Педагогические идеи в духовном наследии святителя Иннокентия Херсонского

Как и многие другие категории, важные для образовательного процесса, просвещение является отглагольным существительным и обозначает как распространение знаний, так и систему существующих методик и учреждений. До начала 90-х годов XX столетия в России - досоветской, советской и постсоветской - существовало Министерство просвещения и соответствующий министр. Упомянутый выше адмирал A.C. Шишков был министром народного просвещения при Александре I и Николае I. Все это было отражением идей так называемого времени просвещения, когда безграничная вера в человеческий разум овладела умами «передовых» активных мыслителей. Собственно говоря, это эпоха великих перемен, которые были воодушевлены идеями просвещения. При этом весьма важно, что просвещение противопоставлялось религии, идеи просвещения считались очень важными в деле освобождения науки от духовной власти религии. Все это тесно связано с перенесением на российскую почву с прямым переводом на русский язык западноевропейского понятия эпохи Просвещения.

Старорусское значение было забыто. В соответствии с И.И. Срезневским, термин «просвещение» прежде всего, означает акт передачи света как в прямом, оптическом смысле слова, так и в смысле духовном - передача света веры Христовой.

Просвещение, образование науками святитель Иннокентий считает великим благом, так как оно служит «не только благоденствию земному, но и вспомоществует на пути к небу» (119, И, 12), в то время как глупость и невежество легко, как говорит он, ведут к пороку и развращению. Впрочем, «просвещение своего ума светом естественных познаний Иннокентий не ставит необходимым условием последования за Христом. Господь и Спаситель наш не отвергает и простоту бескнижную, когда она бывает соединена с верным исполнением своего звания, с чистотой совести и жизни. У Спасителя достанет света и премудрости, дабы Евангелием и озарением от Духа заменит для него (человека бескнижного) все пособия наук и искусств человеческих, вразумит его во всем, что нужно для его спасения» (119, II, 116). Поэтому святитель требует, чтобы знание было подчинено вере («вера и просвещение неотделимы», - говорит Иннокентий в одной из своих речей), чтобы образование науками не было оторвано от последней, чтобы алтарь наук не был противоположен алтарю веры и чтобы свет просвещения не обращался в свет лживого разума. К несчастью, говорит он, мы приобрели «как бы некое несчастное право оставаться в неведении касательно веры и ее святых таинств».

Далее, как истинно просвещенный человек Иннокентий указывает на то, что «... способ просвещения таинственен. Впрочем, говорит Иннокентий, обращенные способны понимать дыхание Святого Духа и отличать его от дыхания другого духа. Вообще говоря, эти люди просвещеннее других. Некоторые отцы, вовсе неученые, так описали некоторые явления души, что наша теперешняя психология должна у них поучиться. Ум есть хранитель разных понятий и познаний: у обыкновенного человека хоть он и расширен, но по существу остается тот же, а у возрожденного человека он расширяется понятиями и исцеляется внутри. Следствием этого исцеления бывает то, что ум, как вещественная сила, наполняется благодатью - другой силою, и после этого действует быстро, ясно, знает внутренний состав вещей, какого знания ищет наша метафизика, но не находит. Таким образом, ум здесь становится на ту степень, на которой он стоял у Адама до падения. Макарий Великий по этому поводу говорит следующее «ум наш переставлен, как стекла в трубе, и посему представляет вещи в превратном виде, поставить его на свое место может одна благодать» (131, 345). Отсюда понятно, почему

Св. Писание свет сей называет жизнью (2.Кор. 3,7-17). Еще древние философы (Платон) говорили, что наши познания приобретаются воспоминанием уже прежде неизвестного. Пример этого можно увидеть в жизни Исаакия Печерского, который после искушения забыл все прежнее - ходить, говорить и есть.

В результате этого, возрожденный человек становится просвещенным, - говорит Иннокентий. «Точно ли так? Не в будущей ли жизни это будет? - Нет, это бывает еще в сей жизни. Источники сего просвещения - Святой Дух, Иисус Христос и его Церковь (1 Иоан. 2,27. Иоан. 14, 23). Как велико это просвещение? Весте вся, говорит апостол, то есть просвещенные знают все, что нужно для них и даже больше, знают нечто такое чего и ученые не знают. А особенно хорошо они знают все относящееся к спасеию. Весьма важно чтобы целью всех наших познаний, всей мудрости было служение Богу, говорит Иннокентий. В этом и заключался по Иннокентию смысл -истинного просвещения, знание должно быть подчинено вере.

Как человек высоконравственный Иннокентий подробно останавливается на качествах, которыми должны отличаться люди науки, и на способах приобретения истинно-христианского просвещения. В частности он касается способов христианского усовершенствования и низших умственных способностей: памяти и воображения, тем самым, придавая нравственности психологическое обоснование. Большое внимание уделяется физическому труду, который, по мнению святителя, имеет важное значение для целей духовной жизни. На всякий труд он смотрит, как на обязательное выполнение человеком своего назначения на земле, от которого могут избавить лишь телесная немощь и неспособность к труду. Всякий вид труда он считает совместимым со знанием христианина, лишь бы он был честен и полезен обществу.

Далее святитель Иннокентий в своем духовном наследии указывает на то, что «само просвещение имеет свой вред и пользу». Просвещение публичное, считал Иннокентий, в некотором отношении лучше, а в некоторых хуже и вреднее домашнего. Общение с людьми может наносить большой вред человеку. «Я никогда не бываю менее человеком, сказал некто, как когда возвращаюсь из общества людей!» (131, 309). Важно заметить, по словам Иннокентия, помимо этого «всякое состояние или сословие людей, имея некоторые преимущества, имеет и множество недостатков».

Святитель очень четко описывает недостатки свойственные как духовенству, так и «сословию благородному, ученому», а так же указывает на то, как их можно исправить.

