Результатом религиозной политики в годы Великой Отечественной войны стало то, что официально православие перестало быть вне закона, а вся антирелигиозная работа была прекращена. Все это не могло не сказаться на положении религиозных праздников, которые теперь перестали быть преследуемыми и порицаемыми властными структурами. Борьба со "старым бытом" была снята с повестки дня, что открывало возможность без опасений праздновать большинство традиционных праздников.

Культура. В связи с тем, что в годы Великой Отечественной войны с повестки дня был снят вопрос о борьбе со "старым бытом", характерный для предшествующих периодов истории Советского государства, ставший уже классическим тандем культурного строительства и борьбы с культурными "пережитками" по сути распался. Изменения коснулись и второй составляющей этого тандема - культурного строительства.

До начала Великой отечественной войны основным содержанием культурной работы как на селе, так и в городе являлось воспитание нового советского человека, свободного от пережитков и "мелкобуржуазной собственнической идеологии и морали". Возникновение угрозы для существования советского государства в лице фашистской Германии заставило пересмотреть руководство страны взгляды на содержание и цель культурной работы. Первостепенное значение в этой самой культурной работе отдавалось теперь патриотической агитации населения, направленной на поддержание боевого духа как Красной армии, так и тех, кто оставался в тылу.

Наиболее показательно эту смену можно проследить в методических материалах того времени, предназначенных для агитаторов. В брошюре "Агитацию - на службу Отечественной войне. Материалы в помощь агитатору", изданной в Новосибирске в 1941 г. явно прописано, что "вся партийно-политическая, агитационно-пропагандистская и культурно-воспитательная работа должна быть подчинена задаче защиты родины, задаче уничтожения врага…" [Агитацию - на службу…, 1941, с. 10]. То есть, по сути, вся система культурно-просветительная работа вставала на военные рельсы и основным ее содержанием становилась мобилизация и сплочение населения для борьбы с агрессором.

Такая постановка культурно-просветительной работы предполагала, что все имеющиеся на тот момент времени культполитпросвет учреждения должны были перестроить свою работу, подчинив ее только одной задаче - патриотической агитации и пропаганде: театры и кружки самодеятельности должны были готовить антифашистские и военные пьесы, в кино должны показываться антифашистские, патриотические, военные фильмы [Агитацию - на службу…, 1941, с. 29]. Задачей библиотек являлось организация выставок художественной литературы, освещающей проявление народного патриотизма в далеком прошлом и советскую эпоху [Агитацию - на службу…, 1941, с. 30]. В весенне-летний период предполагалось переносить деятельность сельских культпросветучреждений в поля, в бригады и полевые станы [Агитацию - на службу…, 1941, с. 32].

Однако, несмотря на поставленные задачи, в первый год Великой Отечественной войны на территории всей страны наблюдался значительный спад в организации культурно-просветительной работы. Тяжелое положение на фронтах, уход многих работников культуры на фронт, сокращение финансирования и отсутствие материальной поддержки привели к тому, что многие учреждения стали закрываться. Так, к началу 1942 г. в 37 областях РСФСР число изб-читален сократилось с 30 тыс. до 11,4 тыс. [Лукинский и др., 1969, с. 152]. Однако, этот процесс был остановлен, и с начала 1942 г. начался процесс восстановления сети культурно-просветительских учреждений. В результате этого восстановления удалось заново вернуть к работе большую часть учреждений. Так, к концу 1942 г. на территории РСФСРР их число изб-читален уже составляло 28 тыс. Однако, несмотря на это, полностью восстановить учреждения культуры до конца войны так и не удалось. Количество культурных учреждений не смогло вернуться к довоенному уровню. Так, например, в Кемеровской области к 1945 г. работало 533 клубных учреждения (в 1940 г. их было 735), а массовых библиотек "в строю" находилось 160 (до войны их число составляло 494) [Лукинский и др., 1969, с. 152]. В Новосибирской области число массовых библиотек к концу войны сократилось в 1.8 раза от довоенного уровня.

Несмотря на все эти сложности, культурно-просветительная, а точнее культурно-пропагандистская работа все же осуществлялась. Как было сказано ранее, основным содержанием работы культурно-просветительных учреждений в период войны являлась патриотическая пропаганда, однако кроме нее осуществлялась и другая работа. В избах-читальнях и клубах велась работа по пропаганде передовых агротехнических знаний, военного дела, с 1944 г. свое определенное место заняла научно-просветительская пропаганда, проводимая согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 27 сентября 1944 г. Проявлением такого рода работы можно привести пример Загайновской избы-читальни Троицкого района Алтайского края, где были прочитаны лекции по вопросам естествознания [Политпросветработа, 1945, с. 22 - 23].

Значительное место в культурно-просветительной работе городских и сельских культпросветучреждений в годы Великой Отечественной войны стала организация кружков и объединений художественной самодеятельности [Лукинский и др., 1969, с. 153]. На начальном этапе Великой Отечественной войны в Западной Сибири, как и по всей стране, произошло сокращение кружков художественной самодеятельности, однако, в 1943 г. имел место определенный перелом в этом процессе, и к концу войны число кружков не только перестало сокращаться, но еще и возросло. Этот перелом был связан с актуализацией смотров художественной самодеятельности, которые стали систематически проводиться с 1943 г, когда было принято совместное решение Наркомпроса РСФСР и ЦК ВЛКСМ о начале Всероссийского смотра художественной самодеятельности [Зяблицева, 2009, с. 97]. C декабря 1944 г. по март 1945 г. на территории всей страны прошел Всесоюзный смотр самодеятельных хоров и вокалистов, а в период ноября-апреля 1944-1945 гг. - Второй всероссийский смотр сельской художественной самодеятельности. Согласно данным последнего, на территории Сибири в нем поучаствовало свыше 200 тыс. человек [Лукинский и др., 1969, с. 153]. На территории Алтайского края в конкурсе приняли участие около 38 тыс. человек, которые были участниками около 4 тыс. кружков. в Новосибирской области в смотре приняли участие 634 коллектива и 742 индивидуальных участника. Еще одним результатом смотра стало то, что в его ходе появилось 649 новых творческих объединений: в Кемеровской области их число составило 56 агитбригад, в Новосибирской - 368, в Алтайском крае - 45017 [Зяблицева, 2009, с. 97].

