Коммуникативный дискомфорт в лингвистическом тексте

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

1. Теоретические подходы к исследованию феномена коммуникативного дискомфорта в межличностной коммуникации

1.1 Понятие коммуникации и общения в современной научной литературе

1.2 Аспекты невербальной коммуникации

2. Понятие коммуникативной ситуации. Связь коммуникативной ситуации и коммуникативного акта

2.1 Понятие коммуникативной ситуации

2.2 Понятие коммуникативного акта

3. Понимание термина коммуникативная неудача различными исследователями. Явления коммуникативного конфликта, коммуникативного сбоя и коммуникативных задержек

3.1 Коммуникативно аномальные явления в работах зарубежных лингвистов

3.2 Коммуникативно аномальные явления в работах отечественных лингвистов

4. Понятия коммуникативной компетенции (коммуникативной грамотности), коммуникативного барьера и коммуникативной роли

4.1 Понятие коммуникативной компетенции (коммуникативной грамотности)

4.2 Понятия коммуникативной роли и коммуникативного барьера

5. Понятие эмоции в лингвистической и психологической литературе. Понятие оценки

6. Трактовка термина коммуникативный дискомфорт в лингвистической литературе

7. Исследование лингвистических механизмов актуализации коммуникативного дискомфорта

7.1 Коммуникативный дискомфорт, связанный с непониманием

7.2 Информационный коммуникативный дискомфорт

7.3 Личностный коммуникативный дискомфорт

7.4 Комбинации различных типов коммуникативного дискомфорта в рамках единой коммуникативной ситуации

Заключение

Литература

Приложение

Введение

Потоки информации, всё больше распространяющиеся по современному реальному и виртуальному пространству, приводят к постановке новых целей и задач перед учёными-лингвистами, занимающимися проблемами межличностной коммуникации, в которой обычно принимают участие два или несколько коммуникантов. Обеспечение успешной коммуникации во многом зависит от того, насколько коммуникантам удаётся избежать так называемого коммуникативного дискомфорта. В различных научных работах обнаруживаются различные определения данного феномена, и, в целом, он характеризуется некоторой размытостью [Семененко 1996; Болохонцева 2011; Фадеева 2014; Чу Щуся 2014]. Однако все определения коммуникативного дискомфорта объединяет то, что претерпевающий его коммуникант испытывает некоторое неудобство в общении. Данный феномен многие исследователи связывают и рассматривают наряду с ещё одним, более тщательно изученным коммуникативно аномальным явлением - коммуникативной неудачей. Подходы к определению коммуникативной неудачи также различны и даже противоречивы [Городецкий 1985; Емельянова 1992; Смирнова 2003 и др.], но актуальное для данной работы определение соответствует позициям тех исследователей, точки зрения которых объединяет то, что коммуникативная неудача связана с непониманием.

По мере возрастания научного интереса к решению проблем межличностной коммуникации проблемами коммуникативно аномальных явлений занимается всё больше учёных, исследующих феномены коммуникативного дискомфорта и коммуникативной неудачи в русле различных наук о языке: в интонологии [Вольская 1985], грамматике [Емельянова 1992], переводоведении [Новикова 2011], социолингвистике [Trudgill1974; Карасик 1991], межкультурной коммуникации [Гудков 2003, Ларина 2011; Чу Шуся 2014], лингвокультурологии, прагмалингвистике, этнолингвистике и пр. [Грайс 1985; Goodman 1986; Йокояма 2005; Лосева 2007; Емельянова 2008; Шелестюк 2010; Болохонцева 2011; Бугрова 2012; Фадеева 2014]. Тем не менее, феномен коммуникативного дискомфорта не утрачивает своей научной привлекательности, поскольку описаны ещё не все пути его проявления и не все способы преодоления трудностей и неудобств в процессе межличностной коммуникации.

Целью данной работы является выявление лингвистических механизмов отражения в тексте состояния коммуникативного дискомфорта, то есть языковых маркеров коммуникативного дискомфорта. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) изучить существующую научную литературу, посвящённую проблемам аномальной коммуникации, и сформулировать теоретические положения, являющиеся основой для практической части исследования;

2) подготовить материал для исследования, содержащий большое количество примеров отражения в художественном тексте коммуникативного дискомфорта, претерпеваемого коммуникантом;

3) проанализировать примеры и вычленить из контекста каждого из них лингвистические средства, актуализирующие коммуникативный дискомфорт коммуниканта;

4) сравнить обнаруженные маркеры коммуникативного дискомфорта и разделить их на несколько групп, то есть создать типологию средств языковой репрезентации коммуникативного дискомфорта.

Рассматриваемая в настоящем исследовании проблема коммуникативного дискомфорта является актуальной, поскольку она соответствует современной научной парадигме и интересу лингвистов к коммуникативно аномальным явлениям. Изучение коммуникации и коммуникативно аномальных явлений непосредственно связано с изучением человека. Вследствие этого данная работа также соответствует антропоцентрической тенденции в развитии современной лингвистики, определяющей более широкий взгляд на язык как на средство отражения человеческого мировосприятия и инструмент для создания и передачи культурных ценностей.

Существующие исследования коммуникативного дискомфорта преимущественно посвящены созданию типологии явлений коммуникативного дискомфорта. Новизна данной работы определяется тем, что нам удалось не только выделить основные типы коммуникативного дискомфорта, добавив к существующим классификациям ещё один тип, но и определить языковые средства, наличие которых в тексте маркирует коммуникативно дискомфортные ситуации.

Методологической основой данного исследования служат работы М. Рингла и Б. Брюса [Ringle & Bruce 1982], в которых коммуникативная неудача рассматривается как ситуация непонимания. Также за основу берётся понимание частной коммуникативной неудачи Б.Ю. Городецким [Городецкий 1989], определяющим её как ситуацию непонимания, разрешение которой требует от собеседников отклонения от темы. При рассмотрении коммуникативного дискомфорта за основу была принята точка зрения Л.П. Семененко [Семененко 1996], который считает, что вследствие коммуникативного дискомфорта коммуниканты испытывают трудности в реализации своих коммуникативных ожиданий и/или намерений. В теоретической главе высказывается предположение о тесной взаимосвязи коммуникативного дискомфорта и отрицательных эмоций. Опорой для нашего исследования также стала точка зрения В.И. Шаховского, который писал о вербальном выражении эмоций и их экстериоризации, то есть авербальном выражении [Шаховский 2012].

