Концептуальная оппозиция "народ-власть" в политическом дискурсе

Изучение концептуальной оппозиции как категории институционального дискурса. Актуализация концептуальной оппозиции "народ-власть" в современном российском политическом дискурсе. Фактор "третьего звена" при коммуникации субъектов политического дискурса.

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид диссертация
Язык русский
Дата добавления 29.06.2018
Размер файла 256,1 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Выводы по главе 2

Когнитивная модель концепта «власть» представлена двумя зонами, из которых одна («власть-система», конкретизирующаяся в значениях «государство, представители власти») и обеспечивает реализацию оппозиции «народ - власть».

Лингвокогнитивная модель концепта «народ» образована пересечением двух осей: вертикальной оси, представляющей оппозицию «народ - власть» (по статусному признаку), и горизонтальной оси, образованной оппозицией «народ - личность».

Концепт «народ» характеризуется оценочной амбивалентностью в зависимости от того, в какой оппозиции он выступает: в рамках оппозиции «народ - власть», народ, как правило, маркирован положительно, а в оппозиции «народ - личность» личность приобретает положительную оценку, а народ как толпа - отрицательную.

При анализе различных текстов политического дискурса было выявлено, что концепт «народ» активно реализуется в коммуникации, как объект метаязыковой рефлексии. Метаязыковая рефлексия позволяет обнаружить изменения в содержательной структуре сформированных концептов («народ», «мещанин», «обыватель») и проследить за формированием относительно новых концептов («гражданское общество», «средний класс», «электорат»).

Было выявлено, что ядерными признаками концепта «народ» являются: общность, этно-демографическая принадлежность, множественность, непривилегированность. Околоядерным статусом обладают такие признаки, как активность, осознанность собственных действий, стремление к стабильности, приоритет собственных интересов над общественными. К периферии концепта «народ» относятся следующие признаки: безликость, серость, сила/слабость, ум, хаотичность, разрушительность и др.

Апелляция к концепту «народ» является действенным средством манипуляции (в жанрах предвыборного дискурса), а также значима для реализации перформативной функции инаугурационного обращения.

Содержательная структура концептуальной оппозиции «народ - власть» представляет собой набор интегральных и дифференциальных признаков. В рамках понятийной составляющей ядерным интегральным признаком является участие в политической коммуникации, обладание определенными правами и обязанностями по отношению друг к другу, а дифференциальными - различие в институциональном статусе, активный/пассивный характер участия в коммуникации. В плане оценочной характеристики оба концепта обладают оценочной амбивалентностью, при этом их контекстуальная реализация характеризуются полярностью оценок (дифференциальные признаки). Образные характеристики концептов «народ» и «власть» коррелируют в рамках оппозиции на базе таких интегральных признаков, как «количественность», «пространственность», «сила», «выделимость».

Особенность содержательной структуры концептуальной оппозиции «народ - власть» состоит в том, что периферийные признаки отдельных концептов выявляются именно в рамках оппозиции, где они составляют ядро.

При реализации концептуальной оппозиции «народ - власть» в дискурсивном пространстве политической коммуникации оппозиция может варьироваться («гражданин - государство», «простые люди - чиновники» и пр.) по следующим аспектам: а) в рамках понятийного компонента - правовой аспект и статусно-ролевой; б) в рамках образно-оценочного компонента - этический и психологический (который включает в себя интеллектуальную и эмоциональную оценку).

Глава 3. Оппозиция «народ - власть» в ролевой структуре политического дискурса

Изучение институционального дискурса с позиций социолингвистического и прагматического подходов предусматривает анализ, прежде всего, структурной организации дискурса и его функционирования, т.е. его ролевой и жанровой структуре. Как отмечает В.И. Карасик, «признаки институциональности фиксируют ролевые характеристики агентов и клиентов институтов, типичные хронотопы, символические действия, трафаретные жанры и речевые клише. Институциональное общение - это коммуникация в своеобразных масках» (Карасик 2000: 12). В лингвистике понятие «роли» трактуется в различных аспектах: как институциональные роли, социально-психологические, а также как «маска», «амплуа», «имидж» (Крысин 1977, Почепцов 2000, Бакумова 2002, Карасик 2004, Олянич 2004,). В нашей работе мы будем рассматривать функционирование концептуальной оппозиции в ролевой структуре политического дискурса, поэтому нас, прежде всего, будут интересовать институциональные роли участников политической коммуникации.

В наиболее общем виде ролевая структура институционального дискурса предполагает разграничение двух основных (институциональных) ролей: «профессионалов» (агенты) и «непрофессионалов» (клиенты). Однако, как отмечает Е.В. Бакумова, в различных сферах и ситуациях общения эти роли имеют свою специфику и воплощаются во множестве вариантов (Бакумова 2002: 33).

В качестве агента в данном случае будут выступать имеющиеся в любом обществе политические институты, главная задача которых в самом общем виде - установление, поддержание и укрепление политической власти. Политические институты исполняют роль гаранта порядка и законности в том или ином обществе, отвечают за полноценное функционирование общественного организма. К ним относятся парламент, правительство и другие институты, конкретизирующиеся в социальных ролях их представителей - т. е. в стандартизированных моделях поведения лиц, наделенных правовыми полномочиями. Дальнейшая дифференциация институциональных ролей политического лидера связана с исполнением конкретных официальных должностей во властных структурах (глава государства (монарх, король, царь, президент), премьер-министр, спикер, лидер партии или парламентской фракции) (Бакумова 2002). Агент политического дискурса чаще конкретен и индивидуален, реже групповой, поскольку суть политики «борьба за власть» предусматривает неоднородность власти (существование различных партий и движений) и невозможность ее интеграции.

В качестве клиентов политического дискурса выступает все население, прибегающие к услугам политических институтов. В более узком смысле к клиентам политической коммуникации можно отнести избирателей, голосующих за конкретную политическую партию или движение, обращающихся к ним с наказами (Шейгал 2000: 44).

