Эпитет в творчестве М.И. Цветаевой: семантический и структурный аспекты

В литературоведческих справочных изданиях обращается внимание на образность эпитета. В Кратком словаре литературоведческих терминов (под редакцией Л.И.Тимофеева, С.В.Тураева) эпитет понимается как «определение, придающее выражению образность и эмоциональность, подчеркивающее один из признаков предмета или одно из впечатлений о предмете» [Краткий словарь литературных терминов 1976: 213]. А.П.Квятковский определяет эпитет как «образную характеристику какого-либо лица, явления, предмета посредством выразительного метафорического прилагательного» [Квятковский 1966: 359]. Во всех приведенных определениях отмечаются формальные особенности эпитета, его морфологическая выраженность и образность как главная его функция, способствующая наглядности, семантической двуплановости.

Особенностью дефиниций эпитета в литературоведении является приписывание ему образности в качестве неотъемлемого компонента семантики. Заметим, что данное утверждение является спорным в силу того, что не все исследователи придерживаются такого мнения (И.В.Арнольд, В.А.Тырыгина); образный компонент факультативен, однако он может сочетаться с другими компонентами (экспрессивный, эмоциональный и т.д.).

В литературоведении оформилось широкое и узкое понимание эпитета.

Представители широкого подхода к эпитету (И.Р.Гальперин, А.П.Евгеньева, Б.Лукьяновский, Ю.М.Скребнев, Л.И.Тимофеев) по-разному характеризуют основной признак, положенный в основу определения эпитета. А.П.Евгеньева в работе «О некоторых поэтических особенностях русского устного эпоса» понимает эпитет как «определение, подчиненное задаче художественного описания объекта» [Евгеньева 1948: 234]. Понятие художественного очень емкое, требующее, в свою очередь, конкретизации, включающее в себя такие свойства речи, как образность, выразительность, оценочность, экспрессивность, эмоциональность, поэтому является точным определением сферы функционирования эпитета.

И.Р.Гальперин понимает эпитет как «слово, сочетание слов, предложение в атрибутивном употреблении, которое выражает субъективно-оценочное отношение говорящего к предмету мысли» [Гальперин 1974: 21]. Перед нами самая широкая трактовка эпитета, которая исходит из субъективно-оценочного фактора. Такое понимание эпитета сближает его с нехудожественным употреблением слова или нечленимого предложения (типа Молодец!).

Ю.М.Скребнев определяет эпитет как «стилистически значимое слово или словосочетание в синтаксической функции определения или обстоятельства» [Русский язык 1979: 404]. Автор подчеркивает лингвистическую направленность данной трактовки эпитета, отделяя ее от литературоведческой, при которой под эпитетом понимается любое слово, привносящее эмоциональную или образную характеристику предмета речи. Ю.М.Скребнев исходит из формального критерия квалификации эпитета: при наличии четко выраженной синтаксической функции эпитет есть понятие лингвистическое, при наличии поэтологического прочтения определения в той же синтаксической функции перед нами литературоведческий ракурс рассмотрения эпитета. На наш взгляд, данное утверждение правомерно лишь отчасти. Механическое разведение двух определений эпитета не дает реального результата, так как эпитет функционирует в художественном дискурсе, и анализ его проходит именно в рамках художественного текста.

Эпитет, согласно широкому подходу, есть поэтический прием, «действенное средство, усиливающее картинность и эмоциональность речи» (А.Шалыгин) и «подчеркивающее различные свойства и признаки явлений» (Лукьяновский). Согласно Л.И.Тимофееву, эпитетом может быть «всякое значащее слово, поскольку оно выступает как определяющее по отношению к другому: существительное (дева-роза), прилагательное (великий, могучий, правдивый и свободный русский язык), наречие и деепричастие (в том случае, если определяемым словом является глагол: волны несутся, гремя и сверкая) [Тимофеев 1978:419].

Широкий подход к пониманию эпитета, трактующий его в качестве поэтического приема, дает удачные варианты определения художественного определения, подчеркивает типологические черты явления, но оставляет слишком размытыми его границы.

Заметим, что в последнее время появляются словари литературоведческих терминов [Литературная энциклопедия 2001 и др.], в которых эпитет трактуется как подчёркнуто образное, художественное определение, понимаемое предельно широко: как определение-причастие, определение-существительное (лес-воевода), определение-наречие (гордо реет Буревестник) [Маркузо, Руссова и др.].

Узкого понимания эпитета придерживаются А.Н.Веселовский, К.С. Горбачевич и Е.П.Хабло, А.Г.Горнфельд, В.М.Жирмунский, А.П. Квятковский, В.В.Краснянский, Б.В.Томашевский.

В целом, представители узкого подхода к эпитету замыкаются на характеристике одной стороны сущности эпитета, а именно на признании того, что эпитет есть аналитическое определение. А.Г.Горнфельд, противопоставляя эпитет другим видам определений, подчеркивал, что эпитет это аналитическое определение, повторяющее признак, заключенный в самом определяемом слове и добытый из его анализа: длиннотенное копье, ясная лазурь. Очень близка к этому определению формулировка Б.В.Томашевского: «От логического определения существенно отличается поэтическое, которое не имеет функции выделения явления из группы ему подобных и не вводит нового признака, не заключающегося в слове определяемом. Поэтическое определение повторяет признак, заключающийся в самом определяемом слове, и имеет целью обращение внимания на данный признак или выражает эмоциональное отношение говорящего к предмету» [Томашевский 1996:34]. Так, эпитет охватывает очень ограниченный круг явлений, опираясь на сложившиеся в литературной традиции стереотипные сочетания.

А.Н.Веселовский указывает на то, что эпитет - «односторонне определяющее слово, либо подновляющее его нарицательное значение, либо усиливающее характерное, выделяющее количество предмета», подчеркивая, что «каждый из этапов историко-литературного процесса (смена стилей и направлений) нашел свое отражение в эпитете» (Веселовский 1989: 59). Эпитет для ученого - средство подчеркивания одного, центрального признака предмета на фоне остальных, незначительных признаков. Союз либо в его определении свидетельствует о выборе способов функционирования эпитета. В силу того, что академик рассматривает эпитет с культурологической точки зрения, данные черты эпитета он выявляет, исходя из развития эпитета с первобытных времен и с эпохи греческой цивилизации, поэтому есть основания полагать, что в определении эпитета делается акцент на его первоначальных функциях.

