Практики гостеприимства в современном сообществе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Практики гостеприимства в современном сообществе

Оглавление

Введение

Глава 1. Теоретические подходы к изучению гостеприимства и обмена в условиях сетевой структуры

1.1 Глобализация и ее ключевые концепты

1.2 Гостеприимство как социальный институт: сущность и функции

1.3 Обмен и реципрокные отношения

1.4 Солидарности в виртуальном сообществе

Глава 2. Качественная методология

Глава 3. Couchsurfing: солидарности, практики, риски

3.1 Couchsurfing и его альтернативы

3.2 Дискурс "открытости" и идентичность в сообществе

3.3 Характеристика участников

3.4 Практики гостеприимства

3.5 Трансформация сообщества и риски

Заключение

Список использованной литературы

Приложение 1. Характеристика информантов

Приложение 2. Список включенных наблюдений

Приложение 3. Гайд интервью

Приложение 4. Транскрипт интервью № 17

Введение

Несмотря на преобладание в современном обществе рыночных отношений, наблюдается тенденция возникновения практик обмена и дарения в публичном пространстве. Особенную роль в этом играет развитие информационных технологий. Интернет и в частности социальные сети позволяют желающим "отдать" и "получить" связаться друг с другом. Botsman и Rogers описали это набирающее обороты явление как "коллективное потребление" [Botsman, Rogers, 2010]. К числу подобных реципрокных сообществ причисляются и сети гостеприимства, среди которых наиболее популярной является Couchsurfing. Сети по обмену гостеприимством (hospitality exchange networks) - это сервисы, позволяющие путешественнику на безвозмездной основе остановиться на временный ночлег в доме незнакомого человека. При этом, как правило, интеракции между участниками, возникающие в онлайн-режиме, конвертируются в реальную жизнь.

Вопросы доверия, риска и мотивированности принимающей стороны заинтересовали многих исследователей. Значительное число работ было посвящено доверию и реципрокности [Lauterbach и др. 2009], чувству принадлежности к крупному "open-minded" сообществу [Tan 2010, Rosen и др. 2011]. Другая часть работ была посвящена сетевым технологиям сервиса, делающим такое гостеприимство возможным [Adamic и 2011]. Большинство серьезных исследований, посвященных Couchsurfing, были проведены в 2009-2011 гг., когда он только взошел на пик популярности. Сейчас исследования о нем появляются гораздо реже. При этом за последнее время сообщество сильно трансформировалось, число пользователей увеличилось в несколько раз. В связи с этим сложно уже говорить об актуальности существующих исследований. Многих отечественных молодых исследователей также заинтересовал феномен каучсерфинга, но, к сожалению, их находки во многом уступают зарубежным работам.

Отдельно стоит отметить, что сейчас вопросы безопасности и риска на Couchsurfing особенно актуальны для России. Если на Западе волна популярности сетей гостеприимства прошла, и отношение к ним было пересмотрено, то в России Couchsurfing только сейчас начинает набирать обороты в массах. В частности это связано с экономическим кризисом, который сделал для многих россиян недоступными поездки за границу. Об этом может свидетельствовать статистика сервиса Alexa Alexa. URL: http://www.alexa.com/. Дата обращения: 25.05.2016., который собирает глобальный рейтинг посещаемости сайтов. Если в прошлом году Россия не входила даже в пятерку стран, лидирующих по посещаемости сайта Couchsurfing.com, то сейчас она устойчиво занимает 2-ое место после Америке, где это явление зародилось. В связи с этим представляется актуальным изучение практик гостеприимства в контексте Couchsurfing среди российских пользователей.

В связи с этим исследовательский вопрос этой работы можно сформулировать следующим образом: какие практики гостеприимства характерны для современного состояния сообщества Couchsurfing, и каким трансформациям они подвергаются?

Объект исследования - участники сообщества Couchsurfing.

Предмет исследования - практики, существующие в сообществе Couchsurfing.

Цель исследования заключается в выявление и описание основных практик, характерных для сообщества Couchsurfing.

Цель работы детализируется на следующие задачи:

1. Составить характеристику участников сообщества;

2. Выявить мотивы участия в сообществе;

3. Описать практики гостеприимства, характерные для сообщества;

4. Выявить особенности функционирования сообщества и происходящие в нем трансформации;

5. Выявить риски, существующие в сообществе.

Теоретическая рамка исследования разделена на четыре параграфа. В первом рассмотрены основные концепты современного глобального общества, которые вероятно оказали влияние на возникновение сообщества Couchsurfing. Рассматривается "сетевое общество" М. Кастельса, парадигма мобильности Дж. Урри, в частности его концепция "сетевого капитала" и глобального гражданства, "близостная мобильность" П. Бьяльски, концепция "чистых отношений" Э. Гидденса, концепция "аутентичности" (Д. МакКеннел, Л. Триллинг, Дж. Хиз и Э. Поттер).

Во втором разделе рассматривается теория гостеприимства, в которой интерес представляет концепция "абсолютного" и "условного" гостеприимства Ж. Дерриды и режимы гостеприимства, характерные для открытых и закрытых обществ (Л. Тевено и Н. Карева).

В третьем разделе анализируется дарообмен в антропологической перспективе (М. Мосс, Б. Малиновский) и концепция "реципрокности" (К. Поланьи), также рассматриваются основные постулаты теории обмена (Хоманс, Блау, Эмерсон) и концепция "коллективного потребления" (Botsman, Rogers).

В четвертом разделе рассматривается солидарный подход и концепт "солидарность" (Омельченко). Также рассматриваются исследования сети Couchsurfing.

В конце работы помещены приложения с характеристикой информантов, списком включенных наблюдений, гайдом интервью и пример одного транскрипта интервью.

