Формирование счастливых пространств в фантазии ребенка на материале рассказов А. Линдгрен

Механистические концепции так или иначе сводят то, что можно назвать фантазией, к проявлениям других психических процессов: восприятия, памяти, эстетического вкуса, и прочих. И.М. Розет говорит о том, что такая тенденция к редуцированию фантазии как особой единицы, может быть объяснена как реакция на фетишизацию фантазии идеалистами. Механистическим концепциям свойственно больше опираться на конкретные факты изучения восприятия, памяти, мышления и других психических процессов, что, несомненно, является их преимуществом.

Такие концепции можно классифицировать по типам гипотез, которыми они объясняют работу фантазии. Это гипотеза случайных находок, объясняющая творческие открытия удачным случаем, стечением обстоятельств (принцип «серендипити»). Такая гипотеза ориентирована на внешние удачные обстоятельства, которые позволяют сделать внезапное открытие.

Существует также гипотеза рекомбинации, близкая к предыдущей, но переносящая акцент с внешних стимулов на внутрипсихические явления. В основе данной гипотезы - предположение о перегруппировке уже имеющихся в сознании впечатлений, восприятий, образов. Новые образы возникают из уже имеющихся в сознании, соединяясь механически.

Нужно заметить, что эта концепция имеет множество сильных сторон, хотя бы потому что раскрывает аспект подвижности и изменчивости имеющихся в сознании восприятий, благодаря которой и возможна рекомбинация, новые сочетания. «Фантастическая деятельность была бы невозможной, если бы ранее воспринятые образы неукоснительно застыли в том качестве и тех связях, которые были обусловлены обстоятельствами восприятия» [35, с. 24].

Сторонники гипотезы рекомбинации уделили большое внимание именно условиям, которые могут способствовать работе фантазии, но они не смогли объяснить, как именно происходит фантазирование, так, чтобы появилась возможность предсказать результат.

Гипотезу рекомбинации, в свою очередь, органично дополняет выдвинутая в свое время гипотеза Вюрцбургской школы о важности задачи и установки как факторов совершения умственной деятельности. Эта установка, впоследствии расширенная, касается именно того импульса, который побуждает рекомбинироваться уже имеющиеся в сознании образы и восприятия - таким импульсом является внешняя или внутренняя установка.

Еще одна гипотеза, объясняющая фантазию через другие процессы - это гипотеза аналогий, сторонники которой утверждают, что продукты фантазии возникают по аналогии с каким-либо восприятием, что схоже, например, с образованием метафоры.

Стоит также упомянуть гипотезу психоаналитическую гипотезу, согласно которой фантазии представляют собой репрезентацию подавленных желаний личности, часто бессознательных. «Фантазия - воображаемый сценарий, в котором исполняется -- хотя и в искаженном защитой виде -- то или иное желание субъекта (в конечном счете бессознательное)» [13].

1.3.4 Внутренние механизмы фантазии по И.М. Розету

Мы дали краткий обзор существующих в психологии представлений о фантазии, чтобы показать, какими разнообразными они могут быть, и как сложно уловить сущность этого понятия. Фантазию пытались и пытаются определить через разные подходы, через иные психические процессы, но это слишком неоднозначное явление, чтобы его можно было описать в одной концепции.

В нашей работе наиболее важными аспектами являются механизм работы фантазии, а также ее ценность для личности.

И.М Розет говорит о том, что все разнообразие мнений по поводу понятия фантазии объясняется трудность ответить на вопрос, что именно позволяет человеку создавать новые образы: «основной вопрос, пронизывающий все современные исследования творчества, представляет собой, по существу, и основную традиционную проблему фантазии: что обеспечивает создание нового, как возникают новые образы, идеи, мысли, решения и т. д.?» [35; с. 14]. Все концепции фантазии, в сущности, пытаются ответить на вопрос - откуда и как это новое появляется? Как на основе уже существующих представлений, восприятий и образов может появиться что-то новое, пусть с ними связанное, детерминированное ими, но все же отличное от них? Что является причиной, импульсом к появлению нового?

Розет говорит о том, что у фантазии существуют собственные внутренние закономерности, и называет их механизмами анаксиоматизации (обесценивание, упрощение, пренебрежение какими-либо признаками субъекта) и гипераксиоматизации (предание каким-либо признакам объекта повышенного значения).

«В зависимости от характера и направления анаксиоматизации наблюдаются различные ее результаты: игнорирование количественных и качественных вариаций объектов обеспечивает установление между ними аналогии; обесценивание преобладающего количества черт различия между явлениями, обесценивание различий между родом и видом, частью и целым, одушевленным и неодушевленным, заменителем и заменяемым и т. д. лежит в основе образования тропов и символов; пренебрежение второстепенными в каком-либо отношении подробностями приводит к созданию схематических образов; отбрасывание рутинных способов решения задач служит предпосылкой возникновения оригинальных идей и открытий; обесценивание несущественных (случайных) признаков представляет собой абстрагирование и является средством образования понятий, обесценивание привычного создает впечатление «фантастического»…» [35; с. 145].

Многое из характеристик анаксиоматизации в качестве специальной закономерности фантазии созвучно концепции «ментальных пространств», речь о которой пойдет в дальнейшем, в частности, мы говорим о таких особенностях ментальных пространств, как высокая мобильность, легкая изменяемость.

Что касается гипераксиоматизации, то она «выражается в убежденности субъекта в достоверности выдвигаемых гипотез, в чрезвычайной устойчивости и стабильности обобщающих понятий, в определенной «навязчивости» метафор, в чувстве обаяния, вызываемого художественными тропами, в покоряющей силе символов, в чувстве чудесного, сопровождающего восприятие необычных явлений…» [35; с. 145].

