Семья как социальный институт

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. От любви по Коллонтай до брака по-советски

ГЛАВА 2. От «коммуналки» к «брежневке», или как приватизировалась частная жизнь

2.1 Приватное пространство и жилищные условия

2.2 Символическая приватизация квартирного пространства

ГЛАВА 3. Семья как важнейший социальный институт

3.1 Аборты в СССР: от запрета к приручению

3.2 Трансформация «материнства» и «отцовства» в СССР: нормы и реалии

3.3 Семейные девиации: общественная проблема или частное дело

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

ВВЕДЕНИЕ

Некоторое время вопрос «была ли частная жизнь в СССР?» в историографии казался риторическим. В советской исторической науке сложилось представление об СССР как о коллективистской стране, где нет приватной автономии. При изучении общества советского типа исключительная роль в формировании советской системы присваивалась политическому фактору, что ставило под вопрос уместность изучать существование частной жизни вообще [Зубкова, 2011, с.157].

По-новому советское общество стало рассматриваться в постсоветской историографии. Именно в конце 1990-х зародился интерес к изучению тех сторон советской действительности, где присутствие государства было наименее заметно; появились дискуссии об изучении повседневности, семьи, социальных норм, сексуального поведения, гендерных отношений.

Как специальное направление исторических исследований история частной жизни оформилась в западной историографии раньше отечественной. Авторы первых работ по истории частной жизни - Ф. Арьес и Ж. Дюби, Х. Арендт, Ю. Хабермас - задали концептуальные рамки дискуссий вокруг дихотомии «частное» и «публичное» и их соотношения с политикой. «История частной жизни в Европе» стала первой попыткой осмыслить изменения, которые с течением времени происходили в частной жизни, - медленные и стремительные, касающиеся как формы, так и содержания [Дюби, 2017]. В работе частная жизнь противопоставляется общественной, публичной и подчиненной власти общественных институтов.

Авторы различают понятия «публичное пространство» и «политика», не исключая, что политика может быть частью публичной сферы. Х. Арендт подчеркивает зависимость нашего «чувства реальности» от публичности - чувства общности и идентичности. Политика как часть публичного играет важную конституирующую роль в формировании самих индивидов [Арендт]. Арендт рассматривает «публику» как группу людей, которые видят друг друга. По Хабермасу, «публика» - это виртуальная общность, которая образована из тех, кто читает, пишет, интерпретирует, а публичная сфера - та область социальной жизни, где может сформироваться общественное мнение, выполняющее функцию контроля над государственной властью или критики [Habermas, 1989].

Суть «приватного», по Арендт, заключается в отсутствии других. В данной работе, «приватное» или «частное» - это те аспекты жизни и деятельности, куда личность имеет право не допускать других, то есть держаться подальше от публичного внимания. Несмотря на то, что заглавие исследования предельно обобщено, в работе есть определенные границы поля исследования. Под «пространством приватной жизни» подразумевается мир личных отношений, прежде всего тех, которые связаны с интимностью, домашней жизнью, «приватностью». Пространство частной жизни в настоящем исследовании ассоциируется с семьей, а именно отношениями между женщиной и мужчиной в рамках совместной семейной жизни. Также, исследование ограничено анализом развития частной жизни в городе, так как процесс модернизации частной жизни в деревне медленный, отличный от городского и требует отдельного исследования. Так как частная жизнь - вещь вариативная, зависимая от социального положения, в исследовании делается акцент на изучение частной жизни простого городского обывателя.

Изучение «приватного» и «публичного» на Западе сложилось в целое научное направление. Изучение частной жизни нашими соотечественниками представляет собой, по выражению Е. Зубковой, «не модель, а детали для сборки» [Зубкова, 2011, с.159]. Детали, или аспекты изучения частной жизни представлены в исследованиях по нескольким направлениям: история повседневности советского города (Н. Лебина, А. Чистиков, Е. Зубкова); история государственной политики семейно-брачных и сексуальных отношений (Е. Здравомыслова, А. Темкина, Н. Пушкарева, Р. Черепанова); история «жилищного вопроса», рассматривающая жилище как пространство коммуникации и способ организации частной жизни (С. Бойм, Е. Герасимова, С. Рейд, И. Утехин, А. Казанков); гендерные исследования, в фокусе которых рассматривается «женский вопрос» и эволюция сексуальной культуры (О. Вайнштейн, А. Роткирх, Э. Викторов); изучение частной жизни как сферы «интимного» (С. Голод, Е. Здравомыслова, И. Кон); исследование взаимосвязи повседневности и политики (Н. Лебина, А. Кимерлинг, Т. Дашкова, С. Чуйкина).

В современных гуманитарных науках наблюдается рост интереса к осмыслению «приватного» в советской системе. Этот исследовательский объект изучается в рамках различных дисциплин: культурологии, истории, социологии. Тем не менее, остаются малоизученными вопросы «о границах приватности, о степени открытости и закрытости частной жизни, степени личной свободы и несвободы граждан в различные периоды советской эпохи» [Зубкова, 2011, с.159].

В рамках данного исследования частная жизнь советского человека рассмотрена как способ существования в системе координат: политических (идеологическое наполнение частного), социальных (повседневные практики), культурных (культурное наполнение социальных практик). На протяжении существования СССР менялись координаты, а значит, менялся способ существования.

Объектом исследования выступает советское общество, предметом исследования - динамика частной сферы и изменение ее границ на протяжении 1922-1980-х годов в СССР.

Цель исследования - реконструировать эволюцию частной жизни, включающую изменение границ «приватного», «публичного» и «политического» с 1922 по 1980-е годы.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

1. Выяснить, как изменялось значение брака для государства и социума с 1922 по 1980-е годы;

2. Рассмотреть эволюцию частной жизни в рамках эволюции жилищного пространства в исследуемый период;

3. Проанализировать изменение отношения государства, социума и индивида к репродуктивной функции семьи и функции социализации;

4. Рассмотреть, как изменялось восприятие девиаций в частной сфере властью, обществом и индивидом с 1920-х по 1980-е годы.

