Литературная репутация К.Н. Батюшкова во второй половине 1820-1880 гг.

Подробно об отношениях Батюшкова и Ханыкова пишет Р.М. Лазарчук: Лазарчук Р.М. К.Н. Батюшков и В.В. Ханыков (К проблеме окружения поэта) // [Электронный ресурс]..

Недалеко от Зонненштейна поселилась сестра поэта А.Н. Батюшкова недалеко от больницы. Чуть позже в город переезжает Е.Г. Пушкина: «Виделась уже с Александрою Николаевной. Сердце мое разделяет с нею справедливую ее горесть. <…> Я предложила сестре Батюшкова нежнейшую дружбу и в полной мере исполнила свое обещание» Пушкина Е.Г. Жуковскому. 23 июня 1824.

Цитируется по: Айзикова И.А. Темы и сюжеты переписки В.А. Жуковского и Е.Г. Пушкиной // Вестник Томского государственного университета. 2010. №2(10). С. 47. .

Летом 1824 года Батюшкова посетил Н.И. Тургенев: «Войдя в ворота, первый, попавшийся мне навстречу, был Батюшков: лицо мрачное; он шел по другой стороне и меня не узнал. <…> [Лекарь] говорит, что теперь ему немного лучше. Прежде он воображал, что он в тюрьме, но Ханыков написал ему, что он в Maison de santй Дом здоровья. - перевод с французского., и он стал спокойнее. Был у его сестры; она его еще не видала, но лекарь надеется их скоро свесть» Тургенев А.И. Князю Вяземскому. 27 мая 1824. Черная речка // Остафьевский архив 1824-1836. С. 71..

Возможность помочь Батюшкову кажется все более нереалистичной. В начале 1825 года Пушкин пишет К.Ф. Рылееву: «Что касается до Батюшкова, уважим в нем несчастия и не созревшие надежды. Прощай, поэт» Пушкин А.С. К.Ф. Рылееву. 25 января 1825 г.

Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Т. 10. Письма. С. 94. .

13 мая 1825 г. Жуковский отправляет Е.Г. Пушкиной письмо, полное надежд на выздоровление Батюшкова в Германии. «Красной нитью через все письмо проходит мысль о том, что Е.Г. Пушкина - ангел-хранитель К.Н. и А.Н. Батюшковых и что именно это сближает Жуковского с нею, превращая их обычное светское знакомство в “родство, грустное, но драгоценное”» Айзикова И.А. Темы и сюжеты переписки В.А. Жуковского и Е.Г. Пушкиной. С. 48.. Это родство долгое время было, действительно, сосредоточено вокруг их несчастных друзей. Они постоянно обсуждали их положение и заботились о том, чтобы «не утяжелять <…> и без того сложное внутреннее состояние» Там же. С. 49. . Однако, несмотря на все хлопоты, уберечь Батюшковых от бед не удавалось. Здоровье «страдальца» все ухудшалось: «Мне не дозволяют более видеть Батюшкова. Пока надеялись, что свидания наши могут приносить пользу, я ездила в Зонненштейн. Я даже была в переписке с несчастным Сведения о характере переписок с Батюшков Пушкина сообщала Жуковскому, например, в письме: Пушкина Е.Г. Жуковскому В.А. 23 марта 1825 // Батюшков К.Н. Сочинения: В 3 т. Т. 1. С. 330-331. Батюшков не доверял ей, подозревая ее в сговоре с его пленителями; умолял ее отвезти его в Дрезден; злился, что она просит его подчиняться указаниям доктора Пирница, директора больницы в Зонненштейне. Пушкина выражала надежды, что Батюшкову все же смогут помочь лекарства, которые он принимает., но ни свидания со мною, ни письма мои не произвели того, чего от них ожидали» Пушкина Е.Г. Жуковскому. 10 апреля 1826.

Цит. по: Там же. (апрель 1826 Через два года судьба брата настигнет и А.Н. Батюшкову. С 1828, в состоянии душевной болезни, она прожила еще 12 лет в Хантоново. ).

6 августа в Зонненштейн приехал Тургенев, оставивший воспоминание о посещении Батюшкова и директора клиники Пирница в своем дневнике Цит. по: Тургенев А.И. Хроника русского. Дневники (1825-1826 гг.) / Изд. подгот. М.И. Гиллельсон. М., Л.: Наука, 1964. . Приезд в лечебницу начался с ее осмотра: «Мы видели <…> различные механические средства, кои здесь употребляются над больными. Все они отличаются тем, что доказывают человеколюбивую методу доктора... Доктор любим больными: все встречают его с улыбкою на лице. Он говорит с каждым добродушно» (288). Пирниц подкрепляет веру в возможность помочь Батюшкову: «Он не полагает его безнадежным. Теперь он принимает лекарства, но не иначе как в присутствии доктора; сердится на Ханыкова Например, В.В. Ханыкову от 18 мая 1826 года. Батюшков просит об увольнении со службы, которое уже было ему дано, и добавляет: «Устав от преследований Его Величества, Императора Александра, я даю подписку, я связываю себя клятвой в том, что никогда не уйду в монастырь, в том, что отказываюсь от брака с подданной Его Величества и что никогда не вернусь в Россию. Зачем вы удерживаете меня в Зонненштейне?» (В.В. Ханыкову. 18 мая <1826>. Зонненштейн. С. 586)., полагая, что он произвольно держит его в Зонненштейне, писал к нему раза два и требовал освобождения. Доктор находит, что он имеет einen festen Sinn, характер или упрямство, которое преодолеть трудно» (288). Тургенев посещает и А.Н. Батюшкову «Первое слово ее было о брате. Она спросила нас: дает ли нам надежду доктор? Я старался уверить и успокоить ее и со слезами умиления смотрел на эту жертву братской любви. Нельзя без почтения, без уважения видеть ее! Она так трогательна и внушает, однако же, не сожаление, а высокое уважение к ее горячему чувству» (288-289).: «Она видела только один раз брата, провела с ним целый день, но он сердился на нее, полагая, что и она причиною его заточения. Он два раза писал ко мне, но Ал<ександра> Ник<олаевна> изорвала письма. Если я не ошибаюсь, то он, кажется, писал ко мне о позволении ему жениться. Жуковского любит. Да и кто более доказал ему, что истинная дружба не в словах, а в забвении себя для друга. Он был нежнейшим попечителем его и сопровождал его до Дерпта и теперь печется более всех родных по крови, ибо чувствует родство свое по таланту» (289).

