Орнитологические образы в русской и китайской поэзии первой трети ХХ века

В китайской поэзии образу птицы всегда сопутствует мотив полета, мотив крика и гнезда. В отличие от других животных, большая часть птиц умеет летать. Хотя некоторые окрыленные насекомые также имеют способность летать, птицы отличаются большей подвижностью, скоростью, высотой и особой траекторией полета. Благодаря способности летать птицы всегда являются символом свободы и предметом зависти человека, который также желает быть свободным, как птицы. Поэтому во многих китайских стихотворениях встречается мотив полета птицы, означающий стремление к свободе и радости. Например, величайший китайский лирик Тао Юань-мин (IV-V вв.) создал множество стихотворений, посвященных стремлению освободиться от чиновничьей службы. Он воспевает жизнь человека, обретшего независимость. В одном из пяти стихотворений, объединенных названием «Возвратился к садам и полям», он писал:

?????,

??????

?????,

??????

?????,

??????

?????,

??????

<......>

?????,

??????

[??? 2012: 16]

С юности мне чужд мирской шум,

От рождения люблю я горы и холмы.

Я попал по ошибке в чиновничий мир,

И там я прожил тридцать лет.

Птица в клетке тоскует по старому лесу,

Рыба в запруде скучает по родному ручью.

Я распахал целину на южной окраине,

Верный страсти немудрой, возвратился к садам и полям.

<........................................................>

Я долго прожил в запертой клетке,

И теперь, наконец-то смог возвратиться к природе.

(подстрочный перевод мой У.Х.)

С самой юности чужды

мне созвучия шумного мира,

От рожденья люблю я

этих гор и холмов простоту.

Я попал по ошибке

в пылью жизни покрытые сети,

В суету их мирскую, --

исполнилось тридцать тогда.

Даже птица в неволе

затоскует по старому лесу,

Даже рыба в запруде

не забудет родного ручья.

Целину распахал я

на далекой окраине южной,

Верный страсти немудрой,

воротился к садам и полям.

<....................................................>

Как я долго, однако,

прожил узником в запертой клетке

И теперь лишь обратно

к первозданной свободе пришел.

(перевод Л. Эйдлина)

[Китайская классическая поэзия 1975: 80]

В данном стихотворении «птица в клетке», «рыба в запруде» символизируют образ поэта, который вынужден жить в чиновничьей суете. Поэт уподобляет себя птице и рыбе, чтобы выразить свое стремление к свободе, к возврату в естественный мир природы.

Образы птиц частотны в поэзии Китай на всех этапах ее развития. Одно из наиболее устойчивых значений орнитологических символов - птица как воплощение свободы - оказывается весьма актуальным в китайской поэзии начала XX века. Пример этому можно увидеть в стихотворении Сюй Чжимо «Трусливый мир», датированном 1925 годом:

ХвКЗТ»ёцЕіЗУµДКАЅзЈ¬

ЕыЙўДгµДВъН··ўЈ¬

<...............................>

ЛіЧЕОТµДЦёН·їґЈ¬

ДЗМм±ЯТ»РЎРЗµДА¶----

ДЗКЗТ»ЧщµєЈ¬µєЙПУРЗаІЭЈ¬

ПК»ЁЈ¬ГААцµДЧЯКЮУл·ЙДсЈ»

їмЙПХвЗбїмµДМмНҐ----

Бµ°®Ј¬»¶РАЈ¬ЧФУЙ----ґЗ±рБЛИЛјдЈ¬УАФ¶ЈЎ

[РмЦѕД¦ 2009Јє16]

Трусливый мир,

В нем нет любви, нет любви!

<...............................>

Взгляни туда, куда указывает мой палец:

Там, на краю небес, чуть мерцает синяя звезда --

Это остров, на нем травы,

Цветы, красивые звери и парящие птицы.

Скорее подняться в небесный дворец --

К любви, радости и свободе,

С земною суетой простившись навсегда!

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Трусливый мир,

В нем места нет любви!

<...............................>

Взгляни на край небес,

Туда,

Где чуть мерцает синяя звезда.

Нет, это остров, а на нем цветы,

Трава и птицы редкой красоты.

Скорее в челн, дорога далека,

Дворец небесный скрыли облака, --

К свободе и любви

С земною суетой простившись навсегда!

(перевод Л. Черкасского)

[В поисках звезды заветной, 1988: 114]

В стихотворении Сюй Чжимо не просто названы птицы как атрибут свободного и прекрасного мира (в переводе - «Трава и птицы редкой красоты»), но сделан акцент на свободном полете птицы: более близкое к подлиннику - «Цветы, красивые звери и парящие птицы» (курсив мой. - У.Х.)

В китайской традиции образ птицы наделен еще одним важным значение - это символ ностальгии. В стихотворении древнекитайского поэта Цао Чжи «В далеких скитаньях» парящие птицы связаны с тоской по родине:

?????,

??????

?????,

??????

?????,

??????

[НхГµ 2012: 164]

Тучи застилают небо,

Прохладный ветер раздувает полы плаща.

Рыбы плавают в зеленой воде,

Птицы свободно парят над землей.

В далеких скитаньях мне родины недоставало,

Но служба сурова, не увидишь свой дом.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Гнездо птицы всегда ассоциируется с человеческим домом, теплом. Когда поэт видит вернувшихся в гнезда птиц, он начинает тосковать по своему дому. Например, в стихотворении Ли Бо содержатся строки:

?????,

??????

?????,

??????

??????

[?? 2011: 307]

Сумерки спустились на здание,

Там кто-то грустит.

Он стоит на яшмовых ступенях и одиноко смотрит вдаль,

Стая птиц спешит вернуться к гнездам.

А где мой обратный путь?

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Образ птицы традиционно связан с календарной тематикой, прежде всего с приходом весны, который символизирует прилет и пение птиц. Китайский интеллектуал времен династии Цин Чжан Чао в своем сборнике афоризмов «Тени Глубокого Сна» говорил: Ў°ґєМэДсЙщЈ¬ПДМэІхЙщЈ¬ЗпМэіжЙщЈ¬¶¬МэС©ЙщЎ±[ХЕі± 2008: 27] («Весной можно слушать пение птиц, летом слушать стрекот цикад, осенью - жужжание насекомых, а зимой - шелест снега») (перевод мой. - У.Х.)

