Особенность политической лингвистики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Когнитивно-дискурсивное исследование метафоры в политическом тексте

Введение

В предшествующих главах рассматривались закономерности метафорического моделирования в общем континууме современных политических текстов. Основная задача настоящей главы - когнитивно-дискурсивное исследование роли концептуальной метафоры в организации конкретных речевых произведений с использованием методологии современной лингвистики текста.

Как указывает М. Н. Кожина, в современной лингвистике существуют "три основных, наиболее распространенных понимания сущности текста: текст как явление реального функционирования языка, текст как единица речи; текст как единица общения" [1980, с. 23]. Для настоящего раздела наиболее значимо понимание текста как единицы речи, которую И. Р. Гальперин определил следующим образом: "Текст - это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанного в соответствии с этим типом документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку" [1981, с. 18]. В рамках современной когнитивно-дискурсивной парадигмы текст должен рассматриваться как единица дискурса. При таком подходе особенно значимы целенаправленность и прагматическая установка текста, который должен анализироваться в рамках общей ситуации его создания и восприятия с учетом факторов интертекстуальности.

При исследовании текста важную роль играет анализ текстовых категорий. Для настоящего исследования наиболее важными параметрами текста как коммуникативной единицы являются его цельность (целостность, когерентность) и связность (Л. Г. Бабенко, И. Р. Гальперин, А. А. Леонтьев, Э. А. Лазарева, Л. М. Майданова, Л. Н. Мурзин, Т. М. Николаева, В. В. Одинцов, Е. А. Реферовская, Г. Я. Солганик, Ю. А. Сорокин и др.). Целостность текста "…ориентирована на план содержания, на смысл, она в большей степени психолингвистична и обусловлена законами восприятия текста, стремлением читателя, декодирующего текст, соединить все компоненты текста в единое целое" [Бабенко, Васильев, Казарин, 2000, с. 56]. Целостность "…есть латентное (концептуальное) состояние текста, возникающее в процессе взаимодействия реципиента и текста" [Сорокин, 1982, с. 65]. Читатель воспринимает текст как некоторое единство, хотя и не всегда до конца осознает причины такого восприятия. Мы считаем, что существующая в том или ином тексте система концептуальных метафор может способствовать восприятию данного текста как определенного единства.

Связность текста - это "рядоположенность и соположенность строевых и нестроевых элементов в языке (речи), есть некоторая дистрибуция, законы которой определены технологией соответствующего языка" [Там же, 1982, с. 65]. Традиционно к числу средств связи текста относят лексические и синонимические повторы, антонимию, местоименные замены, дублирование некоторых грамматических признаков. В концепции Л. Г. Бабенко выделен еще один вид текстообразующих связей - прагматические [Бабенко, Васильев, Казарин, 2000, с. 259-264]. Эти связи запрограммированы формой и содежанием текста, но выходят за его пределы, в этом случае автор надеется на общекультурную и политическую компетенцию читателя. Интертекстуальность характерна для современного политического текста в не меньшей степени, чем для художественного произведения в духе постмодернизма.

Представляется, что к числу текстообразующих прагматических средств во многих случаях относится и система метафор: как показывают даже предварительные наблюдения, метафоры в рассматриваемых текстах часто представляют собой не случайный набор абсолютно автономных элементов, а своего рода систему, для которой характерны сильные внутритекстовые и внетекстовые связи. Организующим стержнем этой системы становится та или иная метафорическая модель. Само по себе то или иное метафорическое выражение может быть абсолютно новым, авторским, но обычно оно соответствует той или иной уже известной читателю метафорической модели, органично связано с соответствующими этой модели образами в пределах данного текста и за его рамками, что пробуждает ментальные ассоциации в памяти читателя.

Основная гипотеза, лежащая в основе данной главы, - это представление о том, что развернутая концептуальная метафора (параллельно с другими средствами) способна обеспечивать связность и цельность текста, она усиливает эстетическую значимость и прагматический потенциал текста, обеспечивает его интертекстуальность, связи с общим политическим дискурсом. Политические тексты часто организованы таким способом, что в них ясно ощущается доминирование какой-то одной метафорической модели (или ряда взаимосвязанных моделей). В этом случае в тексте обнаруживается значительное число взаимодействующих метафор, соответствующих данной модели. И эта система метафор способствует восприятию текста как определенного единства, она связывает отдельные части текста в единое целое и одновременно обеспечивает понимание текста как части дискурса.

Способность к развертыванию в тексте - важнейшее свойство концептуальной метафоры. Например, если в тексте появляется та или иная концептуальная метафора (например, ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ - это ВОЙНА), то можно ожидать ее развертывания по самым разнообразным направлениям и соответственно фреймам и слотам. Политические войны, как и настоящие боевые действия, ведутся по определенным законам, в них есть победители и побежденные, каждая армия иерархически организована, в ее составе выделяются батальоны, полки, дивизии и другие структурные подразделения, участники боев имеют разнообразные воинские специальности (диверсанты, разведчики, пехотинцы и др.), в штабах разрабатывается стратегия и тактика военных действий, участники боевых действий атакуют и защищаются, они применяют различные виды вооружений и т. д. Примером такого развертывания модели в пределах относительно небольшого фрагмента текста может служить отрывок из статьи М. Соколова:

· Представьте себе армию, где вовсе нет младших офицеров, где старшие офицеры проводят все время в грызне между собой, пришельцы со стороны соглашаются поступать на службу лишь в чине не меньше генерал-лейтенанта, где на время скоротечных перестрелок спешно нанимают немного ландскнехтов, а бодрый главнокомандующий все время орет: "Вперед, чудо-богатыри!" Эта победоносная армия - наша нормальная российская партия (Известия. 2001. 26 апр.).

В пределах последующего текста статьи продолжается развертывание концептуальной метафоры ПАРТИЯ - это АРМИЯ. В более объемном тексте нередко обнаруживается взаимодействие метафорических моделей с однотипными сферами-источниками, сферами-магнитами и концептуальными векторами.

