Художественная интерпретация образа Аиссе в историческом романе Исхака Машбаша "Графиня Аиссе" в контексте исследования поэтики и эстетики жанра

Среди трех видов любви, существующих для неё, наряду с любовью к родителям, к мужчине, третьим Аиссе называет любовь к природе. Мысль автора романа здесь прозрачна: природа - это то, что объединяет и делает людей разных культур и положения равными, для всех светит одно солнце и все живут и умирают под одним небом: «В бесконечном пространстве жизнь течет в своем единстве и многообразии. Каждому свое место и время, своя доля света и тьмы, из которых и складывается их сущность <...>.

Это сущность не только земли, но и всей земной бесконечности, которую ничем и никогда не измерить. А надо ли измерять, вычислять? Главное, что она есть, что дает нам радость земного бытия» (с. 142-143).

Французы же, напротив, в тексте романа духовно не соприкасаются с природой, читатель не встретит ни одного эпизода, описывающего отношение представителей французского высшего света к природе, пейзаж соотносится с французами лишь как фон действия, как среда-окружение, приятная глазу.

В романе выявляется и авторское восприятие природы, декларируемое в небольших авторских отступлениях, введенных в ткань текста в подчеркнуто-нейтральном эпическом тоне: «Природа сродни человеческой жизни. То дождь, то снег, то ветер, то почти волшебная тишина, то ласковое солнышко, то лавина огня и грохот грозы. Если человек в ладу с природой - то он в ней, а если нет - выпадает из неё, перестает быть творцом, ведь творчество - это вечный поиск, это торжество побед над неудачами, победа радости над печалью. Радость не бывает без горести, победа - без поражения. В этом великий смысл её бесконечности, человеческой жизни как вершины» (с. 351).

Автор сопрягает изменчивость и, в то же время, взаимосвязь и взаимообусловленность природных явлений с коллизиями человеческой судьбы. Этот прием имеет глубокую мировоззренческую основу и традиции - он идет от гуманистических концепций Античности, Возрождения и Просвещения. Эту идею и литературные традиции отмечает Т. Степанова: «Смысловая конструкция фабулы, ставшей сюжетной основой романа И. Машбаша, близка к новеллистике эпохи Возрождения, и так называемым романтическим поэмам Дж. Байрона, и «кавказским» произведениям А. Бестужева-Марлинского, А. Пушкина и М. Лермонтова. Здесь присутствует символика и «дубового листка, оторванного от ветки родимой», и «тучек небесных, вечных странников» <…>. Содержательная выпуклость этой фабулы сближает сюжет романа и с притчей, в которой заключен архетип, символика «золотой клетки» .

Человек - дитя природы, и существует он, не всегда подчиняясь голосу разума, иногда сильнее в нем чувства, подобные лавине, и тогда он совершает несвойственные ему поступки. Нравственные последствия этих поступков неравнозначны, они зависят от уровня сознания личности. Для Аиссе её падение стало судьбоносным фактором. До встречи с де Эди героиня смогла противостоять всем соблазнам, и это противостояние не составляло ей труда, она была непреклонна, так как руководствовалась голосом разума и рассудка. Но как только истинное чувство вторглось в её душу, Аиссе, как натура страстная и искренняя, не смогла противостоять ему.

Анализ текстовых доминант, связанных с пейзажем, выявил наличие в романе константных архетипических природных символов: горы, вода (море, река, горный поток, ручей, дождь), небо, солнце, растения (деревья, трава, цветы). В авторском слове, которое передается через речь повествователя, эти символы отчетливо обозначены: «Природа сродни человеческой жизни. То дождь, то снег, то ветер, то почти волшебная тишина, то ласковое солнышко, то лавина огня и грохот грозы» (с. 351).

Небо как архетипическая модель является воплощением космического начала. Восприятие неба приобщает к сфере трансцендентального и величественного; все возвышенное, духовное, божественное приписывается небесному. Воздушная стихия неба обусловливает тот факт, что оно мыслится в качестве души, дыхания мира. Обладая свойствами недоступности, огромности, в мифологическом сознании оно наделяется непостижимостью, всеведением, величием. В горестные минуты жизни, когда, рыдая, Аиссе обращается к богу, она видит небо: «Небо показалось ей жгуче черным, а звезды невиданно яркими». И Аиссе приходит к мысли: «Да, мир такой черный, но в нем, благодаря Аллаху, есть чистые, яркие звезды добра…» (с. 211). Небо становится в романе символом бесконечности, будущего: «Ведь каждый из нас с детства по сей день смотрит на линию, где сходятся земля с небом, и хочет понять, увидеть, даже, если угодно, ощутить. И не только то, что находится за горизонтом, но и дальше, выше… Зачем ему это?» (с. 208). Таким образом, пейзаж приобретает глубокое философское наполнение.

По одному из своих мифологических значений гора ассоциируется с высотой человеческого духа. Трудный путь совершенствования подобен подъему в гору. На вершине горы царствует одиночество. Горная вершина есть воплощение традиции, через нее осуществляется связь с высшими мирами. Оттуда, по различным мифологическим повествованиям, ведет лестница на небо. В финале своей жизни, после исповеди, заснув, Аиссе в который раз видит родную землю, горы, море: «Вон те вершины - они были такими красивыми под голубым небом, что Айшет была уверена - там живет счастье, а в лесу, что у их подножья веселятся сказки. И море не просто шумит, а рассказывает эти удивительные сказки» (с. 484).

Архетип вода выступает в качестве универсального символа во всех мировых традициях и наделяется многообразными функциями. Определенные качества воды обусловили ее одушевление, живое начало, она - символ первостихии мира. Вода всегда находится в движении, она изменяет цвет под светом звезд, под действием тепла превращается в пар, способна отражать предметы и живые существа, в шуме ее потока слышится речь, она возрождает к жизни иссушенную растительность, утоляет жажду людей и животных, дает исцеление и отдохновение утомленным и больным. Будучи используемой для омовения, она также наделяется способностью очищения души.