Крик птицы указывает на весну. Весенние песни всегда связаны с наступлением предбрачного периода. В этот период поют только самцы. Каждый самец исполняет свою характерную мелодию, чтобы оповещать о том, что его гнездовая территория занята. Ученый Гао Вэй в книге «Экология птиц» отметил:

Ў°ГщЗЭАаµДГщЅРіКПЦіцГчПФµДјѕЅЪРФ±д»ЇЎЈУИЖдФЪ±±ОВґш·±ЦіµДєтДсЈ¬µ±ґєМмґУФЅ¶¬µШЗЁЦБ·±ЦіµШТФєуїЄКјХјЗшЈ¬ГщЅРЖµ·±ЎЈУРР©РЫДсФЪЕд¶ФєуЈ¬ЦюіІєуїЄКјКЗФзіїГщЅРЈ¬ЛжЧЕІъВСЎў·хВСєНУэіыµДЅшРРЈ¬ГщЅРЦрЅҐјхЙЩЈ¬ТФЦБµАУЧіыіц·Йєуёщ±ѕМэІ»µЅГщЙщЎ±[ёЯзв±а 1993: 111] («Сезонные изменения сказываются чрезвычайно сильно на крике птиц, особенно для перелетных птиц, размножающихся в умеренном поясе северного полушария. Они весной возвращаются и сразу занимают подобное место для обустройства гнезда. Через несколько дней после «новоселья» самцы начинают петь. Они поют до того момента, пока его жена не высидит птенцов. Умолкают самцы, как только на свет появляются птенцы») (перевод мой.- У.Х.).

Образ птицы, олицетворяющей приход весны, характерен для китайской поэзии. Например, в стихотворении «Весеннее утро» Мэнь Хаожань пишет:

ґєГЯІ»ѕхПюЈ¬

ґ¦ґ¦ОЕМдДсЎЈ

Т№Аґ·зУкЙщЈ¬

»ЁВдЦЄ¶аЙЩЎЈ

[ГПєЖИ» 2013: 7]

От весеннего сна не зря пробудили меня,

Отовсюду слышу крики птиц.

Вчера всю ночь шумели дождь и ветер,

Не знаю, сколько опало цветов.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Меня весной

Не утро пробудило:

Я отовсюду

Слышу крики птиц.

Ночь напролет

Шумели дождь и ветер.

Цветов опавших

Сколько - посмотри!

(Перевод Л. Эйдлина)

[Китайская классическая поэзия 1975:175]

В данном стихотворении поэт изображал весеннюю картину и выражал свою любовь к весне.

В исследовании А. Хансен-Леве на основании анализа образов птиц в поэзии русского символизма отмечается: «Символика птиц включает символику птиц потусторонне-космической сферы и птиц подлунного и воздушного мира, причем крылатые существа действуют прежде всего как медиумы и средства сообщения между потусторонним и посюсторонним мирами» [Хансен-Леве 2003: 510]. Таков смысл образа птицы в стихотворении А. Блока «Душа молчит. В холодном небе…», датированном 3 февраля 1901 года:

Душа молчит. В холодном небе

Всё те же звезды ей горят.

Кругом о злате иль о хлебе

Народы шумные кричат...

Она молчит, - и внемлет крикам,

И зрит далекие миры,

Но в одиночестве двуликом

Готовит чудные дары,

Дары своим богам готовит

И, умащенная, в тиши,

Неустающим слухом ловит

Далекий зов другой души...

Так - белых птиц над океаном

Неразлученные сердца

Звучат призывом за туманом,

Понятным им лишь до конца. [Блок 1997. Т.I: 51]

Птица-душа, устремленная в иные миры, противопоставлена суетным заботам земного бытия.

В русской поэзии можно, помимо названных выше, можно отметить множество значений образов птиц, что будет рассмотрено нами на материале художественной семантики отдельных орнитонимов.

И в китайской, и в русской поэзии первой трети ХХ века можно отметить активизацию обращения к образам птиц. Видимыми проявлениями этого в русской поэзии являются, например, заглавия поэтических книг и сборников стихов разных поэтов: «Жар-птица» К. Бальмонта, «Белая стая» А. Ахматовой, «Лебединый стан» М. Цветаевой и др. Это обусловлено многими причинами, в том числе особенностями развития литератур России и Китая в начале ХХ столетия.

Одной из существенных предпосылок формирования семантики орнитологической образности были особенности развития русской и китайской литературы в первой трети ХХ века, в первую очередь поэзии двух стран, существенное место в которой занимают модернистские течения.

Время рождения «новой китайской литературы» можно определить с календарной точности - май 1918 г., когда в Китае произошло «Движение 4 мая». «Движение 4 мая» является поворотом в сторону новой литературы. Уже в 1915 г. революционно настроенный ученый и литератор Чэнь Дусю начал издавать литературный журнал «Новая молодежь», который был проводником литературной революции.

В феврале 1917 г. Чэнь Дусю выдвинул «три великих принципа» литературной революции: современный разговорный язык вместо архаичного, общенародная литература вместо аристократической, реалистическая литература вместо классической. В том же году ученый Ху Ши в журнале «Новая молодежь» призвал отказаться от условностей старой словесности и писать только на разговорном языке. Чэнь Дусю ответил Ху ши статей «О литературной революции», в которой предложил создавать «новую литературу, обращенную к широким массам». Чэнь Дусю утверждал, что китайская литература все еще находится на стадии классицизма и романтизма, и ей престоит перейти к реализму.

С 1918 г. журнал «Новая молодежь» стал регулярно печатать статьи и литературные произведения, написанные на живом разговорном языке.

Первый сборник стихов, написанных на новом языке, выпустил Ху Ши в 1920 году - «Чаншицзи» («Опыты»). С этого времени новая поэзия начинает быстро разрастаться, вытесняя собой мертвую классическую литературу феодального Китая.

В ходе китайской литературной революции новая поэзия играла ведущую роль, отражая устремления новой эпохи. Вэнь Идо отметил: ????????????,??????,?????? [???2012: 205]. («В ходе развития новой китайской литературы будущее новой поэзии заслуживает более серьезного внимания») (перевод мой. - У.Х.).

В китайской поэзии формируется несколько литературных группировок со своей эстетической программой и художественной практикой. Это 1) группа «Чуанцзяо» («Творчество»), которую в 1921 году создали студенты, вернувшиеся из Японии, в том числе поэт Го Мо-жо, Тянь Хань и Чэн Фан-у, которую обычно относили к романтическому направлению; 2) литературное сообщество, которое писатели Чжоу Цзожэнь, Мао Дунь, Е Шэн-тао, Ван Ту-чжао, Сюй Ди-шань и Чжэн Чжэнь-до создали в начале 1921 г. Главным печатным органом их стал журнал «Сяошо юэбао» («Ежемесячник прозы»). Девиз сообщества - «Литература во имя жизни»; 3) группа «Новолуние», которую образовали Сюй Чжи-мо и Вэнь И-до в 1923 году. Их стихи отмечены высокой поэтической культурой и влиянием европейской, в первую очередь - англоязычной литературы; 4) символисты с их лидером Ли Цзинфа - певцом «изящной скорби». У истоков символистской поэзии в Китае стоит сборник стихов Ли Цзинфа «Мелкий дождь», который вышел в 1925 году. С этого момента Ли Цзинфа стали называть «восточным Бодлером». Чжу Цзицин во введении к книге «Новая китайская литература - поэзия» писал: ????????????????????????? [?? 2009: 17]. («Ли Цзинфа является первым человеком, который принес творческую манеру французских символистов в новую китайскую поэзию») (перевод мой. - У.Х.).