Главная задача настоящей главы - когнитивно-дискурсивное исследование закономерностей развертывания метафорических моделей в пределах текста.

В первом параграфе описываются основные виды такого развертывания: ярко выраженное доминирование одной модели (и даже одного фрейма), параллельное развертывание двух-трех моделей и отсутствие метафорической доминанты.

Во втором параграфе главы рассматривается специфика акцентирования, усиления роли метафорической модели в тексте за счет ее выделения при помощи тех или иных специальных средств. Как известно, современная лингвистика рассматривает ряд сильных (то есть наиболее значимых для восприятия) позиций текста. Это начало и концовка текста (а также начальная и финальная часть его конструктивных частей), заголовок текста (и подзаголовки внутри текста), эпиграф (Г. И. Богин, И. Р. Гальперин, Н. А. Кузьмина, Э. А. Лазарева, Т. М. Николаева, Ю. А. Сорокин, Н. А. Фатеева и др.). Сюда же относятся случаи, когда метафора выделена графически, сопровождается рисунком или оказывается в составе максимально значимых для данного текста риторических фигур. Очевидно, что метафора, оказавшаяся в сильной позиции, воспринимается как наиболее значимая, она часто организует всю метафорическую систему текста и поэтому представляет особый интерес для исследования.

В заключительном параграфе раскрываются закономерности взаимодействия метафорического заголовка статьи и ее основного текста, выделяется ряд прагматических эффектов, возникающих в процессе такого взаимодействия.

1. Развертывание метафорической модели в политическом тексте

Политические жанры в зависимости от величины текста можно условно разделить на малые (слоганы, лозунги, речевки на митингах, настенные надписи), средние (листовка, статья в газете, выступление на митинге) и крупные (доклад, партийная программа, публицистическая книга). В пределах лозунга или речевки для развертывания метафоры недостаточно места; а в объемном тексте обычно реализуются самые разнообразные метафорические модели.

Поэтому материалом для анализа в настоящем разделе послужили политические тексты среднего размера. Объем опубликованного в газете политического текста дает широкие возможности для использования потенциала метафоры и в то же время способствует целостности восприятия системы метафор. Автор статьи свободен на этапе выбора языковой формы, он пользуется как традиционными номинациями, так и новыми, если они становятся необходимыми для реализации замысла. На разных этапах развития политической коммуникации актуализируются различные метафоры, но количество "сценариев" развертывания метафор в отдельных текстах ограничено. Рассмотрим наиболее типичные варианты развертывания метафорических моделей.

1.1 Развертывание в тексте одной доминирующей модели

В рамках текста преобладают метафоры, относящиеся к одной модели (а иногда даже - к одному фрейму). Эти метафоры организуют текст, служат средством связи его частей, обеспечивающим целостность восприятия. Такие модели можно назвать доминантными для соответствующего текста.

В качестве примера рассмотрим особенности развертывания метафор из сферы-источника "Мучения и смерть" в статье Александра Проханова "Березовскому выгодна смерть ТВ-6". Метафорический образ, заданный уже в самом заголовке, развертывается в тексте: автор воспринимает "смерть" телеканала ТВ-6 как очередной шаг к политической смерти его владельца. Соответствующие метафоры выделены в тексте курсивом. Ср.:

· Березовскому выгодна смерть ТВ-6

Мне не жалко журналистов ТВ-6. Если они и жертвы, то жертвы собственного снобизма. Никакой свободы слова внутри корпорации быть не может - это блеф. Звезды ТВ-6 были скальпелями, зажимами и пинцетами в руках олигархов - сначала Гусинского, потом Березовского. Информационным спецназом, готовым служить щедрому хозяину. Миф об их "святости" и "непреклонности", достойных Джордано Бруно, лопнул в тот миг, когда они поддались искушению сменить суверена. Киселев предал Березовского и пошел к Лесину искать компромисс. Пожелав уцелеть, команда ТВ-6 пренебрегла образом мучеников свободы слова. А в нем заключался их единственный иммунитет - их боялись сжечь, думая, что святые не горят. Но чары рассеялись, и их тут же вышвырнули вон.

Я думаю, что большая часть команды вернется на НТВ. Вернется Сорокина - пластичная, обожающая кокетничать с мужчинами, демонстрируя свое либидо. Может быть, вернется сам Киселев. Посмотрите на судьбу Доренко - другой креатуры Березовского. Это были щипцы, один конец которых держал в руках Борис Абрамович, а на другом с хрустом лопались такие большие орехи, как Примаков и Лужков. Но сегодня Доренко неизвестен. Он лег под ту же могильную плиту, под которой лежит Невзоров. Это некрополь Березовского. Он, словно античная богиня, превращает талантливых журналистов в трупы.

· Новый Троцкий. Березовскому выгодна смерть ТВ-6, он понимал, что канал не удержать, но сделал все, чтобы эпатировать публику и власть. Дело в том, что над ним занесен меч правосудия - олигарха могут схватить через Интерпол и привезти в кандалах в "Лефортово". И уже бы схватили, будь Борис Абрамович просто жуликом, обокравшим страну через "Аэрофлот". Но теперь он политический изгнанник, мученик, новый Троцкий - это гарантирует ему свободу и финансовую активность на Западе. Смерть ТВ-6 удачно легла на скандал, вызванный его обвинениями в адрес ФСБ. Люди подумают: ага, Березовский знает правду о роли спецслужб во взрывах домов. Потому Путин его и удалил.

· На самом деле для Путина было невыносимо оставаться "креатурой Березовского". Эту пуповину, сотканную из разных влияний, из компромата, ему надо было так или иначе оборвать.

· Есть гипотеза, что Березовский и Гусинский связаны с западными разведками. Но их роли изначально различались. Они словно два брата, рожденные разными матерями. Гусинский - более осторожный, бархатный: барин, режиссер. Березовский - отважный политик. Он привык рисковать, наслаждаться опасностью. Гусинский ходил в ермолке, делал ставку на мировое еврейство. Березовский выбрал позицию националиста, патриота России, ради этого, наверное, и крестился.

