону взаимодействия, поэтому их использование для описания неформальных практик стало уже традицией. Методологическим новшеством работы является привлечение в эту схему анализа социальных ролей, который объясняет содержательную сторону взаимодействия. Это позволяет рассмотреть не только типические, но и специфические, уникальные характеристики каждого конкретного случая, в том числе установить комбинацию идентичностей, исполняемых в каждом взаимодействии, определить аутентичность намерений актора и т.д. В этом качестве концепция социальных ролей привлекается в том виде, в каком она сложилась в социологическом интеракционизме и драматургической социологии (Ч. Кули, Э. Гоффман). Кроме этого, для исследования структуры неформального пространства, его формализованного описания и анализа вузовской повседневности использовались основные положения социологии пространства (П. Бурдьё, А. Филиппов).

На эмпирическом уровне исследования применялись опросные техники качественного и количественного характера. Выбор методики определялся конкретной задачей исследования в определённый период (см. описание эмпирической базы). В целом за период работы над темой было проведено 4 основных волны опроса, две из которых сочетали анкетирование и глубинные интервью, в двух других применялся метод экспертных и полуформализованных интервью. С целью получения дополнительных материалов использовался метод кейс-стади и включённого наблюдения. Обработка данных интервью, кейс-стади и включённого наблюдения проводилась с использованием аналитических процедур интерпретации текстов. Для обработки интервью последней волны 2009г. применялась программа для контент-анализа текстов QDA Miner 3,2. Для обработки анкет использовалось стандартное программное обеспечение Microsoft Exell и статистический пакет Stata 8.0.

Эмпирическая база исследования составлена на основе опросов 2003 - 2009 г., проводившихся в несколько этапов. В 2003 и 2004 г. методом глубинного проблемно-ориентированного интервью с экспертами было опрошено 63 респондента, среди которых преподаватели, студенты и сотрудники вузов г. Хабаровска. Исследование «Институционализация неформальных практик в высшем образовании» носило характер предварительного и было ориентировано на выяснение общих стратегий взаимодействия агентов в неформальном пространстве. По результатам опроса были разработаны уточнённые методики для проведения анкетирования и в 2005 г. прошла вторая волна исследования по этой же теме, в ходе которой было опрошено 165 студентов г. Хабаровска. Выборка квотная, репрезентативная, случайная на стадии отбора единиц -- студенческих групп. Предел погрешности для исследуемых долей выборки составляет до 3,2 %.

В 2007 - 2009 г. исследования продолжались по программам, конкретизирующим первоначальную тематику: «Влияние коррупционных процессов в сфере высшего образования на уровень и качество образовательных услуг» (2007 - 2008 г.) и «Формирование родственно-клановых структур в современных российских вузах и их влияние на образовательный процесс» (2009 г.). В 2007 г. было проведено анкетирование 500 студентов 3-х вузов г. Хабаровска. Исследование проводилось маршрутным способом по квотному принципу распределения количества респондентов по вузам. Внутри вуза отбирались случайные единицы без учёта квотирования. Выборка репрезентативная по основным характеристикам, предел погрешности для долей выборки составляет от 3,2 до 5 %. Одновременно с этим было проведено 25 экспертных глубинных интервью с преподавателями и сотрудниками этих же вузов. В 2009 г. эта база была дополнена 27 полуформализованными интервью той же респондентской группы, но с учётом более узкой тематической направленности: в неё попадали те сотрудники, которые, помимо опыта работы, имели опыт обучения своих детей в этом же вузе.

Таким образом, самостоятельно собранная за 7 лет работы эмпирическая база представлена результатами анкетных опросов студентов (n = 665), глубинными интервью со студентами (n = 43), интервью с преподавателями и сотрудниками (n = 72).

Кроме основных исследований, для решения частных вопросов, возникающих в ходе изучения темы, собирались дополнительные материалы. Это исследование кейса по изучению трудоёмкости выполнения учебного плана студентами 4-го семестра 2-х специальностей. В кейс-стади включались анализ документов, регламентирующих учебный процесс - учебных и рабочих программ и учебных планов, а также блиц-опросы студентов этих же специальностей. Результаты кейс-стади были использованы для проверки гипотезы о несоответствии объёма программного материала графику изучения дисциплины и ресурсам времени учебного плана.

