Реформа академических организаций и создание единого Института истории в составе Академии Наук, в свою очередь, рассматривается Афанасьевым как основной этап создания новой системы отношений, создания новых, сталинских интерпретаций истории Там же. С. 23. .

Изучение советской историографии как научно-политического феномена, предложенное Афанасьевым, продолжилось в 2000-х гг. Данный временной период в отечественной историографии характеризуется поиском новых направлений в изучении советской историографии. В то же время, тренд, заложенный в 1990-е, сохранялся - работы как отечественных, так и зарубежных историков, принимали идею о внешнем влиянии представителей государственной и партийной власти на академическую среду с помощью различных поощрений и наказаний.

Такой подход, к примеру, продемонстрирован в работах А.М. Дубровского, посвященных взаимодействию историков и власти на различных уровнях Дубровский А.М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е годы). Брянск, Издательство Брянского университета, 2005. - 900 с.; Дубровский А.М. Власть и историческая мысль в СССР (1930-1950-е гг.). - М.: Российская политическая энциклопедия, 2017. - 622 с. .

В работе «Историк и власть», например, автор пересматривает предположения Афанасьева об абсолютно репрессивном характере действий политического режима. Дубровский указывает на сохранение возможностей компромисса и использования определенных привилегий - повышенного материального обеспечения и сохранения высокого социального статуса - при публичном проявлении лояльности к советской власти Дубровский А.М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е годы). С. 781. .

В данной системе Дубровский выделяет две тенденции в развитии отношений - утопическую и прагматическую Там же. . Данная концепция развивалась как в более поздних работах автора Дубровский А.М. Власть и историческая мысль в СССР (1930-1950-е гг.). - М.: Российская политическая энциклопедия, 2017. - 622 с. , так и в исследованиях других историков Гордон А.В. Историки железного века. - М.,Л.: Издательство Института гуманитарных инициатив, 2018 - 448 с.; Юрганов А.Л. Русское национальное государство. Жизненный мир историков эпохи сталинизма. - М.: РГГУ, 2011. -- 758 с.; Сидорова Л.А. Советские историки: духовный и научный облик. - М.: Институт Российской истории РАН, 2017. - 248 с. .

В то же время Дубровский уделил особое внимание истории создания новых школьных учебников по истории, что является важным элементом новых концепций истории в советской науке Дубровский А.М. Власть и историческая мысль в СССР (1930-1950-е гг.). С. 34-36. .

Идеи о различных тенденциях в сотрудничестве с властью развиваются в работе А.Л. Юрганова, который выделяет особую категорию членов Академии Наук СССР, так называемых приверженцев «культуры партийности» Юрганов А.Л. Русское национальное государство. Жизненный мир историков эпохи сталинизма. - М.: РГГУ, 2011. -- 758 с..

По мнению Юрганова, «партийные» историки осуществляли контроль за своими коллегами на местах, в то же время, оставаясь квалифицированными историками, авторами множества научных работ, которые были выполнены по новым канонам Там же. С. 9..

В своих работах Сидорова Л.А. Советская историческая наука середины XX века: синтез трех поколений историков. - М.: Институт Российской истории РАН, 2008. - 294 с.; Сидорова Л.А. Советские историки: духовный и научный облик. - М.: Институт российской истории РАН, 2017. - 248 с. Л.А. Сидорова предлагает нам несколько иной взгляд на советскую историческую науку сталинского периода. В отличие от Дубровского и Юрганова, в исследованиях которых сообщество историков предстает перед нами монолитным и обезличенным, Сидорова использует элементы историко-антропологического метода.

Анализируя не только официальные документы различных институтов, но и множество эго-документов, автору удается реконструировать истинные отношения многих историков к своим коллегам, научным школам, а также многим другим элементам общественной жизни того времени, включая искусство и религию Сидорова Л.А. Советские историки: духовный и научный облик. С. 11-14, 50-57, 122-125. .

Анализ документов личного происхождения также позволил Сидоровой выявить три различные модели восприятия марксизма-ленинизма - догматическую, формальную и творческую Сидорова Л.А. Советская историческая наука середины XX века: синтез трех поколений историков. С. 97. . По мнению автора, в зависимости от ситуации советские историки прибегали к каждой из этих моделей в зависимости от различных ситуаций Там же. .