Материалом для настоящего исследования стали 150 примеров коммуникативного дискомфорта, который претерпевается персонажами и отображается в оригинальных текстах романов британских писателей S. Townsend и J.K. Rowling, “The Queen and I” и “Harry Potter and the Sorcerer's Stone”. Несмотря на то, что в процессе подготовки материала было рассмотрено большое количество оригинальных англоязычных произведений (публицистических статей, рассказов, повестей, пьес, романов), наш выбор материала пал именно на эти книги, поскольку они изобилуют ситуациями, в которых возникает коммуникативный дискомфорт. Большое количество таких ситуаций объясняется длительным развитием сюжета, тщательно разработанными взаимоотношениями персонажей, а также тематической спецификой данных романов.

В работе была использована комплексная методика, включающая элементы таких методов исследования, как аналитико-описательный, метод сопоставительного анализа, метод непосредственного наблюдения над языковым материалом с последующим обобщением полученных результатов, методы лексико-семантического, структурно-синтаксического и прагматического анализа.

Результатом проведённого исследования стал ряд положений, выносимых на защиту.

1. По нашим наблюдениям, коммуникативный дискомфорт практически всегда сопровождается отрицательными эмоциями, испытываемыми одним, несколькими или всеми участниками общения.

2. В тексте репрезентируются три вида коммуникативного дискомфорта:

а) коммуникативный дискомфорт, связанный с непониманием (может испытываться и адресатом, и адресантом); б) информационный коммуникативный дискомфорт (возникает у адресата при отрицательной оценке содержания, сообщённого адресантом, или у адресанта, если у него возникает психологический барьер при сообщении некоего содержания адресату);

в) личностный коммуникативный дискомфорт (возникает вследствие отрицательной оценки либо личностных особенностей собеседника и/или его поведения, либо некоторых особенностей собственной личности).

3. В большом числе случаев имеет место сочетание разных типов коммуникативного дискомфорта. Также возможны ситуации, в которых нельзя с точностью определить тот или иной тип коммуникативного дискомфорта.

4. Чем более ясно коммуникативный дискомфорт выражен лингвистически, тем меньше контекста требуется для его распознавания. Наряду с контекстом, языковое мышление читателя является важным фактором при интерпретации явлений коммуникативного дискомфорта.

5. Лингвистические средства, маркирующие коммуникативный дискомфорт, можно разбить на следующие группы:

· описание речевых характеристик;

· описание невербального поведения и внешности;

· описание эмоционального состояния;

· эмфатическая лексика;

· эмфатическая интонация;

· грамматические средства;

· противопоставления и сравнения как средства отражения отрицательной оценки;

· контекстные маркеры.

Различные типы маркеров могут репрезентировать различные типы коммуникативного дискомфорта. Чаще всего используется сочетания маркеров разных типов.

Теоретическая значимость данного исследования заключается в углублении научного знания о феноменах коммуникативного дискомфорта и коммуникативной неудачи, о механизмах их лингвистической репрезентации.

Практическая значимость настоящей работы связана с тем, что теоретические выводы, сделанные на основе проведённого исследования, а также примеры коммуникативного дискомфорта, могут стать предметом изучения на практических занятиях по английскому языку и в теоретических курсах лекций по теории коммуникации.

Объектом данного исследования является феномен коммуникативного дискомфорта.

Предметом настоящего исследования являются средства языковой репрезентации, или лингвистические маркеры коммуникативного дискомфорта в условиях межличностной коммуникации.

Структура работы. Настоящая работа состоит из оглавления, введения, двух глав (теоретической и практической) с выводами и заключения. К работе прилагается список литературы (41 наименование на русском языке и 16 наименований на английском языке), список использованных словарей (три русскоязычных и два англоязычных словаря), список источников примеров и приложение, содержащее примеры.

1. Теоретические подходы к исследованию феномена коммуникативного дискомфорта в межличностной коммуникации

Перед тем, как приступить к исследованию феномена коммуникативного дискомфорта, необходимо ознакомиться с трактовками лингвистических и экстралингвистических понятий, которые находятся с ним в непосредственной связи. К группе лингвистических относятся понятия коммуникации (общения), коммуникативной ситуации и коммуникативного акта, коммуникативной неудачи (коммуникативных конфликтов, сбоев, задержек), коммуникативной компетенции (коммуникативной грамотности), коммуникативных барьеров и некоторые другие, а в группу экстралингвистических понятий попадают эмоции.

1.1 Понятие коммуникации и общения в современной научной литературе

Разъяснение понятия коммуникации необходимо для данного исследования, поскольку работа посвящена именно коммуникативному дискомфорту. Вполне естественно предположить, что данный вид дискомфорта непосредственно связан с коммуникацией и её особенностями.

В русскоязычном словаре лингвистических терминов данный термин (коммуникация) получает следующее определение: «сообщение или передача при помощи языка некоторого мысленного содержания» [СЛТ: 194]. Это определение использует словосочетание «мысленное содержание», которое можно понимать по-разному: с одной стороны, мысленное содержание может включать в себя эмоции, а с другой стороны, нет. Если признавать когнитивную, то есть мыслительную, природу эмоций, то они действительно могут представлять собой мысленное содержание. Однако можно привести и контраргументы, благодаря которым эмоции можно рассматривать не как мысленное содержание, а как дополнительное «немысленное» содержание, представляющее собой оценку ситуации или сказанного собеседником, реакцию и отношение к ним индивида. Понятие эмоции будет подробнее рассмотрено нами в разделе 6.

