Экономические практики молодой семьи в контексте позднесоветской культуры (на примере Прикамья)

Для обеспечения жилой площадью многомиллионного населения СССР власти, архитекторам, проектировщикам и строителям необходимо было найти такой способ строительства жилья, чтобы исполнить это быстро, дешево и просто. Поэтому во второй половине 1950-х годов были разработаны несколько серий панельных домов, которые соответствовали всем поставленным задачам государства. Это были чаще всего пятиэтажные панельные дома - «хрущёвки», с небольшими площадями квартир, где также был совмещенный санузел и кухня стандартной площадью 5,9 кв. м. Простота архитектурного стиля также не была случной. В 1954 году на строительном совещании Н. С. Хрущев раскритиковал сталинскую строительную политику в отношении архитектурных элементов, считая это «украшательство» излишним: «...людям нужны квартиры. Им не любоваться силуэтами, а жить в домах нужно!» [Всесоюзное совещание строителей..., 1955, с. 20]. Таким образом, строительство жилых площадей выросло в два раза с 1956 по 1960 годы.

Говоря о провинциальной жилищной политике, обратимся к исследованию А. И. Казанкова. Как пишет автор: «если еще в 1954 г. в Перми вводилось около 90 тыс. квадратных метров жилья, то в 1958 году площадь вводимого жилья возросла более чем втрое до 286400 квадратных метров и в дальнейшем колебалась где-то на этой отметке» [Казанков, 2012, с. 210]. В новом пространстве начинали формироваться несоветские практики, формировавшие приватную жизни. Вопрос приобретения квартиры становился вопросом обретения приватной жизни. Массовое строительство существенным образом повлияло на стандарты городской жизни. В позднесоветскую эпоху нерешенность жилищного вопроса становилась маркером дискриминации и депривации, стала восприниматься как отход от приемлемого стандарта. Поэтому обретение жилой площади было столь важным, стержневым вопросом для советского человека.

В эпоху Брежнева начинается массовое строительство домов с улучшенной планировкой, так называемых «брежневок». Основополагающие отличия домов нового типа от предыдущих «хрущевок» состояли в следующем: многоэтажность, появление лифтов, мусоропроводов, увеличения площадей квартир и нежилых помещений (кухня 6-8 квадратных метров, раздельный санузел) [Задорин, 2016, с. 42].

В позднесоветский период появляются различные способы получения данного жилья. Во-первых, вступление в очередь на получение жилой площади на заводе. Скорость получения жилья при этом зависела от некоторых факторов: мощности заводов, их способности к обеспечению социальной сферы жизни сотрудников. Решение жилищного вопроса на производстве выступало мотиватором к привлечению кадров, особенно молодых. Также существовали определенные нормативы, по которым работники могли получить жилье или улучшить жилищные условия за счет увеличения жилой площади раньше положенного срока: количество детей в семье, рождение разнополых детей в семье, а также наличие родственников-ветеранов. Однако в доступных населению массовых источниках информации не было этих нормативов, поэтому происходило устное освоение норм, социального знания.

Во-вторых, одним из способов улучшения жилищных условий были различные формы обмена: поиски через объявления в газетах, обмен с родителями или родственниками на общем согласии.

В-третьих, получение наследства также выступало способ получения жилья. Однако здесь также были свои сложности: квартиры выступали государственной собственностью, а важным инструментом наследования жилплощади была прописка. Наконец, вступление в кооператив - как одна из форм приобретения жилья. Жилищный кооператив был создан государством или предприятием. Первоначальный взнос участников составлял 40%, а оставшиеся 60% члены платили рассрочку, которую предоставляли государство или предприятие. При средней зарплате по стране в 200 рублей, квартиры стоили от 4500 до 11000 рублей в зависимости от площади: «...эта квартира стоила шесть тысяч. А при зарплате 190, у меня мать при выходе на пенсию 135 получала... У меня-то откуда деньги?» [Интервью №7]. Поэтому такой способ получения жилья был не для всех, и чаще всего членами кооператива становились люди пожилые. На примерах интервью мы постараемся раскрыть более детально данные практики.

После того, как молодые заключили брак, вставал вопрос о том, где жить. Учитывая тот факт, что большинство респондентов-женщин были беременны еще до заключения брака, проблему с жильем необходимо было решать как можно быстрее. Одним из решений было остаться проживать с родителями жены или мужа до тех пор, пока молодая семья не получит собственное жилье.

Почти у каждого респондента была похожая история: свадьба, рождение ребенка, жизнь с родителями, получение своего жилья. Ниже представлены примеры типичной стратегии совместного проживания с родителями [Роткирх, 2011]. «Жили с родителями - какое раньше у нас жилье было. Никакого жилья же не было», «Когда ей полгода было, Леша погиб. И я все равно жила с ними, с родителями» [Интервью №2] «У мамы свой дом, мы там и жили» [Интервью №3] «Через девять месяцев после рождения ребенка, мы уехали в Соликамск. Там прожили год с моими родителями» [Интервью №5]. Однако кто-то жил с родителями лишь время от времени: «Мы там жили по три, по четыре месяца. Поросёнка купим, и сами туда, к бабушке» [Интервью №6].

Жизнь с родителями или в коммуналках лишала молодую семью на собственную приватность, интимность в отношениях. Как отмечает Лурье, «быт в бараках и коммунальных квартирах был организован таким образом, что у человека не было сугубо личного пространства, закрытого от публичного контроля» [Лурье, Малярова, 2007, с. 350]. Молодая пара с ребенком, получившая одну комнату в общежитии или в коммуналке, пыталась выстроить границы своей интимной жизни, всячески разделяя комнату на две части шкафом или занавесками. Если такое положение вещей в 1950-е годы считалось нормой, то в позднесоветский период это становилось депривацией.

Спустя время, рано или поздно, молодая семья переезжала в свое жилье. Рассмотрим способы получения жилплощади более детально.

