Педагогические идеи в духовном наследии святителя Иннокентия Херсонского

Важно при этом заметить, что мы понимаем под понятием «среда». Понятие «среда» древнего происхождения. Впервые оно обнаруживается еще в евангельских текстах. За время своего существования это понятие обросло различными историческими смыслами и культурными значениями. Под «средой» сегодня понимается и почва, и вещество, и тело, и пространство, и окружение, и сфера, и мир, и система, и фактор, и форма, и условие и др. В данном случае, среда Ельца в самом общем виде рассматривается как окружение, с которым взаимодействовал святитель Иннокентий Херсонский.

Весьма важным, на наш взгляд, для данной исследовательской работы является подход Ю.С. Мануйлова. Им среда определяется с функциональной точки зрения, как «то, среди чего пребывает субъект, посредством чего формируется его образ жизни» (89, 48). Образ жизни (способ бытия) в данном случае рассматривается как регулятор активности среды и личности святителя. В свою очередь, образ жизни святителя Иннокентия Херсонского формировался и обусловливался социальными (семья), культурными (духовное окружение) и природными, географическими (город Елец) элементами. Образ жизни святителя Иннокентия детерминировался в среде.

Несмотря на то, что в педагогику термин «культурно- образовательная среда» вошел относительно недавно, в настоящее время он используется для осмысления многих образовательных проблем. Его появление связывается с именем Е.П. Белозерцева, который подчеркивает особое значение данного понятия для педагогики с целью понимания реальных жизненных процессов. Культурно-образовательная среда трактуется им как «совокупность различных условий, в которых люди живут, учатся и трудятся. Среда - это атмосфера, в которой дышит, живет и развивается человек. Знания, наука - средство приспособления к жизни в этой атмосфере, приобщения к абстракциям, понятиям, теоретическим моделям» (17, 297). Но это также и средоточие «природных, исторических, религиозных, культурных, материальных, социальных условий, в которых протекает жизнь и деятельность ее сельского и городского населения». Данное представление о культурно- образовательной среде как о сложном интегрированном понятии является весьма важным не только для науки, но и для изучения образовательных тенденций, обусловленных соединением «культуры» и «образования». Кроме того, целостность культуры и образования, соотносимые с культурно-образовательной средой, мы используем в качестве средства изучения региональной историко-педагогической проблемы.

Как уже было сказано, культурно-образовательная среда Ельца в данном случае рассматривается в контексте ее духовного содержания, определяемого общим культурным развитием личности святителя Иннокентия, степенью развития его духовных потребностей и интересов, а также географических, материально-хозяйственных и социальных условий Ельца первой половины XIX века. Поэтому понятие «культурно- образовательная среда» используется в нашей работе для адекватного описания культурно-образовательной среды Ельца XIX века и рассмотрения личности святителя Иннокентия Херсонского в ее контексте. Это позволило говорить нам о культурно-образовательной среде Ельца как колыбели святителя Иннокентия Херсонского. Святитель Иннокентий был порождением данной среды, ее результатом. Именно в этой культурно-образовательной среде будущий святитель родился дважды: сначала физически, затем духовно. И в результате этого Иннокентию Херсонскому суждено было стать «впоследствии одним из великих людей первой половины столетия, одним из неустанных тружеников церковно- богословской науки, отличным школьным администратором, златоуст- ным проповедником, глубоко-влиятельным общественным деятелем- инициатором, доблестнейшим православным иерархом, достойнейшим сыном России, одним словом - Иннокентием Борисовым, Иннокентием Херсонским» (23, 9).

1.2 Факторы формирования мировоззрения святителя Иннокентия Херсонского

XIX век, не предвещавший вначале никаких неожиданностей и волнений, стал эпохой жесточайшего кризиса русского религиозного самосознания - кризиса, во многом предопределившего дальнейшую трагическую судьбу России. Несмотря на то, что это было время бурного развития промышленности, науки и философии, литературы и искусства - «золотой век» русской классической культуры. Также это было время исканий и надежд, разочарований и прозрений, пора окончательной потери соборного духовного равновесия народа, подорвавшей вековые устои русской православной государственности. В данном разделе мы не ставим своей задачей описать то многообразие изменений и противоречий, характерных для данной эпохи. Однако, согласно одной из задач исследования, попытаемся рассмотреть те факторы, которые оказали влияние на формирование религиозно-педагогических воззрений святителя Иннокентия Херсонского.

Решение этой задачи мы видим в рассмотрении культурно- исторических и личностно-биографических факторов. Рассмотрение первых мы начнем с характеристики основных тенденций построения взаимоотношений государства и Церкви в данную эпоху. От XVIII века России досталось «тяжелое наследие» для традиционной русской духовности. Неспокойная эпоха Петра, разметавшая русскую старину в погоне за европейскими новшествами, сменилась господством череды временщиков, мало любивших Россию и еще меньше понимавших неповторимые особенности ее характера и мировоззрения. Едва успевшая передохнуть за время царствования государыни Елизаветы Петровны, страна вновь оказалась ввергнута в водоворот религиозных, политических, экономических и военных перемен и нововведений, продолжавших размывать традиционные ценности бытия Святой Руси.

Со вступлением на престол Александра I народ соединял надежду и веру в наступление лучшей жизни. Первый манифест нового государя гласил, что государь будет царствовать «по законам и сердцу мудрой своей бабки», царствование которой теперь, после тяжелых Павловских времен, казалось каким-то золотым веком. Александр I решил начать преобразования сверху, с высших государственных установлений, и затем перейти на средние и низшие. По указаниям Александра, был выработан план всех этих преобразований, которые коснулись и церковной жизни. В числе ближайших сотрудников государя в начале его царствования был человек, хорошо знавший состояние и нужды церкви, известный государственный деятель М.М. Сперанский, сам происходивший из духовного сословия, бывший воспитанник и учитель петербургской семинарии. Именно по его инициативе при проектах новых реформ заговорили о возвышении образования и материальных средств духовенства, - по крайней мере, из светских лиц Сперанский явился главным деятелем в разработке этого вопроса.