Специфика политического дискурса заключается в том, что «клиент» в политической коммуникации в абсолютном большинстве случаев массовый. В отличие от других видов институционального дискурса (педагогического, медицинского, юридического и прочих), в политической коммуникации обращение к групповым и индивидуальным клиентам не типично (хотя, возможно в ситуации, например, «встречи с избирателями» в институте, когда клиентом становится «учительская среда») (Шейгал 2000, Бакумова 2002).

Таким образом, оппозиция «народ - власть» в политической коммуникации актуализируется в базовых институциональных ролях: гражданское общество, простые люди, интеллигенция, средний класс и т.д., с одной стороны, и президент, парламент, депутат, чиновник, с другой.

3.1 Фактор «третьего звена» при коммуникации субъектов политического дискурса

Любая институциональная коммуникация может осуществляться по двум базовым направлениям: «агент > клиент» и «клиент > агент», где агентами выступают представители института («профессионалы», т.е. власть), а клиентами, соответственно, люди, нуждающиеся в услугах данного института (т.е. народ). В политологии принято разграничивать понятия политической деятельности и политического участия на основании параметра «профессионального» отношения к политике субъектов политического общения. Так, внутриинституциональная коммуникация («политик > политик»), а также коммуникация по линии «институт > общество» осуществляются в рамках политической деятельности. А противоположный вектор коммуникации, т.е. «общество > институт» и как частный случай «представитель общества > институт», относится к сфере политического участия. Следует отметить, что если коммуникация по линии «власть > народ» не раз становилась предметом научного изучения, то описание противоположного вектора политической коммуникации в научной литературе представлено в меньшей степени.

В политическом дискурсе взаимодействие народа и власти не всегда происходит напрямую. В политической коммуникации существуют субъекты, которые обладают двойственным статусом в рамках оппозиции «народ - власть», поскольку занимают промежуточную позицию и могут выступать как представители народа, так и представители власти. К таким субъектам с промежуточным статусом относятся:

1. СМИ (исполняющий роль медиатора в общении);

2. силовые структуры (как представитель власти) = правоохранительные органы (милиция, спецназ, ФСБ), армия;

3. (крупный) бизнес (как представитель народа);

4. интеллигенция (как представитель народа).

Концепты таких субъектов располагаются на стыке политического дискурса и других типов дискурсов (масс-медиа, юридический, деловой).

Работа СМИ находится на стыке двух дискурсов - политического и дискурса масс-медиа. СМИ принято считать универсальным агентом политической коммуникации в современном обществе. Е.И. Шейгал отмечает, что при общении агентов и клиентов через средства массовой информации (например, выступление политика в печати или на телевидении) они (СМИ) «выполняют лишь роль технического средства, обеспечивая канал связи с широкими массами разобщенной аудитории» (Шейгал, 2000: 25). В своей монографии Е.И. Шейгал также приводит шкалу соприкосновения жанров двух рассматриваемых видов коммуникации, из которой видно, что доминирование дискурса масс-медиа наиболее четко выражено в «индивидуальных» жанрах - фельетон, колонка комментатора, аналитическая статья (Шейгал 2000). Нам представляется, что по мере отдаления в сторону дискурса политического от дискурса масс-медиа СМИ перестают быть независимым ретранслятором и выступают в качестве непосредственного участника дискурса. В связи с этим С.А. Наумова пишет: «Они (СМИ) выступают не просто как канал общения, бесстрастно передающий информацию от субъекта к субъекту, но являются посредником (medium), преломляющим, интерпретирующим, окрашивающим информацию. <…> В современном обществе СМИ перестают быть только средством связи, но становятся творцами информации, выступая в качестве самостоятельного субъекта» (Наумова 2000: 98).

В качестве «независимого ретранслятора» СМИ могут занимать как позицию народа, так и позицию власти. В то же время многими исследователями отмечается, что в современном обществе характерна интеграция политика и журналиста (Гаврилов 2004, Казеннов 2004, и др.). «На сегодняшний день в России в результате конвергенции политического и журналистского полей произошло становление политического спектакля. Журналисты стали элементами политического поля» (Гаврилов 2004: 69). Основной целью данного спектакля является победа на выборах, при этом журналисты вовлекаются в это действо, становятся активными его участниками. Они выступают либо союзниками, либо противниками политиков.

Политики в свою очередь стремятся попасть в поле журналистики. Происходит «медиатизация политики», которая является «процессом перемещения политической жизни в символическое пространство средств массовой информации» (Засурский 2001: 19).

Для данной иерархии взаимоотношений «народ - СМИ - власть» характерно, что общество отказывается от интеграции со СМИ как самостоятельным активным участником политического дискурса: что же мы, журналисты, такого понаделали, что те, ради кого (общество) мы будто пишем и выходим в эфир, подозревают нас во всех тяжких и не верят ни на йоту! Взаимоотношения СМИ и власти рассматриваются как взаимоотношения контроля: Попытки иных кандидатов манипулировать электоратом за счет подконтрольных СМИ, организации массовых концертов для молодежи и показательных разъездов по сельской глубинке становятся менее и менее действенными, а также через метафору «игры»: (в СМИ) отчетливо видится желание подыграть власти, оправдать ее недальновидную, высокомерную политику по отношению к Грузии, политику двойных стандартов (Изв., письма читателей). Таким образом, СМИ, отражая интересы власти, уходят в оппозицию к народу: продвигают идеи, которые читатель (представитель общества) считает недальновидными, высокомерными, несправедливыми.

Концепт «силовые структуры» в контексте вербализуется в следующих номинациях: силовые структуры, правоохранительные органы, милиция, военные и т.п. Являясь представителями института и обеспечивая гарантии сохранения государства и власти, силовые структуры находятся в оппозиции народу: Вся система унифицированной советской жизни была подчинена задачам построения насквозь милитаризованного государства, до смерти запугавшего свой собственный и другие народы (Изв.). О таком статусно-ролевом распределении свидетельствуют как тексты, так и сочетаемость номинаций, выражающих данный концепт: силовые структуры власти, армия государства. Не случайно понятие «военный переворот», в отличие от понятий «революция», «народное восстание», ассоциируется с умышленным, организованным действием. А главное, инициаторами этого действия выступают политики-оппозиционеры.