Механизмы эти могут работать как сообща, так и по отдельности. Именно они обуславливают работу фантазии в любых условиях, являясь объективно действующей силой. Но, при этом, на фантазию влияют и субъективные признаки (возраст, социальные условия и другие).

«Оба механизма, будучи тесно взаимосвязаны, действуют неизменно при выполнении какой бы то ни было продуктивной умственной деятельности. В этом смысле они выступают как объективные закономерности, т. е. не зависимые от воли субъекта» [35; с. 184].

Выявленные И.М. Розетом закономерности фантазии созвучны с концепцией фантазийных пространств М.В. Осориной, которая также уделяет большое внимание механизму работы фантазии.

1.3.5 Фантазийное пространство

В рассказах А. Линдгрен, служащих материалом для анализа, персонажи находятся в мире, который можно охарактеризовать как повседневный или бытовой. В нем отсутствуют черты ирреальности ровно до того момента, когда герой формирует собственный «воображаемый» мир на основе той действительности, в которой пребывает. Мир персонажа, который мы называем «условно реальным», не только лишен каких-либо признаков ирреальности, он намеренно изображен как предельно повседневный, привычный мир, знакомый большей части людей. Обычно персонаж-ребенок находится в помещении (квартире или доме), с ним живут его родители - одним словом, это наиболее стандартный вариант жизни ребенка, который будет считан большинством потенциальных реципиентов как знакомый, следовательно, позволит читателю отождествить себя с персонажем.

М.В. Осорина вводит понятие повседневного фантазирования, понимая его как «частное проявление способности к созданию фантазий, которая, в свою очередь, является частным видом работы воображения» [32; с. 14]. В рамки такого понимания фантазии наиболее удачно укладываются ситуации фантазирования персонажей в исследуемых нами рассказах. «Повседневное фантазирование -- это процесс творческого оперирования образами представлений воображения, направленный на удовлетворение эго-потребностных целей, реализуемых во внутреннем мире личности. Продуктом процесса фантазирования является мысленное представление и мысленное проживание интересующих субъекта ситуаций, благодаря которому у него появляется возможность интеллектуальной и эмоциональной проработки этого материала в соответствии с актуальными личностными задачами» [31; с. 25].

Для нашего исследование данное определение фантазирования является наиболее удобным и продуктивным. В наших рассказах фантазирование происходит в бытовой среде и направлено на решение внутренних задач персонажа.

М.В. Осорина выявляет некоторые особенности такого рода фантазий, на которые мы будем ориентироваться при анализе текстов рассказов.

1) Свобода внутреннего устройства фантазийного пространства

«В фантазийном пространстве не действуют физические законы: там мгновенно могут быть созданы любые предметы и сцены и совершены любые преобразования с ними. Время может сжиматься и растягиваться в соответствии с желаниями создателя этого пространства» [32; с. 14].

2) Приватность фантазийного пространства

«Специфика исследуемого феномена состоит в том, что повседневное фантазирование является «заповедной территорией» внутреннего мира человека, тщательно оберегаемой личностью. В этом мире снимается целый комплекс ограничений, которые всегда существуют для того, кто живет в так называемом «внешнем мире» -- в мире, ограниченном законами физики и социума». [32; с. 14]

3) Фантазийное пространство используется для работы с внутренними индивидуальными задачами

«Потаенность фантазийного мира, его недоступность ни для кого, кроме его создателя, наличие большого количества степеней свободы делает это пространство «укромным местом», где личность, создавшая его, может осуществлять то, что по каким-то причинам невозможно или недоступно для реализации во «внешнем мире», но при этом желанно. В реальной жизни человека обычно присутствуют ситуации, которые оказываются незавершенными и требуют конструктивной доработки; возникают неотреагированные эмоции, которые человек не может проявить в социально приемлемой форме; существуют мечты, которые кажутся несбыточными. Всё это может быть легко реализовано в фантазийном пространстве. Кроме того, это пространство часто используется как «полигон», где можно представить и мысленно опробовать любые модели поведения. Также там можно воспроизвести любую ситуацию, интересующую личность, и многократно прожить ее в разных вариантах развития событий, в удобном для личности темпе» [32; с.14-15].

Выделяются четыре типа повседневного фантазирования, дифференцирующихся по типу «базирования» или опоры. У каждого типа есть варианты, и они могут пересекаться между собой.

1. Фантазирование с опорой на объект

Катализатором фантазирования является какой-либо предмет или человек. Этот тип можно считать онтогенетически ранним по отношению к остальным. Именно он будет чаще всего встречаться в исследуемых нами рассказах.

2. Фантазирование с опорой на текст

«Текст» в данном случае понимается широко: это может быть книга, песня, картина и т.д.

3. Фантазирование с опорой на ситуацию из прошлого или будущего

Этот вид фантазирования является более сложным по отношению к двум предыдущим, это фантазирование с опорой на целую ситуацию, мыслимую как единое целое. Берется ситуация из прошлого и «переигрывается», додумывается, или моделируется возможное будущее.

4. Фантазирование с опорой на внутреннюю задачу

В этом виде нет очевидной внешней опоры. «Тема такой фантазии приходит «изнутри» и связана с актуальной для личности проблематикой. Эти фантазии несут на себе яркий отпечаток авторства субъекта, хотя в них, безусловно, присутствуют сильно трансформированные элементы реального опыта. Они бывают необычными, причудливыми и крайне индивидуальны» [32; с. 25].

