"Таинственные повести" И.С. Тургенева в истории отечественного литературоведения

Введение

Важнейшим направлением современного литературоведения является исследование закономерностей историко-литературного процесса во всей его сложности и объективности. Один из аспектов такого исследования - историографическое изучение процесса исследования творчества писателя. Оно даёт возможность поставить ряд существенных проблем истории и теории литературы и в то же время обогащает наше сегодняшнее понимание классики опытом предшествующих прочтений.

В формировании художественного процесса участвуют и общекультурные традиции: «на развитие литературы, критики и науки о литературе оказывают воздействие такие формы общественного сознания, как философия, политика, наука, мораль, право, религия» [23; с. 9].

Кроме того, на развитие литературы оказывают воздействие другие виды искусства и различные формы эстетической и культурной деятельности.

Вопрос о том, как воспринималось позднее творчество И.С. Тургенева в истории отечественного литературоведения представляет особый интерес с историко-функциональной точки зрения, так как его рассмотрение позволяет проследить за изменением оценок творчества писателя и объяснить их методологическую подоплёку. В этих оценках есть нечто существенное для понимания всего творчества И.С. Тургенева; подчеркнув, обострённо восприняв в творчестве писателя то, что было связано с актуальными для текущего времени общественными, философскими и эстетическими вопросами, критики и исследователи выделяли всё новые и новые аспекты, объясняющие специфичность творчества писателя в целом.

Судя по бесчисленным отзывам критиков, литературоведов и писателей, вокруг этой вехи творчества И.С. Тургенева по сей день не прекращается широкая и активная полемика.

Важно отметить, что тема предлагаемого исследования ещё не была предметом широкого обсуждения в литературоведении, поскольку анализу в данном аспекте «таинственные повести» в совокупности не подвергались - об этом свидетельствуют как многочисленные отдельные публикации, так и существующие монографии. Такой постановкой проблемы определяется актуальность и новизна исследования.

Предметом исследования стала трактовка и интерпретация в отечественной научно-критической литературе «таинственных повестей» И.С. Тургенева (методологические аспекты критических исследований «таинственных повестей» отечественными учёными-литературоведами).

Объектом исследования являются материалы, критические и научные статьи, монографии о «таинственных повестях» И.С. Тургенева.

Материалом послужили монографии, диссертации, критические статьи и публикации в периодических изданиях, богатая источниковедческая литература о И.С. Тургеневе.

Основная цель исследования заключается в определении внутренних закономерностей функционирования «таинственных повестей» в контексте методологии литературоведения на протяжении всей истории их изучения.

Целевая установка определила основные задачи данного исследования:

а) выяснить, как формировалось отразившееся в академическом литературоведении мнение о «таинственных повестях»;

б) рассмотреть, как отразились в оценках и интерпретациях творчества И.С. Тургенева методологические позиции и принципы представителей различных литературоведческих школ и направлений;

в) определить, как менялось отношение к данным произведениям И.С. Тургенева хронологически и с учётом смены методологической парадигмы научного знания.

Теоретико-методологической основой данного исследования являются работы по проблемам методологии литературоведения ведущих отечественных учёных (М.М. Бахтина, П.А. Николаева, Л.М. Крупчанова, И.К. Кузьмичёва и мн. др.), а также многоаспектные исследования по проблемам «таинственных повестей» И.С. Тургенева в истории отечественного литературоведения, взятые в диахронии.

Методы и материалы исследования:

1.1 Теоретические аспекты современной методологии

По мнению И.К. Кузьмичёва, методология - «это наука о методах исследования, о наикратчайших путях к сути изучаемого явления» [64; с. 30].

Современная методология - наиболее стойкая и сопротивляющаяся изменениям сфера. Независимо от того, насколько осознают данную ситуацию сами методологи, в целом вся теоретико-концептуальная конструкция методологии базируется на принятии научного знания как принципиально интерсубъективного и деперсонифицированного. Те методы, которые она изучает и обобщает, рассчитаны на фиксацию данного без примесей субъективных наслоений. В современной методологии наиболее сильна абстракция (отвлечение) или демаркация (разграничение) от индивидуальных, психологических, коллективистских или исторических и культурных условий. Можно сказать, что сфера методологии - это та достаточно устойчивая среда, в которой арсенал средств, методов, принципов и ориентаций имеется в наличии, готов к применению, а не изготовляется для каждого случая отдельно. Поэтому можно встретиться с определением методологии, которое отождествляет ее с предельной рационализацией мировоззрения.