Великая Отечественная война оказала влияние и на репертуар самодеятельных коллективов. В предвоенный период основным видом самодеятельности были драматические коллективы, тогда как годы войны предпочтение отдавалось песенным и музыкальным. На первом этапе войны самодеятельные коллективы включали в свой репертуар песни патриотического содержания, а основным жанром стали музыкальные представления. Значительное место в репертуаре коллективов стали занимать русские народные песни и частушки, исполнение которых в стенах советских культурных учреждений было невозможным в предшествующий период [Зяблицева, 2009, с. 97].

Из участников художественной самодеятельности в годы войны формировались агиткультбригады, целью которых было проведение агитационной и пропагандистской работы. Основной формой работы агиткультбригад было чтение лекций и докладов на актуальные темы, однако, в качестве разнообразия ими исполнялись песни, иногда - хореографические номера, скетчи, куплеты, фельетоны анекдоты. Большинство выступлений и докладов агиткультбригад было пронизано политической сатирой антифашистской направленности [Зяблицева, 2009, с. 96]. В сельской местности Западной Сибири процесс создания агиткультбригад начался в 1942 г., и он охватил районные сельские клубы, избы-читальни и станции МТС. Так, например, в Новосибирской области такие бригады были созданы в большинстве районов при домах культуры [Алексейцева, 2011, с. 24]. В Алтайском крае и Омской области основную работу проводили агиткультбригады станций МТС [Шевляков, 1995, с. 62].

Подчинение системы культпросветучреждений задачам патриотической агитации и пропаганды на весь период войны отодвинуло в стороны остальные направления работы. Политическое воспитание, атеистическое воспитание, внедрение советских праздников оставались практически без должного внимания сотрудников учреждений культуры. Отказ на время войны от антирелигиозной работы, отвлечение внимания культурных учреждений от внедрения советской праздничной культуры, а также разрешение на отправление религиозных обрядов с одной стороны открывало возможность для того, чтобы традиционная праздничная культура не испытывала давления со стороны государственной структуры, а значит могла бы воспроизводиться в том состоянии, в котором она сохранилась к тому моменту. Однако, не стоит недооценивать влияние в годы войны такого направления работы, как развитие художественной самодеятельности, которая в силу своей патриотической направленности и формам, близким и понятным сельскому жителю, являлась довольно большим шагом на пути формирования советской культуры. Использование русского песенного фольклора в репертуаре самодеятельных коллективов некоторым образом способствовало сближению советской и традиционной культуры русских сибиряков, потихоньку стирая границы между новыми культурными явлениями и культурной традицией.

Работа агиткультбригад в годы Великой Отечественной войны также оказала свое влияние на проникновение советской культуры в культуру сибирского села. Патриотическая направленность их работы в некоторой степени могла восприниматься сельскими жителями, как вклад в победу в Великой Отечественной войне, которая стала для жителей как Западной Сибири, так и всей страны в целом, значимым историко-политическим фактом, объединявшим все многонациональное население страны в единый советский народ. Вклад деятелей агиткультбригад и в целом сотрудников культуры в победу делал советскую культуру более близкой для сельского жителя Западной Сибири, которая после войны стала проникать все глубже и глубже в сельскую повседневность.



3.3 Влияние войны на трансформацию мужской праздничной культуры в тыловой деревне Западной Сибири

Все вышеперечисленные тенденции периода Великой Отечественной войны тем или иным образом сказались на состоянии мужской праздничной культуры, как и всей культуры в целом.

Уход на фронт большей части мужского населения западносибирской деревни привел к тому, что она лишилась значительной массы рабочих рук. В довоенные годы большая часть сельскохозяйственных работ лежала на мужчинах, и их уход на фронт означал для западносибирского села только одно: женщины и дети должны были заменить ушедших из деревни мужчин. Необходимый для государственной продовольственной политики объем сельскохозяйственных работ требовал от детей и женщин гораздо больших трудовых затрат, чем от работоспособных мужчин, в силу физических способностей первых. По воспоминаниям многих "детей" и "подростков" войны, приходилось пропадать на работе с утра и до вечера, не имея возможности для какого-либо отдыха. "С 13 лет, в сорок третьем я пошел работать, считай, в самый разгар войны. Мне было 13 лет. Босиком боронили. Спали на хуторах. В шесть часов подъем, утром. Запрягали коней. Кто быков, кто коров, боронили. Надо сеять. Выгребли мужиков с деревни. Председатель колхоза пришел в школу - людей надо. Я сразу первым руку поднялся..." [Трофимов].

Тяжелые условия труда и полная занятость в колхозном труде на протяжении всей Великой Отечественной войны стали одной из причин того, что у жителей западносибирской деревни практически не оставалось свободного времени. Пропадавшие с утра до вечера на протяжении всей недели на работе колхозники даже не могли себе представить, что у них может появиться возможность отдохнуть. Естественно, что праздник, как форма отдыха, требующая дополнительной подготовки, вряд ли могла воспроизводиться в годы войны таким же образом, каким она воспроизводилась в мирное время. "Народ любил в церкву ходить. У нас знаешь, сколько было тут народу? Вообще. До войны. Когда война началась, всех мужчин забрали, остались дети, да старики. И вот так вот и жили… А вот когда уже в войну. Тогда уже никаких праздников не было, ничего не было…" [Филоненко].

Еще одним явлением военного времени в западносибирской деревне, оказавшим влияние на праздничную культуру, можно назвать изменение привычного рациона питания сельских жителей. По воспоминаниям большинства информантов, в военные годы совершенно нечего было есть: вся сельскохозяйственная продукция из колхозов изымалась государством, что лишало колхозников каких бы то ни было нормальных продуктов питания. Жителям западносибирской деревни зачастую приходилось употреблять в пищу то, что давала дикая природа. "А во время войны уже некогда было (праздновать). Как бы выжить, потому что питания не было. Мы детьми работали, маленькими. А мы че, исть нечего, колоски собирали, сто грамм давали это на месяц, карточки были. Траву брали, пучки разные…" [Рябова].