М.В. Осорина также занималась разработкой понятия «ментального пространства». Мы уже говорили о том, что фантазийное пространство является продуктом фантазирования, а фантазирование, в свою очередь - это инфантильная форма создания ментального пространства. Механизм устройства «ментального пространства» позволяет лучше понять структуру и специфику «фантазийного пространства».

1.3.6 Ментальное пространство

Понятие «ментальное пространство» было предложено Жилем Фоконье в 1980-е года в рамках когнитивной лингвистики. Фоконье отводил ментальным пространствам роль в некотором роде техническую - роль механизма для восприятия речи говорящего.

В ходе речи - диалога, монолога, даже чтения, в сознании человека формируются своего рода «контейнеры», в которые попадает на некоторое время новая информация. Это и есть ментальные пространства. Ментальные пространства представляют собой постоянно обновляемые, модифицируемые по мере развития речевой ситуации когнитивные конструкты. Они возникают мгновенно и мгновенно же трансформируются.

Как уже говорилось, в таком понимании создание ментальных пространств является механизмом восприятия и осмысливания информации, «…средством, обеспечивающим интрапсихический процесс построения значения» [29; с. 7].

В ментальные пространства помещаются определенные элементы-концепты, возникающие как отклики на речь собеседника, они подобны коротким ссылкам, заметкам, актуальным и понятным только сознанию слушающего.

Формирование же самого контура ментального пространства, «контейнера», в сознании говорящего происходит под воздействием использования так называемых «построителей пространств» или «пространственных триггеров». В их роли могут выступать: «…обстоятельства времени и места, предлоги и приставки, грамматические формы глаголов, вводные слова, вопросительные конструкции и т.п., которые присутствуют в речи говорящего» [29; с. 8].

Эти «построители пространства» инициируют построение ментального пространства, фокус внимания в котором перемещается по мере появления новой информации в сознании говорящего.

«Основная функция ментальных пространств - временно сохранять релевантную для субъекта информацию, а также результаты ее преобразований в процессе понимания сказанного собеседником или прочитанного самим человеком» [29; с. 8]

Стоит подчеркнуть, что ментальные пространства не являются подобиями внешней реальности или ее психическими отражениями в сознании, они создаются не с целью отображать реальный мир, но с целью осуществления внутренней умственной работы субъекта.

Влияние внешнего мира на формирование «ментального пространства»

Несмотря на то, что ментальные пространства не являются подобиями внешнего мира, внешний мир может влиять на их построение, детерминировать законы их организации. Это влияние носит структурный характер и выражается в двух аспектах.

Первый аспект связан с общим эмпирическим пространственным опытом любого человека. Поскольку весь пространственный опыт людей может быть получен только из пресловутого внешнего мира, имеющего трехмерную организацию, то, само собой, организация ментального пространства также будет обусловлена влиянием этого пространственного опыта. Ментальное пространство формируется посредством «пространственного языка», заимствованного из опыта контактов с реальным миром и реальным пространством, поскольку это единственная знакомая человеку пространственная модель.

Второй аспект обусловлен связью языка и сознания. Поскольку субъект в процессе говорения или чтения пользуется определенным языком, то выстраивание ментального пространства обусловлено организационными законами этого языка. То есть структура ментального пространства коррелируется структурой речи. Ключевыми моментами в этой организации выступают уже упомянутые слова-«построители пространства». Основываясь на используемых в речи «построителях пространства» слушатель пространственно реконструирует: «…содержание воспринятой речи в соответствии с использованными говорящим «построителями пространства» [29; с. 9]. Результатами такой реконструкции информации и становятся ментальные пространства.

Кратко изложенное описание сущности понятия ментальное пространство носит весьма формальный характер, поскольку это описание с точки зрения когнитивной лингвистики. Такое описание лишено психологической достоверности, так как не учитывает «творческую когнитивную активность, происходящую в ментальной сфере самого носителя психики, который всегда не просто понимает нечто ему предъявленное, но понимает это по-своему и для чего-то, несмотря на все внешние указания» [29; с. 10].

Существует не только относительно схожий пространственный опыт людей вообще, ограниченный трехмерным пространством, и общий для всех носителей конкретного языка и культуры «пространственный язык», актуализируемый с помощью слов и словосочетаний, выполняющих роль «построителей пространства», но и индивидуальный образно-пространственный язык каждого отдельного человека. Разумеется, он также основан на общности эмпирического пространственного опыта и принадлежности к определенному языку и культуре, однако каждый конкретный человек обрабатывает получаемую информацию и формирует ментальные пространства в соответствии с внутренними задачами, важными и понятными лишь ему одному.

Ментальное пространство в системе общенаучных и психологических понятий

По предположению М.В. Осориной, понятие ментального пространства может быть осмыслено в качестве более значительного теоретического построения, чем то, что было изначально предложено Фоконье. Для этого она рассматривает ментальное пространство, во-первых, в контексте общенаучных представлений о пространстве вообще, во-вторых, в сопоставлении с разными видами пространств, которые концептуализированы в психологии.

1) Ментальные пространства в рамках общенаучных представлений о пространстве

М.В. Осорина говорит, что, с учетом содержательных характеристик, обозначенных Фоконье для ментальных пространств, их можно назвать хронотопами.

Как известно, понятие хронотопа было введено в поле гуманитарного знания посредством трудов М.М. Бахтина. Под хронотопом Бахтин понимает «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений» [4].