Второе исследование, дополнительное к волне опросов 2007 - 2008 г. также проводилось как мини-опрос преподавателей одного из подразделения вуза, цель которого - выяснение лояльности сотрудников по отношению к практике неформального выставления оценок. Было проанализировано 63 мини-анкеты из 3 вопросов с целью приблизительной оценки возможных отказов участия преподавателей в таких взаимодействиях.

Все материалы, собранные в процессе формирования эмпирической базы дополняются данными официальной статистики, а также сверяются с данными, полученными другими исследователями. Данные официальной статистики представлены результатами проекта «Мониторинг экономики образования». Исследование проводилось ведущими социологическими организациями под руководством Государственного университета Высшая школа экономики в 2002 - 2008 г. Результаты отражены в серии статистических сборников Образование в Российской Федерации: Статистический ежегодник. М.: ГУ- ВШЭ, 2003, 2005, 2006, 2007., бюллетенях См., например: Преподаватели на рынке образовательных услуг. Информационный бюллетень. М.: ГУ - ВШЭ, 2006. 32с.; Социальная дифференциация и образовательные стратегии российских студентов и школьников. Информационный бюллетень. М.: ГУ - ВШЭ, 2007. 52 с.; Коррупция в системе образования. Информационный бюллетень. ГУ-ВШЭ, М., 2004. 30 с. и др. и обширном материале в свободном доступе на сайте мониторинга. Эта информация позволила рассмотреть неформальные практики в общем контексте последних изменений в сфере высшего образования, а также проанализировать факторы, стимулирующие распространение неформальных практик в вузах. Кроме перечисленных материалов, в работе используются данные проекта «Диагностика российской коррупции» 2005 г., проводимого фондом ИНДЕМ. Руководитель проекта - Г.А. Сатаров. В свободном доступе результаты проекта представлены в отчётах на сайте фонда.

Новизна исследования состоит в том, что:

-- В процессе комплексного анализа категорий «формальные/неформальные отношения» раскрыты специфические особенности их трактовки в различных дисциплинах и предложено их новое определение как универсальной категории социальных наук.

-- Предлагается принципиально новый подход к определению институциональной коррупции не как к торгу на теневом рынке, а как к продолжению неформальных отношений на рыночной основе.

-- Разработана трёхуровневая модель неформального пространства вуза, которая показывает изменение рациональных ожиданий в неформальных коммуникациях от её минимального до абсолютного значения и объясняет укоренённость коррупции в повседневных социальных практиках.

-- Выявлены особенности как организационно-структурных (сетевых), так и содержательных (ролевых) характеристик коррупционных взаимодействий.

-- Разработаны критерии различения неформальных и коррупционных практик, основанные на определении уровня рационализации отношений и специфики ролевых комбинаций в рамках взаимодействия.

-- Доказана объективная обусловленность коррупции в российских вузах особенностями поддерживающей её институциональной среды, которая была сформирована под влиянием таких факторов, как массовый характер высшего образования, ориентация студентов на получение формальных свидетельств об образовании (оценок и дипломов, а не знаний) и формированием закрытой академической среды.

-- Впервые в российской научной литературе на конкретных материалах вузов Дальневосточного региона дана комплексная характеристика опекунства, обмена дарами и взяточничества как неформальных институтов, основанных на поддержке вузовских сетей.

Положения, выносимые на защиту:

-- Сущность и причины коррупции в образовании могут быть объяснены через анализ поддерживающих её практик и институциональной среды. В свою очередь, адекватный анализ практик требует особой методологии, в которой помимо сетевого подхода и теории конвертации форм капитала необходимо учитывать и особенности ролевого участия агентов сети. Таким образом, неформальные практики трактуются как сетевые взаимодействия с ролевыми комбинациями, погруженные в определённый социальный контекст. При этом социальный контекст играет детерминирующую роль и определяет их содержание, структуру и специфику ролей.