Глава 1. Теоретические подходы к изучению гостеприимства и обмена в условиях сетевой структуры

1.1 Глобализация и ее ключевые концепты

Большинством ученых признается, что в современном обществе происходят кардинальные перемены, преобразующие повседневную жизнь человека, социальную структуру и традиционные институты; изменяются пространственно-временные ощущения, появляются новые возможности, а с ними и новые риски. Зачастую этот сложный процесс объясняется термином глобализация. По утверждению Д. Хелда, понятие глобализация превращается в вездесущую расплывчатую идею, которая включает в себя все современные явления - от мировых финансовых рынков до Интернета [Хелд 2004].

На основе систематического анализа теоретических подходов к глобализации, Д. Хелд выделяет три основных направления: гиперглобалисты, скептики, трансформисты. С точки зрения гиперглобалистов, глобализация представляет собой мировую экономическую интеграцию, в результате которой государства уступают свою власть новым транснациональным структурам. Скептики напротив, стремясь развинтить миф о глобализации, отрицают ослабление национальных государств, переустройство и гомогенизацию общества. Для трансформистов глобализация - это исторически беспрецедентное явление, которое трансформирует национальные правительства, экономику, культуру, общество в целом и устанавливает новый мировой порядок. При этом отмечается противоречивый характер глобализации - она способствует интеграции и фрагментации одновременно [Там же, с. 1-10]. В данной работе современное общество будет рассматриваться преимущественно в рамках трансформистской парадигмы (Гидденс, Кастельс и др.). Отмечая достоинства и недостатки каждого из направлений, Д. Хелд дает следующее определение глобализации - "процесс (или совокупность процессов), который воплощает в себе трансформацию пространственной организации социальных отношений и взаимодействий - измеряемую с помощью таких показателей, как их протяженность, интенсивность, скорость и воздействие, - порождающую межконтинентальные и межрегиональные потоки и структуры активности, взаимодействий и проявлений власти" [Там же, с. 19].

Далее будут рассмотрены основные аспекты глобализации и современного общества, такие как информационные технологии, мобильность, туризм и другие смежные области, которые вероятно оказали влияние на возникновение и развитие исследуемого сообщества Couchsurfing.

Информационные технологии. В большинстве случаев ключевая роль в трансформации современного общества отдается коммуникациям, и в частности опосредующим их информационным технологиям. По утверждению М. Кастельса, в конце 20 в. начинается информационно-технологическая революция, столь же значимая как индустриальная революция 18 в. В результате технологической трансформации зародилась новая коммуникационная система (мультимедиа), интегрировавшая в себя все прежде существующие виды человеческой коммуникации - письменную, устную, аудиовизуальную. Этот процесс кардинально меняет коммуникацию, которая в свою очередь опосредует и формирует культуру. Перефразируя М. Маклюэна, М. Кастельс заявляет о возникновение "галактики коммуникаций", супертекста и метаязыка в одном лице [Кастельс 2000, с. 314-317]. Мультимедиа создают новую социальную структуру, обладающую своей спецификой. Во-первых, ей присуща широкая социальная и культурная дифференциация, способствующая сегментации пользователей. Виртуальные сообщества - яркий пример этому. Во-вторых, возникает социальная стратификация по принципу включенности в коммуникации: на тех, кто способен выбирать и подключаться к ним сам, и тех, кого снабжают ими в ограниченном количестве. В-третьих, коммуникационная система охватывает все формы культуры, а те, которые исключаются, - маргинализируются и утрачивают способность к воспроизводству. И, в-четвертых, мультимедиа создает новую символическую среду, формирует культуру реальной виртуальности. В последнем случае М. Кастельс диспутирует с Ж. Бодрийяром и Р. Бартом, утверждая, что не только современное общество, но и любая социальная система существует в символической среде. Реальность всегда переживается индивидом через некие символы и образы, которые наделяют практику значением, практически всегда смещенным от ее семантического определения [Там же, с. 351-352].

М. Кастельс вводит понятие "сетевое общество", отмечая, что сетевая социальная структура существовала и прежде, однако специфика современного сетевого общества заключается в том, что оно выстраивается вокруг информационных технологий, которые делают эту структуру более очевидной и всеобъемлющей. Сетевая структура - комплекс взаимосвязанных узлов, содержание которых зависит от специфики структуры. Сети являются открытой системой и могут неограниченно расширяться за счет включения новых узлов, которые способны воспроизводить коммуникационные коды, действующие в этой структуре. Сети становятся новой социальной морфологией общества, а сетевая логика распространяется на все сферы человеческой жизни. К примеру, принадлежность к какой-либо сети или ее отсутствие становится источником власти в обществе [Кастельс 2004, с. 141-156].

Мобильность. Дж. Урри определяет мобильность как важнейшую категорию общества XXI века. В современном мире все пришло в движение: люди, предметы, образы, информация. Происходит "гибель дистанции", которой во многом способствуют современные мобильные технологии, такие как Интернет и мобильный телефон [Урри 2012]. Как пишет З. Баумана, среди ценностей на первое место выдвигается мобильность, свобода передвижения. Этот вечно дефицитный и неравномерно распределяемый товар превращается в главный фактор расслоения постсовременной эпохи [Бауман 2008].

Глобализация во многом способствует размытию национальных обществ и возникновению того, что Ясмин Сойсал назвал "постнациональным гражданством". Возникают новые формы гражданств, связывающих мобильных индивидов поверх границ и культур, такие как космополитическое гражданство, мобильное гражданство и др. [Урри 2012a, с. 239]. Дж. Урри выделяет категорию "глобальных граждан" и 7 подтипов: глобальные капиталисты, глобальные реформаторы, сотрудники международных организаций, агенты, налаживающие профессиональные или досуговые глобальные сети, граждане Земли и их противники. Седьмой тип представляет наибольший интерес в рамках исследования - "глобальные космополиты, которые разделяют позицию и идеологию открытости к "иным" культурам, народам и средам, в значительной мере являющейся следствием высокой интенсивности физических перемещений" [Урри 2012b, с. 248]. Урри подчеркивает, что "общий стиль жизни" является необходимым условием гражданства [Там же, с. 267].