В словаре социолингвистических терминов коммуникация и общение трактуются как синонимы и получают следующее определение: «употребление языка или одной из форм его существования в рамках какого-либо языкового коллектива: от семьи до группы государств» [ССТ: 154]. В данном случае акцент делается на форме осуществления коммуникации, но сущность её содержательного аспекта и цели не разъясняются.

По сравнению с двумя предшествующими определениями из русскоязычных словарей, в англоязычном лингвистическо-фонетическом словаре термин коммуникация трактуется более широко. Под этим термином понимаются процессы передачи и получения информации, происходящие между источником и получателем, посредством использования сигнальной системы («the transmission and the reception of information between a source and a receiver using a signaling system») [DLP: 115]. Далее в словарной статье противопоставляется вербальная и невербальная коммуникация, причём разделение производится на основании использования лингвистических и нелингвистических коммуникативных средств. Однако в современной лингвистике всё же уделяется достойное внимание вопросам не только вербальной, но и невербальной коммуникации [Горелов 1980; Нарожная 2010; Морозов 1998, 2011; Andersen 1999; Guerrero & Floyd 2006; Wharton 2009 и др.]. Поскольку нарратив позволяет рассматривать не только диалогическую речь, но и описание состояния индивида, который претерпевает коммуникативный дискомфорт, в анализе примеров коммуникативного дискомфорта нам, вероятно, придётся столкнуться с ситуациями невербальной коммуникации (об особенностях невербальной коммуникации см. в разделе 1.1.). Слово информация, которое используется в определении понятия коммуникации в третьей словарной статье, само по себе допускает более широкое понимание, чем выражение мысленное содержание, использованное в первой из рассмотренных словарных статей (если всё же рассматривать эмоции отдельно от мысленного содержания). Информация может включать в себя различные сведения, в том числе - об эмоциях, переживаемых индивидом. Более того, чем сложнее мысленное содержание, тем выше потребность в словесном его выражении. Таким образом, второе, более широкое определение коммуникации, в котором она отождествляется с передачей и приёмом информации, в большей мере соответствует задачам, поставленным в данном исследовании.

Понятие коммуникации связано с понятием общения. В русскоязычной научной литературе эти термины зачастую используются как синонимы. Например, И.А. Стернин даёт следующее определение общению: это «осознанный, рационально оформленный, целенаправленный информационный обмен между людьми, сопровождающийся индивидуализацией собеседников, установлением эмоционального контакта между ними и обратной связью» [Стернин 2012: 9]. И.А. Стернин особо отмечает значимость для общения его эмоциональной составляющей, полагая, что без неё общение сводится к обмену информацией. К факторам общения относятся вербальные и невербальные средства, повышающие или понижающие его эффективность [Стернин 2012: 47]. И.Н. Горелов также отмечает, что «всякий акт общения не может быть нейтрален в эмоциональном плане» [Горелов 1980: 36].

Однако некоторые исследователи всё же разделяют коммуникацию и общение. В психологии общение понимается как «многоплановый процесс установления и развития контактов <…> между людьми (межличностное) и группами (межгрупповое), порождаемое потребностями совместной деятельности» [Цит. по: Формановская 2012: 3]. Н.И. Формановская рассматривает межличностное общение как трёхкомпонентное явление, состоящее из: 1) взаимообратной «социальной перцепции» коммуникантов при восприятии и понимании друг друга; 2) «собственной коммуникации», то есть обмена информацией (как интеллектуальной, так и душевной); 3) «интеракции как обмена речевыми действиями». При этом интеракция подразумевает стратегию взаимодействия, разделённую между всеми участниками общения, и осуществляется благодаря вкладу каждого из них. «Собственная коммуникация», по Н.И. Формановской, сопоставима с тем, что И.А. Стернин называет «обменом информацией», однако, в отличие от И.А. Стернина, Н.И. Формановская всё же включает в этот обмен эмоциональную составляющую.

Итак, на основании обзора различных подходов к определению коммуникации можно сделать следующий вывод: коммуникация является осознанным, целенаправленным процессом, предполагающим взаимообратную связь. Его неотъемлемой частью является не только обмен информацией, но и эмоциональная составляющая. В целях данного исследования различия между коммуникацией и общением проводиться не будут. Коммуникация может задействовать как вербальные, так и невербальные средства. Поскольку в нашем исследовании будут рассматрены способы языковой репрезентации коммуникативного дискомфорта, стоит отдельно рассмотреть особенности невербальной коммуникации, поскольку текст, предмет нашего изучения, описательно позволяет отразить её особенности.

1.2 Аспекты невербальной коммуникации

Выше уже упоминалось различие вербальной и невербальной коммуникации. Изучение особенностей невербальной коммуникации имеет непосредственное отношение к проблеме коммуникативного дискомфорта в межличностом общении, которой посвящена данная работа. Исследованием невербальной коммуникации активно занимался И.Н. Горелов. Он является одним из первых отечественных лингвистов, обративших своё внимание на данный тип коммуникации. И.Н. Горелов рассматривает невербальные, или паралингвистические, аспекты коммуникации, соотнося и сравнивая их с вербальными языковыми средствами [Горелов 1980]. Он отмечает ограниченность как лингвистического, так и паралингвистического знаков. По мнению И.Н. Горелова, система паралингвистических компонентов представляет собой «внешнюю моторику функционального базиса речи, обеспечивающего механизмы образования протопонятий, для которых необходимы обобщения наглядных образов» [Горелов 1980: 24]. И.Н. Горелов приводит примеры, в которых авербальные действия (кивок, громкое захлопывание двери, взгляд и т.д.) заменяют вербальное выражение мысли. Он цитирует Г.В. Колшанского, который полагает, что «…возможная избыточность языка при полном вербальном раскрытии какого-либо содержания в естественных условиях снимается по разным причинам путём элиминирования чисто языковых средств и одновременного включения в коммуникацию экстралингвистических средств, подкрепляющих абсолютную однозначность конкретного речевого акта» [Цит. по: Горелов 1980: 12]. По мнению И.Н. Горелова, значение слова и более крупных единиц, например, словосочетания или «сообщения», - это результат соотнесения данного знака и ситуации, в которой протекает общение, с памятью об имеющихся в опыте ситуациях и ситуативных типах. Необходимым критерием значимости знака и ситуации является возможность совместно свести их «к известному типу или к комбинации из известных типов знаков и ситуаций» [Горелов 1980: 28].