Какие же недостатки свойственны «сословию ученых»? Люди эти, говорит святитель, живут большей частью в области ума, а не в области сердца и веры. Именно поэтому они очень часто «почти» сомневаются в догматах христианской религии, спорят о предметах спасения, «считают себя умными и потому презирают других необразованных». С сожалением указывает на то, многие привязываются в основном к земным занятиям (к земле, к животным, к растениям и т.п.). Таким людям, замечает святитель, надо заметить,.что при всем своем уме они многого не понимают в религии, поэтому они должны смириться и «пленить ум свой в послушание веры», что большая часть познаний этих людей ничтожна. Как пример, служит высказывание Иннокентия по поводу того, «чему послужат исследования ботаников за гробом? Там... в будущей жизни, где и самый необразованный человек в этом мире, сравнится с ними в познаниях (т. е. учеными. - А.З.)» (131, 319). Все вышесказанное еще раз подтверждает мысль Иннокентия о том, что в человеке все должно быть в единой гармонии и вера и знания, сердце и ум.

Таким образом, согласно взглядам святителя Иннокентия, просвещение есть освоение мировоззрения, миропонимания основанного на православной духовности, выработка единственно верного, онтологического отношения к ;жизни и смерти, к миссии человека на земле. Такое понимание просвещения все расставляет на свои места: только определившись мировоззренчески, можно говорить о цельности воспитания и образования. Вне ориентиров, данных просвещением, никакое воспитание невозможно. Просветительское наследие Иннокентия было именно тем ориентиром для людей, с помощь которых он просвещал их, давая определенные установки, направления.

Помимо полномочий церковного иерарха, педагога-богослова, перед Иннокентием открывалась совершенно новая область - общественного и государственного влияния.

Общественно-педагогическое наследие святителя Иннокентия включает в себя колоссальный объем его корреспонденции (больше трех тысяч писем). Согласно этим письмам личность Иннокентия, в своем нравственном достоинстве, вырастает до громадных размеров, открываются новые сферы его влияния на современную ему жизнь России в течение более двадцатипятилетия. Так же перед нами предстает наглядная картина самой этой жизни, конечно же, прежде всего религиозной, а затем общественной, во всей полноте открывается тот энтузиазм в русском обществе и правительственных сферах, какой возбуждали его личность, его деятельность, его наследие.

В числе его корреспондентов огромное число не только лиц духовных, но письма лиц светских, государственных: председателя Государственного совета графа Д.Н. Блудова, министров народного просвещения: князя А.Н. Голицына, графа С.С. Уварова, A.C. Норова, министра внутренних дел графа J1.A. Перовского, министра финансов В. Кня- жевича, министра государственных имуществ П. Д. Киселева, министров военных: Н.О. Сухозанета, князя Меншикова и князя В.А. Долгорукова, министра иностранных дел графа К.В. Нессельроде, фельдмаршала И.Ф. Паскевича, главного начальника военно-учебных заведений Я.И. Ростовцева, князя М.С. Воронцова, киевских генерал- губернаторов: Д.Г. Бибикова и князя И.И. Васильчикова, обер- прокуроров Святейшего Синода: С.Д. Нечаева, графа H.A. Протасова и графа А.П. Толстого; графов А.Г. и С.Г. Строгановых; князя П.А. Ши- ринского-Шихматова и многих других. Отношения к Иннокентию этих лиц были проникнуты безграничным уважением к его глубокому и проницательному истинно-государственному уму.

Об этом свидетельствуют следующие примеры этих отношений. Так, планы различных нововведений и проекты реформ, выходившие из под пера Иннокентия, прежде всего, относились к духовному ведомству. Обер-прокуроры С.Д. Нечаев и граф H.A. Протасов «самым бесцеремонным образом эксплуатировали его силы для разработки разных вопросов», возникавших в этом ведомстве, начиная с того времени, когда Иннокентий был киевским ректором. Надо отметить, что это знакомство интересно для нас еще и тем, что С.Д. Нечаев, был земляком святителя Иннокентия (Нечаев родился в с. Полибино Данковского района. - А.З.). Поэтому остановимся на этих отношениях поподробнее. На протяжении всей жизни они сохранили дружеские отношения и взаимное уважение, о чем свидетельствует большая переписка между ними. Эта переписка была не столько личная, сколько переписка касающаяся научных, общественных вопросов. Так, например в одном из своих писем Нечаев просил «взамен (имеется в виду его помощь Иннокентию при устройстве Киевской академии - А.З.) помочь мне советами на счет перемен, необходимых, по вашему мнению, в устройстве духовных училищ вообще. Ваша опытность и сведения привели вас ко многим верным заключениям, а доверенность моя к вам имеет право на вашу откровенность» (43, 23). Дело в том, что Нечаев, на посту обер- прокурора, деятельно занимавшийся и ранее делом народного образования, старался внести свой вклад в духовное образование, в чем Иннокентий, на наш взгляд мог помочь ему как никто другой. В письмах Нечаев неоднократно просил Иннокентия прислать несколько экземпляров «Страстной» и «Светлой» седмиц, о которых говорилось выше. Этими книгами по его словам он «никогда не мог завестись надолго: все расхищали многочисленные почитатели такого необыкновенного таланта». Поблагодарив Иннокентия за пересылку «Страстной седмицы», Степан Дмитриевич пишет автору: «Я люблю ваш талант, и за то особенно, что единственно им украшается период моего обер-прокурорства» (Цит. по: 43, 23). Именно Нечаеву принадлежит честь знакомства с трудами Иннокентия Государя Императора и его ближайшего окружения.

Посетив киевскую духовную академию, Нечаев был просто восхищен ее состоянием. Прибыв в Санкт-Петербург он довел до сведения Императора Николая, что Киевская духовная академия находится в «примерно-отличном» порядке и ходатайствовал о награждении ее начальника (Иннокентий был награжден орденом св. Владимира 3-й степени. -- А.З.). В письме от 17 мая 1835г. Нечаев поздравил ректора Киевской духовной академии с царской милостью. Так как в ежегодном докладе обер- прокурора Степан Дмитриевич доложил о «новом блестящем даровании красноречия церковного, достигшем полного своего развития в древней колыбели нашего духовного просвещения» (43, 23). Это было весьма плодотворное знакомство, как для Иннокентия, так и для Нечаева.