Дж. Урри, отмечая статичность форм капитала Бурдье, вводит понятие "сетевого капитала". Мобильности порождают особую разновидность поля, со свойственными ему формами борьбы, вкуса и габитуса. "Сетевой капитал -- это способность порождать и поддерживать социальные отношения с людьми, не обязательно находящимися в географическом соседстве, получая от этих отношений эмоциональные, финансовые или практические выгоды" [Урри, 2012a, с. 362]. Таким образом, значимы не сами по себе мобильности, а социальные отношения с другими людьми на расстоянии, которые они порождают и поддерживают. Урри выделяет 8 элементов сетевого капитала: набор из соответствующих документов, виз, денег и навыков; наличие удаленных других; двигательные способности; бесплатная локационная информация и пункты контакта; коммуникационные устройства; соответствующие назначению, безопасные и надежные места встреч; доступ; время и другие ресурсы для управления и координации. Доступность этих элементов создает новый стратификационный порядок в современном обществе. Урри критикует схожую концепцию "социального капитала" Патнэма за ограниченность рамками соседских общин, в которых только возможно возникновение доверия и взаимности. По утверждению Урри, "соприсутствие и доверие могут генерироваться и на расстоянии" [Там же, с. 362-367].

Туризм. По утверждению Д. Хелда, туризм является наиболее глубокой непосредственной формой культурной глобализации. [Хелд 2004, с. 424] Урри рассматривает "туризм" и "глобальное" как части системы сложных взаимозависимых процессов. Современный мир охвачен производством и потреблением мест. Туристические объекты создаются подчас в самых неожиданных местах [Урри 2005, c. 136-138]. Потоки туристов опосредуют отношения между обществами и переопределяют положение "мест" в глобальном порядке с позиции их туристического потенциала. По выражению З. Баумана, "мир превратился в склад потенциально интересных объектов, и задача заключается в том, чтобы выжать из них как можно больше занимательного" [Бауман 1995]. Туризм, некогда являвшийся маргинальной деятельностью, оказывается в центре "текучей современности". Турист находится в постоянном поиске новых переживаний и приключений, и с каждым разом все более экзотичных. По мере того, как туризм занимает все большую часть времени, туристский стиль поведения превращается в образ жизни [Там же].

Стремительно развивающиеся мобильные технологии сжимают пространственно-временные ощущения и вместе с тем трансформируют "взгляд туриста". Урри отмечает возникновение виртуальных и воображаемых путешествий наряду с телесными. Развитие транспортной системы делает туризм доступным практически для всех слоев населения [Урри 2012а, c. 68].

Риски. Трансформации, происходящие в обществе, способствуют возникновению новых рисков и угроз. У. Бек утверждает, что современные риски, как результат промышленного развития, приобретают глобальный масштаб и переопределяют общественное устройство. Если ранее общество дифференцировалось по классовому признаку, то современные риски затрагивают всех, независимо от наличия богатств, и сами являются результатом производства последних [Бек 2000, с. 12-14]. Как пишет Э. Гидденс, риск занял центральное место в обществе, которое в досовременное время отводилось понятию "рок". Несмотря на усилившееся внимание к риску, это не связано с тем, что жизнь отдельного человека стала более опасной. Хотя на каждое достижение, снижающее риск, существует ряд негативных последствий, в целом риск для жизни человека существенно уменьшился. Дело в том, что для современного общества характерно рефлексивное восприятие риска - оценивание событий с позиции риска стало неотъемлемой частью жизни. При этом увеличился институциональный риск, которому подвержен каждый индивид вне зависимости от того, включен он в эту систему или нет. В результате процесса глобализации растет "риск со значительными последствиями", который подвергает опасности любого человека [Гидденс 1994]. Гидденс выделяет осознанное принятие риска как "эксперимент на доверие". Этот вид риска имеет важное значение для самоидентичности индивида: справляясь с навлекаемыми на себя трудностями, человек самоутверждается как личность перед другими и самим собой. [Там же, с. 127].

"Культ близких отношений". Процессы глобализации оказывают влияние на все сферы человеческой жизни. Как утверждает Э. Гидденс, главный конфликт XXI в. - борьба между фундаментализмом и космополитической толерантностью. Традиционные институты, такие как семья, государство, работа, теряют свою функциональность и превращаются в "институты-пустышки". Особенно значимая революция произошла в характере связей между людьми, в которых на первый план выходят эмоциональная связь и близость. Последние заменяют прежние связи между людьми в трех сферах: сексуальные и любовные отношения, отношения между родителями и детьми, дружба. С помощью концепта "чистые отношения" Гидденс описывает ситуацию, в которой "социальное отношение вводится ради самого себя, ради того, что может быть извлечено каждой личностью из поддерживаемой ассоциации с другим; и которое продолжается лишь до тех пор, пока обе стороны думают, что оно каждому из индивидов доставляет достаточно удовлетворения, чтобы оставаться в его рамках" [Гидденс 2004, с. 80]. Сейчас все для большего числа людей брак теряет свое прежнее значение, уступая место чистым отношениям. Гидденс отмечает, что само понятие "отношения", означающее тесную и продолжительную эмоциональную связь между людьми, вошло в общее употребление не так давно. По утверждению ученого, трансформация интимности, происходящая в современном обществе, проистекает из базового сдвига этики личной жизни [Там же].

Бауман определяет метафоры фланера, бродяги, туриста и игрока как жизненные стратегии постмодерна. Все они придают фрагментарность и поверхностность человеческим отношениям, препятствуют формированию устойчивых сетей взаимных обязательств. Сохраняющаяся дистанция между "Собой" и "Другим", позволяет избегать ответственности и соучастия в судьбе "Другого". "Другой" рассматривается с точки зрения эстетики, а не морали. Бауман отмечает, что это не противоречит "культу близких отношений", характерного для постмодерна. Этот культ является лишь иллюзорной компенсацией одиночества, в действительности свободные от обязательств "чистые отношения" не порождают близости между людьми [Бауман 1995].

