Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири в период установления Советской власти и НЭПА
• 1.1 Социально-экономические условия существования мужской праздничной культуры
• 1.2 Социокультурный контекст трансформаций мужской праздничной культуры
• 1.3 Состояние мужской праздничной культуры в период 1917 - 1928 гг.: традиции и новации
• Глава 2. Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири в период коллективизации
• 2.1 Коллективизация как фактор трансформации мужской праздничной культуры
• 2.2 Культурная и религиозная политика как фактор насильственной трансформации мужской праздничной культуры
• 2.3 Трансформация мужской праздничной культуры в 1929 - 1940 гг.
• Глава 3. Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири в годы Великой Отечественной Войны
• 3.1 Социально-демографическая ситуация в Западной Сибири в 1940-х гг.
• 3.2 Социокультурный фактор трансформации мужской праздничной культуры
• 3.3 Влияние войны на трансформацию мужской праздничной культуры в тыловой деревне Западной Сибири
• Заключение
• Список источников, литературы и информантов


Введение

Актуальность проблемы. За период XX века в российском обществе произошли значительные социокультурные изменения, которые в свою очередь привели к трансформации взглядов на некоторые базовые ценности, в том числе связанные с местом и ролью мужчины и женщины в обществе. В условиях постоянных социально-экономических и социокультурных трансформаций происходило изменение отношения мужчин и женщин к вопросам брака, деторождения, образования, карьеры, изменялись поведенческие стратегии как на уровне межличностном, так и общественном.

Проблема трансформации роли женщин во многих сферах жизни российского общества на сегодняшний день в отечественной науке проработана достаточно подробно (ей очень плотно занимается Российская ассоциация исследователей женской истории, которая проводит ежегодные конференции), тогда как "мужской вопрос" разработан значительно меньше. Учитывая этот факт, а также то, что трансформация места и роли мужчин и женщин в обществе является процессом двунаправленным, возникает необходимость более глубокого изучения данного процесса именно со стороны второго участника этого процесса - мужчины.

Праздничная культура, как особая сфера жизни общества, в которой проявлялся весь спектр базовых ценностей и поведенческих установок, всегда отражала происходившие глобальные изменения в нем, в том числе и связанные с местом и ролью мужчин и женщин. Большую значимость в изучении трансформации роли мужчин играет изучение мужской праздничной культуры - той части праздничной культуры, которая характеризуется наличием обычаев и обрядов, где главная или исключительная роль отводилась мужчинам. Изучение процессов трансформации праздничной культуры и, в частности, мужской праздничной культуры в различные периоды истории нашей страны позволяет выяснить, по какому алгоритму, а также под влиянием каких факторов происходили изменения, связанные с местом и ролью мужчины в праздничной культуре и, соответственно, в обществе, и спрогнозировать, по какому пути могут пойти эти изменения в наше время. Выявление этих алгоритмов имеет практическое значение, поскольку может дать представление о том, каким образом можно влиять на формирование ценностных установок мужчин, роль которых в некоторых сферах современного российского общества по-прежнему остается ведущей.

История изучения вопроса. Так как тема данного исследования касается вопросов трансформации традиционной праздничной культуры русского населения Западной Сибири, то автор считает необходимым осветить историю изучения календарной обрядности восточнославянских народов, поскольку именно на материалах восточнославянских народов выведены основные концепции русского праздника.

Стоит сказать, что календарные праздники восточнославянских народов интересовали отечественных исследователей давно. Уже во второй четверти XIX в. появляются труды, посвященные календарным праздникам как русских, так и других восточнославянских народов России. Среди таких работ стоит назвать труды И.М. Снегирева [1837-1839], М. Забылина [1880], И.Н. Божерянова [1894]. На данном этапе изучения календарных праздников восточнославянских народов была проведена масштабная работа по сбору фактического материала, осуществлены попытки его теоретического осмысления. Например, в работах И.М. Снегирева и М. Забылина сравнивалась праздничная культура восточнославянских народов и праздничная культура западноевропейских народов, в связи с чем в большинстве явлений народной культуры признавалось существование языческих корней. Однако обычаям и обрядам мужской праздничной культуры практически не было уделено внимания, из обычаев и обрядов мужской праздничной культуры описаны были лишь кулачные бои на Масленицу и игра "взятие снежного городка".

В период конца XIX - начала XX в. основной исследовательский интерес был сосредоточен на сборе новых этнографических данных, касающихся календарных праздников, материальной культуры, фольклора народов, населявших Российскую империю. С 1889 г. начинает выходить журнал "Этнографическое обозрение, а с 1902 - "Живая старина", где в том числе публиковались материалы по календарным праздникам восточнославянских народов.

В первые годы после прихода советской власти интерес к народным праздникам и обрядам значительно упал. В качестве объекта изучения выступали преимущественно различные произведения устного и песенно-поэтического фольклора. Больших монографических исследований в этот период создано не было.

Возрождение интереса к календарным праздникам восточнославянских народов начинается в 1920-1930 гг. Работы описательного характера уходят на второй план, значительное внимание начинает уделяться теоретическому осмыслению. Среди работ, давших толчок развитию этого направления, следует назвать работу Д.К. Зеленина "Восточнославянская этнография" [1927]. В данной монографии автор рассматривал практически все стороны традиционной культуры восточнославянских народов, включая календарные праздники. Говоря о календарной обрядности, Д.К. Зеленин выдвинул предположение о семантической нагрузке календарных обычаев и обрядов, находя ее корни в языческой древности. Автором была предпринята попытка выделения мужской состязательно-игровой культуры, которая проявлялась в кулачных боях и мужских играх: "городках", "бабках", "орлянке" и других.

