Общая теория права. Понятие права

Размещено на http://www.allbest.ru/

КНИГА 1. ПОНЯТИЕ ПРАВА.

Лекции по общей теории права

Н.М. Коркунова

По изданию 1914 года. -

Содержание

Введение

§1. Потребность обобщенного знания

§2. Энциклопедия права

§3. Философия права

§4. Общая теория права

ГЛАВА I. Определение права

§5. Нормы технические и этические

§6. Нормы юридические и нравственные

§7. Соотношение права и нравственности

§8. Право и закон в научном смысле

§9. Относительность права

ГЛАВА II. Основные различия в воззрениях на право

§10. Определение права по содержанию

§11. Определение права по источнику

§12. Определение права как норм принудительных

§13. Формальное и утилитарное положение

ГЛАВА III. Гипотеза естественного права

§14. Общая характеристика

§15. Естественное право римских юристов

§16. Новые теории естественного права

§17. Общая критика идеи естественного права

ГЛАВА IV. Происхождение права

§18. Теории произвольного установления права

§19. Учение исторической школы

§20. Возникновение права

§21. Развитие права

§1. Потребность обобщенного знания

Schelling. Vorlesungen uber d. akad. Studium 1802. Comte Aug. Cours de philosophie positive, tome 1 (Premiere lecon).

Человеческое знание, как оно дается отдельными науками, представляется частным и разрозненным. Наблюдение само по себе не дает нам ничего общего. Мы почерпаем из него непосредственно лишь познание отдельных частных фактов. Между тем для жизни - эту цель никогда не должна терять из виду живая наука - отрывочное знание непригодно. Жизнь, даже отдельной личности, на каждом шагу ставит самые широкие и общие вопросы, и ответы на них человек ждет именно от науки. Для кого хотя бы один уголок раскрывающегося перед ним бытия озарился светом научного понимания, тот не легко мирится с окружающей тьмою. Нравственное удовлетворение, в совершении выпавшего на его долю дела с общими, основными вопросами жизни. Вполне сознательный и действительно свободный труд возможен только под тем условием, если он представляется живою и необходимую частью в целом труде всего человечества. А для такого понимания своего частного дела недостаточно специально к нему относящихся знаний. В человеке невольно сказывается стремление по возможности расширить свое знание, придать ему характер общности, так чтобы всякий вопрос, выдвигаемый жизнью, находил себе надлежащее научное освещение и удовлетворяющее решение.

Но как достигнуть этой цели? Каким образом отрывочное знание превратить в целостное? Самым простым для этого средством, на первый взгляд, представляется расширение количества знаний. Устроить дело так, чтобы я знал все, доступное знанию других, усвоить себе общее знание всего человечества, и вопрос, по-видимому, будет решен. Если масса этого знания окажется слишком велика, свыше сил отдельного человека, можно облегчить ее тяжесть на счет качества. Хотя не полное, но глубокое, но непременно знание обо всем. Достигнув этой цели, мы получим знание всеобъемлющее, целостное.

Решать вопросы таким образом значит искать спасения в энциклопедизме. Однако каково бы ни было значение энциклопедического знания, оно, во всяком случае, не может оправдать таких ожиданий. И энциклопедизм не может дать целостной системы знания. Ведь отрывочным представляется не только знание отдельного человека, но и знанием всего человечества. Свет науки не расстилается над нами сплошною и ровную волной. Грань, отделяющая познанное людьми от непознанного, вырезается самым вычурным узором. Рядом с самым точным знанием самых мелких подробностей стоит полное невежество в других, часто гораздо более близких нам вопросов. Мы достигли возможности определять с помощью спектрального анализа химический состав отдаленных звезд; а сколько еще темного остается для нас в устройстве нашего собственного тела. Сравнительное языкознание дает возможность определить степень культуры отдаленных предков арийцев, а рядом с этим вопрос о происхождении Руси остается все также спорным и не разъясненным, как и то время, когда о сравнительной методе не было и помина. Человеческое знание - это книга с разрозненными страницами. Здесь, на одной странице мы прочли все на ней написанное, знаем все до последней буквы, но рядом с нею нет не предшествующей, ни следующей за ней страницы и прочитанное нами, оставаясь без начала и конца, только дразнит нас, как неразрешимая загадка.

Человеческое знание и в целом отрывочно. Если бы даже я знал все, что знают люди, мое знание не было бы цельной системой. И в древности, когда обилие фактического материала науки еще не было так велико, когда нередко являлись умы обнимавшие весь наличный запас знаний человечества, разрозненность знания давала себя чувствовать. И тогда уже работали над обобщением знания, над созданием общей целостной его системы. Но средство к этому думали найти в изменении самого метода познания. У греков именно зарождается философия как особая форма знаний. Не в расширении эмпирического знания искали греческие мыслители средства предать нашему знанию общность и целостность. Они стремились достичь этого посредством анализа обыденных понятий, какие имеются у всех людей, разлогая их на составные элементы сводя их к более общим и создавая, таким образом, целостную систему знания, независимо от случайных рамок опытного знания. При этом менялся самый источник знания. Наблюдение давало знание отрывочное и потому его задумали заменить размышлением. Наблюдать я могу только доступное наблюдение; размышление же не знает внешних границ. Предметом мышления может быть все. Мышление, отрешенное от наблюдения, может поэтому привести к построению целостной, полной системы, к построению того, что и называют философской системой.

Со времени Платона человеческая мысль выработала не мало таких систем. Но самая их многочисленность и невозможность найти какое-либо объективное основание для предпочтения одной из них всем другим не могли не породить сомнения в пригодности метафизического пути для получения действительного знания, а не одних только мнений. И действительно, в позитивизм сказалось решительное отрицание всяких метафизических построений. Но и позитивисты не могут не чувствовать настоятельной потребности в обобщении того специального знания, какое дается эмпирическим путем. Сам основатель позитивизма, Огюст Конт, весьма обстоятельно выяснил недостаточность одного специального знания.

