Орнитологические образы в русской и китайской поэзии первой трети ХХ века

Так, в стихотворении А. Ахматовой «Милому», датированном 27 февраля 1915 года, мотив голубя как вестника содержится в первой строфе:

Голубя ко мне не присылай,

Писем беспокойных не пиши,

Ветром мартовским в лицо не вей.

Я вошла вчера в зеленый рай,

Где покой для тела и души

Под шатром тенистых тополей.

[Ахматова 1989: 223]

Голуби как часть символического изображения картины прекрасного предстают в стихотворении А. Блока «Рассвет», датированном 1903 годом:

Я встал и трижды поднял руки.

Ко мне по воздуху неслись

Зари торжественные звуки,

Багрянцем одевая высь.

Казалось, женщина вставала,

Молилась, отходя во храм,

И розовой рукой бросала

Зерно послушным голубям.

Они белели где-то выше,

Белея, вытянулись в нить

И скоро пасмурные крыши

Крылами стали золотить.

Над позолотой их заемной,

Высоко стоя на окне,

Я вдруг увидел шар огромный,

Плывущий в красной тишине. [Блок 1998. Т.IV: 42]

Красота и гармония воплощены в пейзаже, мир предстает в нем как храм, а восход солнца как мистическое действо, которое сопровождается торжественными звуками. В творчестве А. Блока, как и других поэтов-символистов, А. Хансен-Лёве отмечает «”полет мысли” - мускулинный аспект окрыления, тогда как окрыленная душа традиционно выступает в виде г о л у б я» (разрядка автора. - У.Х) [Хансен-Лёве 2003: 521]. Парение белых голубей в небе преображает мир, городской пейзаж преобразуется в мистериальную картину - пасмурные крыши полет голубей превращает в золотые. В стихотворении возникает топос, построенный на вертикали, на устремленности ввысь. Можно видеть параллель между образами белых голубей на фоне неба в стихотворении Блока и в стихотворении Ху Ши. Оба произведения близки по своей эмоциональной окраске: голубь в них воплощение прекрасного и возвышенного смысла, в них авторы создают радостную картину, доминантой которой становится орнитоним.

Символика голубя, обусловленная христианской традицией, характерна для большинства русских поэтов первой трети ХХ века, относившихся к разным литературным направлениям. Т.В. Мануковская пишет, что в поэзии Н. Клюева «”голубь” соединен с образом Христа (помимо традиционного значения человеческой души)» [Мануковская 2007: 8]. Например, в стихотворении «Вы, деньки мои - голуби белые…», написанном между 1914 и 1916 годом, образ голубя наделяется очень значимым эпитетом - «всевышние голуби». В стихотворении С. Есенина «Чую радуницу Божью…» - «Голубиный дух от Бога». Отдельная тема, достаточно полно изученная, связана с одним из ключевых произведений русской литературы начала ХХ века, произведением прозаическим, но созданном поэтом - романе А. Белого «Серебряный голубь».

Примеров такого рода множество у поэтов различных направлений. В стихотворении М. Цветаевой «Во имя Отца и Сына и Святого Духа…» (1917) последняя строка - «Голубь дух святой»

Еще одно значение образа голубя, которое имеет очень глубинные истоки в славянской традиции, определяется следующим образом: «Л ю б о в н о - б р а ч н а я с и м в о л и к а г о л у б я представлена в магии, в свадебном обряде, в свадебных, любовных и других песнях. Воркующие Голубь с голубкой - символ влюбленных. Широко распространены они и в качестве поэтических образов жениха и невесты в свадебных песнях» [Гура. Голубь. 1995: 516]. Эта традиция находит продолжение и развитие в русской поэзии первой трети ХХ века.

В стихотворении А. Ахматовой «Выбрала сама я долю…», датированном 1915 годом, традиционная тема благовещения приобретает глубоко личный смысл, о чем пишет, в частности, Ж.Н. Колчина в работе «Образ-мотив голубя в поэтическом контексте Ахматовой» [см.: Колчина 2006]. К сюжету Благовещения и образу голубя, связанному с ним, обращаются многие русские поэты первой трети ХХ века. Пример тому - стихотворение М. Цветаевой «В день Благовещенья…»:

В день Благовещенья

Подтверждаю торжественно:

Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!

- Летите, куда глаза глядят

В Благовещенье, праздник мой! [Цветаева 1994: 261]

В индивидуально-авторской интерпретации А. Ахматовой образ голубя связан с темой творчества, белая голубка - атрибут Музы в стихотворении «Муза ушла по дороге…» (1915 год):

Я голубку ей дать хотела,

Ту, что всех в голубятне белей,

Но птица сама полетела

За стройной гостьей моей. [Ахматова 1998: 247]

Ж.Н. Колчина интерпретирует эти строки следующим образом: «Голубь, летящий вслед за Музой, является символом Святого Духа, которым лирическая героиня наделяет жительницу своего Парнаса» [Колчина 2006: 148]. Исследователь пишет, что «…слова уходящей Музы “Ведь здесь могила / Как ты можешь еще дышать?” нельзя воспринимать как творческую смерть поэта. Голубь как символ святости и бессмертия творческого духа воплощает его торжество» [Колчина 2006: 147].

В тексте стихотворения актуализировано еще одно значение орнитологического образа: «Священные голуби ассоциируются с погребальными культами» [Купер 1995: 58]. Образ могилы в этом стихотворении знаменателен.

Согласно верованиям славян, душа умершего превращается в голубя. Это перекрещивается с христианской символикой и порождает в русской поэзии первой трети ХХ века целый комплекс мотивов, связанных с символикой голубя. Так, во многих стихотворениях М. Цветаевой голубь связан с темой смерти:

А как бабушке

Помирать, помирать, -

Стали голуби

Ворковать, ворковать. [Цветаева 1994: 479]

Сравнительный анализ символики голубя в русской и китайской поэзии позволяет сделать вывод, что их значение в поэтическом творчестве двух народов скорее различается, чем обладает чертами сходства. Это обусловлено тем, что в русской поэзии художественная семантика образа голубя связана с символическим значением его в христианстве, что усиливается в творчестве русских поэтов первой трети ХХ века.