Несмотря на то, что на протяжении последних десятилетий феномену советской историографии уделялось особое внимание, вопрос о деятельности советских академических организаций в 1930-1950-х гг. остается не раскрытым в полной мере.

Как и в случае изучения самого феномена советской исторической науки, первые шаги в анализе деятельности различных академических организаций были сделаны в 1960-х гг. Исследователей того времени, среди которых следует особо выделить Л.В. Иванову, уделяли особое внимание деятельности Института истории РАНИОН и Института красной профессуры в качестве «центров подготовки новых кадров», главная задача которых заключалась в формировании новых учебных курсов для школ и университетов, которые соответствовали марксистским догмам Иванова Л.В. У истоков советской исторической науки. Подготовка кадров историков-марксистов в 1917-1929 гг. - М. 1968. Изд-во "Мысль". - 195 с..

В 1968 г. В.А. Дорошенко, печально известный публичной критикой академика Неусыхина, защитил кандидатскую диссертацию, в которой центральной темой являлась история создания Коммунистической академии и деятельности ее директора М.Н. Покровского Дорошенко В.А. Коммунистическая академия и ее роль в разработке вопросов отечественной истории (1918-1935 гг.): дис. … канд. ист. наук. - М., 1968..

Несмотря на то, что исследователи 1960-х гг. уделяли особое внимание борьбе с «буржуазными тенденциями в науке» и положительно оценивали деятельность сотрудников различных институтов, из содержания работ нельзя сделать точных выводов о содержании новых концепций отечественной и зарубежной истории, а также создании новой системы отношений между историками и властью.

Дальнейшие шаги в изучении деятельности советских академических организаций были сделаны уже после распада Советского Союза. В 1990-2000-х гг. представляется возможным выделить два тренда исследований. Первый следует связать с «архивной революцией» второй половины 1980-х гг., в ходе которой были рассекречены многие документы, проливавшие свет на деятельность академических организаций в 1920-1950-х гг Подробнее см.: Академическое дело, 1929--1931 гг.: документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ / Ред. кол.: В. П. Леонов (отв. ред.), Ж. И. Алфёров, Б. В. Ананьич и др.; Библиотека РАН. -- СПб.: [б. и.], 1993--1998.; Брачев В. С. "Дело историков", 1929-1931 гг. - СПб.: Нестор, 1997. - 113 с.; Козлов Б.И., Савина Г.А. Коммунистическая академия ЦИК СССР (1918-1936): материалы социальной истории. Вып. 2. - М.: Издательство Академии Наук, 2009. - 215 с. . Так, например, в работах М.-Д. Фокса David-Fox M. Revolution of the Mind: Higher Learning among the Bolsheviks, 1918-1929. - Ithaca: Cornell University Press and Studies of the Harriman Institute, 1997. - 320 p.;, А.В. Шаровой Шарова А.В. Маленькие радости большого террора: первые годы Института истории АН СССР // Одиссей. Человек в истории. - 2004. - С. 318-350., О.В. Гришаева Гришаев О.В. Историческое образование и историческая наука в СССР в конце 1920 - начале 1930-х гг. // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. - 2014. - № 15 (186). - С. 144-151. особое внимание уделялось истории соперничества нескольких институтов, созданных в первые годы советской власти.

В последние годы наблюдается рост количества исследовательских работ, посвященных деятельности различных академических организаций в контексте создания новых отношений с властными структурами. Современные исследователи рассматривают различные аспекты данной темы. Особого внимания заслуживают работы О.В. Гришаева Гришаев О.В. Создание Коммунистической Академии и ее роль в развитии исторической науки в Советской России в 20-е годы XX века // Вестник ВГУ. Серия: История. Политология. Социология. 2011. № 2. - С. 27-33. , Б.И. Козлова, Г.А. Савиной Козлов Б.И., Савина Г.А. Коммунистическая академия ЦИК СССР (1918-1936): материалы социальной истории. Вып. 2. - М., 2009. - 159 с. и Е.А. Долговой Долгова Е.А. Была ли наука коммунистической? Из статистики научных кадров 1929-1937 гг. // Социология науки и технологий. 2017. № 1. - С. 113-125. , в которых деятельность Институтов истории Коммунистической академии и Института красной профессуры рассматривается как важный аспект в создании новой академической системы и постепенном подчинении науки интересам власти.