Волна просвещения, поднявшаяся в России в царствование Александра I, захватила и народное образование. Была проведена и реформа системы духовного образования. Основной задачей было устранить ее негативные стороны, придать единство и преемственность всем степеням духовных учебных заведений и программам обучения. Вместе с тем преследовалась и важная цель повышения общеобразовательного уровня духовно-учебных заведений, а в академиях и развитие богословия. В 1808 году были проведены существенные реформы духовно-учебных заведений. Был составлен комитет из светских и духовных лиц, который рассмотрел проект реформы, составленный по поручению митр. Амвросия (Подобедова), его викарием, епископом Евгением Болховитиновым (нашим земляком, уроженцем г. Воронежа). Именно труд епископа Евгения лег в основу новой реформы. Согласно им духовные школы были разделены на четыре разряда: академии, семинарии, уездные и приходские училища. Из курса академии были выделены низшие науки, и академия стала «рассадником» высшего богословского образования. Академический курс был разделен на два двухлетних отделения. По составу предметов он не отличался существенно от семинарского, но изучению предметов давалась более широкая и научная постановка.

Вслед за преобразованием академий последовало преобразование семинарий и духовных училищ. Семинарии получили статус средних учебных заведений. Согласно реформам в семинариях, как и в духовных училищах, устанавливался шестилетний срок обучения, который делился на три двухгодичных «класса» - низший (риторика), средний (философия) и высший (богословия). Программа семинарского образования включала: расширенные курсы латинского, древнееврейского и древнегреческого языков и новых - немецкого и французского (по выбору); математика, география, российская и всеобщая история, теоретическая и опытная физика, история философских систем. В комплекс специальных предметов входили: Священное Писание, герменевтика (толкование текстов), гомилетика (искусство проповеди), догматическое, нравственное и пастырское богословие, церковная история и церковная археология (87, 404). Окончившие полный семинарский курс получали право занимать священнические должности в приходах. Лучшие «по успехам» семинаристы по окончании посылались в духовные академии.

Иную постановку получили духовные школы и в административном отношении. Так, училища стали в административную зависимость от семинарий, семинарии от академий. Высшей административной инстанцией в учебном округе была академия. Высшим же центральным учреждением, заведовавшим всеми школами, была Комиссия духовных училищ, как орган власти Св. Синода. Она состояла из духовных (м. Амвросий, Феофилакт, протопресвитер С. Краснопевков и обер- священник И. Державин) и светских (обер-прокурор Св. Синода кн. А.Н. Голицин и М.М. Сперанский) лиц, хорошо понимавших учебное дело и способных правильно руководить им (47, 331). Круг деятельности Комиссии сводился к распоряжениям касательно учебной, воспитательной и административной частей духовных школ. Она заботилась о подготовке учебных руководств для школ, поручая их составление способным людям, рассылала по семинариям литературу по философской и богословской науке.

Таким образом, духовные школы реформой 1808 г. из епархиальных учреждений были возведены на степень учреждений, имеющих общецерковный характер. В представленном проекте была обоснована необходимость сохранения сословной духовной школы, дан обзор современного состояния школ. В таком виде духовные школы существовали до реформы их в 1867 году. Некоторые изменения проводились и после реформы 1808 г., но они не были столь существенны. Так, постепенно в круг семинарского преподавания вводились новые предметы, знакомство с которыми считалось полезным для пастырей церкви: сельское хозяйство, медицина, оспопрививание, иконописание и изучение местных инородческих языков.

Важно отметить, что образование народа во всех его слоях, было для правительства важной задачей, которую оно старалось решать в связи с внутренней и национальной политикой. При этом исходили не из твердых педагогических принципов, а из необходимости воспитывать народ «добрыми подданными». Это требование Петра Великого оставалось неизменным. Однако следует констатировать, что школьное дело в России с начала XIX в. развивалось успешно и постепенно достигло уровня Западной Европы. Хотя сеть школ в России не была достаточно густой, а посещение школы не вменялось в обязанность, все же имелись уже все типы школ - от начальных на селе до высших учебных заведений. Важным было то, что не только правительство уделяло большое внимание школьному делу, но и в обществе, особенно, конечно же, в образованных его слоях из года в год все больше интересовались проблемами педагогики. Новая культура привносит и свой совершенно иной идеал воспитания, нежели предшествующий век, который утвердил гуманитарный идеал воспитания. В новую эпоху большее внимание стало уделяться религиозному воспитанию молодежи, как лучшему средству против либеральных и революционных устремлений. Это воспитание рассматривалось как политическая и национально- религиозная задача правительства. Таким образом, данная эпоха, обусловленная обстоятельствами, формировала новые жизненные импульсы и в церковной среде, а как следствие этого - персоналистиче- ский ряд, «который с наибольшей полнотой характеризует и общее своеобразие времени, и специфику направления, к которому данный мыслитель себя относит» (161, 166).

Проведение этих реформ относилось к тому времени, когда Иннокентий Борисов поступил в 1810 году в Воронежское духовное училище. Заканчивать же училище Иннокентию пришлось экстерном в связи со смертью отца. На этом образование Иннокентия не закончилось, так как сразу по окончании училища он поступает в Орловскую духовную семинарию. Подобные заведения были основным звеном в системе подготовки духовных кадров. «Комитет четко сформулировал цель и задачи подготовки духовенства. Цель просвещения духовенства есть без сомнения твердое и основательное изучение религии. К познанию религии основанной в догматах ея на Св. Писании и преданиях древних нужно знать самые сии древние источники и части наук, непосредственно к ним принадлежащия... Из сего открывается, что главною целию духовного просвещения должна быть ученость, собственно так называемая» (27,49).

