Развитие науки и творчества

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

РОССИЙСКОЕ ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО

Монография

РАЗВИТИЕ НАУКИ И ТВОРЧЕСТВО

Москва 2002

Развитие науки и творчество. Монография. Под ред. А.Н. Лощилина, Н.П. Французовой. М.: РФО РАН, 2002.

Под общей редакцией

доктора философских наук, профессора А.Н. Лощилина,

доктора философских наук, профессора Н.П. Французовой

Коллективная монография «Развитие науки и творчество» является четвертой коллективной работой, которая посвящена систематическому обобщению, изложению идей и опыта работы членов секции «Теория и методология творчества» при Президиуме Российского Философского общества. Если первая монография «Философия творчества» была посвящена теоретическим и методологическим проблемам творчества, вторая и третья «Творчество и развитие культуры», «Творчество в пространстве и времени культуры» - анализу роли творчества в развитии культуры, то в данной монографии рассматриваются методологические проблемы развития науки и научного творчества.

Работа может быть полезной для исследователей креативной проблематики, для интересующихся проблемами творчества, для студентов и аспирантов, а также для подготовки курсов и спецкурсов по философии культуры, философии творчества.

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор В.А. Титов,

доктор философских наук, профессор В.А. Васильев

Авторский коллектив:

к.ф.н. Алешня С.В., к.ф.н., доц. Гришунин С.И. (1.3.), д.ф.н., проф. Игнатьев В.А. (1.8.), к.ф.н., доц. Катаева О.В. (2.11.), к.ф.н., доц. Кононова Л.И. (2.9.), Капитонова Т.А. (1.9.), Королева С.А. (2.4.), д.ф.н., проф. Лощилин А.Н. (2.9.), Лощилина М.А. (2.6., 2.7., 2.8., 2.9.), д.ф.н., Любимова Т.Б. (2.5.), к.ф. - м. н., доц. Михайлова Е.М. (1.5.), к.ф.н. Маркелов В.Е., к.ф.н., проф. Метленков Н.Ф. (1.6.), к.ф.н., доц. Недзвецкая Э.А., Светлов С.В. (1.7), д.ф.н., проф. Суркова Л.В. (2.1), Тихомирова Е.А. (2.9), д.ф.н., проф. Французова Н.П. (1.1), к.ф.н., доц. Челышев П.В. (1.4), д.ф.н., проф. Яковлев В.А. (1.2), д.ф.н., проф. Яценко Л.В (2.2).

философия познание наука биологический

Монография рекомендована к печати Бюро секции «Теория и методология творчества» при Президиуме Российского философского общества.

Российская академия наук,

Российское Философское общество,

Секция «Теория и методология творчества»

Предисловие

В настоящую коллективную монографию «Развитие науки и творчество», продолжена работа по обобщению опыта предыдущих исследований членов секции «Теория и методология творчества». Руководством секции ставилась задача подвести некоторые итоги научных исследований, которые осуществлялись членами секции в 80-90 годы ХХ столетия и начале ХХI века по проблемам развития науки и научного творчества, с целью обобщить опыт и сформулировать основные задачи дальнейших исследований в рамках секции «Теория и методология творчества» при Президиуме Российского Философского общества на ближайшие годы.

Данная коллективная монография является продолжение той работы, которая была выполнена в предыдущих коллективных монографиях: «Философия творчества». М., 2002., «Творчество и развитие культуры». М., 2002., «Творчество в пространстве и времени культуры». М., 2002. Если первые три монографии были посвящены философским проблемам творчества, роли творчества в развитии культуры, то настоящая работа посвящена проблемам развития науки, научного творчества, методологическим проблемам творческой деятельности.

В ХХ веке, особенно во второй ее половине, проводились глубокие исследования по проблемам научного творчества. Это связано, с одной стороны, с бурным развитием науки, а также в связи с фундаментальными работами К. Поппера, Т. Куна, П. Фейерабенда, Л.А. Микешиной, А.Т. Шумилина, И.С. Ладенко, Н.П. Французовой, М.С. Кагана, Я.А. Пономарева, Б.Я. Пахомова, С.Н. Семенова и многих других зарубежных и отечественных исследователей развития науки и научного творчества. Фундаментальные работы по проблемам развития науки позволили во многом по-новому рассматривать процесс и сущность деятельности ученых, как научного сообщества, эволюционные и революционные изменения в развитии науки, роль парадигмального видения мира, становление научной картины мира, роли коллективного начала в развитии науки и многие другие аспекты. Но в то же время остались в стороне от всестороннего рассмотрения множество факторов внутренней и внешней детерминации научного творчества, сущность и роль творческих задатков и творческих способностей, путей их формирования и развития. Нет никакого сомнения в том, что развитие науки осуществляется научным сообществом. Но всякое научное сообщество состоит из научных коллективов, конкретных людей с определенными способностями, потребностями и интересами. И, как отмечал Альтшуллер, даже если тысяча землекопов копает одну канаву, то каждый копает ее по-своему. В этой связи возникает задача исследования сущности и специфики не только коллективного, но и индивидуального творчества.

Поэтому можно считать, что в исследованиях ХХ века проделана достаточно большая работа по исследованию сущности науки, ее развитию, но многие проблемы еще требуют своего решения.

Члены редколлегии были далеки от предвзятости в оценке тех или иных идей, теоретических положений, которые нашли отражение в отдельных разделах настоящей коллективной монографии, хотя по некоторым вопросам точки зрения авторов во многом не совпадают.

Данная коллективная монография не претендует на всесторонний и исчерпывающий ответ на все проблемы науки, да это невозможно сделать в принципе. Авторы попытались раскрыть лишь те аспекты поставленной задачи, которые в настоящее время наиболее актуальны. Мы надеемся продолжить начатую работу в дальнейшем.