Интересными были отношения Иннокентия с графом H.A. Протасовым. Граф посылает святителю на окончательную редакцию проекты законов о браке (дело в том, что до Иннокентия законы редактировал Филарет, митрополит Московский), которые должны были войти в издававшийся графом Д.Н. Блудовым «свод законов российской империи». Это действующее законодательство о браке под редакцией Иннокентия - просуществовало до конца XIX века.

Министр внутренних дел граф Л.А. Перовский, в свою очередь, спрашивает мнения Иннокентия по чрезвычайно важному в то время еврейскому вопросу. Ответ на данный вопрос граф получает в виде обширной «записки», составленной Иннокентием.

Д. Г. Бибикову, генерал-губернатору Юго-Западной губернии, Иннокентием были представлены в разное время три записки политического содержания: «о политическом значении духовенства в юго- западных губерниях России», «об устройстве киевского университета, по поводу происходивших на юге политических движений», и, «взгляд на управление учебными округами». Эти записки, по словам Бибикова «раскрыли ему предметы в яснейшем виде и доставили ближайшие сведения о настоящем их положении» (8, 74). Бибиков активно занимался политикой русификации Украины.

Что же касается записки «об устройстве киевского университета», то Иннокентий как истинно образованный человек своего времени, принес обществу немалую пользу своим участием в деле постановки науки во вновь учрежденном Киевском университете, который в свою очередь, за его труды избрал его своим почетным членом. Став членом университета, Иннокентий внимательно следил за университетской наукой, а так же искренне старался о том, чтобы теснее сблизить деятелей университета с деятелями академии, не замедлившей поделиться своими научными силами с молодым университетом. Университет Святого Владимира был открыт в Киеве в июле 1834 года. Первым его попечителем был Е. Фон-Брадке. Желая принести посильную пользу ново учрежденному заведению, Фон-Брадке счел прежде всего нужным, войти в более тесные связи с ректором Киевской академии, то есть Иннокентием. Именно в опытности и благоразумии Иннокентия он видел возможность приобрести все необходимое для того, чтобы положить твердое основание порядку и дисциплине в вверенном ему заведении. Иннокентий не заставил долго ждать, он активно содействовал благоустройству нового университета не только своими разумными советами, но и рекомендациями даровитых профессоров, которых ради науки он отнимал даже у своей академии.

Далее, из писем к Иннокентию графа М.С. Воронцова видно участие иерарха в ходе дел в южной России по вопросам раскола, причем Иннокентий не всегда соглашается с мнениями по многим вопросам этого рода. Вообще, надо отметить, что для Д.Г. Бибикова и М.С. Воронцова Иннокентий был постоянный советник во всем объеме их важной государственной деятельности, так же, по-видимому, как и для министра народного просвещения A.C. Норова, с которым постоянно находился в близких отношениях. Граф С.С. Уваров, министр народного просвещения, «зная с каким вниманием Иннокентий следит за ходом народного образования в России», так же как и граф П.Д. Киселев, министр государственных имуществ, часто присылали ему экземпляры своих печатных отчетов по вверенным им министерствам, святитель Иннокентий в свою очередь, в ответных письмах им по этому поводу высказывал свое мнение о значении их деятельности, при этом указывая для этой деятельности новые задачи и предметы. Подобным образом, принц П.Г. Ольденбургский, «по особому уважению», так он выражает свое отношение к Иннокентию, ставит себе в обязанность препроводить к нему экземпляр составленного им и Высочайше одобренного «наставления для образования воспитанниц женских учебных заведений». Императрица Александра Федоровна была с ним в переписке по предмету устройства тех же заведений.

Чтобы наглядно убедиться в сказанном, то есть об отношении к Иннокентию его корреспондентов, приведем несколько фраз из некоторых писем. Так, в письме Д.Г. Бибикова к Иннокентию, он пишет: «Зная вас, любя и почитая, мне бы хотелось, чтобы вы судили меня строже. Ваш ум и великие дарования должны и могут исправить и просветить пути каждого» (119,VIII, 68). «Дорога мне ваша память и ваше расположение ко мне, и я от глубины души приношу мою живейшую благодарность» (117, 85). «Помню наши разговоры и благодарю Бога и Царя. Идите вперед, и человечество не будет страдать» (119, VIII, 59).

Граф JI.A. Петровский так же пишет Иннокентию: «напомнив мне о тех счастливых минутах, которые проведены мною в просвещенных беседах наших, письмо ваше вместе с тем послужило мне доказательством, что вы, милостивейший государь, и в отдаленности сохраняете ко мне чувства лестной для меня приязни и расположения. Позвольте уверить вас, что столь же неизменны и во мне чувства глубокого моего к вам уважения» (119, VII, 380). Почти в тех же словах признательности и благодарности пишет Иннокентию и граф Д.Н. Блудов.

Заметим кратко: в таком тоне и почти в таких же или еще более чувственных выражениях написаны все письма к Иннокентию. Вся эта трехтысячная коллекция писем к нему есть не что иное, как непрерывный дифирамб ему уму, его пастырской доблести, его плодотворному и благотворному влиянию на бесчисленное множество людей самых разнообразных общественных профессий, положений и знаний. И как указывал Н.И Барсов в конце XIX века: «Весьма значительная часть этих писем, сама по себе, независимо от биографии Иннокентия, будет нами напечатана, как драгоценный материал для истории русского общества за целое двадцатипятилетие и как характеристика авторов этих писем, личностей все более или менее замечательных» (8, 80).

Подобным образом Иннокентий умел привязывать к себе и воодушевлять энергией к исполнению своих обязанностей наставников различных семинарий, не говоря уже о его сослуживцах по киевской академии, а так же ее воспитанниках: все они сохранили привязанность к нему на протяжении всей жизни. Трудясь, сам, не покладая рук, он умел заставить трудиться своих подчиненных и не посредством власти, а дружеским влиянием.