Зачастую женщины, чтобы прокормить своих детей, шли на всякого рода правонарушения, готовя пищу на работе из того, что удавалось там найти. "В войну мама моя дояркой работала. Я училася. Вот всегда прибежишь со школы… Бегали с ложками туда. Вот муку овсяную привезут, там нам доярки кисель этот овсяный. А мы с ведра, ложками, обступим все. У всех детей было полно, обступим это ведро и хлебаем этот кисель… И смотрим, чтобы бригадир. Кто-то стоит на страже, чтобы, когда бригадир идет, скорее быстро ведро прячут, и ложки тоже прячем. А если захватит… Он один раз захватил, взял и вылил, пошел, коровам…" [Двороковская].

Отсутствие нормального питания приводило к тому, что к числу основных вопросов, волновавших жителей западносибирской деревни в годы войны, относился вопрос поиска этого пропитания, да и вообще выживания в целом. Естественно, что о праздничной пище, которая является одной из главных составляющих праздника, не могло идти и речи.

Отсутствие свободного времени и нормального питания в годы войны делало практически невозможным воспроизведение каких бы то ни было праздников, как являвшихся для западносибирской деревни традиционными, так и новых советских. Согласно большинству интервью, взятых у "детей" и "подростков" войны, на протяжении всего периода войны в большинстве сел Западной Сибири не было никаких праздников. "Да какие уж праздники в войну? Мне некогда было праздновать. А в войну то только слезы были…" [Солдатова]; "Некогда было праздновать. Как-то жили, как забитые. Погибали сватья, мужья погибали…" [Бочаров]; "В моих то годах проще было (рядиться в шулюканов - Е.Р.). А вот так в войну, по-моему, навряд ли…" [Дикович].

Однако несмотря на то, что возможностей отмечать какие-нибудь праздники в годы войны не было, ситуация, когда в деревнях праздники не воспроизводились, была не поголовной. Положительным моментом в сохранении и воспроизводстве традиционной праздничной культуры западносибирского села в годы Великой Отечественной войны являлся перелом в религиозной политике советского государства. Отмена антирелигиозной пропаганды и разрешение на открытие религиозных общин и церквей приводило к тому, что открытые проявления религиозности сельского населения Западной Сибири стали для периода войны обычным делом, что в свою очередь могло сказываться на воспроизведении некоторых церковных праздников. Негода Ефросиния Ивановна, уроженка д. Макурино Юргинского района Кемеровской области, рассказывая о праздновании праздника Крещения, говорила следующее: "Купались. Прорубь большууую делали. Тогда уже как-то больше стали вроде Богу верить…" [Негода]. Однако, такой опыт был скорее исключением, чем правилом, поскольку, как было сказано ранее, на совершение каких-либо обрядовых действий в условиях войны не оставалось почти никакого времени (тем более, что д. Макурино являлась кержацкой деревней, а уровень религиозности кержаков был гораздо выше, чем у остальных групп русского сельского населения Западной Сибири).

Таким образом, можно сказать, что на время Великой Отечественной войны праздник практически исчез из повседневной жизни западносибирской деревни. Поголовная трудовая занятость, отсутствие времени для отдыха, отсутствие нормального питания, а тем более возможности приготовления праздничной пищи приводили к тому, что сельские жители были лишены праздников. Можно говорить даже о том, что жизнь деревни в какой-то степени "застыла", оставив в памяти ее жителей представление о войне, как о состоянии временной смерти: "Объявили войну, и осталась глухая деревня, нет никого, все застыло. Женщины остались, дети, да сироты..." [Шевченко].

Если же говорить о мужской праздничной культуре в годы войны, то стоит понимать, что о воспроизведении обычаев и обрядов мужской праздничной культуры не могло идти и речи: мужчины, которые являлись по сути главными участниками этих обрядов, на весь период войны покинули деревню, а оставшиеся в тылу старики и дети восполняли нехватку рабочих рук в колхозах, посвящая все свое время сельскохозяйственным и иным работам. Уход мужчин из деревни стал для нее сильным ударом, что прослеживается в многих рассказах ее жителей, переживших ее в сознательном возрасте: "Парни. В сорок первом году война началась, их всех собрали, вот это я помню хорошо. Как их провожали их до моста, как коней позабирали, это я помню. Проводили всех вечером, как помню. Объявили войну, и осталась глухая деревня, нет никого, все застыло. Женщины остались, дети, да сироты. Ребята, двадцать пятый год, вообще всех убрали. Ни одного нет. Двадцать пятый год - все погибли. Вот это я помню..." [Шевченко].

Однако, не всегда уход большей части мужчин на фронт означал, что обычаи и обряды мужской праздничной культуры нему было воспроизводить. В некоторых интервью можно проследить косвенные упоминания о том, что некоторые из обычаев и обрядов все же воспроизводились. Как правило, эти обычаи осуществлялись маленькими детьми под присмотром совсем пожилых стариков, потому что именно эти возрастные группы не были заняты в производственной деятельности и имели больше свободного времени. Такое могло происходить с обрядами, имеющими отношение к празднику Пасхи, когда маленькие дети играли с яйцами под присмотром стариков [Негода]. Также, среди пасхальных обрядов, согласно полевым материалам, мог воспроизводиться обычай ставить качели. В период Великой Отечественной войны за устройство качелей отвечали подростки, которые оставались в деревне [Негода, Церканов]. Воспроизведение этих обычаев и обрядов можно объяснить еще и тем, что они относились к празднику Пасхи, который был по своей сути семейным. Касаемо же праздников, имевших более общественный характер (Масленица, Святки), никакой информации о праздновании их в войну в полевых материалах встречено не было.

Таким образом, можно констатировать факт, что в период войны в западносибирской деревне наблюдалось застывание праздничной культуры: в силу социально-демографических и экономических причин у жителей села за редким исключением не было возможности отмечать какие-либо праздники. Могли воспроизводиться отдельные традиции празднования некоторых праздников, однако в целом праздничная жизнь в деревне замерла. То же касается и мужской праздничной культуры: из-за ухода большей части мужчин на фронт, воспроизводить обычаи и обряды мужской праздничной культуры было почти некому, исключение составляли маленькие дети и старики, которые не были заняты в производственной деятельности.