Категории интимности и сопричастности становятся актуальными также для мобильности и туризма, в частности для такого явления как сети гостеприимства. П. Бяльски на основе многолетнего исследования сообщества Couchsurfing вводит понятие "близостного туризма" ("intimate tourism") и позднее "близостной мобильности" ("intimately mobile"). Становление "близостной мобильности" не означает поиска романтических отношений, скорее это о новой форме чувственности взаимодействий между незнакомцами. Она характеризует это как появляющуюся практику мировой культуры [Bialski 2012]. "Путешествия -- идеальная возможность для искренних и открытых дружеских отношений […] поскольку эфемерная, временная природа этих отношений позволяет каждой стороне идеализировать другую и считать отношения свободными от власти, уз и ожиданий" [Хиз, Поттер 2007, с. 153-154].

Еще во второй половине XX в. исследователи обратили внимание на сомнительное моральное влияние массового туризма. По мнению Д. Бурстина, турист отстранен от реальной жизни, он как бы находится внутри "мыльного пузыря". Среда, в которой обитает турист - "псевдобытие" - имитирует действительность и реальный опыт, подстраиваясь под ожидания туриста [Boorstin 1961]. Концепция Бурстина восходит к идеям праздного класса Веблена. В последующие годы в исследованиях был продолжен критический анализ массового туризма. В этом плане примечательна концепция "золотой орды" L. Turner и J. Ash, которые также отмечают, что туристы находятся в ограниченном мире, основанном на "периферийных удовольствиях" [Turner, Ash 1975].

Д. МакКеннел, критикуя псевдобытие Д. Бурстина, утверждает, что турист всегда стремится к аутентичности. Д. МакКеннел использует концепцию И. Гофмана о разделение пространства социального взаимодействия на передний план (фасад), предназначенный для гостя и хозяина, потребителя и обслуживающего персонала, и задний план (закулисье) - скрытые от туристов места, в которых протекает повседневная жизнь местных жителей. Турист стремится попасть на эти задворки, увидеть реальную жизнь и даже прожить ее вместе с местными жителями. Турист может даже думать, что движется в этом направление, но вероятнее всего это не будет являться действительно аутентичным опытом. Туристическая индустрия, подстраиваясь под желания потребителя, создает новый тип пространства - театрализованную (инсценированную) подлинность. Такую сконструированную под туристов реальность Д. МакКеннел называет "сценической обстановкой". Это места заднего плана, созданные специально для туристов, которые оттуда могут наблюдать за реальной жизнью, однако, по-прежнему не включаясь в нее. Туристическое пространство состоит из 6 сцен, которые турист преодолевает, стремясь достичь аутентичности. Первая сцена - передний план по Гофману, социальное пространство, которое турист старается обойти. Вторая сцена - туристическая передняя сцена с декорациями, напоминающими о заднем плане (например, сувениры). Третья сцена - зона переднего плана, которая полностью смоделирована на подобие заднего. Четвертая зона - зона заднего плана, которая слегка приоткрывается для посторонних (например, секретные факты в журнале). Пятая зона - зона заднего плана, которая немного изменена и подчищена, поскольку турист допускается на случайное представление. И, наконец, шестая сцена - задний план по Гофману, пространство аутентичности, к которому стремится турист [MacCannell 1976].

Исследователями туризма неоднократно предпринимались попытки классифицировать путешественников (Бурстин, Коэн и др.). При этом наблюдается тенденция дифференциации по принципу погруженности в культуру и интенсивности контакта с местными жителями. Например, Бурстин утверждает, что путешественник всегда движется в поисках людей, событий, опыта, турист же ожидает, когда все самое интересное найдет его само [Boorstin, 1961].

Урри также утверждает, что важным мотивом к путешествию является "потребность в близости", стремление быть сопричастным к какому-то пейзажу, событию, сообществу и т.д. Культуры стали настолько мобильны, что современные люди уже не ставят под сомнение возможность проникновения в них [Урри 2005, c. 138-139]. Таким образом, аутентичность становится ведущим императивом современных туристов.

Термин "аутентичность" вошел в широкое употребление после выхода в 1972 г. книги публициста Лайонела Триллинга "Искренность и аутентичность". Изначально аутентичными называли музейные объекты, заслуживающие наибольшего восхищения. По мнению Триллинга, аутентичность - современная категория, возникшая как реакция на отчуждающее действие технократической жизни. Главный принцип аутентичности - отсутствие коммодификации. Включение предметов или переживаний в экономические отношения делает их частью современного общества. Поэтому товары современного массового производства не обладают аутентичностью, которая находится за пределами повседневной жизни [Хиз, Поттер 2007, с. 145].

По той же причине люди стремятся к путешествиям, которые позволяют соприкоснуться с иным. По утверждению Дж. Хиза и Э. Поттера, путешествия становятся конкурентной сферой потребления. "Аутентичный опыт путешествий" отождествляется с "культурным капиталом" П. Бурдье, который тем больше теряет ценность, чем больше людей обретает его. В результате возникает конкуренция за туристические места - "конкурентное вытеснение" - развивающееся по стандартному сценарию коммерциализации контркультуры. Местные жители приветствуют первых искателей аутентичности, потом возникает инфраструктура, место привлекает новых туристов, становясь более популярным и теряя ценность для первопроходцев, которые отправляются на поиски новых мест. Таким образом, "благодаря своим неустанным усилиям по прочесыванию планеты в поисках еще более экзотичных мест бунтари контркультуры десятилетиями функционируют как "авангардные части" массового туризма" [Там же, c. 156].

Подводя итог, можно сказать, что современное общество переживает кардинальную трансформацию, затрагивающую все сферы социальной жизни. Информационные технологии и мобильности выходят в центр текучей современности и устанавливают новый социальный порядок, маргинализируя объекты, не включенные в них. В противоречие вступает национализм и космополитизм, традиционные институты и новые стили жизни. Человеческие отношения принимают противоречивый характер, с одной стороны, индивид стремиться к близости и сопричастности, с другой стороны, социальные связи становятся все более эфемерными и фрагментарными. Аутентичность становится желаемой и вечно ускользаемой категорией современного мира.