Стоит сказать, что труд Д.К. Зеленина был написан и выпущен в печать в Германии, а, следовательно, он был полностью избавлен от гнета идеологических постулатов марксизма-ленинизма. Работы по календарным праздникам восточнославянских народов, написанные в СССР в этот же период, были подвержены влиянию марксистского подхода, что отражалось на их содержании. Несмотря на подробное описание праздников и их качественный анализ по поиску дохристианских корней, праздничная культура восточнославянских народов в этих трудах рассматривалась, как пережитки прошлого и оценивалась, как фактор, мешающий построению социализма в стране. Самые негативные оценки достались в этих работах проявлениям мужской праздничной культуры - кулачным боям. Ярким примером такого рода работ можно назвать книгу Н. Румянцева "Православные праздники. Их происхождение и классовая сущность" [1933].

Новый этап в изучении календарных праздников восточнославянских народов начинается с конца 1950-ых гг. Происходит отход от негативной оценки обычаев и обрядов праздничной культуры восточнославянских народов, активно начинают изучаться локальные традиции. Вместе с тем по-прежнему появляются обобщающие труды. Среди таковых стоит назвать работу В.И. Чичерова "Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI -XIX вв." [1957], положившую начало развитию теории аграрного происхождения обрядов и праздников. Однако, в данной работе было уделено внимание обрядам зимнего периода крестьянского календаря, и вопросам мужской праздничной культуры совершенно не уделялось внимания. Вслед за трудом В.И. Чичерова появляется теоретическая работа В.Я. Проппа "Русские аграрные праздники" [1963]. Используя в качестве источников обширный этнографический материал, В.Я. Пропп рассматривает не каждый праздник в отдельности, а группирует обычаи и обряды различных праздников русского земледельческого календаря в некоторые семантические группы. Уделяется достаточное внимание и мужской праздничной культуре, довольно подробно рассматриваются традиции состязательной культуры русских. По мнению В.Я. Проппа, в основе праздничных состязаний между мужчинами, как и основе многих других обрядов русского земледельческого календаря, лежат обряды продуцирующей магии.

Как было сказано ранее, наряду с теоретическими обобщающими исследованиями календарных восточнославянских народов, с 1960-ых гг. появляются работы, которые рассматривают локальные традиции тех или иных праздников. В данных работах не делается больших прорывов в теоретическом обосновании календарной обрядности, но расширяется репрезентативность общих явлений праздничной культуры на локальном этнографическом материале.

Среди работ, посвященных праздничной культуре восточнославянских народов в целом, стоит отметить работу В.К. Соколовой "Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов" [1979]. В этом исследовании был проведен подробный обзор праздников весенне-летнего периода земледельческого календаря восточнославянских народов, последовательно был доказан "продуцирующий" характер большинства обрядов этого периода. Однако, В.К. Соколова практически не уделила внимания проявлениям мужской праздничной культуры, за исключением игры "взятие снежного городка", проводимой на Масленицу в Сибири.

Постоянно растущий интерес к этнографии восточнославянских народов в 1980-ых гг. привел к появлению довольно большого числа публикаций, которые были посвящены изучению обрядовой стороны культуры восточнославянских народов. Все они были посвящены, в большей степени, календарной обрядности русских, а также описанию бытовой стороны жизни русской деревни. Среди таких можно назвать работы М.М. Громыко [1991], А.Ф. Некрыловой [1991]. Определенным недостатком этих работ можно назвать то, что из-за очень большого обхвата исследуемых тем некоторые стороны календарной праздничной обрядности были раскрыты не полностью. Однако, в этих работах уделялось внимание обычаям и обрядам мужской праздничной культуры. В большинстве работ подобные обряды и обычаи упоминались в связи с определенными праздниками русского земледельческого календаря. В работе М.М. Громыко "Мир русской деревни" [1991] целый параграф посвящен мужской состязательно-игровой культуре.

Среди исследований, посвященных праздничной культуре восточнославянских народов и затрагивающих различные стороны мужской праздничной культуры, выделяются работы, посвященные отдельным семантичеcким сюжетам в календaрной oбрядноcти. Среди таких работ явно выделяются монографии Н.Н. Велецкой и Т.А. Бернштам. В работе Н.Н. Велецкой "Языческая символика славянских архаических ритуалов" [1978] рассматриваются обычаи и обряды, имеющие в своей основе ритуал отправления "на тот свет". Среди обычаев и обрядов такого рода Н.Н. Велецкая выделяет обычай кулачных состязаний на Масленицу. Описывая этот обычай, она предлагает считать его реликтом языческой похоронной тризны. Однако, наряду с этим, в кулачных состязаниях на Масленицу и в игре "взятие снежного городка" она предлагает видеть пережитки древних ритуалов борьбы мужчин за плодородие земли и хороший урожай. В работе Т.А. Бернштам "Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - начала XX в." [1988], впервые осуществляется анализ места мужчины в обрядовой деятельности. Согласно мнению автора, ответственность мужчин наблюдалась в обрядах зимне-весеннего цикла, актуализирующих плодородие и общее благополучие, что проявлялось, в частности, в обходах домов на Святки и Пасху. Среди работ, посвященных отдельным сюжетам календарных праздников, можно назвать труд Л.Н. Виноградовой "Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. Генезис и типология колядования" [1982], в которой, несмотря на подробный анализ структуры обряда колядования, совершенно не уделяется внимания гендерному распределению ролей в этой структуре.

Основную черту в вопросе изучения календарной обрядности восточнославянских народов в XX в. подводит работа А.К. Байбурина "Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов." [1993], в которой был осмыслен весь предшествующий опыт и выявлены общие основания функционирования календарной и семейной обрядности. Затронуты были в работе и некоторые аспекты мужской праздничной культуры, в частности, кулачные бои на Масленицу, которые были интерпретированы как проявление одной из важных частей ритуала - противостояние между двумя партиями.