В первоначальном состоянии наших знаний, говорит он, не существует никакого определенного разделения интеллектуального труда; все науки разрабатываются одновременно одними и теми же лицами. Это состояние человеческого знания, сначала неизбежное, изменяется мало помалу по мере того, как развиваются отдельные отрасли знания. В силу закона, необходимость которого очевидна, каждая отрасль научной системы незаметно отделяется от ствола. Как только достаточно расширилась, чтобы стать предметом отдельного изучения, т.е., чтобы собой одной занять деятельность нескольких умов. Этому разделению различных категорий исследований между различными группами ученых мы обязаны тем замечательным развитием, какое обнаружилось на наших глазах в каждой отдельной отрасли знаний. Это, очевидно, указывает на невозможность существования у современных ученых той общности изучения, которая представлялась в древности соль обыкновенным и легким делом. Одним словом, разделение труда умственного, все более и более развивающееся, есть один характерных признаков современного развития знаний. Но, признавая вся плодотворность результатов такого разделения, нельзя, с другой стороны, не быть пораженными капитальными неудобствами, какие оно порождает в своем настоящем состоянии: чрезмерной частностью идеи, занимающих каждого отдельного исследователя. Это неудобство до известной степени неизбежно, но мы можем устранить самую худую сторону этого, не устраняя самого разделения занятий. Средством для этого не может, очевидно, служить возвращение к прежнему отсутствию разделения занятий: это значило бы вместе с тем отказаться от дальнейшего развития наук. Средство это, напротив, заключается в дальнейшем развитии самого разделения занятий. Стоит только сделать изучения общих положений научных общностей (generalites scientifiques) еще новую отдельную специальность. Пусть новый класс ученых, приготовленных для этого, не занимаясь исключительно изучением какой-нибудь отдельной из существующих наук, займется единственно исследованием современного состояния их, определением духа каждой из них, выяснением их взаимного отношения и связи, сведением, если возможно, их частных принципов к меньшему числу общих принципов, строго держась положительного метода. Если другие ученые будут руководиться общими принципами, таким образом установляемыми, и вместе с установляющими из исследователями взаимно проверят свои результаты, то тогда разделение труда в области научной деятельности может быть развито до крайних пределов без того, чтобы наука потерялась в частностях, деталях, без того, чтобы за деревьями мы перестали видеть лес.

При таком взгляде на дело обобщенное знание уже не отличается от специального своим источником. Оно не отрешается от данных опыта, не получает метафизического характера, не притязает на абсолютное значение. Оно ставит себе задачей лишь высшую степень обобщения того же самого познания явлений, следовательно познания относительного, что составляет содержание и специальных наук.

Все сказанное о знании вообще еще в большей степени приложимо в частности к изучению права. Из всех отраслей науки именно в правоведении с особенной силой чувствуется потребность в обобщающей системе. Дело в том, что мы вовсе не можем наблюдать право в его целом. Небесный свод с его звездами или тело животного мы прежде всего воспринимаем как одно целое, и только научный анализ научает нас видеть в них сложный агрегат множества отдельных элементов. Не так в праве. Тут непосредственному наблюдению доступны лишь отдельные законы да отдельные юридические сделки и только с помощью научного синтеза мы соединяем эти отдельные элементы в целостное представление юридического порядка, права, как особого фактора общественной жизни. Потому в правоведении отрывочность научного знания не находит себе противовеса в целостности непосредственного восприятия. Конечно, и отдельные юридические отношения людей находятся между собой в связи и связи тесной. Но ни сами они, ни эта связь между ними не представляются наглядными, осязательными, и притом юрист не непосредственно изучает их. Он изучает, собственно, обычаи, законы, судебные решения, сделки частных лиц, но весь этот материал представляется на первый взгляд разрозненным, и притом, чем выше развитие общественной жизни, тем эта раздробленность больше. Развитие общественной жизни приносит с собою все большее и большее осложнение тех разнообразных, сталкивающихся между собою человеческих интересов, разграничение которых составляет задачу права. В сложной общественной жизни одни и те же интересы могут становиться друг к другу в самые разнообразные отношения, и каждая форма их взаимного соотношения требует для своего разграничения особой юридической нормы. В современных законодательствах, напр., имущественные интересы частного лица не разграничиваются поэтому одним общим законом, а множеством разнообразных постановлений, содержащихся в различных отраслях законодательства. Получить полное и целостное представление о том, как нормируются правом частные и имущественные интересы, возможно поэтому только посредством научного синтеза множества разрозненных постановлений законодательства.

Вместе с тем нет другой науки, которая бы так близко соприкасалась с непосредственными вопросами жизни. Можно, пожалуй, найти человека, во всю свою жизнь никогда не заинтересовавшегося вопросами естествознания и истории. Но прожить свой век никогда не задаваясь вопросами права, дело совершенно немыслимое. Каким мизантропом вы ни будьте, как ни чуждайтесь вы людей, вам не обойти вопросов о праве. По крайней мере одно право, право личной свободы, не может вас не интересовать. Чуждаясь людей, вы должны сказать им: здесь сфера моей личности, сюда вы не имеете права вторгаться.

Таким образом в правоведении сильнее чем где либо должно было сказаться стремление к обобщенному знанию. И действительно, на ряду со специальными юридическими науками существует издавна стремление создать науку, которая бы давала целостное знание о праве. Такова, прежде всего, энциклопедия права: она идет первым из намеченных выше путей к обобщению знания, заботится о расширении количества знания, о соединении всего фактического материала в одной общей системе. Философия права, напротив, стремиться дедуктивно построить учение о праве, учение необходимо целостное по самому своему источнику. Наконец, зарождающаяся на наших глазах общая теория права ставит себе задачей извлечь общие начала права из накопленного специальными юридическими науками эмпирического материала.