Вопросы создания новых концепций исторического развития в 1930-1950-х гг. становится все более популярной темой среди исследователей. Элементы реконструкции концепции истории Средних веков можно найти в творчестве А.М. Дубровского. С.Б. Крих и А.А. Формозов, в свою очередь, затронули тему создания нового образа истории Древнего мира в ГАИМК СССР Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма: Историографические очерки. - М.: «Знак» 2006. - 344 с. и секторе Древнего мира Института истории АН СССР Крих С.Б. Образ древности в советской историографии. - М.: Красанд, 2013. -- 320 с.; Ладынин И.А. Особенности ландшафта (Насколько марксистской была «советская древность»?) // Вестник Университета Дмитрия Пожарского, 2016. № 2(4). С. 9-32.; Ладынин И.А. Понятие эллинизма в советской и постсоветской историографии: стадиальность и закономерность или историческая конкретность и случайность? // Диалог со временем. 2018. № 65. С. 185-206. . В то же время современная историография не в состоянии предложить фундаментального исследования, в котором бы реконструировалось создание нового образа всемирной истории Нового времени.

Деятельность советских историков в годы «позднего сталинизма» представляется нам логическим продолжением исследований, в которых рассматриваются вопросы создания новых академических организаций и концепций исторического развития в 1930-х гг.

Несмотря на это, о периоде 1940-1950-х гг. написано сравнительно небольшое количество работ, в которых вопросы редактирования и изменения сталинских концепций истории, особенно Нового времени, практически не затрагивается.

В 2000-2010-х гг. было выпущено несколько работ, в которых анализируется новое социальное положение и образ послевоенной науки и деятельность ее наиболее ярких представителей Трансформация образа советской исторической науки в первое послевоенное десятилетие: вторая половина 1940-х - середина 1950-х гг. Под редакцией В.П. Корзун. - М., 2011.; Булыгина Т.А. Общественные науки в СССР в 1945-1985 гг. - М.: ИГИ, 2000. - 240 с.; Алексеева Г.Д., Сахаров А.Н., Сидорова Л.А. и др. Историческая наука России в XX веке. - М.: Научно-издательский центр «Скрипторий», 1997. - 568 с. . Отдельного внимания заслуживает блок литературы, в котором рассматриваются вопросы влияния на науку различных идеологических кампаний. Как показывает история издания нескольких работ по истории Нового времени, со второй половины 1940-х гг. сектор и Институт становятся жертвами «борьбы с космополитизмом» и «объективизмом в науке». Тихонов В.В. Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука. Середина 1940-х-1953 г. М, 2017. .

При реконструкции советской концепции истории Нового времени в 1930-1950-х гг. стоит уделить особое внимание нескольким работам, в которых подробно рассматривается марксистская интерпретация Французской революции.

События 1789-1794 гг. являлись, возможно, наиболее популярной темой среди историков Нового времени. С помощью обращения к прошлому Франции советские историки могли найти политические, социальные и идеологические феномены, которые оправдали бы деятельность большевиков как внутри страны, так и на международной арене.

Большинство трендов развития историографии Французской революции в советской историографии подробно отражены в фундаментальном исследовании за авторством А.В. Гордона Гордон А.В. Великая французская революция в советской историографии. - М.: Наука, 2009. -- 380 с.. На примере создания новых образов революционеров в 1930-1950-х гг., Гордон показывает путь создания уникальной и «единственно верной» концепции истории Французской революции Там же. С. 12-13. .

Дальнейшие шаги в изучении советского образа революции были сделаны А.В. Чудиновым Чудинов А.В. Французская революция: история и мифы. - М.: Наука, 2007. - 310 с и М.Ю. Чепуриной Чепурина М.Ю. Бабеф в российской и советской историографии // Французский ежегодник. - 2008. Англия и Франция Соседи и конкуренты. - С. 271-293..