Прочитав сборник «Мелкий дождь», Чжоу Цзожэнь в ответном письме так оценивал творчество Ли Цзинфа: ????????,??????? [???2008: 54]. («В Китае никогда не бывает такого вида поэзии, это своеобразное творчество»). Потом в предисловии к сборнику стихотворений Лю Баньнуна «Ян Бянь Цзи» он так объяснял слово «символ»: ????????????,?????????,????????,??????????,????????`?'????,??????????????????????,?????????? [???2010:137]. («Среди поэтических приемов мне не нравится прямое описание, и не нравится повествование, даже объяснение. Я считаю, что только лирика является фундаментальным элементом поэзии. Стиль "Син" - это самый интересный стилистический прием. Его объясняют новым словом - символ. Это новый иностранный прием, но одновременно старый - в Китае давно существует») (перевод мой. - У.Х.).

Характерная особенность поэтики произведений Ли Цзинфа, как и в целом поэтов-символистов - метафоричность. Для Ли Цзинфа символ является главным типом образности: передает свою скрытую духовную реальность с помощью символа. Это во многом объясняет активность обращения китайских поэтов-модернистов к орнитологической символике. Птицы становятся для них источниками метафор и символов. Например, в стихотворении «Пристальный взгляд» Ли Цзинфа писал:

?????,

?????????,

??????,

???:????????

[??? 1996: 72]

Раненный журавль,

Никогда не подсчитывал свою судьбу,

Когда он со сломанными крыльями умирал на дороге,

Он еще думал:

Какое жалкое парение!

(Подстрочный перевод мой - У.Х.)

В данном стихотворении "раненный журавль" - сам поэт, который в процессе стремления к фантастической красоте испытывает неудачу, но не бросает свою мечту, всегда движется вперед.

В 1932 году в Китае активно заявило о себе общество модернистов (Сяньдай-пай), издававшее журнал «Сяньдай» - «Современник» (по-китайски понятия «модерн» и «современность» обозначаются одним словом). Возникновение китайского модернизма является результатом развития Синьюэ-пай («новолуния») и символизма. Дай Ван-шу является представителем модернизма. На его поэтическую манеру огромное влияние оказали французские символисты. Особенно близка ему была поэзия Поля Верлена и Франсиса Жамма. Дай Ван-шу вынес свой приговор уходящему миру, выразил свою боль от созерцания человеческих страданий. Он назвал себя “Ћв›‹–йЌsђl”(«одиноким ночным путником»). Поэзия для него становилась обителью души.

Особенности развития китайской поэзии стали существенной предпосылкой к поиску новых образов, новых путей в искусстве. В этот период трансформируется традиционное значение образов птиц, сложившееся в мифологии и классической китайской поэзии.

Для русской поэзии, учитывая стадиальность развития литературы [см.: Бройтман 2006 и др.], временем активной смены художественной парадигмы, в первую очередь в области поэтического творчества, стали 90-е годы XIX века. В работах Д.Е. Максимова, Л.К. Долгополова, И.Г. Минераловой, З.Г. Минц, А.Н. Богомолова, А. Хансен-Лёве, Л.Г. Кихней и других исследователей выявлены магистральные направления этой трансформации. Непосредственное проявление поисков новых путей развития в истории русской литературы первоначально нашло отражение в публичной лекции Д.С. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1892 год). В поисках новых путей искусства русская поэзия обращается к мифопоэтическим истокам, к традициям западноевропейской литературы, в частности, к французскому символизму. М.Л. Гаспаров пишет: «Оба зачинателя русского символизма - и прогремевший Брюсов, и оставшийся в тени Анненский - осваивали наследие парнасцев и символистов неразрывно» [Гаспаров 1995: 287]. Можно сказать, что пути духовных и эстетических исканий русских и китайских поэтов в первой трети ХХ века были близки друг к другу.

В русской литературе формируется несколько модернистских течений, определяющих собой то явление, которое позднее стали называть «Серебряным веком» русской поэзии. «Три направления интеллектуально-художественно творчества того времени: религиозная философия, символизм и авангард явились основными столпами культуры Серебряного века» [Бычков 2007: 47]. В это время происходит отказ от традиционного понимания сущности слова, от заданных правил миропонимания, идут напряженные поиски новых путей развития литературы.

Первым модернистским направлением в развитии русской поэзии конца XIX - начала XX века был символизм, для художественного языка которого характерно «присутствие сложных знаковых систем и культурных моделей внутри поэтического кода» [Хансен-Лёве 2003: 7]. В поэзии символистов вырабатывается свой художественный язык, в него входило новое понимание самой природы символа, обращение к архаическим пластам сознания, к мифам, на основании и по модели которых создается «мифопоэтический модерн» [Хансен-Лёве 2003: 14]. В сложную совокупность мифопоэтических и экзистенциально-эсхатологических мотивов поэзии символизма органично входили элементы орнитологической символики и метафорики.

В 1910-х годах возникают новые модернистские течения в русской литературе, которые принято называть постсимволистскими: это акмеизм, футуризм, новокрестьянская поэзия. Они шли своими путями в литературе. «Полемика с символизмом актуализировала для акмеистов понятие реального бытия. Фундаментальной категорией и своего рода отправной точкой их философии стала категория “существования”» [Кихней 2001: 15]. В художественной системе акмеизма орнитологические образы играют иную роль, чем у символистов, но сохраняется установка на обращенность к экзистенциальным категориям бытия, хотя и иначе трактуемым и интерпретируемым, чем у их предшественников.

Подводя итог, можно отметить, что активное обращение к орнитологической образности в русской и китайской поэзии первой трети ХХ века было закономерным. Оно отражало поворот к вечным темам, ощущение грядущих исторических событий, понимаемых либо под знаком ожидания позитивных перемен, либо как предвидение будущих катаклизмов, повышенный интерес к мифопоэтике, архаическим пластам словесности и переосмысление наследия классической литературы.

Глава 2. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ СЕМАНТИКА ОБРАЗОВ ПТИЦ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХХ ВЕКА, ИМЕЮЩИХ СХОДСТВО С СЕМАНТИКОЙ ОРНИТОНИМОВ В КИТАЙСКОЙ ЛИРИКЕ ЭТОГО ПЕРИОДА

2.1 Образ ласточки у русских поэтов первой трети ХХ века в сравнении с китайскими лириками

Сложные механизмы смысловой приуроченности образа, детерминированные факторами мифопоэтической традиции, могут соседствовать с конкретными реалиями, непосредственными наблюдениями над птицами, знанием их биологических свойств. В соответствии с картиной мира, которая складывается у разных народов - русского и китайского - может быть трактован художественный смысл орнитологических образов в лирике двух народов. Рассмотрим это на примере образа ласточки в поэзии России и Китая.