Энциклопедия права и философия права включаются обыкновенно и в число предметов, преподаваемых на юридических факультетах. В Германии они преподаются оба. В Англии и Франции только философия права. У нас теперь только энциклопедия. Но прежде, до университетского устава 1835 года, наоборот, полагалось преподавание только философии права, так что энциклопедия сменила у нас философию.

Существование нескольких наук, имеющих в существе одну и ту же цель, заставляет нас внимательно остановиться на рассмотрении каждой из них, чтобы сделать между ними сознательный выбор.

§2. Энциклопедия права

Friedlander, Juristische Encyclopadie oder System der Rechtswissenschaft. Heidelberg. 1847. Ortloff, die Encyclopadie der Rechtwissenschaft in ihrer gegenwartigen Bedeutung. Jena. 1857. Орнатский. Сравнительный взгляд на нынешние понятия об энциклопедии и понятия о ней древних греков и римлян. В сборник, изд. в воспоминание 12 января. М. 1855. Статья VII. Редкин. Обозрение литературы по юридической энциклопедии. В юридических записках, изд. Редкиным и Яневичем-Яновским, т. V. Спб. 1860. Карасевич. Энциклопедия права. Курс лекций. Ярославль. 1872. Вып. I. Во временник Демидовского юридического лицея. Зверев. Энциклопедия права в ряду юридических наук. «Юридический Вестник» 1880, №1.

В объединенном словоупотреблении энциклопедия не обозначает особой науки. Под энциклопедией разумеют не науку, а круг наук. Например, говорят об энциклопедии наук Бэкона, Вольфа, Конта, имея в виду при этом установленные ими классификации наук. Применяя название энциклопедии к сочинениям, разумеют под энциклопедиями книги, содержащие в том или другом порядке, хотя бы в алфавитном, обозрение содержание более или менее обширной групп наук, или даже всех наук вообще.

Такое понимание энциклопедии находит себе основание ив этимологии этого слова. Оно образовалось из греческого выражения, обозначавшего круг наук, входивших в состав среднего образования. С тем же значением выражение это употреблялось римлянами. Собственно же слово энциклопедия, циклопедия (эта форма и сейчас употребляется в английском языке) или даже просто педия, вошло в употребление не ранее XVI столетия. Первая книга, носящая это название, есть сочинение Рингельберга: Ringelbergius, Lucubrationes vel potius absolutissima kyklopaideia. 1541. Тут собраны статьи по грамматике, диалектике и риторике и в особом отделе: “chaos“ помещено все неподходящее под названные рубрики.

Перенося такое понимание энциклопедии в частности на энциклопедию права, и под нею разумеют не более как общий, краткий очерк содержания всех вообще юридических наук в совокупности. Первой книгой, носящей название энциклопедии права, было сочинение Гунниуса, 1638 года. Но Гунниус, только первый употребил название энциклопедии права. Под другими же заглавиями книги подобного содержания составлялись и до него. Первым сочинением по энциклопедии права обыкновенно признается Speculum judiciale Дурантиса, 1275 года, но едва ли справедливо. Основанием этому послужило то, что содержание Зерцала относится и к римскому и к каноническому праву. Но одно это обстоятельство не может служить достаточным основанием признать Зерцало Дурантиса энциклопедиею. Во-первых, оно обнимает собою не все право: в нем не содержится вовсе феодального права. Римское же право так тесно связано с каноническим, что совместное их рассмотрение требовалось и помимо всяких энциклопедических целей. Во вторых, Зерцало Дурантиса предназначалось служить руководством не для изучения права в его целом. А для юристов-практиков, в их судебной деятельности.

Свои общие взгляды на право автор изложил в небольшом Prooemium, где различает, между прочим, шесть законов по числу крыльев херувима: per sex alas, sex leges intellige; prima est lex nature alis, secunda mosaica, tertia prophetica, quarta evangelica, quinta apostolica, septa canonuca.

Правильнее относить возникновении энциклопедической литературы к XVI веку, когда явилось множество произведений методологического и систематического характера, обнимавших все отрасли права. Из них особенного внимания заслуживает сочинение немецкого юриста Лагуса, Lagus, Methodica juris utriusgue tradition 1543. Оно имело до конца столетия, по крайней мере, еще семь изданий и кроме того два раза было издано в переработке Фрейгиуса. Все это указывает на большой его успех. Эта книга должна быть признана первой систематической энциклопедией права. Она обнимает собою не только частное и публичное право, но также положительное и философское, и все его сочинение сообразно с этим делится на две части: I part philosophica и II part historica. В первой из них рассматривается происхождение права (законодательство и обычаи), истолкование и применение законов, аналогия, фикция; кроме того, тут же изложено его учение об естественном праве. Во второй части говорится о положительном праве. Тут характеризуются отдельные институты (forma juris), причем относительно каждого ставятся следующие четыре вопроса: 1) кому принадлежит право? 2) как оно приобретается? 3) как оно теряется? 4) как оно охраняется?

Название энциклопедии права появляется, как мы уже сказали, не ранее XVII столетия. Первое произведение с таким названием есть книга Гунниуса: Hunnius, Encyclopaedia juris universi. Colon. In folio. 1638. Оно было, затем, издаваемо вновь в 1642, 1658 и 1675 годах. Все сочинения делятся на пять частей и представляют обозрение права по совершенно внешней системе: 1)

Гунниус признается всеми историками литературы юридической энциклопедии не только первым, употребившим его в XVII веке, но и единственным. Но это ошибочно. Через два года после выхода в свете книги Гунниуса, в 1630 году во Франкфурте явилось сочинение под заглавием: Encyclopaedia juris publici, privatique, civilis, criminalis, feuderalis, autore Ioanne Philippo a Vorburg. Эта книга начинается с речи Галлуция о значение всеобщей энциклопедии, после чего следует предисловие самого Форбурга об юридической энциклопедии. Затем сама книга состоит из двух частей, весьма неравных по объему: 1) собрание юридических правил, Nux regularis juridical sive accurate et articulosa Enucleatio atque expositio omnium juris civilis regularum, составленное Вольфганом Сигизмундом а Форбург, ашенбургским деканом, и 2) юридический словарь.