Современники и историки духовной школы рисуют неприглядную картину состояния духовных учебных заведений в начале XIX века, жизни и быта семинаристов. В семинариях тогда ограничивались преподаванием Закона Божия, обучением церковному пению, элементарным сведениям по богословию, но более всего «зубрили латынь и греческий». Преподавание было пронизано схоластикой и канцелярщиной. Духовные семинарии терпели крайний недостаток во всем. На содержание казенных семинаристов «падали такие крохи, что кроме ржаного хлеба, пустых щей, каши, гороха и кваса, им не приходилось лакомиться другими блюдами». Нелегко приходилось и семинаристам, жившим в снимаемых ими углах частных квартир, обычно где-нибудь на окраине города. Так, братья Борисовы, за отсутствием общежития, вынуждены были жить на частных квартирах, которые в течение обучения приходилось несколько раз менять.

Надо заметить, что Иннокентий испытал на себе все трудности описанной выше семинарской жизни. Не отличаясь от своих товарищей и других воспитанников семинарии внешними условиями своего существования, не избалованный ни природой, ни людьми, Иннокентий с самых ранних времен своего обучения в семинарии обнаружил в себе блестящие способности. Всегда живой и резвый, легко увлекающийся забавами детства и первой юности, он умел аккуратно прятать концы своих шалостей (так характеризовали его товарищи по Воронежской и Орловской семинарии) (23, 15). Поэтому, несмотря на то, что Иннокентий мало занимался школьными делами и внеклассными занятиями, он никогда не отставал в учебе, всегда успевал в усвоении заданных уроков и часто даже превосходил своими успехами всех своих сотоварищей. Именно поэтому талантливый Борисов сразу обратил на себя внимание, как товарищей, так и учителей. Богатые способности, обширная и живая память, необыкновенная быстрота мышления, пылкая фантазия, а в особенности выдающееся красноречие, резко выделяли его из ряда других. Первые его опыты в сочинениях -- в риторическом классе, первые рассуждения - в богословском, которые он писал очень быстро и с легкостью, нередко поражали своими достоинствами не только сокурсников, но и самих наставников.

На двадцатом году своей жизни, Борисов успешно окончил полный курс учения в Орловской духовной семинарии и решил - поступить приходским священником, если не в город, то, по крайней мере, в одно из сел своей Родины. Провидение, однако, предназначало его к совершенно другому роду общественной деятельности.

Так, в это время состоялось так называемое преобразование или - лучше сказать - начало возрождения Киевской духовной академии. Знаменитая старая Киевская академия, стремилась удовлетворить все те требования, которым в то время отвечали целых три рода учебных заведений: низшее, среднее и высшее. Академия обучала всему, чему только можно было учить, начиная с чтения и письма, преподавания классических и новых языков, так называемых тогда «наук свободных», каковы были: поэзия, риторика, философия, математика, физика, астрономия, архитектура и даже медицина, и заканчивая богословием с его различными разветвлениями (общее, нравственное, сравнительное). Именно эта академия была прославлена учеными и проповедническими трудами таких лиц, как - Петр Могила, Исайя Троф. Козловский, Сильвестр Кос- сов, Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий, Гизель Голятовский, св. Димитрий Ростовский и др. Выделившая из своих рядов целый сонм знаменитых православных иерархов, проповедников, полемистов, основателей и учителей семинарий и училищ, лучших православных миссионеров, достигавших Тобольска, Иркутска и Амура, и даже государственных чиновников, какими были, например, канцлер A.A. Безбородко и первый министр народного просвещения граф А. Завадовский.

И, наконец, именно Киевская академия раньше других учебных заведений оказывала содействие и религиозному образованию бедствовавших единоверцев в Молдавии, Валахии и Сербии, н даже самой Греции, доставляя им из своих воспитанников учителей и первых основателей школ, известных ученых и пастырей, в том числе константинопольского патриарха Констанция, - старая Киевская академия к концу XVIII века и началу XIX столетия, можно сказать, уже пережила свою славу.

Широкий продолжительный отлив от академии ее образовательных сил в другие места был связан с истощением собственных сил старой «учительницы». После успехов в общем движении русской науки и образования, особенно с шестидесятых годов XVIII века, Киевская академия находившаяся в дали от центра, стала отставать в своем развитии. Латинизм и полонизм окончательно парализовали значение старой Киевской академии для современной русской жизни. Тем не менее, посредством протекторов, древняя Киевская академия старалась обновить свое образование, заимствуя для этого образовательные силы из Московского университета, а также из-за границы. Существовала даже мысль о преобразовании академии в университет, благодаря расширению уже существовавших в ней курсов и образованию новых факультетов. Однако этого преобразования так и не случилось.

Возникла необходимость предварить образование Киевской академии образованием семинарий Киевского округа, а до этого все училища Киевского округа подчинить ведомству с.-петербургского академического правления. Киевская академия, впредь до предполагаемого ею преобразования, была обращена, таким образом, в простую семинарию, в которой даже лучшие ее воспитанники, бывшие студенты старой академии, но оказавшиеся неподготовленными для образования и одного курса новой академии, должны были доучиваться еще два года, чтобы подготовиться к поступлению в будущую академию.