Говоря об изучении календарной обрядности восточнославянских народов в последнее десятилетие, стоит отметить труды А.В. Черных [2007], посвященные русскому народному календарю в Прикамье, в которых автор подчеркивает, что строительство и взятие снежных городков относилось к городским обычаям, как, собственно, и в районах Европейской России.

Заканчивая обзор основных исследований, затрагивающих тему праздничной культуры восточнославянских народов, стоит сказать, что в этом направлении была проделана достаточно большая работа: сделан системный обзор календарных праздников, высказаны теоретические предположения относительно многих сторон календарной обрядности. В некоторых работах было обращено внимание и на праздничную культуру Западной Сибири. Авторам удалось сформулировать основные гипотезы о мужских социальных ролях и статусах в календарной обрядности.

Следующий блок работ, касающийся темы данного исследования, представляет собой исследования по календарным праздникам русского населения Сибири.

Говоря о изучении мужской праздничной культуры в работах исследователей календарных праздников русского населения Западной Сибири, стоит отметить, что основательно эта тема стала разрабатываться в трудах относительно недавно, в 1970-ых гг. Однако, статьи, посвященные этой теме или затрагивающие ее некоторые стороны, были написаны и в более ранний период. Как правило, такие работы не носили теоретический характер, но содержали довольно подробные описания различных обычаев и обрядов, в том числе и мужских. К таковым можно отнести статью П.А. Городцова "Праздники и обряды крестьян Тюменского уезда" [1915], в которой было дано описание игры "взятие снежного городка". В статье А. Новикова "Несколько заметок о сибирской Маслянице" [1929] рассматривался вариант игры "взятие снежного городка", записанный автором в одном из сел Барнаульского округа.

Как было сказано ранее, интерес к календарным праздникам восточнославянского населения Западной Сибири и к мужской праздничной культуре в частности, проявился с 1970-ых гг. Стоит сказать, что этнографических материалов, посвященных именно населению Западной Сибири, на тот момент было сравнительно мало, поэтому основным объектом изучения становились не календарные праздники в целом, а лишь некоторые их проявления. Среди таких работ следует назвать исследования Л.В. Новоселовой. В статье "Весенний период народного календаря в Западной Сибири" [1977] она довольно подробно рассмотрела традиции празднования Пасхи восточнославянского населения Западной Сибири. Присутствует в ее статье и информация об участии мужчин в пасхальных развлечениях, таких как игры "в бабки", в "городки", "чехарду" и прочие.

Более обширное описание календарных праздников восточнославянского населения Западной Сибири начинается уже в 1980-ых годах. Объектом изучения этнографов становится восточнославянское население отдельных областей Западной Сибири. Так, в статье В.А. Липинской "Народные традиции в современных календарных обрядах и праздниках русского населения Алтайского края" [1989], рассматриваются календарные праздники русского населения Алтайского края. Исследовательский интерес в данной статье был сосредоточен не только на традиционных праздниках, но и на советских, прижившихся в сельской среде. Среди обрядов мужской праздничной культуры здесь описывается проведение состязаний на Масленицу.

В 1990-е гг. появляется ряд работ, в которых рассматривается культура восточнославянских групп населения отдельных районов Западной Сибири. В этих трудах наряду с материальной культурой, семейными и общественными отношениями внимание было уделено в том числе и календарным обрядам, раскрыты локальные особенности празднования праздников русского земледельческого календаря. Среди таких работ можно назвать монографии В.М. Кимеева [1997], Л.А. Скрябиной [1997] и О.А. Абрамовой [1999], а также статью О.С. Щербаковой [1998].

В конце 1990-ых - начале 2000-ых появляется ряд работ, посвященных непосредственно некоторым явлениям мужской праздничной культуры, а именно силовым состязаниям на Масленицу и игре "взятие снежного городка". Часть этих работ были описательного характера, в них не ставилась задача теоретического осмысления собранного материала. Среди таковых можно назвать статьи И.А. Кущевского [2003], П.Е. Бардиной [2003], М.В. Дубровской [1998, 2001]. Другие часть исследований данного периода представлена работами теоретического характера, в которых предпринимались попытки анализа семантической стороны масленичных состязаний. Среди них можно назвать статью Б.В. Горбунова [1994], статьи и монографию Г.В. Любимовой [2001, 2002, 2004]. В этих работах авторы не только подробно рассматривали различные стороны масленичных состязаний, но также делали предположение о том, что масленичные рукопашные состязания и игра "взятие снежного городка" имели в основе своей остатки первобытных инициаций молодежи. В монографии Г.В. Любимовой рассматривается крестьянский календарь с точки зрения половозрастной структуры сибирской деревни, и делается предположение о том, что в большинстве обрядов зимне-весеннего периода календаря ведущая роль принадлежала мужчинам.

Также в 2002 году появляется работа Е.Ф. Фурсовой, в которой впервые делается попытка комплексного изучения календарной обрядности восточнославянского населения Западной Сибири, а точнее ее части - территории современной Новосибирской области. В двухтомной монографии "Календарные обычаи и обряды восточнославянских народов Новосибирской области как результат межэтнического взаимодействия (конец XIX - XX вв.)" [2002, 2003] дается подробный обзор обычаев и обрядов зимне-весеннего периода земледельческого календаря восточнославянских народов. Кроме обзора обрядовой стороны праздников производится историко-типологический анализ и определяется семантическая нагрузка обычаев и обрядов. В работе рассматриваются и обряды мужской праздничной культуры, наличие которых подчеркивается в святочной, масленичной и пасхальной обрядности. На сегодняшний день Е.Ф. Фурсова является крупным специалистом по календарной обрядности восточнославянских народов Западной Сибири. Ей, как самостоятельно, так и в соавторстве за последнее время написано немало статей, посвященных этой теме и отдельным ее моментам [Фурсова, 2003, 2004, 2005, 2009, 2010]. В этих статьях продолжаются многие темы, начатые в монографии.