В 1825 году П.А. Плетнев публикует разбор элегии «Умирающий Тасс» Плетнев П.А. Разбор элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» // Журнал изящных искусств. 1825. Кн. 3. С. 210-227.. Возможно, одной из причин обращения к тексту стало пребывание Батюшкова в Зонненштейне. На протяжении всей статьи автор называет «несчастного» «Нашим Поэтом» и подчеркивает сходство его судьбы с биографией Тассо. По мнению Плетнева, Батюшков мог интуитивно чувствовать это, ценил творчество итальянского поэта, а потому создал практически совершенный текст: «Нигде столько невозможно удивляться превосходному составу стихотворения, как в Умирающем Тассе. Едва ли есть на каком-нибудь языке Элегия, которая бы, подобно рассматриваемой нами, соединяла в себе столько высокого, трогательного и прекрасного. Одним словом: как целое она совершенна» Там же. С. 227. . Через 10 лет В.Г. Белинский в отклике на «Сочинения в прозе и стихах, Константина Батюшкова» и в 1846 г. в «Обзоре поэтической детальности Батюшкова» укрепит репутацию «Умирающего Тасса» как великолепного, почти идеального текста, «к которому в параллель можно поставить только “Андрея Шенье” Пушкина» Белинский В.Г. Статья третья. Обзор поэтической деятельности Батюшкова; характер его поэзии. Гнедич; его переводы и оригинальные сочинения. Мерзляков. Князь Вяземский. Журналы конца карамзинского периода // Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 7. М.: Изд-во АН СССР, 1955. С.166..

Лечение Батюшкова - медикаменты, лечебные процедуры, встречи, переписки с близкими, прогулки и проч. - не помогали: «Здешние ванны - пытки, лекарство - яд, врачи - преступники» Е.Г. Пушкиной. 11 марта <1826>. Зонненштейн. С. 585.. Спустя четыре года после прибытия в Зонненштейн, в 1828 году, его увозят из клиники в Москву в сопровождении двух наемных слуг и доктора Антона Дитриха Доктор подробно описывает переезд с Батюшковым из Зонненштейна в Москву: Дитрих А. О болезни русского Императорского Надворного Советника и дворянина господина Константина Батюшкова / Пер. А.В. Овчинниковой [Электронный ресурс].. Он стал частью жизни поэта еще на год и девять месяцев - благодаря его запискам мы можем составить представление о положении Батюшкова до 1830 года и впечатлении, которое он производил на всех, кто интересовался его состоянием Перевод «Записок» Дитриха и из подробный анализ составлен в исследовании Н.Н. Новикова «К.Н. Батюшков под гнетом душевной болезни». . Несомненно, нельзя с уверенность утверждать, что эмоции и мнение Дитриха совпадали с переживаниями близких поэта - однако, судя по их письмам и воспоминаниям, они могли быть схожи.

По наблюдениям доктора, воспоминания друзей о Батюшкове, который прежде был «благороднейший человек, вернейший друг, нежнейший брат, добросовестнейший слуга государству, чистая, истово поэтическая натура» Здесь и далее воспоминания и записки Дитриха цитируются по следующему изданию, если не указано обратное: Новиков Н.Н. Батюшков под гнетом душевной болезни: историко-литературный психологический очерк / Изд. подгот. В.А. Кошелев. Арзамас: АГПИ, 2005 [Электронный ресурс], сталкивались с пугающим поведением, когда поэт мнил себя богом, ругался на близких, был грубым и бессердечным, словно намеренно причиняя боль окружавшим его людям: «Чудовище и неповинный мученик, достойный глубочайшего всечеловеческого сострадания и сожаления! Непостижимая судьба! Зачем? Не вопрошай ее». Дитрих особенно ощущал контраст, читая сочинения Батюшкова: «Выступала предо мною ужасающая противоположность того, чем был и чем стал этот злосчастный человек». Прежде любивший друзей, чувствительный, приятный в общении и воспитанный, Батюшков стал одиноким, раздражительным человеком, который в бешенстве вскакивал с постели, если его что-либо злило или тревожило.

Дитрих прямолинейно оглашает приговор Батюшкову: «Ничего, ровно ничего не осталось в нем от прежнего человека, кроме своего рода любви к Богу и природе, но любви бездушной, бессердечной, держащейся только и единственно в напряженной болезнью силе воображения и довольствующейся символическими знаками». Безутешный приговор в записках врача соседствует с сочувствием и участием. Доктор называет Батюшкова «мой больной» и постоянно обозначает его трагедию: «Бедный Батюшков!».

Из записок Дитриха понятны причины, по которым долгожданная встреча друзей с Батюшковым по прибытии его в Москву не приносит радости и спокойствия. Дашков, посетивший поэта осенью 1828 г., вспоминает об «ужасном впечатлении, которое произвел <…> искаженный болезнию вид его» Дашков Д.В. Письмо к неизвестному лицу, осень 1828 г. // Батюшков К.Н. Сочинения: В 3 т. Т. 1. СПб.: П.Н. Батюшков, 1887. С. 332. : «Он сидел посреди маленького своего дворика неподвижно, временами улыбаясь, но так странно, что сердце содрогалось. <…> К этому несчастному Батюшкову столько приковано воспоминаний, что я не мог довольно наглядеться на него, не мог наплакаться об нем» Там же.. Дашков подробно отмечает изменения в поведении поэта: его задумчивость; досаду, когда солнце скрывалось за облаками; фиксирует некоторые фразы. Так, например, Батюшков при перемене лошадей торопил, чтоб скорее запрягали, и называл коляску колесницею, воображая, что поднимается в небо: «Туда, туда, там мое Отечество!» «Dahin, dahin, dort ist mein Vaterland!» (Там же). Перевод с немецкого - мой. - А.К.

Примечательно использование Vaterland, которое напоминает о «переломных» текстах Батюшкова: «Судьба Одиссея» (вторая пол. 1814), «Надежда» (1815), «К другу» (1817). Дитрих рассказывал Дашкову о пребывании поэта в Зонненштейне. Особенно примечательно, что Батюшков, по рассказам доктора, рисовал «Тасса в разных видах, а по большей части в темнице за решеткой с венком на голове. Нарисовал на стене голову Христа углем и часто оной молился. Вылепил также из воску Христа, Тасса и отца своего» Там же. С. 333. . Как кажется, аналогия «Батюшков - Тассо» через подобные известия все больше укреплялась в кругу близких поэта.

Не менее гнетущее впечатление произвел Батюшков и на М.П. Погодина, который также вспоминает про поделки из воска: «Батюшков очень дурен <…>. Неужели он умрет. <…> В роковые idus Martii к нему с Дитрихом. Чрез окно. Лежит почти неподвижный. Дикие взгляды. Взмахнет иногда рукою, мнет воск. И так лежит он два месяца. Боже мой! Где ум и чувство? Одно тело чуть-чуть живое. Страшно!» Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина: В 22 т. Т. III. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1890.