В то же время, каждый отдельно взятый военнослужащий или милиционер также является одним из народа, поэтому в предвыборном дискурсе политики обращались к народу, ставя лексему военные в один ряд с такими номинациями, как учителя, врачи, пенсионеры (т.е. определенные социальные группы, составляющие «народ»). В силовых структурах, так же как и случае с народом, реформы вызывают негативную реакцию: Хотя вчера разговоры о грядущей реформе силового блока не получили официального подтверждения, в самих спецслужбах они вызвали бурное обсуждение. В МВД, к примеру, многие расценили вчерашние события и комментарии даже не как признак того, что «тучи сгущаются», а уже как «отдаленный гром перед приближающейся грозой» (эл. СМИ).

Характерной чертой вербализации концепта «силовые структуры» является метонимическое представление концепта: мундиры, люди в погонах. На наш взгляд, это может быть связано, с одной стороны, с отсутствием четко сформированной понятийной составляющей концепта, т.к. слишком разнообразно поле номинаций, формирующих концепт. С другой стороны, многие контексты свидетельствуют о том, что все, связанное с проявлением силы, вызывает страх: Дело в том, что человек, на которого у нас обратили внимание милиционеры, не в правовое пространство попадает, не под действие закона, а наоборот - лишается всех прав, перестает быть гражданином, превращается в грушу для упражнений садистов и палачей. А ведь они пальцем не имеют права никого трогать! Они же государство представляют (Изв., письма читателей).

Частое употребление различных стилистических средств для вербализации концепта «силовые структуры» может способствовать эвфемизации негативных образов: люди в погонах вертят государством как им угодно (Изв.). В данном примере лексема «вертеть» предполагает наличие не «силового», а манипулятивного воздействия силовых структур на государство, которое в данном случае ассоциируется с обществом.

Характерно, что в текстах политического дискурса концептуальная триада «государство - силовые структуры - общество» подвергается рефлексии и сопровождается неоднозначностью оценки: Но если общество от армии бежит, то почему государство к армии стремится? Смысл существования государства - защищать интересы общества. А здесь наступление … Когда государство видит, что не может удовлетворить настоящие общественные запросы, оно стремится навести дисциплину, выстроить всех в линейку (Изв.).

Отметим двуплановость образного представления концепта - использование политического оксюморона способствует также дисфемизации, т.е. гиперболизации отрицательного признака или замене положительного признака на отрицательный, что предполагает усиление образного воздействия. Например, «антиномичное» сравнение правоохранительных органов с «бандформированиями» (Местные правоохранительные органы порой действуют как «законные бандформирования» (АиФ)) вызывает в сознании следующий образ: человек в черной маске (и у террористов, и у спецназа), с автоматом.

В связи с характером деятельности (обладание особыми полномочиями) ведомств, представляющих «силовые структуры», их действия по отношению к народу оцениваются крайне отрицательно и сопровождаются резко негативными сравнениями и образами: Наша российская Фемида глуха, слепа и нема - буквально: глуха к мольбам о помощи, слепа к страданиям, нема перед ожидающими справедливого приговора (эл. СМИ).

Что касается бизнеса, то для русской лингвокультуры данный концепт является относительно новым, но при этом он активно реализуется в коммуникации - осмысляется, оценивается, интерпретируется. Важно отметить, что при появлении нового лингвокультурного концепта в первую очередь идет осмысление и формировании его образно-оценочного компонента. На данном этапе своего формирования концепт «бизнесмен» характеризуется чаще отрицательной оценкой (выражено в номинациях - олигарх (см. Семенюк 2004: 231-237), буржуй, новый русский). По сути, бизнесмен является одним из представителей народа, «деловой человек». Для той лингвокультуры, из которой концепт «бизнесмен» был заимствован, характерно уважительное отношение к представителям бизнеса. Для американцев, преуспевающий бизнесмен становится символом «Американской мечты», к достижению которой надо стремиться. При переносе в российскую лингвокультуру рассматриваемый концепт несколько трансформировался: русско-язычными людьми бизнесмен воспринимается, прежде всего, как человек (сверх) богатый, а значит, в известной степени, обладающий властью, не «наш», а «чужой». Поэтому в современном российском политическом дискурсе отражается происходящая в обществе интеграция бизнеса не с народом, а с властью: Государство по-прежнему играет на стороне крупного бизнеса; а олигархи напрямую ассоциируются с властью: Олигархия (это следует из определения) подразумевает сращение бизнеса с властью (АиФ); Не верят политикам, олигархам и чиновникам; Их президентским шансам не может помешать даже высочайший антирейтинг этих политиков-олигархов в массовом сознании; Мне до сих пор непонятно, почему наши политики и олигархи позволяют медиа глумиться над столь важными вещами (эл. СМИ). В последних примерах олигархи и политики воспринимаются как одно неразделимое целое.

В плане образной составляющей концепт «бизнес» в политическом массовом сознании предстает, также как и концепт «силовые структуры», через метафорическое представление о преступных элементах: У нас с начала 1990-х годов реализовывалась весьма неприглядная модель - коррумпированное чиновничество и бандитские «крыши» как основные регуляторы рынка.