Что их объединяет, так это неправедно нажитый капитал. С чего начинал Гусинский - с приватизации задарма огромных кусков московской недвижимости, накачки "Мост-банка" бюджетными деньгами. Березовский создавал капитал на аферах "ЛОГОВАЗа", "АВВЫ". Потом были "Сибнефть", "Аэрофлот"… По правде, в России вообще не было праведного капитала. Но Гусинского и особенно Березовского, в отличие от собратьев по бизнесу, погубила претензия на власть. Более тихие олигархи уцелели, и пример этих двоих их многому научил…

"Ху из мистер Березовский?" У Бориса Абрамовича печальная судьба. Он не уничтожен, но оставлен медленно умирать. Он будет дергаться, как лягушка, - но не та, что взбила масло в кувшине с молоком, а лягушка, пришпиленная к лабораторному столу. Возможно, он сумеет подпортить имидж президента на Западе, но не сильно. За то, что Путин пустил американцев на аэродромы Средней Азии, ему многое готовы простить: и дело Пасько, и закрытие ТВ-6. Он дорог миру не меньше Горбачева и Ельцина. А кто такой Березовский? Думаю, этот вопрос вслед за Путиным скоро начнут задавать и на Западе. (АиФ. 2002. № 5)

Метафоры из понятийной сферы "Смерть" в данном тексте постоянно взаимодействуют с криминальными образами (занесен меч правосудия, могут схватить через Интерпол и привезти в кандалах в "Лефортово", жулик, обокравший страну через "Аэрофлот", приватизация задарма огромных кусков московской недвижимости, аферы "ЛОГОВАЗа", "АВВЫ" и др.). Эпизодически в тексте встречаются метафоры, восходящие и к другим понятийным сферам: родство (словно два брата, собратья по бизнесу), игра (блеф), религия (святость и непорочность, античная богиня), однако все эти образы и количественно, и по их роли в организации текста значительно уступают метафорам, относящимся к доминантной модели.

Важно отметить интертекстуальность использованных в статье метафор, их тесную связь с общим и политическим дискурсом. Автор уверен в компетенции адресата, который по опыту чтения множества других текстов хорошо подготовлен к восприятию соответствующих метафорических моделей. Статья Александра Проханова представляет собой своего рода отклик на множество публикаций, в которых обсуждались причины и последствия смены собственника названной автором телевизионной компании. В этих публикациях была задана и система метафор, используемых при обсуждении проблемы: смена руководства канала - это его смерть, соответственно тележурналисты - это метафорические жертвы, мученики, святые; новые руководители и собственники канала - это бандиты и грабители, а прежний владелец - это меценат и борец за идею (новый Троцкий). Поэтому Александр Проханов начинает именно с полемики, в которой предлагает свою интерпретацию ранее использованных метафор (если они и жертвы, то жертвы собственного снобизма) и предлагает другие метафоры для обозначения "звезд ТV-6" - скальпели, зажимы и пинцеты в руках олигархов; информационный спецназ. Соответственно Березовский - это никакой не меценат, а создатель некрополя, лягушка, пришпиленная к лабораторному столу. Интертекстуальные связи метафор очень важны как для понимания содержания текста, так и для его восприятия в дискурсе.

В корреспонденции В. Костикова "Пресса и власть: кто кого покусает?" отношения между прессой и властью метафорически представлены как отношения между собакой и человеком, то есть доминирующую роль занимает зооморфная метафора, точнее, лишь один развернутый метафорический образ, который задается уже в заголовке.

· Пресса и власть: кто кого покусает?

Список претензий журналистов к власти велик: утрата обратной связи с обществом, ограничение доступа к информации, неумение "держать удар критики", склонность к самовосхвалению и к вранью.

Журналисты, к ноге!

Но самая большая опасность - это стремление монополизировать средства массовой информации. "На шею журналистов надевают строгий ошейник, и это напоминает команду коммунистов: "Журналисты, к ноге!"" - говорит главный редактор "Общей газеты" Егор Яковлев.
"Дурному примеру могут последовать в регионах", - предупреждает известный телеведущий Владимир Познер. Представители региональных газет прямо говорили о том, что "губернаторы сидят на свободе прессы, как баба на мешке с картошкой".

Правда, велика и "обратная почта" претензий. В большинстве частных газет пренебрегают правилами профессиональной этики: служением правде, ответственностью перед обществом. В итоге доверие населения к журналистам падает с каждым годом и сегодня не превышает 40%. Одна из причин - монополизация прессы крупным бизнесом. В результате у нас столько "объективных" точек зрения, сколько олигархов.

Во всем виноваты олигархи?

"Деградация СМИ, - считает президент Национальной ассоциации телерадиовещателей Эдуард Сагалаев, - началась в 1996 году, когда Б. Ельцина не выбрали, а фактически назначили на узком совещании 12 олигархов. Для выполнения этой задачи олигархи "подрядили", а затем и развратили российские СМИ". Сегодня они стали инструментом сведения счетов олигархов друг с другом, с властью и власти с олигархами. Отсюда и стилистика "покусывания" и компромата. Такое впечатление, что ряд изданий каждый день вызывает Путина на дуэль. "А больше и писать не о чем", - простодушно признался шеф-редактор "Коммерсанта" А. Васильев. Но власти, естественно, не нравится, когда ей - по выражению одного из участников дискуссии - "постоянно писают на сапог". И для самозащиты у нее есть свои крупнокалиберные "обрезы" - прокуратура, налоговая полиция, силовые органы. Между тем нелюбовь власти к свободной прессе - это полбеды. Беда в том, что свободная пресса не нужна и олигархам.

Олигархический бизнес тоже не заинтересован в прозрачности и открытости. Олигархам нужны не свободные журналисты, а лоббисты, отмывальщики, а в экстремальных ситуациях (выборы, передел собственности) - "информационные киллеры".