Хронотоп характеризуется пространственно-временным единством - именно это является важнейшим качеством ментального пространства. Принцип его существования аналогичен принципу существования хронотопа. Поэтому ментальное пространство может быть определено как особый вид хронотопа, в котором действуют ментальные объекты и психическое время. [29; с. 12].

Также М.В. Осорина рассматривает ментальное пространство с точки зрения Лобачевского и неевклидовой геометрии.

В теории Лобачевского геометрические свойства тел определяются природой сил, формирующих эти тела. В зависимости от характера действия того или иного класса сил возможны различные закономерности построения пространства и, соответственно, разные геометрии. [29; с. 12]. То есть, возможно сосуществование нескольких различных геометрий, однако они не независимы друг от друга: одна из них будет иметь универсальный характер, а остальные - являться ее частными случаями.

Для ментального пространства универсальной геометрией будет евклидова геометрия физического пространства, в котором и существуют люди как физические тела, а также в качестве думающих и чувствующих существ.

Человек не может находиться и взаимодействовать с пространством, не испытывая по его поводу тех или иных переживаний, не давая этому пространству оценку. С ранних лет человек живет в неизменном трехмерном пространстве, следовательно, все виды и формы его пространственных представлений имеют в качестве источника: «опыт телесно-двигательного взаимодействия с объектами окружающего мира, накапливаемый с самого раннего детства» [29; с. 12].

Следовательно, любые ментальные репрезентации, в которых используются пространственно-временные формы структурирования информации, создаются умом человека в соответствии со схемами, моделями, взятыми из личного двигательного опыта в физическом пространстве.

Функциональная геометрия ментальных пространств позволяет субъекту моделировать с их помощью, как в рабочем поле, разнообразные пространства представляемых и воображаемых событий в соответствии с нуждами и желаниями субъекта [29; с.13].

Таким образом, ментальные пространства обладают следующими возможностями, основанными на их пространственно-временной геометрии:

· Ментальные пространства представляют собой хронотоп, обладают тремя пространственными измерениями и одним временным. В этих пространствах используется пространственно-временной способ организации мыслительного материала.

· В ментальном пространстве возможно произвольное изменение масштабов представляемых объектов: большое может уменьшаться, маленькое - увеличиваться, можно помещать в одно пространство несовместимые по реальным размерам объекты.

· Скорость событий, происходящих в ментальном пространстве, не соразмерна скорости течения объективного времени во внешнем мире, несмотря на то, что ментальные пространства создаются как средства структурирования умственного материала, происходящего в этом объективном времени. Как уж говорилось, ментальные пространства представляют собой хронотоп, в котором протекает особое психическое время. Это психическое время течет со скоростью, задаваемой пространственной структурой представляемых событий, содержанием этих событий, эмоциональным отношением к ним субъекта. Также психическое время может течь в обратном направлении или может быть остановлено.

· Ментальные пространства являются нестабильными структурами, создаваемыми в ходе умственной работы, видоизменяемыми. Они могут быстро возникнуть, измениться, исчезнуть. Это структуры с высокой степенью свободы. Поэтому можно предположить, что «способность к созданию ментальных пространств и управлению ими должна быть обусловлена возрастом субъекта и упорядоченностью его когнитивного опыта». [29; с.14]

· Ментальное пространство принадлежит внутреннему миру субъекта, является в высшей степени приватным. Оно подчиняется только самому субъекту, действует по особым внутренним законам личности, создается в соответствии с сугубо личными задачами и запросами. Соответственно, организация и контроль этого пространства также осуществляется только субъектом - носителем психики, внешняя реальность не имеет влияния на ментальные пространства. Но контроль этот весьма условен. Следствием такой повышенной степени приватности ментальных пространств является слабая осознанность человеком процесса их создания и их деятельности вообще. Эта деятельность настолько естественна, что человек не отслеживает ее в достаточной степени, в отличие, например, от той деятельности, которую он совершает во внешнем мире.

Ментальные пространства как психологический феномен

По результатам анализа ментальных пространств в контексте общенаучных представлений о пространстве М.В. Осорина делает вывод о том, что эти пространства должны быть «одноприродны другим видам ментальных репрезентаций, где используется пространственно-временной способ кодирования».

Ментальное пространство с точки зрения современной психологии можно назвать частным видом образных ментальных репрезентаций, а именно, подвидом вторичных образных структур, к которым относят представления памяти и воображения, образы сновидений, образы псевдо- и истинных галлюцинаций.

Понятие вторичного образа (или вторичной образной структуры) было введено в научное поле представителями ленинградской психологической школы, в частности, Б.Г. Ананьевым. Вторичные образы могут быть определены как образы предметов и явлений (объектов), имеющие своё бытие в субъективном мире человека в отсутствие непосредственно воздействующего на них стимула-прообраза, то есть вторичный образ не имеет непосредственной связи с воздействием на субъект внешнего мира. [1; с. 49]

Создание вторичных образов провоцируется внутренней интенцией психики человека, для его формирования, как уже было сказано, не требуется непосредственного воздействия стимула из внешнего мира.

Однако сама возможность формирования вторичного образа предполагает использование сенсорно-перцептивного опыта, полученного в процессе взаимодействия с внешним миром. Хотя для вызывания вторичного образа к жизни, для его создания не требуется непосредственное воздействие внешнего мира, но материал, из которого этот образ строится - этот материал берется именно из всех предшествующих контактов с внешним миром. Из этого опыта непосредственно рождаются первичные образы, которые впоследствии служат базой для создания вторичных.