В.М.Жирмунский определяет эпитет в узком смысле как поэтическое определение, обозначающее типический, идеальный признак понятия. Основное отличие эпитета от другого рода определения он видел в постоянстве первого и изменчивости второго, которое всегда обозначает признак частный, присущий предмету «в данном месте и времени, в определенном аспекте с некоторой индивидуальной точки зрения» [Жирмунский 1992: 55]. В поэтической практике французского классицизма ХVII-ХVIII веков ученый находит такого рода эпитеты. В русском романтизме также присутствуют идеальные определения: кудрявые рощи, кристальные ручьи, луга веселые, златые мечты, светлый месяц, алые уста, горькие слезы, задумчивая луна у К.Батюшкова.

Ученый отмечает отличия эпитета от простого определения, ссылаясь на работу Б.Лукьяновского «Эпитет у Тургенева»: «эпитеты прямые дорожки, молодые яблони в составе поэтического произведения служат не логической классификации и номинации, а включаются в систему характерных для Тургенева описательных приемов в соответствии с принципом отбора поэтических определений, обусловленным общим художественным стилем Тургенева» [Жирмунский 1977: 323]. Такие эпитеты, как синее море, белый снег не вносят нового признака, а эпитеты в словосочетаниях розоватое море, бурый снег вносят новый признак.

По мысли В.М.Жирмунского, эпитет может функционировать и как обязательный, и как оригинальный. Эволюцию поэтических определений он представлял как переход от эпитета украшающего к редкому эпитету, причем по отношению к последнему он считал нецелесообразным употребление термина «эпитет». Свою точку зрения ученый мотивировал тем, что индивидуально-характеризующее определение непременно вносит новый, не заключающийся в самом определяемом понятии признак и, соответственно, сужает его значение, а это, в свою очередь, приводит к сближению такого рода поэтических определений с логическими определениями, функция которых заключается в выделении таких свойств предмета, которые отличают этот предмет от другого. Поскольку эпитет может иметь различную грамматическую структуру, а метафора очень разноструктурна, он отказывается говорить о метафорической составляющей эпитета.

Таким образом, и сегодня в теории эпитета есть немало спорных вопросов. Рассмотрев различные дефиниции эпитета, отметим, что узкое и широкое понимание эпитета уравновешивают друг друга, позволяя с разных сторон взглянуть на данное явление. Будучи одной из основных категорий лингвопоэтики, эпитет несводим к одному конкретному определению: все ученые пытаются подчеркнуть в нем что-то наиболее, на их взгляд, важное. Удачным определением эпитета является дефиниция А.В.Павшук: «Эпитет - художественное определение (определение в эстетической функции) предмета, лица, явления, процесса, ситуации, выделяющее, подчеркивающее, усиливающее существенный, с точки зрения автора, признак, который может повторять или подновлять значение определяемого слова, быть типичным и неотъемлемым для целого класса предметов, индивидуальным признаком конкретного предмета, создавать микроили макрообраз, придавая ему живописность, содержать скрытые смыслы и оценку, создавать эмоциональный настрой произведения, усиливать впечатление на реципиента, обращаясь к его интеллектуальному, эмоциональному и эстетическому восприятию» [Павшук 2007: 20].

Точной, по нашему мнению, является дефиниция эпитета И.В.Арнольд: эпитет - это «экспрессивная, оценочная характеристика какого-либо лица, явления, предмета, но необязательно образная» [Арнольд 1981:22]. В работе дадим следующее определение эпитета.

Эпитет это экспрессивно-образное, оценочное определение объекта действительности, функционирующее в рамках художественного дискурса. В функции эпитета может выступать слово любой знаменательной части речи, которое в данном поэтическом контексте выполняет основную функцию эпитета функцию художественной характеристики реалии. Таким образом, любое признаковое слово, становясь коммуникативным центром высказывания, может трактоваться в качестве слова в роли эпитета.

Под эпифразой понимается семантическое и структурное единство определяемого слова и эпитета.



1.4 Типология эпитета

Обзор подходов к типологии эпитета

В нашей работе одно из центральных мест в теоретическом осмыслении сущности эпитета занимает вопрос о его классификации. Мы разделили обзор определений понятия «эпитет» и обзор его классификации как две взаимосвязанные, но все же самостоятельные проблемы в теории эпитета.

В современной научной лингвопоэтической мысли именно проблема классификации эпитетов занимает центральное место в силу большого количества накопленного эмпирического материала; но единства в подходах к их классификации пока не наблюдается.

Различные, порой противоречащие друг другу точки зрения на таксономию эпитета обусловлены отсутствием единого, четкого критерия выделения той или иной разновидности эпитета (см. схематическое обобщение этого в Приложении I). Каждый из исследователей наряду с традиционно выделяемыми типами (постоянный, перенесенный, тавтологический) вводит новый вид эпитета, исходя из специфики лингвистической сферы, в которой он работает. Так, И.Р.Гальперин, исходя из теории ассоциаций, говорит об ассоциированных и неассоциированных эпитетах [Гальперин 1974]; Б.В.Томашевский считает оправданным выделять идеализирующий эпитет - определение, часто употреблявшееся в ту или иную эпоху [Томашевский 1996] и т.д. Нами ставится задача в ходе обзора основных существующих в науке классификаций эпитета систематизировать данные таксономии; в итоге перед нами окажется такая типология, которая будет основываться на нескольких критериях.

Перейдем к рассмотрению основных классификаций эпитета в современной лингвистике, исходя из различных подходов к данному явлению. Разнообразие взглядов на эпитет - семантический [Ахманова 1969; Арнольд 1981, 1996; Томашевский 1996], культурологический [Потебня 1980; Веселовский 1989], синтаксический [Гальперин 1964, Потебня 1990], стилистический [Тырыгина 2000], когнитивный [Голубина 1998, Одинцова 2000] - обусловливает различную его таксономию.