Нет любви - и не надо

Несколько раз звучал вопрос: почему население не вышло на защиту ТВ-6? Е. Киселев пояснил: "Это страх перед властью". Едва ли это так. Люди не воспринимают олигархические СМИ как голос общества. Для них ТВ-6 - это "закулисье" Гусинского - Березовского - Киселева.

И еще: конфликт власти и СМИ усугубляется и оттого, что журналисты слишком буквально воспринимают лозунг о "четвертой власти". Как и власть, они хотят, чтобы их пылко любили и не замечали недостатков. Но ни власть, ни СМИ не нужно любить. И главное - не нужно питать иллюзий, что они смогут договориться. Если они договорятся жить "по понятиям" (как это было при коммунистах), то для российской демократии это будет конец. В идеале власть должна управлять, а пресса от лица общества - ее контролировать, быть "сторожевым псом демократии". Пока это не получается. Наш "пес" во многих случаях лишь писает на сапоги власти. (АиФ. 2002. № 7)

Легко заметить яркие признаки доминирующего положения рассматриваемой модели в тексте: "собачьи" метафоры активно используются во всех трех основных частях корреспонденции, такая метафора открывает публикацию (в заголовке) и она же по существу ее заканчивает, создавая "текстовую рамку". В статье используются разнообразные концепты: на сторожевого пса пытаются надеть ошейник, ему дают команду "К ноге!", но непослушная собака отваживается кусать хозяина и пачкать ему сапоги. На этом фоне как менее значимые воспринимаются метафоры, соответствующие другим моделям (крупнокалиберные "обрезы", "информационные киллеры", жить "по понятиям", отмывальщики, закулисье и др.). Вместе с тем показательно, что в статье нет других зооморфных образов - развертывается только один компонент указанной модели.

Показательно, что метафоры доминирующей модели встречаются и в авторском тексте, и в цитатах из выступлений различных журналистов. Это подчеркивает интертекстуальность модели, которая была подмечена В. Костиковым в выступлениях сотрудников ведущих СМИ, а затем развернута им в своей статье. Автор рассчитывает на дискурсивное восприятие своего текста, на компетентного читателя, хорошо знакомого с метафорическим представлением журналистов в виде гавкающих собак, на которых власти пытаются надеть ошейник, а также с другими метафорическими наименованиями журналистов ("информационные киллеры", лоббисты, отмывальщики). Метафорические модели - это одна из частей языковой компетенции образованного читателя, а поэтому метафорическая система, организующая каждый конкретный текст, может рассматриваться как реализация общей метафорической системы современного политического дискурса.

2. Параллельное развертывание в тексте двух-трех моделей

В этом случае в составе текста происходит развертывание метафор, принадлежащих к нескольким параллельным или оппозиционным моделям. Рассмотрим в качестве примера такого метафорического сценария статью С. Чугаева. Две доминантные модели, организующие этот текст, - спортивная и военная метафоры - представлены уже в заголовке.

· Зюганова вновь хотят выставить "в финале" против Путина, или Зачем Кремлю "красная угроза"?

Яростные политические баталии, сотрясавшие Госдуму всю нынешнюю неделю, завершились. Пейзаж после битвы выглядит так: коммунисты лишились в парламенте всех руководящих и ключевых постов. При этом они потеряли контроль не только над экономическим и законодательным блоками, но и, что более важно, над аппаратом палаты. "В живых" остался лишь спикер Геннадий Селезнев, чье влияние (особенно после его безуспешных звонков Путину и, по сути, безрезультатной встречи с ним) минимизировано. Теперь настало время подвести итоги сражения и выяснить, кому они выгодны.

Кремль (а ни для кого не секрет, что процесс был инициирован оттуда), безусловно, выиграл. Коммунисты лишились возможности блокировать инициативы исполнительной власти. Кроме того, коммунисты больше не смогут беззастенчиво использовать Думу в качестве бесплатного партийного и предвыборного штабов.

Но, с другой стороны, Дума и до переворота была вполне управляемой, а спикер Геннадий Селезнев - совершенно лояльной фигурой (не говоря уж о его профессионализме). Однако, несмотря на это, Кремль стал действовать резко и жестко. Почти, как справедливо заметил Зюганов, в духе раннего Ельцина. При том что отличительной особенностью Путина как раз является проведение осторожной, взвешенной политики.

Такой неожиданный и крутой маневр, скорее всего, свидетельствует о том, что политстратеги в Кремле и на Старой площади преследуют более значимую, чем просто укрепление в парламенте позиций центристов, цель.

А такая цель - единственная. Нынешнему президенту на предвыборном татами нужен достойный спарринг-партнер. Иначе победа будет выглядеть неубедительной. Особенно в глазах зарубежных зрителей. Зюганов на эту роль подходил бы идеально. Да вот беда, за последние годы перестал быть страшным, утратил агрессивность, потерял форму…

Не исключено, что кремлевский демарш в Думе и задумывался как сильная допинговая инъекция для коммунистов. И эта инъекция сработала. Зюганов вновь бодр: ушел в жесткую оппозицию, грозится на майские праздники вывести на улицы тысячи своих сторонников. Что и требовалось.

Похоже, авторы думского переворота смогли убить двух зайцев. И парламент расчистили, чтобы быстрее прокатывать через него нужные законопроекты, и предпосылки для красивой победы Путина на выборах создали.

Простым же россиянам в этой ситуации, вполне вероятно, светит стать зрителями, участниками (вольными или невольными) многих захватывающих событий в духе 1993 года. Но все закончится хорошо. По крайней мере, хотелось бы надеяться (Комсомольская правда. 2002. 6 апр.).

Первая половина рассматриваемой публикации насыщена военными метафорами (баталия, битва, остаться в живых, итоги сражения и др.).