Многоуровневость методологии (о чем речь шла выше), как и сама необходимость ее развития, связана с тем, что в настоящее время исследователь, как правило, сталкивается с исключительно сложными познавательными конструкциями и ситуациями. Поэтому с очевидностью просматривается тенденция усиления методологических изысканий внутри самой науки.

На этом основании выделяют внутрифилософскую и собственно профессиональную методологии, а период обособления методологии и приобретения ею самостоятельного статуса датируют 50-60-ми гг. XX столетия. Выделение методологии из проблемного поля философии в самостоятельную сферу объясняется тем, что если философия по существу своему обращена к решению экзистенциальных проблем и дилемм, то цель профессиональной методологии - "создание условий для развития любой деятельности: научной, инженерной, художественной, методологической и т.д." [113; с. 61].

Концептуализация современной методологии с новой силой доказывает, что за ней закреплена функция определения стратегии научного познания. Первый постулат в выработке подобной стратегии может носить название "против подмены методов". Уже достаточно тривиальным для современной методологии является суждение, что исследование предмета требует "своих", адекватных его природе методов. Сочетание предмета и метода, их органичность выделяется методологией как одно из самых необходимых условий успеха научного исследования.

Когда проблемы не могут быть разрешены старыми методами или изучаемый объект обладает такой природой, к которой старые методы неприменимы, тогда условием решения задачи становится создание новых средств и методов. Методы в исследовании являются одновременно и предпосылкой, и продуктом, и залогом успеха, оставаясь непременным и необходимым орудием анализа.

Налицо попытки разработать теории, суммирующие типичные методологические достижения или просчеты, например, теории ошибок, измерений, выбора гипотез, планирования эксперимента, многофакторного анализа. Все эти теории базируются в основном на статистических закономерностях и свидетельствуют о концептуализации современной методологии, которая не удовлетворяется только эмпирическим исследованием и применением многообразных методов, а пытается создать порождающую модель инноваций и сопутствующих им процессов.

Для методологии характерно изучение не только методов, но и прочих средств, обеспечивающих исследование, к которым можно отнести принципы, регулятивы, ориентации, а также категории и понятия. Весьма актуально на современном этапе развития науки, который именуют постнеклассическим, выделение ориентаций как специфических средств методологического освоения действительности в условиях неравновесного, нестабильного мира, когда о жестких нормативах и детерминациях вряд ли правомерно вести речь.

Принципиальной новацией в современной методологии является ведение исследований по типу "case studies" - ситуационных исследований. Последние опираются на методологию междисциплинарных исследований, но предполагают изучение индивидуальных субъектов, локальных групповых мировоззрений и ситуаций. Термин "case studies" отражает наличие прецедента, т.е. такого индивидуализированного объекта, который находится под наблюдением и не вписывается в устоявшиеся каноны объяснения. Считается, что сама идея ситуационной методологии восходит к идиографическому методу баденской школы неокантианства [59; с. 198].

Современная методология сознает ограниченную универсальность своих традиционных методов. Принципиальному переосмыслению подвергается эксперимент, который считается наиболее характерной чертой классической науки, но не может быть применен в языкознании, истории и других гуманитарных науках. Часто говорят о мысленном эксперименте как проекте некоторой деятельности, основанной на теоретической концепции. Он предполагает работу с некоторыми идеальными конструктами, а следовательно, он уже не столько приписан к ведомству эмпирического, сколько являет собой средство теоретического уровня движения мысли. В современную методологию вводится понятие "нестрогое мышление", которое обнаруживает возможность эвристического использования всех доселе заявивших о себе способов освоения материала. Оно открывает возможность "мозгового штурма", где объект будет подвергнут мыслительному препарированию с целью получения панорамного знания о нем и панорамного видения результатов его функционирования.

Поскольку современная научная теория наряду с аксиоматическим базисом и логикой использует также и интуицию, то методология реагирует на это признанием роли интуитивного суждения. Тем самым сокращается разрыв между гуманитарными и естественными науками.