1. Творчество и развитие науки

1.1 Историзм и научное творчество

Творчество часто определяют как получение новых социально-значимых результатов или как развитие сущностных сил человека. Насколько плодотворно с методологической точки зрения такое определение? Иногда дискуссии, связанные с определением творчества напоминают наивные утверждения по поводу понимания философских категорий, когда некоторые теоретики утверждали, что «на самом деле» материя - это мир телесных, чувственно воспринимаемых объектов. Но на «самом деле» существует объективная и «субъективная реальность и от уровня развития общества и философской культуры, интересов и устремлений человека зависит, какие стороны окружающего нас мира и нашего сознания мы будем высвечивать с помощью этой категории. Можно также сказать, что «на самом деле», т.е. объективно, существует деятельность человека, которую можно оценивать с различных точек зрения /по ее характеру, результатам, способам связи с другими формами деятельности и т.д./. От целей нашего исследования зависит, какие аспекты деятельности мы будем вычленять, и делать главным объектом нашего анализа, говоря о творчестве.

Если творчество определять, как создание социально значимого нового, то оно может охватывать и процессы, происходящие в природе /засухи, наводнения, землетрясения/, а также «творческую деятельность» компьютера. Тогда объект исследования расплывается, приобретает неуловимые формы. Не отвергая значимости анализа результатов творческой деятельности и ее влияние на развитие сущностных сил человека, я думаю, что более целесообразно сосредоточить усилия философов на анализе самого творческого процесса. Его характерные особенности - поиск нового решения встающих перед человеком задач /независимо от их социальной или индивидуальной значимости/. Очевидно, что в этом можно видеть главное отличие продуктивной деятельности от репродуктивной, хотя они тесно связаны между собой. Так, уже в работах Конфуция можно найти рассуждения о том, что учиться без всяких мыслей, значит попусту терять время, но и размышления без учебы, без овладения достигнутым опытом не дают человеку ощущения прочности и надежности предлагаемых им решений. Тогда творчество можно рассматривать и как сам процесс /а не только результат/ раскрытия сущностных сил человека, как многогранное переплетение поисков и находок, надежд и разочарований, напряжения и расслабления и множество других антиномий, характерных для творчества как особого качественного состояния созидательной деятельности человека. Для его высвечивания необходим и анализ индивидуального стиля деятельности, психологическая характеристика человека, вычленение своеобразных операций и используемых для достижения определенных целей. Их выбор может определяться не только уверенностью в успешности предпринимаемых действий, но и эмоциональным удовлетворением, чувством комфорта. Изучение особенностей индивидуального стиля деятельности позволяет разрабатывать теорию формирования и усвоения стиля деятельности творческого характера в процессе обучения. Некоторые исследователи /А. Роу, Р. Кетелли и др./ выделяют характерные личные качества ученого, влияющие на творческий процесс. Это сама потребность в оригинальности и новизне, гибкость мышления, увлеченность красотой, независимость суждений и уверенность в своих силах, скептицизм, эмоциональная стабильность, доброжелательное отношение к окружающему миру и т.д.

Эти рассуждения относятся к выяснению личностно психологических предпосылок научного творчества. Но и в современной философской литературе, посвященной анализу гносеологических проблем, значительное место занимает именно исследование процесса научного творчества как высвечивание ранее остававшихся в тени сторон и свойств объективной реальности, обоснование истинности научных фактов, конструирования более совершенных научных теорий /хотя сам термин «творчество» может при этом и не упоминаться. Это работы, в которых рассматривается методология научного познания, его ценностные предпосылки, сам процесс научного открытия/ Микешина Л.А. Ценностные предпосылки в структуре научного творчества. М., 1990; Меркулов И.П. Логика науки и индивидуальное творчество. М., 1995; Когнитивная эволюция и творчество. М., 1995; Французова Н.П. Методология научного познания. М., 1996; Майданов А.С. Интеллект решает неординарные проблемы. М., 1998; Мошкова Г.Ю. Личностно-психологическая предпосылка научного творчества //Грани научного творчества. М., 1999; Философия творчества. М., 2002. Творчество и развитие культуры. М., 2002; Философия творчества. М., 2002; Творчество в пространстве и времени культуры. М., 2002; Микешина Л.А. Философия познания. М., 2002..

Задача моей работы - выяснить место принципа историзма в научном творчестве, его эвристические функции. Принцип историзма можно рассматривать как конкретизацию общей идеи развития применительно к целям научного познания. При исследовании развивающихся систем он направлен на теоретическую реконструкцию прошлых состояний изучаемых объектов, которые не могут непосредственно наблюдаться в рамках современной экспериментальной деятельности, воспроизведение основных этапов развития и определяющих их объективных закономерностей. Историзм и системность как общенаучные принципы взаимно дополняют друг друга.

Когда речь идет о месте принципа историзма в научном творчестве, то можно услышать мнение о принципиальной несовместимости историзма и творчества. Если творчество - это создание нового, то историзм, направленный на изучение прошлого, ничем не может помочь творческому процессу. Но, в сущности, подобное рассуждение не выходит за рамки формально-логического анализа понятий.

Если же говорить о сути дела, то, не пытаясь исчерпать весь диапазон возможного применения принципа историзма в научном творчестве, остановимся на анализе отдельных аспектов.

Начнем с рассмотрения общей значимости принципа историзма как важнейшей методологической предпосылки для создания любых научных теорий, включая и те, где исторические процессы не исследуются в качестве объекта научного познания. Так, можно утверждать, что историзм необходим ученому для того, чтобы при создании новых научных концепций удержаться в рамках материалистического мировоззрения, избежать опасности субъективного идеализма. Представляется, что одной из причин гносеологических корней субъективного идеализма известного физика Э. Маха был как раз его антиисторизм.