Существенно, что представление о водной стихии как первоначале, из которого все возникло, особенно распространено среди народов, живущих близ морского побережья либо у берегов крупных рек. Черкесы жили на морском побережье, и в романе архетип вода транслируется через образ Черного моря, на берегу которого родилась Аиссе. Она постоянно вспоминает шум волн, шорох гальки, и первая сцена романа, его экспозиция, происходит на берегу, когда героиня была еще дома, жила безмятежной природной жизнью: «Голубое небо в солнечном разливе было высоким, просторным и веселым. Море грустно перешептывалось с берегом, то прибивая гальку на отмель, то унося ее обратно в свою глубину» (с.7).

Дерево - один из центральных архетипических символов мировой культуры. Подобно другим растительным формам, оно связывается с плодородием, процветанием, изобилием, но прежде всего оно является олицетворением жизни в различных ее аспектах и проявлениях. Кроме того, дерево может выступать как символ вечной жизни, бессмертия. Оно соотносится с мирозданием и, в контексте идеи тождества макрокосма и микрокосма с человеком (в силу вертикального положения последнего), - с человеческим родом. Основные символические формы, связанные с деревом, - мировое древо (реализующее универсальную концепцию мира) и его варианты - древо жизни и древо познания. В фармацевтическом трактате 18 века сказано: «Именно древо (древо жизни) избрал Творец, дабы несло оно дух животворящий, который <...> призван был охранить человека от смерти <...>». Во многих индоевропейских традициях существовал культ дуба, считавшегося священным деревом, жилищем богов, небесными вратами, через которые божество может появиться перед людьми. Как и все деревья, дуб выступает в роли мирового дерева: он символизирует мировую ось, соединяющую верхний и нижний миры, живых существ и умерших предков, знаменуя центр Вселенной. Дуб означал силу, мужество, выносливость, долголетие, плодородие, благородство, верность. В художественном мире романа «Графиня Аиссе» дуб становится константным образом, реализуя свои основные символические значения.

Солнце - древнейший космический символ, известный всем народам, означающий жизнь, источник жизни, свет. С солярной символикой связываются такие характеристики, как верховенство, жизнесозидание, активность, героическое начало, всеведение. Повествователь часто включает в текст философские размышления, которые построены на приеме иносказания: «Как лист дерева из зеленого к осени становится багровым, так и солнце к своему закату делается багрово-красным, чтобы потом и вовсе уйти на покой, как и вся жизнь в конце своего летнего дня» (с. 146).

Следует также выделить архетипический мотив и образ дороги. По мысли повествователя, «<…> раздумья чаще всего связаны с дорогой, неважно - длинная она или короткая. Дорога с первых шагов зовет к размышлениям и воспоминаниям» (с. 69).

Яркой иллюстрацией образного параллелизма является эпизод, в котором описывается душевное состояние графа де Ферриоля, размышляющего в дороге под стук колес кареты о смысле своей жизни, о бесконечности, к которой неуклонно приближает его каждый прожитый день. Грустное настроение графа подчеркивается пейзажем: «Вот уже два часа его карета, покачиваясь, постукивая, пробиралась вдаль в нескончаемом тесном коридоре нудно-осеннего дождя. Дома и домишки, высокие деревья и припавшие к слякотной земле кусты акации и сирени - все было туманно-призрачным. Вроде и вовсе не было никакого неба: только нескончаемая темень, мрачная бесконечность» (с. 70).

Из анализа художественной реализации пейзажа в романе И.Машбаша «Графиня Аиссе» следует, что природа в художественном мире романа имеет концептуальное значение и является не просто фоном для развития действия, а важнейшим способом углубления психологизации образов персонажей и способом выражения авторских философских и мировоззренческих сентенций.

Глава 3. Проблема художественного инварианта образа Аиссе в мировой литературе

3.1 Специфика художественной формы «Писем к госпоже Каландрини» Аиссе

Национальная история очень бережно, по крупицам собирает сведения о личностях, прославивших свой народ. Особенное значение это имеет для малочисленных народов, как адыгейский, подвергшихся тяжелым испытаниям и переживших национальную трагедию. В современных условиях восстановления национальной идентичности проблема устойчивости и архетипичности национального характера, его сохранения в условиях другой культуры имеет непреходящее значение и актуальность.

Интерес писателей к личности Аиссе можно охарактеризовать словами М.М. Бахтина: «Изображать, увековечивать художественным словом можно и должно только то, что достойно быть вспомянутым, что должно быть сохранено в памяти потомков; для потомков создается образ, и в предвосхищаемом далевом плане потомков этот образ формируется» .

В романе «Графиня Аиссе» интерес представляет не столь характер, как личность Аиссе, при этом следует оговорить, что эти свойства индивида глубоко взаимообусловлены. Характер - структура стойких, сравнительно постоянных психических свойств, определяющих особенности отношений и поведения личности. Когда говорят о характере, то обычно подразумевают совокупность свойств и качеств личности, которая накладывает определенную печать на все ее проявления и действия. Черты характера составляют те существенные свойства человека, которые определяют тот или иной образ поведения, образ жизни. Статику характера определяет тип нервной деятельности, а его динамику - окружающая среда. Также характер понимается как система устойчивых мотивов и способов поведения, образующих поведенческий тип личности; мера уравновешенности внутреннего и внешнего миров, особенность адаптации индивида к окружающей его действительности; отчетливо выраженная определенность типичного поведения каждого человека .

Личность - понятие, выработанное для отображения социальной природы человека, рассмотрения его как субъекта социокультурной жизни, определения его как носителя индивидуального начала, самораскрывающегося в контекстах социальных отношений, общения и предметной деятельности . В контексте исследования «диалога культур» в сознании Аиссе основной аналитический упор делается на социальных и межличностных проявлениях героини, которые выявляют специфику её социально-культурной адаптации к чуждому ей (по происхождению) миру и выявляют проблему самодетерминации Аиссе.

Теория самодетерминации введена в литературоведение М.М. Бахтиным, продолжена В. Библером и получила дальнейшую разработку в трудах американских психологов Э. Деси и Р. Райана. В ней постулируется, что человек способен ощущать и реализовывать в своем поведении свободу выбора, несмотря на объективные ограничивающие факторы среды или влияние неосознаваемых внутриличностных процессов. Если с самого детства условия существования человека способствуют предоставлению ему свободы выбора активности, области интересов, если они предоставляют широкий диапазон возможностей без наложения ненужных ограничений, то все это способствует тому, что он становится полноценной личностью.