Эти первичные, сенсорно-перцептивные образы создаются в соответствии с пространственной организацией внешнего мира, так как отображают его. Первичный образ является своего рода «психической копией» внешнего мира, создаваемой из реакции на телесные рецепторы субъекта на раздражители из внешней реальности. Однако, став готовым психическим продуктом, эти образы вновь проецируются вовне - в сторону внешнего раздражителя. Так получается психическая копия реальности в сознании человека, или психическая субъективная картина мира.

Феномен таких проекций психических образов был подробно изучен Л.М. Веккером. Им же, в рамках общей теории психических образов, были выявлены принципы анализа образных структур. Веккер осуществил сравнительный анализ эмпирических характеристик образов ощущения, образов восприятия (первичные или сенсорно-перцептивные образы) и образов представления (вторичные образы) в качестве последовательно усложняющихся видов общего рода явлений - психического образа. [29; с. 15]

Из интересующих нас в большей степени пространственных характеристик базовой является локализация образа в пространстве внешнего мира - наличие места во внешнем мире, куда психический образ проецируется.

Применительно к первичному образу ощущения, локализация - это единственная пространственная характеристика. Это указание того места, где находится стимул внешнего мира, подействовавший на субъекта.

Образ восприятия имеет более сложную структуру по отношению к образу ощущения, поэтому к его пространственным характеристикам относится не только локализация воспринятого объекта, но и собственные пространственные характеристики этого объекта: объем, форма, размер.

Хотя образ восприятия выделяет конкретный объект из общего фона, он не «вырывает» его из контекста. Он дает именно восприятие, осознание местонахождения объекта и его пространственных качеств - однако объект по-прежнему «живет» во внешнем мире.

Значительным в данном отношении является переход от восприятия к представлению. В ситуации формирования образа представления реальный объект, служивший первоисточником, отсутствует, но образ этого объекта воссоздается в виде представления памяти или же создается воображением [29; с. 16].

Итак, образ представления (являющийся вторичным, в отличие от образов ощущения и восприятия) имеет куда более свободную пространственную структуру. Мало что в нем сохраняется от реального объекта, а то, что сохраняется, используется в качестве материала. Но материал этот выстраивается по собственно-психическим законам, внутренним, не относящимся к внешнему миру, не действующим в парадигме пространственных отношений внешнего мира.

Пространственные отношения с объектом в образе представления имеют весьма незначительное отношение к реальному объекту-первоисточнику как таковому, поскольку и само существования образа представления обусловлено тем или иным психическим стимулом, а не стимулом реального мира. Соответственно, бытование, существование образа представления не поддерживается реальным объектом-первоисточником. Сам характер обобщенности в образе представления специфичен - он может отображать не единичный конкретный объект, а сразу класс таких объектов (в отличие от первичных образов ощущения и восприятия).

Вернемся к вопросу о локализации образа представления. Мы выяснили, что образу представления не нужен реальный объект для поддержания его существования. То есть он не нуждается в реальном физическом объекте-опоре, который мог бы послужить «закрепителем» образа во внешнем мире.

Но, поскольку локализация, как мы уже говорили, является базовой пространственной характеристикой любого психического образа, то и образ представления должен быть где-то локализован. «В быту на вопрос, где находятся образы представлений, человек привычно отвечает: в голове, то есть указывает на место его происхождения, но не нахождения. На практике обнаруживается, что образ представления всегда локализуется или произвольно (где удобно), или там, где было указано» [29; с. 17].

Допустим, можно указать человеку локализацию пространственного образа, попросив представить, что во рту лежит та или иная пища, например, лимон. Выполнив такое задание, человек почувствует усиленное слюноотделение во рту, поскольку он локализовал образ представления лимона именно во рту, где было указано, а вовсе не «в голове» [29; с. 17].

Если указание отсутствует, человек локализует образы перед собой на небольших расстояниях, он даже может указать месторасположение образа и его размеры, его взгляд будет направлен в это место.

М.В. Осорина говорит, что можно сделать предположение о том, что внешняя локализация образа представления нужна субъекту: «в качестве места опоры, реперной точки для привязки, удерживания внимания мерцающего и легко исчезающего образа». [29; с. 17]. Получается, что локализация образа представления во внешнем мире нужна для удержания образа и управления им.

«Вынесение […] образа представления вовне, за пределы эгоцентрической системы координат носителя, позволяет субъекту одновременно быть по отношению к этому образу и создателем, и наблюдателем, что необходимо для эффективного управления его изменчивой структурой, а также для того, чтобы он мог стать объектом внутреннего созерцания» [29; с.17].

Вынесенный во внешний мир образ представления в содержательном смысле представляет собой форму объективации того или иного психического материала, который в данный момент по тем или иным причинам важен для субъекта. С помощью этого вынесения определенная часть психического материала вырывается из потока внутренней жизни, обосабливается, дистанцируется в качестве ментального объекта, размещенного во внешнем по отношению к субъекту пространстве [29; с. 18].

Так образ представления получает новый статус самостоятельного, независимого бытия, онтологический статус. То, что есть во внешнем мире - реально существует, оно может быть изучаемо, познаваемо. Конечно, время существования вынесенного образа достаточно коротко, материя, из которой он создан - материя психическая. И существует он только для произведшего его субъекта, при этом психически здоровый человек четко различает, какие объекты существуют как тела внешнего мира, а какие - как психические «ненастоящие» продукты.

Образы представления, по сути, являются базовым видом образного языка психики, и они развиваются по мере взросления человека.

Постепенно они начинают обеспечивать процесс мышления в виде умственных образов, используясь для фиксации ментальных объектов и промежуточных продуктов мышления [29; с. 18].