При всей своей огромной деятельности святитель Иннокентий любил общество и посвящал ему немало времени и слов в своем наследии. Так, в Вологде и Харькове иерарх-подвижник устраивал раз в неделю (по пятницам) в своем архиерейском доме вечера для наставников семинарий и гимназий, а также и городской знати. Этот факт весьма примечателен, так как Иннокентий собирал на своих вечерах не только духовных лиц, но и светских. На этих вечерах почтенные педагоги в научных и литературных беседах отдыхали от своих трудов, проводя время в залах архиерея как у себя дома. Так, каждый по своему усмотрению беседовал об известном предмете, Иннокентий же как «главный Директор Общества», обходя всех, вслушивался в разговор, любил держать достойную речь или давать другое направление. В то время это называлось вечерами духовной литературы (43, 170). По тонкому замечанию Н.И. Барсова, у Иннокентия никогда не было врагов в той среде, в которой он пробыл хотя бы некоторое время. Складывалось такое впечатление, что чем дольше он жил, тем больше росло число его друзей, и под конец его жизни он стал одним из самых популярных и авторитетных общественных деятелей во всей России.

Во время двукратного присутствия Иннокентия в Священном Синоде (был почетным членом Святейшего Синода. - А.З.) ему принадлежала одна из главных ролей. Его находчивость давала ему возможность, будучи не главным в Синоде, давать нужное направление ходу дел. Оба раза Иннокентий с крайней неохотой покидал свою епархию в связи с настойчивым требованием графа H.A. Протасова. Около двадцати архиереев, управлявших епархиями, имели в его лице своего представителя в Синоде, через него частным образом решая проблемы.

Святитель Иннокентий принес большую пользу обществу своим участием в издании академического журнала «Христианское Чтение» (журнал Санкт-Петербургской духовной академии. - А.З.), который издавался и после смерти Иннокентия, на протяжении всего XIX века. Основанный по инициативе митрополита Григория, журнал стал первым постоянным органом духовной литературы, поставивший основной своей задачей удовлетворение потребности назидательного чтения, ознакомление с отеческими творениями в русском переводе и разъяснение предметов, входящих в круг духовной науки. В 1826 году, некоторое время журнал был близок к закрытию, но Иннокентий с помощью своих товарищей - В.Б. Бажанова и Г.П. Павского - решились его поддержать и, действительно, не только его поддержали, а довели его до такой степени занимательности и разнообразия, что журнал получил более широкое распространение в русском обществе.

Спустя десятилетие, немаловажное значение для общества имел также основанный Иннокентием в 1837 году по благословению киевского митрополита Евгения и духовный журнал «Воскресное Чтение». Основывая этот журнал, подвижник преследовал следующую цель, сделать этот журнал органом просвещения, литературного общения академии с духовными писателями, и в особенности -- с православными пастырями. Уже с самого своего основания этот журнал имел строго религиозно-нравственное направление, а его главной характерной чертой была популярность и общедоступность, как по цене, так и по способу изложения помещавшихся в нем сочинений. К сотрудничеству в этом издании были привлечены лучшие академические силы, а также лучшие религиозные философские мыслители XIX века: И.М. Скворцов, Я.К. Амфитеатров и П.С. Авсенев. Многие русские православные архипастыри того времени помещали в нем свои проповеди. Лучшими годами «Воскресного Чтения» несомненно, были первые годы его издания, когда им руководил сам Иннокентий.

Так, помимо своих обычных занятий, святитель занимал и другие общественные должности. В 1827 году Иннокентий был назначен членом цензурного комитета при С.-Петербургской академии, а 1828 году - и членом вновь образованного тогда комитета для цензуры духовных книг. Обязанности цензора были нелегкие, тем более во времена Иннокентия, когда цензура была беспощадна. Были люди, которые особенно любили находить повсюду двусмысленности, неправомыслие, неправославие, политическую неблагонадежность... Поэтому цензор внимательно должен был следить за точным исполнением своих цензорских обязанностей. «Что делать?», писал Иннокентий Макарию в 1846 году, - «вы теперь, по крайней мере, живете в тихую и не суровую погоду. По- жили-бы и поцензорствовали в 1826-1827 годах! Это была вьюга на вьюге, гром за громом»... (86, 83). Этими словами Иннокентий вспоминал именно это время. Общественная работа занимала достаточное значение в жизни Иннокентия.

Для более точной характеристики общественно- просветительского наследия важно, на наш взгляд, указать еще на одну деталь. Святитель Иннокентий был не только славянофилом (точнее - «славистом») в том смысле, в каком называют этим именем М. Погодина, A.C. Хомякова, И.В. Киреевского, О.М. Бодянского. Славянофильство - общественное направление в XIX веке, и в этом направлении Иннокентий занимал немаловажное место. Святитель был не чужим человеком славянскому благотворительному обществу: между знаменитыми именами новейшей славянской истории ему принадлежит одно из самых почетных мест. Это был один самых энергичных и даровитых ревнителей славянского духовного единения. Близкий друг М. Погодина, он «до мозга костей» был проникнут теми симпатиями к славянству, которые составляют «жизненный нерв» и главный импульс всей деятельности нашего знаменитого историка (8, 50). С непрерывным вниманием, вместе со своим другом, следил он за всеми перипетиями и выдающимися явлениями в гражданской и умственной жизни наших западных и южных соплеменников, разделяя мысли своего друга в этом направлении. Важно заметить, что Иннокентия всегда возмущала вражда двух единоверных национальностей, живших в турецких пределах. Защищая турецких болгар против фанариотского духовенства в Болгарии, он в Константинополе и Греции зорко следил за ходом церковных и политических дел. Русские архимандриты и иеромонахи, состоявшие при наших миссиях в Афинах, Иерусалиме, Константинополе (Антонин, Поликарп и Софония, его ученики по киевской академии), а также известный своими письмами об Афоне святогорец Серафим, сообщали ему все подробности о делах на Востоке. Иннокентий в свою очередь, через греческих дипломатов у нас с одной стороны, и через русских дипломатов на востоке (К. Базили, В.И. Титова и др.) старался направлять ход церковных дел, а по возможности и политических в духе религиозного единения и мира между греками и славянами (8, 83). Однако Н.И. Барсов указывает на то, что в официальных памятниках наших дипломатических и церковных отношений, вряд ли можно найти следы влияния одесского архипастыря на ход дел на Востоке. Но из частных писем названных лиц к Иннокентию следует, что это влияние без сомнения есть. Результатом забот святителя о примирении греков со славянами стало построение в Константинополе, с разрешения султана и согласия константинопольского патриарха, князем Богоридесом болгарской церкви и возведение в сан епископа образованного славянского патриота Стефана Ковалевича. Ему было назначено состоять при этой церкви в качестве официального представителя болгарской национальности по религиозным делам в столице турецкой империи. По ходатайству Иннокентия, знаменитому греческому богослову и проповеднику Константину Эко- номосу было дано звание члена конференции Санкт-Петербургской духовной академии. В 1851 году греческий король прислал ему орден Спасителя 1-й степени «в воздаяние, как сказано в рескрипте, денежных пожертвований, сделанных им в пользу греческих церквей (Иннокентий сделал пожертвование на построение в Афинах храма св. Ирины, на соборные деньги, а император Николай I пожертвовал для этого храма великолепный иконостас) и за назидательные творения, переведенные на греческий язык» (8, 37). Таким образом, к началу крымской войны Иннокентий отлично знал положение дел на Востоке, а также настроение умов среди греков и славян.