Методология: частная жизнь рассматривается через фокус теории повседневности А. Щютца, где повседневность - это мир, разделяемый с другими людьми. Жизненный мир современников понятен каждому, для них он цельный, значимый и очевидный [Щютц, 2003]. О. Лейбович в своем методологическом исследовании также рассматривает этот подход и указывает, что повседневность многомерна; с одной стороны, она сопряжена с социальными практиками - будничными, рутинными, с другой - она включает в себя область ценностей и идей, разделяемых людьми, нормы поведения, жизненные ориентиры, знаки и символы. Повседневность включает в себя «весь человеческий мир - от самых интимных зон, разделяемых с близкими людьми, до публичных акций» [Лейбович, 2009, с.254]. Можно выделить 4 основных компонента повседневности, которые объединяют людей в группы: социальные практики (интимные, публичные, праздничные и др.); инструменты, с помощью которых осуществляются эти практики; пространство, где эти практики воспроизводятся (в квартире, на улице, на работе и др.); их смысловое наполнение (что хорошо, а что плохо). В рамках настоящего исследования, фокусируясь на исследовании образа мысли людей и образа их действий в письменных источниках, можно реконструировать ушедшую действительность - частную жизнь в СССР. Аналогичный подход используется при анализе материалов фокус-интервью, для обработки которых применяется качественный метод, который предполагает детальный анализ ответов респондентов, рассмотрение семантики слов и основных акцентов рассказа.

Хронологические рамки: исследование охватывает период с 1922 года до 1982 года. Выбранный период обусловлен целью исследования - проследить эволюцию последовательного процесса изменения частной жизни в СССР. С созданием нового коммунистического государства возникает новая правовая основа семейных отношений, поэтому отправной точкой эволюции взят 1922 год. Ограничивает хронологию исследования 1982 год - время смерти Л. И. Брежнева и начало кризиса в советской системе, когда частная жизнь начала трансформироваться к ее современному состоянию. Также, из исследования исключается время Великой Отечественной войны, так как этот травматический период прерывает эволюцию. Мужская часть населения воюет на фронте, советское общество преимущественно женское.

Источниковую базу исследования составляют разнообразные письменные источники, среди которых законодательные документы, отражающие позицию официальной инстанции на ряд вопросов, касающихся брачно-семейных отношений. Методические руководства по организации быта (Энциклопедии семейной жизни) и материалы местных газет «Молодая гвардия» и «Звезда» раскрывают нормативность частной-семейной жизни и являются инструментами пропаганды официального представления о частном пространстве через популярные образы и смыслы.

Также, при анализе частной жизни в сталинский период использованы материалы ПермГАСПИ (протоколы заседаний Бюро Пермского горкома КПСС о строительстве в г. Пермь, хранящиеся в фонде № 1 «Пермский горком КПСС, г. Пермь, Пермская область» и протоколы партийных заседаний с материалами рассмотрения личных дел и жалоб на аморальное поведение в быту в фонде № 20 «Первичные организации ВКП(б)-КПСС Ленинского района города Перми»).

В работе также использовались эго-документы, среди которых опубликованный дневник А.И. Дмитриева (дневник рабочего), который содержит в себе записи о семейных отношениях и быте городской семьи. Были проанализированы документы дневника с 1946 по 1953 год. Семья Дмитриевых в настоящей работе является кейсом по изучению семейных отношений в Сталинскую эпоху. Также, для полноты анализа семейной жизни в советское время был проанализирован малоизвестный дневник жительницы московской окраины, написанный в 1957 году. Короткий любовный дневник характеризует эмоциональное состояние женщины, которая при живом муже имеет любовника и испытывает чувство стыда перед окружающими. Характерным источником для описания модели семейных отношений в 1960-е годы является дневник, который вел мужчина, отец двухлетней дочери в г. Рубцовск, в период туристической поездки супруги. Через дневниковые записи можно сконструировать модель отцовства и материнства в исследуемый период. Несмотря на то, что два из трех дневника не соответствуют территориальному ограничению исследования - Прикамье, они являются важной составляющей анализа частной жизни.

Кроме того, в исследовании частной жизни второй половины 1950-80-х годов использовались материалы фокусированных интервью. Респондентами являлись представители старшего поколения (возрастной категории 65-85 лет), те, кто составлял зрелое советское общество в 1960-80-е. В настоящей работе исследовательский фокус направлен на ситуации из личной жизни советских людей в 60-80-е годы XX века, связанные с ними личные переживания респондентов, оценки действительности, осмысление. Всего было собрано 12 интервью. Из 12 респондентов 11 женщин и 1 мужчина. Рассказчики - жители городов Пермь, Чусовой, Кунгур и села Березовка; имеют разный уровень образования: 3 - среднее, 2 - среднее и специальные курсы, 6 - среднее специальное, 1 - неоконченное высшее.

Так как фокус интервьюирования наполнен личными переживаниями, эмоциями, личными секретами, в ответах ожидается некоторое искажение или сокрытие информации. Для достижения ожидаемых результатов в качественном исследовании необходимо интервьюеру и информанту достичь доверия в коммуникации. Также, автором был выбран метод «снежного кома», который обеспечил высокую полноту и достоверность ответов, поскольку интервьюер приходил «по рекомендации».

Для достижения достоверности ответов, автором были использованы некоторые вопросные стратегии. Прежде всего, в подобных «интимных интервью» существует проблема вербализации тем, касающихся сексуальности, абортов и измен [Паченков, 2002, с.565]. Наиболее подходящим интервьюером в опросах старшего поколения («бабушки-дедушки») является младшее поколение («внуки»), поскольку разговоры о сексуальном поведении, вопросах деторождения и контрацепции наиболее табуированы именно в отношениях дети-родители [Темкина, 2008, с.90]. А также, после первого неудовлетворительного опыта интервьюирования мужчины был выбран наиболее удобный вариант по полу: «женщина-женщина» во избежание стеснения и затруднения в описании своих сексуальных практик или житейского опыта в разговоре с лицом противоположного пола. Кроме того, для интервью на тему «частной жизни» были важны правильные постановки вопроса типа «были ли случаи, когда Вы…», «знаете ли Вы людей, которые…», «знаете ли Вы такой случай…». Подобные вопросные конструкции ориентированы на то, что респондента не спугнет и не смутит «слишком личный вопрос», так как есть возможность рассказывать не про себя, в то же время, есть предположение, что иногда респондент будет вспоминать случаи из своего личного опыта, выдавая их за чужой.