Важнейшим элементом создания концепции истории является подготовка новых учебников для школ и университетов. Большинство исследователей феномена советской культуры сталинского периода считают, что именно сталинский «Краткий курс истории ВКП(Б)» оказал крайне важный эффект на систему образования и идеологическую политику 1930-1950-х гг. Многие авторы до сих пор пытаются реконструировать процесс создания различных учебников того времени Подробнее: Тихонов В.В. Учебники по Новой истории как источник формирования представлений советских школьников последнего сталинского десятилетия о мире // Люди и тексты. Исторический альманах. Информационное пространство истории. - М.: ИВИ РАН, 2014. - С. 271-286.. При этом существует ряд исследований, в которых оценивается личная роль Сталина в редактировании учебников и создании их идеологического подтекста Измозик В.С., Старков Б.А., Павлов Б.А., С. Рудник С.Н. Подлинная история РСДРП-РКП(б)-ВКП(б). Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций. - СПб.: Питер, 2010. - 496 с.; Гловиньский М. «Не пускать прошлого на самотек»: «Краткий курс ВКП(б)» как мифическое сказание // Новое литературное обозрение / Вступ. заметка и примеч. В. Щукина; пер. с польск. К. Душенко. -- 1996. -- № 22. -- С. 142-160.. В то же время, на сегодняшний день не был проведен фундаментальный анализ содержания учебников по истории Нового времени для школ и университетов, написанных или отредактированных в 1930-1950-х гг.

Значительное количество необходимой для данного исследования информации находится в биографических работах, посвященных жизни и деятельности советских историков. Созданные на основе источников личного происхождения, включая дневники, переписку и мемуары, эти работы помогают нам понять отношение их героев к государству, академии и изменениям в них.

Появление жанра «персональной истории» сильно повлияло на отечественную историческую науку. В последние годы появилось значительное количество работ, посвященных историкам советского времени. Деятельность многих советских историков, которые напрямую участвовали в создании и редактировании концепции истории Нового времени, отражена в ряде статей и монографий. Среди данных работ следует особо выделить исследования, посвященные А.З. Манфреду, Б.Ф. Поршневу Гордон А.В. Историки железного века. - М.: Издательство Центра гуманитарных инициатив, 2018. - 448 с. , В.П. Волгину Лагно А.Р. Вячеслав Петрович Волгин. - М.: Издательство Московского университета, 2012. - 248 с. http://e-journal.spa.msu.ru/vestnik/item/21_2009lagno.htm (дата обращения 30.04.2017), Е.В. Тарле Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле. Историк и время. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2014. - 357 с. и Н.М. Лукину Дунаевский В.А. «Дело» академика Николая Михайловича Лукина // Новая и Новейшая история. - 1990. - № 6. - С. 310-321; Дунаевский В. А., Цфасман А. Б. Николай Михайлович Лукин. - М.: Наука, 1987. - 192 с..

Зарубежная историография последних десятилетий также задается вопросами, связанными с особенностями существования академического сообщества в условиях тоталитаризма.

Впервые советская историческая наука попала в поле зрения зарубежных исследователей во второй половине XX в. Несмотря на то, что многие советские историки сохраняли свой авторитет в международном сообществе, некоторые исследователи 1950-1960-х гг. критично относились к их теориям или вовсе отказывали советским коллегам в научности Shteppa K. Russian historians and the Soviet State. - New Brunswick: Rutgers University Press, 1962. - XIV, 437 p.. Представляется возможным выделить наиболее популярные темы изучения для представителей зарубежной историографии. Среди них - деятельность Коммунистической академии Fitzpatrick S. The Commissariat of Enlightenment. The Commissariat of Enlightenment: Soviet Organization of Education and the Arts under Lunacharsky, October 1917-1921. - Cambridge University Press, 1971. - 380 p., ее директора М.Н. Покровского Enteen G. The Soviet Scholar-Bureaucrat. M. N. Pokrovskii and the Society of Marxist Historians. - Penn State University Press, 1980. - 320 p., а также гонения на «школу Покровского» и ее последователей в 1930-х гг Brandenberger D. Politics Projected into the Past: What Precipitated the Anti-Pokrovskii Campaign? // Reinterpreting Revolutionary Russia: Essays in Honour of James D. White. - Houndmills: Palgrave, 2006. - P. 202-214..