Во второй части статьи заметно активизируется спортивная метафора. Будущая избирательная кампания моделируется как поединок В. Путина и Г. Зюганова на спортивном ковре (татами), причем организаторы схватки озабочены тем, чтобы для большей зрелищности схватки лидер коммунистов был в хорошей спортивной форме, для чего в полном соответствии с нравами современного спорта предполагается использовать допинг. Основой для взаимодействия рассматриваемых моделей служит тот факт, что обе они отличаются яркими концептуальными векторами соперничества и агрессивности; показательно, что такие концепты, как победа, атака, противник, маневры, типичны как для военной, так и для спортивной метафоры.

Отметим также, что развертывание именно военной и спортивной метафор в значительной степени определено дискурсом. Обострение политической ситуации всегда ведет к активизации метафорических моделей с сильным агрессивным потенциалом [Баранов, 2001; Ряпосова, 2002; Чудинов, 2001]. Представление политической борьбы В. В. Путина как схватки именно на татами акцентирует в сознании читателей знания о спортивных увлечениях президента. Интертекстуально и упоминание о допинге: именно в этот период в прессе много писали о скандалах, связанных с его применением известными спортсменами.

3. Использование в тексте разнообразных моделей

В этом случае анализ метафорической системы текста не позволяет выделить доминирующие модели: автор использует разнообразные метафоры, но ни одна модель не воспринимается как ведущая: активно реализующаяся в различных разделах текста с использованием разнообразных фреймов.

Примером значительного количества используемых метафорических моделей без выделения какой-либо доминантной для всего текста может служить статья А. Колесниченко, Л. Пивоваровой и А. Цепляева.

· Олигархи под катком

За последние два года взаимоотношения власти и крупного бизнеса кардинально изменились. Первая половина 90-х вошла в историю России как эпоха "большого хапка" и появления олигархов. Их вырастила сама власть как "экономическую дубинку" в борьбе с коммунистами, чей реванш казался тогда неизбежным.

Брак по расчету

На кого мог опереться Кремль, чтобы переломить ситуацию? Больше половины губернаторов симпатизировали левым. Да и в армии, и в спецслужбах, обессиленных за годы реформ, "обломавшихся" в Чечне, тлело глухое недовольство. В общем, президент мог положиться прежде всего на "акул" бизнеса, по зюгановской терминологии - "семибанкирщину": А. Смоленского, В. Гусинского, Б. Березовского, П. Авена, М. Фридмана, В. Потанина, М. Ходорковского. Им было что терять, поэтому "денежные мешки" не скупились на поддержку власти. А власть в знак благодарности закрыла глаза на грехи спасителей, позволяя им "доить" госказну. По разным оценкам, за годы реформ из страны было вывезено не менее 300 миллиардов долларов.

"Жулики!" - указывали на олигархов пальцем коммунисты. Бывшие кооператоры, фарцовщики, инженеры, комсомольские работники на заре рынка превратились в изворотливых авантюристов и отчаянных сорвиголов. Они на каждом шагу обходили закон, но разве можно было играть по-честному с государством, которое само десятки лет обманывало своих граждан.

Мучительный развод

С тех пор страна стала другой. Закончилась массовая приватизация, пошли на убыль разборки и заказные убийства. Приняты налоговые законы. Промышленность начала медленно подниматься на ноги.

А что же олигархи? Мавр сделал свое дело и должен уйти. Еще в эпоху позднего Б. Ельцина власть стала тяготиться чрезмерной зависимостью от капитала, стесняться "порочащих связей". С приходом В. Путина олигархов не только "равноудалили" от Кремля, но и заставили делиться. Например, на одной из первых встреч с предпринимателями президент "выбил" из них полтора миллиарда рублей на социальные программы для военнослужащих. Некоторых для острастки припугнули Генпрокуратурой - вроде В. Алекперова и В. Потанина, некоторые построились с полунамека - Р. Абрамович, М. Ходорковский, О. Дерипаска. И только В. Гусинский с Б. Березовским не уяснили новую "политику партии и правительства" и стали изгнанниками.

Соратник Бориса Абрамовича по партии "Либеральная Россия" Сергей Юшенков считает, что олигархи окончательно потеряли самостоятельность. "Их встречи с генпрокурором, президентом больше похожи на акты почетной капитуляции, чем на равноправный диалог. Олигархи знают, к чему может привести бунт, - власть тут же найдет доказательства "связей с Бен Ладеном" и другой компромат.

Кстати, один из влиятельных при Б. Ельцине магнат, а ныне скромный хозяин одного из северо-восточных регионов так объяснил ситуацию в родном для себя цехе: "Самое обидное, что олигархи сами наезжают друг на друга ради того, чтобы понравиться власти. Они действуют по принципу: "Я его покусаю - меня не тронут". Именно так выглядит драка Алекперова с Березовским за ТВ-6".

Так можно ли говорить, что эра олигархии кончилась? В самом деле, никто из бизнес-элиты больше не осмеливается открывать ногой двери кремлевских кабинетов, диктовать тексты указов. "Отношения бизнеса и власти стали более цивилизованными, - считает Александр Лившиц, зам. гендиректора компании "Русский алюминий", - появились понятные и открытые каналы взаимодействия". Примечательно, что вчерашние олигархи теперь заклинают журналистов больше не называть их этим словом. Другие времена - другие понятия. Но дело не просто в замене терминологии. Свои интересы бизнесмены привыкают лоббировать не "под кремлевским ковром", а через Госдуму, Совет Федерации, РСПП, Совет предпринимателей при премьер-министре.

Очевидно, что отношения власти и капитала не будут гладкими. Конфликт интересов остается. Крупный бизнес всегда хочет стать крупнее, отдавая государству минимум доходов. Государство, которому вечно нечем кормить врачей, учителей и военных, будет "прессовать" финансовых воротил, требуя от них законной "десятины".