В соответствие с поставленными задачами определена структура работы, состоящая из четырех частей. В первой главе представлена эволюция института брака в СССР, его значимость и серьезность в разные исследовательские периоды. Вторая глава посвящена жилищным пространствам, где частная жизнь смогла реализоваться - это отдельные квартиры и где личная жизнь содержала компоненты «публичности» - это комнаты в бараках и общежитиях, коммунальные квартиры. Третья глава рассказывает о том, как изменялось восприятие основных семейных функций - репродуктивной и социализации - государством, обществом и индивидом, а также глава посвящена конфликтным семейным ситуациям, которые раскрывают вопросы девиации в частном пространстве, а также отношение к таким ситуациям власти, общества и индивида.

Апробация: отдельные материалы работы были апробированы на межвузовских и всероссийских конференциях. Исследование, посвященное анализу взаимодействия власти и семьи в Сталинский период, было отмечено сертификатом участника на научно-исследовательской конференции «Апрельские тезисы», организованной на базе ПГНИУ, и рекомендовано к публикации в сборнике конференции. Дипломом II степени оценен доклад «Переезд в квартиру как начало новой жизни в 1960-1970-е годы в СССР». на VII открытой студенческой научно-практической конференции «Symposium Alumni», организованной на базе НИУ ВШЭ, и заслужил публикацию в сборнике конференции.

ГЛАВА 1. От любви по Коллонтай до брака по-советски

Данная глава посвящена эволюции института брака в СССР. Вопрос брака важен для изучения частной жизни, так как он является легитимной основой существования семьи. Приведенные законодательные акты характеризуют изменение политики в отношении брака в разные периоды существования СССР, а также, эволюцию традиций регулирования брака. Традиционно, исследователи выделяют 3 периода эволюции брака: послереволюционные годы - конец 1920-х; 1930-е - 1950-е; 1960-е - до распада Советского Союза [Гавров, 2009]. Рассмотрим каждый из них.

В послереволюционное время массы людей оказались затронуты процессом маргинализации, который характеризовался утратой прошлого социального статуса и неопределенности настоящего. Этот процесс касался института семьи и брака. После революции 1917 года стали распространяться идеи женского равноправия, которые пропагандировались Инессой Арманд и Александрой Коллонтай. Для них брак был союзом двух равноправных и свободных членов коммунистического общества. По мнению Коллонтай, у женщины в обществе патриархата есть лишь одна возможность сохранить свою индивидуальность - это свободные, как правило, многочисленные смены брачных партнеров, основанные на любви или страсти [Коллонтай, 1972, с.124]. Подобные идеи нашли отклик у городской советской молодежи. Взгляды на любовь, брак и семью выражались в отрицании чувств и основании отношений между партнерами на инстинктивной сексуальной потребности, которая должна находить удовлетворение без всяких «условностей», так же просто, как утоление жажды (заняться сексом просто, как выпить стакан воды).

Становление «советского брака» началось в послереволюционные годы, когда власть занялась регулированием брачно-семейных отношений. В 1917 году с 18 декабря Православная церковь больше не принимала участие в регистрации рождений и браков, а 20 декабря введен гражданский брак, как единственно легитимный и имеющий правовую поддержку.

Популярный психоаналитик того времени А. Б. Залкинд в своей работе «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата» надеялся кардинальным образом реорганизовать половую жизнь личности, подчинив ее строгому классовому контролю. Любовная близость должна быть построено на доверии, идейной близости, революционно-пролетарской целесообразности, тем самым, на первый план выдвигалась социально-государственная сущность брака [Кон, 2010]. Подобные идеи были далеки от значительной части населения, большинство придерживалось традиционных представлений о семье, поэтому политика была направлена на переориентацию от религиозного мировоззрения к коллективистскому.

Первый кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном и опекунском праве (КЗАГС) был принят ВЦИК 16 сентября 1918 г. Он задал «тон» дальнейшему развитию брачно-семейного законодательства. С этого времени семейное законодательство характеризовалось как самостоятельная правовая область. За рубежом советское законодательство было отмечено особой демократичностью по отношению к женщине. Ламбер, директор института сравнительного правоведения в Лионе, отметил, что «советский кодекс осуществляет полностью программу феминистов… Он строит союз тела и души вместо союза имущества, каковым является буржуазный брак… Уничтожает право мужчины навязывать женщине свою фамилию, навязывать свою волю в вопросах воспитания детей, он уравнивает ее имущественные права и, таким образом, производит коренной переворот в этом деле» [Тарусина, 2009, с.107]. Правда, кодекс 1918 г. закрепил принцип раздельности имущества супругов, который не давал право на имущество семьи женщинам, не имеющим своего источника доходов. Уже здесь закрепляется образ женщины - работающей матери, материально независимой от мужчины.

В 1920-е годы в правительственных кругах началось обсуждение нового кодекса семейного права. Второй советский кодекс законов о браке, семье и опеке был принят в 1926 году. Он продолжал либеральную линию в отношении брака и семьи, наметившуюся в 1918 году. Регистрация браков стала необязательной, и фактический брак признавался легитимным при соблюдении следующих условий: «факт совместного сожительства, наличие при этом сожительстве общего хозяйства и выявление супружеских отношений перед третьими лицами в личной переписке и других документах, а также, в зависимости от обстоятельств, взаимная материальная поддержка, совместное воспитание детей и пр.» [Постановление ВЦИК от 19.11.1926 «О введении в действие Кодекса о семье, браке и опеке»]. Фактический брак можно было оформить в любое время в ЗАГСе с указанием его начального срока. Факт совместного сожительства и ведение общего хозяйства ведет к пониманию брака как производственной единицы, где женщина и мужчина являются «соработниками», которые трудятся на благосостояние их семьи и потомство.