Умственные образы в свою очередь дифференцируются по степени конкретности/абстрактности. Конкретные - репрезентация конкретных объектов, абстрактные - схемы с очень лаконичной структурой. Способности и навыки создания информационно емких образов формируются также по мере развития личности.

Способность к целенаправленному образному представлению отсутствующих в данный момент объектов появляется у ребенка после активации символической (семиотической) функции психики, которая происходит в возрасте около полутора лет. По мере развития этой функции, ребенок осваивает различные виды символической деятельности: способность воображать и фантазировать, понимать и производить шутки, овладевать изобразительным рисованием, заниматься актерской игрой и проч. [34; с. 15]

Но только после 7-8 лет ребенок начинает овладевать способностью к умственной манипуляции образами представлений, а эта способность обеспечивает техническое осуществление пространственных трансформаций образного «контейнера», который должен вмещать большие объемы информации [29; с. 18].

Лишь в случае овладения семиотической функцией психики возможно создавать такие умственные образы, информационные «контейнеры», в которых язык пространственных отношений используется для передачи отношений другого рода - например, то, что происходит при строении схемы или модели. Чем старше человек, тем сложнее структура его умственных образов.

Образ представления, как мы уже выяснили, обладает большой степенью пространственной свободы, и после, при манипуляции с умственными образами, именно эта степень пространственной свободы позволяет развиваться семиотической функции. Пластичность и подвижность структуры умственных образов, выступающих как компоненты ментального пространства, позволяет использовать умственные образы как знаки, при помощи которых то или иное психическое содержание может принимать форму образа.

Итак, на основе всего вышесказанного, ментальное пространство можно определить как своего рода «окно» с мобильными границами, создаваемое субъектом на короткое время поверх видимого реального мира. Это окно наполняется умственными образами (развитыми образами представления), которые быстро появляются, взаимодействуют, исчезают.

Фантазирование как инфантильная форма ментального пространства

Протекающие в ментальном пространстве «события» представляют собой пространственно-временную форму опредмечивания умственных процессов, а управление этими процессами требует сложной системы.

Разумеется, система управления такими сложными процессами не является умением человека от рождения, а формируется по мере взросления. Любое сложное действие, к которым относится и управление умственными образами, сначала совершается человеком вовне, а затем внутри себя. Следовательно, существуют более простые формы ментального пространства на тех стадиях развития человека, когда он еще не умеет делать это «в уме» и проецировать продукты такой работы в произвольное место без опоры на реальный внешний объект.

М.В. Осорина считает, что такими инфантильными формами ментального пространства являются фантазирования «с опорой на объект», в ходе которых субъект создает вторичную картину реальности, а реальные объекты начинают существовать одновременно в фантазийном пространстве и в реальном. [29; с. 20]. Такой тип фантазирования характерен для детей в большей степени, чем для взрослых.

В большинстве случаев дети, при условии нормально протекающего развития, приобретают способность фантазирования с опорой на объект в возрасте между двумя и тремя годами.

Счастливые пространства детской фантазии, исследуемые нами в данной работе, относятся именно к таким предшественникам полноценных ментальных пространств, формируемых зрелой личностью. Соответственно, механизм их формирования и функционирования аналогичен рассмотренным механизмам ментального пространства.

1.3.7 Обобщение понятий «фантазийное пространство» и «ментальное пространство»

Поскольку фантазирование - это инфантильная форма создания ментального пространства, то фантазийное пространство - это его подвид. Следовательно, все особенности устройства и функционирования ментального пространства проявляют себя и в фантазийном пространстве.

На этом основании мы можем составить компиляцию их признаков, которые будут использоваться нами при выявлении признаков фантазийного «пространства счастья».

1) Спонтанное возникновение

О данном признаке говорится применительно к ментальному пространству. Оно может быстро возникнуть, так же быстро исчезнуть, поскольку обладает большой степенью свободы.

2) Свобода внутреннего устройства

Этот признак примыкает к предыдущему. Имеется в виду то, что в фантазийном пространстве не действуют физические и социальные законы реального мира. Оно может легко «растягиваться» и «сжиматься».

3) Приватность

Потаенность фантазийного пространства, его ценность для личности, интимность.

4) Существование в качестве вторичной «картины мира»

Фантазийное пространство накладывается поверх реального восприятия. Реальные объекты могут быть преобразованы в нем, восприниматься иначе.

5) Опора на объект/текст/ситуацию

Тот или иной объект реальности становится опорой для разворачивания фантазийного пространства, обретает в нем новые свойства.

Основная функция ментального пространства, и, соответственно, фантазийного - решение внутриличностных задач. Фантазийное пространство создается личностью тогда, когда она не может или не желает решить какую-либо задачу в реальности, или эта задача является внутренней. В фантазийном пространстве могут «дорабатываться» неразрешенные ситуации из прошлого, моделироваться будущие, желаемые. В этом состоит его ценность для личности, поэтому оно тщательно оберегается.

Особенности функционирования и устройства фантазийного пространства соотносятся с названными нами в ранее механизмами фантазии: анаксиоматизацией и гипераксиоматизацией. Высокую степень свободы фантазийного пространства, а также его базирование на объекте можно объяснить сначала анаксиоматизацией - то есть обесцениванием каких-то деталей, связей между ними, поэтому внутри пространства так легко возникают и исчезают связи, там становятся неважными физические и социальные закономерности. А гипераксиоматизация проявляет себя в придании значения самому какому-либо объекту, на который пространство опирается, и высокой ценности самого пространства для личности.