Кроме этой энциклопедии Форбурга в 1675 г. вышло также не упоминаемое никем из энциклопедистов, сочинение Унферферта (J. M. Unverfarth) Paediae Jurisprudentiae. Он так определяет «педию»: paediae vocabulum proprie significant institutionem puerilem, qua, si bona sit animi ad virtutes et bonas artes capessendas subiguntur (pag. 2). Целей педии он насчитывает семь, между прочим, определение границ отдельных наук (1), определение источников и критериев научных истин (3), научного метода (4) и ознакомление с литературными пособиями (7). Сообразно с этими целями распадается и изложение книги. Вся она делится на 23 главы, содержащие исключительно изложение общих вопросов, подобных указанным нами, а отнюдь не изложение содержания отдельных наук. Поэтому книга Унферферта, по своему содержанию, должна быть поставлена выше книги Гинниуса.

В XVIII веке в юридическо-энциклопедической литературе появляется два существенно различных направления. Это столетие было эпохой наибольшего разъединения философского и положительного знания, что отразилось и на энциклопедиях. Одни из них написаны под влиянием догматического или положительного, как его тогда называли, направления. Такова, например, энциклопедия Стефана Пюттера (St. Putter, Entwurf einer juristischen encyclopadie. Gotting. 1757), который собственно и ввел название энциклопедии в общее употребление и вместе с тем отделил от энциклопедии методологию, что едва ли можно считать заслугой. Другие энциклопедии принадлежат к философскому направлению. Таков характер произведений Неттельбладта, известного последователя Вольфа. Он написал несколько руководств по энциклопедии, пользовавшихся в свое время большою известностью. Но влияние вольфовой и кантовой философии на энциклопедическую литературу было лишь внешнее, формальное. Энциклопедии, написанные под влиянием этих философских систем, оставались по-прежнему лишь кратким очерком содержания специальных наук - не более. Философское учение давало подходящую форму для такого конспектообразного изложения, давало готовые схемы, рубрики, категории, но не давало внутреннего единства изложения, не давало обобщающей и объединяющей мысли.

Только с начала настоящего столетия такой характер юридических энциклопедий меняется. Являются новые, более высокие требования к энциклопедии. Энциклопедисты уже не довольствуются только кратким изложением содержания отдельных юридических наук. Они стремятся создать из энциклопедии самостоятельную науку, имеющую свою особую задачу. Это новое направление, видящее в энциклопедии не особый только прием изложения науки, а особую, самостоятельную науку, сложилось под непосредственным влиянием учений Шеллинга и Гегеля, впервые заговоривших об энциклопедии, как о науке.

Мысль о необходимости возвысить энциклопедию до степени самостоятельной науки является в силу сознания неудовлетворительности обыденного ее понимания. Существование энциклопедии обусловливается, конечно, тем, что неудобно начинать изучение права со специальных наук, напр., гражданского или государственного права; излагая части, они предполагают уже знакомство с целым рядом общих юридических понятий, напр., о праве в субъективном и объективном смысле, об юридическом институте, о правоспособности и дееспособности и т.п. Даже история права и та предполагает уже знакомство с этими понятиями, так как всякая история есть прежде всего перевод исторических явлений на язык современных понятий. Таким образом действительно чувствуется потребность в особом курсе, вводящем в изучение права, устраняющем необходимость начинать прямо с частей неизвестного целого. Но соответствует ли этой цели предлагаемое средство, это очень сомнительно. Сомнительно, чтобы краткий очерк всех частей правоведения мог действительно ввести в изучение правоведения. Если неудобно начинать с подобного изучения частей, то также неудобно начать и с неподробного, так как неудобство это обусловлено не подробностью, а частностью, отрывочностью изучения. Если человек ознакомится со значением главнейших терминов, с разделением науки на отдельные отрасли и с содержанием каждой из них, его изучение права не сделается еще от этого осмысленнее. Получить краткое понятие о частях - не значит еще получить понятие и о целом. Соединение частей в одно живое целое не есть вовсе такое легкое и простое дело, чтобы оно само собой давалось каждому ознакомившемуся с частями. Это доказывается уже тем, что, как увидим ниже, до сих пор общая система права составляет еще предмет контроверз. Краткое обозрение всех частей правоведения даже еще менее способно ввести начинающего в изучение права, чем специальное изучение одной какой-нибудь отрасли. Специальное изучение, не стесненное требованиями легкости и краткости, может уделить достаточно времени на рассмотрение данной отрасли именно в связи с целым. Излагая все содержание данной отрасли правоведения, сразу вводишь изучающего in media res. Богатство содержания заинтересовывает его, а строгая научность изучения приучает к научному методу исследования. краткое, конспектообразное изложение, напротив, уже по скудности содержания вовсе не может заинтересовать. Будучи легким, оно не проникает в глубь предмета и вместо зерна дает только скорлупу.