И.Г. Горелов проводит следующую типологию невербальных средств коммуникации:

1) невербальные средства, дополняющие вербальные;

2) невербальные средства автономного характера, замещающие вербальные.

И.Н. Горелов полагает, что скорость вербализации зависит от степени тривиальности формы выражения смысла. Хезитации (то есть паузы, задержки) чаще возникают внутри свободного словосочетания, чем внутри устойчивого. По мнению И.Н. Горелова, у говорящего имеется некая коммуникативная программа, реализуя которую он склонен уменьшать долю вербализованного. Избыточность вербальной формы реализации коммуникативной программы объясняется дублированием достаточных для понимания невербальных средств.

И.Н. Горелов делает важное замечание относительно интерпретации вербальной формы. Дополнение устного сообщения невербальными действиями может подсказывать слушающему, что данное высказывание следует понимать не буквально. И.Н. Горелов приводит в пример «ироническое замечание», «фальшивый тон» и т.п. По мнению учёного, возможность такой интерпретации говорит о том, что невербальная форма выражения смысла обладает значительным автономным потенциалом. По нашему мнению, данную точку зрения можно дополнить также тем, что в случае неспособности или неумения собеседника верно интерпретировать невербальные действия говорящего, дополняющие его вербальное поведение, эффект, порождаемый этими невербальными действиями, может носить обратный характер: они могут запутывать собеседника, сбивать его с толку и, как следствие, становиться причиной непонимания и, возможно, связанного с ним коммуникативного дискомфорта.

Интересные замечания относительно невербальной коммуникации делают Л. Герреро и К. Флойд [Guerrero & Floyd 2006]. Данные исследователи полагают, что невербальная коммуникация является доминирующим средством передачи мысленного содержания от индивида к индивиду [Guerrero & Floyd 2006: 2]. Они связывают это с множественностью каналов передачи информации, не использующих языковые средства, а также с тем, что при невербальной коммуникации в одно и то же время могут быть задействованы сразу несколько таких каналов. Более того, по мнению исследователей, при наличии несоответствия информации, поступающей по вербальным и невербальным каналам, реципиент (то есть тот, кто воспринимает информацию) в большей мере склонен доверять информации, поступающей по невербальным каналам [Guerrero & Floyd 2006: 2]. Это вызвано тем, что невербальное поведение в целом контролируется индивидом меньше, чем вербальное. Таким образом, невербальное поведение более точно отражает истинное когнитивное и эмоциональное состояние индивида, а также является главным средством выражения эмоций [Guerrero & Floyd 2006: 3]. Л. Герреро и К. Флойд считают невербальную коммуникацию высоко метакоммуникативной: невербальные средства позволяют прояснить, уточнить, усилить содержание вербального сообщения.

По мнению Т. Уортона [Wharton 2009: 3], невербальное поведение, во-первых, может оказывать воздействие ("contribute <...> to") как на открытую коммуникацию ("overt communication"), или смысловое содержание сообщения говорящего ("speaker's meaning"), так и на более скрытые ("more covert") формы передачи информации или на формы непреднамеренной ("accidental") передачи информации. Во-вторых, невербальное поведение может сообщать непропозициональную, или не относящуюся к суждению, информацию ("non-propositional information") о психическом состоянии и психических установках ("mental states and attitudes") (в данном случае автор приводит в пример авербальное поведение человека, испытывающего боль от обжигающего его пламени) или же, не выражая целостного суждения, изменять суть лингвистически возможных интерпретаций. В-третьих, различные виды невербального поведения сочетаются как друг с другом (мимика, просодия и жесты тесно переплетены), так и с языковым содержанием.

Также Т. Уортон отмечает, что соотношение жеста и того, что он обозначает, произвольно, или субъективно ("arbitrary") [Wharton 2009: 5]. Он также разделяет неестественные ("not natuaral") паралингвистические явления, такие как нарочито хмурый взгляд или фальшивая улыбка, и естественные ("natural") явления, которые могут в частном случае могут получить некоторое коммуникативное значение, но которые трудно назвать паралингвистическими (синяк или бледность) [Wharton 2009: 5-7].

Т. Уортон говорит о частном и более коммуникативно релевантном остенсивном поведении ("ostensive behaviour") [Wharton 2009: 9], то есть о поведении явном, наглядном, прямом, с помощью которого коммуникант подтверждает своё намерение, свою интенцию сообщить что-то. Такое невербальное поведение Т. Уортон противопоставляет естественным невербальным коммуникативным явлениям. Естественное невербальное поведение (например, просодическое оформление высказывания) обычно сообщает эмоциональную и оценочную информацию или же создаёт некое впечатление или настроение, но не выражет целостного суждения (пропозиции) само по себе [Wharton 2009: 10].

Нам кажутся особенно интересными замечания Т. Уортона об остенсивном поведении и формах непреднамеренной передачи информации (примерно то же имеют в виду Л. Герреро и К. Флойд, когда говорят о низкой степени контроля индивида над своим невербальным поведением). Данные рассуждения наводят на мысль о том, что не всякое невербальное поведение можно причислить к невербальной коммуникации. Поскольку в рамках исследования принимается точка зрения, согласно которой коммуникация является осознанным процессом, формы непреднамеренной передачи информации, по нашему мнению, не обладают коммуникативной функцией, т.е. функцией сообщать что-то, но становятся коммуникативно релевантными, так как выдают истинные намерения илиистинное эмоциональное состояние индивида против его воли.