«Hirundo gutturalis или обычная домашняя ласточка широко распространена в центральном и северном Китае. Полосатая ласточка или Hirundo nipolensis и Камышовая ласточка также известны» [Уильямс].

В китайском языке слово «ласточка» обозначается иероглифом «СаЧУ». Иероглиф «Са» состоит из четырех частей: ШҐЎў±±ЎўїЪЎў»р. “ШҐ” обозначает период времени - “20 дней”, в течение которых птенцы становятся на крыло. “±±” значит“Рю”, т.е. ласточка. В древнем Китае у ласточки было другое имя - “Рю?”. “їЪ” - образ города, здесь имеется в виду, что ласточки устраивают свои гнёзда на стенах домов в городе. Иероглиф “»р” указывает на теплый климат (весна). Ласточка является перелётной птицей, поэтому осенью она покидает места гнездования и отправляется на юг, а весной возвращается.

В китайском этноязыковом сознании прилет ласточек совпадает с весенними ритуалами плодородия в дни мартовского равноденствия. Считалось, что если ласточка свила гнездо под крышей, то быть в этом доме удаче и процветанию. Столицу Китая Пекин называют "ласточкиным" городом (обозначается иероглифом, изображающим ласточку). В исторических хрониках периода «Воюющих царств» сохранилось описание «Княжества ласточек» - «Яньго» со столицей на месте современного Пекина. Сыма Цянь в «Ши-цзи» («Исторические записки» - грандиозный труд, описывающий историю Китая от мифических родоначальников и до современных Сыма Цяню времен) пишет: «???????,?????????» [??? 2008:189] («У-ван, вспоминая о прежних мудрых правителях, пожаловал Чжао-гуну Ши владение в Янь»). Название «Янь» берёт исток от «Ласточкиной горы» - «Яньшань». По горам Яньшань проходит восточный участок Великой китайской стены. И до сих пор Пекин называют «Яньцзин» - «Столица ласточек» - из-за обилия гнезд этих птиц, приносящих удачу.

Исследователь М.Е. Кравцова пишет: «Семейство ласточковых сводится в китайской художественной образной системе к образу ласточки-янь, исходно относящейся, видимо, к числу тотемных персонажей: легенда о рождении предка шанцев после того, как его мать проглотила яйцо ласточки. Такое отношение к ласточке прослеживается и в чжоуских верованиях. Она почиталась покровительницей северо-восточных народностей. Название чжоуского царства Янь и есть «Ласточка». В дальнейшем образ ласточки утратил свою изначальную религиозную символику и превратился в символ весны, взаимной любви и супружеского счастья» [Кравцова 2004: 406]

В китайской литературе одно из самых ранних упоминаний о ласточке содержится в «Ши цзине» («Книга песен и гимнов»). Стихотворение «То ласточки » из раздела «Песни царства Бэй» «Ши цзина» содержит строки:

????,

?????

????,

?????

????,

?????

[?? 2011:189]

Ласточки кружатся над небом,

В воздухе они низко щебечут.

Сегодня сестра выходит замуж,

Провожаю ее на далёкий юг.

И вслед ей смотрю я, уж взору её не догнать,

И сердце моё преисполнено боли и мук.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

То ласточки, вижу, над нами летают кругом,

Их крики то ниже, то к небу поднимутся вдруг…

Навеки она возвращается ныне в свой дом,

Далёко, далёко её провожаю на юг...

И вслед ей смотрю я, уж взору её не догнать,

И сердце моё преисполнено боли и мук.

(Перевод А. Штукина )

[Шицзин 1957: 257]

В этом стихотворении описывается картина нежного прощания. В образе ласточки воплощаются человеческие отношения: поэт выразил свою привязанность к сестре. Идентификация ласточки с женским образом заложена уже в древнем пласте китайской поэзии. Ниже мы обратимся к другим примерам такой идентификации.

В китайской классической поэзии ласточка из-за своего ежегодного возвращения считалась символом возрождения и весны. Известный китайский поэт Янь Шу обращается в своих стихотворениях к образу ласточки:

РЎѕ¶ємПЎ,

·јЅјВМ±й,

ёЯМЁКчЙ«ТхТхјы.

ґє·зІ»ЅвЅыСо»Ё,

ГЙГЙВТЖЛРРИЛГж.

ґдТ¶ІШЭє,

ЦмБ±ёфСа,

ВЇПгѕІЦрУОЛїЧЄ.

Т»іЎіоГОѕЖРСК±,

Р±СфИґХХЙоЙоФє.

[ЛОґКИэ°ЩКЧ 2009Јє73]

На тропинке красных цветов стало меньше,

Окрестные поля покрыты явственными зеленями,

И рощица в дымке, и башня за ней.

Весенний ветер срывает пух с ивы,

Бросает лицо мне сильней.

В изумрудной листве скрылась иволга,

За пурпурной шторой спряталась ласточка,

Над курильницей подымался дым.

Когда я протрезвился,

Косые лучи заходящего солнца осветили весь двор.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Цвет красный

Почти что слинял на тропинке,

Все явственней зелень

Окрестных полей.

И рощица в дымке,

И башня за ней.

А ветер весенний

Пух с ивы срывает,

Бросает лицо мне

Сильней и сильней...

За шторой пурпурною

Ласточка скрылась,

В листве бирюзовой

Замолк соловей.

Тревожен был сон,

Протрезвел я, проснувшись,

Дымок над курильницей

В спальне моей...

Косые лучи

Заходящего солнца,

Весь двор пышет

От ярких лучей.

(Перевод М. Басманова)

[Китайская классическая поэзия 2005: 74]

В начале данного стихотворения поэт создал такие образы, как «тропинка», «зелень», «рощица», рисующие прекрасный весенний пейзаж. В данном стихотворении художник использовал перифраз: «цвет красный» - здесь имеются в виду «цветы». Образ увядших цветов указывает на время года -- конец весны. В этом стихотворении образ ласточки символизирует это время года, поэт с помощью орнитонима выразил свое сожаление об ушедшей весне.

Другой поэт - Ван Вэй - также обращается к образу ласточки. В его стихотворении «Пишу в разгар весны среди полей и садов» содержатся строки:

ОЭЙПґєрЇГщЈ¬

??????

......

?????,

??????

?????,

??????

[НхО¬ 2012Јє51]

На крыше кричит весенняя горлица,

За селом зацвел абрикос.

<.........................................>

Ласточки возвращаются к прежним гнездам,

Старые люди глядят в новый календарь.

Чарку поднял, но не сразу поднес ко рту:

Грусть охватила, дальний вспомнился друг.

(подстрочный перевод мой. У.Х.)

В разгар весны в деревне

Весенняя горлица

Так говорлива!

Белы и свежи

Абрикосов цветы.

<.........................................>

Привет передали мне

Ласточки с юга,

Где старый мой друг

В этом новом году

Свой кубок не сразу

Подносит ко рту, --

Сидит,вспоминает

Отшельника-друга.