Несмотря на нововведение, зарегистрированный брак считался благонадёжным, фактический брак в некоторых ситуациях нужно было оспаривать в суде. С социальной точки зрения, сожительство как альтернативная форма семейно-брачных отношений не содержит в себе каких-либо значимых для совместного существования мужчины и женщины факторов, кроме интимных отношений. Мужчине при такой форме отношений можно было сбросить с себя традиционную роль кормильца, сосредоточиться на собственных удовольствиях вместо соблюдения домашних обязанностей. Также, кодекс отменил судебный порядок развода и установил для всех случаев регистрационный способ развода в органах ЗАГС. Развод мог осуществиться даже при мотивированном желании одной из сторон. В правовом ключе брак становился хрупкой дефиницией. В городской среде не было возможности укрепить свой союз, потому что не было достаточного времени и пространства.

Несмотря на новые тенденции развития брака, в среде «нэпманов» сохранился брак по расчету, брак из корыстных интересов. Однако, сам «расчет» видоизменился. «Теперь в качестве «выгодной партии» женщины рассматривали ответственных работников, партийных деятелей, видных специалистов и т. п.» [Дорохина, 1996, с.123]. В рабочей среде в основном, браки заключались между равными себе. Однако, в это время также отмечается рост браков, заключенными между разными категориями рабочих и служащих. Но часто такой союз был очень неустойчивым из-за разного уровня образования, карьерного продвижения.

Также, по материалам социологических опросов изменилась роль родителей в выборе кандидатуры на роль супруга. О том, что брак должен быть «по любви», высказались примерно 70% опрошенных из мужской среды и 80% из женской среды молодежи крупных городов Москва, Одесса и Минск [Голод, 1986, с. 152].

Возраст вступления в брачный союз существенно не поменялся по отношению к дореволюционному периоду. Среди городского мужского населения коэффициент вступления в брак в 25-40 лет оставался наибольшим (50%), ранних браков было немного - примерно 4,6%, остальная доля приходилась в большей мере на возраст 20-24 года. По вступлению в брак женщин показатели были несколько иными: 15-17% выходили замуж в 18-19 лет, 42-46% - в 20-24 года, 30-31% - в 25-44 года, около 1% - 45-55 лет. Показатели города отличались от показателей провинции - в сельской местности ранние браки занимают больший коэффициент [Перепись населения, 1923].

Анализируя период конца 1920-х годов, исследователи связывают результаты коллективизации, урбанизации, политических репрессий с началом демографической катастрофы. Уничтожение «врагов народа» и ограничение в правах их потомков, в том числе право на вступление в брак, а также увеличение плотности городского населения привело к снижению числа брачных процессов. Среди причин можно выделить неудовлетворительные жилищные условия, тяжелые условия труда, низкий уровень заработной платы, низкий уровень поддержки семей. «Согласно подсчетам Д. Риминглера, в СССР на 1000 человек городского населения в 1935 г. приходилось 22,8 браков в год, зарегистрированных органами загса; в 1936 г. - 22,1; в 1937 г. - 21,7; в 1937 г. - 21,4; в 1938 г. - 20,5; в 1939 - 19,8; в 1940 г. - 18,65» [Рудык, 2015, с.18-19]. В связи с таким положением уже в 1930-е наметились основные тенденции новой политики в отношении семьи и брака. Постепенно начался плавный переход идеологии от взглядов на брак как инструмента для создания нового поколения коммунистического общества, к браку как средству увеличения популяции населения СССР.

Законодательные акты Сталинской эпохи отражают основные механизмы власти по контролю проблемы рождаемости в тоталитарном государстве. Путем проведения стимулирующей и рационализированной репродуктивной политики государство проникает в вопросы деторождения.

По мнению исследователей сталинизма и нацизма, человеческий фактор в тоталитарном режиме являлся особо важным ресурсом по воспроизводству «великой нации», а высокая фертильность трактовалась как признак превосходства [Хоффман, 2011, с.132]» .

В 1936 г. были внесены значительные коррективы в семейный кодекс. «Государство стало бороться за укрепление семьи: «свободную любовь» заклеймили как антисоциалистическую. Сталинское руководство коммунистической партии и советского государства перешло к консервативной, охранительной политике в отношении семьи» [Гавров, 2009, с.60]. Также, в 1936 году усложнилась процедура развода, болей строгой становилась процедура по выплатам алиментов, определенным санкциям подвергалась та женщина, которая производила процедуру аборта.

С началом Великой Отечественной войны и связанные с ней огромные человеческие потери предопределили оформление официального подхода рассмотрения брака не как средства производства строителей коммунизма, а как источник пополнения людских ресурсов.

Уже в военное время политика смягчилась по отношению к женщинам, были введены стимулирующие методы повышения рождаемости. С 1944г. государство выдавало материальную поддержку беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям; звание «Мать-героиня» присваивали «женщине, родившей и воспитавшей больше десяти детей» [Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года «…об установлении почетного звания «Мать-героиня»…, Сборник законов, с.383-388].

Одним - государство давало, с других - собирало. Так, налог на бездетность в военное и послевоенное время выплачивали бездетные мужчины от 20 до 50 лет и бездетные замужние женщины от 20 до 45 лет. «Налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан» составлял 6% от зарплаты и отчислялся государству. Согласно закону, сельские жители прекращали выплаты этот налог только после рождения третьего ребенка [Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 ноября 1941 года «О налоге на холостяков…», Сборник законов, с.335-336]. Помимо этого, пошлиной облагалась регистрация второго и последующих браков в размере полутора рублей.

Внебрачные связи получили широкое и неподконтрольное распространение в годы войны, поэтому усложнилась процедура заключения брака. В указе от 1944 года был пункт, требовавший запись о регистрации брака в паспорте. Строгая регламентация и контроль прослеживается и в требовании регистрации брака только по месту жительства жениха или невесты. С этого времени за фактическим браком не признавалась юридическая сила.

Также, в послевоенное время появились определенные группы людей, которые рассматривались государством неблагоприятными для брачного союза. Прежде всего, это иностранцы. Официально запрет заключения брака с иностранцами от февраля 1947 года объяснялся заботой о советской женщине. Брак бывшей медсестры, связистки или летчицы с иностранцем характеризовался классовой незрелостью. Такой союз расценивался как нарушение указа и предполагал наказание по 58-й статье («антисоветская агитация»).