Самодетерминация, или автономия личности - есть ощущение и реализация свободы выбора человеком, способа поведения и существования в мире независимо от влияющих на него сил внешнего окружения и внутриличностных процессов.

Подмена выбора самого человека требованиями извне - одна из причин возникновения психологического дискомфорта и внутреннего конфликта. Понятие самодетерминации тесно связано с понятием воли, которое понимается как способность человека делать выбор на основе информации, полученной из среды, и на основе процессов, происходящих внутри самой личности.

О внутренней жизни Аиссе, её сомнениях, рефлексиях, нравственных муках, метаниях в поисках Бога достоверно мы можем судить, пожалуй, по единственному источнику - её «роману в письмах» «Письма к госпоже Каландрини». Отдельные черты и проявления личности Аиссе отражены в воспоминаниях её современников, в художественных текстах. И. Машбаш при создании исторического романа собрал и изучил сохранившиеся исторические источники и документы. Но из той информации, которая известна об Аиссе, сейчас, спустя почти триста лет после её смерти, достаточно трудно воссоздать правдивый образ. При этом важно, что основные вехи жизни Аиссе достаточно известны, но о её личной, духовно-нравственной сути и истинном отношении к французскому свету, к своей судьбе, к проблемам морали и нравственности может рассказать только она сама.

Жанровая специфика «Писем к госпоже Каландрини» предполагает исповедальность, искренность, хронологическую и историко-социальную достоверность и другие признаки эпистолярного жанра. Авторской целью «Писем …» стало самораскрытие собственного «Я» - это описание чувств, интимных переживаний, отношения к окружающей социальной действительности. Особенно важным нам представляется оценочно-эмоциональный дискурс, присущий эпистолярному жанру. Поэтика и эстетика произведения Аиссе позволяют объективно судить о личности и системе ценностей его автора.

Жанровая специфика «Писем к госпоже Каландрини» в литературоведении не определена. В основном, это произведение называют романом, «шедевром французской литературы», письмами. Мы считаем, что этот текст требует жанровой идентификации, определенные трудности которой заключаются в том, что это своего рода литературный феномен, органично сочетающий в себе художественное и документальное начало.

Жанрообразующие признаки в анализируемом произведении имеют синтетический характер и не позволяют его соотнести в целом ни с художественной, ни с документальной литературой. Наибольшую обоснованность, на наш взгляд, имеет попытка рассмотрения «Писем …» Аиссе в системных рамках мемуарной литературы. Следует оговорить, что собственно мемуары как жанр - это произведения письменности, закрепляющие в той или иной форме воспоминания их авторов о прошлом. Приближаясь подчас к художественной литературе, в частности, к таким жанрам, как семейная хроника и различные виды исторической беллетристики, мемуарная литература отличается от них стремлением к точному воспроизведению определенного участка действительности. В отличие от художественной литературы, мемуарные тексты несут на себе исключительно или преимущественно познавательные функции без каких-либо специальных художественных установок. Однако четкую грань между ними и художественной литературой иногда провести крайне трудно. Первичной и в известном смысле наиболее примитивной формой мемуарной литературы является дневник -- ежедневные или периодические записи автора, излагающие события его личной жизни на фоне событий современной ему действительности, общая перспектива событий здесь отсутствует, и повествование держится на «молекулярной связи записей», объединенных единством излагающего их лица, системой его воззрений. Но дневники не имеют адресата, напротив, как правило, дневник - это сфера речемыслительного моноакта, в котором собственное «Я» подлежит описанию, анализу, самокритике, рефлексии. Мемуарный дневник от жанровой художественной формы дневника отличает совпадение фигур автора и повествователя, который является не художественным образом, а реальным лицом.

В лингвистической классификации письма как текстовой единицы применяется термин «естественная письменная речь» . Подобный текст обладает следующими характеристиками: письменная форма, спонтанность и непрофессиональность исполнения. Две последние характеристики отличают «естественную письменную речь» от таких видов письменной деятельности, как художественная, газетно-публицистическая, деловая, рекламная и прочие виды «искусственной», то есть подготовленной и профессиональной речи. В отличие от них, «естественная письменная речь» отличается непринужденностью, непосредственностью, вписанностью в конситуацию, короткой временной дистанцией между замыслом и реализацией, отсутствием промежуточных лиц и инстанций как между ними, так и между отправителем и реципиентом текста .

Эпистолярный роман или роман в письмах - стилевая разновидность романа, представляющая собой цикл писем одного или нескольких героев. В письмах выражены душевные переживания героев, отражена их внутренняя эволюция.

Сопоставительно-типологический анализ перечисленных жанровых и стилевых литературных форм позволяет высказать предположение, что «Письма …» Аиссе имеют признаки мемуарной литературы (в частности - дневника, автобиографического описания), «естественной письменной речи» и эпистолярного романа.

Таким образом, анализируемое произведение является межвидовым и межжанровым литературным текстом. Подчеркнем, что, так как доля документальности превалирует, и в произведении нет вымышленных персонажей и исторических лиц, а также смоделированных автором ситуаций, то его нельзя отнести к разряду художественной литературы. П.Р. Задоров отмечает: «Погруженная в свои переживания, измученная смертельной болезнью, м-ль Аиссе менее всего стремилась играть роль, творить о себе легенду; ее письма - исповедь, обращенная к другу, в которой нет ни патетических возгласов, ни пышных деклараций, ни эффектных ораторских приемов. При этом, характеризуя действительность, ее окружавшую, она, по собственному признанию, писала лишь о том, что было ей хорошо известно, по возможности избегая сомнительных фактов и произвольных толкований. Искренность, правдивость, достоверность, - этих достоинств было бы довольно, по-видимому, для длительного успеха книги. Но природа наделила м-ль Аиссе и ярким литературным дарованием - способностью выражать свои мысли убедительно, тонко, изящно: многие страницы «Писем» и по сей день восхищают своей непринужденностью эпистолярной манеры, тонкостью языковых оттенков» .