Заметим, что основные расхождения ученых касаются двух моментов: во-первых, трактовки природы постоянных и перенесенных определений, а во-вторых, дефиниции менее очевидных типов эпитетов (изобразительных, эмоциональных и других). Обратимся к первой проблеме.

Вопрос о квалификации постоянного эпитета и его типов

Проблеме выделения постоянных эпитетов как самостоятельного вида эпитетов посвящено немного работ. Постоянные эпитеты во всех классификациях не противопоставляются другим типам определений; их состав сравнительно узок: это такие эпитеты, как красно солнышко, руки белые, добрый молодец, белый свет, красна девица. По сути дела перед нами эпифраза, а не отдельные эпитеты субстантив и определение функционируют здесь как единое целое.

Постоянный эпитет и эпитет вообще признавались вначале тождественными понятиями. По мнению Ф.И.Буслаева, сущность эпитета заключалась в том, что он служил украшению речи, не придавая никаких дополнительных оттенков названию предмета. При таком понимании эпитета статус образного определения получали только те прилагательные, которые постоянно сопровождали имя: ясное солнце, темный лес и др.

Важным исследованием на данную тему является статья об эпитете А.А. Потебни в его книге «Из записок по теории словесности. Поэзия и проза. Тропы и фигуры»; работа была переиздана в его книге «Теоретическая поэтика» [Потебня 1990]. Ученый развивает мысль о том, что слово и словесное произведение изначально мифологичны и метаобразны. «Без слова невозможен мир мифа», - пишет он [Потебня 1905: 209]. Исходя из теории образности внутренней формы, А.А Потебня определяет эпитет как «форму, общую по отношению к содержанию, то есть фигуру, а не троп. Эпитет является проявлением художественной типичности, или синекдохичности, когда образ становится в мысли началом ряда подобных и однородных образов» [Потебня 1905: 210], в нем выражается некий обобщенный, типичный, повторяющийся признак предмета. Синекдохичность, по А.А.Потебне, может покрывать собой метонимию и метафору (конюшня стоялая). Представляется, что ментальные механизмы просто являются разноэтапными, а не сливаются в синекдохе: первичными были представления «по аналогии», реализуемые через метонимию и синекдоху. А.А.Потебня сводит эпитет к набору повторяющихся типичных определений, абсолютизируя функцию замены, которая определяет природу эпитета: эпитет не просто замещает признак, но и актуализирует его, выдвигает на передний план. Тем не менее, ученый смог показать неоднородность состава эпитетов; он признавал возможность развития и обогащения существующих формул не только за счет расширения объективных свойств реалий, но и за счет относительно субъективного изображения их в языке. «Восстановление внутренней формы есть не безразличная для развития починка старого, а создание новых явлений, свидетельствующее об успехах мысли. Новый акт творчества прибавляет к своим историческим посылкам нечто такое, чего в них не заключалось», потому что «поэзия не есть выражение готового содержания, а, подобно языку, могущественное средство развития мысли», писал А.А.Потебня [Потебня 1990:147].

А.Н.Веселовский, разработавший последовательную теорию эпитета, пишет, что в связи с назначением эпитета выделением характерной черты предмета имеет место «его постоянство при известных словах» [Веселовский 1989:78]. Описывая содержание пояснительного эпитета, он отмечает, что в основе его лежит один признак, считающийся существенным в предмете или характеризующий его по отношению к практической цели или идеальному совершенству. Так, ученый приходит к выводу, что постоянный эпитет в известной мере относителен, его употребление обусловлено временем, культурно-историческими и словесными традициями.

Постоянный эпитет функционирует как эталонный, «простой и неизменный» [Литературный энциклопедический словарь 1977: 513]. Он законсервирован временем и воспроизводится по обычаю, по традиции.

В.П.Москвин разграничивает постоянные и фольклорные эпитеты, подчеркивая их единый источник и общность функций. Фольклорные эпитеты понимаются им как такие определения, которые свойственны устному народному творчеству, стоят за пределами литературного языка и его носителями не употребляются (жито ядренистое, камешочки троеразные, рожь ужинистая, шапка чернобархатная, солнышко восхожее). Постоянные же эпитеты - понятие более широкое: постоянный эпитет употребляется не только в народной поэзии; при этом он образует с определяемым словом «фразеологическое клише» (термин В.М.Жирмунского). Это такие определения, как туманный Альбион, светлое будущее, святое евангелие [Москвин 2001: 31].

К.С.Горбачевич и Е.П.Хабло выделяют среди всех эпитетов народно-поэтические и индивидуально-авторские, разводя данные типы эпитетов по принципу присутствия и отсутствия новизны в значении прилагательного.

Последней по времени работой, посвященной постоянному эпитету, является статья О.П.Лопутько «Постоянные эпитеты и история прилагательных». Автор статьи перечисляет черты, характеризующие постоянный эпитет: распространенность в произведениях фольклора; передача такого рода эпитетами зрительных впечатлений; серийность реализации эпитетов, употребительность в ряду других подобных сочетаний; точное воспроизведение формульного микроконтекста; закрепленность в мифологии и ритуале [Лопутько 2004].

Состав постоянных эпитетов оказывается у исследователя традиционным (сыра земля, чистое поле, зелена трава, стрелы каленые, красна девица, добрый молодец). Отмечается, что эпитеты «являются одним из основных стилистических средств различных жанров фольклора», что резко ограничивает сферу их употребления и делает оправданным факт их номинации как фольклорных [Лопутько 2004: 81].