Подробное описание устройства фантазийного пространства позволяет нам выделить его как форму «воображаемого мира» при анализе рассказов, и выявлять его в текстах рассказах, основываясь на его признаках.

1.3.8 Некоторые особенности фантазирования у детей

Наша работа не является исследованием в области детской психологии, поэтому мы рассмотрим только некоторые особенности детского фантазирования, которые могут помочь нам в анализе рассказов, объяснить те или иные ситуации в них, связанные с детским возрастом персонажа.

В рассказах герои легко доверяют своим фантазиям, и так же легко верит им и читатель. При чтении не возникает недоумения по поводу того, что в реальный мир персонажа вторгаются различные явления ирреальной природы. При этом текст никак не готовит читателя к появлению пласта ирреальной действительности в повествовании, однако, это появление воспринимается органично. Такое восприятие ирреальных «вторжений» в условно реальный мир произведения обусловлено тем, что герои рассказа - дети, причем в некоторых рассказах даже сказано, сколько им лет - шесть и семь. Зная, что речь идет о событиях, происходящих с ребенком, читатель спокойно воспринимает внезапное появление в повествовании элементов фантастического характера.

Детское восприятие, мышление и воображение, а, следовательно, и фантазия, отличаются от аналогичных процессов у взрослого.

Восприятие ребенка отлично от восприятия взрослого, поскольку он имеет небольшой жизненный опыт, ему не с чем сопоставить новые впечатления, чтобы классифицировать их. До какого-то момента развития он не производит деление новых впечатлений на категории «мне кажется» и «на самом деле». Это восприятие объектов такими, какими они представляются при непосредственном контакте с ними [27; с. 45]. Эта особенность детского восприятия была названа «детским реализмом» в работах Ж. Пиаже [33].

Мы можем видеть отражение этой особенности детского восприятия на примере рассказа А. Линдгрен «Кукушка-Подружка». Дети впервые видят часы с кукушкой, и, хотя им объясняют, что это механизм, кукушка кажется им вовсе не механизмом, а одушевленным существом. Впоследствии она действительно оживает в созданном ими фантазийном пространстве.

Одной из особенностей детского мышления является его «нечувствительность к противоречию», т.е. способность одновременно удерживать в сознании на равноценных позициях противоположные точки зрения касательно какого-то явления или объекта [48]. Этой способностью мышления объясняется и легкость сосуществования в сознании ребенка фантазийной картины мира одновременно с реальной картиной мира. Один и тот же объект, как, например, розовый куст в рассказе А. Линдгрен «Любимая Сестра» может одновременно быть и просто кустом, и проходом в чудесную страну.

Спецификой детского восприятия и мышления обуславливается и специфика воображения. Существует мнение о том, что детское воображение богаче, чем у взрослого, то есть, что ребенок способен вообразить себе более яркие и оригинальные образы. Однако, это не совсем так. Поскольку у взрослого человека больше жизненного опыта, соответственно, у него больше материала, который он может использовать в процессе воображения и фантазии. Поэтому воображение ребенка можно назвать не таким богатым, как воображение взрослого [6; с. 7].

Особенность детского воображения состоит в том, что ребенок легче доверяет своему воображению, оно играет в его жизни более важную роль, чем в жизни взрослого, чаще проявляется и позволяет ему с большей легкостью «отрываться» от реальности [25; с. 260]. Переживания, вызываемые воображаемыми образами, для ребенка так же реальные, как и переживания, вызванные реальной действительностью [37; c. 232]

Особенности воображения распространяются и на фантазию, как форму воображения. Но фантазию отличает от воображения ее направленность не на достижение конкретного творческого результата, а некой бессознательной, желанной цели [27; с. 59]. Фантазия может возникать спонтанно и не способствовать достижению результата в видимой реальности. Дети, обретая способность фантазировать (в возрасте около 2-х лет), начинают жить как бы «двойной жизнью». Все объекты, принадлежащие реальному миру, обретают в детском сознании другую, фантазийную жизнь, выполняют совершенно иные функции, чем в реальности. Это позволяет детям чувствовать себя свободнее, чем они до этого чувствовали себя в реальности, на которую в силу возраста они не могут повлиять [30; с. 70].

Оговоренные особенности детского восприятия, мышления, воображения и фантазии находят отображение в исследуемых рассказах, где главными героями являются дети. Легкость вхождения в мир фантазии характерна для героев большинства произведений А. Линдгрен. Присутствие фантазии в реальности всегда маркирует особый детский мир в ее творчестве, который отличается от мира взрослых. Это можно отметить и в крупных произведениях, таких как «Мио, мой Мио!», «Братья Львиное сердце», в которых фантазийные пространства разрастаются до размеров королевств, и которые отмечены той же трагичной тональностью, что и часть исследуемых нами рассказов. Фантазия как средство ухода от скучного взрослого мира присутствует и в одном из самых популярных у читателей произведении автора «Пеппи Длинный Чулок» [26; с. 131-132].

Вывод

Мы рассмотрели теоретический материал, касающийся определения сущности и функции событий ирреальной природы в художественном произведении. Такие события попадают под категорию «вторичной условности», при этом под «первичной условностью» понимается сама природа художественного произведения как фиктивного, выдуманного текста. То есть изображение событий ирреального характера является условностью внутри условного мира произведения.

Часто изображение событий, не укладывающихся в рамки общепринятых представлений о действительности, маркируется в литературоведении с помощью понятия «фантастическое». Фантастическое может быть как предметом изображения в произведении, там и способом ее отображения. В нашем случае, в рассказах А. Линдгрен, которые мы анализируем, можно говорить об использовании фантастического как способа отображения действительности. При этом предметом изображения остаются герой и его внутренние переживания.