3.2 Художественный смысл образа гуся в китайской и образа лебедя в русской поэзии первой трети ХХ века

Соотношение художественной семантики орнитологических образов в поэзии России и Китая сложно и порой противоречиво. Так, смысл образов одинаковых птиц, которые встречаются в фауне двух стран, может быть совершенно различным, тогда как разные, хотя и близкие по своим биологическим свойствам птицы могут обладать в лирике двух народов близкой семантикой. Это соотношение мы рассмотрим на материале сравнительного анализа образов гуся и лебедя в русской и китайской лирической поэзии.

Гуси Ї группа родов водоплавающих птиц с перепончатыми лапами, относящихся к семейству утиных, которое включает также лебедей и уток.

В русской словесности чаще всего содержится обращение к образу домашнего гуся. Образ гуся нередко встречается в русском фольклоре и мифологии. А.В. Гура отмечает, что в славянской традиции образ гуся наделен символикой брачной, а также календарной - это связано с отлетом и прилетом гусей, со святочной обрядностью [Гура 1995: 572-575]. Ориентируясь на европейскую традицию, Д. Тресиддер пишет: «В фольклоре гусь предстает в образе болтливого, по-матерински заботливого существа, несколько глуповатого (отсюда - "глупый как гусь"). Сексуальный символизм гуся, в Древней Греции связанный с Приапом, также был широко распространен, а наблюдения за гусем, в возбужденном состоянии вытягивающим шею и покачивающим головой, закрепились в выражении "ходить гусем"» [Тресиддер].

В русской классической поэзии образ гуся имеет, как правило, сниженно-бытовой ореол, нередко сатирический или юмористический смысл. Пример тому - стихотворение А. Пушкина «Приятелям»:

Враги мои, покамест я ни слова...

И, кажется, мой быстрый гнев угас;

Но из виду не выпускаю вас

И выберу когда-нибудь любого:

Не избежит пронзительных когтей,

Как налечу нежданный, беспощадный.

Так в облаках кружится ястреб жадный

И сторожит индеек и гусей.

[Пушкин 1994: 55]

Стихотворение датируется 4-25 января 1825 г., эпиграмма адресована политическим врагам Пушкина. Образы индеек и гусей играют в тексте роль сатирических аллегорий.

В стихотворении Ф. Тютчева «В деревне» образы гусей являются частью жанровой картины:

Ручных гусей и уток стая

Вдруг одичала и летит.

Летит - куда, сама не зная,

И, как шальная, голосит.

<………………………………….>

Какой же смысл в движенье этом?

Зачем вся эта трата сил?

Зачем испуг таким полетом

Гусей и уток окрылил? [Тютчев 1957: 241 - 242]

В списке РГАЛИ к стихотворению дается примечание: «Стихотворение это написано Ф. И. Тютчевым в одно из последних пребываний его в принадлежащем ему имении с. Овстуг и вызвано видом собаки, гнавшейся за стадом гусей и уток» [Пигарев 1957: 374]. В первой публикации стихотворение имело подзаголовок: «Нападение собаки -- друга дома, на стаю гусей» Бытовая зарисовка перерастает в стихотворении Тютчева в аллегорию, становится способом выражения общественной позиции поэта:

Да, тут есть цель! В ленивом стаде

Замечен страшный был застой,

И нужен стал, прогресса ради,

Внезапный натиск роковой.

<…………………………………>

Иной, ты скажешь, просто лает,

А он свершает высший долг -

Он, осмысляя, развивает

Утиный и гусиный толк. [Тютчев 1957: 242]

Близкая к классической традиции художественная семантика образа гуся характерна и для русской поэзии начала ХХ века. В стихотворении Гумилева «Старые усадьбы» гуси, гуляющие по двору - знак идиллического быта небогатой дворянской усадьбы, который вызывает у поэта и ностальгические чувства, и ироническое отношение:

Дома косые, двухэтажные,

И тут же рига, скотный двор,

Где у корыта гуси важные

Ведут немолчный разговор. [Гумилев 1988: 215]

В ином, но семантически близко ключе орнитоним «гусь» использует Есенин в стихотворении «Калики» (1910):

Пробиралися странники по полю,

Пели стих о сладчайшем Исусе.

Мимо клячи с поклажею топали,

Подпевали горластые гуси. [Есенин 1995: 55]

Орнитоним «гуси» дан в контексте сниженной лексики («клячи»), наделен стилистически маркированным эпитетом «горластые». Гуси здесь - часть общей картины суетного мира, которому противостоят калики перехожие. У Даньдань пишет об этом стихотворении: «Есть в стихотворении и нехарактерная для духовного стиха ирония по отношению к странникам: молодые пастушки называют их скоморохами; отметим семантическое снижение рифмовки («квасу - Спасу», «Иисусе - гуси», «пу стаду - Господу») [У Даньдань 2013: 9]. Эта закономерность не абсолютна: Пашко О.В. в работе «Образ гуся в творчестве Николая Клюева (к анализу орнитологического кода)» выявляет пласты смысла, лишенные иронически-сниженной, бытовой окраски: «В связи с образом гуся проявляется характерный для поэтики Клюева антропологический код. Многократно в стихотворениях мы встречаем отождествление женщины и птицы, в частности гусыни, например: “гусыня-мать”» [Пашко 2002]. Однако это не отменяет общей тенденции в семантической образности орнитонима «гусь» в русской поэзии.

В китайской поэзии образ гуся имеет иной художественный смысл. Это образ возвышенный, актуализирующий традиционные для мировой поэзии лирические мотивы. В классической поэзии Китая часто встречается выражение «гусь одинокий». Этот образ символизирует человека, оторванного от близких людей и родных мест.

М.Е. Кравцова пишет: «Упоминания о пролетающей гусиной стае, о крике гусей, вызывающих прилив отчаяния у лирического героя, и обращение к гусю с просьбой передать весточку другу или возлюбленному -- мотивы, постоянно встречающиеся в китайской лирической поэзии» [Кравцова 2004: 406]. Приведем пример - стихотворение «Одинокий дикий гусь», которое создал великий китайский поэт Ду Фу во время династий Тан (VII в.):

?????,

??????

?????,

??????

?????,

??????

?????,

??????

[??,2006:119]

Одинокий гусь не есть и не пьет,

Лишь летает, кричит и ищет свою стаю.