Постоянство и воспроизводимость таких эпитетов исследователь объясняет представлениями древнего человека о миропорядке. Мир осознавался как стабильный и неизменный. Человек заботился о сохранении этого порядка, что объясняет устойчивость набора и подробность перечисления обозначений предметов действительности в составе микроконтекста. Краткие формы прилагательного в составе постоянного эпитета используются в силу того, что имя и признак мыслились древним человеком как соположенные и равноправные элементы мира и языка. Категориальная семантика предметного мира в древности вбирала в себя имя предмета и его свойства. Предметный мир был неотделим от слова: «в древности признак мыслился лишь как неотъемлемая принадлежность того или иного предмета, вещи и соответственно передавался в языке через обозначение этой вещи. Поэтому древнее имя одновременно могло обозначать и целостный предмет, и один из характерных признаков этого предмета, в морфологическом плане выступая как нерасчлененное наименование предмета и признака» [Лопутько 2004:83]. При этом отсутствовало представление об абстрактном признаке, отделенном от предмета, поэтому сопоставление признаков и предметов было невозможно, что повлекло за собой постоянный состав имен и определений.

О.П.Лопутько спорит с А.Н.Веселовским, утверждавшим, что постоянный эпитет выделяет этимологический признак определяемого слова, и убедительно доказывает свое мнение на примере различных эпитетов. Так, в формуле зелена трава слова дублируют друг друга, так как зель - «трава, зелень»; но данный факт касается некоторых эпифраз, а не всего их корпуса, как утверждал А.Н.Веселовский.

Становление постоянного эпитета исследователь связывает с процессом формирования имени прилагательного как самостоятельной части речи. Главным же процессом является рост автономности элементов в пределах словосочетания с постоянным эпитетом. К этому добавляется образование полных форм прилагательных из присоединения местоимения к краткой форме прилагательного, что маркировало присутствие индивидуального, известного собеседнику признака (зелена трава - зеленая трава). Все эти процессы ускорили отмирание краткой формы прилагательного и закрепление ее в качестве клише.

Интегральный подход, совмещающий рассмотрение истории языка в связи с историей народа, создавшего этот язык на протяжении длительного времени, представляется нам продуктивным при изучении такого феномена, как постоянный эпитет.

Считаем справедливым говорить о постоянном эпитете в традиционном понимании как о некоем стандартном наборе эпитетов, характерном для определенной эпохи или литературного направления (золотой луч), что соотносится с термином «идеализирующий эпитет» Б.В.Томашевского. Действительно, эпитет осознается носителями языка как идеал, норма и формула для языка поэзии.

Особо стоит вопрос о типологии постоянного эпитета. И.В.Арнольд указывает на неоднородность постоянных эпитетов: они могут быть тавтологическими (мягкая подушка, зелёный лес), оценочными (хороший мальчик) или описательными (бумажная салфетка - салфетка из бумаги). В данном случае постоянный эпитет понимается предельно широко: в его рамках оказывается и некоторый корпус логических определений (см. последний пример).

Б.В.Томашевский также говорит о разновидностях постоянного эпитета, выделяя:

а) тавтологические (буквально повторяют определяемое слово): чудо чудное, тьма тьмущая;

б) типические (море синее, сырая земля);

в) идеализирующие (солнце красное) [Томашевский 1959: 202-206].

Как мы видим, тавтологические эпитеты, речь о которых пойдет далее, устойчиво включаются в состав постоянных.

Т.Ролл классифицирует эпитеты, исходя из критерия «типичность - индивидуальность». Исследователь говорит о постоянных эпитетах (дева молодая), индивидуализирующих эпитетах, которые придают индивидуальность объекту в определенном контексте (мать была сердитой), и индивидуальных эпитетах, отражающих видение автора, среди которых особо выделяются украшающие и описательные (авторские неологизмы) [Померанец 2004: 35].

Анализируя язык испанских эпических сказаний, И.Б.Померанец говорит о формульном эпитете (который, в свою очередь, подразделяется на эпитеты общей и частной оценки, эстетической оценки, интеллектуальной оценки, оценки личности, интенсификаторы, метафорические, синкретические и т.д.), который отличается от постоянного тем, что он может незначительно видоизменяться в зависимости от контекста, а также тем, что используется не в фольклорных, а в средневековых эпических текстах. Кроме того, основой для разделения формульного и постоянного эпитета послужила для исследователя типология постоянных эпитетов И.Б.Комаровой, которая в статье «Эпитеты в английской народной балладе» предложила выделить:

а) эпитеты частного характера, взаимозаменяемые;

б) постоянные эпитеты с ситуационным значением;

в) постоянные эпитеты, образующие пары с определяемым;

г) формульные эпитеты, входящие в состав балладных языковых клише (см. [Померанец 2004: 41]).

При самом общем рассмотрении эпитетов по линии «устойчивость эпифразы / ситуативность эпифразы» можно согласиться с концепцией И.Б.Померанец, делящей все эпитеты на постоянные и индивидуализирующие, признавая при этом их динамику, способность к изменению.

Как мы смогли убедиться, вопрос о составе и типологии постоянных эпитетов является сложным. Фольклорный, формульный и народно-поэтический эпитеты являются принципиально не сводимыми к постоянному эпитету, хотя нельзя отрицать их общности. Сам термин «постоянный эпитет», как нам кажется, приложим не только к народному творчеству, но и к формулам-клише, употребляющимся в поэтическом языке определенной эпохи. Функции же постоянного эпитета в современном дискурсе довольно ограничены - чаще всего он используется как средство стилизации под фольклорное высказывание, способствуя ритмизации текста, его особому лексическому оформлению.

Другой тип эпитета, выделяемый всеми учеными, но вызывающий не меньше вопросов, - переносный эпитет. Перейдем к проблеме его понимания.

Переносный (перенесенный) эпитет и его типы

Метафорический и метонимический эпитеты

Вопрос о статусе и о самой возможности выделения в качестве самостоятельного разряда переносного (перенесенного) эпитета остается актуальным и открытым по сей день. Исследователи признают его наличие, но рассматривают с различных точек зрения. Что же понимать под термином «переносный эпитет»? На наш взгляд, стоит разграничить понятия «перенесенный эпитет» и «переносный эпитет». В переносном эпитете перенос определения влечет за собой семантическую трансформацию лексемы (безоблачное счастье). В перенесенном же эпитете трансформация значения отсутствует; есть лишь перенесение на соседнее слово словосочетания признака другого соседнего слова (лебедей крепкокрылая стая).