Выделяется несколько сущностных черт, характеризующих "методологические новации":

· во-первых, это усиление роли междисциплинарного комплекса программ в изучении объектов;

· во-вторых, укрепление парадигмы целостности и интег-ративности, осознание необходимости глобального всестороннего взгляда на мир;

· в-третьих, широкое внедрение идей и методов синергетики, стихийно-спонтанного структурогенеза;

· в-четвертых, выдвижение на передовые позиции нового понятийного и категориального аппарата, отображающего постнеклассическую стадию эволюции научной картины мира, его нестабильность, неопределенность и хаосомность;

· в-пятых, внедрение в научное исследование темпорального фактора и многоальтернативной, ветвящейся графики прогностики;

· в-шестых, изменение содержания категорий "объективности" и "субъективности", сближение методов естественных и социальных наук;

· в-седьмых, усиление значения нетрадиционных средств и методов исследования, граничащих со сферой внерационального постижения действительности.

Не все перечисленные определения могут претендовать на роль индикаторов "методологических новаций". Не все их них свободны от внутренней противоречивости самой формулировки. Однако уже сама фиксация факта "методологической новаторики" весьма и весьма значима. Методологическая культура репрезентируется методологическим сознанием ученого и превращается в фактор его деятельности, органично вплетается в познавательный процесс, усиливает его методологическую вооруженность и эффективность.

Принципиально инновационным оказывается стремление современной методологии к осознанию постаналитического способа мышления. С одной стороны, оно связано со стремлением к историко-критической реконструкции теории (и здесь перекрываются сразу три сферы анализа: сфера исторического, критического и теоретического). С другой - оно предполагает учет отношений, а быть может, и зависимости теории и политики. Постаналитическое мышление не ограничивается блужданием в лабиринте лингвистического анализа. Его интересы простираются от эстетики до философии истории и политики. Постаналитизм решительно отказывается от ограничений аналитической философии, связанных с ее принципиальной склонностью к формализованным структурам и игнорированием историко-литературных форм образованности "континентальной мысли". Постаналитизм словно заглядывает за аналитический горизонт и в наборе новых референтов видит все многообразие современной действительности и тех отношений, которые просятся быть распознанными, став объектом исследования методологической мысли. Это претензия на некий синтез дисциплинарного и гуманистического словарей, на укоренение эпистемологии в социальной онтологии.

Взгляд на современную методологию будет неполон, если не обратить внимания на существование своего рода "методологических барьеров". И когда утвердившаяся научная парадигма сниспосылает всем научным сообществам стереотипизированные стандарты и образцы исследования, в этом можно различить следы методологической экспансии.

К методологическим барьерам относится и существующий механизм методологической инерции, когда переход на использование новой методологической стратегии оказывается довольно болезненной для исследователя процедурой. Например, вытеснение детерминизма индетерминизмом, необходимости - вероятностью, прогнозируемости - непредсказуемостью, диалектического материализма - синергетикой и т.д. и по сей день неоднозначно оценивается различными представителями научного сообщества. Здесь возникает дополнительная проблема относительно того, может ли учёный сознательно преодолевать предрасположенность к определенному методу или методам познания, насколько инвариантен его стиль и способ мышления при решении познавательных задач.

Множественность методологий обнажает проблему единства методологических сценариев в рамках той или иной методологической стратегии, в отличие от поставленной в рамках философии науки проблемы единства научного знания. Методологи могут быть заняты уточнением понятийного аппарата и методов, а также эмпирического содержания уже установленных теоретических конструкций, могут погрузиться в разработку приложения конкретных методологических схем к тем или иным ситуациям, могут анализировать логику известных общих решений. Все это говорит о пестроте методологических устремлений. Приоритетным для переднего края современной методологии является принятие теоретико-вероятностного стиля мышления, в контексте которого мышление, не признающее идею случайности и альтернативности, является примитивным.

Для современной методологии, как и в прежние времена, весьма остра проблема экспликации эмпирического и теоретического. Развитие научного познания показало, что изменения в теоретическом аппарате могут совершаться и без непосредственной стимуляции со стороны эмпирии. Более того, теории могут стимулировать эмпирические исследования, подсказывать им, где искать, что наблюдать и фиксировать. Это в свою очередь показывает, что не всегда эмпирический уровень исследования обладает безусловной первичностью, иначе говоря, его первичность и базисность не является необходимым и обязательным признаком развития научного знания.