Таким образом, наличие сквозных тем, идей, действующих лиц; эстетическая завершенность писем и целостность текста; художественность и образность; эмоционально-критический и оценочный дискурс; культурологический контекст; глубокий психологический анализ; чувствительность и эмоциональность - все эти характеристики текста позволяют предположить, что это литературное произведение мемуарно-автобиографического типа.

3.2 «Самодетерминация» личности Аиссе: психолого-биографический и историко-культурологический контекст

«Писем к госпоже Каландрини»

Черкесская нимфа

В её крови зажги, Всевышний, пламя,

И страстью растопи лед в сердце девы

Чтобы она почувствовать сумела

Огонь, который мне сжигает душу

Вольтер

Переписка Аиссе с женой женевского вельможи госпожой Каландрини была опубликована полностью после её смерти под заглавием «Письма к госпоже Каландрини» (Lettres de mademoiselle Aпssй а madame Calandrini) Эженом Ассом в Париже в 1873 году. Первое издание было подготовлено Вольтером после смерти Аиссе в 40-е годы; комментированное издание вместе с литературным портретом писательницы, написанным Ш.-О. Сент-Бевом, появилось в 1846 году. В 1985 году письма были переведены на русский язык и изданы в серии «Литературные памятники».

Как пишет П.Р. Заборов «<…> в них она с удивительной искренностью рассказала о последних семи годах своей жизни (осень 1726 - весна 1733), рассказала о том, что видела, думала, ощущала; о том, что ее радовало и мучило, восхищало и повергало в скорбь. Письма эти явились настоятельной потребностью ее души; они возникли как следствие ее морального одиночества в то время, когда страдания ее и сомнения достигли высшего предела, когда исповедь сделалась для нее необходимостью, а сочувственное внимание мудрого человека - бесконечно важным» .

В 1726 году Аиссе познакомилась с 58-летней женой именитого и состоятельного женевского гражданина Жюли Каландрини (1668-1754), которая стала для нее единственным близким по духу человеком. Выбор «прекрасной черкешенкой» адресата писем не случаен - твердые нравственные принципы этой дамы произвели на Аиссе глубочайшее впечатление, и последние семь лет своей жизни она состояла с госпожой Каландрини в переписке, поверяя старшей подруге все свои мысли и чувства. В самых изысканных выражениях Аиссе описывает свои чувства к госпоже Каландрини: «<…> нет никого на свете, перед кем бы я так благоговела, кого бы так чтила и уважала. Ничто не может помешать мне предаваться этому чувству - оно справедливо и безгреховно. Да и как не любить мне ту, кто открыл мне, что такое добродетель, кто столько усилий положил на то, чтобы наставить меня на сей путь, и сумел поколебать во мне сильнейшую страсть» . Аиссе счастлива, что окружающие любят её старшую подругу за прекрасные качества души. Ведь обычно «доблести и заслуги <…> ценятся лишь тогда, когда человек при этом еще и богат; и однако перед истинными добродетелями всякий склоняет голову». И все же - «<…> деньги, деньги! Сколько подавляете вы честолюбий! Каких только не смиряете гордецов! Сколько благих намерений обращаете в дым!» (с. 17).

Письма Аиссе содержат множество интересных сведений о жизни французской аристократии эпохи Регентства, написаны изящным и одновременно простым слогом, отмечены бескомпромиссной нравственной позицией, искренностью и откровенностью.

Эпистолярные жанры в начале XVIII века были весьма популярны. В настоящее время подобная литературная форма в значительной степени снижает интерес чтения, так как в век информационных технологий люди разучились писать письма. Но представителям XVIII века, имевшим только эту возможность общения на расстоянии, эта форма была близка, к тому же она соответствовала модному в этот период духу сентиментализма - письма давали возможность к бесконечным рассуждениям и излияниям во вкусе того времени. «Письма …» также отличает стилистика эпохи Просвещения - дидактичность, описательность, нравственно-этическая и социально-критическая направленность, философский контекст.

«Письма…» Аиссе являются не только литературным шедевром, но и имеют обширный социальный и культурологический контекст. Аиссе была образована, увлекалась литературой, музыкой и театром. Жанр эпистолярной литературы можно с небольшой степенью допущения отнести к межжанровым художественным формам. С одной стороны, доминирующим остается документальное начало, имеющее все признаки исповеди. Госпожа Каландрини волей судеб оказывается единственным человеком, к которому Аиссе испытывает уважение и искреннюю симпатию. Оказавшись в условиях бедственного материального положения после продолжительной болезни и смерти своего опекуна графа де Ферриоля, в полном душевном одиночестве, испытывая тяжелейшие моральные страдания из-за связи с шевалье Блезом-Мари д'Эди, Аиссе ощущает настоятельную потребность в близком человеке. С другой стороны, как мы отмечали, этот текст имеет и признаки художественного - образность, метафоричность, выразительность и изящество стиля. Аиссе не просто излагает факты и события, они их живо и с юмором интерпретирует и комментирует.

Маркирующую функцию, уточняющую авторские интенции, выполняют лейтмотивные рассуждения Аиссе, среди которых можно выделить ряд ведущих тем: тема развращенности и безнравственности французского аристократического общества (с ней напрямую сопрягаются авторские сентенции по поводу природы человеческой нравственности); тема современного искусства - театр, живопись, литература; тема греховной любви и наказания; тема противоборства долга и чувства.

Система маркирующих тему внутритекстовых элементов включает в себя целый ряд приемов:

1) конкретные номинации (имена поэтов, драматургов, постановщиков актеров, критиков): Например:

Вот эпиграмма Руссо на Фонтенеля:

Пастух нормандский тридцать лет в салонах

Пример всем острословам подает;

Внушительность своих бесед ученых

Он разрежает блестками острот,

Причем прекрасный пол - его оплот… (с. 19).

«Как только представится случай, пришлю вам одну книгу, которая имеет здесь большой успех, - «Путешествие Гулливера», английского автора, фамилия его Свифт» (с. 25).

«Легран на днях давал здесь комедию, которая провалилась с таким треском, которого я не упомню» (с. 12).