Одной из распространенных тактик были патронажные связи. Зачастую наличие социальных связей представителей старшего поколения мужа или жены значительно облегчало получение жилплощади молодой семье. Л. Г-на упоминает о патронажных связях своей мамы, благодаря которой они с мужем смогли получить свою квартиру: «... дом был содовский. Он работал тогда на Содовом заводе. И мама у меня там же работала. В общем-то, мама устроила нам квартиру. Она ближе к начальству была, попросила» [Интервью №1]. Но потом все-таки добавляет, что квартиру дали мужу: «…потом Владимиру дали квартиру Мира 33. Это уже было в 1974 году» [Интервью №1]. Стоит отметить, что это была одна из тех типичных «хрущевок» в Березниках, построенная в 1974 году. Семье дали абсолютно новую квартиру. В то время как родители женщины жили в «сталинке» по улице Труда 6, построенный в середине 1950-х годов, как местные его называют - «дом медиков». Впоследствии они обменялись квартирами из-за отсутствия инфраструктуры для жизни в том районе: «Дали, но мы там долго и не жили, потому что все новое, все строилось - вокруг ни садиков, ни школ. И то только Уралкалий - там их сады были, но тогда надо было устраиваться, идти работать. На одну зарплату жить тяжело. И мы поменялись. Родители уехали на Мира 33 жить, а мы на Труда жить» [Интервью №1]. Переезд был, в первую очередь, обусловлен отсутствием детских садов, которые относились к предприятию, на котором работал муж.

Наталья М., рассуждая на тему совместной с мужем жизни, упомянула, что они не задумывались о своем жилье, спокойно к этому относились: «У мамы свой дом, мы там и жили. Потом комнату дали, типа коммуналки, от предприятия» [Интервью №3]. В Березниках, как говорит женщина, кооперативных строек было мало, да и долго ждать потом свое жилье. Сложившиеся обстоятельства далее позволили семье получить двухкомнатную квартиру, расширить жилплощадь: «А дедушка у меня участник войны. Ему выделили однокомнатную квартиру как инвалиду. И все, потом бабушка умерла, мама дедушку забрала к себе. А у меня комната, а там однокомнатная квартира. Мы соединили и все - у нас была двухкомнатная «хрущевка» в районе «Мелодии». Ну и там все жили» [Интервью №3]. Здесь мы видим уже иную тактику улучшения жилищных условий. Дедушка - участник войны становится ключевой фигурой, благодаря ему молодая семья может получить квартиру получше. Семейные связи также потом помогли Наталье М. переехать в дом, где жила ее мать: «Потом мама уже не смогла с возрастом за домом ухаживать, мы поменялись. Как бы мы ушли в дом, они ушли в нашу квартиру», «... у нас родственный обмен был. Так можно было - препятствий не было: мама в мою уезжала, я в ее. На другой-то обмен надо было еще много бумаг, а тут надо было доказать, что она действительно моя мама или я ее дочь» [Интервью №3]. Можно сделать предположение, что такой обмен, основанный на патронажных связях, предполагал достижение определенных конвенций внутри семьи. Эти конвенции могли быть чреваты конфликтами. Обратимся к советской массовой культуре. В кинофильме «Белые росы» [Добролюбов, 1984] деревню готовят под снос, а ее жителям выдают ордеры на квартиру. Герой фильма, Андрей, пытается уговорить отца переехать к ним в квартиру, ведь он уже придумал, что дом отца можно продать начальнику. Также Андрей имеет связи в горисполкоме и ожидает переезда отца к ним, чтобы получить трехкомнатную квартиру, пытаясь возыметь выгоду столь коварным путем. позднесоветский семья жилье рождение

Существовала практика внеочередного получения жилья, например, молодыми специалистами. Зачастую предприятия давали жилплощадь новым кадрам для поднятия престижности завода и привлечения молодого поколения. Например, на завод железобетонных конструкций в Березниках молодые специалисты приходили работать с условием, что через год они уже могли получить квартиру. Как вспоминает А. Х-на [Интервью №8], зарплаты на ЖБК были ниже, чем на других вредных предприятиях в городе, например, на АВИСМЕ зарплата варьировалась до 360 рублей, когда на том же ЖБК только 130. Поэтому молодежь шла работать только за решение квартирного вопроса. А поскольку город строился и нужна была рабочая сила, брали молодых специалистов на предложенных условиях.

Муж Н. С-ой несмотря на то, что он был молодым специалистом, получил первую квартиру только своим упорством: «...когда он окончил техникум, он устроился на Второй калийный работать. И он стал ходить к директору калийного и говорить, что мне надо комнату. Но поскольку в городе тогда комсомольские стройки были, жилье строилось, но таким молодым сразу же после окончания, ну, как бы, трудно было получить. Но он каждую неделю строго ходил к директору и просил комнату. Если он техникум закончил в июне, там июль - диплом, то в конце августа нам уже комнату дали. И как дали - он пришел к директору, и директор: "Ну, .......! Опять Суханов пришел! Ладно, подпишу тебе!" - с мату ему подписал. И нам дали комнату, гостинку, сейчас Парижской Коммуны и Ломоносова перекресток» [Интервью №4]. В данном случае раскрывается еще одна тактика - «упорства». На этом примере мы видим, как многократное обращение к начальству привело к получению жилплощади вне установленного порядка. Примечательно, что респондент не описывает каких-либо заслуг С-ва, позволивших ему обеспечить молодую семью квартирой раньше положенного срока. По сути, ситуация так или иначе влияла на возможность апелляции к нормам просящего к давлению на начальство, что требовало немалого терпения и настойчивости. Мы также можем сделать вывод, что такое воспоминание о первом жилье и наложение современной географии, имело большую значимость для респондента.

К моменту получения первого жилья у семьи уже был ребенок. Н. с сыном жили у матери, пока они не получили жилье: «Ну, до этого, сыну уже полгода было, когда нам эту комнату дали, до этого жили в Соликамске. Я родила и уехала к маме, в Соликамск. В общежитие ведь с ребенком не поедешь, да и тем более мы в разных общежитиях жили. И в Соликамске в доме с мамой жили» [Интервью №4]. У Н. С-ой также существуют представления о нормах, негласных правилах интимности отношений в общежитии. Маленький ребенок требует особого ухода, что сложно сделать в ограниченных условиях комнаты в общежитии. Поэтому, женщина и переезжает к своей матери. Такой матрифокальный тип совместного проживания, то есть с матерью жены, был наиболее распространен [Роткирх, 2011]. Можно предположить, что так психологически легче организовать практики ухода за маленьким ребенком.