В целях искоренения легкомыслия в отношении к браку был усложнен порядок бракоразводных процедур. Уже в 1936 году был установлен личный вызов в органы ЗАГС обоих разводящихся сторон с обязательной отметкой о разводе в паспорте; повышена оплата регистрации разводов (первый развод - 50 руб., второй - 150 руб., третий - 300 руб.) [Кощеев, 2010, с.76]. Платить за развод могли обе стороны или одна. Как вспоминает одна из респондентов: развод ей дался довольно просто, она «ни в чем не виновата была, он платил за развод», так как был виноват за измену [Интервью №6].

Для подачи заявления о разводе требовалось указать мотивы развода, пригласить в суд супруга для ознакомления с заявлением, опубликовать в местной газете объявление о разводе. Извещения Народного суда о разводе и статьи под рубрикой «Из суда» печатались на 4 странице пермской газеты «Звезда». Анализируя, можно определить среднее число разводов в месяц по городу Пермь, это 60-80 извещений в месяц.

На следующем этапе бракоразводного процесса, заявление рассматривали на двух уровнях: в народном суде, который пытался разобраться в ситуации супругов и пытался примирить их, в вышестоящем суде рассматривали повторное заявление истца, в случае если в народном суде примирить супругов не удалось. После официального развода следовало осуждение поступка как безнравственного в публичной среде, например в партии, вплоть до исключения из нее.

Официальная позиция власти предполагала заключение брака только по любви. Брак по расчету или церковный брак осуждался. Предполагалось, что прежде чем совершать столь серьезный поступок - заключить союз - нужно хорошо узнать друг друга, не спешить с выбором, быть уверенным в спутнике жизни. В местной газете «Молодая гвардия» частотны статьи о молодоженах, неосознанном выборе супругов и непродолжительной жизни в браке, тем самым газета как официальный орган власти предостерегает молодых людей поспешно заключать браки. Статья «Разлад» о непродолжительной семейной жизни Нины Чечулиной и Валеры Шевелина посвящена такому случаю. Они познакомились, немного подружили и быстро поженились. Уехали из Молотова в Сылвенск в дом мужа. Юной горожанке, в прошлом библиотекарше, было тяжело вести хозяйство, держать скот. Из-за деревенских забот, она не видела развлечений, что раздражало ее и приводило к постоянным ссорам с супругом. Не выдержав такой жизни, молодая жена уехала к маме, обратно в Молотов. «Так, прожив всего четыре месяца, разошлись. Что помешало создать крепкую семью? По существу ничего… Они не берегли, не поддерживали друг друга. И не заметили, как мелкая червоточина в их отношениях превратилась в трещину. Да и сколько были знакомы Нина и Валерий до женитьбы? Два месяца. Сумели ли они понять душевные тонкости, узнать характеры друг друга? Конечно, нет», - заключает автор статьи [МГ. 1956. №71. С.3].

Также, осуждался церковный брак, он считался «пережитком прошлого». «Поддались уговорам бабушек» - так была названа статья о молодоженах, которые наперекор всем воспитательным беседам венчались. «Обидно нам стало. Вместе с Аликиным работали мы в колхозе, занимались комсомольскими делами, а проглядели, видимо, его совсем не комсомольское нутро», - пишет автор и добавляет: «пусть то, что случилось у нас, не повторится в других комсомольских организациях» [МГ. 1956. №89. С.3]. Молодые люди продолжали венчаться, особенно эта тенденция продолжалась на периферии, но параллельно заключали свой союз официально. В деревнях это считалось нормой.

По мнению ряда исследователей (Романовой П.В., Лебиной Н.Б., Ярской-Смирновой Е.Р.) государственная политика 30-50-х гг. в области регулирования брачных отношений, носила тоталитарно-имперский характер. Были возрождены традиции регулирования брака дореволюционного времени. С одной стороны, правительство осуществляло «репрессивную политику» путем наказаний и запретов, с другой - «стимулирующую» путем материальной поддержки многодетных семей. С правительственной подозрительностью к личной, семейной жизни, родственным отношениям, семейный институт рассматривался государством как очаг неблагонадежности, поэтому требовал особенного контроля и регулирования указами и постановлениями, которые содержат попытки власти модернизировать повседневность в соответствие со сталинской идеологией.

После смерти Сталина последовал ряд указов либерального характера по отношению к семье. В августе 1954 была отменена уголовная ответственность женщин за процедуру аборта без медицинских показаний, в ноябре 1955 года легализован искусственный выкидыш, производимый в больничных условиях по просьбе самой женщины. Был выбран курс политики, когда женщина сама решает вопрос о материнстве [Лебина, 2014]. В 1957 году началась программа по обеспечению семей бесплатным жильем. С этих указов началась модернизация частной жизни.

Несмотря на новую относительно либеральную (подробнее в отдельном параграфе) позицию государства по отношению к женщине, отношение к семейному институту следующие 10 лет сохраняло черты сталинского периода. Только в 1965 году вышел указ, который упрощал бракоразводный процесс. Отменялось двустороннее рассмотрение заявления: в народном суде и в вышестоящем. Вынесение решения предоставлялось районному народному суду и отменялась публикация объявлений в газетах. Упрощение процесса расторжения брака стало одной из причин тенденции увеличения числа разводов. По данным статистики, «среднегодовое количество разводов на тысячу супружеских пар в Российской Федерации выросло с 6,5 в 1958--1959 гг. до 17, 5 в 1978--1979 гг.» [Демографический энциклопедический словарь, 1985, с. 359].

