Диалектика науки и идеологии в историческом развитии марксизма (социально-философский анализ)

Размещено на http://www.allbest.ru/

УЧРЕЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ РАН

На правах рукописи

диалектика науки и идеологии в историческом развитии марксизма (социально-философский анализ)

Специальность 09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Котельников Михаил Евгеньевич

Москва - 2009

Диссертационная работа выполнена в секторе социальной философии

Института философии Российской Академии Наук

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Пантин И. К.

доктор экономических наук, профессор Бузгалин А. В.

доктор философских наук, профессор Славин Б.Ф.

Ведущая организация:

кафедра философии Института международных связей (г. Екатеринбург)

Защита диссертации состоится «______» __________________ 2009 г.

в _______ часов на заседании Диссертационного совета № Д 002.015.02.

по защите диссертаций на соискание ученой степени

доктора философских наук при Институте философии РАН по адресу:

119992, Москва, ул. Волхонка, д. 14, комната ________

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института философии РАН.

Автореферат разослан «______» ________________________ 2009 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета,

доктор философских наук И.А. Крылова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Минуло два десятилетия, отделяющих нас от того поворотного пункта в отечественной историографии марксизма, который положил начало его критическому переосмыслению. Однако неизбежные на магистральном пути плюрализации теоретической мысли издержки ценностно-идеологического характера оказываются, к сожалению, и сегодня не менее значимыми, чем в советский период, вследствие чего марксизм во всей полноте представленного в нем теоретического знания еще не стал объектом подлинно научного исследования. Более того, в его оценке ошибочен, как полагает диссертант, даже алгоритм критического анализа.

Актуальность темы диссертационного исследования. Позитивный по своей сути и направленности процесс очищения от идеологических наслоений, образующих догматическую differentia specifica марксистской ортодоксии, и приобщения ко всему многообразию достижений современного обществознания в решающей степени сдерживается чрезвычайно распространенным не только в массовом, но и в научно-теоретическом сознании фундаментальным заблуждением.

Речь идет о тенденциозной интерпретации марксизма, выражающейся в сохраняющейся («по умолчанию») редукции его наиболее глубокой - социально-философской - сущности к ее идеологической проекции. При этом наличие существенных различий между такими формами общественного сознания, как философия, идеология и наука, - сомнений не вызывает, но оценивается, как правило, с формально-логической позиции, исключающей их какую бы то ни было конгруэнтность. Имманентная марксизму «ущербность» при таком подходе усматривается, напротив, в абстрактном тождестве, т.е. исчерпывающем совпадении основополагающей для него диалектико-материалистической методологии с выполняемой ею идеологической функцией, - совпадении, дискредитирующем, якобы, его заявку на системное научное знание.

Подавляющая часть как прошлых, так и нынешних критиков марксизма продвинулась в этом отношении фактически ничуть не дальше Е. Дюринга, искренне полагавшего в свое время, что теоретические изыскания Маркса были бы гораздо продуктивнее, если бы он «не опирался, помимо научных, еще и на диалектические костыли». Вполне естественно терпят неудачу даже те, кто пытается добросовестно «раскодировать» диалектическую сущность его многогранного учения с помощью набора формально-логических приемов мышления. Из той же гносеологической посылки исходят и «жесткие» критики Маркса, но они уже полностью и, надо полагать, вполне расчетливо игнорируют грань принципиального несовпадения его логико-методологической позиции и научно-теоретических взглядов с исторически конкретным идеологическим содержанием марксизма. По выражению Энгельса, вполне применимому в условиях данной познавательной ситуации, «иначе оно и не может быть, если, как это делается здесь, результаты, добытые в диалектической области, хотят доказать посредством формальной логики».¹¹ Энгельс Ф. Анти-Дюринг // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 20. С. 139.

В то же время ошибочным, по мнению диссертанта, является и бытующее сегодня мнение о том, что марксизм в научном формате принципиально несовместим с позитивным влиянием идеологического фактора, который с этой точки зрения способен его лишь «отягощать» и деформировать.

Причина подобной аберрации в том, что это, выявляемое всеми марксологами и - значительно реже - марксистами, противоречие относится к разряду диалектических и, следовательно, неразрешимо с помощью устранения одной из его сторон. Получивший широчайшую известность ленинский тезис: «марксизм - не догма, а руководство к действию», - превосходно иллюстрирует именно идеологическую сущность марксистского теоретического знания. Если же не ограничиваться фиксацией этой видимой, что называется, невооруженным глазом стороны, обратившись к анализу «сущности более глубокого порядка» (в чем, собственно, и выражается специфика философского подхода), «революционность» марксизма базируется на его научной, диалектико-материалистической методологии. Во всяком случае, идеологический срез сущности не воспроизводит всей глубины ее научного и философского содержания.

Уже принимая во внимание это обстоятельство, правомерно допустить, что «знаковым» философским системам свойственно, как правило, многозначное толкование, в возможности которого, по справедливому замечанию В.А. Глядкова, «нет ничего такого, что преуменьшило бы значение первоисточников. Скорее, наоборот, многозначность есть свидетельство богатства выдвинутых идей и подходов».¹¹ Глядков В.А. Феномен марксистской философии. М., 2001. С. 145. (Курсив мой. - М.К.) Важно только этим «богатством» разумно распорядиться, т.е. в данном случае найти ключ к теоретическому воспроизведению всей многоликой марксистской традиции, образующей определенное единство. К сожалению, уже с переходом к ленинскому этапу в развитии марксизма на фоне его расширяющегося «видового» многообразия задача выявления «единства» не только не была актуализирована, но вообще снята ортодоксами с повестки дня, что нашло выражение в ленинской интерпретации структурно-функциональной целостности марксистского теоретического знания.