А кто из стаи отставшего путника жалеет одинокого гуся,

Заблудившегося в облаках?

Гусю кажется - впереди летит стая,

Гусю кажется - где-то откликнулась стая.

А вороны не понимают его горестные переживания,

Только попусту в поле каркают.

(Подстрочный перевод мой.-- У.Х.)

Это стихотворение известно в русских переводах А. Гитовича и Э.В. Балашова. В первом из них не акцентирован мотив противопоставления гусю вороны как высокому - низкого, мотив непонимания вороной печали одинокого гуся:

А ворона -

Пустая, бездумная тварь -

Только попусту каркает,

В поле летая. (Три танских поэта 1960: 377)

В переводе Э.В. Балашова в стихотворении возникает картина природы, не вполне отражающая текст подлинника: вместо «облаков» - «нескончаемая туча»:

Кто посочувствует

тени этой летучей?

Потеряли друг друга-

в нескончаемой туче.

[Китайская пейзажная лирика 1984: 83]

В стихотворном переводе усложненная образность не совсем точно передает простую и прозрачную, хотя и полную традиционной для китайской лирики символичности, образность стихотворения китайского классика.

Ду Фу создал стихотворение после критических высказываний в адрес императора, за которые его уволили со службы и сослали на юг, в необжитые места. «Гусь одинокий» символизирует самого поэта Ї человека, оторванного от близких людей и родных мест. Ему противопоставлен образ вороньей стаи Ї духовной «черни», «толпы». Стихотворение строится системе на оппозиций: высокое/низкое Ї гусь летит высоко, вороны же кружатся над самым полем; возвышенное/суетное - у первого есть далекая прекрасная цель, а вторые суетятся бестолково и бесцельно; одиночество/толпа - гусь одинок в гордых высях и тщетно ищет себе подобных, а вороны наслаждаются обществом равных и не чувствуют одиночества.

В Китае образ гуся уже с древности становится символом вестника, письма. Еще в старину дикого гуся можно было увидеть на печати почты Китая. Да и теперь стилизованную фигуру гуся можно увидеть на современном почтовом гербе. По той же причине иногда гусей изображают на многоцветной почтовой бумаге. Раньше изображение гуся вышивали на придворных одеждах гражданских чиновников третьей степени.

В «Книге о династии Хань» приводится сюжет: “???????,??????,???????,???????,???????,?????,???????”[??2007: 237] («В период правления императора У-ди империи Хань, Су У был захвачен гуннами. Чтобы предупредить императора Хань У Ди, Су У привязал письмо к ноге дикого гуся, таким образом император получил известия и вступил в бой ») (перевод мой. - У.Х.). Прочитав письмо, император предпринял шаги, чтобы его освободить.

Эта история породила в китайском фольклоре и поэзии образ гуся-вестника.

Один из представителей китайской классической поэзии Ван Вань (693 -- 751) в своем стихотворении «Причалил под горою Бэйгушань» обращается к образу гуся, который символизирует вестника:

?????,

??????

??????

??????

[?????2 009:149]

В ночном сумраке красное солнце поднимается из моря,

Еще в старом году над рекой воцарилась весна.

Кто может донести родным письмо?

Только возвращающиеся в Лоян гуси.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Солнце в морях

на исходе ночи взошло.

В водах весна

вдруг вторгается в старый год.

Письма родных

где в дороге меня найдут?

Стаи гусей,

возвращаясь, летят в Лоян!

(Перевод Л. Эйдлина)

[Китайская классическая поэзия, 1975: 193]

В данном стихотворении образ гуся - традиционный символ письма или вестника, приносящего послание издалека.

Со временем в образе гуся начинают преобладать пласты художественного смысла, связанные с темой разлуки: летящие гуси в осеннем небе - символ тоски по родным людям и родным краям.

Ли Цинчжао (1084 - 1151) Ї известная лирическая поэтесса эпохи Сун. Она вышла замуж за известного художника-гравера Чжао Минчэна, но он вскоре после свадьбы уехал работать в отдаленные места. “???????????????” [??? 1992:99] («Поэтому грусть расставания, ожидание встречи и воспоминания о милых сердцу днях юности стали основными мотивами стихотворений раннего периода Ли Ции-чжао») (перевод мой. - У.Х.). В двадцатые годы двенадцатого столетия с северо-востока началось нашествие на Китай воинственных племен чжурчжэней. Под их натиском в 1127 г. пала столица Сунской империи Бяньцзин. “????????????????????”[??? 1992:102]. («Утрата родного крова, скитания, вынужденное бегство на юг Ї все это наложило скорбную печать на творчество Ли Цин-чжао последних лет ее жизни») (перевод мой. - У.Х.). В довершении всех бед во время одной из бесчисленных поездок умер Чжао Мин-чэн, и поэтесса осталась одна, без родных и близких, в далеком чужом краю. Свою грусть и тоску она облекла в такие символические строки:

???????,

????????

[?????,1998:263]

Залетный гусь с криком исчезает в бирюзовом небе,

За окном вьется снег, из курильницы тянется дым.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Крик залетного гуся слышу, вижу яшмовой тучи следы.

Снова снег осыпает крыши, из курильницы тянется дым.

(Перевод М.И. Басманова)

[Китайская пейзажная лирика, 1984: 158]

Образ гуся связан в китайской поэзии с любовной темой. Гусь обычно выбирает себе партнера на всю жизнь, поэтому пара гусей становится символом верности в любви. Ч. Уильямс отмечает, что гуси «всегда летят парами, отсюда считают, что гусь является символом брака. В ритуалах династии Чжоу обычно входил в состав брачного дара невесты.

Китайцы верили, что гусь однолюб, в связи с получением невесты из отцовского дома на него производилось возлияние. Иногда в память о не вышедших замуж вдовах, сохранявших верность памяти мужа, возводились памятные арки, процедура рассматривалась как достойная поощрения» [Уильямс].

Поэт Юань Хаовэнь интерпретирует в своем стихотворении образ гуся как символ верной любви. Поэт Юань Хаовэнь однажды на дороге встретил одного человека, который стрелял по гусям. Человек сказал: «Сегодня утром я поймал и убил гуся, а другой избежал ловушки. Но он не улетел, упал на землю и тем самым покончил жизнь самоубийством». Услышав такую историю, поэт растрогался до глубины души и создал следующие строки:

????????,

???????