(перевод А. Гитовича)

[Ван Вэй, 1959: 64]

В начале данного стихотворения поэт Ван Вэй изображает ранний весенний пейзаж Ї «весенняя горлица», «зарделый абрикос». «Прилет ласточек», «новый численник» также являются атрибутами ранней весны. Но с прилетом ласточек у поэта ассоциировался "дальний друг" Ї ласточки уже прилетели к прежним гнездам, а друг еще скитается за границей. Тема весны и тема грусти об отсутствующем друге сливаются в стихотворении китайского поэта. Можно обратить внимание, что в поэтическом переводе мотив возвращения ласточки, который акцентирован в подлиннике и противопоставлен событиям из жизни человека, затушеван, хотя и понятен.

К образу ласточки как олицетворения весеннего обновления жизни обращаются и китайские поэты первой трети ХХ века.

Пример этого можно видеть в творчестве поэта известного китайского лирика начала ХХ века Фэн Чжи. Его стихотворение «Южная ночь» содержит строки:

ОТГЗѕІѕІµШЧшФЪєю±хЈ¬

МэСаЧУёшОТГЗЅІДП·ЅµДѕІТ№ЎЈ

ДП·ЅµДѕІТ№ТСѕ­±»ЛьГЗґшАґЈ¬

Т№µДВ«О­Хф·ўЧЕЕЁУфµДЗйИИ----

ОТТСѕ­ёРµЅБЛДП·ЅµДТ№јдµДМХЧнЈ¬

ЗлДгТІРбТ»Рб°ЙХвВ«О­ЦРµДЕЁО¶ЎЈ

[ЛпУсКЇ 2008Јє186]

Мы спокойно сидим на берегу озера,

Слушаем рассказ ласточек о тихой южной ночи.

Южная ночь уже была принесена ими,

Ночные тростники распространяют тонкий аромат -

Я уже полюбил южную ночь,

Попрошу тебя ощутить такой тростниковый аромат.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Данное стихотворение было написано в 1929 году. В это период поэт был преподавателем на севере, но он очень скучал по родному краю. Поэтому образ ласточки становится здесь символом весны и родного юга. В стихотворении содержится тема памяти, в памяти поэта воссоздана идиллическая картина, ее атрибуты - тишина и покой ночного озера, аромат тростника и органическая составляющая этой картины - образ ласточки.

В русской поэзии образ ласточки изначально формируется с опорой на христианские и языческие традиции. Одно из базовых значений образа, как и в китайской лирике, связано с темой прихода весны, обновления жизни. В христианстве ласточка - «символ воскрешения, так как возвращаясь с приходом весны, она приносит новую жизнь» [Купер 1995: 174]. В славянской традиции ласточка - «чистая, святая птица, наделенная женской символикой и сочетающая в себе небесное и хтоническое начала» [Гура Ласточка 2004: 85]. Эта смысловая наполненность орнитонима отражена в мифопоэтике, в фольклоре и в русской классической поэзии.

Активность обращения к образу ласточки, как и птицы в целом, возрастает в русской поэзии конца XVIII века, что отмечено А.В Азбукиной: «Популярность образа-символа «птица» в русской поэзии начинается в 80-90-егоды XVIII века, когда классицизм утрачивает господствующее положение и ему на смену приходят сентиментальные и предромантические веяния. Главным объектом изображения становится не общественная, а частная жизнь отдельного человека, внутренний мир отдельной личности, поэтому преимущественное внимание начинает уделяться таким жанрам, как элегия, идиллия, песня, послание и т. п.» [Азбукина 2006: 200]. Одним из первых обращений такого рода в русской лирике стало стихотворение Г. Державина «Ласточка». В нем ласточка - образ воскресающей весной птички:

Встанешь, откроешь зеницы

И новый луч жизни ты пьешь...

[Державин 1957: 55]

В работе «Поэтический комплекс “птицы” в поэзии А. Фета и Ф. Тютчева» исследователь отмечает частотность обращения к орнитониму «ласточка» в творчестве Ф. Тютчева и А. Фета [см.: Азбукина 2004]. В коротком стихотворении Ф. Тютчева, датированном 1871 годом, приуроченность к весенней символике акцентируется в образе ласточки:

Впросонках слышу я - и не могу

Вообразить такое сочетанье,

А слышу свист полозьев на снегу

И ласточки весенней щебетанье.

[Тютчев 1957: 291]

В стихотворении А. Фета «Ласточки пропали…» (1847 год) календарная приуроченность образа ласточки к весне выражена «от противного»: именно отсутствие ласточек являет собой приход осени.

В русской поэзии первой трети ХХ века эта тема находит дальнейшее развитие. Можно привести в пример стихотворение А. Ахматовой «Из памяти твоей я выну этот день…», датированное 1915 годом:

Из памяти твоей я выну этот день,

Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:

Где видел я персидскую сирень,

И ласточек, и домик деревянный?

[Ахматова 1998: 175]

В стихотворении ласточка - атрибут весеннего пейзажа, как и цветущая сирень. Поэт воссоздает идиллическую картину, при этом одним из средств ее создания становится орнитологический образ. Известна связь ласточки с домом (о чем подробнее будет сказано ниже). В данном стихотворении само слово «ласточка» семантизируется: рядом с уменьшительным «домик деревянный» название птицы прочитывается как уменьшитель-ласкательное, вопреки его составу в современном русском языке. Нечто похожее в поэзии М. Цветаевой выявлено в работе Р. Войтеховича «Психея в творчестве М. Цветаевой - эволюция образа и сюжета»: «Отметим паронимические связи между словами “ласковый”, “ластиться” (и “ластить“) и словом “ласточка”, подкрепленные окончанием последнего слова, совпадающим по форме с уменьшительно-ласкательным суффиксом (ср. “птичка”, “деточка”)» [Войтехович 2005: 41]. В стихотворении русского поэта А. Ахматовой и китайского поэта Фэн Чжи можно видеть определенные переклички: весенний пейзаж, идиллическая картина, одним из средств создания которой является образ ласточки.

Итак, первое из выявленных нами художественных значений орнитонима «ласточка» в русской и китайской поэзии оказывается схожим.

Другая грань семантики этого орнитонима также оказывается близкой в словесности двух народов - это брачно-любовная символика образа. Она обусловлена природными свойствами птицы: ласточки каждый год возвращают в старое гнездо, обычно они летают попарно, живут парами. Вот почему ласточка считается символом верности в любви. Например, в стихотворении «Чанминнюй», который создал Фэн Яньцзи, содержатся строки:

?????:

??????,

??????,

???????,

??????

[????? 2009:118]

Я налью чашу, я спою

О трех желаньях.

Самое большое желание

Чтобы любимый жил много лет.

Второе желание: чтобы

Я прожил так же долго.

Третье желание:

Как ласточки вместе кружат около дома Ї

Так и мы чтобы всегда не разлучались!