Действительная сложность заключалась в том, что теория научного социализма (а в советский период и - «научного коммунизма»), изначально претендовавшая на статус строгой науки по определению, при ее однозначной оценке таковой никогда не являлась и, более того, быть не могла в силу своей достаточно «жесткой» идеологической ориентации. Однако отсюда не следует, что пролетарская идеологическая теория не имела с наукой ничего общего и никогда не являлась «научной». Таковой она, несомненно, была, но лишь постольку, поскольку представляла собой, как и утверждали основоположники, научно обоснованный «вывод» из созданной ими социально-философской концепции. Осознание парадоксальности неоднозначной сущности марксизма приходит позднее, уже под влиянием критики со стороны откровенно враждебных ему буржуазных теоретиков, а также разношерстных (в т.ч. либеральных) «попутчиков». Ирония истории в том, что именно последние, «свежим» взглядом «высвечивая» в марксизме «не стыкующиеся», как они полагали, между собой его концептуальные доминанты - идеологию и методологию, - внесли тем самым в его развитие даже больший вклад, чем метафизически отождествляющие их марксисты ортодоксального толка. С точки зрения представителей этого направления марксизм, оформившийся в самую влиятельную идеологическую теорию в горниле ожесточенной классовой борьбы, в структурно-содержательном аспекте представал девственно чистым, лишенным даже намека на какие-либо внутренние противоречия, воплощением столь «совершенной» недифференцированной целостности, что ее впору было считать иллюстрацией «непорочного зачатия».

Данная проблема не была артикулирована Марксом и Энгельсом, но диалектический алгоритм их мышления, опредмеченный в многолетних теоретических изысканиях и революционной практике, не оставляет сомнений в том, что она выглядела для них вполне разрешимой. Маркс, в частности, уже в ранних своих работах формулирует тезис о том, что «действительного дуализма сущности не бывает». В созданной им «многопорядковой» теоретической системе ее идеологический, научный и философский форматы неравнозначны и каждый из предшествующих выступает по отношению к последующему в качестве элемента сущности «более высокого порядка». Поэтому социалистический идеал вплоть до того момента, пока в лице пролетариата не была найдена исторически конкретная «движущая сила» его реализации, оставался абстрактным (т.е., по крайней мере, еще не вполне научным), а, приобретая свои классовые (идеологические) очертания, он уже, действительно, не мог быть объектом только научного знания.

Превратившись, благодаря открытию материалистического понимания истории, из утопии в науку, социализм, таким образом, одновременно начинает функционировать и в качестве самостоятельной идеологической «доктрины». Впервые об этом «расхождении» («дуализме» марксизма) от лица его представителей во всеуслышание заявил официальный литературный «душеприказчик» Ф. Энгельса Э. Бернштейн. Но в заслугу ему может быть поставлена лишь формальная апелляция к проблеме корреляции идеологии и науки, но никак не предложенная формула ее решения. Однако столь же несостоятельной оказалась и предпринятая ортодоксальными марксистами попытка безоговорочного отождествления марксистской идеологической теории с сущностью представленного в ней научного знания.

Вопреки подобным представлениям о соотношении «составных частей» марксизма, в его историческом развитии чем дальше, тем больше давали о себе знать противоречия, обусловленные, в конечном счете, неполнотой совпадения «буквы» и «духа». Понимая, в соответствии с их фактической коннотацией, под «духом» - марксистскую методологию (которая исследует науку как специфический тип знания и является выражением «органической связи всеобщего философского метода и наиболее фундаментальных и общих методов специальных наук» ¹¹ Егоров Ю.Л. Принцип системности: сущность и функции в познании. М.,1997.С.134.), а под «буквой» - хорошо различимую («экзотерическую») идеологическую конструкцию, становится очевидно, что невозможно в принципе сохранять приверженность в равной мере и в одном и том же измерении одновременно и «содержанию», и «форме». Собственно говоря, весь драматизм новейшей истории и состоит в том, что, следуя логике эволюции учения Маркса, его последователи просто вынуждены были придерживаться приоритетности одной из них или, иначе говоря, выбирать, «глотая» в этом смысле марксизм «по частям».²² См.: Ленин В.И. Оценка Маркса международным либерализмом // ПСС. Т. 16. С. 470. Несмотря на данное, сформулированное Лениным в адрес идеологических оппонентов императивное «предупреждение», он сам, а вслед за ним и все ортодоксальные марксисты также не избежали «скорбной» участи верных учеников, принуждаемых невыносимой силой «эмпирических» обстоятельств препарировать целостную теоретическую систему. Разница лишь в том, что «проглоченная», но не «переваренная» в их «твердокаменных» желудках диалектическая сущность марксизма представала в виде иллюзии полного совпадения с взятой на вооружение его идеологической «буквой».

Редуцируя потенциал диалектико-материалистической концепции к ее исторически конкретной (и в силу этого преходящей) проекции в идеологии и политике, Ленин при этом подчеркивает, что «весь дух марксизма, вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривать лишь (a) исторически; (b) лишь в связи с другими; (y) лишь в связи с конкретным опытом истории».¹¹ Ленин В.И. Письмо И.Ф. Арманд, 30 ноября 1916 г. // ПСС. Т. 49. С. 329. (Курсив мой. - М.К.) Но свойственная ему в классово-политическом измерении ортодоксальность питает лишь то, что Н.А. Бердяев вполне адекватно именует «экзальтированной революционной волей». Вполне осознанно оставаясь «под знаком ортодоксии», Ленин связывает с ней непреклонную верность революционной (политической) сущности марксизма (сущности, так сказать, «первого порядка», если использовать его собственную терминологию), и заведомо снимает с нее на этом основании все могущие возникнуть обвинения в неполноте соответствия эталону научности. Он, таким образом, подменяет ею, как и все остальные «ортодоксальные ученики», глубочайшую диалектическую суть научной методологии Маркса, ибо только последняя не «позволяет брать что бы то ни было на веру», рассматривает «каждую осуществленную форму в движении», т.е. также и «с ее преходящей стороны». «Ортодоксия» же, т.е. неуклонное следование идеологической и политической «букве» учения Маркса, на самом деле «отличается диаметрально противоположными качествами» совсем в ином, нежели он полагает, смысле, поскольку «исключает критическое претворение и дальнейшее развитие» марксизма и «вина» за этот «тяжкий грех» ложится уже «всецело на таких учеников».²² См.: Ленин В.И. Еще к вопросу о теории реализации // ПСС. Т. 4. С. 87.