Первые шаги в концептуализации вопросов отношения науки с тоталитарными режимами был сделан на рубеже 1980-1990-х гг. Важный, как для зарубежных, так и для отечественных исследований концепт был предложен Ф. Рингером в его работе «Закат немецких мандаринов» Рингер Ф. Закат немецких мандаринов. Академическое сообщество в Гемании, 1890-1933. - М.: Новое литературное обозрение, 2008. - 648 с. . В исследовании 1990 г. автор рассматривает феномен немецкого академического сообщества 1890-1933 гг. через призму постепенного его подчинения органами власти. По мнению Рингера, к моменту прихода к власти нацистов в Германии уже была сформирована многочисленная группа немецких интеллектуалов, образованных чиновников и академиков, чьей главной задачей являлось удовлетворение властных структур в создании новых образов концепций и образов научного знания Там же. С. 8-10. .

Эта группа так называемых «немецких мандаринов» стала новой интеллектуальной и бюрократической элитой общества, которая находится в полной зависимости от государства, которое обеспечивает их экономическое благополучие и социальный статус. Внутри самого сообщества «мандаринов» Рингер выделяет несколько течений, среди которых особо важную роль играют «модернисты», сторонники реформирования немецкой академии и ее большей автономии от государства, и ортодоксов, которые стояли у истоков данной системы отношений Там же. С. 157-159. .

Термин «мандарины» и сегодня пользуется популярностью среди исследователей университетского и научного сообщества Подробнее: Александров Д.А. Немецкие мандарины и уроки сравнительной истории // Рингер Ф. Закат немецких мандаринов. С. 601-602.; Ростовцев Е.А. Российские мандарины. Столичная профессура, студенчество и власть в начале XX века // Родина. 2010. Спецвыпуск: Образование в России: вчера, сегодня, завтра. С. 49. . Однако является ли применение концепции Рингера позволительным в ситуации советской исторической науки 1930-1950-х гг.?

С одной стороны, у немецких мандаринов и советских историков действительно есть много общего - тесная связь науки и власти на институциональном уровне, разработка необходимых режиму концепций и неприятие других зарубежных научных течений.

С другой стороны, «немецкие мандарины» в концепции Рингера все же сохраняли свой статус свободных исследователей, для которых либеральные течения в самой науке являлись важнейшим элементом научной жизни Германии. Эта приверженность либерализму, в свою очередь, являлась причиной многочисленных разногласий между «мандаринами» и властью Там же. .

Некоторые элементы концепции, предложенной Рингером, могут быть использованы при изучении советской исторической науки сталинского периода. Тем не менее, многие из ее основных положений работают исключительно на примере немецкой академии.

По своему содержанию теория о «немецких мандаринах» напоминает конструкты, предложенные А.М. Дубровским и А.Л. Юргановым, которые ставят во главу угла именно социально-экономические аспекты отношений между историками и властью, которые проявлялись в повышении социального статуса «красных профессоров» и их материального статуса.

Несколько другой вектор развития в зарубежной историографии данной темы был предложен Д. Бранденбергером. Его монография Бранденбергер Д.Л. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956). - СПб.: Академический Проект, ДНК, 2009. -- 416 с., посвященная исследованию сталинской массовой культуры, является важным шагом для изучения советской исторической науки 1930-1950-х гг. как феномена имперского самосознания.

По мнению автора, с приходом к власти Сталина советская идеология, позиционировавшая себя в первые годы как интернациональная, резко изменила свой вектор развития Там же. С. 33-35. . Указывая на концепцию «национал-большевизма» как основополагающую для 1930-х гг., Бранденбергер рассматривает новые, сталинские интерпретации патриотизма, государственных ценностей и отношений с общественными институтами как возрождение забытых имперских традиций Там же. .

Таким образом, нам представляется возможным выделить несколько важных блоков исследовательской литературы, в каждом из которых рассматриваются различные составляющие феномена советской исторической науки 1930-1950-х гг. Тем не менее, анализ современного состояния историографии позволяет выявить пробелы, связанные с изучением концепций истории Нового времени в 1940-1950-х гг. Данная работа призвана заполнить эти лакуны, тем самым начать более подробное изучение различных аспектов советских концепций зарубежной истории.