С 1828 годом связано событие, вошедшее в миф о сумасшедшем Батюшкове. В записи от 1/13 августа 1828 года Дитрих сообщает: «[Батюшков] вышел на пенсию и больше не признает каких-либо отношений <…>. Вот почему он ненавидел почти все, что напоминало ему о буржуазном правлении и порядке. Вот почему он несколько раз во время поездки спрашивал себя, глядя на меня с насмешливой улыбкой и делая движение рукой, словно вытаскивает часы из кармана: “Сколько времени?” - и давал самому себе ответ: “Вечность”» Цит. по: Дитрих А. Записка о душевной болезни К.Н. Батюшкова // Батюшков К.Н. Сочинения: В 3 т. Т. 1. СПб.: П.Н. Батюшков, 1887. С. 341-342. (Оригинал на немецком. Перевод мой. - А.К.).

Кошелев трактует это так: «И в страшной болезни своей, в самые жуткие часы безумия, Батюшков остается поэтом» (Кошелев В.А. Константин Батюшков: Странствия и страсти. С. 331) - можно заметить намерение исследователя объединить две разные линии судьбы: Батюшков-сумасшедший и Батюшков-поэт - как кажется, похожие стратегии использовали и близкие поэта для преодоления потери.. Как кажется, современникам этот факт был неизвестен. Записки доктора Дитриха «О болезни русского императорского надворного советника и служащего господина Константина Батюшкова» Ьber die Krankheit des Russisch-Kaiserlichen Hofrathes und Ritters Herrn Konstantin Batuschkoff. Перевод с немецкого - мой. - А.К. были опубликованы без перевода с немецкого только в 1887 году Новиков включал записи Дитриха в свое исследование «К.Н. Батюшков под гнетом душевной болезни», однако оно долгое время оставалось не опубликованным. в трехтомнике произведений Батюшкова под редакцией Майкова и Саитова Дитрих А. Записка о душевной болезни К.Н. Батюшкова // Батюшков К.Н. Сочинения: В 3 т. Т. 1. СПб.: П.Н. Батюшков, 1887. С. 334-353.. Один из возможных источников - Жуковский, с которым Дитрих поддерживал общение после возвращения в Германию. Однако, как кажется, их общение и переписка имели по большей части литературный характер Дитрих занимался переводами для издания немецкой антологии новейшей русской лирики, а также опубликовал продолжение «Русских народных сказок», что и обсуждалось в письмах.

Подробнее см.: Никонова Н.Е. В.А. Жуковский и его немецкие друзья: новые факты из истории российско-германского межкультурного взаимодействия первой половины XIX в. Томск: Издательство Томского университета, 2012. С. 165-180. , и говорить о вероятной осведомленности Жуковского об упомянутом эпизоде мы не можем Более того, аналогия «часы - вечность» имеет длительную литературную предысторию, обобщенную в статье Т.Г. Цявловской: Цявловская Т.Г. «Влюбленный бес»: (Неосуществленный замысел Пушкина) // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 17 т. Т. 18. Рисунки. М.: Воскресенье, 1996. С. 601-636.

Предыстория была дополнена А.С. Бодровой в комментарии к «<Наброскам к замыслу о Фаусте>» Пушкина: Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 20 т. Т. 3. Кн. 1 (Михайловское. 1824-1826). СПб.: Наука, 2019. С. 996.. Мы предполагаем, что в истории литературы фраза Батюшкова закрепилась в первую очередь благодаря стихотворению О. Мандельштама «Нет, не луна, а светлый циферблат…» См., например: Гаспаров М.Л. Комментарии // Мандельштам О.Э. Стихотворения. Проза. М.: АСТ Фолио, 2001. С. 614; 654 (Библиотека поэта)..

Поэт все больше отдаляется от некогда близких душевных друзей М.А. Дмитриев вспоминает: Батюшков «возненавидел всех прежних друзей своих, с виновными вместе и невинных. Известно, что он не мог слышать о них равнодушно и прервал знакомство даже с Жуковским, которого девственная чистота души известна. Все смешались в его памяти, и все сделались ему равно чуждыми» (Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. С. 197).. Так, попытка Вяземского встретиться с ним в октябре 1828 года обернулась приступом гнева Батюшкова. Дитрих вспоминает, как поэт прочел записку с просьбой о приеме и «страшно вспылил и бросил ее на пол, гневно закричал, что не знает никакого кн. Вяземского» Новиков, анализируя записки Дитриха, приводит множество эпизодов, в которых близкие друзья Батюшкова в его болезненном сознании становились опасными врагами, состоявшими в сговоре с Сатаной, или Александром I, или Нессельроде - все они виделись поэту угрозой. .

Несмотря на подобные эпизоды, близкие Батюшкова все еще хотели помочь ему. Доктор вспоминает, как в январе и феврале были предприняты попытки успокоить больного и облегчить его состояние с помощью музыки. 30 января Вяземский приехал к поэту с А.Н. Верстовским, который играл на фортепиано. Но «больной заметил, что люди, позволяющие себе развлекаться музыкою в даме Бога Константина, будут наказаны в преисподней самими Адамом и Евой». 30 февраля же усердный Вяземский приехал с хором певчих, которые были присланы Верстовским. Их исполнение никак не тронуло Батюшкова.

Попытки музыкальной терапии будут и позже. Так, в феврале и марте, когда поэт тяжело заболел, его посещает арфист уже по просьбе самого доктора. 31 марта приглашаются монахи из Симонова монастыря: «Пение монахов сравнил с пением Архангелов. <…> Все время был покоен, как бы сдержан, нимало не подозревая приближения смерти. Пение, по-видимому, было очень приятно ему; по крайней мере, остался доволен, когда открыли настежь двери его комнаты» Новиков так характеризует музыкальные опыты: «Большая часть музыкальных опытов произведена была во время самых тяжких телесных страданий душевнобольного. Врачи, по-видимому, рассчитывали на эти опыты как на своего рода психическое врачебное средство, а друзья и родные ожидали, не удастся ли при помощи этих опытов успокоить больного и пробудить в нем сколько-нибудь сознательное чувство, чтобы успеть подготовить и приготовить умирающего - в чем все тогда были уверены»..

Действительно, 1830 год стал периодом прощания с Батюшковым. Воспаление легких, общая слабость, нежелание принимать пищу - все подозревали скорую смерть поэта, весть о которой быстро распространяется. «Батюшков умирает» Пушкин А.С. П.А. Вяземскому. Вторая половина (не раннее 18) марта 1830 г. Из Москвы в Петербург // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Т. 10. Письма. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1979. С. 217., - пишет Вяземскому Пушкин. Он прибыл на всенощную 3 апреля 1830 года. Дитрих отмечает в записках: «Поэт Александр Пушкин <…> подошел к столу, стоявшему около больного, и, отодвинув свечку с одушевлением начал говорить больному. Но тот не шевельнулся и не промолвил ни слова, даже не обратил внимания на него и на лиц, стоявших в его передней». Отсюда одно из предположений о том, что стихотворение Пушкина «Не дай мне бог сойти с ума…» написано под впечатлением от этой последней встречи с Батюшковым См., например: Левкович Я.Л. Стихотворение Пушкина «Не дай мне бог сойти с ума» // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1982. Т. 10. С. 183..