Однако семья на этом не останавливалась, они продолжали стоять в очереди на жилье: «Ну, он на работе, на предприятии стоял очередь все равно на квартиру. По очереди квартиры выделялись. Но мы в этой гостинке прожили семь лет. Потом ему дали двухкомнатную «хрущевку» проходную. Но в этой гостинке у нас и родилась дочь. И мы уже переехали, когда ей было полтора года. Нормально тогда как-то у нас с квартирой, с жильем было» [Интервью №4]. Гостинкой респонденты называют комнату гостиничного типа в общежитии, но с удобствами в комнате, которую они получали на первоначальном этапе улучшения своих жилищных условий [Бранденбург, Гроссман, 1960]. Такое слово характерно для березниковских информантов.

Здесь семья также знает о существующей норме получения жилья с большим количеством комнат при наличии разнополых детей с расчетом на каждого ребенка своя комната: «А когда нам дали двушку, он все равно так и остался на очереди, так как у нас были разнополые дети. В то время Второй калийный строил хозяйственным способом свой дом, и нам там выделили однокомнатную квартиру. Там мы ходили на дом отрабатывали - мусор строительный убирали, там еще какие-то работы. Потом вот мы обменяли эту однокомнатную и двухкомнатную «хрущевку» на четырёхкомнатную» [Интервью №4]. Как здесь можно заметить, квартиру можно было получить, отрабатывая на благо строительства. К слову, такие молодежные стройки получили широкое распространение в 1970-е годы. [Рачевская, Дмитриев, 1989.] Таким образом, семье С-ых удалось улучшить свои жилищные условия. Апелляция к факту наличия в семье разнополых детей, зачастую становилось способом улучшения жилплощади, увеличения метража квартиры.

Семья Л-ых сначала жили в своей квартире в поселке Солнечный, а затем переехали в родительский дом жены в Соликамск. В Солнечном женщине выделили квартиру как молодому специалисту: «Ну, квартира - не квартира, финские домики на четырех хозяев. Потом, сколько мы там прожили - полгода, наверное, мы прожили. А потом мы переехали - новый дом построили - и мне предоставили жилье: большая комната, маленькая - полуторка считается» [Интервью №5]. Финскими домиками называли щитовые одноэтажные дома квартирного типа на двух, но чаще на четырех хозяев, с печным отоплением и удобствами во дворе. Переехав в Березники, почти сразу муж получил квартиру от предприятия: «Геннадий Анатольевич устроился в ЖКУ Уралкалия, который - Уралкалий очень быстро дома строил, детские сады - буквально через три месяца, в сентябре он устроился. После нового года, где-то в январе получил квартиру...Двухкомнатная квартира»; «Мы нигде не снимали жилье. Все, эта квартира была служебная, мы жили в этой квартире» [Интервью №5]. Позднее с этой квартирой у семьи начались сложности. Квартиру они получили в 1978, а через несколько лет их вызвали на суд: «Мы за эту квартиру судились. Геннадий Анатольевич отработал на Уралкалии, а потом уволился и ушел в пожарное депо водителем. А раз квартира служебная и принадлежит Уралкалию, а он там больше не работает - суд. Вот нас вызывали на слушание. Это было в 82 или 83 году. И право собственности суд признал за нами, потому что было прописано в этой квартире двое несовершеннолетних детей: наша дочь и его младший брат, ему тогда лет 15 было. Нам предлагали полуторку, а раз тут еще прописан его младший брат, то за нами оставили нашу квартиру. Уралкалий не знал, что с нами живет еще один член семьи» [Интервью №5]. Здесь представлена еще одна из тактик на получение и закрепление прав на обладание жильем. Прописка несовершеннолетних в квартире не давала права забрать эту жилплощадь у семьи.

Семья Л., рассказывая о своих жилищных условиях, повествуют нам о своей географии переездов. Каждый раз жена получала квартиру или комнату в самых различных районах Березников. «А я с девками в цеховом комитете состояла. У «Азота» (химическое предприятие в г. Березники) жилье строилось. Мне дали комнату на Вялых -- это напротив бани на Березниковской там, деревянные щитовые дома были. И вот у меня там комната была, пока я училась. А потом уже там снесли. Мне в 77 доме дали комнату 7 метров. Вот Евгений (муж) ко мне сюда уже пришел. А потом мне уже на Институтской, потом еще на Быгельке однокомнатную давали, а потом уже вот эту двушку дали».

«Ну, я в очередь вставала, но эту квартиру мне дали, потому что, во-первых, у меня уже операция онкологическая была, во-вторых, как молодому специалисту, как я техникум закончила - мне дали однокомнатную, а потом пошла к директору на прием, там из парткома был секретарь. Это уже после операции у меня... через два месяца меня вызвали и квартиру дали» [Интервью №6]. Вероятно, такое стремительное развитие событий было также связано с тем, что женщина состояла в партии: «Я была партийной. Наверное, уже в 91-м году партийный билет сдала. ... У нас на заводе агитация хорошо работала. А я училась, мне нужны были какие-то льготы». Здесь, вероятно, два фактора, повлиявшие на получение жилья вне очереди. Во-первых, это состояние здоровья работника вредного предприятия, а, во-вторых, это - наличие партийного билета. Партийный билет выступает важным ресурсом в решении жилищного вопроса - появляется возможность чаще видеть и коммуницировать с начальством.

Ситуация с тактиками, происходившая в областной столице, в Перми, почти ничем не отличалась от провинциальных Березников. Единственным исключением было - размеры городов. В Березниках очередь на предприятиях шла быстрее за счет меньшего количества населения.

Жительница Перми, вспоминая, как она получала жилье, упоминает о том, что было много спорных моментов. Когда они жили с родителями мужа, супруг встал на очередь в Институте композиционных материалов. Потом он погиб. А саму Г. С-ву на работе не ставили в очередь на жилье, так как считали, что раз она живет с родителями, то она имеет право на часть их жилплощади: «Мол, меняйтесь. Им дали квартиру, когда меня не было, какое я имею право их квартиру себе там кусок оттяпать?!» [Интервью № 2]. Однако женщина хорошо общалась с людьми из профкома и использовала свои социальные сети для достижения цели: «Она пошла в профком ... подняли списки. Вот да, был, но раз его уж нет, его убрали из списка. Она говорит: «Ну вот ведь, был!» Вроде как, быстро, очень быстро. Наверное, год прошел. Меня позвали в профком и сказали: «Вот есть однокомнатная б/у квартира»

«Ну да, не новая, вторичка, вторичное жилье. ... И при этом условии ему давали двухкомнатную. А двухкомнатную ему давали там на Островского, недалеко от того места, где мы жили. Там дом Институт построил тогда» [Интервью № 2].