К этим сомнениям, вытекающим из условий преподавания, присоединяется ряд других. Потребность в общем знакомстве с наукой, как с целым, чувствуется не только начинающим. И специалист, самостоятельно разрабатывающий частные вопросы науки, чувствует ту же потребность. Развитие науки ведет все к большей специализации. Подобно другим наукам и в правоведении специализация делает все большие и большие успехи. Между старыми юристами самостоятельное изучение всех отраслей права не было редкостью. Еще в первой половине настоящего столетия можно указать не мало писателей, одинаково известных в истории двух или трех юридических наук. Таков, например, К.С.Цахариэ, публицист и цивилист, Гефтер, криминалист и международник, Блунчли, международник, публицист и цивилист, и т.п. Но теперь и в правоведении деятельность отдельных ученых ограничивается все более узкой сферой. Сосредоточение самостоятельного исследования в более ограниченной сфере, требуемое развивающейся специализацией, не обусловливает, однако, необходимым образом узкости и мелочности получаемых от такого специального исследования научных результатов. И строго-специальное исследование может, при надлежащей постановке, привести к широким результатам, проливающим свой свет на все человеческое миросозерцание. Лучшее доказательство этому пример Дарвина. Будучи зоологом и оставаясь им, он пришел, однако, к установлению в своем учении о происхождении видов такого широкого обобщения, что на нем строится теперь целое новое мировоззрение, с полным правом называемое «дарвинистическим». Но для такой плодотворности специального изучения надо дать ему надлежащую остановку, надо, работая над частным вопросом, не терять из виду общих задач познания, надо на разработку частностей смотреть не как на цель, а как на средство. Словом, каждый специалист, как бы частен ни был предмет его исследования, должен ставить себе целью знание, как одно целое. Для этого необходимо уже иметь представление о науке как о целом, соответствующее данной стадии развития научного знания. Но откуда возьмет его специалист? Выработать его сам сожет далеко не всякий. Для этого требуется обыкновенно так много труда, что не осталось бы времени для разработки своей специальности, потому что «краткое обозрение содержания различных наук» решительно неспособно привести к объединяющему представлению о науке, как о целом. Такое краткое обозрение не может точно также определить соотношения частного вопроса, служащего предметом изучения специалиста, с другими научными вопросами: не может потому, что по краткости своей большинства частных вопросов оно не коснется.

Таким образом, энциклопедия, в обыденном ее понимании, не способна удовлетворить и учебной, ни тем более, научной потребности в обобщающем представлении о науке, как о целом.

Эти недостатки постановки энциклопедии, как краткого и легкого обзора, эта нецелесообразность в понимании энциклопедии, как конспекта других наук, не могла не привести к мысли о необходимости придать энциклопедии характер самостоятельной науки, имеющей своей задачей выяснение общей связи различных вопросов, изучаемых специальными науками в отдельности. Эту-то мысль и развил Шеллинг в своих «Чтениях об академическом изучении». Согласно своему общему мировоззрению, по которому все в мире находится в органической связи, он и на науку смотрел как на живой организм. Отдельные отрасли ее - не мертвые, механические части, а также живые части живого целого. Как орган любого организма может быть понят лишь только под условием его изучения в связи с целым организмом, так и каждая отрасль науки может быть понята и изучена настоящим образом только в связи с целым. Поэтому, прежде изучения специальных отраслей, необходимо ознакомиться с наукой, как одним целым. Этой цели и должна служить энциклопедия, имеющая своим предметом целоупное изучение всей области человеческого ведения и являющаяся, таким образом, не одной из специальных наук, а наукой наук, стоящей над другими науками, потенцированной наукой, уже содержащей в себе все то, что с подробностью раскрывается в науках специальных.

Учение Гегеля представляет еще более смелый и стройный синтез. В нем весь мир является ни чем иным, как непрерывным диалектическим саморазвитием абсолютного мышления. Этот синтетический взгляд он распространил и на науку, которая сама, являясь одним из моментов диалектического развития, также представляет в своих отраслях моменты диалектического движения. Поэтому, естественно, он требовал изучения отдельных отраслей знания в связи с целым, так как специальные науки являются для него лишь моментами диалектического развития одной целой науки.

Идеи, высказанные Шеллингом и Гегелем, вызвали значительное оживление энциклопедической литературы. Лучшие из новейших юридических энциклопедий все написаны под более или менее прямым влиянием этих идей. Из энциклопедий, написанных в духе Гегеля, заслуживают внимания энциклопедии Карла Пюттера (Putter, Karl. Der Inbegriff der Rechtswissenschaft, oder juristische Encyclopadie und Methodologie. 1846), впервые включившего в энциклопедию изложение всеобщей истории права, и Фридлендера (Friedlander, Juristische Encyclopadie oder System der Rechtswissenschaft. 1847), представившего в небольшой своей книжке лучшую попытку целостного изложения энциклопедии, как особой науки. Энциклопедии, явившиеся под непосредственным влиянием философской системы Шеллинга; какова, напр., энциклопедия Рудгарта (Rudhart, Encyclopadie und Methodologie der Rechtswissenschaft. 1823), не отличаются особыми достоинствами. Но за то в дух органического мировоззрения, составляющего самое важное основание Шеллингова учения, написамы три лучшие из новейших немецких энциклопедий: Аренса, Варнкенига и Вальтера. У Арсена (Ahrens, Jurisfsche Encyclopadie, 1857, имеется и русский перевод) органическое мировоззрение является в том виде, как оно видоизменено было Краузе, одним из последователей Шеллинга; Варнкенинг (Warenkonig, Juristische Encyclopadie, 1853) в своей энциклопедии является последователем также органического учения Фихте младшего, и, наконец, в энциклопедии Вальтера (Walter, Juristische Encyclopadie, 1856) органическое направление соединяется с теологизирующим направлением Шталя.

Все названные энциклопедии настоящего столетия являются, таким образом, принадлежащими к философскому направлению. Направление это не было, однако, единственным. Как и в XVIII веке наряду с ним замечается и противоположное направление, принимающее теперь преимущественно исторический характер. В духе такого исторического направления написаны энциклопедии Фалька (Falck, Juristische Encyclopadie. 1821. 5. Ausgabe v. Jhering. 1851) и Блюме (Bluhme, Encyclopadie der in Deutschland geltenden Rechte, 1 Ausg. 1847-54. 2 Ausg. 1855-1869).