Поэтому необходимо было изменить учебные планы, и поставить воспитательные отношения на новый уровень. Чтобы выполнить эту задачу, новая семинария (бывшая Киевская академия) нуждалась в новых, способных и подготовленных к этому лицах, как начальствующих, так и учащих и даже самих учащихся. С этой целью в Киевскую семинарию прислан был из Петербурга новый ректор, молодой бакалавр словесных наук при С.-Петербургской духовной академии, магистр ее первого курса, архимандрит Моисей (Платонов). Инспектором был назначен его товарищ по академии и профессорству, магистр и бакалавр той же академии, Михаил Иванович Леонтович (Мелетий, бывший архиепископ Харьковский). Были присланы также и новые профессора: Иван Михайлович Скворцов, магистр второго курса С.-Петербургской духовной академии, преподававший философию и магистр той же С.-Петербургской академии Александр Андреевич Максимович. Из прежних киевских академических наставников в новообразованной семинарии остались только трое: преподаватель словесности Кирилл Куницкий (воспитанник старой Киевской академии, в которой был и учителем латинской и российской словесности и греческого языка), учитель греческого и французского языков П.П. Алехин и учитель математики И.И. Главацкий (88, 41). В новую Киевскую семинарию, кроме воспитанников старой академии, собраны были священнические и диаконские дети и из разных других местных школ.

Так, 27 октября 1817 года новая Киевская семинария была открыта официально. После торжественного богослужения новые семинарские преподаватели произносили свои речи. Произнес тогда речь и новый инспектор Киевской семинарии Михаил Иванович Леонтович.

Содержание его речи составляло «рассуждение о том, каково должно быть воспитание юношества вообще и в особенности - духовного» (88, 42).

Два года предназначенные для подготовки к открытию академии прошли очень быстро. Ив 1819 году академия была открыта. Однако из Киевской семинарии вышло всего лишь три воспитанника, поэтому пришлось вызвать студентов из других семинарии, в том числе из Орловской. Из Орловской семинарии было отправлено пять лучших студентов: Иннокентий Борисов, Василий Орлов, Михаил Филиппов, Павел Диомидов и Петр Богословский (23, 20).

Таким образом, орловскому семинаристу Иннокентию Борисову выпал счастливый жребий и по времени, и по своим занятиям, и успехам быть первым питомцем возрождаемой Киевской духовной академии и даже участвовать в торжестве открытия новой академии. За открытием академии последовали классные и внеклассные занятия вновь поступивших студентов.

Впрочем, чтобы судить о том, что мог вынести Борисов из академических аудиторий того времени и чего достиг собственными силами, - для этого нам представляется необходимым ознакомиться с условиями и ходом преподавания наук в это время в Киевской духовной академии, так и с лицами, которым было вверено это преподавание.

Обучение в духовных академиях того времени проходило в течение четырех лет с разделением на два «срока» (или «класса») -- философского и богословского. Программа академического образования отличалась широким набором как специальных богословских, так и общеобразовательных дисциплин. Комплекс богословских дисциплин включал в себя догматическое и церковное право, апологетику, патристику, библеистику и литургику. Обязательными в программе академического образования были упражнения в составлении и произнесении проповедей. В состав общеобразовательных дисциплин входили высшая математика, углубленные курсы теоретической и практической физики, «метафизика», «философская история во всем пространстве», этика и эстетика, церковная история и церковная археология, история Древней Греции и Рима, более основательное изучение древнегреческого и латинского языков, а из них - немецкого и французского.

Ректором академии был назначен архимандрит Моисей. Этот человек вполне заслуженно пользовался теми симпатиями, которые к нему испытывали окружавшие его люди. Моисей ректорствовал в академии на протяжении всего курса обучения Иннокентия Борисова, и, несомненно, оказал на него значительное влияние. В Киевской академии Моисей положил начало нашей богословской науки, поставив в ее основу глубокое, разумное и осмысленное изучение Св. Писания, а так же привлекая студентов своими лекциями, прочитанными на русском языке. К сожалению, в догматике Моисей сам не мог освободиться от влияния старой схоластической науки, не оставил даже старинной, заповедной латыни, ясно указывавшей еще на зависимость нашей науки от латинских систем. Впрочем, некоторые из этих систем с 1825 года сама комиссия духовных училищ вынуждена была сделать обязательными для академий. Таким образом, Смарагд (Крыжановский, - предшественник Иннокентия и по Киевскому ректорству, и по епископской кафедре в Харькове) был совершенно прав, когда в 1827 году говорил киевским студентам: «вы еще не слышали богословия», - намекая этим на старую догматику, читаемую до него, и на свою будущую (Цит. по: 23, 23).

Огромное влияние на студентов первого курса преобразованной академии оказали преподаватели Киевской академии. Молодой и способный профессор философии И.М. Скворцов, магистр 2-го курса С.- Петербургской духовной академии и бывший преподаватель Киевской духовной семинарии. Впоследствии за свои труды он был удостоен степени доктора богословия. И.М. Скворцов по праву может быть назван основателем философской науки в академии. Программа его чтений была настолько обширна, что можно только удивляться, как он был в силах выполнять ее в течение лишь одного курса. В программу лекций входила история философии, которая в его чтениях объединяла восточную, греческую, средневековую, новую - начиная с Бэкона, Декарта и Лейбница и новейшую - от Канта до Шеллинга. При этом философские чтения Скворцова представляли собой не просто изложение философских систем в их историческом порядке, а изложение, которое сопровождалось критическим анализом, не по старым схоластическим учебникам, а по первоначальным источникам. Также Скворцов помимо истории философии читал студентам логику, психологию, метафизику и мораль, или нравственную философию. К пятидесятилетнему юбилею Киевской духовной академии (28 сентября 1869 года) был издан сборник, состоявший из лекций бывших профессоров этой академии: архимандрита Иннокентия, протоиерея И.М. Скворцова, П.С. Авсенева (архимандрита Феофана) и Я.К. Амфитеатрова. Сборник этих лекций сохранился и до наших времен в не переизданном виде. В чтениях Скворцова на взгляд современников (Т. Буткевича) было всего два недостатка: это -- латинский язык, на котором он излагал свои лекции, и догматизм его философской критики, состоявший в том, что он разбирал философские системы не столько на началах рассудочного анализа, сколько на основании Божественного откровения.