Иная ситуация была у С. Г-ой, которая была золовкой Г. С-ой [Интервью № 2]. Вышла она замуж в Выборге. Там ее мужу дали квартиру: «Муж там получил квартиру. Он сам из Петербурга... Получил квартиру...под Выборгом, в военном городке. Квартира была очень холодная, однокомнатная, на первом этаже. Сын у меня двухсторонним воспалением легких заболел» [Интервью № 7]. Когда родился сын, он начал сильно болеть, и С. Г-ой пришлось вернуться в Пермь, где на тот момент жили ее родители в трехкомнатной квартире на Фонтанной. Здесь, вероятно, родители получили эту квартиру при следующих обстоятельствах. Во-первых, отец С. Г-ой бывший военный. Во-вторых, у семьи были разнополые дети. Исходя из этих условий, семья получила трехкомнатную квартиру. В этой квартире также жили младший брат С. Г-ой со своей женой. Спустя несколько лет брат погиб, а его жена с дочкой остались жить в этой же квартире. Так они и жили - три семьи в одной квартире: «И вот мы жили в трехкомнатной квартире на Фонтанной: Галка с Юлей, мы с Димой и родители. 6 человек. Потом кое-как расселились» [Интервью № 7].

Свою квартиру С. Г-ва получила только через несколько лет. Как она сама говорит, государственную она бы получила только однокомнатную: мать-одиночка с ребенком. Однако ее отец вступил в кооператив, что позволило более свободно выбирать жилплощадь: «А мы кооператив построили, отец... Сразу половину выплатил. А потом и оставшиеся по ходу... Ну, мне не светила государственная, потому что я бы только однокомнатную смогла. А так - кооператив - двухкомнатную. Ну, место не очень хорошее было - Мотовилиха, я ее терпеть не могла, но прожила 21 год. И мы переехали. Он во втором классе учился. Это ему сколько было?! 1977 плюс 8 - 1985 году» [Интервью № 7]. Здесь же появляется иная тактика получения жилья - вкладывание денежных средств в кооперативное строительство.

Подводя итоги, можно сделать выводы о том, государство активно поддерживало семейную и молодежную политики, и старалось решить жилищные вопросы молодых семей. С одной стороны, новая строительная политика помогла большому количеству жителей СССР получить свое жилье, но с другой стороны, из-за сжатых сроков и максимальной экономии страдало качество такого жилья [Огородникова, 2018, с. 3].

Ответы респондентов говорят нам о том, что дома в городах часто строились за счет местных предприятий. После они распределяли жилплощади между своими сотрудниками. Поэтому нередко можно встретить такие фразы респондентов «содовские дома» - дома, построенные Содовым заводом, «дома калийщиков» - дома, построенные Калийными заводами. После переезда респонденты сталкивались со следующей проблемой: как обустроить свое жилье, где достать мебель, в какой детский сад водить ребенка. Об этом пойдет речь в следующих параграфах.

Проанализировав источники, можно вывести следующие основные тактики в получении жилья: получение жилья на основании статуса молодого специалиста, тактика эмоционально-экспрессивного давления на начальство, получение жилплощади по состоянию здоровья, улучшения жилищных условий в связи с рождением ребенка, детей, обмен квартирами с родителями, решение жилищного вопроса посредством вступления в кооператив.

Так или иначе респонденты прибегали к различным тактикам, которые помогали им решить жилищные проблемы. Стремление советской семьи получить свое жилье как можно скорее было также связано и с необходимостью переезда из родительского дома, чтобы не находится в стесненных обстоятельствах. Получение своего личного пространства также влияло и на приватную, интимную жизнь семьи. Теперь взаимоотношения между супругами выстраивались в домашней обстановке, не на виду у родителей, родственников.

3.2 Молодая семья в контексте преобразования приватного пространства

В данном параграфе речь пойдет об обустройстве нового жилья молодой семьей. Рассмотрим практики, которые использовались для приобретения мебели, бытовой техники и других необходимых вещей для жизни.

С получением собственной жилой площади перед молодой семьей вставал вопрос о преобразовании квартиры, об обустройстве приватного пространства. Главной задачей для новоселов было обустроить ограниченное по площади пространство максимально функционально. С развитием массового жилого строительства налаживалось и увеличивалось в объемах и мебельное производство. Так, «по сравнению с 1940 г. в 1965 г. продажа мебели увеличилась в 12 раз, в 1970 - в 18, в 1975 - в 26 раз» [Горлов, 2009].

Особенностями новой мебели были функциональность и максимальное удобство. Появлялись «встроенная, секционная, сборно-разборная мебель и трансформируемая» мебель (диваны-кровати, буфеты-секретеры) [Колосова, 2013, с. 46]. Но не всегда эта мебель была доступна советскому человеку, поэтому молодые прибегали к следующим практикам. Рассмотрим их детально.

Как мы выявили в предыдущем параграфе, молодая семья не сразу получала жилье, но вещи и мебель для совместного быта получала в подарок от родственников и друзей еще на свадьбу: различную кухонную утварь, бытовую технику, мебель. «...этот стул и еще был один такой же - подарили моя семья, мои родители, братья. Потом вот этот стол, почти 45 лет ему», «...до сих пор полотенца есть, которые нам подарили на свадьбу. Торшер нам подарили, он сейчас в Соликамске у меня. Мама еще подарила нам стиральную машинку» [Интервью № 9]. В данном примере хорошо прослеживается бережливость респондента, его отношение к вещам. Подарок фиксируется через конкретный предмет и хранится как память о тех или иных членах социальной сети, которые его преподнесли. Респондент четко помнит, кто подарил ту или иную вещь, создавая особую значимость дарителя и самого подарка.

Если друзья молодоженов дарили что-то не очень крупное, не очень дорогое, то основную часть расходов на подарки брали на себя родители: «Ну родители его, конечно, купили нам и холодильник, и диван купили. Ну тетки денег подарили, а они собрались все вместе и купили диван» [Интервью № 8]. Таким образов в семье появлялась необходимая мебель. Схожие явления, связанные с практиками практичного, полезного дарения обнаруживаются и в других обществах, вступивших на путь модернизации. Так, В. Зелизер считала, что дарить на свадьбу деньги считалось практичным действием, ведь молодожены смоли бы их потратить на необходимые им в быту вещи [Зелизер, 2004, с. 128]. «...шифоньер стоит - мама подарила. Мы когда приехали, Оксане два года было, вот она купила нам этот шифоньер на новоселье... А, она деньги дала, а мы здесь купили» [Интервью № 5].