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

И снова я чашу налью,

О трех желаньях спою.

Превыше желания нет Ї

Жить милому тысячу лет.

Второе желание: мне

Жить столько же лет и дней.

Мой третий завет такой:

Как ласточки за стрехой Ї

Всегда неразлучными быть

И наяву и во сне!

(Перевод Михаила Басманова)

[Китайская классическая поэзия 2004: 52]

В другом стихотворении поэт вновь обращается к образу ласточек:

јёИХРРФЖєОґ¦ИҐ?

НьИґ№йАґ,

І»µАґєЅ«Дє.

<......>

АбСЫТРВҐЖµ¶АУп.

УЦСаАґК±,

Д°ЙППа·к·с?

БГВТґєіоИзБшРх,

УЖУЖГОАпОЮС°ґ¦.

[????? 2009:114]

В последние дни ты как облако, куда ты скрылся?

Ты совсем запамятовал вернуться домой,

Весна скоро уйдет.

<.........................................................>

На балконе я в слезах разговаривал сам с собой,

Вот вернулись две ласточки. Их,

Может, встретил ты в той стороне?

Я мечусь, словно ивовый пух,

Но не встречусь с тобой даже во сне!

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Скрылось облако, а куда?..

Много дней ты уже не со мной.

Ты запамятовал совсем,

Что вернуться надо домой...

Иль не ведаешь, что весна

Скоро может совсем уйти?...

На балконе одна я в слезах

И в сомненьях себе на беду.

Вот вернулись две ласточки. Их,

Может, встретил ты в той стороне.

Я мечусь, словно ивовый пух,

Но не встречусь с тобой и во сне!

(перевод Михаила Басманова)

[Китайская классическая поэзия 2004: 51]

В данном стихотворении автор использовал метафору -- «облако», обозначающее мужа, который долго не был дома. Ласточки летают попарно, а женщина одна в слезах на балконе, даже во сне она не может встретиться со своим мужем. Поэт выразил печаль и горе этой женщины.

В китайской поэзии образ ласточки может символизировать женскую красоту. К изображению ласточки обращался в своих стихотворениях Цзян Куй. Этим автором созданы стихотворения, которые относятся к любовной лирике. Поэт обращается к теме тоски по возлюбленной. Одно из его стихотворения содержит строки:

СаСаЗбУЇЈ¬

ЭєЭєЅїИнЈ¬

·ЦГчУЦПт»ЄсгјыЎЈ

[????? 2009:215]

Грациозная ласточка,

Кокетливая иволга,

Отчетливо я её снова видел во сне.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

В данном стихотворении образ ласточки является символом любимой девушки, по которой тоскует поэт.

Любовно-брачная символика ласточки в китайской поэзии может актуализироваться и как средство раскрытия темы семьи - не только влюбленной пары, но и деторождения. Например, в стихотворении «Ты в этом мире словно день в апреле», автор которого Линь Хуэйинь, содержатся следующие строки:

?????????,

???????,

???,??,???,

????????!

[??? 2013:9]

Ты - цветущие деревья,

Ты ласточкой под крышею щебечешь,

Ты любовь, тепло, надежда,

Ты в этом мире словно день в апреле.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Данное стихотворение было написано после рождения сына, образ ласточки связан с надеждами на будущее.

С этим стихотворением перекликается четверостишие А. Ахматовой, написанное ею в октябре 1912 года и посвященное рождению сына:

Загорелись иглы венчика

Вкруг безоблачного лба.

Ах! улыбчивого птенчика

Подарила мне судьба. [Ахматова 1998: 105]

Как было сказано выше, в русской литературной и фольклорной традиции, как и в славянской традиции в целом, ласточке свойственна любовная и брачная символика. А.В. Гура пишет: «Ласточки и голуби, летающие возле дома, когда в нем справляют свадьбу, означают, что молодые будут счастливы в супружестве» [Гура Ласточка 1996: 86]. Влияние этой традиции можно увидеть в поэзии Г. Державина: «В русской поэзии как образ души она (ласточка) впервые актуализирована у Державина в стихотворениях «Ласточка» (1792; 1794) и «На смерть Катерины Яковлевны...» (1794)» [Войтехович 2005: 41]. Стихотворения Г. Державина связаны с памятью о его умершей жене, в стихотворении «Ласточка» напрямую звучит тема верности в любви даже после смерти возлюбленной («Восстану - и в бездне эфира / Увижу ль тебя я, Пленира?»). Продолжение этой традиции прослеживается в русской поэзии начала ХХ века. Р. Войтехович пишет: «Соотнесение ласточки с Психеей-душой у Цветаевой окказиональное, неполное и, скорее всего, идет непосредственно от Державина, обрастая дополнительными ассоциациями» [Войтехович 2005: 41].

В стихотворении А. Белого «Свадьба» актуализирована брачная символика образа ласточки:

Она моя, моя, моя...

Она сквозь слезы улыбнулась.

Мы вышли... Ласточек семья

Над папертью, визжа, метнулась. [Белый 2004: 55]

Свадьба, рождение человеческой семьи в стихотворении дублируется полетом пары ласточек, которая также названа «семьей».

В русской поэзии, как и в китайской лирике, образ ласточки может символизировать женскую красоту, грацию. Это можно увидеть в стихотворении Н. Гумилева «Корабль» из сборника «Романтические цветы. Стихи 1903-1907 гг.»:

И зачем эти тонкие руки

Жемчугами прорезали тьму,

Точно ласточки с песней разлуки,

Точно сны, улетая к нему. [Гумилев 1998: 98]

В стихотворении соединяются темы любви, красоты и разлуки - их символическим знаком становится образ ласточки, который представляет собой сложную метафору песни-сна-полета.

Таким образом, значение образа ласточки как воплощения любовной темы соотносится в русской и китайской поэзии как на классическом этапе их развития, так и в период первой трети ХХ века.

Отметим еще одно из значений образа ласточки, характерных как для русской, так и для китайской поэзии. Оно связано с тем, что ласточка - птица, которая вьет гнездо под крышей человеческого жилья. «Ласточке, как и аисту, тоже устраивающему свое гнездо на крыше дома или хлева, присущи функции покровительницы дома» [Гура 1997: 620]. «Повсеместно считается, что гнездо ласточки под крышей обеспечивает дому счастье» [Гура Ласточка 1996: 86]. Это сопоставимо с тем, что присуще семантике образа ласточки в китайской символике: считалось, что если ласточка свила гнездо под крышей, то быть в этом доме удаче и процветанию. И.З. Сурат пишет: «Ласточка -- близкая к человеку птица. Она “домовитая”, потому что вьет гнезда под крышей человеческого жилья, она живет с людьми, но принадлежит небесам, потому что, в отличие от голубя или воробья, не умеет передвигаться по земле. Она посредница между землей и небом, она вестница и гостья -- все эти ее черты и свойства закрепились в восприятии поэтов и повлияли на поэтическую символику образа» [Сурат 2007: 175].