Задача сторон - найти компромисс. Чем кончается беспредел "семибанкирщины", мы знаем по опыту 90-х. К чему ведет силовое закручивание гаек, тоже известно - к съеживанию инвестиций и дефициту. Уголовные дела против топ-менеджеров ведущих компаний, попытки все национализировать едва ли подстегнут рост экономики. Но и капитаны бизнеса должны понять - симпатии власти не вырастут на пустом месте. Надо, как говаривал А. Лившиц, "делиться" - вкладывать сверхприбыли в свою экономику, а не в кипрские оффшоры, помогать решать социальные проблемы. Почему бы, например, крупному бизнесу не сброситься на борьбу с беспризорностью, о которой столько говорят? Путь из "халявщиков" в партнеры нелегок. Но и другие дороги - в СИЗО или в заграничную ссылку - еще хуже. (АиФ. 2002. № 6)

Заголовок рассматриваемой статьи ("Олигархи под катком") задает метафорическую картину физического воздействия на неугодного человека. Соответствующие метафоры действительно встречаются в основном тексте (экономическая дубинка, силовое закручивание гаек, прессовать, наезжают друг на друга, я его покусаю, президент выбил полтора миллиарда рублей), но их роль в данном тексте не является доминирующей: это лишь одна из целого ряда моделей.

Шрифтовые выделения, обозначающие начало двух основных разделов основной части, создают метафорическую картину заключения и расторжения брака (брак по расчету, мучительный развод), однако в тексте нет других метафор этой группы: "заявленная" в сильной позиции модель не получила дальнейшего развития.

Можно выделить и другие повторяющиеся в тексте метафорические образы. Так, для обозначения взаимодействия власти и ее оппонентов в ряде случаев используются милитарные образы (реванш, акты почетной капитуляции, построиться, бунт, связи с Бен Ладеном), зооморфные метафоры (акулы бизнеса, доить госказну), криминальные метафоры (жулики, разборки, дорога в СИЗО, драка), а также образы, восходящие к иным сферам (капитаны бизнеса, семибанкирщина, играть с государством, обходить закон, магнат, родной цех, законная "десятина" и др.). Однако ни одна из названных моделей не может считаться занимающей доминирующее положение. Вместе с тем отметим и то общее, что выявляется при изучении метафорической системы в данной статье. При всем различии метафор их объединяет концептуальный вектор противоборства, соперничества. Отношения между государственной властью и капиталом метафорически представляются как разного рода противоборство, нанесение ущерба друг другу, и в этом смысле рассмотренные метафорические модели с исходными понятийными сферами "Война", "Криминал", "Спортивное состязание", "Физическое воздействие", "Развод" сближаются.

Важно подчеркнуть, что для хорошего текста характерно взаимодействие в той или иной степени близких моделей, поскольку "совмещение метафорических моделей, противопоставленных друг другу (не имеющих общих следствий или обладающих очень отдаленными следствиями), оживляет метафору, но и одновременно превращает ее в стилистический монстр" [Баранов, Караулов, 1994, с. 20]. Например, по наблюдениям А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова, плохо сочетаются (особенно в пределах одного предложения) механистическая и органистическая метафоры, метафорические модели пути и игры. Как правило, удачно сочетаются метафорические модели, принадлежащие к одной исходной субсфере (например, фитоморфные, зооморфные и антропоморфные образы, относящиеся к органистической метафоре) или с однотипным прагматическим потенциалом (например, одинаково агрессивные по своей природе криминальные и милитарные метафоры).

Итак, проведенное исследование позволило выделить три основных вида развертывания концептуальной метафоры: в первом случае большинство метафор в тексте относится к одной и той же модели, во втором случае в тексте параллельно развертываются две-три ведущих модели, в третьем случае в тексте невозможно выделить доминирующие модели, но в нем обнаруживаются концептуальные векторы, сближающие, казалось бы, совершенно различные модели. Следует отметить также, что единая доминантная модель, как правило, выделяется в относительно небольших по размеру текстах. Чем больше текст, тем выше вероятность того, что в нем взаимодействует несколько метафорических моделей, причем та или иная модель нередко проявляется как доминантная лишь в пределах какого-то фрагмента этого текста.

3.1 Акцентирование метафоры в политическом тексте

Как уже отмечалось выше, усилению значимости метафоры в тексте способствует ее использование в условиях максимального "текстового напряжения", в условиях, когда эта метафора привлекает особое внимание адресата. Можно выделить по меньшей мере три основных вида акцентирования текстовой значимости метафоры. В первом случае метафора привлекает особое внимание за счет того, что находится в сильной позиции, которая уже сама по себе притягивает внимание адресата. Во втором случае акцентирование роли метафоры происходит благодаря ее взаимодействию с разнообразными риторическими (стилистическими) фигурами (антитеза, повтор, инверсия, эллипсис и др.). Третья разновидность - это акцентирование метафоры с использованием ресурсов интертекстуальности.

3.2 Метафора в сильной позиции текста

Самая сильная (привлекающая максимальное внимание читателей) позиция в тексте - это заголовок. Рассмотрим несколько примеров, в которых использованная в заголовке метафора нередко предопределяет доминантную для данного текста метафорическую модель.

"Торговая война отразится на нас" - статья А. Пономарева (Коммерсант. 2002. № 9), рассказывающая о противоречиях между Россией и США в области экспорта и импорта продуктов сельского хозяйства и металлургии; милитарная метафора заголовка последовательно развертывается в тексте, в котором американские производители представлены как захватчики, оккупанты российских прилавков, с ними в смертельной схватке бьются отечественные производители, мечтающие не только дать отпор, но и захватить удобные плацдармы на вражеской территории.

"Новобрачные при смерти" - статья А. Кокшарова (Эксперт. 1999. № 29), в которой последовательно развертывается метафорический образ ОБЪЕДИНЕНИЕ КОМПАНИЙ - это БРАК; в соответствии с ним компании перед объединением обозначаются как жених и невеста, после объединения - как новобрачные, у которых могут появиться дети; супругам приходится обзаводиться общим хозяйством и т. п.

"В ожидании реванша" - заголовок статьи П. Кирьяна (Эксперт. 2000. № 20), активно развертывающей концептуальную метафору ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ - это ВОЙНА.