К середине апреля опасность миновала. 18/30 мая 1830 года Дитрих делает заключительную запись: «Сегодня больному исполнилось 43 года» Цит. по: Кошелев В.А. Константин Батюшков: Странствия и страсти. С. 332.. Поэт проживет еще более 20 лет после этой строки, однако из-за душевного недуга «смерть» и «похороны» его в 1830 году оказались символичными, а финальная строка из пушкинского письма («Батюшков умирает») почти буквальной. Однако даже после этого - еще до отъезда в Вологду в 1833 году - не прекращаются попытки лечения.

Так, Пушкин в письме к княгине В.Ф. Вяземской пишет: «Сейчас от Хитровой. Она как нельзя более тронута состоянием Батюшкова - и предлагает самое себя, чтобы испробовать последнее средство» Перевод с французского цитируется по: Примечания // Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1831-1833.М.: Academia, 1935. С. 500.. Е.М. Хитрово, как видно из письма Пушкина, «решилась на самоотверженный поступок, так как, по преданию, врачи для излечения от сумасшествия рекомендовали больному физическое общение с женщиной» Там же. - к чему сам Пушкин, очевидно, отнесся с иронией Сам Пушкин, очевидно, отнесся к намерению Хитрово с иронией, подчеркнув ее «самоотвержение истинно удивительное» (Там же).. Вяземская же предлагала пригласить деревенскую девушку за вознаграждение. Вяземский относился к этим намерениям неодобрительно «Желаю тебе успеха в негоциации твоей. Только что-то грешно прививать девушку к сумасшествию. Какого, если он не получит пользы, а она сойдет с ума? Это как-то глава из Бальзака. Нет, по мне, решительно не должно делать того. Таким образом можно бы допустить, что позволено вредом одного помогать другому. Но кто решит здесь, кто тот, который должен быть в виду. Для нас, разумеется, Батюшков, но в общем смысле или счете и девушка та же единица. Как ни говори, а это безнравственность и непозволительная» (Письмо князя П.А. Вяземского к жене своей княгине Вере Федоровне, с припиской А.С. Пушкина. <С. Петербург>, 4 июня <1832 года> // Старина и новизна. 1907. Кн. XII. С. 329)..

По переписке близких поэта, дневникам и воспоминаниям можно проследить своего рода историю принятия его болезни.

1. Все начинается с прибытия Батюшкова в Италию: с его первыми письмами о вреде теплого климата, неудачном лечении на водах, унынии, которые не смогла заглушить родина Тассо среди ближайшего литературного окружения поэта распространяются сведения, что путь, на который «странник» возлагал надежды на успокоение, оказался бесполезным.

2. С 1821 года начинается эпистолярное молчание Батюшкова; он редко пишет друзьям, и до них доходят по большей части лишь сведения посетителей поэта. Они приносят тревожные вести: «страдалец» усиленно лечится и абсолютно безрадостен - а позже крайне болезненно отзывается на несогласованные с ним публикации и, как ему кажется, поэтическую мистификацию. В кругу близких Батюшкова распространяются слухи о его меланхоличном, отчаянном положении.

3. В конце 1821 - начале 1822 гг. до неравнодушных доходит информация о странном поведении, помешательстве и признаках развития расстройства. Эти новости воспринимаются тяжело, преодолевая неверие в несчастье и отрицание. Начинают обсуждаться способы лечения и варианты помощи Батюшкову.

4. В 1823 г. заинтересованные знакомые поэта уже осведомлены о его мании преследования и резко изменившемся поведении; они узнают о попытках самоубийства и почти силой возвращают в Петербург, принимая вскоре решение о помещении больного в лечебницу.

5. Лечение в Дерпте и длительное пребывание Батюшкова в Зонненштейне поддерживают медленно угасающую надежду на исцеление. Те, кому удалось увидеть поэта или узнать что-либо о его состоянии (в том числе его сестра и Е.Г. Пушкина), делятся с кругом знакомых неутешительными историями о несчастном положении «страдальца».

6. Возвращение Батюшкова в Петербург и неудачные встречи с человеком, в котором уже сложно узнать прежнего друга, рушат представления о возможности помочь ему. Последние попытки музыкальной терапии оказываются напрасными. Тяжелое заболевание, перенесенное поэтом в 1830 году, заставляет близких больного примириться с его ожидаемой смертью и попрощаться с ним - это оказывается почти символической церемонией. Однако даже после нее попытки экспериментального лечения не прекращаются.

7. Окончательное принятие положения Батюшкова происходит в 1833 году, когда поэт переезжает в Вологду. Он полностью отдаляется от своего привычного круга общения и начинает в полной мере новую жизнь.

1.3 1833-1850 гг.

Батюшков Подглавка опирается на курсовую работу прошлого года: Калинина А.Р. Смерть Батюшкова как литературный факт: рецепция личности и творчества Батюшкова в 1820-1850 годы. М., 2019. . селится в Вологде в доме своего племянника Гр.А. Гревеница Другие вариации фамилии: Гревенц, Гревенс. с совершенным увольнением со службы и жалованием в две тысячи рублей, полученным благодаря стараниям Жуковского.

Исчезнув из жизни современников, поэт исчезает и из переписки даже близких друзей. Так, например, обсуждавшие судьбу Батюшкова практически в каждом письме во время развития у него душевной болезни, Тургенев и Вяземский с 1821 по 1823 года упоминают его в 79 письмах (20 - в 1821 г., 13 - в 1822, 46 - в 1823 См. приложение: Рисунок 2.). Количество резко уменьшается с определением поэта в Зонненштейн в 1824 (17 писем). Пребывание больного в клинике и отсутствие частых новостей привело к 4 письмам за 4 года, наиболее примечательным из которых является последнее: по возвращении Батюшкова в Петербург в 1828 году Вяземский посетил поэта и описал его угрюмость, упрямство и отчужденность. В 1832, 1833, 1836 и 1837 гг. поэт упоминается по одному разу - однако, скорее, не как живой человек, а как представитель ушедшей литературной эпохи. При этом отметим, что у Вяземского был неизвестный корреспондент, который сообщал ему о здоровье Батюшкова, уведомлял об ослаблении недуга в последние годы жизни поэта См. подробнее: Лазарчук Р.М. К.Н. Батюшков и Вологодский край: Из архивных изысканий. Череповец: Порт-Апрель, 2007. . В том числе есть данные и о частных случаях «памяти о Батюшкове». Так, например, Вяземский, совершавший паломничество в Иерусалим, 21 мая 1850 г. читал молитву за Батюшкова перед чудотворным образом, исцелявшим душевные болезни, в греческом монастыре великомученика Георгия, а также взял для поэта свечу См. подробнее: Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 9. 1813-1852. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1884. С. 273.. По косвенным свидетельствам, в 1855 году, уже после смерти Батюшкова, Вяземский и вовсе предпринял попытку собрать материалы о жизни и деятельности своего друга См. подробнее: Власов А.С. Заметки о жизни К.Н. Батюшкова в Вологде / Вступ. ст. и публ. В.А. Кошелева // История в лицах: историко-культурный альманах. Вып. 1. Череповец, 1993. С. 147-159 [Электронный ресурс]..