Остановимся на исследовании лингвистами и литературоведами переносного эпитета.

В «Слове о полку Игореве», по В.В.Колесову, наряду с постоянными эпитетами, широко используются и метафорические эпитеты (вещие персты, живые струны, железные полки, жемчужная душа). В данном тексте переносное значение у прилагательного формируется за счет сочетания в семантике адъектива конкретного и обобщенного значений (лютый зверь: рысь и страшный зверь), а также посредством употребления его в постпозиции, в полной форме (земля половецкая). Так, уже в первых памятниках славянской письменности наметились основные способы переноса прилагательного в художественном контексте. И.З.Серман обратился к проблеме формирования и становления метафорического значения прилагательного в целом, опираясь на тексты М.В.Ломоносова. Он доказал, что употребление поэтом эмоционально-метафорических эпитетов привело к перестройке системы русского стиха: смысловое наполнение адъективных лексем стало гораздо шире их предметного значения. М.В.Ломоносов сталкивает эпитеты с существительными в сочетаниях, которые в речи не употребляются (берега послушные, мягкая тишина), а эпитеты златой и сладостный настолько расширили свои сочетаемостные свойства, что стали приметой стиля эпохи. Именно смысловая зыбкость и эмоциональная неопределенность эпитета, характерные для него как для художественного средства, стали отличительными чертами русской словесности с этого времени (см. [Лихачев 1997]).

А.Н.Веселовский называет переносные эпитеты синкретическими, указывая на то, что они вызываются ассоциациями наших чувственных восприятий, которые первобытный человек выражал одними и теми же лингвистическими показателями [Веселовский 1982:62]. Представления разной чувственной природы действительно продуцируют сложный образ; но имеет место и рациональное осмысление реалии, которое существует в синтезе с сенсорным ее освоением.

Б.В.Томашевский говорит не о переносных, а о метафорических эпитетах, в которых присутствует элемент сопоставления: жемчужные зубы - зубы, как жемчужины [Томашевский 1996:57]. Ученый выделяет в рамках переносных (метафорических) идеализирующие эпитеты, служащие для воссоздания идеальной картины мира (златые дни). Идеализация трактуется им как шифтер стиля эпохи. Как видим, исследователь дробит понятие «переносный эпитет» в зависимости от эпохи, в которую появился эпитет, от цели переноса (идеализация). Таким образом, метафорические и идеализирующие эпитеты, по сути, являются одним типом - переносными эпитетами.

О.С.Ахманова, исходя из разных критериев типологии эпитетов (см. Приложение I), выделяет украшающий и перенесенный эпитеты. Перенесенный эпитет понимается узко: это эналлага, синтаксический перенос определения на управляющее слово (голубей крепкокрылая стая вместо голубей крепкокрылых стая), - переноса на семантическом уровне здесь нет.

«Эпитет украшающий - разновидность определения, отличающаяся от обычного экспрессивностью, переносным, тропеическим характером» (шелковые кудри, серебряные седины) [Ахманова 1969: 527]. Наличие переноса, образность и экспрессия здесь не разграничены.

Не наблюдается единого принципа классификации эпитетов и у Т.Г. Хазагерова, который в перечислительном порядке называет следующие типы эпитетов: метафорический; метонимический; контрастный; перифрастический; плеонастический [Хазагеров, Ширина 1999: 281].

В основе данной классификации - семантический критерий, но понимаемый многоаспектно. Первые два типа эпитетов вычленяются на основе образной составляющей семантики прилагательного, плеонастический, контрастный и перифрастический - в зависимости от типов соотношения семантики определяемого слова и семантики определения, от способности экономии кода. К метафорическим эпитетам, самым частотным, по мнению ученого, относятся такие, как шелковые кудри, кричащие краски, причем иллюстративный материал заимствуется исключительно из работ О.С.Ахмановой.

Метонимический и метафорический эпитеты приравниваются у Т.Г.Хазагерова к переносному, причем отмечается, что гипаллага - «сложная гибридная фигура, основанная на перемещении определения от того слова, к которому оно относится по смыслу, на другое, связанное с первым отношениями смежности. Возможность перемещения отражает сходство впечатлений от предметов или явлений, названных данными словами. Таким образом, в гипаллаге сочетается свойство метонимии и метафоры» [Хазагеров, Ширина 1999: 217].

Переносный эпитет характеризуется с точки зрения его семантико-стилистических функций как изобразительный, эмоциональный. Перед нами разные основания, критерии классификации (перенесенный эпитет может быть эмоциональным или изобразительным и т.д.).

И.Р.Гальперин среди эпитетов выделяет следующие:

а) эпитеты, характеризующие объект, выделяющие черты, ему присущие (шумные улицы). Словоупотребление шумные улицы следует понимать как перенос по смежности;

б) эпитеты, характеризующие объект, выделяющие черты, не свойственные объекту (седое утро, безоблачное счастье). Эти метафорические эпитеты построены по принципу сходства. И.Р.Гальперин называет их ассоциированными эпитетами [Гальперин 1974].

В данной таксономии делается упор лишь на наличие или отсутствие ассоциаций, возникающих при прочтении фразы.

И.В.Арнольд говорит о двух группах эпитетов: без нарушения семантических смыслов (прямо называют признак, присущий предмету) и с их нарушением (аналогично перенесенному эпитету), что также не раскрывает природы возникновения таких эпитетов [Арнольд 1981].

В когнитивном аспекте рассматривает эпитет К.Д.Голубина. Когнитивный подход к моделированию стилистически маркированной информации, передаваемой эпитетами, приводит ученого к выделению трех типов, трех ментальных моделей эпитетов:

а) метафорические (печальное небо);

б) метонимические (громкий город);

в) метафтонимические (печальные глаза) [Голубина 1998].

Последний тип эпитетов совмещает в себе метафорическую и метонимическую составляющие переноса: с точки зрения восприятия глаз рецепиентом, перед нами метафора, с точки зрения механизма образования, метонимия (глаза печального человека).

В контекстуальном употреблении данные три модели эпитетов могут трансформироваться. К.Д.Голубина считает универсальными моделями построения метафорических эпитетов аналогию, наложение концептов и их противопоставление.