Этим значением образа ласточки, связанным с символикой дома и покровительством дому, обусловлена семантика орнитонима в стихотворении А. Ахматовой «Теперь никто не станет слушать песен…», датированном концом 1917 года:

Теперь никто не станет слушать песен.

Предсказанные наступили дни.

Моя последняя, мир больше не чудесен,

Не разрывай мне сердца, не звени.

Еще недавно ласточкой свободной

Свершала ты свой утренний полет,

А ныне станешь нищенкой голодной,

Не достучишься у чужих ворот. [Ахматова 1998: 318]

Ю.В. Шевчук пишет: «…исторический момент в стихотворениях 1917 года представляется Ахматовой как прозвучавший в воздухе залп (“И целый день, своих пугаясь стонов…”, 1917), прерванный “утренний” полет ласточки (“Теперь никто не станет слушать песен”, 1917)» [Шевчук 2014: 503].

В стихотворении Ахматовой образ ласточки воплощает свободу, вдохновение. Однако имплицитно в тексте актуализировано и традиционное значение образа, обусловленное ее близостью к дому: полету ласточки противопоставлено чужое и враждебное героине пространство «чужих ворот».

Таким образом, можно говорить о преобладающем сходстве художественной семантики образа ласточки в русской и китайской поэзии первой трети ХХ века.

Однако можно отметить, что в русской поэзии этого периода актуализируется еще одно значение орнитонима: ласточка является символом свободы и творчества, что отчасти отмечено в процитированном выше стихотворении А. Ахматовой. Эта грань смысла образа соотносима с традицией русской классической поэзии. Она может быть отмечена в стихотворении А. Фета «Ласточки» (1884 г.):

И снова то же дерзновенье

И та же темная струя, -

Не таково ли вдохновенье

И человеческого я? [Фет 1970: 403]

В стихотворении А. Белого «Арестанты» (1904 год) из сборника стихов «Пепел» образ ласточки включен в оппозицию свобода/ несвобода:

За решеткой в голубом

Быстро ласточки скользили.

Коротал я время сном

В желтых клубах душной пыли. [Белый 2004: 155]

Близко к этому значение образа, содержащееся в сонете К. Бальмонта «Ласточки». Эта параллель была отмечена Эллисом: «Эллис <…> проводит параллель между сонетом Бальмонта «Ласточки», в котором поэт сравнивает «рой» своих воспоминаний с полетом ласточки, и одноименным стихотворением Фета, также навеянным впечатлением от полета этой птицы» [Аторина 2005: 3].

В русской поэзии первой трети ХХ века наиболее часто к образу ласточки обращался О. Мандельштам: «…ласточка» - один из опознавательных знаков поэзии и поэтического слова в лирике Мандельштама» [Черашняя 2010: 8]. Традиция такого обращения стала предметом изучения в работах многих исследователей [см.: Иванов 1995; Гаспаров 2001; Никитина 200; Овсянко 2010; Остер 1997; Пак Сун Юн 2007; и др.]. Отмечается, что в поэзии О. Мандельштама «образ “ласточки” приобретает разные значения словарно-предметное, образно-метафорическое и аллегорическое, понятийно-типическое, мифологическое» [Пак Сун Юн 2007: 4]. В работе Т.Е. Никитиной говорится, что в поэзии О. Мандельштама «… мифологема «сетей» соединяет «ласточек» и «небо», поэзию и стихийное начало природы - поэт и природа становятся творцами новой поэзии» [Никитина 2000: 16]. Д.И. Черашняя суммирует один из устойчивых смыслов образа ласточки в поэзии О. Мандельштама: «…ласточка -- «посредница между смертью и жизнью», она же -- «символ опасности, непрочности» <…> -- забытое слово, ночная песнь, мысль бесплотная, то есть это образ самой поэзии» [Черашняя 2011: 200]. И далее рассматривается связь образа ласточки как метафоры женского образа, как символа хрупкости бытия.

Можно сделать вывод, что образ ласточки в русской и китайской поэзии имеет широкий спектр значений, является художественным средством воплощения человеческих чувств. Анализ соотношения художественной семантики образа ласточки в русской и китайской поэзии позволяет выявить сложное, диалектическое единство сходства / различия в их значении, при этом сходство смыслов является преобладающим.

2.2 Художественная семантика образа кукушки у русских и китайских поэтов начала ХХ столетия

Образ кукушки является одним из частотных в фольклоре и литературе разных народов. Кукушка как птица и как метафора с ее множеством значений обогатила словесное творчество. А.В. Никитина пишет: «Образ кукушки неоднократно выделялся исследователями орнитоморфной символики как образ ключевой, с подчеркнуто выраженной индивидуальностью» [Никитина 1999: 3].

В литературной традиции разных народов образ кукушки нередко наделяется негативным смыслом. Это обусловлено ее эмблематическим значением: кукушка может символизировать суетного человека, с биологическими свойствами кукушки связано значение ее образа как символа плохой матери, не проявляющей заботу о своих детях. Современный исследователь выявляет «комплекс кукушки» в жизнетворческом мифе А. Ахматовой»: «Отметим, что «комплекс кукушки» вписывается в целостный контекст ахматовского мифа, являясь при этом частью личной жизни поэта» [Колчина 2007: 8].

Знаменательно, что в эмблематическом значении кукушки прослеживается двойственность: «Это символ нахлебника, бездельника, отсюда и английское слово "cuckold" (одураченный муж); птица, связываемая в Европе с завистью и авантюризмом. Более распространен положительный символизм кукушки - предвестницы весны, лета или богатства. Ее повторяющиеся крики породили поверье, что, услышав кукушку, нужно потрясти на счастье монетами» [Трессидер].

В русской классической поэзии кукушка может быть предметом иронического изображения. Пример тому - стихотворение А. Пушкина «Соловей и кукушка», в котором дается характеристика птицы: «…бестолковая кукушка, / Самолюбивая болтушка». Кукушка - один из часто встречающихся персонажей басен Крылова, что отмечает, в частности, Н. А. Артемьева в работе «Анималистические образы в баснях И.А. Крылова» [см.: Артемьева 2012].

Однако более распространен и универсален образ кукушки, имеющий другое значение. Оно основано на одном из признаков данного орнитонима - звуках, издаваемых кукушкой и похожих на плач.

В китайской культуре кукушка давно уже стала поэтическим символом горя и страдания от ностальгии. Это может выражаться в капельке крови, падающей из ее клюва, в куковании от зари до зари, в устойчивой связи между кукушкой и рододендроном.