В.Д. Нарожная рассматривает невербальную коммуникацию как первичную форму коммуникации, с помощью которой осуществляли общение наши предки [Нарожная 2010]. Различные классы явлений невербального поведения рассматриваются в такой научной области, как невербальная семиотика (термин введён Г.Е. Крейдлиным), внутри которой можно выделить две ветви: первая ветвь, или паралингвистика, изучает звуковые коды, которые являются дополнительными по отношению к речевому коду и могут передавать смысловую информацию в рамках устной речевой коммуникации; вторая ветвь, или кинесика, изучает жесты, также знаковые движения тела. По отношению к передаваемой речевой информации, жестовая коммуникация, по мнению В.Д. Нарожной, характеризуется многоплановостью: она может повторять, противоречить, замещать речевое высказывание, подчёркивать или усиливать некоторые его компоненты, дополнять содержание речи или выступать в качестве регулятора устного общения.

Отечественный исследователь В.П. Морозов пишет следующее: "...звуковая речь как средство общения несёт слушателю, и при этом независимо от семантики слова, т.е. как бы "между слов", невербально весьма значительную и важную информацию о говорящем, его отношении к собеседнику, к предмету разговора, к самому себе и т.п." [Морозов 2011: 30]. В то же время данный исследователь признаёт, что невербальная коммуникация включает в себя и неречевые пути передачи информации. Он выделяет ряд особенностей, позволяющих выделить невербальную коммуникацию в отдельный канал внутри общей системы коммуникации [Морозов 2011: 33-35]:

1) полисенсорный характер невербальной коммуникации (её одновременная реализация посредством различных систем - слуховой, зрительной, обонятельной и пр.);

2) эволюционное предшествование невербальной коммуникации (исторически вербальная коммуникация возникла позже);

3) возможность несоответствия семантики речи и используемых невербальных средств коммуникации (например, просодического оформления высказывания);

4) высокая степень подсознательности и непроизвольности;

5) независимость от языковых барьеров;

6) специфичность акустических средств кодирования;

7) специфичность восприятия.

В.П. Морозов рассматривает невербальную коммуникацию в рамках схемы, состоящей из трёх взаимосвязанных и взаимодействующих звеньев: источника информации (адресанта, говорящего), сигнала (В.П. Морозов фокусируется на просодических особенностях речи) и приёмника (адресата, способного декодировать полученный сигнал). Он подчёркивает, что данные звенья не могут быть поняты и изучены изолированно, что каждое из них обладает собственными характеристиками, но при этом отражает характеристики других звеньев и всей системы. В.П. Морозов предлагает рассматривать речевую коммуникацию как двухканальную, поскольку в ней сочетаются элементы вербальной и невербальной коммуникации и поскольку в этом сочетании заключается специфика её природы. В невербальном компоненте речевой коммуникации исследователь выделяет следующие виды информации, передаваемой просодическими средствами: "1) эмоциональная, 2) эстетическая, 3) индивидуально-личностная, 4) биофизическая, 5) социально-групповая, 6) психологическая, 7) пространственная, 8) медицинская и, наконец, 9) информация о физических помехах, сопровождающих процесс речевого общения" [Морозов 2011: 51].

В.П. Морозов делает интересное замечание об искренности высказывания. По мнению учёного, она достигается посредством единства смыслов, передаваемых вербально и невербально (как с помощью просодических средств, так и с помощью жестов, мимики и других движений тела, обладающих некоторым значением). На основании данной точки зрения можно сделать вывод о том, что рассогласованность вербальных и невербальных средств передачи смыслов (а также несоответствие информации, получаемой по различным каналам невербальной коммуникации - например, просодического и жестового) может привести к дискомфортной коммуникативной ситуации, поскольку адресат будет ощущать неискренность адресанта.

2. Понятие коммуникативной ситуации. Связь коммуникативной ситуации и коммуникативного акта

Естественно, что никакая коммуникация (успешная или неуспешная, эффективная или неэффективная), ни коммуникативная неудача, ни коммуникативный дискомфорт не могут возникнуть вне коммуникативной ситуации.

2.1 Понятие коммуникативной ситуации

В словаре социолингвистических терминов под коммуникативной, или речевой, ситуацией понимается, с одной стороны, «структурная организация определённой ситуации общения», а с другой стороны, «синхронное состояние коммуникации в той или иной национально-территориальной общности» [ССТ: 92]. Первое определение является более релевантным по отношению к проблематике данного исследования. Согласно этому определению, коммуникативная ситуация представляет собой структуру, объединяющую в себе несколько параметров. Изменения этих параметров сигнализируют об изменении коммуникативной ситуации. К ним относятся:

1) говорящий, или адресант;

2) слушающий, или адресат;

3) отношения между адресантом и адресатом;

4) характер общения (тональность диалога);

5) цель;

6) инструмент общения (язык, в том числе диалекты; различные незнаковые средства и системы, например, жесты или мимика);

7) способ общения (речевой или письменный, удалённый или контактный);

8) место общения.

Н.И. Формановская полагает, что коммуникативная ситуация рождается из «событийно-денотативной ситуации» [Формановская 2002: 27]. К её компонентам относятся адресант и адресат (с учётом ролей - социальных и психологических, знаний и культурных стереотипов); цели общения; состояние говорящего (эмоции, отношение к собственному высказыванию, к собеседнику, окружающей действительности); коммуникативный подход, определяющий выбор наиболее подходящих средств общения; время и место коммуникации и пр.

2.2 Понятие коммуникативного акта

Т. ван Дейк одним из первых предлагает в качестве единицы общения принять коммуникативный акт, включающий в себя речевой акт, аудитивный акт (восприятие речевого акта адресатом) и коммуникативную ситуацию (совокупность характеристик и взаимоотношений коммуникантов и условий фоновой неязыковой ситуации) [Дейк 1989].

Б.Ю. Городецкий рассматривает явление, называемое коммуникативным актом, понимая под ним «законченную часть языкового взаимодействия, имеющую естественные границы» и отмечая, что оно «входит в состав некоторой совместной деятельности, включающей физическую, интеллектуальную, эмоциональную, бессознательную, а также неречевую семиотическую деятельность» [Городецкий 1989]. Б.Ю. Городецкий выделяет в структуре коммуникативного акта следующие компоненты:

1) коммуниканты (К1, К2 … Кn);

2) коммуникативный текст;

3) процессы вербализации и понимания;

4) обстоятельства коммуникативного акта;

5) практические цели;

6) коммуникативные цели.