«14-го сего месяца будут давать «Прозерпину». Цереру играет Антье, Прозерпину - Лемор, Аретузу - Пелисье, Плутона - Тевенар, Асколафа - Шассе» (с. 22);

2) прямое и скрытое цитирование философских и теософских трудов; «<…> лучше вступать в брак, чем разжигаться» (цитата из «Первого послания св. Павла коринфянам) (с. 16);

«<…> я не настолько благочестива, чтобы подставлять левую щеку» (с.64);

3) аллюзии и реминисценции. Аиссе часто цитирует известные произведения, прямо или косвенно вплетая культурологический контекст в письма. При этом она не оставляет без комментария ни одно значительное явление в театральной и литературной среде, демонстрируя глубокое знание и понимание современного искусства. Приведем текстовые фрагменты: «Чтобы залучить <...> ценою?» (цитата из трагедии Т. Корнеля, Б. Фонтенеля и Н. Буало «Беллерофон»); «Смотри, не разбей кувшина!» (реминисценция из басни Лафонтена «Молочница и кувшин с молоком»); «<…> ведет себя подобно Роланду» (сравнение с героем оперы Ж.-Б. Люли, обезумевшим от горя); «<…> есть у нас здесь новая книга под названием «Воспоминания знатного человека, удалившегося от мира». Она мало чего стоит; и однако эти сто девяносто страниц я читала, обливаясь слезами» (речь идет о книге А.-Ф. Прево);

4) достаточно ярко выражен в «Письмах …» оценочно-критический дискурс, подчеркивающий аналитические и интеллектуальные способности Аиссе: «Два скрипача малого театра - Франкер и Ребель сочинили оперу на сюжет о Пираме и Тисбе. В отношении музыки она весьма недурна, но слова там прескверные, декорации необыкновенные» (с. 14); «Детуш написал премилую комедию «Женатый философ», есть в ней и чувство, и хороший вкус, но до таланта Мольера ему далеко» (с. 25).

Личность Аиссе глубоко противится атмосфере лжи, безнравственности, поверхности французского бомонда. Пороки, которые она подмечает, алчность, дурной вкус, злословие получают в её «Письмах …» осуждение и подвергаются насмешке. В частности, с юмором и долей сожаления Аиссе описывает закулисную жизнь театра: «Борьба между поклонниками мадемуазель Лемор и сторонниками мадемуазель Пелисье ото дня ко дню все больше разгорается. Обе комедиантки бешено между собой соревнуются, благодаря чему Лемор становится очень недурной актрисой. Случается, что в партере вспыхивают споры, да такие жаркие, что еще немного - и дело дойдет до шпаг. Обе дамы ненавидят друг друга как жабы, а уж болтают они обе прелесть что!» (с. 22).

Критически оценивает Аиссе и патриотические настроения парижских дам: «Идут разговоры о войне, наши кавалеры весьма ее жаждут, дам же наших она не слишком пугает. Давненько не тешили они себя тревогами и радостями военных кампаний; видно, им охота проверить, очень ли они будут печалиться в разлуке со своими милыми» (с. 23). Ирония Аиссе вполне оправдана, так как их любовь с кавалером де Эди - глубокое и настоящее чувство, и ее беспокойство о нем является искренним проявлением человеческих отношений, равных которым она не увидела в парижском свете. Шевалье до последней минуты жизни Аиссе был предан ей и, несмотря на все запреты Ордена и отказ самой Аиссе, мечтал соединить с ней жизнь: «Будьте спокойны, будьте счастливы, моя дорогая Аиссе, мне безразлично, каким способом вы этого достигнете - я примирюсь с любым из них, лишь бы только вы не изгнали меня из своего сердца. Всем своим поведением я докажу, что я достоин вашего расположения. Да и почему бы могли вы разлюбить меня, если в вас меня пленяют прежде всего ваша добродетель, ваша искренность, чистота души вашей?» (с. 105).

Жизнь Аиссе как бы делится на два периода - достаточно безмятежное время до встречи с шевалье де Эди, омрачаемое лишь внутрисемейными дрязгами, и вторая половина жизни, с которой читатель знакомится через ее письма, проникнутые глубоким чувством раскаяния и поиском духовного спасения. Таким образом, можно констатировать, что процесс самодетерминации в сознании героини начинается после ее грехопадения. Этот уровень «Писем …» представляется нам наиболее существенным в контексте раскрытия содержания личности Аиссе.

Самодетерминация героини идет в следующих тематических линиях ее повествования: ощущение внутреннего отторжения от безнравственной атмосферы парижского света; роль искусства - театра и литературы в ее духовной жизни; рефлексии по поводу преступления через собственные принципы добродетели и нравственности; поиск опоры, спасения в Боге; духовный и моральный аскетизм; борьба между долгом и чувством.

Жизнь парижского света является одной из ведущих тем «Писем …» Аиссе. В данном тематическом плане можно выделить несколько частных тем: безнравственность и бездуховность, меркантильность, пошлость и безвкусие, неспособность парижан к глубоким чувствам. Тон посланий Аиссе редко бывает резким, ее манере свойственна ирония, иногда юмор и сатира; очень многое вызывает в ней удивление: «Иной раз мне кажется, что уже ничто не способно поразить меня, но назавтра же я убеждаюсь, что ошибалась» (с. 23). Аиссе близка и к королевскому двору, нравы которого вызывают в ней ту же иронию: «У нас никаких новостей, если не считать беременности госпожи Тулузской и остроумного отзыва короля о только что прочитанном им жизнеописании Генриха IV. Его спросили, какого он мнения о сей книге, он ответил, что более всего ему пришлась по вкусу любовь Генриха IV к народу. Дал бы Бог, чтобы он и в самом деле так думал и стал бы в этом ему подражать!» (с. 33). И далее: «Принц де Кариньян все так же влюблен в свою Антье. Эта тварь увлеклась генеральным откупщиком г-ном де Ла Поплиньером, острословом и слагателем песенок, - впрочем, собой он весьма нехорош. Г-н Кариньян свел с ним дружбу, как это делают мужья в отношении любовников своих жен» (с. 36).