В итоге, даже находя отчасти свое воплощение в ленинских произведениях, диалектика утрачивает свойственное ей эпистемологически-универсальное значение. Наделение ее преимущественно идеологически-инструментальной функцией ведет к тому, что она фактически нередко подменяется логикой формальной, т.е., по собственному же выражению Ленина, служит веками апробированным «мостиком к софистике». «Однолинейно» мыслящие преемники лишь довели эту противоречащую «духу» марксизма тенденцию его тотальной идеологизации до ее полного (формально-логического) завершения, доказав тем самым, что «всякую истину, если ее сделать «чрезмерной».., если ее преувеличить, если ее распространить за пределы ее действительной применимости, можно довести до абсурда, и она даже неизбежно, при указанных условиях, превращается в абсурд».³³ Ленин В.И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме // ПСС. Т. 41. С. 46.

Опасность односторонней и потому искаженной интерпретации сущности (а, следовательно, и логики развития) марксизма уже изначально представляла для идеологически «правоверных» его толкователей реальную угрозу. Ведь если, по словам Ленина, марксизм возник не «в стороне от столбовой дороги развития мировой цивилизации» и в нем «нет ничего похожего на «сектантство», то и развиваться при всей его «самодостаточности» он способен не в одной лишь борьбе с враждебными ему течениями общественной мысли, а при условии прежде всего конструктивного поиска ответов на запросы общественно-исторической практики. Процесс этот должен быть непрерывным и двусторонним; в противном случае «доктрина» Маркса становится «замкнутым» и «закостенелым учением», естественно, утрачивая статус «законного преемника» общечеловеческих культурных достижений. Оппонируя Ленину, «эмпириомонист» и создатель тектологии А.А. Богданов (Малиновский) сформулировал в этой связи весьма примечательное уточнение. По его словам, «марксизм, как идеология прогрессивного класса, неизбежно должен был отвергнуть абсолютное значение за какой бы то ни было системой идей, в том числе и за своей собственной. Он предъявил и к себе самому требование непрерывного развития в соответствии с изменяющимися жизненными отношениями пролетариата. И марксизм идет по этому пути».¹¹ Богданов А.А. Падение великого фетишизма (Современный кризис идеологий). Вера и наука (о книге В. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм»). М., 1910. С. 222.

2 Ленинский тезис о «философии марксизма, вылитой из одного куска стали», вполне заслуженно подвергается критике, ибо не соответствует, строго говоря, ни фактическому процессу ее формирования и его результату (синтез идеалистической диалектики и антропологического материализма), ни - даже в переносном, собственно технологическом смысле: прочность стального сплава достигается, как известно, именно за счет введения в определенной пропорции добавок или присадок.

Совсем не удивительно поэтому, что уже в начале ХХ столетия философию марксизма, «вылитую, - по выражению Ленина, - из одного куска стали», представители его неортодоксального направления не всегда безошибочно и продуктивно, но в целом небезуспешно пытались «соединять» с иными философскими системами. Наиболее отчетливо по этому «тернистому» пути продвигались российские «легальные» марксисты, а также все неортодоксальное крыло западного марксизма. Отказавшись от марксистской ортодоксии, они, по словам Бердяева, не могли «вместиться» и в марксизм; но, творчески перерабатывая многие спорные положения современной им немарксистской философии, внесли, тем не менее, определенный вклад и в сокровищницу марксизма, оставаясь субъективно его убежденными приверженцами.

Эта диалектическая противоречивость в высшей степени рельефно проявилась в исторической судьбе марксизма, чему и посвящается диссертационная работа.

Объект диссертационного исследования - марксизм как многогранная система теоретического знания, внутренняя противоречивость которой эксплицируется в качестве перманентного источника поступательного развития, т.е. приводится в соответствие с используемой основоположниками марксизма научной методологией.

Предмет диссертационного исследования - логика исторического развития марксизма, выявляемая в возникающих расхождениях между марксистской теорией и практикой социальных преобразований, динамическом характере равновесия методологического и идеологического компонентов самого теоретического знания, а на социально-философском уровне анализа - в соотношении объяснительно-формационной и деятельностно-революционной парадигм.

Теоретико-методологической основой диссертационного исследования выступает диалектико-материалистическая концепция, неисчерпаемый потенциал которой позволяет осуществить комплексный анализ марксизма. Диалектический метод в полной мере остается руководящей нитью исследования и на пути «самокритики» марксизма, ибо даже тогда, когда последний выступает объектом саморефлексии, истинным должен быть, по выражению Маркса, не только результат познания, но и ведущий к нему путь. Непревзойденным образцом применения всего арсенала диалектической логики и по сей день остается «Капитал» К. Маркса. По известному ленинскому замечанию, «если Marx не оставил «Логики» (с большой буквы), то он оставил логику «Капитала».

Суть диалектики состоит, как известно, в coinsidentia oppositorum. Это совпадение или конкретное тождество на материалистически обосновываемом пути восхождения об абстрактного к конкретному Маркс раскрывает в виде диалектического единства логического и исторического способов исследования. Их взаимосвязь не претерпевает принципиальных изменений и тогда, когда уже сам марксизм в качестве объекта теоретической рефлексии должен «витать перед нашим представлением как предпосылка» всех логических операций. Единство исторического и логического обнаруживается здесь в исходном, специфичном для него противоречии между социальной практикой «под знаменем марксизма» и его теоретико-методологическим потенциалом. Если исторический метод позволяет исследовать марксизм как развивающуюся систему теоретического знания, выявляя переходы ее в качественно новое состояние, то с помощью логического метода осуществляется воспроизведенное в движении понятий отражение этого «процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме».