Помимо этого, в последнее десятилетие появились труды других авторов, которые посвящены некоторым сторонам календарной обрядности восточнославянского населения Западной Сибири. Среди таких работ стоит назвать монографию и статьи Т.Н. Золотовой [2000, 2002, 2005] и А.А. Яковлева [2007], которые посвящены обычаям и обрядам зимне-весеннего и весенне-летнего периодов календаря. В этих работах описываются традиции мужской праздничной культуры, которые были представлены мужскими играми и забавам на Пасху. В монографии Т.Н. Золотовой [2002] также рассмотрены мужские обычаи и обряды на Масленицу. По мнению Т.Н. Золотовой, военизированный быт первых русских землепроходцев и широкое бытование скачек у местных народов (казахов, татар, бурят) способствовали сохранению обычая "взятия снежного городка" в спортивно-развлекательной форме.

Подводя итог обзору работ, посвященных календарным праздникам восточнославянского населения Западной Сибири, стоит сказать, что в этом направлении сделано довольно много, однако тематика, посвященная мужской праздничной культуры, исчерпана далеко не полностью. Наблюдается малое число работ обобщающего характера, на материалах русского населения Западной Сибири, хотя календарные обряды с преимущественным мужским участием исследованы более подробно в разных этнокультурных группах, чем в целом по России. Вместе с тем, следует отметить, что специальных монографических работ на эту тему предпринято не было.

Поскольку данное исследование касается темы трансформации, то необходимо осветить также работы, посвященные процессам трансформации праздничной культуры русских.

Анализ работ, посвященных проблеме трансформации праздничной русских, показал, что она попала в поле зрения отечественных этнографов относительно недавно. Среди "первопроходцев" данной темы можно назвать А.В. Фролову, которая посвятила ей свою диссертацию [2006] и несколько статей [2002, 2006]. На материалах русского Севера А.В. Фролова проследила трансформацию традиционной праздничной культуры населения этого региона, выделила основные ее этапы и сделала вывод о ом, что за XX век сформировался новый тип праздничной культуры, который имел в своей основе социалистическое содержание, однако сохранил многие элементы крестьянской культуры.

Тема трансформации праздничной культуры русских была продолжена в диссертации М.К. Декановой [2009], которая на примере Среднего Поволжья показала последовательный путь трансформации праздничной культуры этого региона до 1930-х гг. и пришла к выводу, что несмотря на активную работу государства по "осовечиванию" старых праздников и внедрению новых, до 1930-х гг. сохранение элементов традиционной и религиозной праздничной культуры, отставание в процессе "осовечивания" "старых" и замедленное распространение структур и форм "новых" праздников стало основными чертами праздничности.

Примерно к таким же выводам приходит в своей статье А.В. Черных [2009], рассматривая особенности процесса трансформации русских аграрных праздников в 1920-е - 1930-е гг. в русских деревнях Прикамья. Отдавая ведущую роль в процессе трансформации культурной и идеологической работе со стороны советских и партийных органов, он отмечает, что календарная обрядность русских Прикамья как целостная система продолжает существовать до 1950-х гг.

В статье Л.А. Тульцевой [2011] причиной трансформации русского праздника указывается в первую очередь не действия советской власти, а демографический фактор, который по мнению автора проявился в значительном сокращении населения во время Великой отечественной войны и оттоке сельского населения в города в результате укрупнения крестьянских хозяйств в 1960-х гг. Все эти процессы нарушили механизм передачи традиций календарной обрядности и привели к ее утрате к началу XXI века. Политико-идеологическому фактору отдается главная роль в статье Д.А. Радченко [2016]. Автор на примере Масленицы показал, что меняющаяся на протяжении всего советского периода политическая повестка оказывала влияние как на форму, так и на содержание этого праздника, что проявилось в очень большой степени его политизации.

Проблема конструирования "красной" обрядности поднимается в диссертации М.В. Васехи [2015]. Анализируя методические материалы журналов "Красная рубаха" и "Деревенский театр", а также других периодических изданий 1920-х гг., автор приходит к выводу, что несмотря на активную практику внедрения в быт русской деревни обрядов с новым, социалистическим содержанием, широкого отклика в сельской среде эта инициатива не получала.

В статье И.Ю. Аксеновой [2015] на примере праздника Троицы была раскрыта большая роль деятельности советских культурно-просветительских организаций и внедрения новых советских праздников в праздничную культуру русского населения Алтая, что привело к значительному обеднению обрядовой стороны. Однако, религиозная составляющая продолжала играть некоторую роль. К подобному выводу приходит в своей статье О.Р. Хасаянов [2015]. Анализируя праздничную культуру колхозной деревни в послевоенное десятилетие, он отмечает, что, несмотря на активную антирелигиозную пропаганду, инициированную властными институтами, религиозные праздники продолжали оставаться актуальными и "церковная" составляющая праздников также оставалась важной их частью, как и "народная".

Своего рода черта в изучении процессов трансформации русской календарной обрядности была подведена в коллективной монографии "Традиционная культура русского народа в период 1920-х - 1930-х годов: трансформация и развитие." [2016], где этой теме была посвящена статья И.И. Шангиной, в которой рассматривался вопрос соотношения новых и традиционных праздников и обрядов в 1920-е гг.