Из писем к Иннокентию периода Крымской войны, по словам Н.И. Барсова, может быть составлена подробная хроника войны, которая осветит это событие с новых точек зрения и дополнит характеристиками действовавших лиц и множеством интересных деталей эту грандиозную эпопею.

В то время, надо отметить, киевляне очень сильно нуждались как в нравственном утешении для себя со стороны служителей православной Церкви, так и в поддержании патриотического чувства. В одном из своих писем к Г.П. Павскому, почти в начале своего пребывания в Киеве Иннокентий довольно мрачными красками описывал состояние киевского края. Приведем несколько выдержек из этого, весьма интересного для нас письма от 27 мая 1831 года. «Время глаголати ... Только не знаю, откуда начать плакать? Плакать, говорю; ибо нет ни одной радости: все рыдание, жалость и горе. Давид не знал, какое выбрать из трех зол: мы поражены ими всеми без выбора. Ужасная холера не дает нам ни дня покоя: жертва за жертвой, и все вблизи» (23, 94). В этих немногих словах сразу же можно узнать великого проповедника, который поражал своих слушателей силой своего могучего слова.

Далее он подробно описывает впечатление, какое произвела холера при своем появлении на жителей Киева. Второе зло Иннокентий видит в голоде, а третье бедствие он называет междоусобием. Таким образом, будучи человеком церковным, святитель Иннокентий обладал истинно государственным мышлением.

По мнению святителя Иннокентия, залог величия России заключается в Православии и благочестии русского народа, в предпочтении им всему веры и добродетели. Всемирное могущество и слава России, по нему, будут укрепляться, и возрастать постольку, поскольку будут возрастать, и возвышаться в народе вера и чистота нравов и отношений, бескорыстие, смирение и трудолюбие. «Без сего, - говорит он, - не порука за благоденствие отечества ни многочисленные ряды мужей брани, ни умножение обителей наук и образования» (119, II, 262).

Другим залогом могущества и благоденствия России, по Иннокентию, служит самодержавие ее государей (119, IV, 61). Иннокентий был против «гласа народа» в государственных делах, где дело решается волей большинства. Его горячее убеждение в превосходстве монархического самодержавия перед всякой другой формой правления само собою вытекало из глубокой веры в Промысел Божий, который наиболее, согласно Иннокентию, проявляет свою охраняющую силу над народами. Поэтому всякое сомнение в вопросе, кому должна принадлежать высшая власть в государстве - единому или всем, Иннокентий считает безверием и богохульством.

Той же точки зрения Иннокентий придерживается, когда рассуждает о гражданской свободе. Будучи другом законной свободы и возмущаясь всякого рода насилием, Иннокентий мало придает значения гражданской свободе, так как она часто бывает не соединена со свободой духовной - со свободой ума и сердца от страстей, со свободным подчинением себя воле Божьей, а также с распространением деятельного христианства. Вследствие этого, при отсутствии свободы христианской, свобода гражданская, по его мнению, не имеет никакого прочного и действительного основания и потому представляет собой явление скоропреходящее.

Ничто так не возмущало Иннокентия, как то, когда отдельные лица и народы свои стремления к свободе и благоденствию отечества, или же человечества вообще, как и стремления к устранению недостатков общественной жизни основывают на крамоле, мятеже и революции, потому что ничто так, по нему, не противостоит евангельскому учению, как такие стремления. Возмущаясь против духа крамолы, мятежа и са- мозакония, Иннокентий говорит, что никто из граждан не должен оставаться лишь зрителем недостатков общественной жизни. Иннокентий был врагом застоя в общественной жизни, в развитии гражданского благоустройства: он призывал современное ему общество к жизни и преуспеванию, к плодотворной деятельности на благо общества. Но вместе с тем он доказывал, что путь истинного и прочного гражданского преуспевания идет сверху - от престола, а не снизу - «от дебрей и вертепов буйства», и что этот путь по необходимости бывает, продолжителен, так как «царства возрастают веками, и чем медленнее, тем бывают продолжительнее» (119, IV, 163). Таким образом, святитель старается показать, что только те реформы и преобразования бывают прочными, которые выходят со временем, сами собой, из существа и порядка вещей, а не из воображения и легкомыслия дерзких мечтателей (119,1, 155). Из таких убеждений и взглядов Иннокентия на истинное развитие и преуспевание общественной жизни уже естественно вытекают те светлые взгляды на качества монарха и обязанности по отношению к нему подданных вообще, которые он проводит во многих из своих слов на высокоторжественные дни.

Вышесказанные слова, на наш взгляд, никогда не могут потерять своего существенного значения уже потому, что в них ясно излагается отношение христианского учения к общественной стороне народной жизни. Существует еще одна особенность в речах Иннокентия, которая заключается в том, что многие его слова относятся не только к середине XIX века, но и к нашей противоречивой обстановке, сложившейся в XXI веке.