-- Неформальные практики складываются как естественный вид коммуникаций в профессиональном пространстве вуза и, с усилением рационального содержания составляющих их отношений, на определённом этапе могут приобрети коррупционное содержание. Укоренённость коррупции в неформальных практиках означает, что они формируют поддерживающую среду и способствуют генезису коррупции. В значительной степени, эта ситуация складывается под влиянием поддержки и одобрения большинства практик, имеющих коррупционное содержание, со стороны большинства агентов. В связи с этим, коррупция может пониматься как продолжение неформальных отношений на рыночной основе, направленных на получение благ с нарушением официальных правил их распределения.

-- Тенденции развития высшего образования за последние годы привели к тому, что прежние правила и стандарты обучения перестали быть эффективными и не соответствуют новой образовательной ситуации, что приводит к формированию системы стимулов к нарушению правил. Эта система складывается под влиянием таких факторов, как массовый спрос на образование, появление студенческих стратегий, не ориентированных на обучение и формирование закрытой академической среды.

-- Нарушение правил организации учебного процесса проявляется в снижении требований, произвольной адаптации учебных программ под низкий уровень обучающихся, завышении оценок и т.д. Такие отступления от правил способствуют сохранению контингента студентов и адаптации образовательных стандартов под их реальный уровень. С другой стороны, оно снижает уровень доверия к формальным институтам, размывает нормативные рамки и отрицательно влияет на прозрачность процедуры оценивания знаний.

-- Пространство неформальных отношений дифференцировано по трём уровням, которые определяются степенью рационального содержания взаимодействий на каждом из них. Первый уровень характеризуется отсутствием (минимальным значением) рационального содержания и неотрефлексированной целевой установкой. Это уровень стихийно складывающихся повседневных отношений. На втором уровне формируются рациональные ожидания, которые задаются целевой установкой - отношения используются для решения проблем, связанных со служебным положением. На третьем уровне отношения специальным образом устанавливаются для получения дохода. На третьем уровне отношения носят чётко выраженный коррупционный характер, но многие практики второго уровня также имеют коррупционное содержание.

-- Исследование сетевого аспекта неформальных практик позволяет провести анализ по двум параметрам, структурирующим отношения на каждом уровне - характеру связи по шкале «сильные/слабые» и их частотой по шкале «периодические/постоянные». Содержательный аспект раскрывает анализ ролей через исследование ролевых комбинаций.

-- Главными признаками неформальных сетей, позволяющими идентифицировать их на предмет наличия или отсутствия коррупционного содержания, являются ролевые комбинации взаимодействующих сторон. Чем активнее субъект участвует в неформальных коммуникациях, используя их с личной целью, тем более сильной является внутренняя мотивация к тому, чтобы избежать идентичности с коррупцией. При этом исполняемые в неформальных коммуникациях роли активно маскируются другими ролями, которые выбираются из числа социально приемлемых типажей: взятка - родственной опекой, подарок - благодарностью и т.д.

-- На специфику работы коррупционных сетей влияют установки и стереотипы населения по отношению к коррупции. Как показывают опросы, с одной стороны, коррупция осуждается как взяточничество, но, с другой -- поддерживается в её немонетарном, «натуральном» выражении. Поэтому всё большее распространение получает такая коррупция, которая скрывает свою монетарную сущность под родственным участием, благодарностью, поддержкой и т.д. Эти виды практик в наименьшей степени связываются в массовом сознании с коррупцией и потому делают её легитимной в первую очередь для самих участников сделки.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в работе впервые в отечественной научной литературе систематизированы теоретические основания для исследования неформальных практик в вузе. На этом уровне можно выделить следующие результаты:

-- Проведена предварительная проработка базовых понятий «формальное/неформальное» и было выделено несколько подходов к их определению, что позволяет более отчётливо зафиксировать границы объёма понятия и его содержание в каждом конкретном исследовательском случае, обращающемся к этим явлениям.

-- Предложен нестандартный подход к исследованию неформальных отношений как практик, субъективно нагруженных ролевой спецификой с одной стороны, и как взаимодействий, организованных по сетевым принципам, с другой стороны. С этой целью в работе предпринимается попытка комбинации неоинституционалистского сетевого подхода с интеракционистской концепцией социальных ролей. Предложенная теоретическая схема может применяться для исследований неформальных практик и в других сферах, а также в тех неформальных практиках вузов и образования в целом, которые не нашли своего отражения в данной работе.