Стоит также сказать о том, что вопросы трансформации праздничной культуры русских и русской традиционной культуры в целом интересовали не только этнографов, но и исследователей отечественной истории. Среди подобных работ можно выделить монографию И.С. Кузнецова "На пути к "великому перелому". Люди и нравы сибирской деревни 1920-х гг. (психоисторические очерки)" [2001], в которой автор рассматривает модернизационные процессы в сибирской деревне с социально-психологической стороны. Говоря о деформации крестьянских традиций в сибирской деревне, И.С. Кузнецов отмечает, что слом традиций произошел во многом благодаря тому, что был нарушен механизм ее передачи, поскольку благодаря политике советской власти произошел разрыв между сельской молодежью и взрослым населением деревни. Проблему внедрения в сельскую повседневность антирелигиозных праздников поднимет в своей статье А.А. Слезин [2010], в которой приходит к выводу о том, что благодаря комсомольским антирелигиозным праздникам в обществе сформировалось "двоеверие", когда на официальном уровне большинство людей демонстрировали атеизм, а в быту продолжала сохраняться религиозность.

Подводя итог рассмотрению работ, касающихся проблемы трансформации русской календарной обрядности, стоит сказать, что несмотря на небольшое количество исследований, на сегодняшний день определены рамки этой проблемы, сформулированы основные подходы к изучению данного вопроса, сделаны попытки периодизации процессов трансформации. Однако, все эти разработки практически не затрагивают этнографический материал Западной Сибири, и тем более не касаются темы "мужской" праздничной культуры.

Анализ основного массива научной литературы, касающейся различных аспектов проблемы трансформации мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири, показал, что несмотря на значительные объемы данных о календарной обрядности русских Западной Сибири, разработанные теории календарной обрядности и определенную изученность проблемы трансформации русской календарной обрядности, тема "Трансформация мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири" требует обстоятельного и подробного изучения, так как до сегодняшнего дня не становилась в поле зрения отечественных этнографов.

Объектом исследования является праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири в период 1917 - 1945 гг.

Предметом исследования является трансформация мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири в период 1917 - 1945 гг, т.е. той части праздничной культуры, характеризующейся наличием обычаев и обрядов, где главная или исключительная роль отводилась мужчинам.

Целью исследования является выявление механизмов трансформации мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири в период становления советского государства, коллективизации и Великой отечественной войны.

Конкретные задачи исследования состоят в следующем.

1. Дать содержательную характеристику мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири.

2. Проследить трансформацию мужской праздничной культуры в контексте социально-политической и социокультурной ситуации 1917 - 1945 гг.

3. Дать оценку механизмам и факторам трансформации мужской праздничной культуры

Хронологические рамки исследования. Хронологические рамки исследования - 1917 - 1945 гг. Прежде всего стоит сказать, что они достаточно условны, поскольку, имея дело с культурой, трудно найти конкретный момент перехода от одной стадии трансформации к другой. Нижняя хронологическая граница данного исследования - 1917 г. Ее выбор вызван тем фактом, что именно в 1917 г. в Сибири устанавливается Советская власть (пусть и временно), что послужило началом масштабным социально-экономическим и социокультурным процессам как на территории Сибири, так и по всей стране в целом, которые в дальнейшем привели к трансформации мужской праздничной культуры. Нижняя хронологическая рамка данного исследования - 1945. Выбор данной временной границы обусловлен тем, что в 1945 году закончилась Великая отечественная война, которая стала демографической катастрофой как для всей страны, так и для западносибирской деревни, и дала начало глобальным изменениям в социальной структуре русского сельского населения Западной Сибири, связанным с сменой ролей мужчин и женщин во многих сферах труда и отдыха. Кроме того, именно период Великой отечественной войны подвел черту социально-экономическим изменениям в западносибирской деревне, связанным с сплошной коллективизацией, а уже после войны, в 1950-х гг. начинается новый этап трансформации праздничной культуры сибирского села, связанный с активной деятельностью Домов культуры и массовиков-затейников.

Территориальные рамки исследования охватывают большую часть территории Западной Сибири. Основной исследовательский интерес был сосредоточен на территориях современных Кемеровской, Новосибирской областей, Алтайского края. Также в ходе исследования были частично затронуты территории современной Тюменской, Томской, Омской областей, Республики Алтай. Выбор территориальных рамок обусловлен компактным проживанием здесь русского сельского населения, а также общностью традиций мужской праздничной культуры среди русского сельского населения указанных территорий.

Источниковая база исследования. Основную часть источниковой базы исследования составили авторские полевые материалы, собранные в ходе этнографических экспедиций по деревням современных Новосибирской и Кемеровской областей, а также полевые материалы семейного архива автора, в которых сосредоточены результаты этнографических экспедиций А.В. Рублева и Т.С. Рублевой, родителей автора. Данные полевые исследования охватили 50 деревень, в результате которых было получено 94 интервью. В число информантов вошли представители следующих этнокультурных групп русских: сибирские старожилы - чалдоны и старообрядцы-кержаки, вятские, пензенские, пермские переселенцы, переселенцы из южнорусских селений (курские, смоленские, тамбовские). Поскольку на изучаемом этапе для сибирской деревни была характерна традиция браков между представителями различных этнокультурных групп русских и переселенцев из Украины и Белоруссии, часть информантов нельзя отнести к представителям какой-то конкретной этнической и этнокультурной группы, поскольку они являются детьми в этнически смешанных семьях.

Вторую группу источников составили опубликованные этнографические материалы, собранные другими исследователями традиционной культуры русского сельского населения Западной Сибири.