1.2 Гостеприимство как социальный институт: сущность и функции

Гостеприимство по своей сути является сложным и многоаспектным явлением. Институт гостеприимства существовал с архаичных времен и, пожалуй, у каждого народа, о чем свидетельствуют дошедшие до наших дней многочисленные летописи, религиозные тексты, законы и обычаи, в той или иной форме описывающие процесс принятия гостя. С развитием общества гостеприимство прошло долгую эволюцию до наших дней, обросло новыми смыслами и функциями. Далее институт гостеприимства будет рассмотрен в небольшой ретроспективе для понимания трансформаций, происходящих с ним, будут выделены наиболее интересные подходы и концепты в его исследовании.

В традиционных обществах гостеприимство было общечеловеческой добродетелью, позволявшей путнику найти приют в любом доме. А. Монтандон иллюстрирует это выдержками из популярно-философского трактата Х. Хиршфельда (1777): "Каждая хижина, дым от которой был виден издалека, радовала взор путешественника, он был уверен, что встретит там брата" [Монтандон 2004, c. 11]. Такой всеобщий радушный прием во многом связан с тем, что институт гостеприимства выполнял ряд важнейших социальных функций. Во-первых, он играл роль сакрального ритуала и был тесно связан с религией. Неуважительное отношение к гостю каралось существующими обычаями и законами. Особенно желанными гостями были нищие, поскольку существовали поверья, что они являются посланниками Бога [Ярославский 2004]. Во-вторых, у некоторых народов гостеприимство выполняло функцию правового института. Например, в Древнем Риме между общинами заключались договоры о гостеприимстве, дающие право гостю на бесплатное жилье и неприкосновенность даже во время военных действий между этими общинами. Существуют предположения, что такое гостеприимство явилось одной из предпосылок к созданию международного права. [Колосовская 1998, с. 50]. В-третьих, это был важный канал коммуникации, странник приносил вести из других краев, также мог распространить какое-либо известие по просьбе хозяина [Щепанская 2003].

В процессе развития цивилизации гостеприимство стало приобретать коммерческий характер - возникновение странноприимных домов, общежитий и гостиниц сделало ненадобным оказание приюта странникам и превратило его в прибыльное дело. Развитие коммуникаций, освобождение общества от религиозных оков также повлияло на изменение формы и сути гостеприимства.

Сегодня гостеприимство представляет многоаспектную категорию, которая рассматривается в различных научных сферах, таких как антропология, социология, история, философия, экономика, география, менджмент, маркетинг. Одна из проблем в исследованиях гостеприимства в том, что разные дисциплины рассматривают его в разных перспективах, и до сих пор они не были сведены надлежащим образом, чтобы вывести критические идеи. В связи с этим нет единого определения гостеприимства, равно как и единой теоретической рамки. Особенно различаются интерпретации гостеприимства в социальных и управленческих науках. К примеру, Дж.Р. Уокер выделяет два определения гостеприимства: 1) сердечный и щедрый прием гостей; 2) широкий набор видов бизнеса, каждый из которых связан с обслуживанием людей, находящихся вне дома [Уокер 2002, c. 561].

Тем не менее, в современное время наблюдается рост исследовательского интереса к феномену гостеприимства. Главным образом оно рассматривается с двух позиций: как взаимодействие между людьми и как общественное явление (государственное, институциональное гостеприимство). К философской проблематике гостеприимства одними из первых обратились французские исследователи, которые рассматривали его, прежде всего, с позиции государственного гостеприимства по причине наплыва иммигрантов из бывших колоний во Францию. В среде французских исследований особенно стоит отметить работу философа Жака Дерриды "О гостеприимстве" (1996). Разделяя гостеприимство на "условное" и "абсолютное", Деррида подчеркивает противоречивую природу данного явления. "Условное гостеприимство" является гостеприимством в обычном смысле, оно зависит от норм, обычаев и прав, строится на иерархии, при которой хозяин всегда выше гостя, и ограничивает круг лиц, которые имеют право на гостеприимство. "Абсолютное гостеприимство", напротив, предоставляет человеку право быть гостем независимо от его культурной, национальной, социальной принадлежности и не требует никаких обязательств в ответ. Таким образом, "условное гостеприимство" исключает "другого", а "абсолютное гостеприимство" предельно обращено к нему. В этом противоречие заключается апория гостеприимства: помимо абсолютного закона гостеприимства существует множество частных законов, социально и исторически обусловленных, которые накладывают права и обязанности, как на хозяина, так и на гостя. Однако Деррида подчеркивает необходимость связи между двумя законами гостеприимства: без частных обусловленных законов абсолютное гостеприимство оставалось бы нереализуемым [Derrida 2000].

И.В. Пахолова различает гостеприимство безответного дара, восходящее к идеям таких авторов как Ж. Деррида, Ж. Батай, Э. Левинас, С. Жижек, и гостеприимство ответного дара, подобное обмену дарами, описанного М. Моссом. Ответный дар основан на взаимном обмене, который расширяет и укрепляет социальные связи. Напротив, безответный дар направлен на сохранение существующего социального порядка и недопущение возникновения отношений обмена и каких-либо последующих социальных обязательств. При гостеприимстве безответного дара гость воспринимается как "чужой", с которым не возникает общности и сохраняется социальная дистанция [Пахолова 2011, с. 32-38].