Мах всячески подчеркивает свою близость обычному здравому смыслу. Он начинает с признания необходимости считаться с объективным существованием деревьев, домов и других людей. Поэтому любой профессор, исповедующий самые крайние формы солипсизма, забывает о нем, когда читает лекции в аудитории или благодарит министра за полученный орден Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. М., 1908. С. 51.. Если же он считает необходимым абстрагироваться от существования объективной реальности (как бы вынести ее за скобки), если в противоположность удвоению мира (на мир «вещей в себе» и совокупность ощущений, получаемых от этих вещей) он защищает «принцип экономии мышления» (т.е., в сущности, признание абсолютного тождества имеющихся ощущений и самих предметов), то это делается только в рамках гносеологии, только для лучшего познания мира.

Но причем здесь антиисторизм Маха? Дело в том, что Э. Мах в своих рассуждениях в определенной мере копировал стиль мышления естествоиспытателей, исследующих явления только в разрезе времени «сейчас», оперирующих готовым знанием. В этих условиях до определенного времени они могли в известной мере довольствоваться принципом тождества ощущений и бытия, не осознавая упрощенности, приблизительности, условности подобного понимания мира. Такую позицию, отождествляющую мир объективных физических объектов с показаниями стрелок приборов, употребляющих ученым на определенном этапе его экспериментальной деятельности, трудно преодолеть, не обращаясь к помощи историзма. В сущности, только исторический анализ общественно-исторической практики убеждает в том, что объективная реальность намного богаче, многограннее той картины, которую ученый создает на любом этапе его деятельности. И, если мы не можем однозначно предсказать, какие именно новые ощущения мы получим от физических объектов завтра с использованием более современных приборов, позволяющих задавать новые вопросы природе, то мы можем сказать, что наши сегодняшние данные далеко не исчерпывают богатство многогранного мира. Именно поэтому мы не можем абстрагироваться от объективного существования мира и в области теории познания.

О том же, насколько позиции субъективного идеализма мешают научному творчеству, говорят сами основатели современной физики. Так, подчеркивая важность открытий Коперника, Кеплера, Ньютона и других величайших мыслителей прошлого, Макс Планк писал, что «опорой всей их деятельности была незыблемая уверенность в реальности их картины мира. Ввиду такого несомненного факта трудно отделаться от опасения, что ход мыслей передовых умов был бы нарушен, полет их фантазии ослаблен, а развитие науки было бы роковым образом задержано, если бы принцип экономии Маха действительно сделался центральным пунктом теории познания» Планк М. Единство физической картины мира. М., 1966. С. 49.. А. Эйнштейн, рассматривая отношение Маха и Оствальда к атомистической теории, признающей объективное существование атомов, отмечает: «Предубеждение этих ученых против атомной теории можно, несомненно, отнести за счет их позитивистской философской установки. Это - интересный пример того, как философские предубеждения мешают правильной интерпретации фактов даже ученым со смелым мышлением и с тонкой интуицией» Эйнштейн А. Физика и реальность. М., 1965. С. 149..

Историзм помогает ученому не успокаиваться при создании любых логически выдержанных, изящных и привлекательных теорий, ибо всегда нужно быть готовым задавать природе новые вопросы и строить на основе полученных ответов более глубокие и совершенные теории.

Другой аспект применения историзма при создании новых научных теорий выражается в том, что ученый должен в определенной мере становиться философом, исследовать предельные основания человеческой деятельности, а именно сравнивать характер субъектно-объектных отношений, служивших основанием прежней научной теории, с их особенностями в новых условиях. Только такой анализ позволит понять границы прежней теории и наметить пути создания новой теории.

Подобному анализу уделяется значительное место в работах А. Эйнштейна: «Для физики начала девятнадцатого столетия реальность нашего внешнего мира состояла из частиц, между которыми действуют простые силы, зависящие только от расстояния» Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М., 1966. С. 263.. «В классической физике мы видели, что если мы знаем координаты и скорость материальной точки в известный момент времени и действующие на нее силы, мы можем предсказать ее будущую траекторию» Там же. С. 252.. И еще одно, особенно интересное рассуждение, где говорится, что для создания теории относительности «необходимо было составить себе ясное представление о том, что означает в физике пространственные координаты и время некоторого события. Физическое толкование пространственных координат предполагало наличие жесткого тела отсчета (система координат), которое к тому же, должно находиться в более или менее определенном состоянии движения (материальная система). При заданной инерциальной системы координаты означали результаты определенных измерений жесткими (неподвижными) стержнями. Следует постоянно иметь в виду, что предположение о том, что жесткие стержни в принципе существуют, естественно напрашивается из повседневного опыта, но по существу является произвольным. При таком толковании пространственных координат вопрос о справедливости евклидовой геометрии становится проблемой физической» Эйнштейн А. Физика и реальность. М., 1965. С. 151.. Способность провести подобный философский анализ субъектно-объектных отношений с позиций материализма было существенным фактором, детерминирующим то, что именно Эйнштейну, а не другим физикам (Лоренцу, Пуанкаре, Маху), близко подходившим к сходным идеям, удалось создать теорию относительности.

Можно сказать, что и создание материалистического понимания истории К. Марксом и Ф. Энгельсом предполагало подобное исследование субъектно-объектных отношений, их динамики. Так, в их работах показывается, что формирование нового мировоззрения, ядром которого была материалистическая диалектика и материалистическое понимание истории, было возможным лишь на стадии зрелого капитализма. Именно тогда меняется в значительной мере характер субъектно-объектных отношений. Капитализм разрушал сословную систему феодального общества, он в значительной мере упростил социальные отношения, обнажив их экономическую основу.