В третью группу источников вошли опубликованные советские законодательные акты, касающиеся религиозной, культурной, социальной и экономической политики, в их числе такие как постановление ВЦИК и СНК РСФСР "О религиозных объединениях", Конституция СССР 1936 г., "Примерный устав сельскохозяйственной артели" 1935 г. В том числе, в эту же группу источников вошли работы идеологов культурного строительства: В.И. Ленина, Л.В. Троцкого, А.В. Луначарского.

В четвертую группу источников входят опубликованные материалы делопроизводства центральных и краевых партийных органов, касающихся религиозной, культурной и экономической политики советского государства, среди них можно выделить такие издания как "КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК", Политбюро и крестьянство: Высылка, спецпоселение. 1930--1940 гг. Книга I.", "Архивы кремля. Политбюро и церковь. 1922 - 1925. Кн. 1.", "Коллективизация сибирской деревни. Январь--май 1930 г.".

Пятая группа источников представлена периодическими изданиями, на страницах которых происходила борьба с религией и традиционной русской праздничной обрядностью. Таковыми являются журналы "Безбожник", "Антирелигиозник", "Деревенский театр", "Красная рубаха", "Красная сибирячка". К этой группе источников относится также политический печатный орган Сибревкома и Сиббюро ЦК РКП (б), газета "Советская Сибирь", в которой публиковались материалы судебных процессов по "церковным" делам.

Методы и методология. Поскольку тема "Трансформация мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири в 1917 - 1945 гг." по своей структуре является комплексной и включает в себя несколько связанных между собой культурно-исторических и социологических проблем, автор в своем исследовании придерживается комплексного принципа исследования, учитывая общепринятые исторические, этнографические, и культурологические научные подходы, а также общенаучные методы. На стадии сбора этнографической информации автором использовался метод глубинного и полу-структурированного интервью. При анализе полевых авторских материалов и опубликованных этнографических материалов автором использовался сравнительно-типологический метод. При работе с периодическими печатными изданиями использовался метод контент-анализа. При работе с опубликованными историческими документами использовался историко-хронологический метод. На заключительной стадии работы применялся метод сопоставления этнографических, исторических источников и периодики. Также, на этой стадии использовался метод периодизации и системно-исторический метод.

Категория мужской праздничной культуры является базовой для данного исследования. Данная категория определяется на основе методологического синтеза теории праздника и гендерных исследований традиционной культуры.

Говоря о теории праздника, следует сказать о том, что на сегодняшний момент не представляется возможным построить единую концепцию происхождения и исторического развития праздника, поскольку, в сущности, он является очень сложным явлением человеческой культуры. Поэтому в рамках данного исследования является необходимым осветить основные методологические концепции праздника.

Общая теория праздника была впервые в России создана в рамках мифологического направления в фольклористике, представителями которого можно назвать Ф.И. Буслаева, А.А. Потебня, А.Н. Афанасьева. Разработанная ими концепция праздника называлась "солярной", согласно ей происхождение праздника было связано с поклонением солнцу, а праздники типологизировались в соответствии с представлениями о природе, как о поле борьбы лета и зимы [Афанасьев, 1869]. Свое развитие теория праздника получила в работах представителей школы заимствования (Е.В. Аничков [1903, 1905], В.Ф. Миллер [1884], А.Н. Веселовский). Этими исследователями русские аграрные праздники рассматривались не как замкнутые в границах одного этноса, а как составляющие одно целое с общеславянскими, восточноевропейскими и западноевропейскими обрядово-зрелищными формами. В европейской традиции свое развитие теория праздника получила в работах Д. Фрезера, который связывал праздник с религиями умирающего и воскресающего божества, отвечающего за растительность (Адонис, Аттис, Озирис). Таким образом, праздничный цикл приставлял собой ритуализированные представления о смерти и угасании природы, а потом ее возрождения. А. Пиотровский, концепцию которого принято называть социальной, определял праздник как "… дни пусть кратковременного, но высвобождения празднующих масс …из-под постылого гнета ежедневного труда, из-под власти тягостных социальных отношений…" [Пиотровский, 1969]. Значительно расширили рамки теории праздника представители так называемой аграрно-продуцирующей концепции праздника (В.И. Чичеров, В.Я. Пропп, М.М. Бахтин). Для В.Я. Проппа определяющим является связь праздника с трудом, согласно ему праздник - модель повседневного крестьянского труда [Пропп, 1963]; согласно В.И. Чичерову, основным источником праздника является общественно-трудовая деятельность человека [Чичеров, 1957]; в концепции М.М. Бахтина праздник является продолжением общественно-трудовой жизни, оформленным игровым способом и, следовательно, связанным с человеческой культурой [Бахтин, 1990]. Также можно выделить коммуникативную концепцию А.И. Мазаева, согласно которой праздник является результатом развития общения в сфере свободного времени [Мазаев, 1978]. Согласно теории И. Хейзиги, праздник - наиболее полное проявление "священной игры", через которую находит свое выражение представление о том, что человек укоренен в сакральном порядке вещей [Huizinga, 1968].

Особый интерес для данного исследования вызывает концепция праздника К. Жигульского, согласно которой праздник - фаза общественной жизни, в которой довольно наглядно проявляются ее механизмы, а также система ценностей, роль которых заключается в стабилизации общества. Концепция Жигульского объясняет в том числе и процесс трансформации праздника, связывая его с исчезновением и появлением идей и ценностей. Если наблюдается упадок идеи, угасание веры в ценность какого-либо блага, то исчезает и потребность в празднике, который реализует эту идею [Жигульский, 1985].