На страницах своих «Писем …» Аиссе создает целую портретную галерею, иногда ее искусство художественного портрета не уступает знаменитым литературным образцам: «Завистливая миледи Джерси повадилась в гости к госпоже Найт - она ест там в три горла, весьма охоча до карт, играет с превеликим усердием и при каждом слове поджимает губки, дабы ротик оставался маленьким и плоским. Наружность ее совершенно не вяжется с ее речами; когда она говорит, кажется, будто уста ее источают мед, а на самом деле это самая что ни на есть вонючая желчь» (с. 50). Ироничность, художественная образность, метафоричность языка «Писем …» подчеркивают отношение Аиссе к миру пошлости и безнравственности.

Лживость окружающих вступает в резкий диссонанс с правдивостью и искренностью самой Аиссе, идеалом для которой становится г-жа Каландрини, она не может принять правила светской жизни: «Вы научили меня быть столь требовательной к людям, что все в них вызывает у меня теперь раздражение. <…> Ничего нет в них - ни непреклонной вашей честности, ни мудрости, ни доброты, ни справедливости. Все это у людей одна видимость - личина то и дело спадает с них. Честность - не более как слово, коим они украшают себя; они толкуют о справедливости, но лишь затем, чтобы осуждать близких своих; под сладкими речами их таятся колкости, великодушие их оборачивается расточительством, мягкосердечность - безволием» (с. 66).

Искусство становится единственным духовным прибежищем для Аиссе, что ещё ярче подчеркивает её творческий дар. Она обладает глубоким эстетическим чувством, суждения Аиссе во многом выявляют знание театральной жизни, интерес к поэзии и драматургии, способность критического анализа, объективность и вкус в оценке новых художественных явлений. Возможно, что Аиссе предвосхитила мысли великих философов XIX века (А. Шопенгауэра, Ф. Ницше) о том, что единственным спасением для мыслящей творческой личности в бездуховной атмосфере окружающего ее социума может стать только искусство. Театр - истинная отдушина, духовная подпитка для Аиссе, он дает возможность отрешиться от суеты и уйти в мир грез, отдаться чувствам. Например, Аиссе пишет: «Я только что вернулась из Комедии, давали «Регула», и я во время действия расплакалась. Барон был просто изумителен, на моей памяти он никогда лучше не играл. <…> Невозможно не поверить в истинность персонажа, которого он играет» (с. 55).

Главным направлением самодетерминации героини становится тема борьбы чувства с долгом. «Как бы мне хотелось, чтобы прекратилась борьба между рассудком моим и сердцем <…>» (с. 81) - восклицает Аиссе. Эта линия, на наш взгляд, в наибольшей степени раскрывает внутренний мир Аиссе и ее личностные качества. Глубокий внутренний конфликт в сочетании с необыкновенной искренностью и правдивостью изложения дает потрясающий образец самораскрытия через самоанализ, рефлексии героини, которая является в то же время автором произведения. «Каким было бы счастьем, - пишет Аиссе, - любить его (шевалье, уточнение наше - Б.Т.), не упрекая себя» (с. 56). И далее: «Меня обуревают иной раз чувства, которые трудно бывает заглушить в себе. Самое удивительное, что я испытывала их всю жизнь! Не могу себе простить… Увы! Зачем на месте госпожи де Ферриоль не было вас. Вы научили бы меня понимать, что есть добродетель» (с. 65). Из процитированного фрагмента текста видно, что Аиссе терзается внутренними противоречиями, любовь для нее не просто развлечение, а глубокая единственная страсть. Строки, в которых она описывает силу своего чувства, по эмоциональному накалу можно сравнить с классическими образцами мировой литературы: «Сколь счастливы те, у кого хватает мужества побороть свою слабость, ибо право же требуется бесконечное мужество, чтобы противостоять тому, кого любишь и кому ранее имел уже несчастье уступить. Резать по живому такую горячую страсть и такую нежную привязанность, и притом же столь заслуженную! Прибавьте к этому и мое чувство благодарности к нему - нет, это ужасно! Это хуже смерти! (с. 73).

В целом можно заключить, что «Письма …» Аиссе имеют широкий социально-культурологический контекст, дают объективное представление о французской действительности начала XVIII века, в частности, о жизни французского света и театральной богемы. На фоне критического описания нравов и образа жизни света Аиссе раскрывает свою личность, вступающую в глубокое противоречие с окружающим миром. Жанр письма позволяет автору искренне и достоверно, апеллируя к близкому по духу человеку - своему корреспонденту г-же Каландрини, раскрыть свой внутренний мир, описать разрывающие её сознание и душу терзания. Глубина психоанализа героини, её попытки самодетерминации - поиска собственного «Я» позволяют говорить о психологичности как ведущей черте авторской манеры.

3.3 Образ Аиссе в романе А.-Ф. Прево « История одной гречанки»

Аиссе была знакома с аббатом Прево и Вольтером, так же как и со многими своими знаменитыми современниками, вызывала их искреннее восхищение и впоследствии стала прототипом героинь художественных произведений этих авторов, в частности, - это образ прекрасной гречанки Теофеи в романе «История одной гречанки» аббата Прево (1740), лирический персонаж послания Вольтера «Черкесская нимфа» и многие другие художественные интерпретации образа Аиссе. Интерес к личности Аиссе имеет и другие причины, об этом пишет С.А. Киржинова: «Восток интересовал Прево не просто как Восток с его экзотическими сюжетами, характерами. Восточный человек был для него новым, неизведанным существом по сравнению с французом или вообще европейцем, чья психология и генетический код давно были осмыслены и расшифрованы. Восточный человек, не тронутый цивилизацией, со своей культурой традиций и нравов, был необходим для того, чтобы конкретнее разобраться в природе человека вообще. Внимание к человеку, стремительно возросшее в эпоху формирования просветительских идей, во многом обусловило усиление психологизма в показе личности. Главной областью человеческих отношений, к которой проявляет внимание просветительство, становится мир интимных отношений» .

Роман «История одной гречанки» описывает судьбу женщины, еще девочкой попавшей в сераль турецкого паши. Французский дипломат, прототипом которого является граф де Ферриоль, выкупает ее, узнает о настоящем происхождении невольницы, затем, когда настоящая семья в силу меркантильных причин отказывается от Теофеи, увозит девушку во Францию. В основе сюжета - тема эволюции сознания главной героини, выбравшей путь благочестия и противостоящей страсти спасшего ее дворянина.