Но вопрос о том, можно ли свести теоретический и эмпирический уровни познания к соотношению чувственного и рационального, тоже не решается однозначно положительно. И как бы такое сведение ни было заманчивым своей простотой и элементарностью, размышляющий читатель, скорее всего склонится в пользу "нельзя". Теоретический уровень нельзя свести только к рациональному способу миропостижения, точно так же, как нельзя свести эмпирический уровень только к чувственному, потому что на обоих уровнях познания присутствуют и мышление, и чувства. Взаимодействие, единство чувственного и рационального имеет место на обоих уровнях познания с различной мерой преобладания. Подмена категорий теоретическое - мыслительное (рациональное), эмпирическое - чувственное (сенситивное) неправомерно. Привлекающий определенной ясностью в решении проблемы различения методологии гуманитарного и естественнонаучного знания оказывается подход, предложенный Г.X. фон Вригтом. Используя существующие традиции в философии науки - аристотелевскую и галилеевскую, - он предлагает первую связать с телеономией, а вторую - с каузальностью. Телеологические рассуждения всегда были связаны с признанием цели - "того, ради чего" (по определению Аристотеля). Следовательно, телеономность методологии гуманитарного знания имеет в виду цель и направленность отражательного процесса, его какую-то финальную конструкцию, а не просто факт регистрации происходящего. Исходя из предложенного подхода, даже если признать, что история не имеет цели, ее отражение с намерением постижения ей эту цель предписывает. Оно постоянно пытается ответить на вопрос "Для чего?" Поэтому можно сделать вывод, что методология гуманитарного познания человекосоразмерна, она строится с расчетом включения в себя целей и смыслов человеческой деятельности. Человек, с его желаниями, стремлениями и "свободной волей", становится необходимым и направляющим компонентом методологии научного познания. Ведь не зря конечная причина - causa finalis - бытия была всегда соединена с целью.

1.2 Неклассическая и постнеклассическая парадигма научного знания в филологии

Если в классической науке универсальным способом задания объектов теории были операции абстракции и непосредственной генерализации наличного эмпирического материала, то в неклассической введение объектов осуществляется на пути математизации, которая выступает основным индикатором идей в науке, приводящих к созданию новых ее разделов и теорий.

Неклассическая наука предполагает какую-то общую картину мира, в которой отдельные науки и научные направления играют роль отдельных элементов мозаики. Естественно, такой подход заставляет выстраивать иерархию наук - в зависимости от того, какую часть мозаики «закрывает» данное направление.

Переход от классической науки к неклассической характеризует та революционная ситуация, которая заключается во вхождении субъекта познания в "тело" знания в качестве его необходимого компонента. Изменяется понимание предмета знания: им стала теперь не реальность "в чистом виде", как она фиксируется живым созерцанием, а некоторый ее срез, заданный через призму принятых теоретических и операционных средств и способов ее освоения субъектом.

Научный факт перестал быть проверяющим. Теперь он реализуется в пакете с иными внутритеоретическими способами апробации знаний: принцип соответствия, выявление внутреннего и когерентного совершенства теории. Факт свидетельствует, что теоретическое предположение оправдано для определенных условий и может быть реализовано в некоторых ситуациях. Принцип экспериментальной проверяемости наделяется чертами фундаментальности, т.е. имеет место не "интуитивная очевидность", а "уместная адаптированность".

Характерное для классического этапа стремление к абсолютизации методов естествознания, выразившееся в попытках применения их в социально-гуманитарном познании, все больше и больше выявляло свою ограниченность и односторонность. Наметилась тенденция формирования новой исследовательской парадигмы, в основании которой лежит представление об особом статусе социально-гуманитарных наук.

Как реакция на кризис механистического естествознания и как оппозиция классическому рационализму в конце XIX в. возникает направление, представленное В. Дильтеем, Ф. Ницше, Г. Зиммелем, А. Бергсоном, О. Шпенглером и др., - "философия жизни". Здесь жизнь понимается как первичная реальность, целостный органический процесс, для познания которой неприемлемы методы научного познания, а возможны лишь внерациональные способы - интуиция, понимание, вживание, вчувствование и др.