При создании новых научных теорий важное место занимает осознание взаимосвязи исторического и логического. Общая постановка вопроса, разработанная в произведениях К.Маркса, Ф.Энгельса, выражается в том, что движение мысли, зафиксированное в определенной логической последовательности понятий или категорий, раскрывающее в теоретической форме сущность и содержание изучаемого объекта выступает как отражение исторического процесса его развития, прослеживаемого на уровне его закономерных связей, исправленное соответственно законам, которые дает сам исторический процесс. Каждый из моментов развития может рассматривать в его зрелой, наиболее развитой форме. Эти положения не дают основания говорить о существовании исторического и логического в качестве самостоятельным методов, что может таить в себе опасность преуменьшения важности теоретических аспектов в историческом познании, сведения его к хронологизму. Вернее говорить о взаимодействии, взаимодополнении исторического и логического подходов к познанию развивающихся объектов, а, в сущности, о конкретно-историческом и абстрактно-историческом подходах. Именно в работах К. Маркса впервые исторический подход включал воспроизведение исторического процесса в его внутренних закономерностях, а анализ, объяснение отдельных исторических событий в определенных конкретных ситуациях опирались на знание общих закономерностей развития.

Наиболее общая форма соотношения исторического и логического - это теория и история объекта. Логичность выступает как понятое, выраженное в системе понятий и категорий, историческое. В сущности же здесь взаимодействуют три компонента: реальная история объекта, осознанная история и использование последней для создания теоретической модели объекта. В конечном счете, здесь осуществляется в значительной мере совпадение конкретного как теоретического воспроизведения целостного объекта и логического. Поскольку совпадение логического и исторического - сложный, противоречивый процесс, необходимо специально рассмотреть его некоторые аспекты. Прежде всего, это особенности самого исторического познания, которое развивается, совершенствуется, но полученные на его основе результаты не должны оцениваться как окончательные, абсолютно истинные. Необходимо принимать во внимание, в частности, неполноту исторической летописи (т.е. следов прошлых событий), ограниченность возможностей экспериментальной деятельности (проведение экспериментов с современными явлениями позволяет строить лишь вероятностные предположения о событиях прошедшего), влияние социальной позиции историка на процесс и результаты исследований и т.д.

Принцип историзма («изучение настоящего - ключ к познанию прошлого») занимает важное место в историческом познании, так как он помогает исследованию не только результатов прошлых событий, дошедших до современности, но также дает направление и основу для теоретического воссоздания самого характера процессов и управляющих ими закономерностей. При его применении важно руководствоваться диалектико-материалистическим пониманием его теоретической предпосылки принципа историзма, осознавать противоречивое единство элементов повторяемости и неповторяемости в развитии изучаемого объекта, преодолеть опасность модернизации прошлых явлений. Поэтому можно утверждать, что положение К. Маркса «анатомия человека - ключ к пониманию анатомии обезьяны» может рассматриваться в двух разных значениях. Одно из них выражается в том, знание структуры и функционирования современных явлений даже на эмпирическом уровне позволяет высказывать предположение об отдельных чертах существования объектов прошлого. Второе, - теоретическая картина современной действительности позволяет высказывать предположения об истории объекта, поскольку сохраняются инвариантные элементы в процессе его развития. Диалектическое совпадение логического и исторического как теория и история объекта предполагает их взаимодействие. Во - первых, если знание истории объекта помогает созданию его теоретической картины, то и результаты такого исследования, в свою очередь, позволяют более глубоко понять его историю, выделить относительно самостоятельные стадии его развития и специфику их функционирования; Во - вторых, для исследования, как теории, так и истории объекта необходимо предварительное, хотя бы гипотетическое представление о характере объекта, его целостности, без которых невозможно определить границы его существования и начало возникновения. Эти знания получаются в экспериментальной деятельности на основе изучения современного этапа функционирования объекта. Затем на этом фундаменте, а также на основе анализа сохранившихся следов прошлого создаются гипотезы об истории объекта, которые проверяются практикой конкретного исторического исследования. В этом смысле теоретическое познание структуры буржуазных отношений дает возможность «заглянуть в структуру и производственные отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которого оно было построено». В - третьих, диалектическое единство исторического и логического требует избегать модернизации прошлого, т.е. не рассматривать прежние стадии лишь как ступеньки к его последней форме. Это мешает теоретическому воссозданию специфики исторических этапов и событий, приводит к игнорированию тех особенностей, которые могли определять их важные стороны, не сохранившиеся на современном этапе. В - четвертых, последовательность понятий теоретической системы не всегда отражают буквально историческую последовательность возникновения лежащих в их основе реальных процессов и явлений, но учитывает характер их взаимосвязи, субординацию в современных условиях. /Так, в «Капитале» торговый капитал, исторически возникший ранее промышленного, рассматривается как подчиненный промышленному капиталу/. Общее же значение знания истории объекта для разработки теоретической системы его понятий выражается в том, что без этого анализа нельзя преодолеть эмпирический уровень исследования, достаточно четко осознать характер взаимосвязи, субординации современных явлений.

Другой аспект взаимосвязи исторического и логического выражается как взаимосвязь теоретической системы понятий объекта и истории знаний об этом объекте. Она может учитываться при создании любой теоретической системы понятий, но особую важность приобретает в тех случаях, когда нет возможности воссоздать историю объекта /например, в физике или химии/. Здесь необходимо учитывать целый ряд моментов. Возможны разные варианты соотношения истории объекта и истории знаний о нем. Один вариант - сохраняется устойчивость объектов как элементов объективного мира, но происходит их изменение как объектов познания по мере включения их свойств во взаимодействие с познающим субъектом, что, в частности, приводит к смене различных физических картин мира. Другой вариант - развитие социальных наук, которые в значительной мере эволюционируют и по мере реального изменения явлений, выступающих для них объектом исследования. Но и здесь было бы некорректно утверждать, что история науки буквально воспроизводит историю объекта. Более глубокое познание сущности объекта на его зрелых стадиях, более явственное обнаружение его тенденций позволяет вносить коррективы в понимание функционирования объекта, доступное ученым на предшествующих этапах.