Также на следующий год после переезда Батюшкова в Вологду было осуществлено намерение переиздать «Опыты в стихах и прозе» Батюшков К.Н. Сочинения в прозе и стихах Константина Батюшкова: В 2 ч. СПб.: типография И. Глазунова, 1834.. А.Ю. Балакин в статье «Еще о прагматике и датировке пушкинских помет на второй части “Опытов в стихах и прозе” К.Н. Батюшкова» Цитируется с указанием страниц в скобках по: Балакин А.Ю. Еще о прагматике и датировке пушкинских помет на второй части «Опытов в стихах и прозе» К.Н. Батюшкова // Балакин А.Ю. Близко к тексту: Разыскания и предположения: [статьи 1997-2017 годов]. СПб.: Пальмира, 2017. С. 115-132. пытается определить инициатора переиздания и на основе раннее не публиковавшегося письма предполагает, что «Сочинения…» подготовил С.С. Уваров при помощи Плетнева Ранние предположения же Балакин оспаривает (Б.В. Томашевский полагал, что «Сочинения…» были подготовлены при участии Гнедича; Кошелев же видел в переиздании иницативу Блудова). , который осуществлял редакционно-техническую работу, а также с участием Пушкина - именно этим Балакин объясняет пушкинские пометы на полях «Опытов…» О.А. Проскурин, в свою очередь, видел в пометах полемический и самокритический характер: Проскурин О.А. Пометы Пушкина на полях «Опытов в стихах» Батюшкова: датировка, функция, роль в литературной эволюции // Новое литературное обозрение. 2003. №6 (64). С. 265-266..

Как бы то ни было, републикацией текстов Батюшкова занимались люди, которым была небезразлична его судьба и близка трагедия потери поэта. Цензурное разрешение на выпуск «Собрания…» было подписано 19 октября 1833 года Балакин А.Ю. Еще о прагматике и датировке пушкинских помет на второй части «Опытов в стихах и прозе» К.Н. Батюшкова. С. 124. , а потому могло быть следствием предсмертного состояния Батюшкова в 1830 году с последующим его отъездом в Вологду - мемориальным жестом почтения и дружеской данью его угасшему таланту и также, возможно, жестом, воскрешающим и закрепляющим память о нем.

Свидетельства о жизни Батюшкова в Вологде немногочисленны. 15 августа 1834 года поэта посещает А.В. Никитенко, отправившийся в командировку с целью обозреть учебные заведения в губерниях. О встрече с «несчастным поэтом» Никитенко А.В. Дневник: В 3 т. Т. 1. 1826-1857. <М.:> Государственное издательство художественной литературы. 1955. С. 158 (Серия литературных мемуаров). он пишет в своем дневнике.

Никитенко читает Батюшкову строки из «Умирающего Тасса», но «удивительная гармония не отозвалась в душе, некогда создавшей их» (158). Дух поэта «в совершенном упадке» (158), речи его были бессвязными и полны паранойи: «Он где-то видел, как кто-то влачил в пыли Карамзина и русский язык» (158). Настроение и поведение поэта часто менялось: он то вскакивал и бежал в сад, то стоял там, будучи молчаливым, угрюмым, закинув «конец халата на плечо, в виде римской тоги, и все время старался принять важный, трагический вид» (158). Батюшков оставляет Никитенко в состоянии, которое испытывал каждый, слышавший о его гении и видящий его положение: «Ужасное впечатление произвел он на меня: я долго не мог от него оправиться» (158).

В 1841 г. в Вологду приезжает М.П. Погодин, который отмечает, что Батюшков сохранил физическое здоровье и «жесты твердые и решительные» Погодин М.П. Вологда: Путевые записки // Москвитянин. 1842. №8. С. 282. , но все же изменился - волосы поседели, что сразу же вызывало отклик у посетителей поэта. Эта черта внешности, очевидно, была очень заметна и словно разделяла образ Батюшкова на 2 периода: до и после переезда в Вологду. «Старичок», «старец» - так характеризовали его те, кто помнил его еще молодым человеком и пытался найти черты того «прежнего» Батюшкова, которого знал или о котором слышал когда-то. Та же стратегия переосмысления изменившегося поэта видна в записях С.П. Шевырева и Н. Берга, посетивших Вологду в 1847 г.: «В чертах лица можно найти еще, хотя слабые, остатки сходства с тем портретом, который находится при его сочинениях» Шевырев С.П. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни в 1847 году. Москва: Индрик, 2009. С. 139.; «Глядя на него, я вспомнил известный его портрет, но он теперь почти не похож, и тот полный лицом, кудрявый юноша ничуть не напоминает гладенького, худенького старичка…» Берг Н. Встреча с Батюшковым // Шевырев С.П. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни в 1847 году. Москва: Индрик, 2009. С. 139-145. .

Наиболее полную из имеющихся характеристик последних 22 лет жизни поэта дает П. Гревениц в статье «Константин Николаевич Батюшков в 1853 г.» Гревениц П. Константин Николаевич Батюшков в 1853 г. // Русская старина. 1883. Т. XXXIX. С. 545-550. и в «Нескольких заметках о К.Н. Батюшкове» Гревениц П. Несколько заметок о К. Н. Батюшкове // Вологодские губернские ведомости. 1855. №42. С. 353-356; №43. С. 361-363.

Очерки во многом схожи, потому мы цитируем «Несколько заметок…» с указанием страницы в скобках.: «В последние двадцать два года жизни нравственное состояние К. Н. значительно изменилось к лучшему, бывали дни, в которые казалось воскресал прежний Батюшков; но как скоро рождались эти надежды, так же скоро они и улетали, оставляя себе одно сладостное, неизгладимое воспоминание во всех окружавших» (362). Гревениц с любовью описывает привыкание поэта к новой обстановке, отмечая улучшение его состояния: он стал общительнее, рассказывал о военных походах, вспоминал «о Жуковском, Тургеневе и князе Вяземском, и всегда с особенною любовию отзывался о Карамзине и обо всем его семействе, которое называл родным себе» (362) - хотя посетителей все еще не терпел. Фиксирует Гревениц и цитирование Батюшковым по памяти «целых тираж из Тасса» (362) в оригинале.