В данной работе также используется материал моей выпускной квалификационной работы (бакалаврской) Морозов Н.С. Формирование концепции истории Нового времени в советской исторической науке во второй половине 1930-х гг. (по материалам сектора Новой истории Института Истории Академии Наук СССР) // НИУ "Высшая школа экономики" URL: https://www.hse.ru/edu/vkr/206744991 (дата обращения: 01.04.2019.)., в которой рассматриваются основные положения концепции истории Нового времени, разработанные в Институте истории АН СССР в первые годы его существования (1936-1941 гг.). Обращение к материалам 1930-х гг. позволяет нам сделать выводы о важности изменений в концепции Новой истории, произведенные советскими историками в послевоенное время.

Характеристика источников. Документация, связанная с деятельностью Института истории АН СССР в 1930-1950-х гг., в настоящее время находится в двух архивах. Документы довоенного времени, большая часть которых представлена научной документацией, находятся в составе фонда № 1577 Архива Российской Академии Наук. В то же время, подавляющее большинство документов, в которых отображена деятельность Института истории и его секторов в последнее сталинское десятилетие, находятся в ведении Научного архива Института Российской Истории РАН (НА ИРИ РАН). Данная документация находится в составе фонда № 1, образованного в 1986 г.

В первые годы существования Института истории существовало внутреннее соперничество между двумя отделениями - Московским (МОИИ) и Ленинградским (ЛОИИ) соответственно. Данная работа построена на основании информации, полученной из документов исключительно Московского отделения.

К началу 1945 г. все важнейшие решения о работе Института стали приниматься только в Москве, большинство важных сотрудников Ленинградского отделения, среди которых следует особо выделить Б.Д. Грекова и Е.В. Тарле, приезжали в Московское отделение Института истории на важнейшие заседания секторов и для представления своих научных исследований на суд коллегам.

Соперничество двух отделений, которое обуславливало слабые темпы работ Института в 1930-х гг., сошло на нет после войны. Особенное влияние на это соперничество оказали печально известное «Ленинградское дело» и кампания по борьбе с космополитизмом, в результате которых московское отделение было обозначено как единственный центр принятия решений.

Фонд № 1 систематизирован по хронологическому принципу. Самое раннее дело датируется июлем 1938 г. Стоит отметить, что между документами АРАН и НА ИРИ РАН не наблюдается четкого разделения - большинство документов 1930-х гг. дублируются в обоих фондах. В отличие от документов, хранящихся в Архиве РАН, научная и управленческая документация Института истории 1940-1950-х гг. находится в составе одной описи, что может считаться нарушением отраслевого принципа фондообразования.

Наиболее проблематичным является часть фонда, в которой представлены документы военного времени. Академик А.М. Деборин, который отвечал за восстановление работы Института истории в 1945 г., отмечал на одном из заседаний о потере большинства документов во время эвакуации архива Института истории из Москвы и его реэвакуации из регионов СССР НА ИРИ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 34. Л. 4. . Документы военного времени в составе НА ИРИ РАН не могут дать полноценной информации о деятельности сотрудников сектора Новой истории во время войны. Тем не менее, небольшое количество доступной исследователям управленческой документации дает представление об основных направлениях деятельности сектора.

Материалы, охватывающие период 1945-1955 гг., представлены управленческой и научной документацией. Основным источником данного исследования являются стенограммы и протоколы заседаний сектора Новой истории. В данных документах подробным образом зафиксирован ход заседаний, выступления сотрудников сектора, обсуждение научно-исследовательских планов, публичных докладов, монографий и статей, изданных членами Института.

Исследование управленческой документации позволяет нам реконструировать ход работы сектора Новой истории в 1945-1955 гг. Это, например, относится к реконструкции структуры и содержания многих работ, создание которых планировалось сотрудниками сектора в указанный период. Такой подход, к примеру, используется при изучении истории создания «Всемирной истории», проекты которой постоянно менялись на протяжении нескольких десятилетий.