Постнеклассическая наука формируется в 70-х годах XX в. Этому способствуют революция в хранении и получении знаний (компьютеризация науки), невозможность решить ряд научных задач без комплексного использования знаний различных научных дисциплин, без учета места и роли человека в исследуемых системах [92; с. 52 - 53].

На этапе постнеклассической науки преобладающей становится идея синтеза научных знаний - стремление построить общенаучную картину мира на основе принципа универсального эволюционизма, объединяющего в единое целое идеи системного и эволюционного подходов. Концепция универсального эволюционизма базируется на определенной совокупности знаний, полученных в рамках конкретных научных дисциплин (биологии, геологии и т.д.) и вместе с тем включает в свой состав ряд философско-мировоззренческих установок. Часто универсальный, или глобальный, эволюционизм понимают как принцип, обеспечивающий экстраполяцию эволюционных идей на все сферы действительности и рассмотрение неживой, живой и социальной материи как единого универсального эволюционного процесса.

В постнеклассической науке утверждается парадигма целостности, согласно которой мироздание, биосфера, ноосфера, общество, человек и т.д. представляют собой единую целостность. И проявлением этой целостности является то, что человек находится не вне изучаемого объекта, а внутри него, он лишь часть, познающая целое. И, как следствие такого подхода, мы наблюдаем сближение естественных и общественных наук, при котором идеи и принципы современного естествознания все шире внедряются в гуманитарные науки, причем имеет место и обратный процесс. Так, освоение наукой саморазвивающихся "человекоразмерных" систем стирает ранее непреодолимые границы между методологиями естествознания и социального познания. И центром этого слияния, сближения является человек [108; с. 65].

Идея синтеза знаний, создание общенаучной картины мира становится основополагающей на этапе постнеклассического развития науки. Становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению методов и познавательных установок классического и неклассического исследования. Они будут продолжать использоваться в соответствующих им познавательных ситуациях, постнеклассическая наука лишь четче определит область их применения.

Что касается гуманитарных наук, и в частности, филологии, то можно утверждать, что с точки зрения парадигмального развития научного знания, данная наука претерпевала в методологическом отношении принципиально те же изменения, что и естественнонаучное знание (об этом говорит и А.М. Буровский в работе «Постнеклассическая парадигма и гуманитарные науки» [151]). Следовательно, можно не безосновательно утверждать, что филология (а значит, и литературоведение) в развитии своего научного знания также находилась в стадии классической, неклассической и постнеклассической парадигмы развития. Однако, для постнеклассического этапа в развитии филологической мысли существуют свои специфические особенности: идея синтеза научных знаний и создание общенаучной картины мира некоторыми учёными-филологами рассматривается как явления кризиса методологии.

Для более полноценной обрисовки сложившейся методологической ситуации в современной филологии, необходимо отойдя от общенаучного обоснования заявленной проблемы обратится к её конкретизации путём обоснования существующих точек зрения на данную проблему.

На сегодняшний день, существует ряд точек зрения на проблему современного состояния методологии гуманитарных наук, и в частности, литературоведения, однако, большинство из них сводимы к единой концепции. Она базируется на утверждении кризиса в современной методологии литературоведческой науки. В этом отношении интересна статья В.В. Селиванова «Кризис методологий в гуманитарных науках» [120; с. 127 - 129]. Исследователь выделяет следующие признаки кризиса гуманитарного знания:

1. ослабление влияния на современную науку классических традиций гуманитарных школ второй половины ХIХ -- первой половины ХХ века, для России это культурно-историческая школа (А.Н. Пыпин), школа сравнительно-исторического исследования (А. Веселовский), классический марксизм (напр., Г.В. Плеханов), и др.; данный отход от традиций, утрата связи с ними указывает на отсутствие преемственности, потерю уже ранее накопленного методологического опыта и стремление все начать сначала, нулевой отметки;

2. усиление влияния на гуманитарные науки наук, связанных с исследованием природы и техники (теория информации, синергетика и др.), что указывает на отсутствие самостоятельного развития собственно гуманитарной методологии и попытки возместить отсутствие этого развития заимствованиями исследовательских технологий из негуманитарного сектора исследований;

3. завышение роли субъективного фактора в гуманитарных исследованиях, порождающее высокую степень произвольности высказываний и наблюдений, опирающихся исключительно на саморефлексию автора, что возводит в правило необъективность результата, отменяет обязательность надежной аргументации;