Особую позицию занимает интеллигенция. В. Третьяков в «Независимой газете» пишет: «Существует ли проблема конфликта интересов по линии власть-народ? Да, конечно. Существует ли проблема конфликта интересов по линии, в русской транскрипции, власть-интеллигенция? Отрицать это - значит отрицать всю русскую историю, по крайней мере XIX-XX веков. А существует ли конфликт интересов в паре народ-интеллигенция? Здесь уже ответ не столь категорично однозначен. Но даже если придерживаться, в общем-то, классового подхода, суть которого в определении интеллигенции как мыслящей, или передовой … части общества, то конфликт непременно вырисовывается. Хотя бы как конфликт нового и старого, что многие считают конфликтом хорошего с плохим. Таким образом, как ни крути, имеем мы в нашей сегодняшней России треугольник конфликтов: власть-народ (избиратели)-интеллигенция» (НГ). В толковом словаре интеллигенция (от латинского intelligens - понимающий, мыслящий, разумный) трактуется как общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры. Понятию «интеллигенция» придают нередко и моральный смысл, считая ее воплощением высокой нравственности и демократизма (электронный толковый словарь). Интеллигенция является как лучшей частью общества, поэтому, представляя интересы народа, находится в оппозиции власти. Но оппозиционность по отношению к власти не является все же главным признаком определения интеллигенции (базовым признаком концепта «интеллигенция» становится образованность, умение мыслить): Интересно, долго ли нас будут кормить догмой, что непременным качеством русского интеллигента является оппозиционность власти, государству? … Но при таком подходе интеллигенция превращается в свою противоположность, становится тупым, недумающим сословием, решения которого заранее известны: если государство «за» - то сословие это против (Изв.)

Кроме того, весьма часто интеллигенция ассоциируется с недостаточной материальной обеспеченностью: Наша интеллигенция полностью оправдывает представление о ней, как о нищем сословии (эл. СМИ), что также определяет «включенность» интеллигенции в народные массы. Появившийся же финансовый достаток отдаляет ее (интеллигенцию) от большинства и приближает к власти: Теперь интеллигенты научились договариваться с властью и получать от нее златые горы (Изв.). Таким образом, увеличивается пропасть между народом и интеллигенцией: интеллигенция, точнее та ее часть, которая, будучи фаворитами СМИ, говорит от имени всей интеллигенции, а то и от имени всего общества, не имея, правда, при этом должным образом оформленных верительных грамот, не понимает и не хочет понимать того, что ждет общество от самой интеллигенции. Ждет именно сегодня, когда необходимо, наконец, переломить большинство негативных тенденций в развитии страны (НГ).

Таким образом, в дискурсивном проявлении концептов «СМИ», «силовые структуры», «бизнес», «интеллигенция» отражена такая специфика взаимоотношения участников политической коммуникации с промежуточным статусом с базовыми субъектами политического дискурса, которая заключается в том, что они тяготеют к позиции «власти».

3.2 Аспекты взаимодействия субъектов политического дискурса

С точки зрения политологии в аспектах взаимодействия народа и политиков проявляются дистанцированность между субъектами политики, которая реализуется как:

§ физическая / пространственная дистанция - отделенность барьером, охрана, специальное помещение, особое расположение в пространстве: власть находится на отдалении и на возвышении;

§ коммуникативная / контактная дистанция - недоступность политиков высокого ранга для прямого контакта, общение с народом происходит, как правило, через ретранслятора;

§ символическая дистанция - право на обладание особыми предметами, символами власти (скипетр, корона, резиденция, спецсамолет);

§ психологическая дистанция, рассматриваемая как признак обладания тайной;

§ информационная дистанция - монополия на информацию, ограничение доступа к информации для нижестоящих (Шейгал 2000: 63).

С лингвистической точки зрения, для изучения аспектов взаимодействия субъектов политического дискурса представляется необходимым рассмотреть, прежде всего, типы коммуникации. В научной литературе противопоставляются следующие виды общения: межличностная - «моно-/ межсоциумная» - моно-/ межкультурная коммуникация. Межсоциумная коммуникация при этом понимается как общение представителей разных социумов вне их национально-лингво-культурной принадлежности. Это первый уровень коммуникации, на котором начинает работать принцип разграничения «свой - чужой»: «Оценка личности и присвоение ей того или иного статуса происходят через восприятие ее (личности) коммуникативного поведения» (Красных 2003: 95-96). В поле политического дискурса дихотомия «свой - чужой» приобретает «особое звучание», по сравнению с другими видами институционального дискурса (медицинский, педагогический, религиозный); субъекты политического дискурса находятся на полярных статусных позициях, и сближение этих позиций происходит крайне редко (Китайгородская, Розанова 1995, Шейгал 2000, Почепцов 2000, Бакумова 2002, Романов 2004 и др.). По мнению Г.Г. Почепцова, противопоставление «друг» - «враг» активизируется «в политике даже в совершенно спокойной обстановке. Парламент становится оппонентом Президента, партии раздают ярлыки направо и налево. Это не вызывает отторжения у населения, поскольку наличие врага делает политику гораздо более зрелищной и понятной» (Почепцов 2000: 495). Таким образом, взаимодействие субъектов политики определяется функционированием архетипной оппозиции «свой - чужой».

В политическом дискурсе актуализуются наиболее важные темы (топосы), отражающие характер взаимодействия участников политической коммуникации. Топос как риторическое понятие является «источником изобретения, развивающим мысль», «указывают с какой точки зрения должно смотреть на предмет или на мысль» (Зеленецкий 1997). Они являются темами наиболее значимыми для развертывания политической коммуникации. Так, в частности, Е.И. Шейгал выделяет ряд топосов, в которых актуализуются основные функции инаугурационного обращения (Шейгал 2000). В нашем исследовании анализ массива текстового материала показал, что наиболее часто актуализация концептуальной оппозиции «народ - власть» происходит в рамках следующих топосов:

· топос ожидания / обещания - отражает, в одной стороны, позицию народа в политической коммуникации (ожидание): Вы готовы ломать системы, но люди ждут конкретных мер здесь и сейчас. Как вы собираетесь покончить с коррупцией? (теледебаты); Народ правомерно ждет от своих избранников, что они будут впереди и поведут массы по более эффективному пути преобразования страны; Русский народ ждет этих спасительных идей (эл. СМИ); гражданам бессмысленно ждать и надеяться на то, что нынешняя власть, правительство Путина -- Касьянова, "Единая Россия" сделают что-либо для блага страны и народа (СР); Ваши власти вынуждены делать все гораздо быстрее, потому что граждане не могут столько ждать (Изв.). Ожидание в определенном смысле связано с такими речевыми актами «от народа» как просьба / требование: требовать, чтобы власть хоть что-то делала в этом направлении, давно пора (АиФ); если на рынке меняются товарами, то на политическом базаре в обмен на налоги граждане требуют от государства предоставления качественных услуг (Изв.); Именно эти граждане почти поголовно требуют от власти расправы над олигархами («Завтра»); Ничего у власти я просить не хочу (Изв., письма читателей). Кроме того, в рамках данного топоса характерна вербализация такой эмоции, как «надежда»: Когда люди теряют надежду, у них не остается другого пути (теледебаты); Россияне продолжают уповать на некий «профессионализм» неких спецподразделений (Изв.).