???????,

???????

???,

???,

???????!

????,

?????,

????,

??????

[??????,2005:12]

Что такое любовь,

За нее стоит платить жизнью?

Вы вдвоем летали по свету.

Прижимаясь друг к другу, прожили много зим и лет.

Совместная жизнь была сладкой,

Но расставание горькое.

Как трудно найти на свете такую страстную любовь!

Милый гусь, казалось бы, говорил:

Потеряв своего любимого,

Как же я в одиночестве пролечу

Тысячу гор и море облаков?

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Таким образом, любовная и брачная сиволика устойчиво связана в китайской поэзии с образом гуся.

Китайские поэты первой трети 20 века продолжают традицию использования образа гуся как символа человека, оторванного от родины. Поэт Вэнь Идо в 1922 году уехал изучать литературу и живопись в США. Тему своего одиночества он облек в стихотворение «Дикий гусь одинокий»:

????????!

????????,

?????,

?????????,

???????,

?????????

[???,2003:59]

Несчастный потерянный одинокий гусь!

Зачем ты покинул старого друга,

Развалил стаю,

Скитался по землям заморской страны,

Надорвал свое сердце,

Испытал бесконечную грусть и печаль?

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Ай Цин Ї известный китайский поэт 20 века. Его поэмы и стихотворения, одухотворенные гуманизмом, верой в созидательные силы народа давно уже стали неотъемлемой частью китайской национальной культуры. Язык поэзии Ай Цина метафоричен и одновременно прозрачно-ясен. «Поэт редко прибегает к историческим и культурным реминисценциям, к архаизмам, столь характерным для образцов китайской классической поэзии, но “по самой строчечной сути” он законный наследник отечественной традиции» [Ай Цин, 1989: 5]. Во время войны Китая с Японией в своем стихотворении поэт писал:

?????

??????,

???

???

?????????;

??,?????,

??????????

?????,???????,

??????????,

?????????,

???

?????????……

[?? 2010:32]

Высохшие деревья

И низкие дома,

Редко,

Печально,

Разбросались в небесной мгле.

На небесах солнце совсем скрылось,

Видна только стая гусей.

Они растерянно машут черными крыльями,

Кричат, в них волнение и печаль.

Хотят улететь,

Из такого опустошенного края

На зеленый, тенистый Юг...

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

И маленькие речки давно уже высохли,

И на дне речном

Колеи от телег

Выступают четко, как нарисованные.

Мертвые деревья и низкие жилища

Рассыпаны под пепельным шатром неба,

А в небе

Совсем не видно солнца,

И только гусей пугливая стая

Машет своими черными крыльями,

Спеша уйти от непокоя и горестей

Из этой дикой, холодной страны.

(Перевод А. Гитовича)

[Поэты нового Китая 1953: 78]

...Высохших рощ тлен,

Приземистые дома

В закатной вечерней мгле

Разбросаны по земле,

Редея и прячась в тень,

На небесах совсем

Скрылось солнце над нами,

И только ряды гусей

Черными машут крылами,

Словно выразить боль и тоску

Хотят, улетая

Из опустевшего края

На зеленый, тенистый Юг

С Севера улетая...

(Перевод И. Голубева)

[Ай Цин, 1989: 77]

В данном стихотворении Ай Цин пишет о суровой природе Северного Китая, о трагических событиях современности. Здесь нет батальных сцен, нет идущих в атаку солдат, но достоверно и зримо показана атмосфера войны. Стая гусей передает состояние человеческой души, ее растерянность и страдания. В этом стихотворении поэт использовал образ гуся как символ смерти, образ трагической безысходности бытия, символ печали и тоски. В переводе И. Голубева ближе к подлиннику передан важный акцент стихотворения Ай Цына - север опустошен войной.

Чэнь Мэнцзя Ї известный китайский поэт 20 века. Он был учеником Вэнь И-до и Сюй Чжи-мо. Он играл важную роль в поэтической группе «Новолуние» (Синьюэ-пай), которую образовали Вэнь И-до и Сюй Чжи-мо. Ранее, в параграфе 1.3., мы писали о том, что главными особенностями творчества поэтов, которые входили в группу «Новолуние», был эстетизм, уход от острых социальных проблем, погружение в искусство для искусства. Поэзия Чэнь Мэнцзя также обладает такими чертами. В стихотворении «Дикий гусь» он писал:

???????,

??????;

(????,????,)

???,?????

???????,

??????,

????,????----

???,?????

???????,

??????----

????,????,

???,?????

[???,2006:19]

Я люблю осеннего дикого гуся,

Вдаль летит он от зари до зари, усталости не зная.

Он мою судьбу напомнил мне,

Надо мною с песней пролетая.

Он никогда не спрашивает,

В каком облаке остается его песня

Он только поет, и легкое крыло

Разрывает ночи покрывало.

Я хотел бы диким гусем стать

И забыть все.

Когда я вспоминаю о чем-нибудь,

То это не вызывает во мне ни ненависти, ни радости.

[Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Дикий гусь в полночной тишине

Вдаль летит, усталости не зная.

Он мою судьбу напомнил мне,

Надо мною с песней пролетая.

Пусть ее далеко унесло, --

И со мною так не раз бывало, --

Он поет, и легкое крыло

Разрывает ночи покрывало.

Я хотел бы диким гусем стать

И, забыв навеки цену слова,

Над землей летать, летать, летать,

Отрешившись от всего земного.

(Перевод Л. Черкасского)

[В поисках звезды заветной 1988: 163]

Можно обратить внимание, что в подлиннике поэт акцентирует не только мотив отрешенности от земного, но и забвения былых чувств и страстей. Поэт полагает, что полная жизнь дикого гусяЇ это петь и лететь. Пение и полет птицы в сознании человека связываются со свободой, не отягощенной земными проблемами. Поэтому он и хочет превратиться в гуся и освободиться от земных переживаний.

Таким образом, рассмотрев китайскую классическую поэзию и поэзию первой трети XX века, мы можем констатировать, что образ гуся регулярно используется в китайской поэзии для выражения одиночества, тоски, вечной любви, и символизирует вестника.