В данных случаях подарок выступает в роли материальной инвестиции. Иными словами это - полезные подарки, которые необходимы получателю. Отношения между дарителем и получателем - родственные, соответственно, ему не безразлично, что подарить детям. В социальных сетях дети - родители нет представлений «подарок только по праздникам», хотя родители и пытаются завуалировать свой дар под какое-либо событие. Деньги на переезд - приобретение шифоньера. «Такой подарок по своей сути является материальной помощью в специфической форме» [Ильин, 2001]. Безвозмездная помощь своим детям -- это, своего рода, инвестиция в будущее, обеспечивание взаимности на уровне поколений.

Существовавшие в советское время книги по домоводству выступали в новой форме проговариваемых официальных норм. Они транслировали позицию «сильных», властных позиций. О. Смоляк отмечает, что в таких книгах по домоводству прописывается типовой план квартиры с мебелью: «В однокомнатной квартире площадью 17-20 метров удобно размещается комплект мебели из 14 предметов: стол обеденный прямоугольный, 5 полужестких стульев, буфет, столик для радиоприемника и патефона, диван мягкий, кресло-кровать, шкаф-бюро, кровать полуторная, столик прикроватный, шкаф для платья и белья» [Смоляк, 2011, с. 165]. Однако в условиях ограниченной жилой площади количество вещей было соответственным. Многие вспоминают, что при переезде в новую, «квартиру побольше» не так уж и много мебели и техники надо было перевозить. Семья Л-ых так вспоминает: «Ну в комнату - какая мебель? ...Кровать и стол кухонный. Потом уже, когда ... переехали, купили письменный стол» [Интервью № 6]. А если это было первое жилье, то тут начинались целые «истории с географией» в плане приобретения мебели. Рассмотрим потребительские практики подробней.

Наиболее часто встречающейся практикой были социальные связи. Обращение к родителям, знакомым и друзьям часто помогало в поисках и приобретении необходимого. «Холодильник мне купила мама через заднее крыльцо в Березниках... Унитаз - сосед в Березниках работал на стройке - через него купили, не знаю, каким образом, но через него. Дядя Коля мне его привез» [Интервью № 2]. В данных примерах Г. С-ва покупает холодильник и санузел на безвозмездной социальной основе.

Обратимся к советской массовой культуре. Вспомним кинофильм «Блондинка за углом» режиссера В. Бортко [Бортко, 1984]. На протяжении фильма героиня рассказывает Николаю Гавриловичу о социальных связях, о том, где у кого можно достать или получить услугу: «Вам надо заниматься спортом, каратэ. У нас один сенсей отоваривается, так что - нет проблем», «Все, Вы - книголюб. У меня есть один главный по «букам», завтра съездим», «Я ее с главным по йоге свела. За неделю вылечил. Нет проблем!». Для героини нет никаких проблем, связанных с дефицитом, у нее есть обширные социальные сети, через которые она знает где и что достать.

Однако существует и другой пример социальных связей, и приобретение мебели с доплатой: знакомый коллеги работал в магазине мебели и забронировал женщине кухню: «будут когда - позвонит. Позвонил. Пятьдесят рублей сверху. Кухню я купила» [Интервью № 2]. Н. С-ва называет такую практику «блатом». Через двоюродного брата отца, который работал в торговой организации, семья купила «по блату» холодильник [Интервью № 4].

Вспомним эпизод кинофильма «Ирония судьбы, или с легким паром!» [Рязанов, 1975], когда Женя Лукашин начинает спорить с Надей Шевелевой о том, кто сколько отдал денег за польский гарнитур: Надя отдает 820 рублей и 20 сверху, а Женя за тот же гарнитур отдает 25 рубелей сверху. В данных примерах появляется еще одна из практик - взятка, которая выступает в форме оплаты какой-либо услуги для человека, который тем самым поддерживает кредит доверия.

Также семья Л-ых и семья Х-ых получили холодильники через родственников из Таджикистана и Узбекистана: «Холодильник мы покупали; его брат [брат мужа] жил в Таджикистане с семьей. Там эти холодильники были. Вот мы заказали, они нам отправили» [Интервью №6], «на свадьбу нам его отец привез холодильник из Ташкента» [Интервью №8]. Использование родственных ресурсов в других регионах СССР было связано с разным экономическим распределением в республиках. Такая практика была распространена не только на приобретение бытовой техники, но и на крупную, редкую мебель. «И у нас было две стенки. Одна с красными дверками -- это детская стенка была. И вторая, которая в комнате была. Их я привезла, ну как привезла, из Молдавии. Мне в контейнере ее отправили оттуда, из Молдавии» [Интервью №2]. Здесь женщина рассказывает, что в одну из поездок в гости к подруге нашла необходимую для дома вещь.

Также отличительной практикой было, так называемое, «сарафанное радио»: от знакомых, родственников, соседей узнавали, где можно достать мебель. Экономическая информация поступала через неформальные сети. Ее главной особенностью было - как можно быстрее распространить эти знания по определенным сетям. «Потом где-то откуда я узнала: в Голованово должны привезти диваны!» [Интервью № 2]. «...про мягкую мебель мы с одной узнали по объявлению. Был или немецкий гарнитур: два кресла и диван раскладной. Вот я не поняла: или румынский, или немецкий. Но факт, что импортный...» [Интервью № 7]. Женщина придает значимость страны производителя.

С. Г-ва узнавала о «выбрасываниях» мебели через свою мать, которая работала в аптеке, и у нее были связи: «Вот стенку первую - кто-то ей сказал, что в магазине где-то на Вышке выбросят стенку, причем она немецкая, неплохая на тот момент была - вот так мы ее приобрели» [Интервью № 7]. Женщина также отмечает, что стенка была из Германии, что являлось гарантом качества для советского человека. В приведенном примере выступает универсальная форма обмена, в данном случае, информацией, в основе которой были заложены неродственные отношения - блат. Женщина также узнала о появлении в магазинах телевизоров: «...еще покупала на Стаханке. Там телевизоры что-то то ли выкинули, как-то я узнала. Я там выстояла очередь, такси наняла, приволокла вот этот гроб, громадный телевизор» [Интервью № 7]. Здесь сразу несколько экономических тактик: где-то получить экономическую информацию и быстро на нее среагировать, отстоять очередь, найти способ довести до дома столь большой предмет бытовой техники.