Начавшееся в Зонненштейне увлечение изобразительным искусством становится одним из основных занятий поэта в Вологде: «Собирание цветов и рисование их с натуры составляло любимейшее его занятие. Иногда выходили из-под его кисти и пейзажи; но что-то печальное отражалось на его рисунке и характеризовало его моральное состояние» (362). Сюжет рисунков Батюшкова описывал Шевырев: «Он пишет ландшафты. Содержание ландшафта почти всегда одно и то же. Это элегия или баллада в красках: конь, привязанный к колодцу, луна, дерево, более ель, иногда могильный крест, иногда церковь Также описание картин Батюшкова: «На картинках его всегда одно и то же изображение: белая лошадь пьет воду; с одной стороны деревья, раскрашенные разными красками: желтой, зеленой и красной, тут же досталось иногда и лошадям на долю; с другой стороны замок; вдали море с кораблями, темное небо и бледная луна» (Берг Н. Встреча с Батюшковым. 144). . Ландшафты писаны очень грубо и нескладно. Их дарит Батюшков тем, кого особенно любит, всего более детям» Шевырев С.П. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни в 1847 году. С. 139..

Также подробно описывает последние годы жизни Батюшкова А.С. Власов См., например: Справочная книжка для Вологодской губернии на 1856 год. Вологда: Губернская типография, 1856. С. 27: «Губернская гимназия. Директор, Коллежский Советник Аникит Семенович Власов». (директор училищ Вологодской губернии в 1852-1857 гг.) в «Подобных сведениях о последних днях Константина Николаевича Батюшкова» Цит. по: Власов А.С. Заметки о жизни К.Н. Батюшкова в Вологде / Вступ. ст. и публ. В.А. Кошелева // История в лицах: историко-культурный альманах. Вып. 1. Череповец, 1993. С. 147-159 [Электронный ресурс].. Он отмечает, что «заботливость, с которою предупреждали и исполняли все его желания, деликатное с ним обращение (что он в особенности любил) имели благодетельное влияние на его нервную систему; припадки стали делаться с ним реже, и он сделался спокойнее» - эта перемена произошла, по воспоминаниям Власова, около 1840 г. Однако Батюшков оставался нелюдимым: предпочитал одиночество, читал Карамзина, Жуковского и Гнедича; свои произведения не мог вспомнить, но слушал с удовольствием; много рисовал, любил слушать о политических известиях и порой вспоминал своих друзей.

М.А. Дмитриев в воспоминаниях фиксирует легенду о последних словах Батюшкова: «Перед кончиною пришел в себя и, говорят, спросил: возвратился ли Государь из Вероны? Стало быть, с 1822 года (год Вронского конгресса) по июль 1855 года - все эти 33 года Батюшков совсем не принадлежал нашему миру и не жил с нами» Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. С. 201. .

Дополняет имеющиеся знания о Батюшкове Р.М. Лазарчук Лазарчук Р.М. К.Н. Батюшков и Вологодский край: Из архивных изысканий., которая характеризует лечащих врачей поэта - И.И. Энгельмейера (с 1833 по 1841; в основном описывается его биография) и Ф.И. Доброса (последние годы жизни). Он оставил «Сведения о письмах К.Н. Батюшкова к сестрам, его болезни и смерти», найденные в архиве Вяземских и, видимо, адресованные им, а также заключение о причинах кончины поэта. Так, Доброс отрицал распространенное среди его современников мнение о смерти Батюшкова из-за горячки или тифа (той же версии придерживается, например, и Майков).

За несколько месяцев до смерти поэта Плетнев писал Вяземскому: «О состоянии здоровья Батюшкова я нарочно ездил справляться у сестры его, Ю.Н. Зиновьевой. Но она знает об этом не более меня и вас. Родственники их Гревениц, который последнее время и ходил за больным, объявил только, что Батюшков внезапно пришел в себя и, услышав об осаде Севастополя, попросил, чтобы ему собрали поболее карт этой местности, и с той поры сильно занимается Европейской политикой. Досадно, что никто не переписывается с Вологдою… Вот что значит встать из гроба, пролежавши в нем тридцать лет. Никому уже и дела нет до тебя Курсив мой. - А.К. » Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина: В 22 т. Т. 14. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1900. С. 152-153. .

О последних днях и смерти Батюшкова подробно пишет Ф.Н. Фортунатов в письме к Шевыреву Фортунатов Ф.Н. Кончина К.Н. Батюшкова (Из письма к С.П. Ш<евыреву> // Москвитянин. 1855.

Цит. по: Письмо Фортунатова к Шевыреву // Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина: В 22 т. Т. 14. С. 153-154. . Поэт в последний год жизни «видимо, слабел силами» (153): ни свежий сельский воздух, ни доктор ему не помогли. Автор отрицает слухи, вероятно, дошедшие до столичного круга Батюшкова, «будто пред кончиною просветлел разум больного поэта» (154). «К.Н. уснул сном праведника» Гревениц П. Несколько заметок о К. Н. Батюшкове. С. 362. 7 июля 1855 г. «в 5 часов пополудни» Там же. С. 362.. Фортунатов также описывает погребение Батюшкова 10 июля в Спасо-Прилуцком монастыре (155).

Как для мира литературы, так и для общества в целом Батюшков в 1833-1855 гг. был скорее «мертв», чем «жив». 21 октября 1850 года состоялся обед в честь Вяземского, на котором Н.Ф. Павлов произнес речь: «Вы были другом Карамзина, Дмитриева, Батюшкова, Баратынского» Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн. 11. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1897. С. 160. , - Батюшков был включен в ряд уже умерших писателей. Это отметил в своей речи и сам Вяземский: «Я не дожил еще до глубокой старости, но грустно уже пережил многих друзей, многие литературные поколения. <…> Во мне приветствуете вы старейшего друга нашего первого современного поэта Жуковского, и другого поэта, еще живого, но, к сожалению, давно умолкшего, Батюшкова!» Там же. С. 162. Поэта почти никто не посещает. Поселяясь в Вологде, будучи практически в беспамятстве, он оказывается «выключен» из жизни современников в целом.

Для немногочисленных воспоминаний или синхронных публикаций о Батюшкове после 1833 гг. можно выделить общие элементы:

1. Поэт воспринимается как уже потерянный, ушедший - заметки о нем зачастую сопровождаются скорбью, печалью в связи с состоявшейся утратой.

2. Посетители Батюшкова сопоставляют его новые образ, привычки с тем поэтом, о котором они когда-то слышали, читали или которого знали. Как кажется, именно поэтому воспоминания о нем детально описывают внешность и поведение.

3. Многие авторы заметок о Батюшкове отмечают схожие новые черты в жизни поэта; например, увлеченность рисованием и любовь к детям.