В китайской поэзии актуализируются биологические свойства дикого гуся: его прилет и отлет, что связано с образом вестника, его формы брачных отношений, его незащищенность, которая вызывает связи с образом смерти.

В творчестве китайских поэтов первой трети ХХ века в образе гуся находят развитие традиционные мотивы, например, мотив одиночества, ностальгии, но и добавляются новые, что, очевидно, связано с влиянием европейской литературы на китайских поэтов первой трети ХХ века.

В русской поэзии с художественным смыслом образа гуся в китайской поэзии соотносится семантика образа лебедя. «Весьма сложный символ» - так определяет образ лебедя Х. Э. Керлот [ Кэрлот 1994: 285].

В европейской традиции этот образ характеризуется как «романтический, противоречивый символ света, смерти, преображения, поэзии, красоты и меланхолической страсти» [Трессидер], с ним связан ряд устойчивых мифологических сюжетов, к которым мы обратимся ниже.

В русской литературе, как и в европейской литературе в целом, спектр художественных смыслов образа лебедя обширен. Значение образа лебедя в русской лирике начала ХХ базируется на русской и в целом на славянской фольклорной и мифопоэтической традиции, а также на традиции русской классической поэзии.

Остановимся прежде всего на тех гранях художественного смысла орнитонима «лебедь», которые сопоставимы с коннотациями образа гуся в поэзии Китая.

В русском фольклоре «лебедь пользуется особым почитанием и ставится выше других птиц» [Гура. Лебедь 1996: 88]. Этот образ занимает весьма значительное место в различных фольклорных жанрах, «в фольклоре часто наделяется любовно-брачной символикой» [Гура. Лебедь 1996: 88]. В силу этого образ лебедя занимает значительное место в свадебной обрядовой поэзии. Этот орнитоним встречается также в календарной обрядовой поэзии, в сказках и других фольклорных жанрах.

В русской классической поэзии к образу лебедя обращаются Г. Державин в стихотворении «Лебедь», В. Жуковский в стихотворении «Царскосельский лебедь», Ф. Тютчев в стихотворении «Лебедь», образ лебедя встречается в творчестве А. Пушкина, К. Батюшкова, А. Кольцова и других поэтов.

Гусь в китайской поэзии и лебедь в творчестве русских поэтов роднит прежде всего возвышенный смысл двух этих образов. Образ лебедя в русской поэзии и образ дикого гуся в поэзии Китая - это воплощение красоты.

В работе Г.Д. Гачева «Национальные образы мира» на материале творчества Ф. Тютчева говорится о красоте образа лебедя в русской поэзии: «Лебедь - русское космическое священное животное, чья плоть (земля) соткана из света, воздуха и воды» [Гачев 1988: 234].

Возвышенный смысл образа лебедя может быть реализован в смысловой оппозиции: подобно тому, как в стихотворении Ду Фу «Одинокий дикий гусь» образу гуся противопоставлены вороны, что было отмечено выше, в русской поэзии возвышенному лебедю могут быть противопоставлены сниженные образы гусей - например, в стихотворении «Лебедь и гусь» из цикла «Нравоучительные четверостишия», который был написан А. Пушкиным совместно с Н. Языковым в 1826 году:

Над лебедем желая посмеяться,

Гусь тиною его однажды замарал;

Но лебедь вымылся и снова белым стал.

Что делать, если кто замарал?.. Умываться. [Пушкин : 55]

В целом противопоставление гуся и лебедя в парадигме «низкое /высокое» характерно для европейской традиции. По легенде, Ян Гус во время сожжения сказал: «Сегодня вы жарите гуся, но из золы восстанет лебедь, и его вы не уничтожите».

Одно из значений образа лебедя, соотносимое с семантикой орнитонима «гусь» в китайской поэзии, характерно и для русской, и для европейской поэзии в целом: «Он (лебедь) символизирует также одиночество и убежище и является птицей поэтов» [Купер 1995: 175].

В стихотворении Г. Державина «Лебедь» (1804) исследователи отмечают прежде всего смысл лебедя как воплощения творчества.

Стихотворение является вариацией XX оды Горация «К Меценату». Т.В. Зверева в статье «Метаморфозы телесного зрения в творчестве поэтов-классицистов (М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин)» пишет: «Тоска о парении наиболее ярко воплощена в одном из лучших державинских текстов - стихотворении “Лебедь”» [Зверева 2004: 70]. И далее: «Важно отметить, что здесь речь идет не о метафорическом, а о буквальном “отделении” бессмертной души от бренного тела. Развертываемый на протяжении первых девяти строф гипотетический сюжет об экстатическом полете души неожиданно обретает статус подлинности. <…> Перед нами лирическая исповедь души, уже освободившейся от тяги земного мира» [Зверева 2004: 70-71].

Н. В. Налегач рассматривает мотив превращения души поэта в лебедя в контексте царскосельской поэтической мифологии [см.: Налегач 2012]. Закономерно, что тема чистого творчества в стихотворении Г. Державина находит воплощение в образе лебедя: «Державин не случайно обратился именно к образу лебедя. В античной мифологии эта птица связывалась с богом Аполлоном, покровителем поэзии и искусства» [Азбукина 2006: 202]. Это можно соотнести с семантикой образа гуся в китайской поэзии, в частности, в лирическом стихотворении Чэнь Мэнцзя. Творчество этих поэтов относится к разным эпохам и имеет различную эстетическую природу, однако параллель в значениях орнитонима представляется нам значимой.

Образ лебедя обретает новую актуализацию в русской поэзии первой трети ХХ века, когда осмысление этого символа связано со стремлением к индивидуализации поэтического контекста, с обращением поэтов модернистского направления к экзистенциальным темам. Исследователь Ж. Н. Колчина в работе «Художественный мир А. А. Ахматовой» отмечает: «Мифопоэтические коннотации “лебединой” символики сопрягаются Ахматовой с идеей реинкарнации, перевоплощения человека в птицу. Углубление этого мифологического мотива, посредством которого героиня приобщается к космосу смерти-возрождения, связано с опытом духовно-мистического спасения в мире, “где лебеди и мёртвая вода”» [Колчина 2007: 7].

В русской поэзии образ лебедя может являться одной из составляющих мортального кода, подобно тому, как гусь - в поэзии Китая ХХ века. Одним из истоков этого в европейской литературе является античность.