Наряду с отмеченным выше фундаментальным противоречием между теорией и практикой в области уже собственно теоретического знания речь должна идти о тождестве таких противоположностей, как научная методология и идеологическая теория. Их далеко не полное совпадение предстает объектом неоднозначной оценки в соответствии с принципом конкретного тождества. Маркс использует этот принцип и в своей социально-философской концепции при создании формационной и деятельностной моделей изучения истории, и в экспликации соотношения между научной методологией и теорией освободительного движения пролетариата. О приоритетности методологии по отношению к идеологии (в эпистемологическом аспекте) свидетельствуют уже те значительные коррективы в сторону отхода от тезиса о «диктатуре пролетариата», которые еще при жизни Маркса были внесены в пролетарскую идеологическую теорию.

Что касается Ленина, то в его редакции идеологическая сторона марксизма стремится поглотить научную без остатка. Все, что остается за рамками совпадения «составных частей» марксизма, для него уже несущественно и в расчет не принимается, в том числе основное (наиболее существенное) для марксизма противоречие между «духом» и «буквой». Однако, не учитывая принципиальной грани между идеологической «системой» («научной» идеологией) и диалектико-материалистическим «методом», невозможно сколько-нибудь вразумительно объяснить, почему марксизм в ХХ в. неумолимо «терял очки» как идеологическая теория, выражающая интересы индустриального пролетариата, но сохранял и даже набирал их в качестве универсальной научной методологии.

«Материальной силой» социально ориентированная научная теория в процессе реализации заложенного в ней потенциала становится, по выражению Маркса, только в том случае, когда она «овладевает массами», а для этого она должна, в свою очередь, трансформироваться в особую форму общественного сознания - идеологию. В этой (идеологической) ипостаси сущность самого марксизма есть уже не отвлеченное, «эзотерическое» теоретизирование, а гегелевское «свое иное», поскольку она становится достоянием рабочего класса как субъекта не только и даже не столько познающего, сколько, по словам Маркса, «изменяющего мир». Хотя объект познания у науки и идеологии отчасти совпадает, различие представлено в природе познающего и действующего социального субъекта. Точнее говоря, оно заложено в самом способе распредмечивания объективного мира познающим и опредмечивания действующим коллективным субъектом.

Тот факт, что термину «идеология» (в соответствии с его общеупотребительным на протяжении XIX в. значением) Маркс придает ограниченный, однозначно-негативный смысловой оттенок (как иллюзорного сознания) не вносит принципиальных изменений в конверсионную структуру созданной им теоретической системы, ибо функцию марксистской идеологии de facto выполняла теория научного социализма. Вместе с тем, с учетом понятийной смысловой дивергенции, выразившейся в инициированном Лениным «бессрочном» закреплении за пролетарской идеологией статуса «научной», вполне правомерен вывод о том, что марксизм доказывает свою научную состоятельность не за счет «освобождения» от груза идеологического фактора, как упрощенно полагают сегодня некоторые исследователи, а, напротив, лишь в той мере, в какой он обретает для себя исторически адекватную идеологическую реинтерпретацию.

Сегодня уже не подлежит сомнению, что в соотношении идеологии и науки представлена диалектика классового и общечеловеческого. Объективное знание об обществе, как совершенно обосновано полагали основоположники марксизма, не продуцируется, строго говоря, в «чистом», т.е. идеологически-нейтральном, виде. Оно существует наряду с политической идеологией авангардной части общества, но представлено в ней (в преобразованном виде) и как часть ее собственного содержания. Другое дело, что на разных этапах исторического развития в зависимости от положения этого класса в системе общественного производства, удельный вес научного компонента в его теоретических представлениях о сущности социальных изменений не остается неизменным. Идеология, если она, разумеется, выражает интересы исторически восходящего класса, которые в наибольшей степени (хотя в любом случае не полностью) совпадают с интересами общества в целом, - в гносеологическом аспекте производна от научно-теоретического способа освоения мира и, следовательно, вторична по отношению к нему. Полагать же, что марксизм «утопичен» уже в силу самого факта его идеологической принадлежности (соглашаясь в этом не только с Э. Бернштейном, но и, в частности, с Т.И. Ойзерманом), по мнению диссертанта, принципиально неверно. В то же время несомненно и другое: именно в силу присущей российскому (советскому) марксизму ортодоксальной доктринализации теоретического знания (вследствие, в том числе, и особенностей российской ментальности), он исторически приобретает идеологически-одностороннюю тональность, неуклонно ведущую к утопизму.

До недавнего, по историческим меркам, времени гносеологическая неадекватность воспринималась советскими марксистами как атрибут исключительно буржуазной идеологии. Вопрос о критериях истинности марксистской идеологии считался давно и окончательно решенным в силу ее неоспоримо «научного» характера. Однако адекватность теоретической рефлексии определяется (и, рассуждая, по выражению Ленина, «абстрактно-теоретически», это было хорошо известно советским «доктринерам-идеологам») объективным положением в социально-экономической системе того класса, интересы которого данная идеология призвана отражать и отстаивать. Поэтому на разных этапах исторического развития общества существующие идеологические комплексы отражают социальное бытие с различной степенью объективности, которая зависит от места данного класса в системе общественного производства, а, следовательно, и от его роли в историческом процессе.

Будучи не только идеологом, но прежде всего строгим ученым в исследовании «экономического фактора», Маркс отнюдь не по своему произволу выдвинул и обосновал идею всемирно-исторической миссии пролетариата, как полагают его прошлые и нынешние оппоненты. В своих представлениях о субъекте социально-преобразующей практики он оставался всецело на почве политэкономического анализа своей эпохи и, естественно, был ограничен ее временными рамками, хотя в созданной им теоретической модели общества будущего ему удалось выйти далеко за горизонт его индустриальных параметров. На ступени формирования последних (домонополистического капитализма) интересы рабочего класса действительно в решающей степени выражали потребности общественного развития. Их расхождение стало очевидным лишь на этапе начавшегося перехода к постиндустриальной фазе капитализма, но происходящая на наших глазах трансформация всемирно-исторического субъекта не отменяет механизм социальной детерминации, а лишь формирует новый алгоритм общественно-исторической практики.