"Путин вытаскивает малый бизнес из петли" (АиФ. 2002. № 14) - заголовок публикации А. Колесниченко, в которой активно используются образы болезни и возможной смерти российского малого бизнеса.

Для более полного рассмотрения факторов, способствующих усилению роли той или иной метафорической модели в тексте, рассмотрим статью Александра Лившица. Одна из доминантных для данной статьи моделей (педагогическая метафора) обнаруживается уже в заголовке статьи. Развертывание второй доминантной модели (образы, связанные с болезнью и лечением) начинается несколько позднее.

· Пять уроков танго

Аргентинские реформаторы упорно держали фиксированный курс валюты. И это при слабой власти, плохом бюджете и больших долгах. Неудивительно, что начались финансовые конвульсии. Тогда стали просить помощь у МВФ. Ограничивать выдачу денег в банках. Резать бюджет. Устроили даже квазидефолт, обменяв обязательства объемом $50 миллиардов на бумаги с более низкой доходностью. Ничего не помогло. Судороги сменились комой. Последовал социальный взрыв. Люди вышли на улицы. Руководство ушло в отставку. А сменщики объявили фактический дефолт внешнему долгу. Предпочли ужасный конец ужасу без конца. Аргентина отмучилась. Но пока только от текущих долговых платежей. Песо уже поехал вниз. Где зацепится и когда - неизвестно. За девальвацией, к сожалению, последуют обрушение банковской системы и социальные неурядицы.

Как все это скажется на России? Да никак. Падение было затяжным, и мировые рынки успели "переварить" аргентинские неприятности. Котировки российских ценных бумаг уже нечувствительны к заморскому кризису. Есть ли в нем что-то поучительное? На первый взгляд, нет. Вроде бы всё познали на собственном опыте в 1998 году. Поняли, что можно делать с финансами, а чего нельзя. Тем не менее кое-какие уроки все же преподаны.

Урок первый - для переходной экономики нет ничего важнее сильной власти. У нас порой критикуют "техническое" правительство, выстроенных губернаторов, послушную Госдуму, сенаторов, сплотившихся в едином порыве. Властную вертикаль. Но ведь сколько лет ее строят - столько лет экономика находится в приличном состоянии. Факт. Никуда не денешься. А вот в Аргентине не было вертикали. Одна сплошная горизонталь. Упрямые реформаторы, игнорировавшие политические реальности и социальную обстановку. Мощная оппозиция, блокировавшая антикризисные законы. Региональные бароны, вытягивавшие деньги из бюджета страны. Сцепились друг с другом. И вместе покатились вниз. Конечно, сама по себе сильная власть еще не гарантирует процветание. А вот от кризиса может спасти.

Урок второй - какую бы реформу ни затеяли, не забывайте о социальном самочувствии. Аргентинским руководителям, видно, очень понравилось известное самооправдание МВФ. Мол, работа у нас неблагодарная. Поскольку даем горькие лекарства. Народ сердится. Зато потом, когда экономика поправится, народ скажет нам спасибо. В России тоже любят эти рассуждения. Особенно при повышении квартплаты, цен на электроэнергию, перевозки, газ, тепло, телефон. Прямо скажем: доля истины тут есть. При лечении экономики порой не обойтись без противных препаратов. Но если с ними перебор, люди перестают надеяться на будущее. Некогда. Потому что тошнит. Какое-то время люди терпят. А потом начинают проклинать власть, грабить магазины и даже занимаются рукоприкладством. Что мы и видели по телевизору.

Урок третий - быстрые либеральные реформы и политика фиксированного валютного курса способны привести как к успеху, так и к краху. Первый вариант возможен. Но только если в стране есть сильная власть и бездефицитный бюджет. Тогда у машины переходной экономики все четыре колеса. Может идти довольно быстро. И ничего с ней не случится. Бывает, правда, что колес-то всего два. А водитель все равно давит на газ. Тогда гонка становится безумной и заканчивается катастрофой. Так было в России в 1998 году. Так произошло в Аргентине. До конца цеплялись за руль, хотя уже видели, что впереди - стена. Не хватило мужества нажать на тормоз еще летом 2001 года. А зря. Был бы тот же дефолт. Но зато, вероятно, без народного бунта.

Урок четвертый - нельзя долго совмещать высокую инфляцию и стабильный валютный курс. Опасная комбинация. Лучше всего, конечно, сделать инфляцию низкой. "Подогнать" ее под устойчивый курс валюты. Что и пытались сделать в Аргентине. Не вышло. Пока не получается и у нас. Значит, надо двигать рубль вниз. Подстраивать под инфляцию. Иначе будут неприятности.

Урок пятый - берегите экспортеров. Пылинки с них сдувайте. Экспортная корова - дойная, мясистая. Всех обеспечит. Людей - работой и зарплатой, экономику - ростом, бюджет - налогами, Центральный банк - резервами. Если экспортерам становится плохо, жди беду для всей экономики. Так и случилось в Аргентине. Южноамериканцы почему-то пренебрегли нашим опытом. В результате не справились. Провалились. Мы люди практичные. Свои уроки усвоили. И чужие, дай Бог, выучим. (Известия. 2002. 8 февр.)

В рассматриваемом тексте легко обнаружить две доминантные метафорические модели. Первая из них - педагогическая метафора: события экономической жизни Аргентины образно представляются как своего рода уроки, которые должны усвоить во всем мире и особенно в странах, находящихся в сложной экономической ситуации, к которым относится современная Россия. Нетрудно выделить структурные компоненты, свидетельствующие об особой роли педагогической метафоры в данном тексте. Во-первых, педагогическая метафора здесь - одна из наиболее частотных. Ср.:

· Пять уроков танго <…> Есть ли в нем [аргентинском кризисе] что-то поучительное? На первый взгляд, нет. Вроде бы всё познали на собственном опыте в 1998 году. Поняли, что можно делать с финансами, а чего нельзя. Тем не менее кое-какие уроки все же преподаны. Урок первый… <…> Урок второй…<…> Урок третий…<…> Урок четвертый…<…> Урок пятый… <…> Южноамериканцы почему-то пренебрегли нашим опытом. <…> Провалились. Мы люди практичные. Свои уроки усвоили. И чужие, дай Бог, выучим.