Представление о том, что лебеди поют только один раз в жизни - перед смертью и что эта песня отличается необычайно красотой, стало источником ряда сюжетов в европейской литературе начиная с античности. В трагедии Эсхила «Агамемнон» царица Клитемнестра, убив пророчицу Кассандру, говорит:

Вот он лежит, а вот подружка милая -

С ним рядышком. Как лебедь, перед смертью песнь

Пропела. Это муж мой позаботился,

Чтоб лакомством пресладким завершился пир. (Перевод С. Апта)

[Эсхил 1977: 66]

«Знаменитая лебединая песня -- «изобретение» Эсхила, который утверждал, что птица Аполлона, предчувствуя свою скорую смерть, издает удивительные звуки, с которыми и погибает» [Королев 2005: 466]. Цицерон в своем сочинении «Об ораторе» так пишет о речи, которую произнес Лициний Крас за мгновение до своей смерти: «Это было подобно лебединой песне».

Сюжет, содержащий образ лебедя как принадлежность мортального кода, актуализируется в русской поэзии начала ХХ века. А. Хансеном-Леве отмечается «диаволическая символика «умирающего лебедя» и поэзии как л е б е д и н о й п е с н и» (разрядка автора. - У.Х.) [Хансен-Леве 2003: 527]. На этот смысловой пласт в русской поэзии повлияли традиции европейской лирики, в частности, опубликованный в 1872 году перевод элегии Альфреда Теннисона «Умирающий лебедь» и премьера в 1886 году оркестровой фантазии «Карнавал животных» с входившим ее состав «Умирающим лебедем» [см.: Чернин, Жаткин 2009].

Одно из самых известных обращений к этой теме в русской поэзии первой трети ХХ века - стихотворение К. Бальмонта в «Лебедь» (1895):

Заводь спит. Молчит вода зеркальная.

Только там, где дремлют камыши,

Чья-то песня слышится, печальная,

Как последний вздох души.

Это плачет лебедь умирающий,

Он с своим прошедшим говорит,

А на небе вечер догорающий

И горит и не горит.

Отчего так грустны эти жалобы?

Отчего так бьется эта грудь?

В этот миг душа его желала бы

Невозвратное вернуть.

Все, чем жил с тревогой, с наслаждением,

Все, на что надеялась любовь,

Проскользнуло быстрым сновидением,

Никогда не вспыхнет вновь.

Все, на чем печать непоправимого,

Белый лебедь в этой песне слил,

Точно он у озера родимого

О прощении молил.

И когда блеснули звезды дальние,

И когда туман вставал в глуши,

Лебедь пел все тише, все печальнее,

И шептались камыши.

Не живой он пел, а умирающий,

Оттого он пел в предсмертный час,

Что пред смертью, вечной, примиряющей,

Видел правду в первый раз. [Бальмонт 1992: 40-41]

Образ птицы лебедя в нем ключевой, что отразилось в заглавии стихотворения. Образ лебедя воссоздан на фоне пейзажа, связанного с водным пространством, как это обычно бывает и в китайской лирике, обращенной к образу гуся. Это обусловлено биологическими свойствами двух птиц. В стихотворении Бальмонта тема предсмертного прозрения человека передана через образ птицы.

Танатологические мотивы связаны с образом лебедя и в стихотворении Ф. Сологуба «Поёт печальный голос…», датированном 22-23 декабря 1898 года:

Поёт печальный голос

Про тишину ночную,

Глядит небесный лебедь

На линию земную.

На ней роса мерцает

От четырёх озёр.

В лазоревое море

Она подъемлет взор.

Поёт печальный голос

О чём-то непонятном.

Пред смертью ль горний лебедь,

В пути ли невозвратном?

Она в печали нежной,

Она как снег бела,

Её волна колышет,

Её лелеет мгла. [ Сологуб 1979: ]

Знаменательно, что лебедь в стихотворении Ф. Сологуба - женского рода, как это было во времена Пушкина. Можно отметить, что в элегии А. Теннисона и в произведении Сен-Санса лебедь также имеет женский род. По смыслу стихотворение Ф. Сологуба перекликается с картиной М. Врубеля «Царевна-Лебедь», посвященной персонажу оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Картина была создана в 1900 году, чуть позже стихотворений К. Бальмонта и Ф. Сологуба, но тема как бы витала в воздухе самой эпохи, особенно если учесть, что почти в это же время, в 1896 году было написано стихотворение Мирры Лохвицкой «Спящий лебедь». Врубелевская царевна-лебедь изображена на фоне водной глади, как и в стихах поэтов, она печальна и таинственна.

Печальный смысл образа лебедя в русской поэзии, как и образа гуся в лирике китайских поэтов, может быть обусловлен и трагическими событиями в жизни отдельного человека, и историческими событиями, и сочетанием того и другого. В русской поэзии образ лебедя может иметь символический смысл в стихотворениях, отражающих трагические события истории - например, в цикле стихов А. Блока «На поле Куликовом». В статье Г. А. Левинтона и И.П. Смирнова «”На поле Куликовом” Блока и памятники Куликовского цикла» [см.: Левинтон 1979]. В китайской поэзии мы это видим в стихотворениях Ли Цинчжао, Ай Цина. Трагедия эпохи переживается поэтом через личные потери - так тема истории, тема смерти и тема творчества перекликаются у поэтов и рождают образ лебедя как символ утраты. В стихотворении М. Цветаевой «Други его - не тревожьте его!..», датированном 15 августа 1921 года и входящем в поэтическую книгу «Стихи к Блоку» (1921) вторая строфа звучит так:

Вещие вьюги кружили вдоль жил, -

Плечи сутулые гнулись от крыл,

В певчую прорезь, в запекшийся пыл -

Лебедем душу свою упустил! [Цветаева 1994: 294]

В стихотворении А. Ахматовой «А Смоленская нынче именнинца…» в последней строке возникает образ лебедя:

Принесли мы Смоленской заступнице,

Принесли Пресвятой Богородице

На руках во гробе серебряном

Наше солнце, в муке погасшее, --

Александра, лебедя чистого. [Ахматова 1998: 363 ]

Мифопоэтическая семантика образа лебедя в лирике А. Ахматовой рассматривается в диссертационной работе Ж. Н. Колчиной «Художественный мир А.А. Ахматовой: Мифопоэтика. Жизнетворчество. Культура» [Колчина 2007]. Исследователь пишет: «В структуре “лебединой” образности особое значение у Ахматовой приобретает лебединый голос как мифологический эквивалент предсмертной песни лебедя» [Колчина 2007: 9]. В рассматриваемом нами стихотворении лебединой песней является творчество Блока в целом.