Степень научной разработанности проблемы. Значительное число отечественных исследователей справедливо полагает, что история вынесла обвинительный приговор советской тоталитарной социальной практике и вульгарно-догматически понимаемой марксистской теории. Но отсюда не следует, что по отношению к марксизму заслуживает доверия всякая критика. Со стороны либерализма она справедлива лишь отчасти - в той мере, в какой ее объектом выступает абсолютизированная базисная (т.е. классическая) идеологическая парадигма, составляющая с начала ХХ в. специфику марксистской ортодоксии. Можно, таким образом, утверждать, что «гора» либеральной критики марксизма «родила мышь» - зафиксировала теоретическую несостоятельность ортодоксального направления в нем. Что же касается используемых оппонентами способов аргументации как «за», так и «против» нее, то их «примиряет» общий недостаток. При всей полярности идеологических установок и программных положений ортодоксальный марксизм и либерализм оказываются в равной мере односторонними в понимании и объяснении и логики развития марксизма, и причин его «непотопляемости». Вследствие отсутствия по отношению к объекту опровержения научного подхода или, точнее, ограничения его правилами и рамками формально-логической экспликации, либеральная критика марксизма не только не подрывает его методологический потенциал (из которого также следует вывод об анахронизме тезиса о «ведущей» роли индустриального пролетариата в условиях перехода к постиндустриальному обществу), но, напротив, доказывает собственную теоретическую беспомощность.

Если допустить, что необходимые для решения проблемы самоидентификации марксизма объективные предпосылки уже имеются налицо (а не находятся, как прежде, «в процессе становления»), то объяснение сложившейся ситуации следует, очевидно, искать в плоскости поиска принципа систематизации накопленного в рамках учения Маркса «мыслительного материала». По справедливому замечанию И.К. Пантина, его «наследие должно быть, сообразно его же методу, соотнесено с изменившейся действительностью, развитием общественной науки и подвергнуто имманентной духу его учения критике».¹¹ Пантин И.К. Репринт выступления / Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Марксизм и утопизм» // Вопросы философии. 2004. № 2. С. 89. (Курсив мой. - М.К.) Однако, как это ни парадоксально, вплоть до настоящего времени диалектико-материалистическая методология, воплощенная в теоретических исследованиях и революционной практике основоположников марксизма и ставшая достоянием научного познания во всем мире, применительно к сущности, а также историческому развитию самого марксизма остается недооцененной, фактически в полной мере не используемой, а зачастую откровенно игнорируемой или фальсифицируемой.

В нашей стране наиболее продуктивно философские аспекты научной методологии Маркса разрабатываются в связи с пробуждением в начале 50-х гг. интереса к арсеналу приемов, представленных в «Капитале». Это была попытка, отмечает В.С. Швырев, «как-то реанимировать дух рационально-критического сознания,.. возродить тот творческий потенциал, который существовал у самого Маркса как ученого, как исследователя, как теоретика, а не как идеолога».¹¹ Берега рациональности. Беседа с В.С. Швыревым // Вопросы философии. 2004. № 2. С. 116. Марксистская диалектико-материалистическая методология получила развитие усилиями таких авторов, как А.Н. Аверьянов, М.Н. Алексеев, В.Л. Алтухов, И.В. Блауберг, В.А. Вазюлин, Ф.Ф. Вяккерев, Б.А Грушин, С.П. Дудель, Б.М. Кедров, П.В. Копнин, В.П. Кузьмин, М.К. Мамардашвили, С.Н Мареев, И.С Нарский, З.М. Оруджев, Б.Ф Поршнев, Е.Ф. Солопов, А.П. Шептулин, Г.П. Щедровицкий, Д.М Угринович и др. Но решающий импульс в освоении нового исследовательского поля придали, безусловно, работы Э.В. Ильенкова. Именно он своим анализом логики «Капитала» первым пробил брешь в официозном истолковании марксизма и после десятилетий его откровенной апологетики положил начало разработке собственно диалектической проблематики в области логики и методологии научного познания. Однако развернувшаяся в конце 50-х - начале 60-х гг. дискуссия о соотношении диалектической и формальной логики, по словам В.А. Лекторского, «все больше становилась схоластической, а понятие диалектической логики в результате этого в значительной степени было скомпрометировано».²² О прошлом и настоящем (беседа Л.Н. Митрохина и В.А. Лекторского) // Вопросы философии. 2002. № 9. С. 33.

Будучи значительно более свободной от прямого идеологического диктата, чем социальная философия, отечественная философия науки уже в советский период делает первые шаги и добивается определенных успехов в решении проблемы идентификации природы научного знания и закономерностей его развития. Внимание в дальнейшем концентрируется на вопросах, связанных с изучением мировоззренческой роли науки и социокультурных предпосылок научного поиска, обоснованием идеалов и норм научного типа рациональности, соотношением теоретического и эмпирического в научном познании и классификацией его основных исторических этапов. Структура и генезис теоретического знания представлены в работах И.Д. Андреева, Д.П. Горского, В.В. Казютинского, С.А. Лебедева, В.А. Лекторского, Е.А. Мамчур, С.Р. Микулинского, Н.В Мотрошиловой, А.П. Огурцова, В.Н. Поруса, А.И. Ракитова, В.И. Розова, Г.И. Рузавина, В.С. Степина, В.С. Тюхтина, А.И. Уемова, В.Г. Федотовой, В.С. Швырева, Э.Г. Юдина и др. Вместе с тем, и в советский, и в постсоветский периоды проблема соотносительности науки и идеологии, а равно науки и философии применительно к марксизму так и не становится предметом детального объективного изучения и, соответственно, не получает адекватного решения. Она все время фатально остается «за кадром» диалектической рефлексии, ибо сформулированные Марксом методологически определяющие принципы историзма и системности роковым образом не распространяются, как было отмечено выше, на «составные части» марксизма. Одной из причин является то, что место идеологии в ряду других форм общественного сознания характеризуется значительно меньшей дискурсивной определенностью. Этот пробел в анализе идеологии был в значительной мере восполнен в 1959 г. В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзоном за счет введения отмеченной выше дифференциации эпистемологического и праксиологического аспектов.