При этом он особо подчёркивает важную роль практических и коммуникативных целей. По мнению Б.Ю. Городецкого, они «являются сквозными, связующими и пронизывают все другие компоненты» [Городецкий 1989: 14]. Наличие практических целей обеспечивает интеграцию коммуникативного акта в определённую практическую деятельность. Они осуществляются за счёт реализации коммуникативных целей, которые Б.Ю. Городецкий определяет как «намерения, придающие осмысленность обращения коммуниканта к своему партнёру» [Городецкий 1989: 14]. Коммуниканты, то есть участники общения, являются носителями определённой коммуникативной системы, которая имеет своё внутреннее устройство и отвечает за организацию информации. Коммуникативный текст - это текст, составляющий единичную реплику, порождённую одним из коммуникантов. Вербализацией Б.Ю. Городецкий называет «переход от коммуникативной потребности к тексту», а понимание - «извлечением («вычислением») из текста некоторой совокупности знаний» [Городецкий 1989: 26-27]. Обстоятельства коммуникативного акта наряду с непосредственным языковым взаимодействием коммуникантов включают в себя физический и психосоциальный контекст этого взаимодействия.

Коммуникативный акт получает интересную интерпретацию у такого исследователя, как В.В. Красных, которая говорит о существенной разнице между коммуникативным и речевым актами. По мнению В.В. Красных, «речевой акт понимается как коммуникативное действие, структурная единица языковой коммуникации, дискретно выделяемый такт, квант дискурса» [Красных 2001: 194]. Коммуникативный акт В.В. Красных рассматривает как реальную и одновременно условную единицу и определяет его как фрагмент коммуникации, цельный с позиции функциональности. В.В. Красных говорит о двух составляющих коммуникативного акта: о ситуации, то есть о фрагменте реальности, в которой может иметь место вербальный акт, и о дискурсе, то есть «вербализованная речемыслительная деятельность», в которую входят компоненты как лингвистические, так и экстралингвистические. В.В. Красных рассматривает коммуникативный акт как четырёхкомпонентную структуру, состоящую из:

1) конситуации, или внешних, нелингвистических условий общения;

2) контекста, или смыслы, актуальные для данного коммуникативного акта, которые могут быть выражены имплицитно или эксплицитно;

3) прессупоции, или «зоны пересечения индивидуальных когнитивных пространств коммуникантов»;

4) речи, или порождаемых коммуникантами текстов.

Исследователь С.Е. Бугрова разграничивает коммуникативный акт, включающий в себя конситуацию, и прагматическую коммуникативную ситуацию, входящую в состав коммуникативного акта и «определяемую социальным контекстом, коммуникативными установками, социальными, культурологическими и личностными характеристиками говорящий» [Бугрова 2013: 7].

Итак, в настоящем исследовании, посвящённом проблеме коммуникативного дискомфорта, коммуникативная ситуация будет рассматриваться как ситуация общения, свойства которой определяются особенностями коммуникации, коммуникантов и конситуации. Коммуникативный акт в нашей работе будет рассматриваться как вербальная или невербальная «реплика» адресанта, фрагмент его взаимодействия с адресатом, границы которого определяются ответной «репликой» адресата, т.е. коммуникативный акт заканчивается тогда, когда адресант превращается в адресата и, наоборот, адресат становится адресантом (при вербальной коммуникации происходит смена ролей говорящий-слушающий). Речевые акты, с позиции данного исследования, входят в состав коммуникативных актов (в составе одного коммуникативного акта может быть один или несколько речевых актах, а при невербальной коммуникации речевого акта может не быть совсем).

3. Понимание термина коммуникативная неудача различными исследователями. Явления коммуникативного конфликта, коммуникативного сбоя и коммуникативных задержек.

Прояснение термина коммуникативная неудача является непростой задачей, поскольку различные исследователи склонны по-разному определять его, иногда используя термин для обозначения явлений, которые сложно сопоставить друг с другом. Приводимые типологии и классификации коммуникативных неудач, следственно, также различаются. Коммуникативная неудача зачастую выступает в качестве термина, объединяющего ряд коммуникативно аномальных явлений.

3. Понимание термина коммуникативная неудача различными исследователями. Явления коммуникативного конфликта, коммуникативного сбоя и коммуникативных задержек

3.1. Коммуникативно аномальные явления в работах зарубежных лингвистов

Интересным является тот факт, что в зарубежной лингвистической литературе аналогичный русскому термину коммуникативная неудача термин communication failure не получает ожидаемого распространения. Говоря о коммуникативно-аномальных явлениях, различные исследователи склонны использовать различную терминологию.

Согласно Дж. Остину, коммуникативная неудача, или «осечка» (“misfire”) имеет место тогда, когда не достигнутой оказывается коммуникативная цель. Помимо "осечки", Дж. Остин также говорит о "злоупотреблениях" (abuses), или о перформативных неудачах, т.е. о нарушениях одного и/или нескольких условий успешности перформатива. Суть перформативного высказывания, с точки зрения Дж. Остина, заключается в осуществлении действия посредством производства высказывания [Austin 1962].

Б. Гудман [Goodman 1986: 273] говорит о непонимании (“miscommunication”), и её частном случае, связанном с проблемами референции (“reference problems”). По Б. Гудману, это проблемы, возникающие у слушающего при определении, о ком или о чём рассказывает говорящий, то есть при референции.

О референциальном непонимании (“referential miscommunication”), то есть о непонимании, возникающем вследствие неверного или неполного осуществления референции слушающим или невозможности её установить, в своих работах пишет лингвист Ф. Коэн [Cohen 1981, 1984]. По мнению Коэна, неверное установление референции не связано с плохим знанием языка, с его недостаточным пониманием. В своих работах он пишет об акте идентификации (“IDENTIFY act”) и о том, что идентификация - это обязательно процесс поиска чего-то, что соответствует имеющемуся описанию. Таким образом, референциальное непонимание, по Ф. Коэну, вызвано невозможностью для слушателя (адресата) осуществить идентификацию референта по заданной говорящим (адресантом) характеристике.