П. Ларделье подчеркивает связь гостеприимства с ритуалом. Ритуал - особый социальный контекст, для которого характерны зрелищность и высокая символичность. Он имеет принудительный характер, его обязаны соблюдать все участники. Также и принятие гостей означает оказание знаков внимания, трату времени и средств, создание иного пространства-времени, в котором символическое значение преобладает над функциональным смыслом обмена. Отношения между гостем и хозяином театрализуются и тем самым устанавливаются. Формальные рамки помогают подчинить чужого человека, "вторгающегося" в дом. Ларделье отмечает, что согласно моссовскому циклу отдариться можно любому другому человеку, таким образом, выйдя из автаркии и симбиоза, появляется возможность открыться кому-то третьему. Однако западное общество теряет ощущение бескорыстности, которое полагается в гостеприимстве [Ларделье, 2004].

Несмотря на универсальность феномена гостеприимства, в разных обществах он имеет свои специфические особенности. Л. Тевено и Н. Карева через особенности гостеприимства в разных странах объясняют разделение обществ на закрытые и открытые и выделяют две формулы выстраивания общности: формула либеральной композиции и формула композиции "общее через близкое". Первая формула основана на "режиме планового действия" и подразумевает "индивида в состояние публичности", который способен. Для второй формулы характерен "режим гостеприимства" - иностранец (гость) получает особенный статус, при котором он не может включиться в общественное пространство наравне с местными жителями, которые, оказывая повышенное внимание, всячески помогают ему преодолеть эту неспособность. В первом случае гость включается в общность наравне с местными жителями (открытое общество), во втором случае отношения выстраиваются на основе иерархии (закрытое общество). Таким образом, при встрече представителей двух разных типов общностей могут возникнуть противоречия: неоправданные ожидания гостеприимства формируют представление о скупости другой общности; и, наоборот, чрезмерная опека может вызвать у гостя чувство неловкости и желание отплатиться за оказанные ему услуги. На своих примерах авторы показывают, что для россиян (как для поколения советских людей, так и для молодых) характерна композиция "общее через близкое", а, для жителей США - либеральная композиция. Отмечается, что в настоящее время под воздействием глобализации либеральная композиция распространяется на общности, построенные по формуле "общее через близкое". [Тевено, Карева 2009]

P. Lynch и J. G. Molz, проведя анализ литературы о гостеприимстве в разных научных перспективах, свели гостеприимство к двум основным ролям: социальный контроль и социальный и экономический обмен. Однако отмечают, что эти границы неустойчивы, например, социальный обмен может представлять форму социального контроля. [Lynch и др. 2011, c. 7-12]

Гостеприимство как социальный контроль. Гостеприимство подразумевает не только радушный прием, но и контроль "другого", который вторгается в физическую, экономическую или социальную среду. Такое противоречие отражается в этимологических истоках понятия гостеприимство: "hospitium" - "гостеприимство" имеет родственную связь с понятиями "hospes" и "hostis", что переводится как "чужак", "пришелец". Такая связь показывает развитие мышления человека в архаичные времена, когда мир делился на "свой" и "чужой". [Колосовская 1998, c. 49-50]

Гостеприимство как социальный и экономический обмен. Идея обмена и реципрокности звучит во многих определениях и описаниях гостеприимства. Гостеприимство как форма обмена рассматривается в контексте двух парадигм: обмен в рациональной экономической теории (Shilling, Mellor) и обмен дарами (Мосс). В связи с этим P. Lynch и J. G. Molz отмечают дуализм гостеприимства: социальное и экономическое, даровая экономика и капиталистическая экономика, ностальгия и реальность [Lynch и др. 2011, c. 10].

Современные исследователи нередко с сожалением говорят о том безусловном общечеловеческом гостеприимстве, которое существовало в прежние времена и почти невозможно встретить в наши дни. Например, это неоднократно упоминается в текстах российско-французской конференции (2002). Индустрия гостеприимства сейчас стремительно развивается, постоянно преумножается число гостиниц, хостелов и общежитий. На фоне этого возвращение к гостеприимству как к всеобщей человеческой добродетели кажется невозможным и его отголоскам есть место только в частных родственно-дружественных практиках. Однако наблюдается стремление формально-экономических отношений трансформироваться в неформально-личностные. Например, в субкультурах уже достаточно долгое время существует форма взаимопомощи в виде предоставления временного бесплатного жилья - "вписки" [Щепанская 2008, Литвина 2014]. Более того, всеобщую популярность приобретают глобальные сети гостеприимства (Couchsurfing, Hospitality club, Servas International и др.), позволяющие найти бесплатный ночлег практически в любом городе мира. J.G. Molz вводит понятие "сетевого гостеприимства" ("network hospitality"), опираясь на концепцию Wittel (2001) "сетевая социальность" ("network sociality"), согласно которой социальные отношения больше не основаны на сообществах, стремящихся к стабильности и согласованности, они рассредоточены по сетям и технологиям. Сетевая социальность - это делокализованная социальность в движение и на расстоянии. По утверждению Дж.Г. Мольц, сети гостеприимства тоже своего рода "социальность в движение", тем не менее, они содержат различные формы неподвижности, которые включают сами остановки "на диване" и возможность только принимать гостей, не путешествуя. Таким образом, сети гостеприимства возникают из сложного взаимовлияния мобильности и неподвижности, онлайн и оффлайн интеракций, коротких, но интенсивных встреч и формируют "близость посреди мобильности" [Molz 2012]. По утверждению П. Бьялски, в рамках каучсерфинга формируется новая форма гостеприимства, которая отличается от коммерческого и от дружеского (семейного) гостеприимства [Bialski, 2012].

Несмотря на возрождение интереса к феномену гостеприимства, отдельные попытки его реанимировать, исследовательница Ю.В. Ватолина выносит суровый и беспрекословный приговор: в современном мире нет условий для существования гостеприимства в его символическом и онтологическом смысле, то, что сегодня называется гостеприимством - лишь его симуляция. Хотя исследовательница дополняет, что современное общество не однородно, и на "маргиналиях новоевропейской действительности" еще можно встретить гостеприимство в его первоначальном смысле. Как отмечает Ватолина, остатки гостеприимства, вызывают чувства ностальгии и "сбои", последствия которых двояки. С одной стороны, возникают симуляции гостеприимства, замкнутые в "знаковой данности", не способные стать жизненными. В качестве примера исследователь приводит "на первый взгляд поразительный успех социальных сетей в Интернете", в которых "уже нет места никакой онтологической содержательности". С другой стороны, подобные симуляции гостеприимства, как в туристической, так и политической сфере, могут стать причиной "провокации для более тонкой дифференциации семиотических полей, позволяющей очертить смысловые контуры феномена гостеприимства" [Ватолина 2014, c. 238-245].