Новый семейный кодекс был принят 1 ноября 1969 года. Брак мог прекратиться не только по решению суда, но и по решению органов ЗАГСА, в случае, если дальнейшее существование брака было бессмысленным и даже безнравственным. «Все большее распространение, как в государствах «империалистического лагеря», так и в нашей сверхдержаве того времени, получили повторные браки, как известно связанные, в свою очередь, с повторными разводами» [Викторов, 2009, с.55]. Так, «среди представительниц прекрасного пола РСФСР количество повторных брачных союзов возросло до 24,6% от общего числа браков, согласно статистическим данным уже 1980-х гг. прошлого века» [Вишневский, 1997, с. 68]. Исследования учёных, и теперь уже не только демографов, но и социологов, психологов, философов были нацелены на объяснение процессов, происходящих в сфере брака, семьи и в целом в демографической сфере общества, на выявление их факторов, на прогнозирование будущего этой сферы. Некоторые авторы уже в 1970-х годах писали о проблеме грозящей депопуляции (абсолютного сокращения численности населения страны), обусловленной негативными явлениями в сфере брачно-семейных отношений: малодетностью, нестабильностью браков. Основные выводы многих работ в этой области были о необходимости материального стимулирования рождаемости, об усилении идеологической работы, нацеленной на повышение ценностей многодетности/среднедетности. В 1980-х годах в СССР были разработаны и реализованы мероприятия социальной политики, направленные на финансовую помощь и поддержку женщин, родивших детей. Продолжая политику заботы о материнстве и детстве, допускался отход от принципа равенства сторон «благодаря введению запрета для супруга-мужчины возбуждать без согласия жены дело о разводе при ее беременности и в течение одного года после рождения ребенка» [Кощеев, 2009, с.78]. Государство было всегда на стороне женщины.

Кроме того, по опросным исследованиям Артамоновой и Митрофановой, в 1970-80-е годы, сожительство легитимизуется как альтернатива браку, так как многие женщины и мужчины, обладающие частной собственностью, особенно недвижимостью, или занимающие высокооплачиваемые должности, могли предпочитать сожительство браку. Сожительство являлось гарантией неприкосновенности имущества в случае разрыва [Артамонова, 2016, с.136-137]. Также, «более склонным к вступлению в сожительств были жители городов, если вступали в союз до 17 лет и люди старше 26 лет, отделившиеся от родительского дома до начала матримониальной биографии» [Артамонова, 2016, с.137]. Также, сожительство было популярным среди тех, кто уже имел брачный опыт. По результатам интервью настоящего исследования, сожительство не осуждалось со стороны окружающих, но были некоторые сложности в признании такого союза легитимным в официально-публичной среде. «Если нет штампа, то в один номер заселяться нельзя было» - рассказывает респондентка про свою знакомую, которая сожительствовала с мужчиной. Окружающие к подобному союзу «нормально относились… только если куда-то ехать, то раз не муж и жена, в один номер не заселяли» [Интервью №2]. Сожительство без официальной регистрации не возбранялось, но приносило массу неудобств.

Одной из фокус-групп исследования Артамоновой и Митрофановой были люд, рожденные с 1935 по 1964 годы. В эту группу входят и респонденты настоящего исследования. Согласно выводам, представители этого поколения предпочитают браки (76.9%), они же вступили в союз в период с 17 до 26 лет. Анализ рассказов респондентов показал, что все вступали в брак только по любви, не обращали внимание на финансовое положение, образование, мнение окружающих. По результатам интервью, самым ранним возрастом вступления в брак было 17 лет, большинство вышли замуж в 19-20 лет, самым «поздним» возрастом заключения брака было 23 года. У 3 из 12 респондентов родители были против заключения брака, но молодые делали выбор самостоятельно. «Моя мама была против… потому что его отец любил выпить, но он был очень хороший, всегда цветы дарил, всегда встречал, гуляли с ним долго, в парке…. А что мама то еще была против, потому что мы не согласовали с ней» [Интервью №7]. Каждый респондент отвечал, что брак был построен на взаимной любви и чувствах.

Принцип официальной идеологии, согласно которому советский брак должен быть основан, прежде всего, на любви («реальных отношениях»), а не на корыстном расчете, стал частью повседневной морали. Анализ ответов информантов в исследованиях А. Роткирх также показал, что в браки вступали «по большой любви». Браки по расчету считались дурным тоном. Если в исследуемых ею автобиографиях и встречаются рассказы о потенциальном союзе с «богатыми людьми», т. е. обладателями дачи и «жигулей», то лишь в тех случаях, когда автор автобиографии героически отклонил возможность такого союза [Rotkirch, 2000, с.85, 111-112]. Советскими людьми скорее поощрялось, чем осуждалось, решение, принятое из романтических побуждений, «по большой любви», даже если это приводило к разрушению семьи, тогда как в советской пропаганде, а также в социологической и педагогической литературе подобный подход не афишировался [Чуйкина, 2002, с.118].

Согласно официальной идеологии любовь должна быть серьезной, она возникает один раз и навсегда, в повседневной морали любовь не всегда бывает такой. Позиция опрошенных настоящего исследования о том, что брак должен быть зарегистрированным, сходилась с общепринятым мнением. «Гражданских [фиктивных] браков в 1970-е не было, все регистрировались, это сейчас…» - уверенно заявляет большинство респондентов. По рассказам респондентов, сожительства имели место, но обычно у тех, кто ранее уже был в браке и развелся. 7 из 12 респондентов смогли вспомнить минимум одну пару знакомых, которые развелись и сожительствовали с другими. Среди респондентов было 2 человека, которые имели 1 развод и 1 повторный брак. К этому они относились нормально, списывали на то, что человеку свойственно ошибаться.

С обретением приватной автономии, индивидуальности, психологизации семейных отношений повышается и индивидуальная избирательность брака. По мнению И. Кона, «брак по свободному выбору более хрупок, чем традиционный». Одновременно, он основан на любви, поэтому более интимен [Кон, 1997]. В это же время растет число одиночек, которые по разным причинам вообще не вступают в зарегистрированный брак. Одна из респондентов рассказала, что ее приятельница объясняла свое одиночество так: «мне уже 25 лет, мне надо замуж выйти, в замуж идти не за кого…» [Интервью №1]. У многих информантов в кругу знакомых были одиночки, которые не могли найти надежного спутника жизни и были избирательными в этом вопросе.