Сороковые и пятидесятые годы настоящего столетия были эпохой наибольшего процветания энциклопедической литературы. Но затем наступил ее упадок. Если не считать книги Гольдшмидта (Goldschmidt. Encyclopadie der Rechtswissenschaft. 1862), дающей не изложение энциклопедии, а только краткую схему курса с указанием литературы, то после названных сочинений до восьмидесятых годов не являлось более в Германии ни одной попытки целостного изложения энциклопедии. Энциклопедия правоведения Гольцендорфа (Encyclopadie der Rechtswissenschaft hssdbn. V. F. Holtzendorf 5 Ausg. 1889) представляет собою не более как сборник статей различных авторов. Статьи эти соединены в два отдельных тома. В первый вошли краткие очерки отдельных юридических наук, которым предпослан краткий очерк общего учения о праве Меркеля. Второй представляет собою юридический словарь. Таким образом, о научной выработке энциклопедии, как ее понимали Шеллинг и Гегель, не может быть и речи.

Только в 1885 году появилась новая попытка систематической обработки энциклопедии - «Юридическая энциклопедия» Меркеля (Merkel, Juristische Encyclopadie. 1885), нов ней и помину нет о замысле энциклопедистов пятидесятых годов сделать из энциклопедии потенцированную науку. У Меркеля дело ограничивается обзором отдельных юридических наук, и, следовательно, автор не признает энциклопедию особой, самостоятельной наукой. Это нисколько не умаляет значения названного произведения Меркеля. Особенно первая, общая часть его энциклопедии, дающая краткий очерк общей теории права, представляет весьма ценный и интересный вклад в современную юридическую литературу.

То же самое должно сказать и об энциклопедии Гареиса (Gareis, Encyclopadie und Methodologie der Recthtswissenschaft. 1887). Она даже еще более имеет характер простого обозрения содержания отдельных юридических наук, так как общая часть в ней получила гораздо меньшее развитие. Сам Гареис определяет энциклопедию как систематическое обозрение права.

Небольшая книжка Ратковского (Ratkowsky, Encyclopadie der Rechts und Staatswissenschaften, als Einleitung in deren Studium Wien. 1890) распадается на три части. В первой - выясняются основные юридические понятия, во второй - дается обозрение собственно юридических наук, в третей - государственных. Все это на ста страницах.

Таким образом, авторы новейших сочинений по юридической энциклопедии не задаются уже более мыслью создать из нее новую самостоятельную науку. Чем же объяснить это? Почему после целого ряда попыток возвысить энциклопедию на степень науки снова возвращаются к старому, уже было совсем осужденному пониманию ее как краткого изложения содержания специальных наук без всякого внутреннего единства, иногда даже в чисто случайном, азбучном порядке? Объяснение этому явлению может быть только дно. Очевидно, юристы изверились в возможности осуществления идей, выставленных Гегелем и Шеллингом. Создать из энциклопедии науку, которая бы была вместе и самостоятельной, особой наукой и обнимала бы собою содержание всех отдельных наук, оказалось невозможным. Немецкие философы исходили из того соображения, что каждый частный вопрос должен быть изучаем не иначе, как в связи с целым: иначе изучение лишается живого значения и плодотворности. Но это требования одинаково применимо к каждой науке, как общее необходимое условие истинной научности. В таком характере изучения нельзя видеть особенности одной только энциклопедии. Чтобы быть самостоятельной наукой, она должна иметь особое самостоятельное содержание. Каково же содержание энциклопедии? В ответ на это мы получаем указание, что энциклопедия обнимает собою содержание всех наук. Но на это можно возразить словами Конопака: или энциклопедия не есть одна из наук, или она не может обнимать собою содержания всех наук, ибо сумма не может равняться одному из слагаемых. Да и помимо такого более формального аргумента, нельзя не заметить, что существование энциклопедии как науки наук делало бы бесцельным и бессмысленным существование всех других наук. Ведь содержание всех их объемлется энциклопедией. И наоборот: самая дробность нашего знания делает необходимым существование многих наук и немыслимым существование такой «потенцированной» науки, которая могла бы включить в себе содержание всего человеческого знания, как одно целое. Поэтому едва ль в теперешнем упадке энциклопедической литературы можно видеть лишь временное явление. Скорее это признак несостоятельности самой идеи энциклопедии.

Мы остановились в своем изложении истории энциклопедической литературы исключительно на Германии, потому что только немецкая литература представляет в этом отношении самостоятельное и преемственное развитие. Если на других языках и являлись энциклопедии права, они были подражанием немецких и представляли собою разрозненные, не связанные преемственным развитием явления. В нашем отечестве преподавание энциклопедии начато было еще в конце прошлого столетия немецкими юристами, преподававшими в Московском университете. Первым преподавателем юридической энциклопедии был известный Баузе, следовавший началам Вольфовой философии. За ним следовал Пургольд. Но преподавание энциклопедии было тогда только делом частной инициативы. В число обязательно преподаваемых предметов энциклопедия права была внесена впервые университетским уставом 1835 года. Около этого времени появляются и первая русская энциклопедия права. До издания устава 1835 года появилась только энциклопедия Дегая под заглавием: «Пособия и правила изучения российских законов или материалы к энциклопедии, методологии и истории российского права», 1831 года. Книга эта чисто компилятивного характера и в настоящее время может представлять интерес разве только для ознакомления с состоянием нашего правоведения до издания Свода Законов. Следующая за ней по времени книга Неволина «Энциклопедия законоведения» (1839-40 гг., второе посмертное издание 1857 года) стоит уже несравненно выше по научному достоинству. По содержанию своему она распадается на три части. В начале дается, очень небольшое, впрочем, философское введение, выясняется понятие права. Тут автор стремится соединить вместе философские учения Гегеля и Шталя, отстаивая согласно с Шталем существование личного Божества, свободно руководящего судьбами мира. Затем следует история философии законоведения и история положительного законоведения. В истории философии автор дает подробный анализ отдельных философских учений, основанный на непосредственном их изучении в источниках. История положительного законоведения обработана менее самостоятельно.