Респонденты также отмечают и тот факт, что за некоторыми предметами мебели приходилось в магазинах записываться на очередь. Особенно «редкими» и дорогими были «стенки». При средней зарплате 100-120 рублей цена за стенку была в десять раз больше, поэтому советскому человеку приходилось достаточно долго копить. «...вот тогда за стенкой мы ходили в магазин, и когда там выкинут, привезут эту мебель. Тоже - придешь к началу работы магазина, и чтобы застолбить эту стенку, приходишь. Диван и кровати покупались как-то более без проблем, чем вот кухонные гарнитуры или там стенки. С большой мебелью было сложнее» [Интервью № 4]. Здесь прослеживается некие существующие представления об иерархии дефицита. Как отмечают респонденты, с покупкой диванов и кроватей было проще. Вероятно, они входили в перечень предметов мебели первой необходимости. В то время как большие предметы, стенки и гарнитуры, являлись чем-то престижным для советского человека.

Н. М-ва упоминает о том, что знает о практике очереди, но по чистой случайности приобретала необходимую мебель свободно: «Все это было по записи, а тут я пошла в мебельный магазин, который на Мира. Зашла, а там ни очереди - ничего не было. Я говорю: «А как кухонный гарнитур покупать?» Она (продавец) говорит: «Так берите!» Я вообще случайно! Я же знаю, что там запись, очередь...» [Интервью № 3]. Также женщина говорит, что покупка большой мебели не была проблемой для семейного бюджета - муж работал грузчиком и получал 500 рублей, что в советское время было огромными деньгами. «Какая-то стеночка, сервантик - зашла в гарнизонный магазин - и продают. Мне понравилась. Говорю: «Вова, ну что?» Он (муж) сказал: «Пф, да не проблема». Купили и привезли. Как бы вот так, чтоб мы записывались где-то в очереди ждали, у меня никогда не было» [Интервью № 3].

Огромное количество мебели и другой домашней утвари порицалось в советском обществе. Обращаясь к советской массовой культуре позднесоветского периода, мы можем заметить следующее: нам представляется советская правильная картинка квартиры, то, какая она должна быть у всех. Например, в кинофильме Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» [Гайдай, 1973] мы видим квартиру ученого. В квартире нет ничего лишнего: кровать, книжные полки, тумбы, телевизор, стол со стульями. Кухня героя тоже предельно простая - белый кухонный гарнитур, холодильник, стол и стулья, раковина с белым фартуком. Такой пример демонстрирует зрителю тот необходимый минимум вещей для молодого человека.

В данном фильме также есть и интерьер, который противопоставляется «идеальному» -- это квартира стоматолога, в которую проникает злоумышленник. В этой квартире мы видим вычурность и излишества, которые не укладываются в понимание «идеальной советской квартиры»: подсвечники, картины в дорогих багетах, различные статуэтки древнегреческих богинь наравне с плакатами современных красавиц, хрустальные бокалы в застекленных тумбах как в витрине магазине, многоуровневый секретер. Квартира заставлена предметами роскоши. Отдельно отмечается и сейф в стене в заграничными алкогольными напитками. Хозяин квартиры также отмечает и вещи, которые украл вор: два магнитофона, две кинокамеры, два портсигара.

Такую черту как «вещизм», зависимость от вещей, высмеивали и в прессе, и в кинофильмах. Это мы можем видеть и в мультфильме «Какого рожна хочется?» [Черкасский, 1975]. Герои только-только обустроили новое жилье всем на зависть, сочетая несочетаемое. Пригласили своих друзей Пахомовых. Гости же сказали, что теперь в моде деревенский стиль. Маша и Миша так переделали свою квартиру, что она и вправду стала похожей на деревенский дом - там и печь с завалинкой появилась. Все - лишь бы Пахомовы умерли от зависти. Миша едет на поиски «рожна», чего сам никогда не видел и не знал, что это такое. Находит у бабки. Пахомовы увидели и умерли. Порицание советской властью вещизма и обладанием огромного количества вещей здесь хорошо видна.

Таким образом, проект обустройства квартиры молодой семьей начинается еще на их свадьбе. Особенную роль в приобретении подарков для своих детей на свадьбу играют родители. Именно они берут на себя значительную часть экономических расходов и социальных затрат на необходимые вещи. Чаще всего родители, приобретая мебель и другие дорогие вещи в подарок своим детям, делают инвестицию в свою старость: мы безвозмездно помогаем вам сейчас, пока работаем, вы - нам в старости.

Подаренные и приобретенные на деньги родителей предметы мебели становятся ориентиром для воспоминаний о прошлых социальных связях и практиках. Фиксация социальных коммуникаций также происходит через вещи. Мебель в целом становится продолжением воплощенных социальных связей и дальнейшего накопления социального капитала: родственники, друзья, коллеги.

Изучив подробно социальные связи в практиках, мы выявили следующие ресурсы для достижения цели: обращение к родственным связям и «блат» в определенных местах работы, обращение к родственным сетям, проживающим в других регионах СССР, быстрая работа социальных связей-информантов о поступлении или «выбрасывании» товара, запись на очередь в мебельных магазинах.

Появляется конфликт стратегий и тактик, подстраивающиеся под позиции «сильной» стороны, пытающиеся найти «обход» системы не всегда легитимным путем, с точки зрения советской культуры. Такие полулегальные и нелегальные практики сочетающиеся с институтом моды в целом и раскрывают приватную жизнь позднесоветского человека. Несмотря на ограниченные финансовые возможности и жилплощади, советские люди находили способы для приобретения мебели, домашней утвари для создания уюта в своем, приватном пространстве с одной стороны, а с другой - квартира становится местом для презентации и самоидентичности перед другими. Человек находится между миром официальной советской культуры, порицающей материальные ценности и миром городской моды, у которой существовали свои представления о наполнении советской квартиры.