Всеобщую словесность за время студенчества в основном читали бакалавры-магистры С.-Петербургской духовной академии: П.М. Соколов и Я.И. Крышинский, первый - с открытия академии и до 1821 года, то есть до своего поступления на должность профессора словесности в Ярославскую семинарию, последний - с 1821 года и до дня своей преждевременной смерти 1836 года. Вместо риторики, они ввели в круг своих чтений эстетику, аналитику слова, теорию поэзии и красноречия и даже отчасти историю русской и иностранной литературы.

Церковную словесность Иннокентий Борисов изучал у бакалавра Аверкия Ил. Пушнова, также магистра С.-Петербургской академии. По истории проповедничества лекции Пушнова включали проповедничество отеческих времен до УШ-го века, потом - проповедничество средних веков на Западе, далее новейшее проповедничество во Франции, Испании, Италии, Германии и Англии и, наконец, русское проповедничество. Особое внимание уделялось проповедникам эпохи Петра Великого и Екатерины II. Важно отметить, что в то время в академии на проповедничество обращали особое внимание. Профессора были обязаны произносить свои проповеди, по назначению епархиального начальства, не только в академической церкви, но и в городских соборах. Для более успешного проповедничества киевский митрополит Евгений (Болховити- нов) предложил перевести книгу «Советы молодому проповеднику». Книга эта была переведена студентами, а так же при особенном участии Иннокентия и под руководством Пушнова впоследствии была издана за счет академии. Студентов постоянно упражняли в написании и произношении проповедей. Однако в силу 23-го пункта Регламента, они должны были соблюдать строгое приличие в речи и не рассуждать «о посторонних материях», под которыми тогда подразумевали многое.

Наконец, среди наставников Иннокентия Борисова были Г.К. Оги- евский, Н. Соловьев, С. Колеров, С. Гуляев, А. Максимович. К сожалению, они профессорствовали в Киевской духовной академии недолго, и об их преподавании не сохранилось почти никаких преданий.

Итак, мы указали почти всех тех молодых ученых, по преимуществу питомцев С.-Петербургской духовной академии, которым пришлось быть первыми учащимися в одной только что преобразованной русской духовной и первыми учащими - в другой. Бесспорно, эти лица обладали огромным даром, способностями, однако им не под силу было сразу поставить науку на должный уровень. Обширные программы учебных предметов, их изложение и разработка требовало не мало времени и труда, а это не могло не сказаться на здоровье и силах как учащих, так и учащихся.

Киевский митрополит Евгений, делавший ревизию в 1823 году, заметил, что многие преподаватели чрезмерно удлиняют свои научные курсы, тем самым, обременяя студентов и что было бы лучше их сократить так, чтобы из кратких записок можно было составить учебники. Он указал на то, что надлежит позаботиться о печатных учебниках, чтобы освободить студентов от списывания лекций и советовал придерживаться тех учебников, которые уже были. Митрополит был прав, тем самым, пытался помочь студентам и преподавателям. Возвращая их от заново составляемых обширных систем к старым печатным учебникам, останавливаясь на них в деле преподавания, преподаватели могли бы заняться специальными работами, из которых в будущем могли бы возникнуть новые научные системы (23, 28). Отметим при этом, что основным недостатком опять же являлся схоластизм с латынью.

Несмотря на это, именно в академии талант Борисова окреп и развился во всей своей силе. Он не удовлетворялся тем, что давали в своих лекциях академические профессора, но, исполняя все, что от него требовалось, работал еще и самостоятельно, занимался самообразованием. Много времени уделял чтению, поглощая с захватывающим интересом книгу за книгой. По поводу прочитанного он постоянно рассуждал с товарищами и профессорами, при этом обязательно излагал свои мысли письменно. Но в особенности он любил заниматься составлением проповедей, которые по своим высоким качествам и тогда предвещали в нем будущего «Русского Златоуста» (41,13).

Был он в это время как «древо посаженное при потоках вод» (Пс. 1,3), которое «яко кедр, иже в Ливане», впоследствии умножилось, возросло и окрепло (41, 14). Естественно, что благодаря своим дарованиям юный Борисов занял совершенно особое, выдающееся место в академии. И профессора, и студенты чрезвычайно высоко ценили его. Профессора отказывались даже сравнивать его с товарищами, а последние в свою очередь, нередко в отсутствие какого-либо профессора просили Борисова выйти на кафедру и поделиться с ними своими познаниями. В таких случаях импровизированные лекции молодого студента всегда вызывали бурный восторг. Раскрывая перед студентами учение того или другого философа с такой ясностью, легкостью и подробностями, что изумлял всех и совершенно затмевал профессорские лекции. Именно в это время «дает ростки» педагогический талант молодого Иннокентия, талант учителя-педагога. Свои сочинения Иннокентий обдумывал предварительно в подробностях, а за тем писал на бумаге. Через два-три дня пересматривал написанное снова и, если оно почему-либо не удовлетворяло его, писал другое сочинение на ту же тему, иногда и третье, чтобы представить преподавателям, которое считал лучшим.

К этому времени относятся и первые сочинения Иннокентия, которые в дальнейшем стали неотъемлемой составляющей духовного наследия иерарха-подвижника. Так, например, в бумагах А.И. Белюгова (друга Иннокентия по академии. - А.З.), были найдены рукописи, принадлежавшие студенту Борисову, - рукописи которые отчасти говорят о студенческих занятиях их автора. Из этих рукописей, прежде всего, обращает на себя внимание «Слово в День Пресвятые Богородицы», которое свидетельствует об ораторском таланте проповедника. Другая рукопись названа так, «Мысли при чтении некоторых мест в Евангелиях», на взгляд Т. Буткевича, это сочинение не чуждо влияния ректора киевской духовной академии Моисея. Во всяком случае, эта рукопись имеет важное библиографическое значение, она показывает, что еще во время своего студенчества, Иннокентий работал над собиранием материалов для сочинения, которое впоследствии твердо установило его учено- литературную репутацию. Речь идет о «Последних днях земной жизни Господа нашего Иисуса Христа». Третья рукопись содержит в себе объяснение текста: «имущему дано будет» и прочее. Этот отрывок показывает, что Борисов всегда с любовью занимался исследованием евангельского текста. Четвертая рукопись представляет собой чисто школьное рассуждение автора о поэзии. На этой рукописи есть и рецензия профессора, нашедшего это рассуждение Борисова - «весьма хорошим» (23, 31).