Итак, в первый выделенный период брак был законодательно разрушен как социальный институт, что существенно сказалось на разных социальных процессах (повышения числа разводов, выбор в пользу сожительства). В среднем, институт семьи не мог реализоваться, так как были факторы, которые препятствовали этому, прежде всего, недостаток жилищного и личного пространства, и финансовый недостаток. Тенденции создания брака в 1920-е годы существенно не отличались от предреволюционных лет: спутника жизни выбирали из своей же социальной среды, возраст вступления в брак оставался тем же. Изменения касались официальной части этой процедуры. Государство определило себе лидирующую роль в решении частных вопросов.

Второй этап представляет собой период государственного восстановления института семьи и приспособления его к задачам тоталитарного государства. Вновь закрепляется идеал консервативной семьи, священность официального брака. Брак стал сильным институтом и основой надежных долговременных семейных отношений. Именно «брак по любви», «один раз и на всю жизнь» характеризуется «брак по-советски». Он признается советской системой правильным и показательным.

Третий этап характеризуется временем реформ, придающих либеральную окраску правовому регулированию социалистических семейных отношений и укрепляющих имущественные отношения в семье. Идеальный «советский брак» становится ориентиром к чему надо стремиться для поколений, рожденных в 1940-50-е. Большинство к созданию семьи продолжают подходить очень серьезно, ориентируясь на опыт родителей. К 1980-м с увеличением влияния западных тенденций брак мог рассматриваться как формальная дефиниция, не имеющая смысла, так как важна любовь. Вопрос заключения брака становился интимным вопросом - личным выбором каждого человека.

ГЛАВА 2. От «коммуналки» к «брежневке», или как приватизировалась частная жизнь

Важная составляющая частной жизни - приватное пространство. Наличие приватного пространства - это условие психологического благополучия, свободы, чувства безопасности, самоуважения. Нарушение приватного пространства или вторжение в «личное и интимное» сопровождается тем, что человек не владеет некоторыми аспектами личности: телом, собственными мыслями и желаниями. Отправной точкой модернизации частной жизни принято считать разрешение жилищного вопроса и обретение советскими семьями нового приватного пространства.

2.1 Приватное пространство и жилищные условия

В данном параграфе рассмотрено пространство бараков и коммуналок как место, где частная жизнь не смогла реализоваться, а была частью публичной. Детально проанализировано пространство отдельной квартиры как место возникновения приватного, а также возможности построить «нормальные» семейные отношения. Индивидуализация пространства квартиры, появление автомобиля в семье, а с ним и пространства гаража, дачи, рассмотрены как маркеры расширения частной жизни и идентификации советского человека. Человек встраивается в пространство, индивидуализирует его, а значит, оно становится приватным и наполняется смыслом.

Большое число семейных проблем объяснялось и дефицитом повседневной жизни, в особенности, ограниченностью личного пространства. 20 августа 1918 года был издан декрет ВЦИК «Об отмене частной недвижимости в городе». Муниципализировав жилой фонд, власть тем самым обеспечивает себе возможность использования его как средство стимулирования к труду. Подробно феномен «наказания жильем» исследует Меерович М.Г. и поясняет, что в период с 1917 по 1937 «стратегической целью советской власти является тотальный контроль над жилищем в результате его всеобщего огосударствления», который позволяет власти воздействовать на население [Меерович, 2008, с.4].

Декрет «об отмене частной собственности» привел к уродливому явлению - «жизни в коммуналке или бараке». В таком пространстве нет «интимности» и свободы. По исследованиям Лурье, «быт в бараках и коммунальных квартирах был организован таким образом, что у человека не было сугубо личного пространства, закрытого от публичного контроля» [Лурье, Малярова, 2007, с.350]. «Бараки были двух типов, и те и другие имели ужасные условия для жизни людей. Один тип - это строительные бараки. Это были общие помещения, в которых стояли койки для сезонных рабочих. Рабочие приходили туда практически только переночевать. А бараки для фабричных рабочих были коридорнокомнатными. Была одна кухня на 20 или 30 комнат» [Лурье, Малярова, 2007, с.350]. Как пишет историк О. Лейбович, «приватность в такой жилищной ситуации вряд ли может считаться полноценной. Но когда нет частной жизни, повседневность, с ней отождествляемая, становится фантомным образованием» [Лейбович, 2009, с.252-253].

Жизнь в бараках и коммуналках подрывала отношения тысячи семей. Жизнь на 12-15 кв. м не могла быть в полной мере счастливой. Дефицит личного пространства, жизнь с родителями не давали многим семьям построить нормальные отношения. Женщина вспоминает, как подруга была лишена спокойной супружеской жизни из-за недостатка приватного пространства: «Вот коллега разошлась с мужем - беда в том, что они жили в одной комнате 12 кв. м с мамой. Какого жить было, когда две кровати вместе стоят, а кровати то какие были - панцирные сетки. Как любовью то заниматься. Они зашевелятся - она сразу голову поднимает. Но мужчина же терпеть такое не может» [Интервью №7]. Жилищный кризис ставил под угрозу семейные отношения, проживание в бараках и коммуналках постоянно дестабилизировало семейную жизнь.

Принято считать, что в послевоенном СССР сфера частной жизни непрерывно расширялась [Зубкова, 2008; Воронков, 2003; Лебина, 2014]. Этот нараставший процесс «приватизации» осуществлялся не столько вопреки позиции советской власти и официальной идеологии, сколько в тесном взаимодействии с ними. Государство и граждане были обоюдно озабочены решением общей проблемы - жилищным вопросом. Это стало основой, «на которой и государство, и народ старались определить в изменившейся постсталинской культуре свои новые отношения и построить «нормальное» социалистическое общество на существенно новой основе» [Варга-Харрис, 2011, с.160]. Популярный в «оттепельный» период лозунг «Каждой семье -- отдельную квартиру!» связал воедино обещание улучшений условий быта революционного времени и стремительный строительный бум при Хрущеве, сделав эти два явления частью официальной правительственной риторики.