-- Представлено понимание коррупции в вузе как явления, укоренённого в социальной среде, поддерживаемого повседневными отношениями между участниками образовательного процесса. Тезис об укоренённости коррупции не относится к числу авторских новаций, однако, в большинстве случаев исследователи только декларируют его, в то время, как в данной работе предпринимается анализ этой укоренённости. В результате проведённой в этом направлении работы было предложено новое определение коррупции как продолжения неформальных отношений на рыночной основе, направленное на получение благ в обход официально установленным принципам их распределения.

Практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы на практике в следующих областях:

-- В области преподавания в высших учебных заведениях. Материал исследования существенно расширяет и дополняет содержание учебных программ курсов «Социология образования», «Социология коррупции», «Институциональная теория».

-- В области принятия практических политических решений. Выводы исследования о сущности коррупции в вузе и понимание её социальных детерминант могут быть учтены при разработке методов сдерживания и регулирования коррупционного поведения.

-- В области разработки стратегий университетского менеджмента. Знание неформальных практик даёт представление о повседневной жизни вуза, о реальных принципах работы и учёбы, и это будет способствовать принятию более адекватных управленческих решений.

Апробация работы. За период исследования, начиная с 2001 г., основные положения, как теоретические, так и инструментально-методические, были предметом постоянного обсуждения в профессиональном сообществе. Работа проходила апробацию в формате обсуждения докладов на школах, семинарах, самые основные из которых следующие:

1) 2001 г. - г. Санкт- Петербург, летняя школа программы «Развитие социальных исследований образования в России» (Европейский университет в Санкт-Петербурге). Доклад «Институционализация «теневых» отношений в высшем образовании».

2) 2004 г. - г. Новосибирск, летняя школа программы «Развитие социальных исследований образования в России» (Европейский университет в Санкт-Петербурге). Доклад «Сетевые аспекты институционализации теневых отношений в сфере высшего образования».

3) 2005 г. - г. Москва, исследовательский семинар EERC (Консорциума Экономических Исследований и Образования), экспертное обсуждение доклада «Informal economy of modern Russian universities: network space and institutes».

4) 2008 г. - г. Москва, летняя школа по институциональному анализу ГУ ВШЭ, доклад «Коррупция в вузе как продолжение неформальных отношений на рыночной основе: виды, формы, разнообразие».

5) 2009 г. - летняя школа программы ReSET «Living outside the law: Institutional approaches for studying the extralegal sector in comparative perspective», Economic Policy Research Association, Монголия, г. Улан-Батор.

Результаты исследования также проходили апробацию в виде докладов на всероссийских и международных конференциях, конгрессах и симпозиумах, среди которых: всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения - 2004» (Москва, МГУ им. М. Ломоносова, декабрь 2004 г.); «Культурно-экономическое сотрудничество стран СВА» (Хабаровск, май 2005, май 2006 г.), «Рациональность и свобода» (Санкт - Петербург, СПБГУ, июнь, 2005 г.); Конференция лауреатов и стипендиатов международного научного фонда экономических исследований академика Н.П. Федоренко (Москва, ЦЭМИ РАН, декабрь, 2005 г.); «Социально- политические процессы на Дальнем Востоке России: анализ, регулирование, прогноз» (Хабаровск, апрель, 2004 г и октябрь 2007 г.); «Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований в XXI веке» (Новосибирск, НГУ, июнь, 2005 г.); «Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике» (Москва, Отделение Общественных наук РАН, июнь 2007 г.); «Облики современной морали» (Москва, МГУ, март 2009 г.) и др.

Методология и теоретические установки исследования, а также инструментарий, применяемый в эмпирической части работы, включались как тематические блоки в программу работы с аспирантами и соискателями в Тихоокеанском государственном университете по курсу «История и философия науки». Социологические теории, заложенные в основу теоретической части работы, включались в преподавание раздела «Социальная философия» в базовом курсе «Философия» для студентов 2 курса негуманитарных специальностей Тихоокеанского государственного университета.