Из проведенного анализа видно, что гостеприимство является значимой категорией человеческой цивилизации, прошедшей долгую эволюцию. Гостеприимство выполняет важные общественные функции и отражает социальную организацию общества. В связи с этим необходимо разрабатывать дальнейшее теоретическое осмысление гостеприимства в рамках социологии.

1.3 Обмен и реципрокные отношения

Как видно из предыдущего раздела, социальный обмен является важной составляющей частью гостеприимства. Кроме того, при сборе эмпирических данных в интервью неоднократно поднималась идея обмена. В связи с этим данный раздел будет посвящен явлению обмена, рассматриваемому преимущественно в антропологической перспективе, и реципрокности как его ключевой характеристики.

Современные рыночные отношения влияют практически на все сферы человеческой жизни. К. Поланьи, обращаясь к работам антропологов (Р. Турнвальд, Б. Малиновский), обосновывает, что рыночная экономика установилась сравнительно недавно, только в XIX в. Долгий период времени экономика традиционных обществ строилась на трех принципах: реципрокность, перераспределение и домашнее хозяйство. Эти принципы институционализировались с помощью трех моделей организации соответственно: симметрии, центричности и автаркии. Принципы реципрокности и перераспределения "погружали" экономическую систему в сложную сеть социальных связей, основанную на взаимном доверии. Индивид действовал в интересах сообщества, поскольку это поддерживало социальные связи, повышало социальный статус, давало взаимные выгоды. В связи с этим "любой иной принцип поведения, кроме полного бескорыстия, становится просто невыгодным" [Поланьи, 2002, с. 59]. Более того, поведение индивида сдерживается социальными институтами - обычаем, законом, религией [Поланьи, 2002, с. 144].

Если раньше экономика была "погружена" в социальные связи, то с приходом саморегулирующего рынка социальные отношения начинают "встраиваться" в экономическую систему (Поланьи, 2002). Поланьи отмечает, что еще Аристотель за много лет предугадал деление экономики на домашнее хозяйство (производство для собственного потребления) и производство для прибыли. Осуждая принцип производства ради прибыли, Аристотель указывал на "глубокое противоречие между изолированно действующим экономическим мотивом и социальными связями" [Поланьи, 2002, с. 67]. Ученый отмечал значимость "обмена по эквивалентностям", то есть когда обмен совершается в равных пропорциях необходимыми предметами [Поланьи, 2010, 144-149].

К. Поланьи определяет реципрокность, перераспределение и обмен как формы интеграции, структурирующие хозяйства. Реципрокность - перемещение между соответствующими точками в симметричных группах. Как отмечает Поланьи, "Чем более близкими друг другу чувствуют себя члены крупного сообщества, тем более они будут склонны переводить на реципрокную основу конкретные отношения, ограниченные во времени, пространстве или как-либо иначе" [Поланьи 2010, с. 59].

Явление социального обмена тесно связано с такими понятиями как дарообмен и дарение. С.Ю. Барсукова выделяет три подхода в исследованиях сетевого дарообмена: 1) антропологический, изучающий символический смысл даров в традиционных обществах; 2) сетевой подход, акцентирующий внимание на сетях как структурной основе различных социальных процессов; 3) историческую социологию, изучающую историческую обусловленность сетевой взаимопомощи, ее истоки в традициях общества и экономической культуре [Барсукова 2004, с. 20-22]. В.И. Ильин отмечает, что изучение феномена дарения, заложенное антропологами М. Моссом и Б. Малиновским, стало развиваться в двух направлениях: 1) продолжило классическую линию исследований дарения в традиционных обществах; 2) получило развитие в анализе дарения в современной индустриальной и постиндустриальной культуре [Ильин 2001]. Далее рассмотрим антропологическую традицию изучения обмена, в рамках которой большое внимание было уделено обмену дарами, который определяется как символический обмен и противопоставляется экономическому.

Б. Малиновский в своей знаменитой работе "Аргонавты западной части Тихого океана" описал форму обмена "кула", характерную для племен на Тробрианских островах. В ходе межплеменных морских экспедиций между островами по кругу переправляются два вида браслетов из раковин в разных направлениях, при встрече они обмениваются. Браслеты постоянно находятся в движении и не могут оставаться в чьей-либо собственности слишком долго, например 1-2 года. Обмен кула основан на пожизненном партнерстве и связывает попарно несколько тысяч людей. Между индивидами устанавливаются взаимные обязательства и привилегии, формируется своеобразный тип межплеменных отношений. Партнеры ведут себя как друзья, помимо обмена кула периодически делают друг другу подарки, между ними устанавливается высокий уровень взаимного доверия. Индивид может вступать в партнерство только с ограниченным числом людей, которое зависит от ранга и значимости человека. Для участника партнер издалека является "хозяином, опекуном и союзником в чужом краю, где грозит опасность и не чувствуешь себя защищенным. […] Он также снабжал провизией, подносил подарки, а его дом, хоть в нем никогда и не спят, является местом встречи гостя с людьми во время пребывания в чужой деревне" [Малиновский 2004, с. 108]. При этом среди своих партнеров человек волен сам выбирать того, кого он хотел бы одарить тем или иным предметом [Там же].