Главным мотивом всей рецепции современниками судьбы Батюшкова после 1820-х гг. становится поиск в изменившемся поэте признаков, что «прежний» гений все еще жив. Отсюда и чтение ему Тасса, и попытки разговоров об общих знакомых для пробуждения в нем прежних чувств и воспоминаний, и внимание на размытых, неясных, абстрактных фразах и речи в целом, в которой современники хотели обнаружить поэзию и философскую глубину. После символической «смерти» Батюшкова в 1830 г. и начала почти отшельнической жизни в далекой от столиц Вологде подобные попытки практически прекращаются.

1.4 Отклики на смерть Батюшкова

На кончину поэта Подглавка также опирается на курсовую работу прошлого года: Калинина А.Р. Смерть Батюшкова как литературный факт: рецепция личности и творчества Батюшкова в 1820-1850 годы. 2018-2019 учебный год. в первую очередь откликаются в Вологде, которая «приютила» «страдальца» в последние годы его жизни. Несколько некрологических публикаций появляется в газете «Вологодские губернские ведомости»: некролог П. Сорокина, «Константин Николаевич Батюшков: (Характер его произведений. Несколько биографических о нем подробностей)» (перепечатка из «Санкт-Петербургских губернских ведомостей); «Еще заметки о К.Н. Батюшкове и его произведениях» Ф. Берга; «Несколько заметок о К.Н. Батюшкове» П. Гревеница (будет перепечатано в «Русском инвалиде»).

Самым ранним откликом является некролог П. Сорокина Сорокин П. [Некролог] // Вологодские губернские ведомости. 1855. №29. 16 июля. С. 249-250.

Личность автора остается не до конца ясной, однако наиболее вероятно, что некролог написан Павлом Андреевичем Сорокиным, начальником газетного стола и титулярным советником, занимавший должность с 1853 по 1856 гг. Он руководил публикацией официальных документов в «Вологодских губернских ведомостях», а также был краеведом.

См. подробнее: Справочная книжка для Вологодской губернии на 1855 год. Вологда: Губернская типография, 1855. С. 9; Веселовский А., Веселовский А. Вологжане-краеведы. Вологда, 1923. С. 101.. Вологда, как пишет автор, гордилась быть родиной гения, но «еще более свыклась с ним, родственно укрывая в неизлечимой его болезни с лишком 20 лет» (249). Кратко описывая жизнь Батюшкова, Сорокин критически оценивает его творческий путь: «С лишком 30 лет прошло с тех пор, как умолкла лира Поэта. Несмотря на то, что в течение этого времени язык наш далеко ушел по пути к совершенству, сочинения Батюшкова и поныне читаются с тем же восторженным чувством, как и в былое время» (250). «Самобытность <…> таланта» (250) и мастерство позволяли «облекать написанное в <…> изящную гармонию», примером которой является «Умирающий Тасс». Как кажется, это стихотворение становится одним из ключевых после развития у Батюшкова душевной болезни. Читая его, посетители поэта старались пробудить в нем прежние чувства; оно становится олицетворением гармонии батюшковской строки Ф. Берг отмечал, что Батюшков, пусть и рано окончивший поэтическую деятельность, навсегда останется в истории русской словесности как «незабвенный певец Финляндии и Умирающего Тасса» (Берг Ф. Еще заметка о К.Н. Батюшкове и его произведениях // Вологодские губернские ведомости. 1855. №40. С. 335). и словно воплощает сходство судеб «нашего Торквато» Так Батюшкова называет Вяземский в стихотворении «Зонненштейн» 1853 г. и Тассо Гревениц заканчивает воспоминания о Батюшкове цитатой: «Погиб поэт, достойный лучшей доли» (Гревениц П. Несколько заметок о К.Н. Батюшкове. С. 363).

В поэтическом отклике на смерть Батюшкова «Цветок на могилу незабвенного К.Н. Батюшкова» - прямое сравнение: «Как Тасс, еще невоплощенный / В душе носил он идеал…» (Цветок на могилу незабвенного К.Н. Батюшкова // Москвитянин. 1855. №13, 14. Кн. 1, 2. С. 36)., которое, как кажется, было замечено самим Батюшковым еще до проявления расстройства и было одной из основ для создания стихотворения.

Сорокин завершает некролог обозначением места поэта как в истории русской литературы, так и в истории самой Вологды: «Имя твое, по общему сознанию заслуг твоих, всегда будет украшением отечественной Литературы, а место родины - город твой - навеки будет гордиться тобою. Имена: колыбель и могила знаменитого Батюшкова - тесно сольются с существованием Вологды» (250).

В июле в номерах «Москвитянина» публикуется «Цветок на могилу незабвенного К.Н. Батюшкова» Цит. по: Там же. неизвестного автора Вероятным автором стихотворения считается Ф.Н. Фортунатов - педагог и сотрудник журнала. В 1830-1840 гг. Фортунатов служил инспектором Вологодской гимназии, а потому, вероятно, мог знать Батюшкова лично или по крайней мере интересоваться его судьбой. Более того, сын Фортунатова указал «Цветок на могилу…» в списке трудов отца (см.: Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. Т. 11, кн. 2. Критика. Публицистика. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1990. С. 376). - лирическая рецепция смерти поэта, которая вписывается в ряд последних литературных потерь: «Не стало и еще поэта!» Вероятно, наиболее важным здесь является Жуковский, ушедший из жизни незадолго до смерти своего давнего друга - в 1852 г. Как кажется, здесь важно не столько сходство в судьбе поэтов: жизнь Батюшкова, долгие годы проведшего вдали от общества и умершего «в тишине», сперва почти незаметно, едва ли напоминает последние годы Жуковского, которые, хоть и были обременены трудностями (болезни, проживание в чужой стране с неудавшейся попыткой вернуться на родину), все же были проведены в обществе в сознательном состоянии, а похороны состоялись в кругу студентов и близких друзей См., например: Афанасьев В.В. Жуковский. М.: Молодая Гвардия, 1986 (Жизнь замечательных людей). . Скорее, важна связь Жуковского и Батюшкова при жизни: как близких товарищей, так и поэтов, навсегда закрепившихся в истории русской литературы в качестве учителей Пушкина, и одних из ключевых фигур уходящей на 1850 г. литературной эпохи В этом одну из ключевых ролей сыграла критика Белинского. О ней - далее в работе. .

В «Цветке на могилу К.Н. Батюшкова» звучит заявление о преждевременной смерти поэта: «Умерший заживо для света, / Сошел в могилу наконец…». Несмотря на ранний уход, певец «дней Александровых» стал одним из важных литераторов «века поэзии счастливой» в ее «расцвете». Последние четыре строфы стихотворения автор обращает к друзьям Батюшкова, прося их не плакать о судьбе ушедшего - он описывается, словно живой: склоняет взор с неба, «на песни вызывает вас» и «ждет песни златострунных лир». Именно поэтому их «звуки, вздох, две-три слезинки, / Скатившихся на гроб певца - / Вот лучшие по нем поминки…».