Использование знания истории науки для разработки теоретической системы объекта - менее надежный способ, чем знание истории объекта. Здесь необходимо учитывать замечание К.Маркса о том, что ученые приходят к вычленению начала, исходных клеточек анализа трудным и сложным путем, способны «возводить жилые здания», когда еще не построен фундамент. Но, тем не менее, он также дает определенные основания для построения теоретической системы.

Осознание диалектического единства взаимодействия логического и исторического для современных ученых может служить методологической основой понимания взаимосвязи исторического и системного метода и лежащих в их основе принципов историзма и системности. По этому вопросу ведутся дискуссии, и наблюдается широкий диапазон различных мнений о взаимодополнительности этих методов, до их полной противоположности. Очевидно, характер субординации этих методов меняется с изменением объекта и целей научного исследования.

1.2 Креативные основания научного познания

В современной гносеологии существует распространенная традиция /Пиаже, Лоренц, Кэмпбелл, Фоллмер и др./, согласно которой теория познания должна быть преобразована в когнитивную науку, в которой, как и во всех науках, необходимо опираться на эксперимент и математические модели. В таком случае за философией остается координация векторов когнитивных исследований и обсуждение соответствующих методологических проблем. Вместо традиционной эпистемологии, выясняющей содержательные стороны познавательного процесса, фактически предлагается позитивная методология различных языков /кодов/ конкретно-научных исследований сенсорного и ментального аппаратов индивида. Признавая правомерность такого подхода, важно, на наш взгляд, продолжать и «чисто» философский анализ, выявляя те основания познания, которые в данный момент не могут быть исследованы опытным путем и выступают как трансцендентальные /априорные/. К ним относятся: на мега-уровне - изначальный творческий потенциал мироздания; на макро-уровне - направленность жизни на все более широкое и ускоренное овладение информацией; на микроуровне /субъект познания/ - эпистемологический конструктивизм, интенциональность мышления, логико-математический аппарат и «порождающая грамматика» человеческого языка. Все эти «априоризмы» не только определяют рациональное устройство мира, но и образуют исходные предпосылки для его рационального познания. Философская линия Декарта - Лейбница - Канта - Фреге - Рассела требует, на наш взгляд, продолжения с учетом современных научных знаний.

В настоящее время наука все больше раскрывает определенную направленность всех природных процессов, что может быть понято как изначальность существования творческого потенциала универсума. В науку как бы возвращается на новом уровне телеологическая причина (энтелехия) Аристотеля. Например, говорят о глубокой целесообразности физических законов, антропном принципе вселенной, телеономии эволюционных процессов, смысле исторического развития и предназначении человека.

В истории при обсуждении творчества всегда вставал вопрос о субъекте творчества и самих механизмах креативности. Все варианты ответов, по сути, сводились к следующей альтернативе - или кто-то все сотворил согласно своему замыслу, или все произошло само собой путем проб и ошибок самой природы. В любом случае за творчеством стараются отыскать еще что-то (или кого-то) более фундаментальное. В общем, это делается, исходя, прежде всего из собственного индивидуального опыта, - ведь это “Я” являюсь субъектом моего творчества, оно - только функция моей личностной структуры. На макроуровне, когда личность физиологически, психологически, нравственно сформирована, такого рода рассуждения не вызывают сомнений. Но наука давно уже исследует другие уровни, и здесь оказывается, что любая структура есть результат определенной событийности, т.е. переплетения (ситуативности) спонтанных событий-функций, в результате чего только и появляются структуры. Иначе говоря, можно не искать за креативными процессами их носителей, как это всегда делали философы, а “остановиться” на самой функции творчества, признать креативность в качестве изначальной априорной тотальности, формы, реализации потенциала которой определяются событийно (ситуативно). То есть, сама функция креативности выступает первичной по отношению к любой структуре, обладающей творческим потенциалом.

Заметим, что в отличие от “творческого порыва” (А.Бергсон), который является жизненным мистическим началом, противостоящим косной материи, прорывающимся через нее к вершинам эволюции, тотальной креативности противостоит не материя, а, как можно догадываться, ничто, из которого творчество как бы “выдавливается”, порождая все материальные и духовные структуры. “Это похоже на выдавливание зубной пасты из тюбика, но с одним важным отличием - мы постоянно наблюдаем, сам процесс выдавливания, но никто не давит на тюбик, иначе - снова возвращение к вопросу об изначальном субъекте творчества.

Понимаемое таким образом творчество выступает как интегральная метафизическая характеристика, охватывающая все основные структурные модусы познания, а также их временное распределение по шкале индивидуального цикла жизни - детство, юность, зрелость, старость. С этой точки зрения, субъект познания рассматривается в рамках оппозиции: “событийность - самотворчество”. Первый полюс оппозиции выражает реализацию принципа тотальной креативности, когда множество разных событий приводит к появлению индивида как вполне определенного субъекта познания. Любой индивид - это событие на квантово-полевом и молекулярном уровне материи. Для того чтобы индивид в принципе мог получить свой генетический “пропуск” в мир, “работала” все вселенная, и в этом смысле каждый индивид находится изначально в резонансе с универсумом.