4. частая подмена исследования описательностью без опоры на какую-либо достоверную теорию или, наоборот, схоластическим теоретизированием без опоры на научные факты;

5. отсутствие в гуманитарной науке последних десятилетий крупных научных открытий, масштабных концептуальных решений, направленных на познание духовного мира человека и общества, законов общественного развития;

6. участившаяся расплывчатость, неопределенность высказываемых суждений относительно социально-исторических закономерностей, определяющих развитие и судьбы современного общества и мировой цивилизации;

7. неустойчивость терминологического языка в области гуманитарных наук и частичная утрата культуры пользования традиционными понятиями и категориями, отработанными в философии и науке ХIХ -- начала ХХ вв.

Можно указать и на другие признаки кризиса, но и этих достаточно, чтобы поставить на обсуждение вопрос о природе этого явления и перспективах его развития. Конечно, можно не согласиться с их присутствием в современном развитии гуманитарного знания и посчитать данные наблюдения еще одним ярким проявлением субъективизма в науке.

По мнению исследователя, «кризис возник потому, что в середине ХХ века были исчерпаны основные ресурсы методологических знаний в области филологической, особенно литерауроведческой проблематики, чтобы осуществить дальнейшее движение вглубь гуманитарной культуры, а, следовательно, и вглубь самого человека, его духовного мира и духовного опыта. Сами понятия «духовный мир» и «духовный опыт» носят в гуманитарных науках скорее интуитивный смысл, чем научно закрепившееся содержание: они продолжают быть и сегодня весьма неопределенными и расплывчатыми, их контуры не очерчены, их содержательное наполнение отсутствует. Это еще раз подчеркивает, что гуманитарные науки еще не изобрели свой микроскоп, благодаря которому смогли бы проникнуть в тонкие структуры человеческого интеллекта, духовной жизни, духовного опыта. Но если не в проникновении в этот «тонкий мир», в определении его роли и функций не только в жизни отдельного человека, но и в судьбах нашего общества и всего нашего земного существования, то в чем же тогда конечная цель гуманитарных исследований. Их актуальность и практическая значимость?! Широко распространившаяся популярность психоаналитиков, начиная с З. Фрейда и кончая К. Юнгом, прежде всего и связана с их попытками проникнуть в этот тонкий и таинственный мир. Читатели и почитатели их работ прощают авторам то, что они работают в основном на уровне только гипотез, а основной аргументацией являются многочисленные экспериментальные данные и наблюдения исследователя, не обладающие признаками строгих научных фактов и объективно представленных результатов. Здесь мы обладаем, прежде всего, «прорывом» в важную для гуманитарных наук проблематику, построения системы проблем, требующих своего всестороннего исследования, но еще не имеем в руках универсальной методики и методологии, пригодных для научного объективного исследования в гуманитарных науках» [120; с. 127].

Более детальное рассмотрение проблемы кризиса методологии литературоведения мы находим в работе И.К. Кузмичёва «Литературоведение XX века. Кризис методологии» [64]. В данной книге исследуются методологические проблемы русского и европейского художественного сознания XX века, характеризуются позитивистские, интуитивистские, социологические, формалистические, феноменологические, структуралистские и постструктуралистские концепции изучения литературы. Автор не применяет деления научного знания на определённые парадигмы, а считает, что «за период XX века было испробовано и отброшено много методологических установок…, однако ни одна из них не стала господствующей» [64; с. 141].

Что касается современного этапа, то тут, по мнению Л.П. Егоровой, «следует учитывать «ускоренное» развитие литературоведения - быструю смену концепций, методов и методологий исследования; использование их за рамками, породивших их научных направлений, так сказать, в «снятом виде»» [44].

И.К. Кузьмичёв, помимо указания на кризисное состояние современной методологии литературоведения, отмечает и то, что до сих пор полностью не осмыслено и не создано «научно обоснованной и выверенной типологии» в области накопившегося методологического знания. Это утверждение особенно значимо для нашего исследования, поскольку именно отсутствие единой научно обоснованной методологической типологии в литературоведении значительно осложняет анализ и структурирование накопившегося материала.

В рамках данной работы мы принимаем во внимание накопленный опыт изучения и обобщения методологических знаний различных учёных и с их учётом структурируем концепцию нашего исследования.