В 1957 г. Никита Хрущев объявил о начале строительных работ с целью обеспечения каждой советской семьи отдельным местом проживания. Такой жест правительства предполагал положить конец жилищному кризису, обострившемуся во время и после Второй мировой войны. О плохом, чаще аварийном состоянии жилья свидетельствуют многочисленные жалобные письма граждан, а также просьбы об улучшении жилищных условий, газетные и журнальные статьи, брошюры. К примеру, «Молодая гвардия» повествует о беспорядках в общежитии патефонного завода. Автор статьи рассказывает, что «в комнате №4 женского общежития №8 живут сестры Вера и Шура Зыряновы. В этой же комнате стоят еще 2 кровати. Одна принадлежит молодым супругам Вшивцевым, другая - Печенкиным. Мало хорошего может дать молодым работницам такое соседство». Как говорят сами девушки: «нам неудобно, и их смущаем, но на наши жалобы никто не обращает внимания». Подобных семейно-холостяцких комнат десятки. Также, автор замечает, что в общежитиях нет красных уголков, слишком низкие требования к комендантам, более того, в общежитии «убогая мебель, полностью отсутствует убранство: картины, занавески, дорожки. В коридорах мрачно, холодно, стены обшарпаны» [МГ.1954. №6. С.2]. Подобные описания «ненормальных» условий жилья жителей старого жилого фонда заканчивались требованиями создать нормальные условия жизни. По исследованиям Варга-Харрис, «нормальное» жилое пространство в советском контексте было нормировано в 9 кв. м - оптимальное пространство для одного человека с учетом всех биологических функций (принятие пищи, сон, отдых и т.д.). Для среднего человека нормальность также подразумевала соответствующие достойные бытовые условия - на самом деле, противоположные тем, которые описывали просители [Варга-Харрис, 2011, с.162].

Коммунальная квартира так и не оказалась местом, где смогла возникнуть нормальная жизнь. «Прозрачность» помещений, как в материальном плане (проницаемость запахов, плохая звукоизоляция), так и в символическом (все друг у друга на виду), была основным признаком публичного пространства. Прозрачность пространства доводила осведомленность жителей коммуналок о жизни друг друга до состояния родственных отношений. Соседи всегда здесь, и они молча присутствуют за стенами [Утехин, 2004, с.45]. приватный частный материнство отцовство

В просьбах о смене места проживания не содержится упоминания о том хорошем соседе, который стал бы частью семьи или верным товарищем, на которого жильцы могли бы положиться в случае болезни или трудностей. Помимо неудобства стесненных жилищных условий, жильцам коммуналок приходилось терпеть самых разных соседей: монополизирующих места общего пользования, постоянно нарушающих покой громкой музыкой, пьянством и руганью. Так, в одном интервью жительница коммунальной квартиры сказала: «отношения складывались всяко», «иногда хорошо общались, иногда не очень хорошо». Споры были «из-за того что, народу много было. Кто-то ванну занял и не выходил, кто-то в туалете жил почти. Кто-то вредничал: повесит белье, и на голову капает. Ходили под дождем» [Интервью №2]. Только в редких случаях в коммунальной квартире между жильцами были хорошие отношения - они отмечали вместе праздники, воспитывали детей.

С началом строительного бума все же основным местом проживания советских семей оставались «коммуналки» и бараки. Так, во второй половине 50-х в Перми большинство горожан жили в бараке каркасно-засыпного типа - одноэтажный или двухэтажный из бруса, возведенный 15-20 лет назад и пришедший в полную непригодность. «Были и более экзотические места проживания - переоборудованные под жилье вагоны на ст. Пролетарская и Заостровка или осушенные брандвахты в порту Пермь. О степени благоустроенности подобного жилья свидетельствуют данные по одному из центральных районов города - Ленинскому: «Жилой площади местных Советов 397 ООО м". В том числе: используется под жилье 230 ООО м", с числом проживающих около 40 тыс. чел. Из 230 тыс. м" - имеющей водопровод - 28,0%, канализацию - 24,8%, центральное отопление - 4,8%, газифицированной - 7,3%». В этих цифрах легко прочитываются «удобства во дворе», вода из колонок или колодцев, коптящие печи, дровяники и поход в баню раз в неделю - в лучшем случае» [Казанков, 2012, с.203].

Так, выступление одного из члена собрания (тов. Наумова) городского партийного актива акцентирует на том, «что в городе Молотов очень тяжелое положение с жильем. У коллектива завода им. Кирова положение значительно хуже: 500 семей не имеют жилья и живут по две семьи на 8-10 кв. метров, имеются 27 бараков, 145 семей проживают в землянках уже более 20 лет и 1200 человек проживают в общежитиях. Молодые люди не имеют возможности вступить в брак, потому что не имеют жилой площади» [ПермГАСПИ. Ф.1. Оп.45. Д.671. Л.60]. В этих словах заключается основная мысль власти: семейная жизнь может реализовываться только в соответствующих жилищных условиях.

Барачная жизнь продолжалась и в 1970-е, многие стояли в очереди за квартирой 15-20 лет, успевали вырастить детей, только потом заезжали в положенную квартиру. Из интервью жительницы барака, которая проживала в нем в 70-х годах на протяжении 11 лет, мы узнаем, что «слышимость была сильная», «если мы в комнате, соседи ссорятся, все слышно, муж пришел. Слышно, какие там у них разборки». А вот как она вспоминает барачные будни: «условия проживания в бараке… ну, когда еще своего ничегошеньки нет, все там жили мы, 8 семей жили, 4 семьи с одной стороны, да 4 с другой. Жили дружно, весело, чистить выходили территорию все вместе, помойку мужики выходили чистить вместе, дети игрались во дворе вместе. Если, например, мне некогда, я скажу соседке, приведи у меня дочь, она приводила у меня дочь из садика. Дежурили по очереди, каждую неделю мыли. Коридор был большущий, длинный был коридор, крыльцо, все до тротуара мыли полы» [Интервью №1]. По словам пожилой женщины, в то время ей и барак казался хорошим местом проживания, так как со свекровью в отдельном доме ей жить не хотелось, а мечтала она сама быть хозяйкой в доме: «сама была хозяйка, сама что хотела, то и делала. Весело было, вся молодежь мы, все молоденькие, у всех по одному ребенку».