Отметим, что метонимическая сторона переноса нередко является первичной по сравнению с метафорической: «После того как сознание категоризовало абстрактную сущность…. на следующем культурном этапе … сознание людей следующих поколений начинает соотносить между собой две сущности на основе сравнения, то есть манипулировать образом как метафорической моделью, обновляя соответствующий фрагмент языковой картины мира» [Илюхина 2004: 14].

Проблеме понимания и классификации переносов адъективных лексем посвящена докторская диссертация А.Х.Мерзляковой [Мерзлякова 2003]. Исследователь исходит из двух ступеней познания мира человеком: эмпирической (конкретно-чувственной) и теоретической. Эта идея перекликается с типологией прилагательных А.Н. Шрамма, который выделил эмпирийные и рациональные прилагательные [Шрамм 1979]. Исходя из этого тезиса, устанавливается симилитивная связь между признаками на основе внешнего, наглядно воспринимаемого:

а) монорецепторные метафоры (в пределах зрительного восприятия): глубокий взгляд;

б) полирецепторные метафоры: теплый голос.

Второй тип адъективной метафоры А.Х.Мерзлякова выделяет, исходя из перехода осмысления реалии из сферы конкретного и восприятия объекта органами чувств в сферу абстракций (рационально-эмоциональный тип): горячая дружба. Термины «монорецепторная» и «полирецепторная» метафора близки терминам «синкретический эпитет» и «синестетическая метафора».

В целом рассмотренные переносные метафорические и некоторые метонимические эпитеты, выделяемые почти всеми учеными, выполняют одну функцию - функцию актуализации, обращая внимание читателя/слушателя на существенный признак предмета.

В целом метафорический и метонимический способы образования эпитета являются ведущими. О метафорическом эпитете написано много работ (к примеру, А.П.Квятковский считает эпитетом именно и исключительно метафорическое определение). Метонимия признака (метонимический эпитет) долгое время оставалась на периферии исследовательской мысли.

В современной лингвопоэтике переносный эпитет с метонимической основой привлекает все большее внимание исследователей. Перейдем к рассмотрению феномена адъективной метонимии.

Адъективная метонимия и ее разновидности

В науке данное явление получило различные наименования: метонимия признака [Некрасова 1975], смещенное определение [Долинин 1978, Федоров 1989], контекстуальная метонимия [Бирих 1987], отраженная метонимия [Сандакова 2002], динамическая метонимия, дискурсивная метонимия [Раевская 1999, Сандакова 2004], адъективная метонимия [Мерзлякова 2003].

О.В.Раевская характеризует дискурсивную метонимию так: «Дискурсивная метонимия, в отличие от лексической, или лексикализованной, реализуется только в рамках текста и вне его не существует» [Раевская 2000: 50]. Исследователь проводит мысль о том, что феномен дискурсивной метонимии проявляет себя не только на уровне слов, но и на уровне словосочетаний и предложений. Она выделяет семь типов дискурсивной метонимии.

1. Метонимия части и целого (… икона остановилась. Л.Толстой).

2. Гиперо-гипонимическая (родо-видовая). Функция такого рода метонимии - избежание повторов в тексте (вместо имени крыса используются имена грызун, животное).

3. Эллипсис. Эллиптическая дискурсивная метонимия может быть фактором структурной организации текста, направленным на смещение акцента в определенном семантическом пространстве дискурса (диалог Фамусова и Лизы: - Ведь Софья спит? - Сейчас започивала. - Сейчас! А ночь? - Ночь целую читала. Грибоедов).

4. Смещенное определение. При этом наблюдается расхождение между грамматической и семантической зависимостью прилагательного (Тут Пухов захохотал всем своим редким молчаливым голосом. А.Платонов). К.А.Долинин определяет этот процесс так: «предмету или понятию приписывается признак, характеризующий не этот предмет, а какой-то другой, находящийся с первым в определенной связи метонимического характера: обвинительный палец» [Долинин 1978:157]. Он отмечает близость такого рода метонимии к адъективным метафорам: «и там, и здесь предмету… приписывается чужой признак, который вызывает представление о своем постоянном «хозяине» и порождает сложный смысловой комплекс. При этом чужой признак может одновременно действовать и как метафорический эпитет» (выделено нами - Губанов С.А.) [Долинин 1978: 158].

5. Номинализованное определение. Метонимический перенос также состоит в смещении, в изменении семантико-синтаксических связей, приводящем к рассогласованности грамматической и семантической подчиненности. Например, Навстречу Макару и Петру шло большое многообразие женщин…(А.Платонов).

В обоих последних видах дискурсивной метонимии метонимический сдвиг направлен на то, чтобы выделить определение, сфокусировать на нем внимание. Важное свойство дискурсивной метонимии состоит в том, что слово может употребляться сразу в нескольких значениях, что придает особый рельеф ткани текста.

6. На уровне предложения. Теперь он только чай пьет на балконе (Чехов). Здесь пить чай на балконе метонимически означает отдыхать.

7. Косвенные речевые акты. Говорящий в них передает слушающему большее содержание речи, чем то, которое он реально сообщает. Такие высказывания, являясь репликами диалога, предназначены для передачи смысла, отличного от буквального, что нарушило бы логику развертывания диалога. Метонимический перенос, осуществляемый в косвенных речевых актах, относится к явлениям функционально-прагматического порядка и различается в зависимости от того, какая реплика - стимул или реакция - является метонимической.

Метонимический перенос в реплике-стимуле обычно представляет собой смену модальности: вопрос употреблен вместо просьбы, побуждения и т. д. Риторический вопрос - типичная дискурсивная метонимия, по мнению О.В.Раевской. Смена модальности может быть и в диалоге глухих:

- Что ты сделала?

- Хорошей прогулки!

Собственно смещенному определению посвящена диссертация А.А.Коротеева «Синтаксические смещения в современном русском языке». Под смещенным определением он понимает метонимическое определение. Смещенное определение является согласованным определением, выраженным прилагательным и причастием - это своего рода сокращенный вариант многословного словосочетания (бездетный налог - налог на бездетных граждан).