Из студенческих сочинений Иннокентия Борисова видно, что он никогда не ограничивался исследованием одних лишь внешних признаков предмета своих рассуждений и не относился к своему делу формально. Видно, что и на студенческой скамье он старался каждый раз заглянуть в суть, «душу» занимавшего его вопроса, анализировать его чисто психологически, путем наглядным и простым.

Таким образом, ученость Борисова обратила на себя всеобщее внимание. Стяжание добродетелей, а также изучение богословских наук, Священного Писания, творений святых отцов не были самоцелью для молодого подвижника, а являлись следствием пламенного желания в своей нравственной жизни подражать, по заповеди апостола (1 Кор. 11,1), Иисусу Христу (41, 15). Поэтому неудивительно и то, что в 1823 году на выпускном академическом акте он прочел часть своего студенческого рассуждения: «О нравственном характере Господа нашего Иисуса Христа», которое не только свидетельствовало о твердо сложившемся направлении ученых работ молодого студента, но уже и в то время предвещало в нем знаменитого автора «Последних дней земной жизни Господа нашего Иисуса Христа», - сочинения, в свое время доставившего Иннокентию громкую и неувядаемую славу. Чтение столь зрелого в богословском отношении труда было признательно и сердечно воспринято присутствовавшими, и бывший при этом знаменитый в то время Киевский митрополит Евгений (Болховитинов) приветствовал юношу как «восходящее светило русской богословской науки». Предсказанию этому суждено было сбыться в полной степени.

Окончив в 1823 году Киевскую духовную академию, Иннокентий Борисов имел полное право называться ее первенцем в обширном смысле этого слова: и по времени своего образования, и по достоинству своих успехов и даже, наконец, по месту, которое он занимал в списке своих товарищей по окончанию курса (23, 33). Однако судьба распорядилась иначе. В настоящее время весьма интересен, хотя и мало понятен тот факт, что из товарищей Борисова шесть его сокурсников, менее способных и даровитых (на взгляд Т. Буткевича. - А.З.), были оставлены при академии бакалаврами и заняли вакантные кафедры. А первенец академии, Иннокентий Борисов, общий любимец - и студентов, и профессоров, оказался для Киевской духовной академии человеком излишним и совершенно не нужным. Что же было причиной этого непонятного явления, - личная недоброжелательность ли и не расположенность к нему кого-либо из начальствующих лиц академии или предпочтение гениальности и дарованиям - трудолюбивого усердия и видимой скромности, - мы не знаем, и вряд ли уже узнаем. Известно лишь то, что по окончании курса Иннокентия Борисова не оставили в академии. Он был определен инспектором и профессором церковной истории и греческого языка в Санкт-Петербургскую духовную семинарию. Именно там Иннокентий начал свою преподавательскую деятельность, в качестве преподавателя и наставника студентов.

Работа в качестве профессора семинарии была более выгодной (в материальном плане. - А.З.), нежели чем профессора академии. Сожаление вызывало лишь то, что преподавание в семинарии такого «сухого» предмета, как греческий язык, действительно, было «малым кругом для ревности усердной» (55, 151) такого человека, как Иннокентий Борисов.

С приездом в Петербург, круг деятельности Борисова стал значительно расширяться. После назначения инспектором и профессором семинарии, его назначают и ректором Александровских духовных училищ.

После перевода уже бакалавром богословских наук в Петербургскую академию, Иннокентий утверждается действительным членом академической конференции. В то время конференции и внешние окружные правления создавались при академиях и состояли из духовных и светских лиц. Конференции занимались вопросами образовательной политики, цензурой, аттестацией и экзаменами. Иннокентию выпала большая честь стать ее активным членом.

Помимо этого, за отличное преподавание Иннокентий возводится в звание экстраординарного профессора, а затем в сан архимандрита. Такое быстрое повышение, говорит один из преемников Иннокентия по академической службе, конечно же, свидетельствовало о его заслугах, а еще более о тех надеждах, какие он подавал. И Иннокентий в свою очередь, превзошел все возлагавшиеся на него надежды и ожидания. Служба в академии гораздо больше, чем служба в семинарии, соответствовала познаниям молодого ученого монаха.

По мнению многих исследователей жизни святителя Иннокентия, именно в этот период было положено начало его труду «Памятнику веры» или «догматическому сборнику». Этот труд включал в себя собрание символов и вероизложений христианского учения, в подлиннике и в переводах, от начала церкви до позднейшего времени - труд по объему колоссальный. Иннокентий провел тяжелую работу по составлению сборника, который заключал в себе точные переводы и изложения всех важнейших исповеданий православной веры, принятых вселенской Церковью всех веков от начала христианства и до последнего времени. Эти исповедания отыскивались в печатных книгах и рукописях, переводились с греческого и латинского языков на русский, а славянские и русские переписывались в подлинном виде, предварялись биографическими сведениями о писателях и составили два огромных тома. Цель этого сборника заключалась в том, чтобы показать всем христианам, православным и неправославным, памятник православной веры, который бы свидетельствовал, как в продолжение всех столетий она сохранялась в православной Церкви со всей неизменностью и чистотой, с другой же стороны - дать богатое пособие духовным училищам для преподавания новой в то время науки - патристики (синоним «патрологии» - «наука об отцах Церкви». - А.З.). Некоторые из статей этого «Сборника» изначально были напечатаны в свое время в «Воскресном Чтении». Важно, на наш взгляд отметить, что это был настолько обширный труд, что закончить его Иннокентий не смог за время своего ректорства в академии. Но, рассматривая его деятельность далее, можно увидеть, что этим трудом Иннокентий усердно занимался и, будучи харьковским епископом. После смерти автора этот сборник так и не был издан. Однако в фондах РГИА сохранился этот неизданный труд, состоящий из шести рукописных томов основного содержания, дополнений и материалов к основным томам (43, 28).