Совершенно иной характер имеет «Энциклопедия законоведения» Рождественского (1863 года). История философских учений о праве и история положительного права совершенно исключены Рождественским из своей книги. Изложение носит исключительно догматический характер и заключает в себе обзор содержания отдельных юридических наук, чему предпослано также общее философское введение, написанное в духе философского учения Фихте младшего (Im Fichte).

Книга Рождественского является, впрочем, единственной русской энциклопедией, дающей обзор содержания отдельных юридических наук. Вышедшие в 1868 году сочинения Капустина («Юридическая догматика») и Ренненкампфа («Очерки юридической энциклопедии», 2-е издание 1880) дают только общее учение о праве. Оба эти сочинения не дают последовательного развития какого-нибудь одного философского учения: они имеют эклектический характер. Тем не менее это лучшие в русской литературе руководства по энциклопедии права. К сожалению и они уже несколько устарели. За последние двадцать лет много нового появилось и в юридической литературе и в законодательстве. Между тем «Юридическая догматика» проф. Капустина имеется только в первом издании. Книга же проф. Ренненкампфа хотя и была издана вторично в 1880 г., а в 1889 г. явилась в новой переработке, значительно сокращенной, под именем «Юридической энциклопедии», но и в новых изданиях сохраняет некоторые анахронизмы. Так, в издании 1889 года утверждается, будто бы в нашем Своде Законов нет уставов католической и протестантской церквей (стр. 146), хотя уже в издании 1857 года эти уставы включены в Свод. И это тем более странно, что ссылки на Свод Законов делаются автором именно на издание 1857 г. даже по тем частям, которые имелись тогда уже в новейших изданиях 1876 и 1886 годов (стр. 66, 111, 127). Совершенно устарелые теории, напр., гегелевское различие уголовной и гражданской неправды, передаются как общепризнанные, непререкаемые истины (стр.196).

В семидесятых годах явилось еще два сочинения по энциклопедии: Карасевича, «Энциклопедия права» (1872 г.), и Деларова, «Очерки энциклопедии права» (1878 г.). Но оба эти сочинения остались далеко неоконченными. Карасевич напечатал только первый, весьма небольшой выпуск, содержащий почти одно введение. Книга Деларова, по плану автора, должна состоять их трех томов. В первом право рассматривается как один из элементов общественной жизни наряду с в связи с ними, причем собственно праву отведено очень мало места. Только этот первый том и появился. Два другие тома, до сих по не явившиеся, должны были содержать изложение общей теории права (2 том) и оправление этой теории на более подробном изложении гражданского права (3 том).

В юридической литературе других стран почти вовсе нет сочинений по энциклопедии права. Исключение составляют, сколько мне известно, только Голландия (Anne den Tex Encyclopaedie jurisprudentiae 1835) и Бельгия (Roussel, Encyclopaedie du drot, 1843, 2 ed 1871 и Namur. Encyclopaedie du droit. 1874). Можно указать также два французских сочинения Eshbach, Cours d'introduction general a l'etude du droit ou manuel d'encyclopadie juridique (3 ed 1856) и Courcelle-Sencuil, Preparation a l'etude du droit, 1897).

§3. Философия права

Masaryk . Versuch einer konkreten Logik 1887. § 249. Wundt , Logik. II § 619, Harms , Bedriff, Formen und Drundlegung der Rechtsphilosophie. 1889. Bergbolm , Jurisprudenz und Rechtsphilosophie, I, 1892.

У древних философия сливалась с наукою вообще; она была для них наукой, объединяющей отдельные познания, изучающей то, что всем им обще. Так, у Аристотеля философия обнимает собою и математику, и физику, и этику, и поэтику. Но так называемая им первая философия (), которой древне его комментаторы придали название метафизики (потому что она следовала за физикой), имела своим предметов изучение основ или принципов всего сущего. Этому названию метафизики, указывающему лишь на порядок отдельных учений Аристотеля, придали позднее значение знания сверхчувственного. В Англии и до сих пор философия как у Аристотеля, обозначает науку вообще. Но на континенте, и особенно в Германии, под философией разумеют особое знание, знание сверхчувственное , или сверхчувственности самого источника знания. В первом случае под философией разумеют познание сверхчувственного, напр., явлений духа, первопричин мировых явлений, абсолютного, в противоположность познанию относительных явлений материальной природы. Во втором случае философия может иметь своим предметом то же, что и эмпирические науки, но только под условием познания помимо чувственного опыта. При таком понимании, установившемся со времен Хр. Вольфа, о каждом предмете может быть две науки: эмпирическая, черпающая свое знание из чувственного опыта, и философская - из сверхчувственного познания. Так, напр., на ряду с эмпирическим естествознанием образовалась философия природы, на ряду с опытной психологией - философская или рациональная и т.д.

Так как право есть явление не материальной, внешней природы, а продукт духовой деятельности человека, оно издавна относилось к предметам философского исследования. выяснение идеи права, определение его источника и тому подобные общие вопросы рассматривались в так называемой практической или этической философии. Но отдельной философии права не было ни в древности, вообще не знавшей дробного разветвления человеческого знания, ни в средние века, когда и этика почти всецело поглощалась богословием. Не ранее XVII века образуется особая философская наука о праве.

С того времени она пережила в своем развитии две существенно различные стадии. Первоначально философское учение о праве отличалось от науки положительного права не только методом, но и самым предметом, каким служило для него не положительное, изменчивое право, а неизменное, вечно естественное, существующее якобы на ряду с положительным правом и служащее его основой. Только после того, как явившаяся в конце прошлого столетия историческая школа доказала несостоятельность предположения о существовании, кроме положительного, еще какого-то естественного права, философское изучение права ставит себе задачей объяснение того же положительного права. Сообразно с этим, в XVII и XVIII столетиях философское учение о праве было известно под именем естественного права (jus naturale ); в настоящем столетии - под именем философии права.