Интересную точку зрения относительно коммуникативных неудач, называя их несоответствиями, или нестыковками (“mismatches”), высказывает лингвист Б. Гросс [Grosz, 1978]. По мнению Б. Гросс, правильное установление референта, соответствующее заданной интенции, зависит не только от достаточности описания референта в высказывании говорящего, но и от сосредоточенности слушающего на высказывании говорящего. Кроме того, это сокращает время установления референции [Grosz, 1978: 99].

М. Рингл и Б. Брюс [Ringle & Bruce 1982] исследуют диалоговые и полилоговые неудачи (“conversation failure”). Они определяют их как особый вид непонимания, при котором либо часть актуальной в рамках диалога информации остаётся неясной для слушателя, либо слушающий не в состоянии воспринять суть высказывания или правильно его интерпретировать. [Ringle & Bruce, 1982: 208] Диалоговые неудачи учёные разделяют на два типа: 1) так называемые входные, или информативные, неудачи (“input failures”); 2) так называемые модельные неудачи, или неудачи представления (“model failures”) [Ringle & Bruce, 1982: 211]. Первый тип может относиться к неверному восприятию слова или референциального понятия, к обратному исходному пониманию отрицания чего-либо и к прочему, но в целом это не оказывает влияния на понимание слушателем содержания диалога на некую тему. Как входные (информативные), неудачи учёные рассматривают следующие:

1) перцептивные (акустические) неудачи, связанные с неверной интерпретацией физической (звучащей) формы высказывания;

2) лексические неудачи, возникающие в случаях, если адресат неправильно понимает лексему, использованную адресантом, или если она совсем ему не знакома;

3) синтаксические неудачи, при которых отдельные слова и выражения внутри высказывания говорящего слушающий воспринимает верно, но в целом оно понято неправильно (например, когда адресат не расслышал отрицания и интерпретировал высказывание адресанта наоборот).

Входные (информативные) неудачи по своей природе локальны (единичны), однако способны усугублять непонимание слушающего в масштабе разговора в целом. Это происходит в том случае, если адресат в течение долго времени не осознаёт свою информативную неудачу.

Модельные неудачи, или неудачи представления, слушающий может испытывать и в том случае, когда он не претерпевает входных (информативных) неудач. Модельной неудачей (неудачей представления) является ситуация, в которой адресат, несмотря на понимание отдельных компонентов высказывания, не может объединить получаемую от говорящего информацию в то, что авторы называют “coherent belief model” [Ringle & Bruce, 1982: 208] - в общую картину, то есть не может воспринять её как единое целое, уловить общий смысл. Причинами такой неудачи могут быть недостаток фоновых знаний для ведения диалога у слушающего, различные взгляды на обсуждаемую тему у говорящего и слушающего или неспособность слушающего сделать правильные выводы на основе информации, полученной от говорящего.

Б. Киcар рассматривает непонимание (misunderstanding and miscommunication) как следствие его эгоцентризма в речевом поведении коммуникантов. Это может происходить в связи с тем, что коммуникант, не учитывает различий в своих фоновых знаниях и в фоновых знаниях его собеседника [Keysar 2007].

А. Мустайоки [Mustajoki 2008] говорит о несекольких подтипах коммуникативно аномальных явлений. Он разделяет такие понятия как misunderstanding и non-understanding (в первом случае слушающий неверно интерпретирует сказанное говорящим, а во втором - не понимает, что было сказано). Понятия miscommunication и communication failure данный исследователь считает более широкими и включает в них ситуации, когда коммуникант не слушает собеседника (non-listening) , неправильного его слышит (mishearing) и просто не слышит (non-hearing). К феномену miscommunication А. Мустайоки относит случаи, интерпретация смысла высказывания слушающим резко отличается от смысла, который хотел передать говорящий. К подтипам miscommunication исследователь относит два типа ситуаций: 1) когда по высказывания адресанта либо совсем не достигает адресата, либо достигает, но в весьма искажённом виде (communication disturbance); 2) когда высказывание достигает слуха адресата, но интерпретируется им иначе, чем адресантом (communication failure).

Итак, на основании работ зарубежных лингвистов, можно утверждать, что в большинстве из них коммуникативная неудача рассматривается как ситуация непонимания, которая вызвана тем, что адресат (слушающий) в силу различных причин оказывается неспособен либо осуществить референцию, либо осуществить её правильно. Также можно отметить недостаточную разработанность и отсутствие единой терминологической базы в иностранной лингвистической литературе.

3.2 Коммуникативно аномальные явления в работах отечественных лингвистов

В отечественной лингвистике явление коммуникативной неудачи описывается и изучается многими исследователями, однако этот термин трактуется неоднозначно. Некоторые вводят понятия коммуникативного сбоя, коммуникативного конфликта, коммуникативного барьера и коммуникативной задержки. Существуют работы, в которых коммуникативно аномальные явления описываются без применения жёсткой терминологии.

Например, А.М. Пешковский отмечает, что «затруднённое понимание» обязательно сопровождает любое непримитивное общение [Пешковский 1959: 57]. Лингвист противопоставляет дикаря, который просто говорит, образованному человеку, который хочет что-то сказать, выразить. Литературное наречие, по мнению А.М. Пешковского, отличает «спрос на ясность», поскольку в полной мере люди понимают только свои собственные мысли. Лингвист отмечает, что при общении на литературно-разговорном наречии коммуниканты склонны опускать все подробности, связанные с обстановкой и с имеющимся у них опытом. Именно поэтому люди не до конца выражают свою мысль, не договаривают чего-то.