Всего по материалам исследования автором диссертации опубликовано 25 печатных работ общим объёмом 29,12 п. л., из которых 9 работ объёмом 5,53 п. л. опубликовано в изданиях, рекомендованных ВАК для публикации результатов диссертационных исследований на соискание учёной степени доктора социологических наук.

2. Основное содержание диссертации

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, степень разработанности проблемы, цели и задачи работы, её новизна, а также описывается эмпирическая база, способы сбора и обработки информации, методология, теоретическая и практическая значимость проведённой работы.

Первая глава «Неформальные отношения как предмет междисциплинарного исследования: обзор традиции и теоретические рамки работы» посвящена обзору исследовательской традиции, сложившейся в области изучения неформальных практик, а также формулировке теоретических положений работы. Исследование традиции предпринимается не в хронологическом и событийном контексте, а через анализ доминирующей базисной установки, которая определяется ключевым концептом различных дисциплинарных направлений: для экономиста это концепт рациональности, для правоведа - концепт нормы, для политолога - концепт власти. Соответственно такой схеме, глава состоит из трёх параграфов.

Первый параграф «Рациональный подход: экономцентрическая интерпретация неформальных практик» рассматривает особенности интерпретации неформальных практик в экономической науке, основания которой определяются представлениями о рациональности. Предпосылочный характер этой категории как базовой для экономистов всех школ и направлений со времён Смита и Риккардо не подлежит сомнению. Отсюда можно предположить, что разные представления экономистов о рациональности определяют и разницу в интерпретации неформальных практик. Чтобы рассмотреть эту взаимосвязь, в параграфе воспроизведены основные подходы к пониманию рациональности, сложившиеся в рамках экономической науки. Поскольку большая часть истории экономической науки связана с изучением «формальных» видов хозяйственной деятельности, т.е. тех, которые регистрируются, регулируются законом и подлежат учёту, то потребовался пересмотр всей системы предпосылок, чтобы предметом исследования этой науки стали неформальные явления.

Представления экономистов о рациональности в значительной степени сложились под влиянием идей М. Вебера о различении целерационального и ценностно-рационального действий. Так, homo oeconomicus преимущественно целерационален, в то время как обычный человек в повседневных ситуациях, не связанных с рыночными взаимодействиями, реализует только ценностно-рациональную установку. В классическом и неоклассическом варианте интерпретации рациональности реализован идеальный тип, закрепляющий за экономическим подходом исключительно сферу целерационального поведения и отождествляющий это поведение с рациональным максимизатором.

Направляемый рынком, этот агент использует всю информацию для достижения цели и просчитывает сделку с целью максимизации собственной полезности. Абсолютизация рационального агента в рамках такого подхода означает, что обмены в пространстве неформальных отношений не связываются с рыночными трансакциями, а значит, выпадают за пределы рационального поведения, а вместе с этим и за пределы экономической науки.

Другое понимание рациональности сложилось под влиянием идей неоинституционализма, критически переосмыслившего возможности экономического агента принимать абсолютно рациональные решения. Сторонники этого подхода особо подчеркнули, что целерациональный субъект - это всего лишь идеальный тип (что подчёркивал и сам М. Вебер). Это далёкая от жизни абстракция, никогда не воплощающаяся в конкретном человеке. В реальной ситуации мы можем говорить только о стремлении быть рациональным, основанном на неполноте информации, оптимальности и здравом смысле. Этот подход, известный под названием «неполной рациональности» Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления / THESIS, 1993. Вып.3. С. 16 -38., принимает во внимание, что помимо норм рыночных трансакций, поведение индивида регулируется другими социальными институтами, иногда даже более существенно влияющими на его выбор. Кроме того, поведение человека и его повседневные отношения, не имеющие явного экономического содержания, также могут быть проинтерпретированы в терминах ограниченной рациональности. Это значит, что сфера нерационального практически исчезает, и экономисты начинают исходить из той предпосылки, что человек всегда стремится действовать рационально, исходя из собственных представлений о выгодах и издержках. Такое понимание рациональности способствует расширению предметного пространства экономической науки и привлекает внимание исследователей к неформальным экономическим отношениям как к специфической системе рациональных трансакций.