Антуан Франсуа Прево (1697-1763) действительно был аббатом, хотя в свете ходило много слухов о его бурной жизни, достоверность которых не подтверждена. В мировой литературе он известен как автор повести «Манон Леско», и существует легенда, что сюжет о Манон Леско основан на эпизоде из его собственной жизни.

С именем А.-Ф. Прево в мировой литературе ассоциируется представление о переходе романной формы на качественно новую ступень художественных и формальных поисков. В частности, в романе XVIII века возрастает роль повествователя. Её принимает на себя автор, беседующий с читателем. В ней может выступать путешествующий герой, встречающий на своем пути интересных людей и передающий их истории. Наличие героя-повествователя создаёт ощущение подлинности: читатель, благодаря знакомству с рассказчиком, лично соприкасается с происходящим и оказывается если не в гуще событий, то в непосредственной от них близости. Читатель узнаёт новое, не теряя ощущения, что это новое продолжает уже знакомую и невыдуманную историю. Жанр романа - путешествия, травелога получил развитие также в немалой степени благодаря аббату Прево. По сравнению с популярным еще в этот период плутовским романом произведение Прево идет по пути к углублению психологизма, к отходу от занимательной фабулы к изображению истинных чувств. Как писатель, интересующийся психологией своих персонажей, А.-Ф. Прево находился под влиянием великих драматургов эпохи классицизма - Корнеля и Расина, в трагедиях которых господствовали необоримые страсти. У классицистов чувства представлялись достаточно отвлеченными и являлись уделом мифологических героев или выдающихся исторических лиц (королей, полководцев). А в романах А.-Ф. Прево страсть бушует в сердцах людей, занимающих в обществе более скромное положение; именно благодаря ей эти люди и возвышаются над обывательским миром. Поэтому чувства героев А.-Ф. Прево приходят в столкновение с обычными факторами человеческой жизни - материальными соображениями, семейными обстоятельствами и т.п.

А.-Ф. Прево предвосхитил открытия романтиков в плане акцентирования внимания на «местном колорите». Действие романа начинается в Турции, и автор погружает нас в национальную атмосферу, не ограничиваясь поверхностным описанием быта, пейзажа и костюма. Особую новизну здесь имеет аналитическое воспроизведение национального характера - турецкого, греческого, французского, детерминированное погружением в историю и ментальный склад нации. Например, через исповедь Теофеи писатель очень подробно знакомит нас с традициями невольничества и рабства женщин в Турции: «<…> я могла установить только два начала, на которых зижделось мое воспитание: первое из них побуждало меня считать мужчин единственным источником благосостояния и счастья женщин; второе учило, что путем угождения, покорности, ласк мы можем в какой-то степени властвовать над мужчинами, в свою очередь подчинять их себе и добиваться от них всего, что нам необходимо для счастья» . Здесь, в отличие от романа Машбаша и «Писем …» Аиссе, мы наблюдаем определенную идеализацию нравов французов. Писатель при первой встрече с Теофеей в серале турецкого паши будоражит душу невольницы рассказами о высоком положении женщин во Франции, даже о культе поклонения женщине, об их свободе и независимости. Эти рассказы переворачивают сознание девушки и пробуждают в ней неодолимое стремление к свободе, независимости и добродетельной жизни. Повествователь, чья фигура анонимна (что позволяет читателю отождествлять его с автором произведения), в постоянных размышлениях над непонятным для него стремлением наложницы к добродетельной жизни, приходит к мыслям о том, что в Теофее проявилась её природная сущность, нравственные понятия, заложенные от рождения. Теофея - гречанка, мусульманка, в трактовке образа героини срабатывает стереотип восприятия европейцами восточного характера. Автор пишет: «Я пришел к убеждению, что сердце Теофеи недоступно для посягательств мужчин; она, думалось мне, по врожденному ли нраву, по добродетели ли, почерпнутой из книг или размышлений, существо исключительное, поведение и взгляды коего должны служить образцом и для женщин, и для мужчин» .

Прототип Теофеи - Аиссе в реальной жизни не стала турецкой наложницей, но А.-Ф. Прево в романном художественном мире создает образ девушки, казалось бы, воспитанной в этом духе и не имевшей в своем сознании альтернативы такой судьбе, но удивительным образом стремящейся к личностной свободе: «Порою я ловила себя на том, что погружаюсь в какие-то смутные мечты, в которых не могу себе самой дать отчета. Мне казалось, что чувства мои глубже моих познаний, и что душа жаждет такого счастья, о котором я не имею ни малейшего представления» .

Теофея проявляет бескорыстие, не свойственное женщине её воспитания и положения, она отказывает влюбленному в неё вельможе, бросающему к её ногам несметные сокровища, ради возможности стать свободной. К удивлению французского дипломата, спасшего её и надеявшегося на ответные чувства бывшей рабыни, она выказывает неожиданное целомудрие: «Я никогда не старался внушать ей благонравие, думалось мне, значит, склонность к целомудрию, которую я предполагал в ней, является следствием ее врожденных качеств, пробудившихся под влиянием случайно сказанных мною слов». И далее: «Разве несколько случайных замечаний о европейских обычаях могли зародить в вашем сердце столь благие устремления? Нет, нет, вы обязаны этим лишь самой себе, и ваше воспитание, которое сковывало эти устремления силою привычки, - не что иное, как невзгоды судьбы, за которые вас никак нельзя винить» . Автор романа искренне выражает свое восхищение Аиссе через обращение к героине своего произведения: «<…> я видел в ней теперь, не говоря о всех ее достоинствах, уже давно восхищавших меня, еще и существо, облагороженное тем именно величием, которым она пренебрегла, и достойное даже более высокого положения, чем могла приготовить ей судьба» . Удивительно, хотя вполне объяснимо (к моменту выхода романа А.-Ф. Прево «Письма…» Аиссе были опубликованы), но здесь писатель перефразирует Аиссе, которая в своих «Письмах …» сетует на то, что она достойна лучшей судьбы.