Стихотворение, вероятно, не было высоко оценено современниками. Н.А. Некрасов в своих «Заметках о журналах за октябрь 1855 года» пишет: «В “Москвитянине” нашли мы <…> стихотворение “Цветок на могилу незабвенного К.Н. Батюшкова”. Плохое. Не стишки нужны бы теперь о Батюшкове, а дельная его биография В конце 1855 года будет опубликована первая биография Батюшкова: Бунаков Н.Ф. К.Н. Батюшков (Критико-биографический очерк) // Москвитянин. 1855. №23, 24. Кн. 1, 2. Декабрь. С. 89-112. , но дождемся ли мы ее? Неизвестно» Некрасов Н.А. Заметки о журналах за октябрь 1855 года // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. Т. 11, кн. 2. Критика. Публицистика. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1990. С. 199..

Еще один поэтический отклик на смерть поэта принадлежит Вяземскому - он никак не отмечает потерю друга в Записных книжках, тогда как вести о других смертях фиксируются См., например, отклик на смерть графини Наталии Строгановой, 4 февраля 1855 (Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 10. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1886. С. 164). . Возможно, реакция на кончину Батюшкова косвенно фиксируется в записи от 12 августа: «Возвратился на Лесную дачу с печальным известием» Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 168. - именно на Лесной даче поэт пишет стихотворение «На прощанье» (рукопись: осень 1855 Примечания / Сост. примеч. Н. Барсуков // Там же. С. 470. ; впервые опубл. в 1874 Вяземский П.А. На прощанье // Складчина. 1874. С. 35. ).

Не совсем понятны причины отсутствия прямой реакции на смерть некогда близкого друга, в судьбе которого Вяземский принимал активное участие. Возможно, потеря Батюшкова оказалась чрезвычайно тяжелым известием, и поэт смог осмыслить ее лишь в лирике - похожим образом им была воспринята смерть императора в том же 1855 году Вяземский не оставлял записи в дневнике чуть менее полумесяца, сделав сжатую пометку: «Все эти дни был я под ударом смерти Государя. Одна мысль, одно чувство занимали ум и давили душу» (Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 164). Первым объемным зафиксированным откликом, судя по всему, стало произведение от 17 апреля 1855 - «Плач и утешение» с подзаголовком «18 февраля. 17 апреля. 1855» (Вяземский П.А. Плач и утешение // Вяземский П.А. Шесть стихотворений. СПб., 1855. С. 29-43). . Также мы предполагаем, что таковой могла быть особенность воспоминаний о Батюшкове после его переезда в Вологду. Например, 11 марта 1855 года Вяземский отмечает в дневнике: «Ездил на устье Роны в проливной дождь» Там же. С. 164. , - никак не фиксируя воспоминания о своем друге. Однако в этот же день было написано стихотворение «Рон», в котором присутствуют следующие строки: «Нам Пленного памятен стих, / Который под мраком печали / Так грустно, внезапно затих» См., например: Вяземский П.А. Рон // Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 11. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1886. С. 186. . Вероятно, в этих стихах имеется в виду Батюшков: в его произведении «Пленный» См., например: Батюшков К.Н. Пленный // Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе. М.: Наука, 1977. С. 242-244 (Литературные памятники). лирический герой тоже находится у Роны, тогда как сам поэт, действительно, «под мраком печали / Так грустно, внезапно затих» Там же..

«На прощанье» - размышление о предстоящем странствии, начинающееся с абсолютного домоседства: «Я никогда не покидаю места Здесь и далее курсив при цитировании текста мой. - А.К., / Где промысел дал мне смирно провести / Дней несколько, не тронутых бедою» Здесь и далее цитируется по: Вяземский П.А. На прощанье // Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 11. С. 219-221.. Тем не менее, лирический герой вынужден начать путешествие: «Прощаюсь тут и с ними, и с собою», - и задается вопросом: «Что ждет меня за рубежом?» Так, пространство в произведении делится на «здесь» и «там». «Здесь» связывается с сегодняшним днем: ни «треволнения жизни ненадежной», ни «обиды насмешливой судьбы» не могли его потревожить - в этом месте «день за днем длилось все одно сегодня», противопоставленное «там» с завтрашним днем: «Душу мне теснит невольный страх».

Лирический герой сопоставляет необходимость покидать спокойный уголок со смертью: «Как в гроб родной с слезами опускаем / Мы часть себя, часть лучшую себя, / Так покидая теплое гнездо, / Пролетных дней приют богохранимый, / Сдается мне, что погребаю я / Досугов мирных светлые заняться <…> / Все, чем я жил, все, чем жила душа». Боль от необходимости путешествия ощущается сильнее и потому, что этому приюту «я доверяю тайны» глубины души, «недоступные толпе нескромной». «В среде привычной ближе я к себе» - возможно, благодаря природе, которая составляет «единый строй сочувствий» с «миром моим задушевным»: «здесь» «я кое-как могу с собою сладить, / Отыскивать себя в себе самом», тогда как путешествие нарушит это спокойствие, и «между мною внутренним и внешним» вторгнется «поток сует».

Лирический герой заявляет о любви к православному обычаю: «Когда кто в путь отправиться готов, / Присядет он в тиши благоговейной, / Сосредоточится в себе самом, / И оградясь напутственным крестом, / Предаст себя и милых ближних Богу, / А там бодрей пускается в дорогу» (221). Поскольку статья Гревеница о последних днях жизни Батюшкова вышла в октябре 1855 г., возможно, Вяземскому были известны детали последних дней поэта: «Племянник Г.А. Гревениц стал убеждать его прибегнуть к утешениям веры; выслушав его слова, К. Николаевич крепко пожал ему руку и благоговейно перекрестился три раза. Вскоре после этого К.Н. уснул сном праведника» Гревениц П. Несколько заметок о К. Н. Батюшкове // Вологодские губернские ведомости. 1855. №43. С. 363..

Последняя строфа, как кажется, прямо указывает на Батюшкова и постоянные мотивы странничества в его поэзии Особенно важны произведения «Судьба Одиссея», «Надежда», «Умирающий Тасс». и письмах: «Не все ль мы странники? не всем ли нам / В путь роковой идти все тем же следом?» Жизнь видится герою путешествием, что созвучно и лирике самого «Одиссея» Например, «К другу» (1817). . Мотив завершающего путешествия сопровождается религиозными коннотациями, характерными для поздней лирики Батюшкова (например, «Надежда»): «Не лучше ль каждому пред той дорогой, / Собраться с духом, молча, одному / Сойти спокойно в внутреннюю келью, / И дать остыть житейскому похмелью / И отрезвиться страстному уму».