3.3 Молодая семья в контексте рождения и воспитания детей

В течение всего советского времени семья была важным государственным объектом заботы. Государство всецело брало на себя обязанности в регулировании социальной политики, занятости населения, вовлечении женщин на производство. В позднесоветский период политика государства в отношении семьи существенно изменилась: с отменой криминализации абортов и новой репродуктивной политикой появляются и новые официальные дискурсы, тесно связанные с ролью женщины в жизни государства. Теперь семейная женщина становится не только женой, матерью, но и обязательно работающей. В связи с этой проблемой роль бабушек институализируется, происходит становление «расширенного материнства» [Роткирх, 2011]. И это чаще всего, как мы это выявили в первом параграфе, приводит к матрифокальности, то есть проживанию с родителями жены. В совокупности приведенных факторов именно бабушка берет на себя функции ухода за ребенком и его воспитания, а также становится ретранслятором семейной культуры [Семенова, 1996].

Несмотря на активную жилищную политику в 1960-е - 1980-е годы, проживании молодых семей в собственных квартирах, доля расширенных семей оставалась значительной. Однако, как мы выявили выше, молодая семья жила с родителями лишь на первых порах, пока не получали свое жилье. Семенова приводит статистику по данному вопросу: «в 1970 году среди всех семей с брачными парами 23,7% были расширенными, так как включали в себя родителей или родственников одного из супругов и общих внуков. К 1979 году их доля уменьшилась до 19,7%, а к 1989 году - 17,1%» [Семенова, 1996].

Главным экономическим фактором в данных отношениях выступало время. Перед работающей матерью вставал выбор: решение семейных экономических задач, например, рост по карьерной лестнице или съездить на другой конец города и, отстояв в очереди достаточное количество времени, достать необходимые продукты, вещи, предметы мебели для дома, или не работать, остаться дома и заниматься воспитанием детей. В позднесоветский период, как отмечает Пушкарева, семье трудно было бы прожить на одну зарплату, поэтому неработающая мать - скорее исключение из правил [Пушкарева, 2012]. Так, Г. С-ва вспоминает: «За колбасой надо стоять в очереди. Вот сегодня будет завоз. Народ с утра стоит, ждет этот завоз, чтоб получить вот этот кусочек колбасы. А я целый день на работе, прихожу вечером - уже ничего нет. Вот и все. Как-нибудь уж случайно попадешь, так стоишь в очереди. Пока стоишь в очереди, придешь домой, а там уже море слез: «Где ты ходишь? Тебя долго нет!» [Интервью № 2].

Обращаясь к материалам интервью, женщины-респонденты часто вспоминают то, как их матери помогали им с детьми: от советов по подготовке к родам до помощи в воспитании. Также женщины отмечают, что была проблема и с детскими садами, приходилось либо договариваться, либо в очереди стоять, поэтому и приходилось обращаться к помощи своих матерей. «А дочку в два с половиной в ясли отдала. Отдала, потому что сама всю жизнь в детском саду работаю, знаю, что у воспитателя только две руки и внимание он 20-25 детям маленьким не сможет. Мне было просто очень жаль ее. Она дома сидела с моей мамой. Мама хоть и работала. Мы с ней по очереди. Когда она работает, я сижу. Когда я работаю - она» [Интервью № 5]. Здесь Н. Л-на на собственном опыте понимает, какое внимание будет ребенку в саду, поэтому и оставляет ее у родителей. После переезда в квартиру в Березниках женщина также оставляет дочь у родителей в Соликамске: «...сад был на ремонте, когда садик открыли после ремонта, я только тогда отдала. Дочка там с родителями, а мы тут живем. Она хорошо там с бабушкой, с дедушкой жила» [Интервью № 5]. Однако и тут возникла проблема: детские сады строились предприятиями, а мест не было. Женщина упоминает, что ей пришлось при устройстве на работу в этот садик просить место для дочки: «Мест не было. Я приехала устраиваться, обратилась с просьбой к заведующей, что нужно место ребенку, да. Ну, дали место» [Интервью № 5].

Прибегали не только к помощи бабушек, но и других родственников: «В ясли было жалко отдавать, поэтому я рассчиталась. Потом мне тети мои помогали, которые папины сестры. Они вот все как бабушки были... У теток детей не было, вот они и сидели» [Интервью № 1]

В Березниках детские сады строили в основном градообразующие предприятия. В связи с этим места в садах получали только работники предприятий: «Владимир [муж] тогда еще дорабатывал на химзаводе, он место получил и перешел в горгаз», «Одну в девятнадцатый садик я водила, в содовский, Олю. Лену я водила в восьмой садик химзавода» [Интервью № 1]. Здесь супругу Л. Г-ой приходилось менять место работы, чтобы обеспечить детей местами в детских садах.

Респонденты также отмечают, что приходилось устраивать детей в сад по социальным сетям или по «блату»: «Обратилась к соседке! ... Вот мы пошли в садик, который у нас за домом был, к заведующей, с коробочкой конфет, с моим направлением в садик, в ясли. Мы поговорили. Она сказала: «Ну ладно, оставляйте мне свое направление, я сама Вам подберу замену, обмен» ... через заднее крыльцо мы попали в этот детский садик, который за домом был» [Интервью № 2], «Нет, в садах проблем вообще не было. Но надо было учесть, что у меня мать в аптеке работала. И мы по блату устроились, прямо буквально рядом - из окон было видно» [Интервью № 7]. Здесь еще важно для женщин и место расположения детского сада. Наиболее удобными вариантами были либо сразу возле дома, либо по пути на работу: «Она у меня в 20 садик...Там и ясли были, но мы там на Институтской жили, так что рядом» [Интервью № 6]. Здесь снова поднимается вопрос времени, которое необходимо потратить на передвижения по городу, чтобы отвести ребенка в сад, затем поехать на работу, вечером забрать ребенка, прийти домой и еще успеть сделать домашние дела. Даже в небольших городах, как Березники, время, потраченное на дорогу, было в высокой цене.

Обращаясь к опыту пермских респондентов, женщины также вспоминают, что старались договориться на счет детского сада, обратиться к своим социальным сетям таким образом, чтобы им было удобней добираться до работы. «Ну вот, я уже тогда на заводе работала, на Моторостроительном, завод Свердлова. И там дали мне направление в садик. Но садик был не рядом с домом, на Куйбышева, по-моему, садик был. А мы-то работали с утра, в 7:20 начало смены в цехе» [Интервью № 2]. Вспоминая географию Перми, мы можем предположить, как много времени уходило на дорогу до садика, а потом и до работы.