В отличие от стенограмм и протоколов 1930-х гг., которые были напечатаны или надиктованы уже после самого заседания, управленческая и научная документация 1940-1950-х гг. в основном представлена в рукописных вариантах. По мнению некоторых исследователей, рукописные стенограммы и протоколы заслуживают большего доверия со стороны историка Подробнее см.: Кондратьев С.В., Кондратьева Т.Н. Наука «убеждать». С. 195. . Так, пример противостояния Б.Ф. Поршнева и Н.А. Сидоровой на заседаниях сектора, где взаимные не цензурированные оскорбления и обвинения занимают более трех страниц НА ИРИ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 285. Л. 43-44. , свидетельствует о том, что такие документы действительно обладали важностью для историков и как компрометирующие материалы, так и защищающие. С другой стороны, некоторые из представленных в материалах фонда НА ИРИ РАН стенограммы содержат в себе крайне радикальные правки, которые зачастую меняют смысл самого документа. Поэтому при работе с такими источниками нам следует уделять особое внимание как внешней, так и внутренней критике данных источников.

Мемуары советских историков, работавших в Институте истории АН СССР с середины 1940-х гг., являются крайне важными источниками данной работы. Воспоминания работников различных секторов Института могут показать исследователю их взгляд на царившую тогда атмосферу, механизмы принятия важнейших решений, их собственный вклад в работу советской исторической школы. Для данной работы значимы опубликованные мемуары нескольких советских историков, среди которых следует особенно выделить А.Я. Гуревича Гуревич А.Я. История историка. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 288 с., А.А. Зимина Зимин А.А. Храм науки (Размышления о прожитом) // Судьбы творческого наследия отечественных историков второй половины XX века. Сост. А.Л. Хорошкевич - М.: Аквариус, 2015. - С. 35-384., М.Н. Дружинина Дружинин Н.М. Избранные труды. Воспоминания, мысли, опыт историка. - М.: Наука, 1990. - 512 с., Е.В. Гутновой Гутнова Е.В. Пережитое. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. - 464 с. и А.Б. Давидсона Давидсон А.Б. Я их люблю: страницы жизни. - М.: МИК, 2008. - 334 с.. В этих работах действующие лица многих процессов, которые рассматриваются в этой работе, представляют свой собственный взгляд на многие события, проблемы и решения в советской академической среде 1940-1950-х гг.

Источниками данной работы следует считать и опубликованные работы сотрудников сектора Новой истории. В монографиях, сборниках статей, школьных и университетских учебниках, а также «Всемирной истории» содержится необходимая для реконструкции самой советской концепции истории Нового времени информация. Сами тексты работ проходили строгую идеологическую проверку, что формировало «правильный» взгляд на события мировой истории. Отдельного внимания заслуживают различные издания учебников, так как сравнения текстов различных лет позволяет выявить как наиболее важные элементы концепции, которые из года в год подвергались изменениям, так и нежелательные сюжеты, которые исключались из повествования под влиянием всевозможных причин В данной работе подробно рассматривается содержание следующих учебников: Новая история. Том 1. 1640-1789. Под ред. проф. В.В. Бирюковича, проф. Б.Ф. Поршнева, ч-к АН СССР С.Д. Сказкина. - М.: Госполитиздат, 1951 г. - 472 с.; Ефимов А.В. Новая история. Учебник для 8 класса. - М.: Соцэкгиз, 1940. - 248 с.; Ефимов А.В. Новая история. Учебник для 8 класса. 2-е издание - М.: Соцэкгиз, 1941. - 239 с.; Ефимов А.В. Новая история. Учебник для 8 класса. 4-е издание - М.: Соцэкгиз, 1945. - 229 с.; Ефимов А.В. Новая история. Учебник для 8 класса. - М.: Соцэкгиз, 1949. - 240 с.; Ефимов А.В. Новая история. Учебник для 8 класса. 11-е изд. - М.: Соцэкгиз, 1952. - 242 с..