Постепенно популярность молодого профессора вышла за пределы академии. Такого положения он достиг благодаря усердию и своей необыкновенной талантливости. По поручению санкт-петербургского епархиального начальства Иннокентий должен был произносить проповеди в Лавре и в Казанском соборе. Не прошло и нескольких месяцев, как слава о «новом Златоусте из Духовной Академии» охватила все окрестности Петербурга. Послушать Иннокентия стекались громадные толпы народа со всех концов города, он как никто другой чутко чувствовал потребность народа в его проповедях. Поэтому свои проповеди Иннокентий стал помещать в издававшемся при академии журнале «Христианское Чтение». Этот журнал влачил жалкое существование, но стоило появиться в нем проповедям Иннокентия, как интерес общества к журналу сразу же поднялся. На страницах именно этого журнала выходят его первые научно-литературные произведения. Это «Жизнь святого апостола Павла», «Жизнь святого священномученика Киприана Карфагенского» и в особенности его знаменитое творение «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа».

По справедливому замечанию одного из духовных критиков, «Последние дни земной жизни Иисуса Христа» имели «ту цель, чтобы при благословении Божием возбудить в боголюбивых читателях веру и любовь к Господу нашему Иисусу Христу, Который и во всей жизни Своей есть высочайший образец совершенств для всего рода человеческого, а в последних днях Своего земного служения человечеству и среди страданий Своих - особенно является, яко Единородный от Отца, исполнь благодати и истины» (41, 14).

Важно отметить, что в продолжение своего кратковременного шестилетнего ректорства в С.-Петербургской духовной академии, Иннокентий оставил в ней глубокие неизгладимые следы и имел огромное влияние на своих воспитанников, как и вообще на состояние всей академии. Он оживил ее жизнь и своим собственным примером ясно указал русскому обществу, чем может быть русское высшее учебное заведение, если оно будет поставлено в благоприятные условия и вручено в надежные руки.

Всему этому как нельзя лучше способствовало время правления Николая I (1825-1855). Для этого периода времени в истории и культуре России было характерно появление триединой формулы, которая составила основу последующей русской идеологии. XIX век ознаменовался ставшей широко известной триадой, которая иногда назывался уваров- ской, - «Православие. Самодержавие. Народность». Существовали внешние обстоятельства появления этой триады. Либерально- революционная Франция провозгласила «Свободу, Равенство, Братство», что воспринималось как идеология победоносной французской буржуазии. Консервативная Россия ответила европейскому вызову триадой «Православие. Самодержавие. Народность», появлению которой, кроме внешних европейских обстоятельств, способствовали внутренние российские и личные мотивы. После подавления восстания декабристов Николай I сделал много для того, чтобы укрепить самодержавную власть. В 1833 году министром просвещения стал граф С.С. Уваров, исполнявший эту обязанность вплоть до 1849 года. Известны его слова о том, что «он умрет спокойно, если ему удастся отодвинуть Россию на 50 лет от того, что говорят ей теории» (62, 123). В ряде своих публичных выступлений он четко и кратко выразил программу царствования Николая I, что впоследствии и стало официальной идеологией. Министру просвещения удалось обозначить границы идеологического пространства России на долгие годы. Уходящая Русь оставила этот трехсоставный лозунг грядущей России как духовное и политическое завещание.

Проведение многих реформ в области народного образования, без сомнения увеличили роль религиозного преподавания. Именно Николай I указывает министру народного просвещения на то, что: «Закон Божий - это единственная крепкая основа всякого полезного учения» (124,11).

С самого начала реформы носили отпечаток консервативных взглядов монарха. Политические события способствовали тому, что школьная политика Николая I приняла консервативный характер.

Так, Николай I рескриптом на имя адмирала A.C. Шишкова, министра народного просвещения, предписывал: «Почитая народное воспитание одним из главнейших оснований благосостояния державы, от Бога мне врученной, я желаю, чтобы для оного были поставлены правила, вполне соответствующие истинным потребностям и положению государства. Для сего необходимо, чтобы повсюду предметы учения и самые способы преподавания были по возможности соображены с будущим предназначением обучающихся, чтобы каждый вместе со здравыми, для всех общими понятиями о вере, законах и нравственности приобретал познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшению его участи» (Цит. по: 17, 87).

Новый государь отнюдь не был доволен структурой народного образования. Организация учебных заведений порицалась, потому что «не существовало в них должного и необходимого однообразия». Для устранения этого недостатка требовалось улучшение всей системы обучения. Рескрипт предписывал, создание комитета из назначенных самим императором лиц для разработки новой программы обучения. Комитет должен был переработать все учебные программы - от приходских школ до университетов - и составить точный список учебников, чтобы в империи было единое обучение. Николай I ясно видел необходимость и обучения, и воспитания в деле народного просвещения.