Остановимся на особенностях дискурсивной метонимии прилагательного в трактовке М.В.Сандаковой, продолжающей идеи О.В.Раевской. Рассматривая различия между употреблением прилагательного в метонимически производном значении и дискурсивным прилагательным, исследователь утверждает, что если лексическая метонимия существует в языке в готовом виде и не является живым процессом, то дискурсивная метонимия прилагательного создается в процессе деятельности говорящего. Это метонимия в действии, рождающаяся и существующая только в дискурсе. Дискурсивная метонимия нерегулярна, это уникальное явление (что, на наш взгляд, является преувеличением, ведь такого рода выражения часто употребляются в обыденной речи). Она считает, что «в результате узуального метонимического переноса прилагательное приобретает вторичное лексическое значение, которое получает словарную фиксацию. Дискурсивная метонимия не приводит к семантической деривации: здесь можно говорить не о новом значении, а лишь об употреблении прилагательного» [Сандакова 2004:106]. Нестандартное соединение компонентов дискурсивного метонимического словосочетания создает экспрессивность. В отличие от атрибутивного словосочетания с узуальным метонимическим значением прилагательного, дискурсивная метонимия, по мнению автора, вне контекста непонятна. Внеконтекстная связь возможна лишь в том случае, если смысловые отношения компонентов словосочетания непосредственно отражают какие-либо предметно-логические связи в мире. Например, словосочетание потный страх, в котором определяемое имя обозначает причину, а прилагательное - следствие: пот может быть одним из возможных физиологических проявлений страха.

М.В.Сандакова, опираясь на работы О.В.Раевской, выделяет три различных механизма дискурсивной метонимии качественных прилагательных в художественных текстах.

1. Эллипсис.

Для лексической адъективной метонимии эллиптическое сокращение не является живым процессом, поскольку прилагательное приобрело самостоятельное лексическое значение, отличное от исходного значения. Смелый поступок - это свойство поступка, а не его субъекта; глупое лицо - свойство лица. Нам кажется, что в данном случае следует говорить и о субъекте, так как само имя связано с человеком, хотя согласимся с мнением автора о том, что выражение доброе лицо не всегда означает «лицо доброго человека». Также ученым отмечается, что дискурсивное метонимическое сочетание обычно обозначает не отдельный объект, а ситуацию, то есть, по мнению О.В.Раевской, «отрезок, часть отражаемой в языке действительности» [Раевская 1999:5]. С помощью дискурсивного метонимического словосочетания говорящий вычленяет и помещает в фокус внимания двух участников ситуации названного существительным и другого, который репрезентируется через свойство, заимствованное у него и переданное первому. Например, … вместо ликующей, говорливой свободы… (Набоков). Словосочетание ликующей, говорливой свободы обозначает ситуацию таким образом, что определения лица оказываются при имени его состояния.

«Дискурсивное метонимическое словосочетание прилагательного - это смысловой сгусток, представление целого описания в конденсированном виде. Показывая ситуацию с двух сторон, со стороны эксплицированного и имплицированного участника, оно производит эффект многомерности изображения», - пишет М.В.Сандакова [Сандакова 2004: 106].

Обычное атрибутивное словосочетание с прилагательным в роли определения обозначает соответствующих друг другу носителя признака и свойства. Для дискурсивных метонимических прилагательных характерно семантическое несогласование, так как явление наделяется далеким ему свойством.

Дискурсивная метонимия связана с живым эллиптическим процессом. В контексте - Когда я иду по улице, я думаю о том, что иду на север, через леса Коми, бурундука и росомаху, Пинегу, Мезень, к Ледовитому океану, у кромки которого в темноте самоеды играют студеные свадьбы (Осокин) - в атрибутивном словосочетании студеные свадьбы реализованы синтаксические валентности, но при этом наблюдается семантическая неполнота. У прилагательного студеный есть семантическая валентность на предмет физического мира, обладающий температурным параметром, которая оказывается нереализованной. Вместо ожидаемого имени - воздух, вода - прилагательное сочетается с существительным свадьба. Между прилагательным и субстантивом возникает смысловое зияние, которое можно восполнить путем расширения словосочетания до более распространенного выражения, где семантическая валентность заполняется: свадьбы на студеном воздухе.

М.В.Сандакова делает вывод: «Итак, о дискурсивных метонимических словосочетаниях прилагательного можно говорить как о результате семантического эллипсиса, при котором смысловая конденсация приводит к структурному сокращению синтаксической единицы» [Сандакова 2004: 108].

А.К.Бирих подвергла сомнению утверждение, что свертывание, сокращение словосочетаний - отличительная черта только признаковой метонимии. Сложность же такого рода смещений заключается, по ее мнению, в зависимости прилагательного от существительного. Это проявляется в опосредованности переноса (ср. пустой зал - «помещение» и зал неистовствовал - «люди, находящиеся в зале»). При метонимии прилагательного перед нами всегда несколько, как минимум два, денотата и признак: дерзкий ответ - «ответ дерзкого человека» [Бирих 1987:63]. Следовательно, дело состоит не только в уяснении механизма сокращения словосочетания, но и в анализе самого состава «участников» переноса, в характере переноса.

2. Номинативная подмена определяемого.

Это специфический механизм дискурсивной метонимии. Обычно эллипсис предполагает денотативную смежность участников ситуации, здесь же смежность носит логический характер: определяемое имя заменяется другим именем, которое выражает предикативную характеристику объекта, имеющегося в виду, то есть наблюдается номинативное различие при денотативном тождестве исходного и нового определяемого.

Как правило, такие смещения связаны с текстовыми импликациями. Некоторый имплицированный смысл служит базой для образования метонимического словосочетания: «предицирование объекту какой-либо характеристики или отнесение его к какому-либо классу обычно составляют пресуппозицию высказывания с дискурсивной метонимией прилагательного» [Сандакова 2004: 109]. Например, метонимическое словосочетание зеленое утешение (Улицкая) возникает на основе пресуппозиции «растения - это утешение». Существительное утешение употреблено метонимически, в значении источника состояния по модели: «утешение» - «предмет, который дает утешение». Название свойства растений переносится на это метонимическое имя: «зеленые растения» - «зеленое утешение».