В древнекитайской литературе у кукушки много имен: «ЧУ№ж» (Ци Гуй), «¶ЕУо» (Ду Юй), «Іј№ИДс» (Бу Гу Няо), и о ней существует множество легенд. В «Записях о царстве Шу» приводится сюжет:

Ў°Паґ«НыµЫіЖНхУЪКсЈ¬µГѕЈЦЭИЛ±оБйЈ¬±гБўТФОЄПаЎЈєуКэЛкЈ¬НыµЫТФЖ书ёЯЈ¬мшО»УЪ±оБйЈ¬єЕФ»їЄГчКПЎЈНыµЫРЮµАЈ¬ґ¦ОчЙЅ¶шТюЈ¬»ЇОЄ¶ЕѕйДсЈ¬»тФЖ»ЇОЄ¶ЕУоДсЈ¬ТаФ»ЧУ№жДсЈ¬ЦБґєФтМдЈ¬ОЕХЯЖавьЎ±[іЈиі 2010: 95]ЎЈ

(«По преданию, в период Чжаньго (475-221 гг. до н.э.) Ду Юй был провозглашен правителем Шу (пров. Сычуань) и стал именоваться Ван-ди. Потом он передал власть Бе-лину («Дух Черепахи»), и сам ушел в западные горы, где и скончался во вторую луну, когда кукуют кукушки. И душа Ду Юй превратилась в кукушку. С тех пор стали считать, что кукование кукушки - это плач души правителя Ду Юй») (перевод мой. - У.Х.).

Этот сюжет близок к другому, восходящему к «Анналам правителей царства Шу» Ян Сюна (1 в. до н. э.).

В силу этих двух легенд в дальнейшей китайской литературе образ кукушки всегда связывается с понятием «обида» и «печаль». В представлении китайцев кукушка часто грустно выкликает: «Лучше вернуться, хочу вернуться!», и голос кукушки считается в поэзии Китая исполненным грусти, тоски. Это нашло отражение в классической китайской поэзии. Так, известный китайский поэт Ли Бо обращается в своих стихотворениях к образу кукушки. Одно из них - «Послание Ван Чанлину, сосланному в Хунань» - содержит строки:

???????,

????????

???????,

????????

[Ао°ЧК«СЎ 2009Јє33]

Пух ивы опадает, кукушка кукует,

Я услышал, что тебя сослали в Хунань.

Передал Луне мою печальную душу,

Чтобы сопровождать тебе навсегда.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Это стихотворение было написано тогда, когда Ли Бо услышал, что его друг был сослан в отдаленное место. В стихотворении поэт выразил свое сочувствие другу, одновременно - тоску по нему и заботу о нем. В данном стихотворении автор делает птицу кукушку символом печали и горя, что соотносится с фольклорной традицией Китая.

Всем известно, что у кукушки на груди есть несколько перьев с красными крапинками, и отсюда в китайской культуре возникло народное поверье, что когда кукушка кукует, она будто бы плачет, и из её клюва и глаз на грудь падают капельки крови, что являет печальную картину.

В китайской культуре существует тесная связь между кукушкой и рододендроном. Этот сюжет дополняет легенду о правителе Ду Юй. В книге «Избранные древние легенды» было написано:

УРБФХЯГы¶ЕУоЈ¬ЦОЛ®УР№¦Ј¬іЙОЄ№ъѕэєуЈ¬їЄ»ДННїСЈ¬°ІѕУАЦТµЈ¬єуФвјЙ¶шФвЅыУЪЙЅЦРЎЈУфУф№С»¶¶шЛАЈ¬ЛАєу»кБй»ЇіЙЧУѕкЈ¬МдСЄУЪ»ЁТ¶ЙПЈ¬ЛміЙ¶Еѕй»Ё [Ф¬зжЈ¬1979Јє481]ЎЈ

(«На юго-западе Китая жил охотник Ду Юй. Он спасал страну от потопа и стал правителем царства Шу. Но потом он был убит заговорщиками, а после смерти его неупокоенная душа поселилась в кукушку. Кукушка прилетала в сад и куковала так горько, так неугомонно, что из ее горла текла кровь, попадая на кусты, и растения преображались в необыкновенно цветущие, украшенные яркими венчиками рододендроны») (перевод мой. - У.Х.).

Именно поэтому у поэтов кукушка часто ассоциировалась с рододендроном, а само это растение получило название "кукушкин цветок". Параллель этому можно увидеть в русском названии «кукушкины слезы» (или «кукушкины слезки») - так именуют растение «ятрышник пятнистый». Знаменательно, что в русской и китайской культуре в символической связи кукушка / цветок акцентируется внимание на одном и том же биологическом признаке птицы кукушки - красных пятнышках на ее груди, которые напоминают пятна крови. Этот признак подвергается семантизации и наполняется символическим смыслом.

Связь между образом кукушки и цветка рододендрона описывается в стихотворении «В Сюаньчэне любуюсь цветами», которое создал Ли Бо:

???????,

????????

???????,

????????

[Ао°ЧК«СЎЈ¬2009Јє68]

В далекой родине часто слушал кукованье кукушек,

Теперь - в Сюаньчэне - опять вижу расцветающий "кукушкин цветок".

Услышав крик кукушки, сердце мое изныло от печали,

В конце весны опять тоскую по родному краю Сяньба.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Как часто я слушал

Кукушек лесных кукованье,

Теперь - в Сюаньчэне -

Гляжу на "кукушкин цветок".

А вскрикнет кукушка -

И рвется душа от страданья,

Я трижды вздыхаю

И молча гляжу на восток.

(Перевод А. И. Гитовича)

[Три танских поэта, 1960: 99]

Увидев цветок рододендрона, поэт вспомнил кукованье кукушек, которые живут в его родном городе. В стихотворении образ кукушки является символом горя и страдания от разлуки с родиной.

Близкое к этому значение существует и в славянской народной традиции, в которой образ кукушки занимает значительное место. А. Гура отмечает: «Наиболее индивидуализированы образы кукушки и аиста, которым принадлежит одно из центральных мест в птичьей символике. Этим и некоторым другим птицам (ворону и вороне, ястребу и коршуну, сове, воробью, ласточке) присуще разнообразие функций и символических значений» [Гура 1997: 528].

Значение образа кукушки, связанное с утратой близкого человека, горем по нему характерно для русской поэзии. Оно восходит к фольклорной традиции: «”Жалкый голосок” кукушки (куковать -- значит горевать, плакать, жаловаться, голосить) стал у славян символом женского одиночества, горя и тоски» [Никитина 2002: 130]. Это отражается в самом известном памятнике древнерусской литературы «Слове о полку Игореве», в его самом поэтическом фрагменте - плаче жены князя Игоря Ярославны. Современный исследователь Л.В. Соколова пишет о том, образ кукушки не случайно возникает в плаче Ярославны: «Кукушка -- славянский символ тоскующей женщины: и несчастной в браке, и одинокой солдатки, и женщины, оплакивающей смерть мужа, сына или брата. Ближе всего к Слову тот фольклорный сюжет, по которому женщина прилетает кукушкой куковать-плакать над телом убитого на поле боя мужа или брата» [Энциклопедия «Слова о полку Игореве»].

...