Именно в это время, в 1830 году, о. Иннокентий назначается ректором и профессором родной, Киевской академии; судьба опять призвала его к преподавательской деятельности. Чтобы понять, с чего начинал Иннокентий в своей педагогической работе в Киевской духовной академии, нам необходимо, на наш взгляд обратиться к истории Киевской духовной академии. После ухода из Киевской духовной академии ректора Моисея (это было в 1823 году, когда Иннокентий ее окончил. - А.З.), в академии стали происходить заметные неурядицы. Это не могло не отразиться отрицательным образом на ходе академического преподавания, а также на обучении студентов. Все выглядело следующим образом: профессор, не успевший еще надлежащим образом ознакомиться с преподаваемым им предметом, уже уступал свою кафедру другому, или только вышедшему из-за академической скамьи студенту, или приглашенному из какой-нибудь провинциальной духовной семинарии преподавателю. Частая смена академических преподавателей Киевской духовной академии объясняется, прежде всего, не особенно благоприятными условиями (и преимущественно материальными) их жизни при академии. В большинстве случаев академические наставники оставляли свою службу при академии ради семинарской и епархиальной службы, как уже говорилось ранее, надеясь найти, таким образом, обеспечение необходимое для семейной жизни, чего не могла дать академическая служба. Этому, по словам профессора И.И. Малышевского, отчасти содействовало и высшее начальство, предлагая епархиальным, начальствам замещать кандидатами и магистрами академии важнейшие должности епархиальной службы (88, 94). Тем не менее, от частой перемены преподавателей академическая наука могла только терять. Этим потерям в большей степени способствовала и частая смена ректоров, которые не успевали ознакомиться ни с ходом, ни с характером общего академического образования, ни с административным и хозяйственным порядком.

Все вышеперечисленное не могло не обратить на себя внимания высшего духовного начальства и не заставить его серьезно подумать о таком плачевном положении дел в только что вновь преобразованном высшем учебном заведении. Появилась нужда в деятельном и надежном человеке, который бы поставил академию в ряд столичных духовных академий. Выбор пал на молодого доктора богословских наук, инспектора и профессора Санкт-Петербургской духовной академии, архимандрита Иннокентия. Так, 27 августа 1830 года, Иннокентий был назначен ректором и профессором богословских наук в Киевскую духовную академию.

В течение 10 лет своего ректорского пребывания в академии, которая до того времени находилась в упадке, архимандрит, а затем епископ Иннокентий, предпринимает ряд важных и полезных преобразований, среди которых, прежде всего, стремление к отмене преподавания на латинском языке, державшем православное богословие в рабской зависимости от католического богословия, от схоластического мышления. В этом проявилось ревностное отношение архимандрита Иннокентия к православной вере. «Со времени ректорства архимандрита Иннокентия в академической науке замечается новое, более оживленное, свободное и широкое развитие богословской мысли» (24, 606).

Время ректорства и профессорства Иннокентия в Киеве составляет можно сказать самый замечательный, блестящий период в истории высшего богословского образования в России. Живя в Киеве, Иннокентий был дорог не только для академии: его имя пользовалось всеобщим уважением в городе как имя необычайно разностороннего ученого, не заменимого проповедника и прекрасного литературного деятеля. Знавшие его сравнивали с живой энциклопедией. По утверждению М.П. Погодина, «геология ему была также близка, как гомилетика; анатомия военное искусство, политическая экономия были известны наравне с патристикой» (116,43).

Во время своего пребывания в Петербурге для посвящения Иннокентий был избран в действительные члены Российской Академии. Вскоре Иннокентий оставляет профессуру, посвящая свои труды исключительно обязанностям ректора и делам епархиального управления, а главным образом ученым занятиям и проповедничеству. В это время он начал многие ученые работы, из которых далеко не все успел полностью осуществить, постоянно встречая на своем пути какие-либо затруднения: то в отсутствии под руками самых необходимых научных пособий, то в разных других обстоятельствах. Это: 1) Перевод и издание полного подлинного текста «Кормчей книги» - одно из ранних ученых предприятий Иннокентия, за которое он взялся по просьбе обер-прокурора св. синода Нечаева; 2) «История соборов вселенских и поместных, в их подлинных деяниях» - этот труд был завершен лишь в недавнее время Казанской академией, но совершенно согласно с написанным Иннокентием планом; 3) «Вертоград духовный» - хронологический сборник лучших произведений христианской проповеди всех времен; 3) «Церковный архив» - библиотека древних и новых сочинений по истории церкви, с присоединением сборника иностранных сочинений о русской церкви. Подробная программа этого издания, для которого им было собрано значительное количество материалов, была представлена в Св. Синод, но затерялась, а когда была найдена и доложена синоду, то была одобрена им. Эта программа была отдана Киевской академии для осуществления. 4) «Памятник Унии» - сборник по истории Унии. Его ученые друзья в Петербурге и Москве старались облегчить ему научные работы, отыскивая для него и по его указаниям книги и рукописи, как в русских библиотеках, так и у заграничных антиквариев.

В 1836 году синодальный обер-прокурор, посетив Киевскую Академию, нашел ее в отличном во всех отношениях состоянии. В своем годичном отчете он доложил Государю, как о чрезвычайном явлении в жизни церкви, «о новом блестящем даровании красноречия духовного, достигшем полного развития в Киеве». Государь пожаловал проповеднику орден св. Владимира 3-й степени. К этому времени относится начало тех обширных связей Иннокентия в высшем обществе и в правительственных сферах, а также среди деятелей науки и литературы, которые дали ему возможность в продолжение последующей его жизни принести много пользы и вне его непосредственных иерархических обязанностей. Насколько была обширна сфера общественного и государственного влияния Иннокентия в последние 15-20 лет его жизни, показывает оставшаяся после него коллекция его бумаг и писем к нему.

Главным делом этого времени становится епархиальное управление. В 1841 году Иннокентий был назначен на кафедру епископа Вологодского, на которой, впрочем, пробыл всего лишь 9 месяцев. Несмотря на епархиальные дела, именно в этом году по представлению Министра народного просвещения Иннокентий был утвержден ординарным академиком Императорской академии наук, по П-му отделению «русского языка и словесности» (116, 5). Таким образом, Иннокентий являл собой пример истинно образованного человека, в котором знания религиозные гармонично сочетались со светскими.