С другой стороны, ожидания народа являются прямым следствием предвыборных обещаний политиков: Не верьте тем, кто обещает вам сладкую жизнь! (теледебаты); А не забудутся ли в таком случае и предвыборные обещания, которые так щедро раздаются накануне «последнего и решительного»? (ВП); В нынешнее время жителей области больше привлекает испытанный человек во власти, нежели невесть откуда взявшийся кандидат, который обещает золотые горы в случае своего прихода к власти (ВК).

1) топос обмана - связан с топосом ожидания / обещания, поскольку представляет реакцию народа на типичную практику невыполнения предвыборных обещаний политиков, что рассматривается как обман: Политика Ельцина не оправдала тех надежд, которые на нее возлагали люди (дебаты). Отметим, что для данного топоса характерна активная метафоризация процесса обмана: облапошить, оболванить, надуть, околпачить, вешать лапшу на уши, морочить голову и т.д. Кроме того, данный топос связан с политическим перформативом недоверия: Люди больше не верят власти, они научились сами решать свои проблемы (Изв.)

2) топос единения / конфронтации - реализуется через маркеры интеграции и дистанцирования. Местоимения «мы», «нас», наречие «вместе» выполняют функцию интеграции: Не бойтесь давления, не опасайтесь толпы вокруг вас. Следуйте своим убеждениям. Голосуйте по совести. Мы сможем решать вместе с вами наши общие проблемы (дебаты). Этот топос особенно активно проявляется именно в предвыборный период и связан с интенсификацией архетипной дихотомии «свой - чужой». В плане конфронтации подчеркивается дистанцированность народа и власти: Сегодня проблема заключается в том, что власть слишком далека от народа (теледебаты).

3) топос ответственности / защиты - отражает правовой характер взаимоотношений государства и граждан и коррелирует с топосом ожидания: Государство обязано уметь защитить своих граждан в такой ситуации; Сегодня в России нет ответственности чиновника перед народом; для того, чтобы защитить интересы граждан … для этого нужны партии (теледебаты).

4) топос зависимости - отражает представления о народе как о пассивном и несамостоятельном субъекте политического дискурса; данный топос реализуется через метафоры «рабства» и «кормления»: Не могут краснобаи и баламуты накормить (дебаты); Интересно, долго ли еще нас будут кормить догмой, что … (Изв.); им (НБП) хочется еще больше расширить империю и еще больше выбить из государства халявной кормежки для «граждан»-рабов (эл. СМИ). При реализации данного топоса народ предстает как слабый, беззащитный: Это ощущение бессилия, безысходности перед судьбой охватывает миллионы людей (ВП); Его (Евдокимова) избрание - еще один знак истинного отношения нашего народа к власти. В ней мы всегда ищем начала патернализма, отеческого к себе отношения, но, не находя их, склонны видеть во властях предержащих либо враждебную силу, либо «юмористов» (Изв., письма читателей); Рабство и холопство, стремление попасть на содержание к кому-нибудь, продаться в рабы и преданно служить, в том числе и бить того, на кого укажет хозяин-кормилец, - проявились в русском менталитете … (Изв.).

Значимость выделенных топосов заключается в том, что они отражают аспекты взаимодействия участников политического дискурса:

1) институциональный;

2) деятельностно-поведенческий;

3) эмоционально-оценочный.

Институциональный аспект.

Базовым аспектом взаимодействия субъектов политического дискурса является институциональный аспект, реализующийся в разграничении статусно-ролевых позиций субъектов политического дискурса.

В плане прагматической структуры политической коммуникации народ обладает двойственным статусом. А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич отмечают, что в различных жанрах политического дискурса народ может выступать в качестве либо объекта (адресата) политического общения (во имя которого все делается), либо субъекта политического общения (самостоятельный участник политического диалога, способный влиять на ход происходящих политических событий) (Баранов, Казакевич 1991). Не случайно апелляция к «мнению народа» используется как основание для политической аргументации.

Сочетаемость и метафорика лексемы «народ» достаточно красноречиво отображают противоречивый статус «народа» как категории политического мышления и речевого поведения, эксплицирующейся в двух статусно-психологических ролях:

а) активно действующая личность, которая удостаивает доверия политиков, выражает свою волю, требует, заставляет политиков что-то делать;

б) пассивная личность, которую все и вся обижают, унижают, обирают и т.д., которая нуждается в защите, уходе, кормлении.

Спецификой прагматической функции адресата является то, что народ, как правило, выступает в роли не прямого адресата, а адресата-наблюдателя (Почепцов 1986). Социологи отмечают, что массы участвуют в политике в основном созерцательно, они воспринимают политические события как разыгрываемое для него действо. Понятие адресата-наблюдателя нельзя смешивать с ролью народа в качестве пассивной личности. С пассивной личностью «не считаются», ее «обижают, унижают», тогда как осознание народа как наблюдателя влияет на выбор политиком стратегии своего речевого поведения. Политики, общаясь друг с другом или с журналистами, всегда помнят об этой «зрительской аудитории», с наблюдателем не только считаются, но и «работают на публику», стараются произвести впечатление.