Трагический смысл образа лебедя и лебединого стана - именно это словосочетание стало заглавием книги стихов М. Цветаевой - предопределил образный мир этой книги.

В славянской мифопоэтической традиции образ лебедя связан с темой любви и верности, что напрямую соотносится с семантикой гуся в китайской поэзии: «В русских фольклорных песенных текстах лебедю, как и утке, присуща ярко выраженная ж е н с к а я л ю б о в н о - б р а ч н а я символика» [Гура Лебедь 1995: 89 ]. В европейской поэзии в большей мере, чем в лирике китайских авторов, выражен эротический смысл образа лебедя. Это детально рассматривается в работе Г. Башляра, где отмечается: «Лебедь в литературе -- это эрзац нагой женщины» [Башляр 1998: 31]. В лирике русских поэтов серебряного века обе темы - эроса и танатоса - могут актуализироваться в «лебединой» символике. Пример тому - стихотворения А. Блока, в частности, стихотворение «В темном парке под ольхой…» из цикла «Через двенадцать лет», посвященного памяти Ксении Михайловны Садовской:

В темном парке под ольхой

В час полуночи глухой

Белый лебедь от весла

Спрятал голову в крыла.

Весь я - память, весь я - слух,

Ты со мной, печальный дух [Блок 1997. Т.Ш: 124]

Детально рассматривается значение образа лебедя в лирике С. Есенина в статье С. Кофанова «Мифологема “лебедь” в творчестве С.А. Есенина: генезис, мифопоэтика, интерпретация». В ней определяется развитие в поэзии С. Есенина традиционных значений образа лебедя, в том числе и связанное с брачно-любовной символикой: «Женские лебединые образы у Есенина нежны, созданы для любви, но лебединый эпитет в большей степени есть индикатор мягкости и непостоянства самого лирического героя» [Кофанов 2012: 71]. Наряду с этим отмечается, что «в уже известные мифопоэтические образы Есенин привносит новаторские традиции, изображая лебедя как символ родины, Мати-земли в “Иорданской голубице” или создавая новый миф о лебединой верности в стихотворении “Руки милой - пара лебедей…”» [Кофанов 2012: 72].

Таким образом, рассмотрев китайскую классическую поэзию и поэзию первой трети XX века, мы можем сделать вывод, что образ гуся регулярно используется в китайской поэзии для выражения одиночества, тоски, вечной любви и символизирует вестника. В русской поэзии этот образ имеет сходство не с образом гуся, но с образом лебедя, птицы иного вида, хотя и близкого к гусю по своим биологическим свойствам.

В качестве одной из устойчивых тенденций можно отметить, что значение образа дикого гуся в китайской поэзии ХХ века сближается с художественной семантикой образа лебедя в европейской поэзии. И в данном случае выявляется не только типологическое сходство, но и генетическое сходство, обусловленное интересом китайских поэтов к европейской литературе.

3.3 Трансформации семантики образа павлина у русских поэтов в сравнении с китайскими лириками

Примером орнитонима, в семантике которого в русской и китайской поэзии преобладают различия, является образ павлина.

Павлин - декоративная птица, происходящая из Индии, чей мифопоэтический образ основан главным образом на ее внешних особенностях - форме и характерной расцветке хвоста, походке. Его хвостовое оперение, отличающееся наличием так называемых «глаз» и переливающееся сине-зелеными оттенками, позволило павлину заслужить статус самой красивой птицы из отряда куриных.

Устойчиво эмблематическое значение образа павлина: он является солнечным символом, обозначает «бессмертие, долголетие, любовь. <…> Болтливость, чванливость и тщеславие - относительно поздние коннотации» [Купер 1995: 236]. В китайской поэзии, как мы отметим ниже, актуализирована именно такая трансформация значений образа павлина - от позитивного к негативному смыслу.

М.Е. Кравцова пишет об особом значении образа павлина в китайском искусстве и о колебаниях в частотности и популярности этого орнитонима, который то сливался с фениксом, то дифференцировался с ним: «Отдельного разговора заслуживает и павлин (кунцяо), будучи, повторим, вероятным прототипом образа феникса. Известно, что вплоть до конца иньской эпохи павлины водились в регионе бассейна Хуанхэ и, возможно, почитались священными птицами» [Кравцова 2004: 404]. В семантике образа исследователь отмечает принадлежность к женской символике за исключением использования павлина в качестве рангового персонажа, о чем мы напишем ниже.

Во время династии Мин и Цзин павлин изображался спереди на официальной одежде в форме больших вышитых квадратов. В старинной китайской бюрократической иерархической структуре на одежде человека изображение павлина являлось статусным знаком и указывало на принадлежность данного человека к представителям третьего иерархического уровня. В «Своде законов династии Мин» упоминается: “????,????:????,????,????,????......”[??? 2009:301]. («Изображения на буцзы соотносились с рангом чиновника следующим образом. Гражданские ранги: 1 ранг - Журавль; 2 ранг - Золотой фазан; 3 ранг - Павлин; 4 ранг - Дикий гусь...») (перевод мой - У.Х.). Здесь «буцзы» - это мандаринские нагрудные квадраты, которые являлись отличительным знаком, указывающим на принадлежность к определенному рангу. Кроме этого, во время династии Цин чиновники носили особые головные уборы «гуаньмао». К головному убору сзади прикреплялось большое павлинье перо. Перо павлина вручалось при получении высокого ранга за службу и означало благосклонность императора. Начиная с династии Мин, красивые хвостовые перья павлина являлись отличительным знаком чиновников, но после образования Республики (1918 г.) подобные знаки были отменены. «??????????????????,?????????????,??????,??,??,??????????????????????,???????» [?? 2011:239]. («Павлиньими перьями награждались за определенные заслуги, и, как и многие другие знаки отличия, их можно было приобрести за деньги или получить в награду за благотворительность. На этих перьях было по три, два или одному "глазу", или круглой отметине, в зависимости от присуждаемой награды. Такие перья выставлялись в вазах, благодаря чему павлин становится символом блистательной карьеры») (перевод мой. - У.Х.).