Но субъект познания - это также событие и на социальном уровне. Правы экзистенциалисты, когда говорят о заброшенности человека в мир, фактически имея в виду абсолютную неконтролируемость им всех тех событий на разных уровнях социума, которые исторически приводят к его появлению на свет, а затем в дальнейшем активно влияют на его жизнь и состояние здоровья. Каждое из событий как природного, так и социального ряда, взятое само по себе, может иметь минимальнейшее значение для свершения человека-события. Но, все-таки родившись и даже осознав в дальнейшем всю математическую ничтожность такого рода реализованной вероятности, индивид субъективно вправе рассматривать все развитие универсума как направленное, в конечном счете, на него и ведущее к аккумулированию теперь уже в нем части универсального потенциала креативности. Под этим углом зрения человек-творец и становится, говоря словами Протагора, “мерой всех вещей” остального мира.

Рассматривая себя как высшую ступень развития универсальной креативности, субъект оценивает себя, с одной стороны, как результат этой креативности универсума, а с другой, - как необходимое условие для реализации своего собственного потенциала творчества. Самотворчество сообщества индивидуумов создает новый универсум, который становится продолжением и развитием природного универсума. В резонансные отношения с ними вступает каждый член социума, и это является необходимым условием, для того чтобы каждый субъект познания наиболее полно реализовал собственный потенциал креативности.

1.3 Творчество и наука

Не приходится спорить, что природа «творит» в смысле «созидает», «производит», но «творчество природы» - это все-таки метафора. Если кому-то импонирует замена терминов «развитие», «самоорганизация» и т. п. на термин «творчество», то он может это делать. Но будет ли такое словоупотребление строгим, да и принято ли оно, скажем, в теории элементарных частиц? И в самом деле, что понимать под «творчеством нейтрино»? Мы будем соотносить понятие творчества с человеком и только с ним. Предпосылкой человеческого творчества является активность материи, взятой на всех ее уровнях. Творчество - это человеческая деятельность, создающая с помощью эвристического мышления качественно новые материальные и духовные ценности. Необходимыми моментами эвристического мышления являются интуиция и воображение.

Именно интуиция дает возможность преодолеть препятствия, возникшие на пути к познанию, осуществить прыжок мысли со ступени особенного на ступень всеобщего в научном познании, порождая нужные аналогии и ассоциации. Рассмотрим пример из истории физики. Первоначально дело сложилось так, что прерывность была приписана только веществу, а непрерывность - только свету. Таким образом, каждому особенному физическому виду материи (веществу или свету) приписывалось свое, особенное строение, особенная природа. На рубеже XIX и XX веков М. Планк открыл квант действия. «Константа Планка h» вошла в формулу излучения и благодаря ей процессы излучения и поглощения света выступили как протекающие не в форме непрерывной волны, а в форме отдельных порций - квантов света. Через пять лет после М. Планка Альберт Эйнштейн показал, что свет, состоит из множества фотонов. Возникло учение о свете, согласно которому распространение света протекало волнообразно, т.е. непрерывно, а поглощение и излучение его - прерывно, дискретными порциями. Для вещества же сохранялась прежняя концепция прерывистого характера его строения. Через некоторое время, Луи де Бройль опирается на оптико-механическую аналогию, суть которой заключалась в аналогии между внутренней энергии частицы, определяемой формулой Е = mc² (по Эйнштейну) и энергией волны определяемой формулой Е = hх (по квантовой теории), где х - частота колебаний, и h - постоянная Планка. Основываясь на соотношении mc ² = hх, де Бройль отметил, что можно провести аналогию между принципом Мопертюи для частицы и принципом Ферма для сопряженной волны. Таким образом, суть созданной им волновой механики сводится к обоснованию соответствия между движением частицы и сопряженных волн в различных условиях. В 1923 году Луи де Бройль выдвинул мысль о том, что не только свет (электромагнитное поле) носит и волновой и прерывистый, квантовый характер, но и вещество должно рассматриваться как образование дискретное и волнообразное, т.е. в области микроявлений всякой частице всегда соответствует определенная волна, а всякой волне - определенная частица. Таким образом, оба особенных физических вида материи (вещество и свет) получили всеобщую характеристику и как корпускулярные, и как волновые образования.

Научное творчество необходимо и при создании новых научных тем, которые появляются в ситуации, когда невозможно сблизить существующие, как, например, тему субъекта и объекта, классической и вероятностной причинности. Дж. Холтон иллюстрирует это следующим образом: В 1927 году, вскоре после спора В. Гейзенберга и Э. Шредингера, Н. Бор предложил новый подход к решению фундаментальных проблем квантовой механики, позволивший ему принять оба члена тематической оппозиции - непрерывность и дискретность - в качестве равно адекватных картин реальности. Он понял и то, что эта оппозиция соотносится с другими парами альтернативных тем, также неподдающихся сближению и взаимопоглощению, - таких, например, как разделение и взаимосвязь субъекта и объекта или классическая и вероятностная причинность. Вывод, который Бор сделал из этих констатаций, относится к числу редчайших в истории человеческой мысли: в физику была введена новая тема, до того не осознававшаяся в качестве ее компонента. Имеется в виду тема дополнительности. В тоже время сами темы регулируют воображение ученого, являются источником его творческой активности.

Интуиция помогает преодолеть устоявшуюся "парадигму", "психологический барьер" установленного на данный момент знания, которые "неосознанно для ученого выдвигают" в ранг "существенных", значимых уже познанные свойства, связи, методы поиска решений и, тем самым, фиксируя внимание исследователя только на этих свойствах и методах, ограничивают его мышление, "затеняя" множество других свойств и методов, некоторые из которых могут иметь решающее значение для искомого открытия, решения. Именно для открытия новых идей (решений) на основе интуитивного мышления в процессе рассмотрения отдельных явлений с различных точек зрения и эффективного использования интуитивного потенциала исследователя и были созданы соответствующие методы активизации творческих способностей ученого.