Что касается проблематики социальной философии марксизма (и формационной теории, в частности) рассмотренной в диссертационном исследовании, она разрабатывается в рамках советского и современного периодов И.Л. Андреевым, З.А. Бербешкиной, Н.Б. Биккениным, Ю.М. Бородаем, В.А. Глядковым, И.А. Гобозовым, Е.Л. Грининым, В.В. Денисовым, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзоном, С.Э. Крапивенским, Е.Н. Лысманкиным, В.М. Межуевым, К.Х. Момджяном, Ю.В. Олейниковым, Ю.К. Плетниковым, В.Г. Поповым, Е.Г. Плимаком, М.А. Селезневым, Ю.И. Семеновым, И. Н. Сиземской, В.И. Толстых, А.К. Уледовым, В.Б. Устьянцевым, Д.И. Чесноковым, Л.И. Чинаковой, В.Н. Шевченко и др. Весомый вклад в разработку цивилизационной концепции внесли также М.А. Барг, Г.С. Гудожник, И. Калайков, М.П. Мчедлов, Л.И. Новикова, О.А. Сергеева, Б.П. Шулындин.

Значительную роль в популяризации и обновлении как философских, так и социологических идей Маркса сыграли школы западного марксизма. В отличие от официального (канонизированного) советского «марксизма-ленинизма» марксистская мысль в зарубежных публикациях послеоктябрьского периода не находилась под жестким идеологическим партийным контролем, что, в свою очередь, способствовало формированию конструктивной культуры дискуссии. Но, сохранив импульс к развитию, она приняла преимущественно «академическую» форму даже в теоретических исследованиях марксистов, олицетворявших ортодоксальное направление и примыкавших к нему: Д. Лукача, О. Корню, М. Корнфорта, Дж. Хофмана, А. Грамши и др. Зародившись в пограничной области классического марксизма и фрейдизма, Франкфуртская школа (М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм, В. Беньямин, Ю. Хабермас) оказала огромное влияние на всю современную социологию. В русле академического марксизма оказались и философские работы Ж.-П. Сартра, пришедшего к марксизму от экзистенциализма, и марксологические исследования структуралиста Л. Альтюссера. Дополняя друг друга и будучи достаточно плодотворными в осмыслении отдельных содержащихся в учении Маркса категорий (прежде всего проблемы отчуждения и свободы личности), сформулированные западными марксистами философские обобщения не могут, однако, претендовать на статус «неомарксистских», каковой им часто приписывают. Дело в том, что если понимать под «неомарксизмом» качественно новый этап в развитии классического учения, подтверждением принадлежности к нему может служить лишь воспроизведение его комплексной, многогранной структурной целостности, утраченной в ХХ столетии.

Несмотря на значительный объем проделанной работы, в комплексном рассмотрении марксизма вплоть до настоящего времени явственно ощущается отсутствие того звена обобщающего характера, наличие которого позволило бы выявить историческое место Маркса и как ученого, и как идеолога в проекции пересечения этих двух его ипостасей. Вместе с тем, при всей важности и ответственности этой исследовательской задачи она должна быть дополнена анализом объективных тенденций в развитии созданного им учения, ибо Маркса нельзя механически «отрывать» от марксизма. Поэтому предпринятая в диссертационном исследовании попытка восстановления теоретического и методологического статуса его собственных концептуальных положений сводится к экспликации логики исторического развития марксизма в целом. В разных ее аспектах и фрагментах она нашла отражение в публикациях Ю.А. Александрова, Г.А. Багатурии, А.С. Бережанского, С.М. Брайовича, Г.Г. Водолазова, М.И. Воейкова, М.Н. Грецкого, В.В. Денисова, Д.В. Джохадзе, Р.Я. Евзерова, В.Д. Жукоцкого, В.В. Зеньковского, Б.Ю. Кагарлицкого, К.М. Кантора, С.Г. Кара-Мурзы, И.М Клямкина, Р.И. Косолапова, И.М Кривогуза, И.Н. Курбатовой, Н.И. Лапина., К.Н. Любутина, В.М. Межуева, А.Г. Мысливченко, Т.И. Ойзермана, И.К. Пантина, Е.Л. Петренко, Ю.К. Плетникова, Ю.З. Полевого, В.Ф. Пустарнакова, В.З. Роговина, В.М. Русакова, Е.А. Самарской, И.Н. Сиземской, В.В. Скоробогацкого, Б.Ф. Славина, В.Х. Тумаринсона, С.В. Тютюкина, И.Х. Урилова, Р.В. Филиппова, Дж. Хофмана, О.К. Цапиевой, Б.А. Чагина, В.Н. Шевченко, И.С. Яжборовской и многих других. Однако проблема целостного видения марксизма еще далека от своего решения. К сожалению, даже постановка ее отсутствует в многочисленных публикациях Т.И. Ойзермана, являющегося, по словам А.А. Зиновьева, «одним из крупнейших, если не самым крупным, знатоком марксизма в нашей стране и, пожалуй, во всем мире».¹¹ Зиновьев А.А. Репринт выступления / Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Марксизм и утопизм». С. 77.

На фоне достаточно поверхностных, выхолащивающих неоднозначную сущность марксизма и придающих ей тенденциозно-негативное измерение публикаций исключительную значимость приобретают работы тех российских и зарубежных авторов, кто сумел расстаться с укоренившимися в его оценке идеологическими клише и обратиться к анализу противоречия между научностью и «идеологичностью» в нем с позиции имманентной ему диалектической логики. «Знаковыми» в этом отношении, по мнению диссертанта, являются имена Б. Рассела и И. Валлерстайна. Их посвященные данной проблеме произведения, разделенные семью десятилетиями, имеют, помимо всего прочего, еще и символическое значение, поскольку принадлежат современникам начала и, соответственно, трагического финала «реального социализма».