«Пассивная личность» представлена в народе большинством. Это автор бытовой интерпретации политического дискурса в «разговорах на кухне». Именно здесь, в устах самого народа, он является «униженным и оскорбленным». Хотя участие народа как «пассивной личности» в политической коммуникации сводится, в основном, к наивным жанрам политической коммуникации, однако не следует недооценивать значимость его влияния на политический процесс, особенно в период выборов. Как отмечает М. Эдельман, в политическом дискурсе «позиции одного человека» не существует, поскольку политические ценности всегда имеют групповой характер: «В политическом дискурсе важна не столько точность, сколько общность оценок с позиции группы» (Edelman 1964).

Что касается статусно-ролевых аспектов власти, то выделение институциональных типов политиков осуществляется, прежде всего, с позиций их политической ориентации. Современная российская политическая действительность, по мнению Е.В. Бакумовой, предполагает разделение политиков в терминах ориентационных (или пространственных) метафор на левых (коммунистов), правых (либералов), центристов (демократов), крайне левых (маргиналов, националистов). При этом подчеркивается подвижный характер выделенных типов политических групп, обусловленный изменениями в общественно-политическом строе современной России. С другой стороны, Е.В. Бакумова выделяет определенные параметры с вариативным набором признаков, по которым можно описывать любой институциональный тип политика (Бакумова 2002).

Отметим, что данная типология может быть применима и к выделению ролевых позиций народа. Различные социальные группы рассматриваются в рамках их идейных предпочтений, например, средний класс как социальная группа будет, в основном, придерживаться либеральных позиций. Подобное разграничение помогает и самому политику ориентироваться в электорате в целом. Но при применении данной типологии к народу необходимо оговорить, что у народа, в отличие от власти, имеется еще одна важная ролевая позиция, которая соотносится с пассивной личностью и характеризуется отсутствием четких идеологических позиций: Как видим, причиной, способной в кои-то веки вывести обывателя из его привычной сонной апатии и безразличия ко всему на свете, стало и здесь не что иное, как робкая попытка отобрать у него привычную халяву (эл. СМИ).

Деятельностно-поведенческий аспект.

Взаимодействие субъектов политической коммуникации можно рассматривать также с позиций деятельностно-поведенческого аспекта, который отражает действия субъектов дискурса по отношению друг к другу. Данные действия могут носить коммуникативный (обещать, просить, жаловаться, требовать, призывать) и некоммуникативный характер (выбирать, проводить реформу, бастовать). Отметим, что по сути некоммуникативные действия, тем не менее, в определенном смысле все равно связаны с коммуникацией. Например, забастовка сопровождается какими-то устными или письменными (лозунг) заявлениями, проведение реформ освещается в СМИ, голосование находит свое отражение в письменном виде (предполагает наличие списка кандидатов и текста, выдающего в кратком виде информацию о кандидатах).

В рамках данного аспекта действия политиков по отношению к народу и, наоборот, народа по отношению к политикам коррелируют с определенными типами речевых актов политического дискурса. Проблема изучения речевых актов заключается в многообразии типов и видов речевых актов: угроза, запрет, пожелание, утверждение, приказание, побуждение, обещание, требование и пр.

Выделяются следующие типы речевых актов, характерных для политического дискурса:

· политические перформативы (доверия / недоверия, поддержки, выбора, требования, обещания);

· речевые акты интеграции (здравица, призыв к единению, констатация единства, поддержка);

· речевые акты ориентации (ассертивы, декларативы, прогноз);

· речевые акты агональности/агрессии (призывы, требования) (Шейгал 2000: 238-254).

В плане ролевой структуры политического дискурса характерные для данного вида коммуникации речевые акты можно разграничить на речевые акты «от народа» и речевые акты «от власти».

От народа

От власти

просьба, жалоба, требование

>

заявление, обещание

поддержка / протест

доверие / недоверие

<

призыв

убеждение

выбор

<

аргументация

Указанные речевые акты соотносятся между собой по признаку «стимул - реакция». Если говорить о том, что понятие истинности и ложности для речевых актов заменяется понятиями успешности и неуспешности, то соотношение «стимул - реакция» отражает категорию коммуникативной успешности: реакцией на речевой акт просьбы/требования (стимул) является речевой акт обещания (реакция). Интегративный речевой акт призыва порождает перформативный речевой акт поддержки /протеста, доверия /недоверия.

В текстах политического дискурса отражается речеактовая специфика политической коммуникации. Основными действиями политиков по отношению к народу являются:

1) обещание: Предвыборные обещания только раздаются на широкую руку, а выполняются, увы, со скрипом (ВК).

Объект обещания отражает стремления и желания народа. Среди наиболее частых тем, упоминаемых в обещаниях, находятся:

а) решение проблем: Я еще раз говорю о том, что-то, что сегодня приносится в политику, вот такие подходы, когда оскорбляются миллионы людей, вместо того, чтобы решать реальные проблемы; Мы идем в Думу для того, чтобы решать проблемы каждого из нас, каждого из вас; Но если мы будем сплочены, еще раз подчеркиваю, почему я здесь в ролике сказал, только партии дают возможность решить все проблемы.

б) обеспечение прав: Мы сможем обеспечить ваше право на достойную жизнь (теледебаты); Сегодня, мы полагаем, ключевыми вопросами для построения будущего нашей страны является такая система управления, в которой государство служит человеку, в которой государство обеспечивает исполнение всех его прав, в которой свобода, уважение человека является центральной вещью для всего того, что делает государство (теледебаты).

2) призыв - Седьмого декабря у вас есть последний за ближайшие четыре года шанс самим проголосовать за отмену грабительской автогражданки (теледебаты); В свое время власть призвала народ искать «национальную идею» (Изв.); Некоторые особо радикальные политики из этой партии даже призывали не вставать под "совковый" гимн (Изв.); ходят по домам, собирают подписи, уговаривают - голосуйте за того или иного кандидата (эл. СМИ); Мы обязаны поднимать людей, звать их за собой, вселять в них надежду и уверенность в том, что повернуть жизнь к лучшему можно (СР).