Подводя итоги, отметим, что Иннокентий Херсонский, помимо описания пути спасения для человека, в своем наследии касался общественных вопросов и вопросов просвещения. Оценивая их с христианской точки зрения, он указывал на идеальные условия общественной жизни, которые бы в лучшей степени содействовали возрождению и спасению. Святитель Иннокентий, несмотря на то, что был церковным человеком, был общественным человеком, государственным, именно поэтому он не мог не касаться начал общественной жизни с христиан- ско-нравственной, просветительской точки зрения.

Тяжелое политическое и социальное состояние некоторых сторон жизни тогдашней России очень ярко отражено в общественно- педагогическом наследии Иннокентия. Слова, речи этого периода были сродни времени и носили общественный характер, так как служили проводником истин в общественное сознание. Святитель, по свидетельству своих современников, был горячим патриотом и вместе с тем великим другом человечества в лучшем и христианском значении этих слов. В своих речах он разъяснял своим современникам те христианские начала, которые могут быть верным и прочным основанием для истинного величия и благоденствия нашего отечества. Мысли Иннокентия касательно этого предмета, несмотря на то, что знаменитый святитель умер почти 150 лет назад, имеют значение и для настоящего времени. А сам святитель предстает перед нами как исключительное явление, как феномен богословской жизни, гармонично сочетающий в своем духовном наследии общественное, просветительское и проповедническое. Об этом будет сказано в следующем параграфе.

2.3 Проповедь как метод общественно-педагогической деятельности

В истории православной Церкви святитель Иннокентий Херсонский прославился не только как богослов, но и как замечательный проповедник. Своими проповедями архиепископ Иннокентий в глазах современников заслужил эпитет «русский Златоуст». Именно посредством личного примера и проповеди иерарх-подвижник оказал особенно сильное влияние на общество.

Проповеди святителя Иннокентия - превосходнейшие произведения истинно-ораторского искусства и настоящие образцы высокохудожественной русской речи. Проповедническое слово святителя Иннокентия можно рассматривать не только с церковной точки зрения, но и в контексте современных наук - философии, педагогики, литературы, искусства. Важно при этом заметить, что любое творчество, в том числе и проповеди Иннокентия не существует вне определенного духовно- культурного пространства. Человек не живет в вакууме, и все, с чем он связан в жизни, что окружает его, так или иначе, отзывается в его творчестве. Неотделимо от культуры и науки церковное слово, питаясь от них и, в свою очередь, изначально питая их, освещая и оснащая.

На данный момент существует несколько понятий проповеди. Данный термин рассматривается как в церковной справочной литературе, так и в научной. В «Практической энциклопедии православного христианина» проповедь - это произносимое священнослужителем поучение, наставление, разъясняющее основы истинной веры и благочестивой жизни (123, 148). В энциклопедическом словаре «Христианство», проповедь рассматривается как христианское церковное наставление, преподаваемое в храме за литургией, имеющее своей задачей поведать и разъяснить слушающим учение Иисуса Христа (153,401).

Обратимся к научной светской литературе. Так, в словаре Брокгауза и Ефрона, проповедь - это наставление, преподаваемое в храме за литургией с целью поучения (99, 451). Далее, в большом энциклопедическом словаре, проповедь рассматривается как дидактическое произведение ораторского типа, содержащее этичные требования (обычно с религиозной окраской) и понуждающее слушателя к эмоциональному восприятию этих требований.

Итак, проповедь - как дидактическое произведение ораторского красноречия. Важно при этом отметить, что ораторство по существу есть определенный вид словесных произведений. Сила ораторства вовсе не во внешней искусственности, а во внутренней энергии и правде слова. И если в первые времена христианства проповедь, скорее всего, была собеседованием, то в XIX веке -- проповедник выступал перед народом, как оратор. Таким образом, проповедь есть речь к народу и перед народом. Речь о чем? Посылая апостолов проповедовать, Господь Иисус Христос повелел им говорить то же, с чего и Сам начал Своею проповедью: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 10:7; Лк.9:2). Поэтому проповедь, какого бы частного предмета ни касалась, всегда имела непосредственную связь с главным пунктом христианского учения - учением о спасении. Отсюда ясно вытекает точное определение проповеди. Проповедь - это есть возвещение евангельского учения о нашем спасении в живой речи перед народом. Таким образом, проповедь святителя Иннокентия Херсонского может быть рассмотрена с двух сторон: с ораторской стороны - как речь к народу, и с церковно-религиозной - как возвещение евангельского учения о нашем спасении.

Так, проповеди относятся к самому распространенному жанру риторики - торжественной речи. Важно заметить, что проповедь в храме наиболее органично сочетается с идеями единства, национального и религиозного, она предполагает, что оратор-проповедник и собрание людей одинаково оценивают происходящие события. Проповедь обнаруживает естественную связь с литургией, богослужением. Но на Руси и самые совершенные образцы этого жанра, такие как «Слово о законе и благодати» святителя Илариона, «Слова» святителя Кирилла Туровского - сохраняя дух торжественного красноречия, включают нравственные и политические идеи, и дух учительного красноречия, относящегося к жанру поучения. Поучения в свою очередь содержат перечень правил поведения. Эта особенность русского красноречия - сочетание торжественного и нравственно-учительного, позволяет нам говорить об ораторах-проповедниках как о просветителях и педагогах. Святители Дмитрий Ростовский, Тихон Задонский, Филарет Московский, Феофан (Про- копович), Платон (Левшин), Филарет Киевский (Амфитеатров) создали замечательную национальную традицию религиозно-нравственной педагогики Нового времени. Одним из ярких представителей этой традиции является и святитель Иннокентий Херсонский. Проповеди Иннокентия широко были распространены по всей России.

Слава Иннокентия как проповедника дошла и до наших дней. В деле проповедничества Иннокентий был наставником, как для коллег, так и для студентов. Он наставлял студентов в деле церковного проповедничества не только своим собственным примером, но и советами в частных беседах.