Книга выдающегося английского философа и математика Б. Рассела «Практика и теория большевизма» относится к той довольно редко встречающейся и сегодня категории теоретических исследований, которые отличаются глубиной проникновения и трезвым научным анализом ключевых проблем современной эпохи в сочетании с нескрываемой симпатией к социалистическому идеалу. Движимый поиском истины и справедливости, Рассел объявляет наивной теорию большевиков, неумелой и непоследовательной их политику, но при этом подчеркивает, что в политическом смысле критикует их только тогда, когда их методы кажутся ему отступлением от их собственных идеалов (т.е. указывает на противоречия формально-логического порядка). Многие соображения Рассела методологически созвучны взглядам основоположников, хотя он не был знаком основательно с их работами, а критическое изложение марксизма не свободно у него от некоторых, иногда существенных, недостатков.

Заслуга Рассела как философа бесспорна в обосновании, по крайней мере, двух принципиальных теоретических положений. Прежде всего, он одним из первых указал на очевидное для немногих (в частности, также и для Н.А. Бердяева) несовпадение политических декламаций «системы, все еще открыто заявляющей, что она правит от имени пролетариата», и фактической роли большевизма в истории России. Данный подход и в современной литературе является далеко не преобладающим. Несмотря на то, что Рассел «без колебаний» высказывается «в пользу коммунизма», эту «жизненную философию» нельзя, убежден он, навязать народу силой. Поэтому возрожденные коммунистами деспотические методы имеют известное историческое оправдание только в одном отношении: «Большевизм можно, - по его словам, - защищать… как суровый режим, при помощи которого отсталая нация может быть быстро индустриализована, но в качестве коммунистического эксперимента он потерпел неудачу».²² Рассел Б. Практика и теория большевизма. М., 1991. С. 97. Во-вторых, анализируя «основные пороки» капиталистической системы, Б. Рассел задолго до наступления эры «всеобщего благосостояния» предсказывает возможность ее «обеспечить достаток каждому человеку» и разрешить «проблему нищеты». Несравненно более значимым и уже неустранимым пороком капитализма он считает сохраняющийся и даже усиливающийся тотальный контроль в сфере духовной жизни общества со стороны «собственников капитала», которые «имеют влияние, несоразмерное с их численностью или с приносимой ими для общества пользой». Изменяя формы своего проявления, манипуляция общественным сознанием ведет к утрате «действительной свободы» личности и свидетельствует о трансформации основного противоречия капитализма. «Именно это принесение человека в жертву организационному механизму, - проницательно замечает Рассел, - является основным злом современного мира».

Не менее актуальным и методологически столь же аргументированным и продуктивным является ряд концептуальных идей, представленных в работах известного американского экономиста и социолога И. Валлерстайна. Если экстраполировать суть разрабатываемого им мир-системного подхода в плоскость социально-философской экспликации, можно легко обнаружить в нем подтверждение марксовой диалектики самоотрицания капиталистического способа производства. «Слабость капитализма, - по словам Валлерстайна,- в воплощении его же целей, в его полной самореализации». Это «осевое» теоретическое положение марксизма, ценность которого обусловлена его доказательностью средствами политэкономического анализа, является важнейшим, хотя и не единственным условием определения марксистской идентичности. Валлерстайн не причисляет себя безоговорочно к последователям Маркса, но утверждает, тем не менее, что марксизм сохраняет богатство своего содержания и «вдохновляет реальные силы общества». «Несмотря на весь отрицательный опыт марксистско-ленинских движений и государств в XX в., эти идеи, - пишет он, - по-прежнему высвечивают тот политический выбор, который нам надо сделать».¹¹ Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. С. 210.

В книге «После либерализма», в которую вошли очерки, опубликованные в период с 1990 по 1993 гг., Валлерстайн придерживается во многом (но не во всем) марксовой методологии социологического исследования, указывая, в соответствии с ней, на важность «четырех ключевых идей»: теории классовой борьбы, неизбежности растущей социальной поляризации (теряющей свою остроту в развитых капиталистических странах за счет растущего абсолютного обнищания периферии), социальной детерминации идеологического комплекса и, наконец, концепта отчуждения. Однако он не использует их в полной мере в качестве критериев выявленных им существенных расхождений между «доминирующей версией марксизма» («партийным марксизмом») и «другими» его версиями. «Доминирующая версия» весьма расширительно (т.е. недостаточно конкретно) рассматривается как «продукт деятельности» двух исторически противоборствовавших партий: немецкой социал-демократии и большевиков. Что же касается иных интерпретаций «аргументов самого Маркса», Валлерстайн довольствуется ссылкой на то, что они «имели крайне ограниченную аудиторию, по крайней мере, до сравнительно недавнего времени». Наиболее уязвимой выглядит его экспликация сущности идеологии, когда он незаметно смещает акценты. Вопросом о возможности возникновения идеологий в будущем, т.е. после окончания «нынешнего всемирного переходного периода», он подменяет проблему их востребованности в настоящем. Валлерстайн не связывает тот факт, что они «выдохлись в прямом смысле этого слова», непосредственно с необходимостью обновления идеологической теории, а пишет лишь об «исторической тщетности» прежнего «политического проекта».

Главное и безусловное достижение Валлерстайна заключается в выводах, сделанных им на основе решения поставленной «задачи рассмотреть историческую социологию либерализма». Вопреки, казалось бы, самоочевидному, он формулирует парадоксальный «тезис о том, что крах коммунистических режимов представляет собой не окончательный успех либерализма как идеологии, а решительный подрыв способности либеральной идеологии продолжать играть свою историческую роль».¹¹ Валлерстайн И. Указ. Соч. С. 6 - 7. Предпосылкой такого умозаключения выступает не менее спорная, на первый взгляд, мысль о близости и даже совпадении того «проекта общественных преобразований», который был представлен в ленинизме, с господствовавшим до начала 90-х гг. либерализмом. Валлерстайн, безусловно, прав в том, что история выявила полную бесперспективность сведения сути борьбы за социалистическое преобразование общества к «легкой цели достижения государственной власти» с последующим удержанием ее всеми доступными средствами.