Основными действиями народа по отношению к политикам являются:

1) требование: Наивно думать, что канонизация царя-мученика … приблизят нас к правовому государству … Но требовать, чтобы власть хоть что-то делала в этом направлении, давно пора (АиФ). В мэрию посыпались письма от различных общественных организаций, трудовых коллективов, простых горожан, в которых они требовали прекратить уничтожение предприятий мелко-розничной сети, принадлежащей волгоградским заводам и фабрикам (ВК); Российский гражданин стал более требовательным, более критичным и к власти, и к лидерам. Вот и В. Путину он выставляет новую, повышенную планку: не трудолюбие и здоровье, а политическую активность, волю, порядочность (АиФ).

2) поддержка - партия сформировала свою предвыборную программу, опираясь на мнение и поддержку народа (теледебаты).

3) выражение доверия / недоверия - Пятипроцентный порог преодолели лишь несколько наиболее перспективных партий-фаворитов, пользующихся поддержкой Кремля и доверием народа (ВК); к таким партиям доверие будет еще меньше (теледебаты); Он (Путин) вернул людям доверие к президентской власти. Он всегда на "прямой линии" со своим народом (эл. СМИ).

Эмоционально-оценочный аспект.

Эмоционально-оценочный аспект взаимодействия народа и власти реализуется в плане построения взаимоотношений между субъектами политического дискурса, т.е. включает в себя мнения/оценку участниками коммуникации друг друга. В рамках данного аспекта концептуальная оппозиция «Народ - Власть» актуализируется в дискурсе в виде набора эмоций:

· Обида: это всего лишь популистские заявления, дескать, обидели народ (теледебаты); Пытаясь нажить себе капитал, подсовывают социальную увертку: дескать, народ обижают (эл. СМИ); Мы полны обид не только на собственную власть, но и на весь мир (Изв.); Народ они пограбят и обидят (политический Интернет-форум); Кроме одного: чеченское общество в очередной раз почувствовало себя обманутым и обиженным (эл. СМИ);

· Возмущение: У образованных и знающих людей такие явления вызывают возмущение (эл. СМИ); А народ потому и возмущается : мол, государство -- это я (эл. СМИ); Народ возмущается, а ничего сделать не можем (Изв.);

· Разочарование: народ разочаровывается в парламенте или уже разочаровался (теледебаты); народ испытал полное разочарование в нынешней государственной системе (Изв.);

· Недовольство: граждане недовольны тем, как защищают их интересы; Закон о якобы "отмене льгот" стал в России событием, вызвавшим целую волну массового народного недовольства и протестов. Такая волна в последние годы, при сложившемся режиме, является большим и редким событием;

· Пренебрежение: люди испытывают чувство пренебрежения к избирательному спектаклю (Изв.); Здесь человек интеллектуального труда вынужден принять за аксиому, что общество пренебрегает им, но взамен этого он получает духовную свободу (эл. СМИ);

· Безразличие: Как видим, причиной, способной в кои-то веки вывести обывателя из его привычной сонной апатии и безразличия ко всему на свете, стало и здесь не что иное, как робкая попытка отобрать у него привычную халяву; Нынешняя система держится на массовом внушении нашему народу чувства исторической вины и социально неполноценности, на внесении разобщенности и безразличия к судьбе страны («Завтра»); Свое диктаторство вождь рассматривает как естественную форму правления в России, подкрепленную жертвенностью народа и его безразличием к власти (эл. СМИ). Описание данной эмоции сопровождается оценкой состояния как «усталости»: вот эта ложь, вы знаете, я думаю, она не только нам надоела, она большинству россиян надоела; мы, народ, устали от идеологий. Мы, народ, устали от многочисленных предложений рая либо сегодня, либо завтра, либо в далеком будущем;

· Уверенность: (действия власти) внушают чувство уверенности (Изв.); Он (Путин) обязан понимать, что не «равноудаленность» бизнеса от власти, а равенство всех граждан страны, включая президента РФ, перед законом гарантирует стабильное развитие страны и уверенность общества в надежности власти (эл. СМИ);

· Отчаяние: надо прекратить вопль отчаяния (теледебаты); Народ без элиты: между отчаянием и надеждой (Изв.); Они шли «в народ», который воспринимал любые обвинения верховной власти как истину в последней инстанции, потому как дошел до отчаяния (АиФ); Тем не менее российское общество еще находило в себе силы к сопротивлению.Народ не взбунтовался -- и не потому, что поддерживал "реформы", а потому, что чувство социальной ответственности оставалось сильнее настроений отчаяния (эл. СМИ).

· Злость: По-моему, хамство - следствие той злобы, которой действительно пронизано наше общество. И страшно, что группа людей имеет возможность направить эту массовую злобу в нужном направлении, указывая народу источник всех их зол (Изв.); злость народная обращена на народного избранника (теледебаты);

· Надежда: Когда люди теряют надежду, им ничего не остается как с кулаками отстаивать свои права (эл. СМИ); Но у другой части общества появление Путина во власти вызвало к жизни надежду («Завтра»); Еще три года назад определенная часть общества питала некоторые надежды на Путина, изменение курса (СР);

· Ненависть: народ ненавидит чиновника (Изв.); не любит нас народ (теледебаты); За эти годы страх, накопленный в нашем обществе, породил ненависть -- ненависть, которую сейчас пытается использовать власть, чтобы оправдать свою ставку на силу, оправдать свою агрессию (порождаемую тем же страхом) (НГ); Эта ненависть, которая разлилась по обществу, она затронет жизнь каждого, прежде всего, тех, кто является носителем этой ненависти (эл. СМИ); Молодежные погромы позволяют предполагать, что в российском обществе наличествует немилый горючий материал: накапливается социальная ненависть, антагонизм богатства и бедности, элиты и низов (эл. СМИ).