Великая Отечественная война оказала влияние и на дальнейший период трансформации мужской праздничной культуры. В силу того, что религия перестала открыто преследоваться, а также перестали порицаться традиционные праздники, мужская праздничная культура на некоторое время не стала ощущать культурно-идеологического влияния со стороны государства (до 1953 г., когда было создано Министерство культуры СССР). Однако, в силу социально-демографических условий, в годы Великой Отечественной войны в западносибирском селе складывается и другая тенденция: женщины становятся равнозначными участниками производственного процесса и в некоторой степени "подвигают" мужчин в социальной структуре. Это приводит к определенным изменениям в области гендера и гендерной культуры: граница между мужским и женским начинает размываться. Для мужской праздничной культуры это означало, что женщины в будущем станут равнозначными участниками в обычаях и обрядах, которые всегда традиционно считались исключительно мужскими (упоминания об этом относятся к концу 50-х - началу 60-х гг.). Третья тенденция Великой Отечественной войны, а именно некоторое сращивание традиционной культуры и советской культуры в рамках кружков самодеятельности усиливает постепенное сращивание традиционной и советской культуры в целом, в том числе и в сфере праздника. Таким образом, период Великой Отечественной войны оказал значительное влияние на трансформацию мужской праздничной культуры.



Заключение

Мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири, являясь частью праздничной культуры, характеризовалась включением обычаев и обрядов с главной или исключительной ролью мужчин. Такие обычаи и обряды были представлены в зимне-весеннем периоде праздников русского земледельческого календаря, таких как Святки, Масленица, Пасха.

Несмотря на то, что в период 1917 - 1928 гг. в связи с установлением советской власти были проведены реформы, направленные на изменение социальных и культурных устоев западносибирского крестьянства, мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири продолжала существовать практически в том же самом виде, в котором она существовала и до изучаемого периода, т.е. конца 19 - начала 20 в. Анализ всех формы проявления мужской праздничной культуры в календарных праздниках русского сельского населения Западной Сибири позволяет сделать вывод о том, что обычаи и обряды, построенные на исключительном или главном участии мужчин, были сосредоточены на праздниках зимне-весеннего периода русского земледельческого календаря следующим образом. мужской праздничный культура коллективизация

Активная роль мужчин в обрядах русского земледельческого календаря впервые проявлялась в период Святок, что выражалось в ритуально значимых обходах домов мужскими обособленными группами, целью которых было призвание благополучия в каждый дом на будущий год и актуализация плодородия. Самые большие "полномочия" мужчин в обрядовой деятельности приходились на Масленицу, что проявлялось в организации основного развлечения масленичной недели - катаний, и проведении всевозможных видов состязаний, среди которых можно назвать конные бега, кулачные бои, борьбу, бой на палках, игру "взятие снежного городка". Завершение цикла обычаев и обрядов мужской праздничной культуры приходилось на Пасху: здесь мужчины выступали как организаторы пасхального развлечения - качелей, а также собирались обособленно от представителей других половозрастных групп для игр с яйцами и игр, которые в остальное время считались детскими развлечениями (бабки, городки, лапта, чехарда).

До начала значительных трансформаций мужской праздничной культуры сохранялась такая важная ее характеристика, как ярко выраженная половозрастная организация в осуществлении обычаев и обрядов. В святочных обходах домов, в организации катаний на Масленицу, в масленичных состязаниях, в играх и яйцами и в прочих подвижных играх на Пасху во многих поселениях Западной Сибири существовала строгая гендерная иерархия: к осуществлению подобных обрядов и обрядов женщины категорически не допускались, или допускались в качестве зрителей. Внутри же самого мужского сообщества также шло разделение по возрастным группам: мальчики младшего возраста, подростки, неженатые парни, женатые мужчины и пожилые мужчины для осуществления обычаев и обрядов мужской праздничной культуры собирались лишь своими возрастными группами, и слияние этих возрастных групп вместе происходило лишь в некоторых случаях. Однако, все же иногда наблюдались исключения в соблюдении половозрастной структуры: в ряде мужских обычаев и обрядов девушки и женщины могли принимать участие наряду с мужчинами.

Первый этап трансформации мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири относится к 1930-м гг. В условиях сплошной коллективизации (раскрестьянивания) и активной борьбы с религией и "старым бытом" происходили изменения в обычаях и обрядах мужской праздничной культуры. Первым проявлением этой трансформации стало смещение возрастных границ в осуществлении некоторых обычаев и обрядов мужской праздничной культуры. Так произошло в пасхальной традиции, когда взрослые мужчины играли в подвижные игры на свежем воздухе (лапта, городки, бить-бежать, чехарда, бабки). В период 1930-х гг., за редким исключением, взрослые мужчины перестали играть в эти игры, и игры на Пасху стали зоной ведения исключительно детей и подростков. Еще одной тенденцией в трансформации мужской праздничной культуры стало размытие гендерных границ. Это проявилось в таких традициях, как рождественские и новогодние обходы домов и игры с яйцами на Пасху, для которых раньше было характерно участие обособленных мужских групп, тогда как в период 1930-х гг. в подобных обрядах участие принимали уже почти все половозрастные группы. В период коллективизации в обычаях и обрядах мужской праздничной культуры перестает прослеживаться половозрастной принцип организации. Это коснулось таких обычаев, как устроение состязаний на силу и ловкость, а также катания на лошадях в масленичный период. Еще одним, не менее важным проявлением трансформации стало полное исчезновение некоторых обычаев мужской праздничной культуры. Это коснулось такого обычая, как игра "взятие снежного городка" на Масленицу.

Второй этап трансформации мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири приходился на Великую Отечественную войну. В условиях гендерного дисбаланса и трудовой мобилизации женщин и детей, а также в силу тяжелых материальных условий в западносибирской деревне в годы войны наблюдалось "застывание" праздничной культуры, поскольку у жителей села за редким исключением не было возможности отмечать какие-либо праздники. То же самое касалось и мужской праздничной культуры: из-за ухода большей части мужчин на фронт, воспроизводить обычаи и обряды мужской праздничной культуры было почти некому, исключение составляли маленькие дети и старики, которые не были заняты в производственной деятельности.

На каждом из этапов трансформации мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири действовали свои факторы и механизмы, влияние которых определяло те или иные тенденции в этом процессе.