Большой вклад в разработку проблематики коммуникативной неудачи внёс Б.Ю. Городецкий. В статье «К типологии коммуникативных неудач» совместно с И.М. Кобозевой и И.Г. Сабуровой [Городецкий, Кобозева, Сабурова 1985] он ввёл широкое и узкое понимание термина коммуникативная неудача. В случае широкого понимания коммуникативной неудачи к ней следует относить любую ситуацию, при которой говорящему не удаётся достигнуть практической цели в рамках конкретного речевого акта. В узком смысле к коммуникативным неудачам относят те случаи, при которых говорящий в своём речевом акте не достигает ни практической, ни коммуникативной цели. Уже позднее Б.Ю. Городецкий определяет диалог как «чередование речевых произведений», а коммуникативную неудачу - как сбой, при котором некоторые составляющие речевых произведений, выступающие в роли инструкций для изменения внешних условий, остаются нереализованными [Городецкий 1989: 23]. Лингвист отмечает, что неверно выстроенные высказывания не обязательно приводят к коммуникативным неудачам и что коммуникативные неудачи не следует отождествлять с «неудобствами» и коммуникативными трудностями. Учёный приходит к созданию типологии коммуникативных неудач, которая основывается на двух характеристиках этого феномена: на его последствиях и на его источниках. Исходя из числа первых, Б.Ю. Городецкий выделяет глобальные коммуникативные неудачи, равносильные отрицательному результату общения и его прерыванию, и частные коммуникативный неудачи, то есть ситуации непонимания, для преодоления которых собеседники могут отклоняться от обсуждаемой темы. Разграничение коммуникативных неудач по характеру источника предполагает выделение отдалённых и ближайших коммуникативных неудач. Отдалённые в меньшей степени связаны с непосредственным общением коммуникантов и обусловлены их психологическими чертами или состоянием («рассеянность коммуниканта, предвзятость, мнительность) или «необычностью темы». Ближайшие коммуникативные неудачи, напротив, вызваны сбоем в рамках того или иного компонента коммуникативного акта.

О.В. Емельянова приводит собственное лаконичное разъяснение данного термина: коммуникативная неудача - это «такой сбой в общении, при котором определённые речевые произведения не выполняют своего назначения» [Емельянова 1992: 98]. Особое внимание О.В. Емельянова уделяет коммуникативным неудачам, связанным с идентификацией референта посредством использования определённых дескрипций. В качестве причины таких неудач она выделяет «рассогласованность параметров участников коммуникации» [Емельянова 1992: 113], при которой наблюдается различие фоновых знаний коммуникантов или неверное представление говорящего о фоновых знаниях слушающего.

Исследованию феномена коммуникативной неудачи посвящена работа О.Н. Ермаковой и Е.А. Земской [Ермакова, Земская 1993]., в которой они определяют коммуникативную неудачу как «полное или частичное непонимание высказывания партнёром коммуникации, то есть неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего» [Ермакова, Земская 1993: 31]. Лингвисты выделяют коммуникативные неудачи, вызванные особенностями языка коммуникации, различной апперцептивной базой коммуникантов и прагматикой высказываний.

Л.П. Семененко называет коммуникативной неудачей «невозможность осуществлять дальнейшее общение» из-за неспособности участников преобразовать коммуникативно-дискомфортную ситуацию в комфортную коммуникативную ситуацию [Семененко 1996: 68]. С другой стороны, Л.П. Семененко говорит и о «частных» коммуникативных неудачах, при которых, к примеру, слушающий неправильно понимает говорящего. Такие коммуникативные неудачи могут быть связаны со сложностью в формулировании элементов знания говорящего. Несмотря на то, что ниже (см. раздел 4) будет более подробно изложена точка зрения данного исследователя на проблемы коммуникативного дискомфорта, необходимо сразу отметить следующее: Л.П. Семененко делает вывод о том, что коммуникативный дискомфорт «может служить как причиной, так и следствием коммуникативной неудачи» и что он «может быть не только помехой, но и средством регулятивного воздействия на динамику коммуникативной неудачи» [Семененко 1996: 105-106].

С позицией Л.П. Семененко схожа и точка зрения И.А. Стернина, который под коммуникативной неудачей понимает «отрицательный результат общения, такое завершение общения, при котором цель общения оказалась недостигнутой» [Стернин 2012: 47]. В качестве причин возникновения коммуникативных неудач И.А. Стернин рассматривает выбор неверных тактик речевого общения, нарушения правил бесконфликтной коммуникации, игнорирование статуса собеседника и другие. Он также вводит понятие коммуникативного самоубийства: это ошибка в общении, при которой дальнейшее общение становится заведомо неэффективным.

Н.И. Формановская признаёт коммуникативные неудачи естественным для человеческого общения явлением, которое в большей степени свойственно устному, а не письменному диалогическому дискурсу, характеризующемуся спонтанностью и большим количеством «шероховатостей, неточностей, недоразумений», которые и порождают коммуникативные неудачи [Формановская 2002: 169]. По мнению исследователя, причины непонимания могут быть как языковой, так и неязыковой природы (лингвистические и экстралингвистические).

М.Н. Смирнова [Смирнова 2003: 7-10] считает, что коммуникативные неудачи естественны в неофициальном диалоге и сигнализируют о неэффективности выбранной коммуникантом тактики, применяемой с целью достичь своей коммуникативной установки. М.Н. Смирнова выделяет лингвистические и экстралингвистические факторы возникновения коммуникативных неудач. В группу лингвистических факторов входят «ошибка кодирования, неверный выбор коммуникантом кода передачи сообщения, а также характер акта референции», в то время как к экстралингвистическим факторам относятся «прессупозиция, коммуникативная установка говорящего, искажение передаваемого сообщения, использование невербальных компонентов коммуникации, психический феномен «внимание»». По мнению М.Н. Смирновой, коммуникативная неудача в диалоге есть следствие, во-первых, полной или частичной неуспешности в реализации коммуникативной установки адресанта, выраженная посредством интенции высказывания, и, во-вторых, негативного эмоционального эффекта, незапланированно возникшего при воплощении коммуникантом своего коммуникативного замысла. Исследуя сбои в процессе коммуникации, М.Н. Смирнова также выделяет три типа явлений такого рода:

...