Однако мы не можем рассматривать ирреальные события в рассказах в качестве элемента внутреннего мира персонажа, как это делается в рамках психологического направления в литературоведении. Ирреальные события в исследуемых нами рассказах не являются деталью, позволяющей лучше понять переживания героя, мотивы его действий. Их можно определить как самостоятельное образование внутри условного мира произведения, как образ мира, сознательно или бессознательно создаваемый персонажем, и имеющий собственные внутренние пространственно-временные отношения. Эти образования закреплены в литературоведении в понятии «воображаемого мира».

Воображаемая реальность персонажа может разворачиваться в разных формах: сновидения, галлюцинация, греза и т.д. В анализируемых текстах рассказов А. Линдгрен мы определили фантазийное «пространство счастья» или в качестве такой формы.

Понятие о фантазийных пространствах было разработано М.В. Осориной в ходе исследования явления повседневного фантазирования. Фантазийные пространства являются продуктом фантазии, особыми ментальными образованиями, создаваемыми человеком для работы с актуальными внутренними задачами. Отличительными чертами таких пространств являются спонтанное появление и исчезновение, высокая степень внутренней свободы, приватность.

В контексте общенаучных и собственно-психологических представлений о фантазии, концепция фантазийных пространств М.В Осориной отличается пониманием фантазии как продуктивного инструмента психики, имеющего большую ценность для субъекта. Такие представления о фантазии согласуются, по нашему мнению, с авторским отношением к фантазированию и воображению, представленным в рассказах А. Линдгрен.

Герои рассказов, используя фантазию, формируют счастливые пространства в тех случаях, когда им нужно решить какую-либо проблему или внутреннюю задачу, но сделать этого в реальном мире они не могут. Формирование такого пространства помогает им обрести то, чего им не хватает для счастья, или же разобраться с какой-либо внутренней проблемой. Таким образом, из состояния неудовлетворенности реальностью они, с помощью формирования счастливого пространства, приходят к ее пониманию и принятию, становясь счастливыми, что, на уровне развития повествования, позволяет решить конфликт произведения.

Таким образом, выделение счастливых пространств как формы представления «воображаемого мира» героя позволяет нам не только определить такие пространства как элемент поэтики произведения, но и говорить о ценности фантазии как ментального акта, эксплицируемой в текстах данных рассказов.



Глава 2. Анализы текстов рассказов А. Линдгрен

2.1 О методе, используемом в работе

Метод, которым мы пользуемся для анализа рассказов, можно назвать методом психологической интерпретации художественного текста. Для анализа собственно текста мы будем пользоваться приемами нарратологического анализа: для определения основных событий в рассказах, а также для характеристики точки зрения. Нам необходимо установить соответствие наиболее важных событий в рассказах с точки зрения структуры повествования и психологической интерпретации этих событий в соответствии с предлагаемой нами концепцией фантазийных «пространств счастья». Проанализировав тексты рассказов с этих позиций, мы найдем подтверждение тому, что именно формирование фантазийного пространства счастья является наиболее ценным событием как для развития повествования, разрешения его конфликта, так и для решения тех личностных проблем и задач персонажа, которые в нем представлены.

Чтобы проинтерпретировать с психологической точки зрения происходящие в тексте события, нам нужно, прежде всего, понять их с точки зрения их собственно-текстовой аксиологии. То есть нам нужно выявить то событие, которое является самым ценным с точки зрения степени его событийности. Для этого данное событие необходимо рассмотреть на предмет соответствия условиям и критериям событийности, существующим в нарратологии. Также будет важным обратить внимание на смену точек зрения в повествовании, чтобы выяснить, для кого именно важно это событие, как его воспринимают различные действующие лица, с чьей точки зрения оно важно, а с чьей - нет. Поскольку речь идет о событиях воображаемого мира, мы увидим, что данные события важны только для фантазирующего субъекта, но не для других лиц, допустим, его родителей. Тогда мы сможем с большей уверенностью говорить о ценности формируемого фантазией пространства для ребенка с психологической точки зрения.

С этих позиций - текстовой и психологической - нам предстоит оценить происходящие в тексте события, представление реальной и ирреальной действительностей, проинтерпретировать их взаимосвязь и событие перехода из одной в другую, чтобы установить, что эту смену реальности на ирреальность действительно можно рассматривать как случай формирования персонажем фантазийного пространства. После чего мы сможем дать оценку важности перехода в фантазийное пространство и событиям, происходящим в нем, как с текстовой точки зрения (решает ли это конфликт?), так и с точки зрения психологической (решаются ли проблемы персонажа? Становится ли он счастлив?)

2.1.1 Об аспектах нарратологического анализа

В рамках нарратологического анализа мы рассмотрим событийную структуру повествования, чтобы определить, какие именно события происходят в рассказе, и какова их важность, а также систему точек зрения. Эти сведения мы будем соотносить с композиционной структурой и развитием конфликта в произведении. Нам будет важно установить, что максимально значимое событие по нарратологическим параметрам является также важным в композиционном отношении и в качестве события, способствующего разрешению конфликта произведения. Кроме того, мы будем обращать внимание на точки зрения, существующие в текстах, на их смену, на то, чем обусловлен выбор той или иной точки зрения и их смена, если таковая имеется. Мы будем анализировать степень событийности изменений в повествовании в соответствии с критериями событийности, обозначенными В. Шмидом в его работе «Нарратология», поскольку именно в этой работе, на наш взгляд, представлен наиболее удобный для практического применения перечень таких критериев.

...