При анализе содержания работ 1940-1950-х гг. представляется необходимым и обращение к работам классиков марксизма- ленинизма. Сравнение элементов концепции со взглядами Маркса, Энгельса и Ленина и позволяет сделать выводы о содержании новых, сталинских интерпретаций истории. Однако изучение материалов сектора Новой истории за первую половину 1950-х гг. позволяет сделать следующий вывод - после войны работы Сталина играют важнейшую роль в формировании советской исторической науки, оттеснив с этих позиций даже сочинения Ленина. Такие работы, как «Марксизм и вопросы языкознания» и «Экономические проблемы социализма в СССР» также являются важными элементами источниковой базы данного исследования, как как именно они лежали в основе нового видения концепции истории Нового времени .

Важную роль в данном исследовании играют и опубликованные источники. Существует несколько архивных изданий, в которых представлены уникальные документы, среди которых - управленческая документация Политбюро ЦК ВКП(б), корпус официальных документов и переписки руководства партии с Агитпропом Сталин и космополитизм. 1945-1953. Документы Агитпропа ЦК / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева; Сост. Д.Г. Наджафов, З.С. Белоусова. - М.: МФД: Материк, 2005. - 786 с. , корпус переписки членов политбюро с сотрудниками и дирекцией Института, правительственные рецензии на тексты советских историков, а также важные правительственные постановления, которые напрямую влияли на деятельность сектора Новой истории Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)--ВКП(б)--КПСС. 1922--1991. Т. 1. 1922--1952 / Рос. академия наук, Ин-т рос. истории, Федер. архив. служба России, Рос. гос. архив соц.-полит. истории, Архив Президента Российской Федерации, сост. В.Д.Есаков. -- М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. -- 591 с..

Методология исследования. Данное исследование было проведено при помощи использования нескольких методов. Использование каждого из них обусловлено особенностями различных источников, на которые мы опираемся в данной работе.

Анализ деятельности сектора Новой истории в 1945-1953 гг. представляется возможным при применении институционального метода. Рассмотрение сектора как академического, политического и идеологического института, который обладает своей внутренней и внешней структурой, позволит выявить основные этапы в развитии новых отношений между историками и властью после войны.

Работа с различными редакциями учебников по Новой истории для школ и университетов, над каждой из которых работал коллектив профессиональных историков, требует применения нами сравнительного метода. Ранее анализ содержания конспектов учебника, созданных группой Н.М. Лукина, и сравнение его содержания с опубликованным изданием за авторством А.В. Ефимова, позволила выявить основные положения концепции истории Нового времени 1930-х гг. Обращение к опыту советских историков было рассмотрено мной в выпускной (бакалаврской) квалификационной работе Морозов Н.С. Формирование концепции истории Нового времени в советской исторической науке во второй половине 1930-х гг. (по материалам сектора Новой истории Института Истории Академии Наук СССР) // НИУ "Высшая школа экономики" URL: https://www.hse.ru/edu/vkr/206744991 (дата обращения: 01.04.2019.).. Для понимания развития советской концепции Новой истории в послевоенное время нам необходимо обратиться к ситуации 1930-х гг., рассмотренных в нашем раннем исследовании «Формирование концепции истории Нового времени в советской исторической науке 1930-х гг.» 2017 г. Работа с новыми послевоенными редакциями, их сравнение с первыми изданиями и предварительными текстами позволит нам показать наиболее значимые изменения в текстах учебников, которые были продиктованы требованиями внутренней и внешней политики советского государства в 1940-1950-х гг.

Данное исследование охватывает временной период первого послевоенного десятилетия, 1945-1955 гг. Несмотря на то, что Сталин умер в марте 1953 г., советские историки продолжали работу над многими исследованиями, включая «Всемирную историю» еще несколько лет после смерти вождя в прежнем режиме. В случае «Всемирной истории» 1955 г. выглядит наиболее предпочтительной датой окончания исследования, так как именно в этом году данное издание масштабно перерабатывалось в Институте истории с учетом начала «десталинизации».

Первая глава исследования посвящена созданию и редактированию советских учебников по истории Нового времени для школ и университетов в последнее сталинское десятилетие.

Вторая глава посвящена истории создания и содержанию ключевых монографических работ, созданных сотрудниками секторами Новой истории и дополняющих существовавшую в то время концепцию Новой истории.

Третья глава данной работы рассматривает историю создания «Всемирной истории» в последние годы правления Сталина как обобщающего труда, официально закрепляющего положения концепции истории Нового времени стран Запада.