В литературе по творчеству нередки обращения к «мозговому штурму», синектике, методу Дельфи. Все эти методы обладают большим потенциалом, в то же время при реализации на практике они дают, наряду с плодотворными идеями, множество абсурдных, тривиальных или просто "пустых" вариантов. При этом исследователь, спонтанно генерируя новые идеи, руководствуется, как правило, только личным опытом. Кроме того, метод "мозговых атак" в классическом виде обладает следующим рядом недостатков: низкий коэффициент использования времени "мозговой атаки", спонтанный и стихийный характер процесса генерации идей. Именно для преодоления этих недостатков В.А. Лисичкиным была разработана управляемая система генерации идей. Управление генерацией происходит путем интеллектуального воздействия на генераторов в определенные моменты времени заранее сформированными управляющими сигналами. Эта система состоит из четырех подсистем: подсистема выработки технического задания; подсистемы формирования программы генерации идей; подсистемы генерации идей; подсистемы формирования таблиц экспертных оценок и дерева целей. Для интеллектуального воздействия на генераторов в определенные моменты времени заранее сформированными управляющими сигналами руководителем коллективной генерации идей формируются 2 специальные группы экспертов:

- группа усилителей - специалистов по исследуемой проблеме, обладающих развитым дедуктивным мышлением;

- группа подавителей - специалистов по исследуемой проблеме, обладающих развитым ассоциативным мышлением.

Идея от генератора идей (специалиста прямой и смежной профессии по исследуемой проблеме) поступает к усилителям, если идея по оценке селекторов (специалистов по исследуемой проблеме, которые в состоянии избирательно оценивать предложения и гипотезы) оригинальная или перспективная, к подавителям, если идея по оценке селекторов абсурдная или тривиальная. При этом усилители вырабатывают для генератора высказывания, логически развивающие или дополняющие оригинальную или перспективную, интуитивную идею генератора, подавители же вырабатывают подавляющие высказывания для того, чтобы заглушить интуитивное развитие абсурдной или тривиальной идеи.

На первый взгляд может показаться, что все вышерассмотренные методы не имеют отношения к интуиции, что они просто заставляют человека работать по аналогии компьютера, заменяя потенциал последнего количеством участвующих людей и т.д. На самом деле это не так. Все эти методы - это способы открытия новых идей на основе интуитивного мышления в процессе рассмотрения отдельных явлений с различных точек зрения. В каждом из этих методов эксперт-исследователь решает проблему (задачу), опираясь только на свой опыт и интуицию. Компьютер перебирает варианты, выбирая из них нужный вариант на основе формальных критериев. Но в данных методах формальные критерии отсутствуют. Прежде всего, метод мозговой атаки, метод Дельфи, синектика, управляемая система генерации идей направлены на создание благоприятной среды (атмосферы) для проявления интуитивных возможностей эксперта-исследователя. Для этого используются специальные операции - разделение этапов генерирования и анализа идей; особая программа последовательных индивидуальных опросов в письменном виде (с применением специальных анкет); и др. Никакая группа экспертов не сравнится с компьютером в скорости вычислений. Однако именно вышеприведенные методы позволяют решать слабоструктурированные и неструктурированные проблемы (задачи). При правильном употреблении они образуют схему, по которой могут более эффективно использоваться творческие способности.

Для стимулирования творческого процесса большое значение имеют и социальные факторы. Это, прежде всего наличие в обществе духа терпимости, чтобы каждый человек мог безнаказанно высказывать свое мнение. Кроме того, человек не должен столько работать для удовлетворения своих жизненных потребностей, чтобы у него не оставалось ни времени, ни сил для творческой деятельности.

Творчество важнее знания, ибо знание ограничено, творческое же воображение и интуиция охватывают все на свете, стимулируют прогресс и развитие знания.

1.4 Три парадигмы научного творчества и обыденное сознание

1. Творчество всегда выступало одной из главных характеристик культуры. Но что есть творческая деятельность, порождающая нечто качественно новое, никогда раньше не бывшее? Это - загадка, одна из самых интересных, привлекательных, но малоизученных, несмотря на многочисленные попытки ее исследования. Это связано с тем, что природа творчества новых ценностей таинственна. Тайна появления нового из ничего есть чудо и волшебство в прямом и непосредственном смысле этого слова. Об этом говорят многие исследователи и практики.

2. Однако задача теоретического исследования состоит в десакрализации тайны творческого процесса. Все подходы в понимании творчества можно свести к трем главным, фиксирующим источник творческого процесса, формы его протекания и роль в нем человека. Рассмотрим основные подходы.

2.1. Первый подход связан с принципиальным отрицанием объективных закономерностей в творчестве. Представители этого подхода считают творческий процесс уникальным и неповторимым интимным событием жизни личности, который невозможно тиражировать, поставив на «поток» путем предварительного рационального изучения и последующей передачи в процессе воспитания и образования. Творческий акт или есть или его нет. Если он есть, то, как результат встречи человека со сверхъестественной силой, которой он присущ по природе. И хотя все люди рождены для творчества, остается момент избранности некоторых для творческой миссии. Это - пророки в религии, гении - в искусстве, науке и философии. Поэтому творческая деятельность и не может быть понята, но лишь описана.