Проповедническая деятельность Иннокентия далеко не ограничивалась проповедями, изданными в печати, и составляющими пять томов. По свидетельству современников и слушателей этого знаменитого проповедника, он больше произносил проповедей импровизированных, чем составленных по предварительной записи. И, если верить им, то первые выходили удачнее последних, так что даже иногда сам Иннокентий высказывал свое сожаление, что той или другой проповеди, произнесенной экспромтом, он не мог видеть в числе своих отпечатанных проповедей, потому что не мог также прекрасно изложить ее на бумаге, как произнес уже на словах. Об этом, мы будем говорить ниже.

Так, почитатели духовного наследия Иннокентия, зная, что многие проповеди Иннокентием произносятся импровизированно, опасались, что эти драгоценные памятники русского церковного красноречия могут пропасть для России бесследно и навсегда, не попав под типографский станок. Поэтому, некоторые из почитателей ораторского таланта Иннокентия, постоянные слушатели всех его проповедей, всегда носили с собой все необходимые письменные принадлежности, когда шли в церковь, в которой служил Иннокентий, с целью записывания за ним произносимых им проповедей.

Для слушания проповедей Иннокентия, всегда произносившихся без тетрадки, голосом чистым и звучным, с необыкновенным жаром и увлечением всегда стекались несметные толпы. По свидетельству современников, Иннокентий нашел для себя в Киеве «вполне удобную почву для усердного сеяния Слова Божия». Но не только жители Киева стремились послушать своего вдохновенного проповедника, многие с этой целью приезжали в Киев из дальних мест. Причина такого всеобщего, так скажем действия проповедей Иннокентия, отчасти будет понятна, если мы приведем следующее высказывание. «Читая преосвященного Иннокентия, говорил в своем отзыве о его проповедях, помещенном в «Москвитянине» за 1842 год, И.В Киреевский, - вы чувствуете, что ему не безызвестны все наши мысленные волнения, что вся гордость разумного развития, все хитросплетения современной науки не могут представить ему никакого нового возражения, незнакомого его много трудившейся мысли, еще не побежденного в глубине его внутреннего сознания. Этим, кажется, объясняется всеобщее действие его проповеди, равно согревающей сердце человека безграмотного и многоученого: это теплое слово веры твердой, не бессознательной, но уже испытавшей упорную борьбу с разумом, веры мыслящей и непобедимо прошедшей сквозь все нападения светской мудрости, через все затруднения оторвавшейся от неба науки» (Цит. по: 23, 109).

Содержание проповедей Иннокентия включало в себя все христианское учение и всю религиозно-нравственную жизнь людей. Проповеди Иннокентия согласно содержанию можно разделить на следующие виды:

• Слово, которое берет свое содержание из идеи церковного года.

• Катехизическое поучение, которое излагает элементарные уроки веры, нравоучения и богослужения.

• Проповедь, называемая публицистической, которая отвечает на вопросы современности и исходной точкой имеет современные воззрения.

По характеру проповеди Иннокентия были чужды схоластики. Они просты, общедоступны и понятны человеку, даже мало просвещенному. Иннокентий - не философ, а художник в деле проповеди и, как художник, является в высшей степени оригинальным в своих проповеднических приемах. Он любил схватывать самые характерные отношения и свойства предметов, часто делать остроумные сближения и сопоставлять факты, по-видимому, не имевшие между собой ничего общего. Удачное сближение фактов, очень часто одним словом освещает предметы размышления.

Так, в одном из публичных выступлений преподаватель гомилетики B.C. Лотоцкий предложил вниманию слушателей характеристику проповеднической деятельности Преосвященного Иннокентия. В начале своего выступления он указал на то, что Иннокентий вознес церковную проповедь на такую высоту, на которой она раньше его у нас никогда не стояла, и заставил русское общество полюбить проповедь. Слава его, как знаменитого проповедника, гремела не только в России, но и далеко за пределами ее: о русском знаменитом витии узнала и Европа, гордившаяся своими Массильонами и Боссюэтами, так проповеди преосвященного Иннокентия еще при жизни его были переведены на многие иностранные языки (о чем было сказано в предыдущем параграфе). Для современных Иннокентию проповедников он являлся высоким образцом и постоянным руководителем. Под влиянием его проповедей воспитывался и возрастал в проповедническом деле целый сонм служителей слова, как на высших, так и на низших иерархических степенях. Такое же руководственное значение проповеднические творения Иннокентия сохранят надолго и в будущем.

Большое значение B.C. Потоцкий уделяет внутренним свойствам проповедей Иннокентия. Среди которых он называет следующие: а) преимущественно «нравственно-практическое направление» проповеди, сообщающее им особенную «жизненность», б) «сердечность и задушевность», проистекавшие из любвеобильного сердца самого проповедника, и в) их «современность», объясняемая особым умением проповедника искусно пользоваться обстоятельствами «временными» для целей назидания. В этом отношении проповеди святителя Иннокентия отличаются «обилием примеров» праведников и грешников, подвигов веры и добродетели, нравственного падения и восстания, и даже примеров из древних и новых мудрецов и философов, а также широким употреблением «приема сравнения» в различных его применениях.

Важно отметить, так же, что произношение проповеди, живое и устное, имеет большое значение в ее действии на слушателей и впечатлении, которое она производит. «Самая прекрасная проповедь не может произвести такого впечатления на читающего ее в печати, какое она производит на слушающих, когда произносится самим проповедником, как живое слово, и притом живым и внятным голосом» (23, 110). По словам современников, Иннокентий иногда употреблял еще и особые, свойственные только ему, внешние приемы, когда произносил свои проповеди. Много, конечно, можно спорить о том, на сколько уместны эти внешние приемы, не чуждые даже некоторой театральности, в деле православной проповеди.