Ценности в культуре - понятие многогранное, и во многом выходящее за пределы данного исследования, поэтому основной исследовательский интерес в данной работе будет сосредоточен на ценностях, связанных с местом и ролью мужчин и женщин в обществе, а если говорить точнее, с местом мужчин и женщин в праздничной культуре. Проблема соотношения мужского и женского в культуре была поднята в работах таких исследователей как И.А. Морозов, изучавшего мужское и женское в игровой культуре [Морозов, 2006]; Т.Б. Щепанская, которая рассматривала проблему оппозиции "мужского-женского" в профессиональной сфере [Щепанская, 2005], М.В. Тендрякова, изучавшая возрастные инициации [Тендрякова, 2014]; Г.В. Любимова, которая на материалах Западной Сибири рассматривала проблему "мужского-женского" в календарной обрядности[Любимова, 1999, 2000]. Кроме этого, оппозиция "мужское-женское" в культуре рассматривалась в различных статьях, собранных в сборниках материалов конференций РАИЖИ [2011, 2012], в сборниках: "Мужское" в традиционном и современном обществе" [2003], "Мужской сборник" (3 тома) [2001, 2004, 2007]. Учитывая и обобщая весь накопленный в этнографической науке опыт, относящийся к определению оппозиции "мужское-женское" в культуре, можно выдвинуть тезис о гендерном дуализме в русском празднике, который проявлялся как в структуре каждого отдельного праздника, так и в годовом праздничном цикле, где весенне-летний период календаря - женский, а зимне-весенний - мужской. Стоит отметить, что в современной российской этнографии до сих пор отсутствуют категории мужской и женской праздничной культуры, поэтому введение в оборот категории мужской праздничной культуры определяет новизну данного исследования на методологическом уровне.

При рассмотрении проблемы трансформации мужской праздничной культуры автор опирается на работу П. Бергера и Т. Лукмана "Социальное конструирование реальности" [1995]. Согласно этой концепции, социальная реальность должна рассматриваться не только как "объективно существующая", а также как создаваемая, конструируемая акторами (отдельными людьми, группами людей) в ходе повседневных взаимодействий, а опыт, полученный в ходе этих взаимодействий, институализируется лишь только для следующего поколения. Это означает, что изменения мужской праздничной культуры всегда происходили в результате социальных взаимодействий двух или более сторон (это может быть взаимодействие власти и крестьянства, мужчин и женщин, детей и взрослых), однако их закрепление происходило лишь в следующем поколении.

Научная новизна данного исследования заключается в том, что автором впервые выведена категория мужской праздничной культуры, а также на конкретном историко-этнографическом материале Западной Сибири воссозданы механизмы трансформации мужской праздничной культуры в социально-политическом, социально-экономическом и социокультурном контекстах конкретных периодов истории Сибири.

Практическая значимость работы состоит в возможности применения полученных результатов при разработке учебных курсов по традиционной праздничной культуре для средней и высшей школы, а также при разработке программ по проведению праздников. Результаты данной работы могут также использоваться для разработки образовательных программ центров дополнительного образования детей и формирования концертной и развлекательно-досуговой программ этноклуба НГУ "Семенов день", руководителем которого является автор.

Апробация результатов работы. Основные положения данного исследования, также некоторые его части были представлены в ходе выступлений автора на ряде отечественных конференций, среди которых можно назвать Международную научную студенческую конференцию (2015, 2016, 2017), Международную научную конференцию "Этнография Алтая и сопредельных территорий" в 2015 г., конференции молодых ученых в 2015 г., проводимая институтом этнологии и антропологии РАН. Ряд положений данного исследования были освещены в 4 публикациях, 2 из которых входят в РИНЦ.

Глава 1. Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири в период установления Советской власти и НЭПА

1.1 Социально-экономические условия существования мужской праздничной культуры

Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири как часть традиционной культуры русских сибиряков, аккумулировала в себе традиционные представления о роли и месте мужчин и женщин в обществе, отражала традиционное представление о мире, по сути являлась органичной частью традиционного общества, которым являлось сибирское крестьянство накануне преобразований советского времени.

Наиболее значимым институтом сибирского крестьянства, который определял его социальную сущность, являлось семейное хозяйство (двор). К концу XIX в. семейное крестьянское хозяйство в Сибири стало основной организационно-производственной формой аграрной экономики региона, обеспечивающей как потребности самого крестьянства, так и потребности несельского населения. Наряду с производственной, семейное крестьянское хозяйство выполняло функции демографического и социокультурного воспроизводства крестьянства [Ильиных, 1999, с. 1].

Если говорить об семейном крестьянском хозяйстве, следует выделить следующие его особенности. Во-первых, несмотря на свою социально-экономическую обособленность, оно существовало в рамках сельской общины, которая обладала правом регулирования землепользования и социального контроля. Во-вторых, хозяйство принадлежало всей семье, и всеми членами семьи оно обрабатывалось. Участие каждого члена семьи в процессе обработки семейного хозяйства определялось традиционными нормами семейного трудового и социального поведения. В-третьих, характерными чертами крестьянского хозяйства являлись довольно слабо развитая специализация и низкая товарность, преобладание ручного труда, применение экстенсивных агротехнологий и простого инвентаря [Ильиных, 1999, с. 1]. Как показывают данные этнографии и статистические источники начала XX века, размер крестьянской семьи мог варьироваться: существовали как нуклеарные семьи (муж, жена и дети), так и сложные семьи, где в рамках одного двора проживало несколько поколений. Однако, в том и другом случае главой семьи и центральной фигурой семейного хозяйства являлся мужчина. Центральная роль мужчины в крестьянском хозяйстве проявлялась в том, что он стоял во главе производственного процесса, распределял работу между членами семьи, занимался трудовым воспитанием сыновей, и в целом нес ответственность за благосостояние семьи. Такая же роль у мужчин прослеживалась и в обрядовой деятельности: основными функциями мужской обрядовой деятельности выступали подстегивание земледелия и охрана общественного благополучия [Бернштам, 1998, с. 133].