Важнейшие выводы И. Валлерстайна, касающиеся оценки артикулированных Марксом «ключевых идей» и перспектив современного капитализма в контексте глобализации, находят подтверждение и конкретизацию в работах российских и зарубежных философов, экономистов и социологов, в частности, В. В. Белоцерковского, А.В. Бузгалина, М.И. Воейкова, Я. Ванека, С. Г. Глазьева, Р. Даля, М. Г. Делягина, Е. Домара, С.С. Дзарасова, Г.И. Иконниковой, В.Л. Иноземцева, Л. Келсо, А.И. Колганова, Д. Львова, Д.Ж. Мида, А. Оноре, В.В. Орлова, А.С. Панарина, И.К. Пантина, С. Пейовича, Ю.К. Плетникова, Б. Уорда, В.Г. Федотовой, Г. Флакиерски, Е. Фуруботна, Б. Хорвата, Д. Эллермана и др. В социально-философском аспекте выявленную Марксом тенденцию перехода к «научному производству» и обусловленное им иное понимание общественной собственности (как внеэкономической - культурной - категории) на протяжении многих лет исследует В.М. Межуев.

Со второй половины ХХ в. устойчивой тенденцией инновационного этапа мирового социально-экономического развития становятся демократизация собственности и участие работников в принятии управленческих решений. Главные побудительные мотивы такого перехода - снижение масштабов и остроты социальных конфликтов, повышение степени доверия между всеми участниками производственного процесса, гармонизация личного интереса работника и эффективности предприятия, оптимальное использование творческого потенциала человека. Особую значимость в условиях поиска механизмов экономического, социального и нравственного оздоровления народного хозяйства России имеет теоретическая разработка и распространение опыта модели самоуправляемого предприятия. По мнению диссертанта, именно концепции «рыночного» или «кооперативного» социализма принадлежит будущее уже в среднесрочной перспективе.

В постсоветский период становятся предельно очевидными не только стратегические просчеты нынешнего социально-экономического курса, но и колоссальные, во многом невосполнимые уже идеологические и теоретические издержки прежнего «выбора пути». Российские марксисты, не сумев разгадать загадку притягательности обреченного в их глазах трудового крестьянского хозяйства, так и не решили первостепенной важности аграрно-крестьянский вопрос. Непреходящее значение имеет в этой связи теоретическое наследие отечественных экономистов-аграрников и прежде всего А.В. Чаянова, труды которого не переиздавались в СССР с 1930 до второй половины 80-х гг. На основе марксовой методологии политэкономического анализа капитализма Чаянов не только убедительно доказал, «что в старом споре «о борьбе крупного и мелкого земледелия» была ошибочна сама постановка вопроса»,¹¹ Чаянов А.В. Избранные произведения. М., 1989. С. 188. но и раскрыл некапиталистический потенциал крестьянской кооперации. Диссертант опирался на его работы с целью иллюстрации преимуществ диалектико-материалистического подхода в анализе природы кооперативного движения.

Важный шаг в направлении рефлексивного «форматирования» диалектической (т.е. неоднозначной) сущности марксизма был предпринят В.А. Глядковым, который в своей (вышеприведенной) монографии обращается к концепту основного противоречия марксизма, ранее не привлекавшему внимания ни российских, ни зарубежных исследователей. Исключением здесь является, пожалуй, лишь Н.А. Бердяев, в совершенстве владеющий диалектической методологией сравнительно-исторического анализа. Хотя в своих работах он терминологически обозначил «основным противоречием» антиномичность российского национального самосознания и спецификацию религиозной философии истории, фактически данный концепт распространяется им также и на логику исторического развития марксизма, парадоксальным образом отраженную в феномене «русского коммунизма».

Концепт основного противоречия представляет собой своеобразный «генетический код», сфокусированный в логике исторического развития марксизма и его социальной философии, в частности. Это последовательная проекция противоречия между практикой социальных преобразований «под знаменем марксизма», с одной стороны, и ее рефлексией в сфере теоретического знания, - с другой, где обнаруживается, в свою очередь, принципиальное расхождение в функциональном предназначении научной методологии и политической идеологии, а применительно к собственно методологическим основаниям - существенное различие в природе таких теоретических метамоделей истории, как формационная и деятельностная парадигмы.

Обе модели изучения истории, взятые в их диалектическом единстве, образуют социально-философский концептуальный базис теоретического знания, благодаря чему марксизм превращается в целостную систему лишь постольку, поскольку он становится внутренне дифференцированной мыслительной конструкцией, причем не только в диахроническом, как было отмечено выше, но и в синхроническом аспекте, т.е. уже при жизни основоположников. Вместе с тем, на рубеже XIX-XX вв. его целостность, приобретенная на этапе формирования и превращения в зрелую теорию, подвергается суровому испытанию в ходе обозначившегося идентификационного кризиса. Не ограничиваясь имеющимися в литературе подходами, диссертант предлагает собственную версию его происхождения и разрешения.

Цель диссертационного исследования заключается в выявлении источника и движущих сил развития марксизма сообразно его собственному диалектико-материалистическому методу исследования (как синтезу научности и критичности). В качестве основного противоречия марксизма (ОПМ) в структуре марксистского социально-философского знания рассматривается единство его парадигмальных составляющих - формационного и деятельностного подходов, соотносительность которых экстраполируется на диалектический характер взаимоотношения научной методологии и идеологии в их исторически меняющейся взаимосвязи. Способом разрешения ОПМ на современном этапе, означающим его выход из затянувшегося кризисного состояния, выступает назревшая потребность в смене (качественном обновлении) базисной идеологической парадигмы, вытекающая из признания того очевидного факта, что на смену индустриальному пролетариату как основному производительному классу общества и движущей силе мирового революционного процесса приходит пролетариат «интеллектуальный».