Трансформация мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири в период коллективизации стала результатом значительных преобразований советской власти в социально-экономической и социокультурной сфере. Раскрестьянивание западносибирской деревни привело к изменениям, связанным с социально-экономическими и психологическими особенностями главного носителя мужской праздничной культуры - мужчины-крестьянина. Из собственника земли и центральной фигуры семейного крестьянского хозяйства он превратился в государственного сельскохозяйственного рабочего, не имеющего прав на землю и результаты своего труда, а также с низкой степенью ответственности за свою производственную деятельность. Вместе с этим изменилась и его роль в семье: в управлении семейным хозяйством ведущую роль стала занимать женщина. Довольно непростое социально-экономическое положение колхозов и колхозников в свою очередь тоже оказало определенное влияние на праздничную культуру: имея в своем распоряжении мало свободного от труда времени, колхозники меньше уделяли внимания праздникам. Религиозная и культурная политика советской власти 1930-х гг., оказали определенное влияние на целостность традиционной праздничной культуры и ценностную ее основу - православие, что проявилось в проникновении в повседневную жизнь западносибирского села советских праздников, а также в потере части религиозно-обрядовой составляющей праздничной культуры.

В Великую Отечественную войну на трансформацию мужской праздничной культуры русского сельского населения Западной Сибири значительное влияние оказывал социально-демографический фактор. В результате его влияния женщины стали равнозначными участниками производственного процесса и в некоторой степени "подвинули" мужчин в социальной структуре. Это привело к определенным изменениям в области гендера и гендерной культуры: граница между мужскими и женскими ролями начала размываться. Влияние этого фактора проявило себя и в последующий период, когда женщины становились равнозначными участниками в обычаях и обрядах, которые всегда традиционно считались исключительно мужскими (упоминания об этом относятся к концу 50-х - началу 60-х гг.). Влияние культурного фактора проявилось в том, что во время войны происходило некоторое сращивание традиционной культуры и советской культуры в рамках кружков самодеятельности, что в дальнейшем усилило постепенное сращивание традиционной и советской культуры в целом, в том числе и в сфере праздника.

Резюмируя все вышесказанное, можно сделать вывод о том, что за период 1917 - 1945 гг. мужская праздничная культура русского сельского населения Западной Сибири прошла определенный путь трансформации, который характеризовался, с одной стороны, размытием гендерных границ в рамках традиционного праздника, а с другой стороны - некоторым сращиванием советской и традиционной праздничной культурой.



Список источников, литературы и информантов

1. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Р-47, Оп. 5. Д. 174; Ф. П-10. Оп. 1 Д. 200 Л. 111.

2. Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. Р-430, Оn.7. Д. 16.

3. Архивный отдел Администрации Яшкинского муниципального района (АОАЯМР). Ф. 30, Оп. 1.

4. Агитацию - на службу Отечественной войне. Материалы в помощь агитатору. ОГИЗ. Новосибирск., 1941. - 43 с.

5. Всесоюзная перепись населения 1937 года: общие итоги: сб. документов и материалов / Ин-т рос. истории РАН; сост.: В.Б. Жиромская, Ю.А. Поляков. М.: РОССПЭН, 2007. - 318 с.

6. Доблестный труд рабочих, крестьян, интеллигенции Новосибирской области в годы Великой Отечественной войны. Сб. документов. Новосибирск, 1964. - 396 с.

7. Коллективизация сибирской деревни. Январь--май 1930 г. Новосибирск, 2009. - 489 с.

8. Конституции и конституционные акты Союза ССР, 1922-1936. М., 1940. - 206 с.

9. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик 1936 г. // Конституции и конституционные акты Союза ССР, 1922-1936. М., 1940. - С. 179 - 192.

10. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК КПСС. М., 1984. Т.3. - 494 с.

11. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК КПСС. М., 1985. Т. 7. - 574 с.

12. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 7. М., 1954. Ч. 1. - 952 с.

13. Крестьянство Сибири в период упрочения и развития социализма. Новосибирск, 1985. - 398 с.

14. Культурное строительство в Сибири. 1917-1941: сб. док. / сост. И.И. Кванская. - Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1979. - 367 с.

15. Ленин В.И. Товарищи - рабочие! Идем в последний решительный бой! //Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5. Т. 39. М., 1970. - 461 с.

16. Письмо и.о. секретаря Новосибирского обкома ВКП(б) Алексеева к Сталину об обстановке в Новосибирской области // Наша малая родина: Хрестоматия по истории Новосибирской области 1921-1991 гг. Новосибирск, 1997. - С. 161.

17. Политбюро и крестьянство: Высылка, спецпоселение. 1930--1940 гг. Книга I. Москва. РОССПЭН, 2005. - 912 с.

18. Русская православная церковь и Великая Отечественная война. Сборник церковных документов М., 1943. - 100 с.

19. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917 - 1941. Документы и фотоматериалы. М.: Издательство Библейско-Богословского Института св. апостола Андрея, 1996. - 352 с.

20. Советские законы 1935 г. № 11. ст. 82.

21. Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства РСФСР. 1929. - № 35. - 40 с.

22. Тринадцатый съезд РКПб. 28-31 мая 1924 г //КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК Т.3 М..1984. - С.251-252.

23. Троцкий Л.Д. Вопросы быта. Эпоха "культурничества" и ее задачи". М.,1923. - 170 с.

24. Хлебозаготовительная политика советского государства в Сибири в конце 1920-х гг. Новосибирск, 2006. - 258 с.

25. Хлебоцентр (На фронте с.-х заготовок). Еженедельный информационный бюллетень. - №11. - М., 1931.

26. КПСС в резолюциях и решениях, конференций и пленумов Т.5. М., 1984. - 446 с.

27. "Классовая сущность религиозных праздников"// Антирелигиозник, 1940 г., № 11. - С. 78.

28. "Незнамовско-Базаровская контрреволюция. Кто они?"//"Советская Сибирь". 20 апреля 1923.

29. "Незнамовско-Базаровский процесс. 10-й день" // "Советская Сибирь". 4 мая 1923.

30. "Незнамовско-Базаровский процесс. 18-й день суда"// "Советская Сибирь". 15 мая 1923.

31. "Незнамовско-Базаровский процесс. 20-й день суда"// "Советская Сибирь". 16 мая 1923.

32. "Незнамовско-Базаровский процесс. 22-й день суда" // "Советская Сибирь". 19 мая 1923

33. "Незнамовско-Базаровский процесс. Допрос атамана Незнамова"// "Советская Сибирь". 8 мая 1923.

34. "Политпросветработа", 1945. № 1-3.