С приходом на территорию Сибири советской власти и началом проведения ей новой социально-экономической политики начинается процесс трансформации сибирского крестьянского семейного хозяйства, а вместе с ним и самого сибирского крестьянства. Для того, чтобы понять суть этих трансформаций, необходимо дать краткую характеристику сибирского крестьянского хозяйства накануне социально-экономических преобразований советского времени.

К 1917 году количественные параметры крестьянского хозяйства Сибирского края представляли собой следующую картину. В среднем на одно крестьянское хозяйство приходилось 6,33 десятины посева, 3,72 голов лошадей, 5,00 голов крупного и 5,88 голов малого рогатого скота [Ильиных, 1999, с. 8]. Говоря об социально-экономической стратификации сибирской деревни накануне прихода Советской власти, стоит сказать, что социальная среда сибирского крестьянства не была однородной. Соотношение социальных групп крестьянства по данным исследований варьировалось: количество кулаков составляло 14,32 % от всего сельского населения, середняков - 30-45 %, бедняков - 30-60 %. Ученые сходятся во мнении, что самой многочисленную прослойку составляли середняки [Бурдина, 2013, с. 119].

С приходом большевиков к власти в октябре 1917 года никаких значительных изменений в социально-экономическом положении сибирского крестьянства не произошло. Придя к власти на территории Сибири и создав в регионе временные властные структуры в конце 1917 - начале 1918 гг., большевики осуществляли ту же аграрную политику, что и в европейской части России. Целью этой политики была легитимизация, законодательное оформление аграрной революции "снизу". Декрет "О земле" от 8 ноября 1917 года по сути являлся санкционированием начатого без участия советской власти необратимого процесса перехода земли в руки крестьянства. Также вместе с этим советское правительство с целью налаживания продовольственного снабжения сибирских городов приступило к принудительному изъятию у крестьян хлебных запасов. Увеличение масштабов и темпов этого изъятия хлебных запасов приводило к тому, что, и так индифферентно настроенное, сибирское крестьянство стало негативно относиться к политике пришедших к власти большевиков. Именно это послужило главной причиной свержения Советской власти в Сибири летом 1918 г. [Ильиных, 2009, с. 375]. Начавшаяся Гражданская война приостановила процессы передела земли, начатые большевиками, как на территории Сибири, так и по всей стране в целом.

После окончания гражданской войны в Сибири и окончательного установления Советской власти в этом регионе аграрная политика большевиков стала строиться уже на основаниях, сильно отличающихся от тех, на которых она проводилась в 1917 - 1918 гг. В основу аграрной политики был положен классовый принцип, при котором максимальной поддержкой пользовались беднейшие слои сельского населения, а зажиточные крестьяне были объявлены классово чуждым элементом. В постановлении ВЦИК от 14 февраля 1919г. говорилось, что "на все виды единоличного землепользования следует смотреть, как на преходящие и отживающие" [Ильиных, 1999, с. 10]. Постулировалась цель искоренения прежних земельных отношений и единоличного крестьянского хозяйства. Для достижения этой цели большевикам требовалось найти поддержку в среде русского крестьянства. Своей социальной опорой в среде русского крестьянства большевики видели сельскую бедноту. Классовая позиция Советского государства в этой связи была определена следующим образом: "теснейший союз и полное слияние с деревенской беднотой, уступки и соглашение со средним крестьянством, беспощадное подавление кулаков" [Ленин, 1970, с. 42]. В борьбе со старыми формами землепользования делалась ставка на разжигание классовой ненависти между богатой частью крестьянства и сельской беднотой [КПСС в резолюциях…, 1954, с. 21].

Однако, подобный подход к пониманию аграрной политики в условиях Сибири практически не работал. Все дело было в том, что сибирское крестьянство являлось более зажиточным, нежели в европейской части России, а численность бедноты в сибирской деревне была мала (основное число бедноты составляли переселенцы), что значительно сужало возможность найти "союзников" в классовой борьбе против зажиточной части крестьянства, а также осложняло проведение продовольственной разверстки и организацию советского типа хозяйствования.

Учитывая эти особенности, большевики подвергли некоторым корректировкам свою аграрную программу. Во-первых, была пересмотрена политика в отношении зажиточных слоев сибирского крестьянства: наделы большинства зажиточных крестьянских хозяйств практически не подвергались перераспределению. Ограничения в землепользовании касались лишь наиболее крупных хозяйств. Из-за этого малоземельная и безземельная часть крестьянства наделялась землей за счет освободившихся казенных, частновладельческих и монастырских земель. Во-вторых, отменялись полный запрет аренды земли и найма рабочей силы. Запрещались лишь аренда земель, связанных с привлечением наемной рабочей силы, и ее наем, не вызванный объективной необходимостью (болезнь, стихийное бедствие) [Ильиных, 2009, с. 375].

Еще одной составляющей аграрной политики советского государства была продовольственная политика. С конца 1919 года хлебные заготовки шли "самотеком", то есть крестьяне почти добровольно поставляли зерно на нужды советского государства. Однако, уже летом 1920 года большевистское руководство установило режим монополии на сельскохозяйственную продукцию, которая выразилась в форме так называемой продразверстки. Выполнение ее норм обеспечивалось репрессивными методами. Сама продразверстка осуществлялась по классовому принципу: самым большим изъятиям подвергалась зажиточная часть крестьянства [Ильиных, 2009, с. 376].