Основание науке естественного права положил голландский юрист Гуго Гроций (1583-1645) свои трактатом De jure belli ac pacis libri tres . 1625. Существо его учения заключается в признании на ряду с изменчивым положительным правом, создаваемым волею Бога или людей (jus voluntarium ), неизменного естественного права, вытекающего из природы людей, как разумных существ, и в частности из врожденного им влечения к общению (appetites sociltalis ). Правое по природе, так определяет Гроций, есть то, что согласно с природою общества разумных существ. Это естественное право абсолютно не обусловлено ни временем, ни местом. Оно никем не может быть изменено. Оно существовало и было бы тем же самым, если бы даже Бога вообще не существовало.

Учение, выставленное Гуго Гроцием, нашло себе весьма скоро дальнейшую разработку. Уже в XVII веке является несколько новых теорий естественного права. Такова прежде всего теория Фомы Гоббеза (1588-1679, Th . Hobbes , Elementa philosophica de cive , 1642), отринувшего общительный принцип Гроция и признавшего основным свойством человеческой природы страх, откуда выводится у него основной естественный закон: pax quaerenda est . Самуил Пуффендорф (1632-1694) применил к построению теории естественного права философское учение картезианцев. Основой велений естественного права и у него. Как у Гроция, служит общительный принцип. Так как он придал изложению естественного права внешним образом более обработанную систему и связал свою теория с общим философским учением Декарта, его учение получило большую популярность в юридических школах того времени. Его книга De officiis hominis et civis , 1673, переведенная на многие языки, сделалась ходячим учебником естественного права.

Теории XVII в. еще не отличают нравственности от права, по крайней мере от права естественного. Поэтому в них противоположение естественного и положительного права не является еще в своем чистом виде. Оно смешивается с неясно сознаваемым различием права и нравственности. Но уже в самом начале XVIII столетия Хр. Томазий (1655-1728) первый определенным образом не только различает, но и противополагает право и нравственность, придав таким образом теории естественного права более определенный и строгий характер.

Противополагаемое нравственности естественное право является с этого времени только правом. В середине XVIII века Хр. Вольф (1679-1754) и его последователи Дан. Неттельбладт (1719-1791) и Дж. Бурламаки (1649-1748) придали, подобно тому, как в предшествующем столетии это сделал Пуффендорф, теории естественного права школьную систематическую обработку на этот раз в духе философского учения Лейбница (1646-1716).

Теория XVII и XVIII века одинаково держались в развитии положений естественного права дедуктивного метода. Но основные положения, из которых они исходили при этом, не были априорными, не были врожденными понятиями. Основа этих теорий была эмпирическая. Вполне априорный характер теории естественного права старался дать Кант (1714-1804) в своих «Metaphysishe Aufangsgrunde der Rechtslehre ». Он выводит все положения естественного права из априорного, по его мнению, безусловного веления нашего разума: действуй так, чтобы своя свобода совмещалась с свободою всех и каждого.

С начала XVIII в учения естественного права проникают и к нам. Особенно посчастливилось при этом Пуффендорфу. Уже в 1726 г. был напечатан перевод его книги, сделанный по приказанию Петра I [1] . По ней читали свои лекции профессор нравоучительной философии в Академии Наук Х.Ф. Гросс (1725-31) и первый профессор московского юридического факультета Дильтей. Да еще и в 90-х годах прошлого столетия ею руководствовался московский профессор Скиадан. Можно указать и попытку самостоятельного изложения теории естественного права В. Золотницкого «Сокращение естественного права, выбранное из разных авторов для пользы российского общества. Спб. 1764 г.». Автор основой всего естественного права признает правило: «познавай себя», приводящее нас к сознанию зависимости нашей от Бога, от ближних и необходимости заботиться о собственном самосохранении.

Впрочем, увлечение учениями естественного права не было тогда всеобщим. Напротив, среди русских ученых юристов уже в 60-х годах XVIII в. весьма определенно сказалось стремление к историческому изучению и пониманию прав. Такого направления держались А.Я. Поленов (1738-1816) и в особенности С.Т. Десницкий, первый русский профессор права, очень резко отозвавшийся в своем «Слове о прямом и ближайшем способе к изучению юриспруденции. 1768 г.» про теории естественного права: «Пуффенфорфов труд подлинно был излишний, ибо писать о вымышленных состояниях рода человеческого, не показывая, каким образом собственность, владение, наследство и пр. у народов происходят и ограничиваются, есть такое дело, которое не соответствует своему намерению и концу».

Учение Вольфа распространялось у нас только чрез профессоров-иностранцев. Так, в московском юридическом факультете вольфианцами были Шаден, Баузе, Шнейдер. Учение Канта нашло себе представителя в лице петербургского профессора Куницина (1788-1840), автора известной книги «Естественное право. 2 тома, 1818 и 1820 гг.», вызвавшей в свое время цензурные гонения.

Учение Канта представляет собою как бы кульминационный пункт развития теории естественного права в первое его фазе. Он доводит до полного развития противоположение естественного положительного права. Но почти одновременно с философиею Канта в Германии возникла Историческая школа правоведения, нашедшая себе главных представителей в лице Густава Гуго (1768-1844), Фр. К. Савиньи (1779-1860) и Георга Фр. Пухты (1798-1846). Историческая школа выступила решительной противницей существования естественного права, как особой системы норм на ряду с правом положительным. Она доказала, что все право есть исторический продукт народной жизни; что оно не сворится произволом законодателя, но не представляется также совокупностью вечных безусловных, неизменяемых начал. Право есть, по учению исторической школы, закономерно развивающийся элемент исторической жизни народов.