Во-вторых, педагогическая метафора встречается не в каком-то одном фрагменте, а рассредоточена по всему тексту: она используется и во вводной части, и во всех пяти разделах основной части, и в концовке, то есть по существу представляет собой одно из средств связности текста и способствует его восприятию как единого целого.

В-третьих, педагогическая метафора используется в наиболее сильных для данного текста позициях: 1) в заголовке: 2) в концовке текста; 3) в первой фразе всех пяти абзацев основной части; 4) в последней фразе вводной и заключительной частей текста; 5) во всех графически выделенных фрагментах.

Другая доминантная для данного текста модель - это образы, связанные с болезнями и их лечением (морбиальная метафора). Легко заметить, что подобные образы встречаются в данном тексте даже чаще, чем педагогическая метафора. Ср.:

· Неудивительно, что начались финансовые конвульсии. <…> Ничего не помогло. Судороги сменились комой. <…> Предпочли ужасный конец ужасу без конца. Аргентина отмучилась… <…> Не забывайте о социальном самочувствии. Аргентинским руководителям, видно, очень понравилось известное самооправдание МВФ. Мол, работа у нас неблагодарная. Поскольку даем горькие лекарства. Народ сердится. Зато потом, когда экономика поправится, народ скажет нам спасибо. <…> Прямо скажем: доля истины тут есть. При лечении экономики порой не обойтись без противных препаратов. Но если с ними перебор, люди перестают надеяться на будущее. Некогда. Потому что тошнит. Какое-то время люди терпят.

Отметим развернутость рассматриваемой концептуальной метафоры, то есть использование в тексте различных фреймов указанной модели: это и симптомы болезни (конвульсии, судороги, тошнота, кома), и действия врачей (даем лекарства, лечение), и используемые медикаменты (горькие лекарства, противные препараты), и завершение болезни (отмучилась, ужасный конец, поправится). Показательно, что многие из перечисленных морбиальных метафор относятся к числу нестандартных, "свежих", индивидуально-авторских, тогда как все рассмотренные выше педагогические метафоры относятся к числу системных, "стертых", лишь отчасти сохраняющих образность. Еще одним признаком важной роли морбиальной метафоры является ее рассредоточенность по тексту: она активно представлена в зачине и в основной части (но подобной метафоры нет в заглавии статьи и ее концовке).

В публикации Александра Лившица используются и другие типичные для современной политической речи метафорические модели. Например, во вводной части экономические неудачи метафорически представляются как падение, разрушение. Ср.:

· Аргентинские реформаторы упорно держали фиксированный курс валюты. <…> Песо уже поехал вниз. Где зацепится и когда - неизвестно. За девальвацией, к сожалению, последуют обрушение банковской системы… <…> Падение было затяжным… <…> И вместе покатились вниз.

В третьем абзаце основной части активно используется транспортная метафора. Ср.:

· Тогда у машины переходной экономики все четыре колеса. Может идти довольно быстро. И ничего с ней не случится. Бывает, правда, что колес-то всего два. А водитель все равно давит на газ. Тогда гонка становится безумной и заканчивается катастрофой. Так было в России в 1998 году. Так произошло в Аргентине. До конца цеплялись за руль, хотя уже видели, что впереди - стена. Не хватило мужества нажать на тормоз еще летом 2001 года. А зря.

В последнем абзаце основной части развернут образ экономической дойной коровы. Ср.:

· Экспортная корова - дойная, мясистая. Всех обеспечит. Людей - работой и зарплатой, экономику - ростом, бюджет - налогами, Центральный банк - резервами.

В исследуемой статье можно обнаружить и другие виды метафоры (физиологическую, технологическую, геометрическую), однако ни одна из них не имеет признаков доминантной, играющей особую роль в данном тексте.

Рассмотренный материал (и множество других примеров) позволяет выделить основные признаки, по которым ту или иную метафорическую модель можно охарактеризовать как доминантную, играющую особую роль в организации соответствующего текста:

- высокая частотность использования;

- развернутость, то есть представленность в тексте различных фреймов и слотов;

- рассредоточенность, то есть использование соответствующих метафор в различных частях текста;

- использование в наиболее сильных позициях текста (заголовок, первая и последняя фразы текста в целом и - в меньшей степени - его структурно-композиционных частей, формулирование тезиса, шрифтовые выделения и др.);

- использование не только стандартных, традиционных, но и ярких, индивидуально-авторских образов, привлекающих внимание читателей;

- детализация фреймов, их наполненность разнообразными метафорами между которыми обнаруживаются разнообразные системые отношения (синонимические, антонимические, гиперо-гипонимические).

Необходимо подчеркнуть, что при выделении и анализе доминантных моделей следует учитывать широко используемый в когнитивистике принцип "семейного сходства". Иначе говоря, доминантная модель не обязательно обладает всеми названными выше признаками: какие-то из них могут отсутствовать или быть слабо выраженными, что вполне может компенсироваться яркостью остальных свойств.

Так, в рассмотренной статье А. Лившица для педагогической метафоры очень яркими оказываются третий и четвертый признаки и менее показательными первый и второй, тогда как при анализе морбиальной метафоры наиболее заметны первый, второй и пятый признаки, в меньшей степени проявляется третий признак и в еще меньшей степени - четвертый.

3.3 Акцентирование метафоры с использованием стилистических фигур

Выше уже говорилось, что антитеза способна усиливать позицию метафоры, привлекать к ней внимание адресата. Это же можно сказать и о других стилистических фигурах - инверсии, парцелляции, лексическом и морфологическом повторе, синтаксическом параллелизме и др. Для более детального рассмотрения закономерностей акцентирования метафор на основе использования стилистических (риторических) фигур проанализируем публикацию Александра Зиновьева.