35. Антирелигиозник, 1929, № 3.

36. Антирождественская кампания// Антирелигиозник, 1930, №3,

37. Антирождественский сборник для города. М.: Безбожник, 1931.

38. Гельцерберг Г. Опыт мест. Из опыта антипасхальной кампании//Антирелигиозник, № 3. 1935.

39. Деревенский театр, №5. М.,1926.

40. Знать врага//Антирелигиозник. 1939. № 6.

41. С. 3 Иванов Г. Контрреволюция под святительской митрой // "Советская Сибирь". 4 мая 1923.

42. Итоги выборов в Верховный Совет и задачи антирелигиозной пропаганды//Антирелигиозник. 1938. № 1.

43. Калинин В. Формы и методы работы в антирождественскую кампанию// Антирелигиозник, № 11-12, М., 1931.

44. Ковалев Ф. Опыт работы местных антирелигиозных стенных газет// Антирелигиозник 1927. №2.

45. Красная рубаха. №3. М., 1930.

46. Красная Сибирячка, 1930. №7.

47. Красная Сибирячка, 1931. №9.

48. Мащенко В. Итоги проведения антирождественской кампании.//Антирелигиозник, № 3-4, М., 1931.

49. Олещук Ф. Коммунистическое воспитание масс и преодоление религиозных предрассудков// Большевик. 1939. № 9

50. Первая сессия Советского парламента//Безбожник. 1938. № 2.

51. Резолюции пленума ЦС СВБ, 1931.

52. Решение президиума ЦС СВБ.// Антирелигиозник, № 3. 1935.

53. Советская Сибирь, 1932. 2 января.

54. Советская Сибирь. Омск. 1920. № 46.

55. Тумаркин Д.Г. Урок предстоящего процесса // "Советская Сибирь". 21 апреля 1923.

56. Тумаркин Д.Г. Контрреволюционный заговор в Сибири // "Советская Сибирь". 17 января 1923.

57. Тумаркин Д.Г. Изоляция кулачества // "Советская Сибирь". 24 января 1923.

58. Худяков С. "К антипасхальной кампании"// Антирелигиозник. №3, март, 1930. АИО "Безбожник". Москва.

59. Шестакова М. Церковники и сектанты на службе фашистских разведок//Антирелигиозник. 1938. № 3.

60. Ямин В.Н. Контрреволюционеры в поповской рясе // "Советская Сибирь". 28 января 1923.

61. Агаркина Нина Ивановна, 1924 г.р., д. Зырянка Яшкинского района Кемеровской области.

62. Айкин Анатолий Иванович, 1930 г.р., д. Ботьева Яшкинского района Кемеровской области.

63. Бочаров Илья Трофимович, 1928 г.р., Соломино Топкинского района Кемеровской области.

64. Вахрушева Ангелина Ивановна, 1929 г.р., д. Колмогорово Яшкинского района Кемеровской области.

65. Видус (Ковальчук) Варвара Филлиповна, 1921 г.р., д. Глубокое Топкинского района Кемеровской области.

66. Гулик Михаил Тимофеевич, 1940 г.р., д. Алаево Юргинского района Кемеровской области;

67. Двороковская (Анищенко) Екатерина Никифоровна, 1926 г.р. Гутово Тогучинского района.

68. Дикович Николай Афанасьевич, 1934 г.р., д. Кулаково Яшкинского района Кемеровской области.

69. Информант 1918 г.р. с. Ирба Тогучинского района Новосибирской области.

70. Информант, пожелавший остаться неизвестным, д. Карасево Черепановского района Новосибирской области.

71. Кондратьева Н.Р., 1939 г.р., д. Лебяжье Асаново Юргинского района Кемеровской области

72. Котова Анна Михайловна, 1920 г.р., д. Корнилово Болотнинского района Новосибирской области.

73. Коурдаков Владимир Степанович, 1956 г.р., д. Мануйлово Болотнинского района Новосибирской области

74. Литасова Пелагея Федоровна, 1918 г.р., д. Варюхино Юргинского района Кемеровской области.

75. Литосова Галина Алексеевна, 1925 г.р., д. Каурак Тогучинского района Новосибирской области.

76. Маршанкин Иван Алексеевич, 1934 г.р. д. Алабучинка Юргинского района Кемеровской области.

77. Мензоров Юрий Иванович, 1943 г.р., д. Кожевниково Юргинского района Кемеровской области.

78. Нагибина Антонина Степановна, 1928 г.р., д. Каурак Тогучинского района Новосибирской области.

79. Негода Ефросинья Ивановна, 1932 г.р., с. Макурино Юргинского района Кемеровской области.

80. Пермяков Николай Савельевич, 1927 г.р., д. Писаная Яшкинского района Кемеровской области.

81. Платонов Николай Федорович, 1935 г.р., д. Томилово Юргинского района Кемеровской области.

82. Процюк Марина Ивановна, 1915 г.р., д. Корнилово Болотнинского района Новосибирской области.

83. Романова Анастасия Николаевна, 1922 г.р., Кудельный ключ Тогучинского района Новосибирской области.

84. Рябова Александра Павловна, 1928 г.р., д. Пача Яшкинского района Кемеровской области.

85. Саковская Аксинья Ивановна, 1917 г. р., д. Корнилово Болотнинского района Новосибирской области.

86. Солдатова Аграфена Алексеевна, 1920 г.р., д. Томилово Юргинского района Кемеровской области.

87. Тихомиров Василий Александрович, 1925 г.р., д. Глубокое Топкинского района Кемеровской области.

88. Трофимов Егор Петрович, 1931 г.р., д. Тыхта Топкинского района Кемеровской области.

89. Трушкова Вера Степановна, 1923 г.р., д. Глубокое Топкинского района Кемеровской области.

90. Туралин Анатолий Иванович, 1929 г.р. с. Ача Болотнинского района Новосибирской области.

91. Филоненко Мария Васильевна, 1927 г.р., д. Тахта Топкинского района Кемеровской области.

92. Церканов Николай Иванович, 1934 г.р., д. Варюхино Юргинского района Кемеровской области.

93. Чахлов Иван Ильич, 1948 г.р., г. Болотное Новосибирской области.

94. Чахлов Илья Егорович, 1916 г.р., д. Чахлово Юргинского района Кемеровской области.