Однако это, не подвергается ни какому сомнению, что в руках Иннокентия эти приемы служили всегда отличным средством для усиления внимания слушателей и возбуждения в обществе интереса к церковной проповеди. Об этих приемах можно судить по рассказу бывшего студента Киевской академии священника Василия Гапонова. Вот что он говорит о произнесении Иннокентием одной из его проповедей. «Я был так счастлив, говорит о. Гапонов, что в течение всего академического курса был слушателем многих из его (Иннокентия) проповедей... Помню, это было в 1835 году, сказана была им проповедь в Великую Пятницу. Я участвовал тогда, т.е. в Великий Пяток, в служении... Народу была тьма. Настала тишина. Взоры всех невольно обращены были на проповедника, в ожидании от него чего-то особенного. Помню, он стоял в это время задумчиво, склонив несколько голову на левую сторону (это была его привычка). Окинув всех взором (о, что это был за взор! в нем выражалось что-то вдохновенное), он начал проповедь... По окончании ее, закрыл он Евангелие, подошел к плащанице, с благоговением преклонился до земли и положил его опять на персях Спасителя. Покойный преосвященный всегда удивлял своим искусством в произнесении проповедей, всегда был увлекателен; но здесь, кажется, он превзошел самого себя. Так это было трогательно! Так поразительно! У слушателей то струились слезы то, по временам, вырывались глубокие вздохи» (Цит. по: 23, 110). Все это еще раз подтверждает то впечатление, которое создавалось у людей при виде самого святителя Иннокентия, не говоря уже о его слове.

Из наследия святителя Иннокентия до нас дошло около 500 проповедей о разных предметах христианского вероучения и нравоучения. Приведем некоторые из них: Страстная седмица или ряд слов на Страстную Неделю; Светлая седмица, то есть ряд бесед, которые проповедник говорил в продолжение св. Недели; Первая неделя Великого поста, или слова, произнесенные во время первой недели; Слова и речи его к пастве Вологодской и Харьковской; Беседы о грехе и его последствиях; Изъяснение молитвы Великопостной «Господи и Владыко живота моего»; Великий пост; Слова и речи, произнесенные во время войны в 1854 и 1855 г. (всех слов 38); Три слова о зиме. Для объяснения такого обилия и отчасти самого характера тогдашних проповедей преосвященного Иннокентия, считаем не лишним на наш взгляд, привести несколько слов из его письма к ординарному академику, преосвященному Мака- рию, епископу Тамбовскому и Шацкому: «Жатва многа, необозрима; а делателей, как сами вместе, мало и далеко не по жатве. Сие-то самое и меня при всех недосугах заставляет печатать по временам -- именно, что Бог послал, не заботясь много об отличных достоинствах мысли или слога в печатаемом. Ибо из многих опытов, особенно писем ко мне со всех краев России, знаю как много везде душ, жаждущих духовного чтения. Какая же бы с нашей стороны была жестокость -- отказывать им в пище, или заставлять долго ждать потому только, что нам хочется представить этот хлеб на серебряном подносе или с известными фигурами и прочее?» (43, 102). Эти слова полностью оправдывают то количество проповедей издаваемых по всей России, именно «жажда духовного чтения», так описывает это состояние сам иерарх.

Однажды, святитель Иннокентий произнес проповедь о семи Архангелах. В них, о четвертом Архангеле, Урииле - Архангеле света и познаний - слышим: «Итак, это ваш Архангел, люди, посвятившие себя наукам! Как отрадно должно быть для вас знать, что нощные бдения и труды ваши над собранием познаний, освещаются не одним стихийным мерцанием от лампады, а и светом от пламенника Архангела... Удивительно ли приходить внезапным озарением свыше, когда есть особый Архангел света и познаний?» (119, II, 86). В этих словах заключен личный опыт Иннокентия: «ночные откровения в ученой тиши». Действительно, как уже было сказано, ученого иерарха занимали все науки... «Нет, не наука, как ни близка она была знаменитому иерарху, а искусство, высокое искусство человеческого слова, вот в чем состояло его истинное призвание» - писал богослов митрополит Макарий (Булгаков). Святитель Иннокентий во многих своих статьях предвосхищает философствования богослова XX столетия священника-мученика Павла Флоренского, его знаменитый труд «Столп и утверждение истины».

«Как не величествен свод небесный, - писал святитель Иннокентий, - но коль скоро внимательно посмотреть на него, сразу почувствуешь, что это одна изнанка, а лицо -- там!» (119, VI, 307). «Время есть та же вечность, токмо не стоящая и пребывающая, а поступающая и движущаяся в бесконечность» (119, XII, 77). «И наряду с прямым, поступательным движением индивидуального времени над ним возносится вечный круг церковного года. Он глубоко чувствовал поэзию церковного годового цикла. Неслучайно объединены его проповеди в «Седмицы». Он как бы показывал праздник в перспективе церковного времени, бросая взгляд назад, на мимо шедшее время. Проповеди Иннокентия имели литургическую временную координату. Вечное движение церковного времени было вечным покоем в Отце небесном: над прямой - вечный круг» (В.П. Зубов).

Природа, равно как книги одинаково влекли к себе мысль святителя. Да, из книг Иннокентий черпал знания, познавал различные науки, а что же природа?! Природа, по словам святителя, была символом нашего возрождения. В данном случае символ понимается нами как полная картина в немногих словах или знаках.

Весна была для Иннокентия всегда наиболее волнующим периодом творческого подъема. Весна была живым, раскрывающимся в проникновенном вчуствовании, символом. В одной из пасхальных проповедей можно встретить едва ли не единственное в гомилетике смотрение сквозь окна храма на природу. «Смотря на весну из окон храма, невольно видишь в ней некое знамение, коим земля ежегодно приветствует Победителя ада и смерти».

Говоря о зиме, святитель переходит к описанию формы снежинок, главная и существенная форма которых всегда одна и та же: «вид звезды, коей основанием служит одна на середину другой положенная линия, - или крест! - Можно ли после сего отрицать бытие некой всехудо- жественной десницы, из коей во времени вьюг и бурь каждый раз сыплется на нас из облаков это дивное многокрестие звездное?». «Каждая снежинка имеет вид не только правильный и изящный, а, можно сказать, священный».