Подобное, казалось бы, нетипичное для наложницы поведение Теофеи транслирует глубокую идею, продиктованную жизнью и поступками самой Аиссе: невзирая на условия жизни, в которые человек попадает вне собственной воли, и в определенной степени смиряется с ними, его внутренняя суть не разрушается, душа не развращается. При этом важно, что душевная чистота сохраняется при условии, что она заложена в личности от рождения. Как справедливо подмечает литературный критик И. Шайтанов по поводу романа «Манон Леско», «Прево перевёл на язык романной прозы то, чем до него владела лишь высокая трагедия Жана Расина, умевшего вызывать сочувствие к невольным грешникам. Роман сосредоточен не на трагической предопределённости, а на исключительности судьбы людей вполне обычных, даже заурядных во всём, что остаётся за пределами их любви. Любовь в романе не поднимает человека на божественную высоту, но открывает в его душе головокружительную и опасную глубину, которую едва ли не первым и дал почувствовать своим романом аббат Прево» .

Основными качествами, определяющими суть её натуры, Аиссе считала добродетель и нравственную чистоту, которые сумела сохранить во французском свете, погрязшем в пороке. И Теофея, в трактовке аббата Прево, до определенного момента смирившаяся со своим рабским положением, отойдя от гнетущей её среды, в результате духовного перелома возвращается к живущим в её подсознании ценностям. С.А. Киржинова отмечает, что рассказчик приходит к выводу о том, «<…> придуманные обществом законы разрушают главное - первооснову жизни. Умение сопротивляться этому - главное качество героини аббата Прево» . Потрясенный рассказчик замечает: «Я не раз удивлялся тому, как охотно пользуется она возможностью высказаться в духе самой строгой морали. Я восторгался глубиной и непогрешимостью её суждений. <…> Я никогда не старался внушать ей благонравие, <…> значит, склонность к целомудрию, которую я предполагал в ней, является следствием её врожденных качеств, пробудившихся под влиянием случайно сказанных мною слов» .

Теофея объясняет, что её желание бежать из развращенной Турции в просвещенную Европу проникнуто стремлением к нравственному спасению и очищению, на что её визави справедливо замечает: «Добродетель, о которой в Европе имеют столь высокие представления, на деле претворяется там не лучше, чем в Турции. Страсти и пороки вы встретите везде, где живут люди» .

Образ героини и конфликт романа А.-Ф. Прево в значительной степени типичны для литературы просветительской эпохи, о которой известный немецкий филолог Э. Ауэрбах в «Мимесисе» пишет следующее: «Просветительская литература часто выводила на сцену «падших созданий» с целью их реабилитации, как жертв сословного угнетения. «Падение» изображалось как следствие внешних, социальных условий, не затрагивающее внутренней чистоты» . Но типичный конфликт между социальным злом и нравственной чистотой приобретает у А.-Ф. Прево нетипичный ракурс рассмотрения: во-первых, у героини романа есть реальный прототип; во-вторых, девушка является иноземкой, мусульманкой, и автор акцентирует на этом внимание, подчеркивая, что своей чистотой и добропорядочностью Теофея обязана своему происхождению и национальной принадлежности.

В романе, как и в «Письмах …» Аиссе, прослеживается сюжетный мотив критики нравов французской знати. Контрастность поведения духовно эволюционирующей Теофеи и поступков турок, французов и, даже, её брата и отца наводит на мысль о том, что такая натура, как главная героиня романа - явление редкое и нетипичное. Из «Писем …» Аиссе, в свою очередь, отчетливо выявляется, что во всем Париже и она нашла всего одного близкого ей по духу человека - госпожу Каландрини.

Париж не оправдывает мечтаний Теофеи о просвещенной Европе, рассказы её спасителя оказались красивой легендой, здесь она встречает те же нравы, как и в серале, только в более завуалированной форме - ложь, притворство, наветы, сплетни, непристойные предложения. В минуты разочарования у неё возникают мысли об уходе в монастырь, которым также не суждено сбыться. «Что мне делать в сутолоке такого города, как Париж? - говорит Теофея. - Льстивые речи поклонников мне докучают. Развлечения скорее утомляют меня, чем веселят. <…> из всего того, с чем я здесь столкнулась, ничто так не соответствует моим склонностям, как монастырь» . Смерть Теофеи в романе окутана тайной, единственное, что можно предположить из финала, что она была преждевременной, как и у ее реального прототипа.

С.А. Киржинова отмечает, что «<…> Аббат Прево создал уникальную форму романа, по сути дела - романа нового, насыщенного психологизмом, компактного и напряженного в своем развитии. Писатель представил социально-психологическое полотно, почти лишенное событий, действия, эффектно-динамического развития конфликта. Но это внешнее. Читатель следит не за событиями как таковыми, а за внутренним движением мыслей, состояний героев, противоборством или соперничеством их мыслей, законов, которым они подчинили свои поведенческие, нравственные принципы, Фактически сюжет романа соткан из мыслей и нравственно-психологических состояний героев. Аббат Прево многое определил в развитии психологического романа XIX века во Франции» .

В своем эпистолярном романе аббат Прево запечатлел образ потрясшей современников черкешенки, писатель попытался дать психологический портрет восточной женщины, подавшей французскому свету пример способности искренне любить и в то же время победить свою страсть во имя сохранения своих глубоких нравственных принципов. Несмотря на художественный вымысел, А.-Ф. Прево сумел выявить и художественно описать характерные черты личности Аиссе.

Заключение

За последние годы в постсоветском пространстве значительно вырос интерес к национальной истории, в контексте которого актуализируется проблема национальной идентичности. Основной причиной этого факта стали реалии эпохи всемирной глобализации, когда возникает опасность потери самоидентификации отдельного этноса. Возможность возрождения и дальнейшего сохранения национальной самобытности во всех ее проявлениях - в системе нравственных ценностей, языке, культуре, религии, отношении к природе, национальном характере, литературном наследии (мифопоэтическое творчество, фольклор) - просматривается в объективном изучении и осмыслении прошлого, прежде всего, кризисных эпох в национальной истории, когда наиболее полно проявляется нравственно-философская сущность как отдельной личности, так и целого народа. Согласно «гипотезе нетождества» М.И. Стеблин-Каменского, историзм как метод познания одной из своих целей имеет осознание отличий в человеческой психологии, причем, особенно важным представляется, что психология, например, средневекового человека значительно отличается от психологии индивида двадцатого столетия.