95. Шевченко Валентина Ивановна, 1932 г.р., д. Пача Яшкинского района Кемеровской области.

96. Шелковников Иван, 1927 г.р., д. Корнилово Болотнинского р-на Новосибирской области.

97. Шипачёва Нина Павловна, 1935 г.р., д. Долгово Тогучинского района Новосибирской области.

98. Ширяев Михаил Михайлович, 1934 г.р., д. Филоново Юргинского района Кемеровской области.

99. Ширяева (Асанова) Аграфена Ивановна, 1934 г.р., д. Филоново Юргинского района Кемеровской области

100. Якутин Леонтий Кузьмич, 1914 г. р., д. Чащино Черепановского района Новосибирской области.

101. Абрамова, О.А. Русская традиционная народная культура Третьяковского района Алтайского края. Барнаул: ГрафИкс, 1999. - 75 с.

102. Аксенова И.Ю. Праздник Троицы у старожилов и южнорусских переселенцев Алтая в середине XX - начале XXI века/ Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. 2015. Т. 14. № 7. - С. 288-298.

103. Акулов М.Р., Анисков В.Т., Васильев Ю.А., Кузнецов И.И. Подвиг земли богатырской (Сибирь в годы Великой Отечественной войны, 1941 - 1945 гг.). М., 1970. - 364с.

104. Алексейцева А.А. Новосибирский областной Дом народного творчества в годы войны // Нар. творчество Новосиб. обл. - 2011. - № 4. - С. 23-29.

105. Анисков В.Т. Жертвенный подвиг деревни. Новосибирск, 1993. - 245 с.

106. Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока - фронту. 1941 - 1945 гг. Барнаул, 1966. - 371 с.

107. Аничков, Е.В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. Ч. I-III. СПб., 1903; 1905.

108. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М., 1970. - 459 с.

109. Асанов В.В., Леонова Н.В., Фурсова Е.Ф. Масленка. Обычаи, обряды, фольклор восточнославянских народов в Новосибирской области (уч.-метод. пособие). - Новосибирск: Изд-во Новосибирского Областного Центра русского фольклора и этнографии, 2004. - 91 с.

110. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. I-III. М., 1869.

111. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. - 238 с.

112. Бардина П.Е. Масленица в Томских селениях. Взятие снежного городка// Сибирская старина, № 20. Томск, 2003. - С. 4-6.

113. Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. 2-е изд. М., 1990. - 543 с.

114. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: "Медиум", 1995. - 323 с.

115. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - начала XXв. Ленинград: "Наука", 1988. - 280 с.

116. Божерянов И.Н. Как праздновал и празднует народ русский Рождество Христово, Новый год и Масленицу. СПБ.: Издание М. Ледерле и К., 1894. - 125 с.

117. Бурдина Е.Н. Крестьянская беднота Западной Сибири в реалиях первого года советской власти //История и краеведение Западной Сибири: проблемы и перспективы изучения IV региональная научно-практическая конференция с международным участием. Научный редактор: И.В. Курышев. 2013. - С. 118-124.

118. Васеха М.В. Русская крестьянка в семье и общественной жизни 1920-х гг. (по материалам юга Западной Сибири). Дисс. на соиск. уч. степ. канд. истор. наук. М., 2015. - 245 с.

119. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978.

120. Вересаев В.В. Об обрядах старых и новых (к художественному оформлению быта). М., 1926. - 32 с.

121. Виноградова, Л.Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. Генезис и типология колядования. М.: Наука, 1982. - 255 с.

122. Вылцан М.А. Бюджеты семей колхозников в 1933-1940 гг. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1966 год. Таллин, 1971. - С. 596 - 904.

123. Горбатов А.В. Государство и религиозные организации Сибири в 1940-е - 1960-е гг. Автореферат дисс. на соиск. уч. степени д-ра истор. наук. ГОУ ВПО "Кемеровский государственный университет". Кемерово 2009. - 51 с.

124. Горбунов Б.В. Традиционные состязания за обладание снежной крепостью-городком как элемент народной культуры русских// Этнографическое обозрение. М., 1994, №5. С. 103-115.

125. Городцов, П.А. Праздники и обряды крестьян Тюменского уезда//Ежегодник Тобольского музея. 1915. - Вып. 26. - С. 1-65.

126. Гребнер В. Весенние праздники и крестьянское хозяйство Л., 1925.

127. Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991. - 269 с.

128. Гущин Н.Я. Сибирская деревня на пути к социализму. (Социально-экономическое развитие сибирской деревни в годы социалистической реконструкции народного хозяйства. 1926-- 1937 гг.). Новосибирск, 1973. - 518 с.

129. Гущин Н.Я., Бадалян Т.М., Дремова Л.И. Население и трудовые ресурсы сибирской деревни в 1917 - начале 80-х годов (Основные этапы, особенности изменения численности и состава) // Население и трудовые ресурсы советской деревни (1917 - 1984). Таллин. 1987. Вып. 2. С. 24 - 25.

130. Гущин Н.Я., Кошелева Э.В., Чарушин В.Г. Крестьянство Западной Сибири в довоенные годы (1933-1941). Новосибирск, 1975. - 287 с.

131. Деканова М.К. Трансформация российской праздничной культуры в конце XIX - первой трети XX в.: центр и провинция./ автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02 . 2009. - 19 с.

132. Дубровская М.В. Варианты масленичной игры "взятие снежного городка" на территории Алтайского края// Этнография Алтая и сопредельных территорий. - Барнаул, 1998. - С. 158-162.

133. Женщины и мужчины в контексте исторических перемен: Материалы Пятой международной научной конференции РАИЖИ и ИЭА РАН, 4 - 7 октября 2012 г., Тверь. - М.: ИЭА РАН, 2012. Т. 1. - 527 с.

134. Жигульский К. Праздник и культура: пер. с польск.- М.: Прогресс, 1985. - 336 с.

135. Забылин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М.: Издание книгопродавца М. Березина, 1880. - 607 с.

136. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., Наука, 1991. - 522 с.

137. Золотова Т.Н. Традиции пасхальной и Фоминой недель у сибирских казаков/ Этнография Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 2005. Вып. 6., С.116.

138. Золотова, Т.Н. Локальные особенности и место в общерусской традиции календарных праздников русских Тоболо-Иртышского региона/Гуманитарные науки в Сибири. 2000. - № 3. - С. 52 - 53.