Малиновский выделяет основные принципы, лежащие в основе обмена кула. Самый главный состоит в том, что кула - это церемониальный дар, возмещаемый спустя некоторое время встречным даром, он не является обменом товаров. Второй принцип заключается в том, что обмениваемые предметы должны быть равноценными. При этом эквивалентность определяет даритель: его нельзя принудить принять то или иное решение. При отдаривании неравноценным предметом получатель будет разочарован, однако он не может требовать возмещения ущерба. Нельзя ни торговаться, ни отказываться от сделки. Но, как правило, отдающая сторона, также как и принимающая, стремиться к тому, чтобы дар был щедрым. Скупость воспринимается как порог и осуждается [Там же, с. 113]. Малиновский отмечает, что в больших экспедициях участвуют жители целого района, которых он определяет как одну социологическую единицу - "сообщество кула". Сообщество кула состоит из одной или нескольких деревень, жители которых отправляются в совместные морские экспедиции для проведения обмена кула с другим отдаленным сообществом. Помимо этого, сделки совершаются и внутри сообщества [Там же, с. 117]. Таким образом, кула - это "широкая межплеменная сеть отношений, это большой институт, охватывающий тысячи людей, причем все они связаны общей великой страстью к обмену кула и, во вторую очередь, многими узами и интересами" [Там же, с. 108].

М. Мосс начинает свой "Очерк о даре" со строф скандинавской песни "Эдды", которая обозначает, в каких отношениях состоит гость и хозяин. Подразумевается, что каждый предлагает свое гостеприимство или подарки, словно они являются добровольными и бескорыстными, однако на самом деле имеют принудительный характер и требуют возмещения [Мосс 2011, с. 134-137]. Мосс описывает "систему совокупных тотальных поставок" между племен: осуществляются добровольно-принудительные подношения, уклонение от которых может грозить военными действиями. Отмечается, что для племен северо-запада Америки характерен редкий тип тотальных поставок, называемый им "потлачем". Это явление заключается в том, что в течение длительных пиршеств племена соперничают в расточительстве и уничтожение богатств, с целью затмить друг друга. Однако потлач не является бескорыстным - посредством траты устанавливается иерархия. Главный принцип заключается в обязанности возместить дар. "Давать - значит демонстрировать свое превосходство, значит быть больше, выше, получать, не возвращая или не возвращая больше, - значит подчиняться, становиться клиентом и слугой, становиться меньше и ниже" [Там же, с. 274-275]. Если какой-то мотив и заставляет проявлять щедрость, то это желание "обязывать" и иметь "преданных людей". Помимо обязанности возмещать дары, тотальная поставка предполагает еще два значимых принципа: делать и принимать подарки. Эта система трех обязанностей формирует определенный социальный порядок, при котором все составляет предмет передачи и возмещения, как будто между индивидами происходит "постоянный обмен духовного вещества, заключенного в вещах и людях". [Там же, с. 155].

В 50-60-е гг. XX в. Оформилась теория социального обмена как самостоятельное методологическое направление в социологии. Ее основоположниками стали Хоманс и Блау. Хоманс определяет социальное поведение как обмен, в котором участвуют, по крайней мере, два индивида и который рассматривается с точки зрения вознаграждений и издержек. Блау предпринял попытку преодолеть сосредоточенность Хоманса на микропроцессах обмена и проанализировать его на институциональном уровне. Вслед за ним Р. Эмерсон попытался объединить макро- и микроуровни в процессах обмена, связать теорию обмена с сетевой теорией. Ученый предложил понятие "сеть обмена" -- конкретная социальная структура, созданная благодаря двум или более взаимоотношениям обмена между действующими субъектами. Также Эмерсон уделял большое значение власти и зависимости в отношениях обмена. По его определению, власть - это уровень потенциальных издержек, которые один актор способен заставить другого "принять", а зависимость - уровень потенциальных издержек, которые другой субъект согласен взять на себя во взаимодействие. Таким образом, власть позволяет извлечь выгоду из взаимоотношений [Ритцер 2002, с. 317-329].

В современном информационном обществе социальные сети как канал обмена между индивидами становятся еще более очевидными. Как пишет В.И. Ильин, в ситуации дарения подарок является инвестицией в установление или поддержание социальной сети. Социальная сеть строится на реципрокной основе и если одна сторона инвестирует ресурсы в сеть, а другая их только использует, то сеть приобретает неустойчивый характер и разрушается. Даже единичное нарушение принципа взаимности может разрушить такую сеть. Как исключение отмечаются дружеские и родственные сети, которые допускают своего рода кредит - обмен ресурсами с разрывом во времени [Ильин 2001].

Значение информационных технологий и социальных сетей в практиках обмена подчеркивают Botsman и Rogers в своей работе "What's Mine Is Yours: The Rise of Collaborative Consumption". Концепция "коллективного потребления" трактуется очень широко и включает в себя такие явления как бартер, займы, дары, разделение с другими имеющихся благ и т.д. Главное отличие этого концепта состоит в том, что практики обмена реализуются за счет новых сетевых технологий и виртуальных сообществ. Исследователи выделяют четыре принципа коллективного потребления: значительное число участников, неиспользованные продукты длительного пользования, общие ценности, доверие между незнакомцами [Botsman, Rogers, 2010].

J.G. Molz отмечает расхождение интерпретаций роли цифровых технологий в "моральной экономике" в теории "текучей современности" З. Баумана и новой "экономики обмена" (например, Botsman, Rogers, 2010). В то время как Бауман видит в современных технологиях подрыв "моральной экономики", сторонники "экономики обмена" отдают им ведущую роль, заявляя, что инновационные технологии заполняют пробелы в старых face-to-face сообществах и позволяют совершать обмены между незнакомцами в ранее невиданных масштабах. Molz утверждает, что технические системы, разработки программного обеспечения и алгоритмы поиска, существующие на Couchsurfing, могут привести к нравственному поведению участников с помощью механизма "моральных аффордансов". Понятие "аффордансы" пришло из работы Гибсона по психологии восприятия, в которой автор объясняет, что мы ориентируемся в физической среде с позиции возможностей, которые среда предлагает для действий [Molz 2013].