В древнем Китае образ павлина являлся также символом бракосочетания. В книге «Новая история династии Тан» приводится сюжет: “?????,????,?????????????,???????,?????????????,?????????,????,????”[??? 1975: 3914] («У одного военнокомандующего была красавица-дочь, Доу Ши. Отец хотел выдать её замуж за лучшего воина, поэтому устроил состязание: тот, кто сможет попасть стрелой в глаз павлина, нарисованного на экране, станет его зятем. Этим человеком стал будущий император династии Тан - Ли Юань») (перевод мой. - У.Х.). С тех пор существует выражение «кун пин чжун сюань» - «выбор посредством стрельбы в экран с павлином», что означает выбор супруга, а образ павлина становится символом брачного союза.

В китайской поэзии образ павлина имеет ряд устойчивых значений. Известный поэт времен династии Хань Сыма Сянжу создал оду «Там, где длинны ворота» по просьбе опальной императрицы, которую заточили в отдаленном дворце «Длинные ворота» за чрезмерную ревность к фаворитке императора. В этой оде содержатся строки:

????????,???????????????,???????

<......>

???????,??????????????,??????????????,??????????????,??????????????,??????????????,???????

[?? 2013:275]

«Он обещал мне, что ко мне будет приходить каждый день. А сам теперь и пьет, и ест, и забавляется, забыв обо мне. Он мне изменил, и не вспомнит уже о былом, теперь только сблизился с фавориткой своей...

Я взошла на Пахучую башню и стала с надеждою вдаль смотреть, душа моя, как поток, устремляется куда-то туда. Тяжелыми грудами тучи со всех четырех заслонили сторон небосклон, и бездонное небо вдруг днем потемнело совсем. Гром прокатился, но грохот от грома напомнил мне грохот того экипажа, в котором сидел государь. Вот ветер дует, поднимает все занавеси и пологи. Коричное дерево сплелось, и чудесный запах идёт. Великая красивая птица павлин одиноко садится на это дерево, а черная обезьяна там стонет печально...» (перевод мой - У.Х.).

Сыма Сянжу в этой оде предстает мастером в описании пейзажа, природа и человек у него сливаются в единое целое. Сыма Сянжу вводит патетику любовной страсти в изображение чувства тоски и одиночества. Облака представляются покинутой женщине тяжелыми тучами, будущее кажется неясным, словно деревья в предрассветном тумане. Здесь павлин - символ самой женщины, красивой, но одинокой.

В китайской поэзии павлин обычно репрезентирует такие категории, как любовь, красота, счастье.

Так, первая длинная поэма в китайской литературе «Павлин летит на юго-восток» содержит строки:

?????,??????

<......>

?????,??????

?????,??????

?????,??????

?????,??????

?????,??????

?????,??????

?????,?????!

[?? 2007:164]

Павлин летит на юго-восток.

Пролетев немного, одинокая птица

останавливает полет и оглядывается назад.

<......>

Обе семьи хоронят их вместе

У подножья горы Хуашань.

Вокруг могил посадили хвойные деревья,

И дерево утун, на котором живет феникс.

Вверху над могилами ветви сошлись,

А листья и хвоя друг с другом сплелись,

На ветке сидят неразлучные птицы,

Их называют юань-яном.

И друг перед другом кричат они даже

Всю ночь напролет до пятой стражи.

Прохожие здесь замедляют шаг,

У бедной вдовы затоскует душа.

Вот нашим потомкам завет непреложный:

Пусть будут они всегда осторожны!

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

Поэма «Павлин летит на юго-восток» входит в коллекцию «Юэфу» (буквально "музыкальное отделение"). Юэфу - это жанр китайской литературы: стихотворная поэма в форме народной песни, известная со времен династии Хань. В те далекие годы у императорского правительства возникло желание собрать все талантливые литературные работы, созданные простыми людьми, народные песни и баллады. Произведения в будущем станут называться «песни юэфу».

Данная поэма показывает бесчеловечный семейный уклад, при котором судьба молодых супругов всецело зависела от прихоти старших в доме. Девушка из бедной семьи Лю Ланьчжи вышла замуж по большой любви за молодого человека Цзяо Чжунцин, который вырос в аристократической семье. Злая свекровь разлучила их, затем старший брат Лю Ланьчжи принуждал ее вступить в повторный брак. Наконец возлюбленные кончили жизнь самоубийством.

Поэма начинается следующим образом: «павлин летит на юго-восток, пролетев немного, одинокая птица останавливает полет и оглядывается назад», такой подход используется, чтобы подчеркнуть красоту и трагедию чувств двух влюбленных. Поэтому здесь образ павлина является символом любви. Образ павлина в этом произведении воплощает также образ жертвы, которой становится красота и любовь молодых людей в жестоком мире.

К образу павлина обращаются и китайские поэты первой трети XX века. Образ павлина в их стихотворениях может сохранять с незначительной трансформацией традиционное значение. Поэт Ю Гуанчжун в своем стихотворении «Огневое купание» пишет:

?????,?????

??????????

???????

<......>

??? ?? ?

????

? ????

?????? ??

[??? 2011: 94]

На жарком востоке живет один феникс,

Из огня рождался, и наконец вернулся в огонь.

Огонь - место, через которое храбрец должен пройти.

<......>

Белый павлин, лебедь, журавль

Белая одежда, белые перья,

Остановилось время,

Там обитает отшельник.

(Подстрочный перевод мой. - У.Х.)

В данном стихотворении образ феникса и образ павлина символизируют людей, у которых различные жизненные позиции и поведение. Образ феникса символизирует активного, смелого, пылкого человека, образ павлина - хладнокровного, бесстрастного, как отшельник. Симпатии автора явно на стороне феникса.

Чаще значение образа павлина у китайских поэтов первой трети ХХ века трансформируется, он приобретает сатирический смысл. Пример тому - стихотворение, автор которого, Му Дань, назвал его «Два мира». Произведение носит остро социальный характер, в нем использован прием противопоставления:

...