139. Золотова, Т.Н. Русские календарные праздники в Западной Сибири (конец XIX-XX вв.). Омск: ООО Издатель-Полиграфист, 2002. - 233 с.

140. Зольникова Н.Д. Антирелигиозная политика// Историческая энциклопедия Сибири. Т.1. Новосибирск, 2009. - С. 117 - 119.

141. Зяблицева С.В. Клубная художественная самодеятельность Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны//Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 10 (191). - С. 95 - 99.

142. Иеромонах Симон (Истюков). Новосибирская епархия Русской Православной Церкви в 20-е годы XX века//Сибирская церковная история. Электронное издание. С. 36 - 61.

143. Ильиных В.А. Аграрная политика советского государства и сельское хозяйство в Сибири //Экономическая история: ежегодник. 2009. Т. 2009. - С. 374-409.

144. Ильиных В.А. Крестьянское хозяйство в Сибири (конец 1890-х - начало 1940-х годов): тенденции и этапы развития//Крестьянская семья и двор в Сибири в XX веке: проблемы изучения. Институт истории СО РАН. Новосибирск, 1999. - С. 33-75.

145. Ильиных В.А. Налогово-податное обложение сибирской деревни. Конец 1920-х - начало 1950-х гг. Новосибирск, 2004. - 169 с.

146. Ильиных В.А. Раскрестьянивание сибирской деревни в советский период: основные тенденции и этапы//Российская история. 2012. № 1. - С. 130a-141.

147. Ильиных В.А. Урало-сибирский метод хлебозаготовок: поиски оптимального варианта // Гуманитарные науки в Сибири. 2006. № 2. - С. 20-26.

148. Исаев В.И., Михеев Д.Ю. Судебные репрессии как инструмент воздействия на трудовую деятельность жителей сибирской деревни в 1930-е годы// Историко-правовые проблемы: Новый ракурс. 2014. № 10. - С. 35-45.

149. Исупов В.А. Главный ресурс Победы: Людской потенциал Западной Сибири в годы Второй мировой войны (1939 - 1945 гг.). Новосибирск: ИД "Сова", 2008, С. 279. - 378 с.

150. Исупов В.А. Людские ресурсы Западной Сибири в годы Второй мировой войны (1939-1945 гг.), Новосибирск, 2012. - 124 с.

151. Кимеев, В.М. Касьминские чалдоны. Быт и культура русских старожилов Касьминской волости. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. - 249 с.

152. Конструкции гендера в неформальном дискурсе профессий // Антропология профессий / Под ред. Романова П.В., Ярской-Смирновой Е.Р. Саратов: Научная книга, Центр социальной политики и гендерных исследований, 2005. С.50 - 100.

153. Кущевский И.А. Сибирские войнишки// Сибирская старина, № 20. Томск, 2003. С. 6-9.

154. Кузнецов И.С. На пути к великому перелому. Люди и нравы сибирской деревни 1920-х гг. (психоисторические очерки). Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2001. - 235 с.

155. Липинская В.А. Народные традиции в современных календарных обрядах и праздниках русского населения Алтайского края //Русские. Семейный и общественный быт. М., 1989. - С. 92-141.

156. Логинов А.В. Власть и вера. Государство и религиозные институты в истории и современности. М. 2005. - 496 с.

157. Лукинский Ф.А., Нарожнова А.Я., Постнов Ю.С. Культура и наука// История Сибири с древнейших времён до наших дней. Том 5. Сибирь в период завершения строительства социализма и перехода к коммунизму. Л.: Наука., 1969. - Гл. 2. - С. 146 - 160.

158. Любимова Г.В. "Хлопцы-засевальщики" и "девки-щёдры": к вопросу о соотношении мужского и женского колядования в восточнославянской традиции // Славяне и их соседи. Межславянские взаимоотношения и связи. Средние века - раннее Новое время. Сборник тезисов XVIII конференции памяти В.Д. Королюка. М.: Институт славяноведения РАН, 1999. С. 104-107.

159. Любимова Г.В. Возрастной символизм в календарных обычаях и обрядах русских сибиряков // Научно-методическое обеспечение деятельности детских фольклорных объединений. - Новосибирск, 2001. С. 14-15.

160. Любимова Г.В. Заметки о сибирской Масленице: Взятие снежного городка // Археология, этнография и антропология Евразии. 2002, № 4. С. 131-137.

161. Любимова, Г.В. Возрастной символизм в культуре календарного праздника русского населения Сибири. XIX начало XX века. - Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 2004. - 239 с.

162. Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М., 1978. - 392 с.

163. Макаренко А.А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении // Зап. РГО по отделению этнографии. - Спб., 1913. - Т. 36. - 292 с.

164. Миллер В.Ф. Русская масленица и западно-европейский карнавал. М., 1884.

165. Митрополит Николай (Ярушевич). Воспоминания Владыки Василия Кривошеина/Церковно-общественный вестник. № 17. Приложение к "русской мысли"'. 5 июня 1997 г. - С. 3 - 20.

166. Морозов И.А. Игровые сообщества: гендерный аспект // Этнографическое обозрение. 2006. № 4. - С. 69-84.

167. "Мужское" в традиционном и современном обществе. Материалы научной конференции (16-18 апреля 2003 г.) - Институт этнологии и антропологии РАН им. Н.Н. Миклухо-Маклая, РНИИ культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева МК РФ и РАН. - Москва: 2003. - 79 с.

168. Мужской сборник. Вып 1. Мужчина в традиционной культуре / Сост. И.А. Морозов, отв. ред. С.П. Бушкевич. М.: Лабиринт, 2001. - 224 с.

169. Мужской сборник. Вып. 2. "Мужское" в традиционном и современном обществе / Сост. И.А. Морозов, отв. ред. Д.В. Громов, Н.Л. Пушкарева. М.: Лабиринт, 2004. - 264 с.

170. Мужской сборник. Вып. 3. Мужчина в экстремальной ситуации / Сост. И.А. Морозов, отв. ред. Н.Л. Пушкарева. М.: Индрик, 2007. - 264 с.

171. Музафарова Н.И. Отношение советской власти к религии (1917-1939 годы)// Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: Исторические науки. 2016. № 1 (21). - С. 44 - 50.

...