2.2. Второй подход основан на вере в творческие возможности самого человека, их посюсторонний характер. Поэтому он проявляется в поисках объективных характеристик творчества, открытии общих закономерностей, свойственных творческому процессу вопреки его неповторимому своеобразию в каждом конкретном случае. Попытки объективации творческого процесса и разложения его «по полочкам» могут выглядеть следующим образом. В качестве первого шага творческого процесса выступает накопление жизненных впечатлений, общее осмысление жизни. Затем идет формирование основной идеи, представляющий некий общий стержень будущего художественного произведения, модели того или иного технологического процесса. Третий этап связан с разработкой замысла, его детализацией. Наконец, реализация замысла, его материализация, воплощение в жизнь - последний шаг в этом процессе. Важное место занимает осмысление духовно-творческой и материально-творческой сторон деятельности ученого. Наконец, следует учитывать и саму творческую личность, стоящую в основе процесса. Она должна быть интегрально развитой и многосторонне одаренной.

2.3. Третья тенденция связана с попытками объяснения творчества иррациональными силами, исходящими из подсознания. Наиболее популярной разновидностью этого подхода является психоанализ З. Фрейда и его последователей. Открыв бессознательное в структуре человеческой психики, отец психоанализа стал рассматривать культуру как процесс сублимации. Он понимал под сублимацией использование могучей эротической энергии либидо в социально значимых формах деятельности.

3. Итак, видно три основные тенденции в понимании любого творческого процесса в связи с поисками источника творчества. Это - сверхсознание, сознание и подсознание, учет которых в синтезе, в интеграции и должен приблизить исследователей к пониманию тайны творчества. Программу подобной интеграции предлагает, например, Б.П. Вышеславцев в книге «Этика преображенного эроса».

4. В обыденном сознании творческие процессы имеют свою специфику. В силу того, что обыденное сознание генетически и функционально связано с повседневной жизнедеятельностью человека, оно не в состоянии эмансипироваться от практики подобно науке и философии. Это приводит обыденное мышление к определенной узости. Так, большинство рационализаторских предложений, поступающих от рабочих на заводах и фабриках, как правило, не связано с решением глобальных проблем, являясь лишь обобщением практического опыта. С другой стороны, обыденное сознание может интуитивно с легкостью переносить знания, полученные в одной ситуации, на другие ситуации, решая сложнейшие житейские вопросы, которые научное сознание не может решить в принципе.

1.5 Проблема соотношения мышления и опыта в научном знании

Важнейшей задачей человечества является познание окружающего мира. Проблема опытного и внеопытного знания разрабатывалась еще в средневековой философии. В философии нового времени она была рассмотрена на качественно ином уровне. Исследования Канта о соотношении области эмпирического (апостериорного) и трансцендентального (априорного) стали фундаментом для мыслителей последующих поколений в разных сферах науки. Крупнейший математик двадцатого века Д. Гильберт, подводя итог своей многолетней творческой деятельности, рассматривает эту проблему как "вопрос о том, какая доля истинного знания приходится, с одной стороны, на мышление, а с другой - на опыт" Гильберт Д. Избранные труды. Т.1. М.,1998. С. 457.. По его мнению, ответ на этот вопрос раскроет "характер нашего естественнонаучного познания" и покажет, в каком смысле знание является истиной.

Данная проблема приобрела особую остроту именно в двадцатом столетии, когда наука развивалась столь стремительно, что крупнейшие открытия следовали буквально одно за другим, в то время как в предыдущие периоды истории человечества их разделяли века. Такая интенсивность научных исследований, обилие новых результатов выявили "глубочайшую связь между теорией и практикой, мышлением и опытом... они взаимно подтверждают, дополняют и стимулируют друг друга". Еще более впечатляюще явление, которое, по терминологии Лейбница, называется предустановленной гармонией. По мнению Гильберта, она является "прямым воплощением и реализацией математических идей".

Обозревая свои исследования по основаниям математики в конце творческого пути, Гильберт пришел к выводу, что он по существу применял "самую общую из основных идей кантовской теории познания". При формировании математического знания было необходимо зафиксировать "созерцательную установку и тем самым исследовать условия возможности любого познания в терминах понятий, а одновременно и возможности опыта" Там же. С.461.. Априорное оказывается основополагающей установкой - "выражением некоторых обязательных предпосылок мышления и опыта".

Гильберт убежден, что "законы окружающего нас мира не могут быть получены иначе, чем из опыта". Математика является инструментом, связующим теорию и практику, мышление и наблюдение. Более того, она способствует тому, чтобы постоянно возрастала несущая способность вынужденных явлений. Гильберт считает, что математика лежит в основе всей современной культуры, направленной на постижение природы разумом. Аналогичной точки зрения придерживался и Кант: "... я утверждаю, что в любом частном учении о природе можно найти науки в собственном смысле лишь столько, сколько имеется в ней математики" Кант И. Соч. в шести томах. Т.6. М., 1966. С.58.³.

Весьма оптимистичный человек, Гильберт считал, что "для математика не существует: "Мы не будем знать", не существует неразрешимых проблем. Такая точка зрения вполне согласуется с духом той эпохи, в которую жил и творил этот выдающийся исследователь. Как свое научное кредо и одновременно завещание он произносит слова: "Мы должны знать. Мы будем знать" Гильберт Д. Избранные труды. Т.1. М.,1998. С.465..

Г. Вейль отмечает, что математика конца девятнадцатого - начала двадцатого веков, одним из творцов которой был Гильберт, "достигла совершенного равновесия", счастливой гармонии между абстрактными исследованиями и решением конкретных проблем. Современной математике такой гармонии более всего не хватает. Естественные науки становятся все сложнее для изучения, при этом учеными утрачены критерии абсолютности истины. Надежды открыть непреходящие, незыблемые законы стали иллюзорными. Появились многочисленные варианты оснований математики, каждый из которых не удовлетворяет представителей других математических школ. Ученые, используя математический аппарат для решения естественнонаучных задач, не могут быть свободны от сомнений по поводу того, будут ли их труды корректными. В целом это отрицательно сказалось на применении математических методов ко многим областям: нельзя получить безупречные результаты при помощи несовершенных средств.