Исследователь отмечает, что словосочетания с подменой определяемого имени встречаются в современном рекламном дискурсе (вкусные радости: «радость» - «то, что является источником радости»; хрустящее счастье: «счастье» - «то, что является источником счастья»).

Словосочетания, возникшие путем подмены определяемого, иногда становятся устойчивыми. Автор приводит в пример словосочетание белая смерть, употребляющееся для обозначения разных предметов: соль, сахар. Поскольку чрезмерное употребление данных предметов может привести к опасной, неизлечимой болезни, становится возможным метонимическое смещение прилагательного со значением имманентного свойства: «белая соль» - «белая смерть».

3. Словообразовательный механизм.

При этом способе от имени одного из участников ситуации образуется прилагательное, которое служит определением к имени другого участника, то есть участники получают неоднородное частеречное выражение - существительным и прилагательным. В русском языке такое представление двух участников ситуации в атрибутивном словосочетании типично для сочетаний с относительными прилагательными. Использование же качественного прилагательного - явление окказиональное.

Слюна не долетела до адресатов… никто не стал вступать в слюнявую войну (Новая газета). Словосочетание слюнявая война потребовалось при описании конфликта участников антивоенного пикета. Слюнявый содержит отсылку к слову слюна. Автор избирает прилагательное с ярко выраженной иронической коннотацией.

Разработкой конкретных типов переноса эпитета, трактуемых как синтаксический перенос определения, занимается А.А.Коротеев. Он выделяет три группы смещенных определений.

1. Смещенные определения, приписывающие части признак целого. Например, Юноша встряхнул головой, стиснув голодные зубы (М.Горький); или более стертые определения типа чахоточное лицо (Ф. Гладков).

2. Смещенные определения, грамматически подчиненные названию целого, а по смыслу - наименованию части. Они, как правило, обозначают совокупность однородных предметов: коней табун игривый (М.Лермонтов); или предметы, состоящие из частей: липы душистой цветы (К.Бальмонт). Чаще всего присваивается признак одной из частей человеку в целом: Из вагона выходят клетчатые американцы (А. Авдеенко).

3. Смещенные определения, присваивающие признак одного предмета другому, не связанному с первым отношениями части и целого:

- с действователя на опредмеченное действие (жадная суета людей. М. Горький);

- с носителя свойства или состояния на само свойство или состояние (в восторге только музы тайном осмелились сей стих бряцать. Г.Державин);

- с объекта на опредмеченное действие (тела отдадим раздетому плясу. В.Маяковский);

- с места действия на опредмеченное действие (с черным моленьем в зрачках. В.Брюсов);

- с носителя свойства на выразитель (Нет, малодушный стон не омрачит той славы. Надсон);

- с действия на действователь [скажем точнее - на орудие] (Кипит и чашей вихрь стройный под гул отрывистых смычков. Ю.Вяземский);

- со следствия на причину (Ночь - лицо к лицу гнет в счастье бледном. В. Брюсов);

- с причины на следствие (Дебелый вол спал в тени зеленой. А.Фет);

- с действователя на объект (Смахнул со лба, с усов сонный пот. Авдеенко);

- с действователя на орудие (То Гогарта схватив игривый карандаш... Ю.Вяземский);

- с одного из сходных предметов на другой (мальтийский механизм - внешний вид механизма имеет сходство с мальтийским крестом);

- с действователя или объекта на место действия (Иди на горячие пути под домны и мартены. Авдеенко);

- с действователя или объекта на время (Сколько суток полусонных он оставил за собой. А.Твардовский).

А.А.Коротеев признает совмещение метафоры и метонимии во многих словосочетаниях. Он вводит понятие antihendiadys, что означает результат искусственного слияния двух независимых друг от друга понятий (звездная тишь, ленивая тишина у Пушкина). Ученый затрагивает вопрос о синтаксической природе смещений прилагательных, описывает атрибутивные и предикативные отношения в составе эпифразы, недостаточно уделяя внимание семантическим механизмам переноса прилагательных.

Наиболее полной типологией адъективной метонимии является классификация А.Х.Мерзляковой [Мерзлякова 2003]. Ученый опирается как на смежность предметов, лежащую в основе метонимических переносов, так и на смежность признаков этих предметов и говорит о четырех разновидностях адъективной метонимии прилагательного:

1) каузальной адъективной метонимии, в основе которой лежит ассоциативная связь между компонентами причинно-следственных отношений: зеленый человек - человек, выпивший что-то (алкоголь) или уставший, а потому, как следствие, ставший зеленым (ср. с зеленый дом). Здесь различаются семантические переходы, осуществляемые от причины к следствию (см. выше) и от следствия к причине (ты весь черный, то есть грязный);

2) конверсивной адъективной метонимии, которая базируется на объединении двух взаимодополняющих признаков и имеет следующие виды:

а) каузирующий подтип, при котором перенос происходит с состояния на причину, которая его вызвала: грустный человек - грустные сумерки;

б) индикативный подтип, где перенос основан на отношении между состоянием и его внешним проявлением: боязливый человек - боязливый взгляд;

в) включающий подтип, при котором происходит включение признака, присущего одному предмету, в состав признаков, присущих другому, смежному объекту: умный человек - умная доброта;

г) метонимия длительности состояния, где перенос основан на смежных отношениях между состоянием и периодом длительности этого состояния: печальная жизнь, печальное детство;

д) локативный подтип, при котором перенос покоится на отношении смежности между состоянием и местом, где оно переживается: радостный парк;

3) вторичной метонимии признака, которая функционирует чаще как синтаксическое смещение и определяется в большей степени природой объекта, а не собственно признаками. Данный тип метонимии адъектива используется при характеристике объекта, предмета, явления, связанных импликативной связью, ситуацией включения признаков, при котором происходит переподчинение смысла: молчаливый человек - молчаливые уста;

...