Таким образом, несмотря на продвижение работающего материнства, население сталкивалось с несоответствующей социальной инфраструктурой, в том числе и отсутствием мест в детских садах, а также большой занятостью женщин не только на рабочем месте, но и в работе по дому. Именно поэтому женщины были вынуждены прибегать к помощи социальных связей, чаще всего женщин-родственников: своих матерей, тетушек, чтобы сэкономить важный ресурс - время.

В условиях дефицита молодая семья также сталкивалась с проблемой снабжения своих детей необходимыми вещами: одеждой, предметами мебели. В связи с этим родители были вынуждены также прибегать к различным экономическим практикам, чтобы обеспечить своего ребенка.

В своей работе Н. Лебина пишет, что идея бережливости в одежде и порождала новые способы переделки: перекройка, перевязка и так далее. [Лебина, 2018]. Одной из практик было возрождение практик домоводства. Женщины вспоминают, что из-за дефицита одежды им приходилось осваивать кройку и шитье, учиться вязать: «...мы с подругой устроились в кружок кройки и шитья. Научились там шить немножко. И вот дочери платья я шила из своих комбинашек. Они были красивые комбинашки, там всякие ажурные. Платья еще из мужниных рубах, чтоб тоже было как-то покрасивей в садик ходить» [Интервью № 4]. В приведенном примере женщина еще упоминает, что заботится о внешнем виде ребенка. Перешитые из других вещей платья становятся маркером, демонстрирующим таланты и умения матери преобразования и обновления вещей.

Н. Л-на вспоминает, что приспосабливала фланелевые портянки, которые женщине собирали ее родители на производстве, на изготовление детских вещей: пеленок, распашонок, платьишек. «Я все шила сама вручную, ну, на машине, у мамы машина была. Шила на машине, руками края все обрабатывала. Пеленки, чепчики, кофточки. Даже курточку шила из своего старого плаща» [Интервью № 5]. Здесь прослеживаются еще два момента обращения с вещами: портянки лежали и ждали своего часа, а курточке дали вторую жизнь.

Кому-то приходилось идти на хитрость и также одну вещь переделывать в другую, применяя свои умения в вязании и шитье: «...мужские шерстяные носки продавались. И они были вязаны вкруговую, не обрезные. Вот мы их распускали. Я потом вязала. Дети были все обвязаны: с ног до головы. К каждому празднику я и крючком, и новое платье, ну они ведь тогда еще и маленькие были -- это ведь не на себя вязать!» [Интервью № 3].

Бабушки и дедушки также продолжали играть большую роль в обеспечении своих не только уже детей, но и внуков необходимой одеждой. Респонденты вспоминают то, как их родители ездили отдыхать на курорты в санатории или в рабочие командировки и привозили детские вещи, которые были дефицитом в провинции. «Помню, первый костюмчик, Юлька родилась, дед с бабулей были на курорте, в Ессентуках», «...из Белоруссии приезжала Лида, она навезла кучу всяких вещей. И потом вот Юлька до школы, наверное, она ходила в белорусской обуви» [Интервью № 2]. Здесь женщины вспоминают, что снабжение в других республиках было лучше, поэтому она договаривалась с родственниками, чтобы привозили детские вещи. «Мои родители куда едут - в Белоруссию, на Украину, в Москву - отдыхать, я их просила, обращалась с просьбами. Уже до того доходило, что покупали гольфики, носочки для дочери, потому что в магазинах пусто было» [Интервью № 5].

В РСФСР гораздо лучше положение было, помимо Москвы и Ленинграда, в закрытых городах, которые имели статус «приоритетного снабжения», так как на территории этих городов располагались военно-промышленные объекты. Родственники Н. С-ой проживали в таком городе, в Новоуральске. Помимо дефицитных продуктов женщине присылали оттуда и детские вещи: «У них снабжение было очень хорошее. И на нашу свадьбу оттуда продукты привозили они. И вот все эти детские вещи нам оттуда присылали» [Интервью № 4]. Л. Г-на также отмечает, что в Свердловской области снабжение вообще было лучше: «Допустим, едем в Красноуфимск (родина мужа). Хоть городок маленький, но там все как-то лучше было. Хорошее все было, лучше, чем в Березниках» [Интервью № 1].

Респонденты отмечают, что довольно часто покупали путевки в Москву, Подмосковье или Ленинград не с целью посещения исторических мест и музеев, а с целью приобретения дефицитного товара, в том числе и детских вещей: «Поехала туда вот одна, чтобы пройтись по магазинам, что-нибудь такого дефицитного купить, какие-нибудь рубашечки, штанишки» [Интервью № 4], «у нас была экскурсия в Русский музей уже запланированная, оплаченная, а уезжаем, допустим вечером или завтра, а мы в этот день пошли по Невскому проспекту, в Гостиный двор пошли за товаром. Я оттуда платья привезла для дочки» [Интервью № 5].

В общедоступных советских ателье действовали рычаги «блата» [Лебина, 2018, с. 132]. Те, у кого не было возможности сшить самому, в силу отсутствия оборудования, обращались к услугам портных. «У нас сестра в ателье устроилась уборщицей, что ли. И вот она шила Лене платья там - все» [Интервью № 6]. Через социальные сети семье удавалось решать проблему детских вещей.

Таким образом, молодые родители были вовлечены во многие экономические практики бля обеспечения своих детей необходимыми вещами. Дети росли быстро, а одежда была в дефиците и доставать ее было очень сложно. Поэтому, чаще всего матери, находили способы для переделывания каких-то своих вещей или вещей мужа: перешить, распустить, перевязать, надвязать, возрождая тем самым домашний труд и домашние практики.

Перед советской женщиной государством были поставлены две задачи: работать и развиваться на благо советского государства и воспитать детей, достойных граждан СССР. Время - новый фрейм, который сочетался с другими экономическими рамками. С расширенным материнством, с помощью бабушек по уходу за детьми женщины смогли реализовывать себя на работе и выполнять работу по дому.

Подведем итоги. Советская молодая семья на своем старте испытывает множество проблем, связанных с экономической сферой. В скором ожидании детей молодым было необходимо быстро решать вопрос с жилищной проблемой и проблемой выстраивания приватного пространства в рамках своего жилья. Не без помощи и поддержки родителей удавалось начинать семейную жизнь.