Характерно, что отношение народа к власти отличает широкий спектр преимущественно негативных эмоций (обида, возмущение, разочарование, недовольство, злость и т.д.). А полюс власти в данной оппозиции ассоциируется с единственной эмоцией «страх»: нынешняя власть боится конкуренции (СР); и имплицитное выражение данной эмоции: Такое впечатление, что милиционеры просто боятся своего народа, ненавидят его (Изв.); Народ обижают и грабят, и он - сам по себе, а власти боятся и не ведут диалог с людьми (эл. СМИ); А куда спряталась власть? Почему она жестко, в зародыше не искореняет этот психоз? (Изв.).

3.3 Проявление концептуальной оппозиции «народ - власть» в жанровой структуре политического дискурса

Жанровое пространство институционального дискурса можно рассматривать в различных аспектах: по параметру степени институциональности, в рамках субъектно-адресатных отношений, по признаку социокультурной дифференциации и по параметру событийной локализации. Полевая структура жанрового пространства политического дискурса позволяет выделить прототипные и периферийные жанры для данного типа дискурса. Е.И. Шейгал отмечает, что «степень центральности или маргинальности того или иного жанра определяется тем, в какой степени он соответствует основной интенции политической коммуникации - борьбе за власть» (Шейгал 2000: 268). Так, для политического дискурса прототипными жанрами являются: парламентские дебаты, предвыборные дебаты, публичная речь политика, инаугурационная речь президента, лозунг, голосование. Они, как правило, обеспечивают коммуникацию по линии «институт > общество». Большинство так называемых жанров «от народа» (за исключением лозунга), т.е. осуществляющих коммуникацию по линии «общество - институт», принадлежит к пласту периферийных жанров и находится на стыке, прежде всего, с личностным и бытовым дискурсом. В данном разделе мы рассмотрим специфику «народных» жанров политического дискурса, т.к. коммуникация по направлению «общество > институт» и «общество > общество» редко подвергается лингвистическому анализу. Это обусловлено рядом объективных проблем, возникающих в связи с рассмотрением жанров «от народа», как то: проблема отбора материала (широкая и вместе с тем «закрытая» для исследователя бытовая сфера функционирования «народных» жанров), техническая проблема его фиксации. В своей работе мы обратимся к наиболее «официальным» и доступным жанрам «от народа», таким как политический анекдот, частушка, лозунг, письмо в газету.

3.3.1 Жанры политического дискурса с коммуникативным вектором «народ > власть»

Лозунг. Лозунг относится к числу прототипных жанров политического дискурса, т.к. его основной функцией является регулятивная функция, он становится непосредственным инструментом политической борьбы и в силу этого занимает ведущее место в политической коммуникации по линии «общество > институт» (Шейгал 2000б). По характеру коммуникативной интенции лозунг можно отнести к директивным жанрам. Основная цель лозунга в политическом дискурсе заключается в оказании влияния, прежде всего, на поведение политиков. Как правило, лозунг коррелирует с текстами других жанров в рамках определенного коммуникативного события.

Е.И. Шейгал рассматривает лозунг с позиций его иллокутивного аспекта, субъектно-адресатной организации, содержательной специфики, материального воплощения и структурно-фонетических особенностей (план выражения).

Иллокутивный аспект лозунга проявляется в реализации им коммуникативных интенций в виде: 1) регулятивных (директивных) речевых актов, 2) речевых актов экспрессии, призыва; 3) декларативных речевых актов. Л.В. Енина классифицирует лозунги с точки зрения коммуникативного пространства их реализации и аспектов их функционирования:

· лозунги на забастовках, пикетах и т.д. (выполняют знаковую функцию протеста), в основе протестных лозунгов лежит речевой акт требования и его производные, реализующие функцию вербальной агрессии.

· лозунги во время избирательных кампаний (выполняют прагматическую функцию привлечения голосов избирателя на сторону кандидата или против оппонента). Поскольку, как правило, пространством функционирования рекламного лозунга является предвыборный дискурс, то основным речевым актом, реализуемым в данном типе лозунга, является призыв. В большинстве случаев авторами таких лозунгов являются профессиональные политтехнологи, работающие по заказу кандидата, т.е. данная жанровая разновидность лозунга представляет коммуникацию по линии «политик > общество».

· «дворовой» лозунг, размещающийся на уличных щитах, на стенах в виде граффити. Прагматическая функция такой разновидности лозунга состоит в декларировании культурных и социальных ценностей автора. Декларативные лозунги содержат, прежде всего, речевые акты ассертивы и экспрессивы. Данный тип лозунга функционирует в рамках различных политических коммуникативных событий и может использоваться вне конкретных акций в целях долговременной пропаганды. (Енина 1999, Шейгал 2000)

Характеризуя участников коммуникации лозунгового жанра, Л.В. Енина отмечает, что «лозунговый текст заостряет социально-ролевые позиции коммуникантов» (Енина 1999). Особенностью субъектно-адресатной организации лозунга как жанра политического дискурса является двойная адресация: наличие как прямого, так и косвенного адресата (адресата-наблюдателя), которые по-разному представлены в различных типах лозунгов. Это определяется, прежде всего, различием в векторах коммуникации в протестных лозунгах (адресат - представители власти) и рекламных лозунгах (адресат - электорат). Что касается специфики адресата-наблюдателя, то он может быть как целевым, так и случайным (в протестных лозунгах).

Адресант лозунга, как правило, групповой (массовый). Специфика адресанта лозунга состоит в его неоднородности в плане ролевой структуры и предполагает разграничение адресанта на автора, принципала (позиция которого отражена в лозунге) и аниматора (исполнитель, который «транспортирует» лозунг до адресата). Для всех лозунговых жанров характерна анонимность автора и обязательная идеологическая маркированность принципала, которая выражается в соотнесении ценностных позиций автора лозунга с позицией одного из групповых субъектов политической коммуникации. В рамках статусно-ролевой структуры политического дискурса аниматор является политическим активистом-непрофессионалом, который в плане ценностных ориентаций придерживается позиций принципала и идеологически отождествляет себя с ним (Шейгал 2000).

...

Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.