Религиозно-идеалистическая философия XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Религиозно-идеалистическая философия XX века

Официальная идеология начала XX века, как и в предшествующие десятилетия, базировалась на принципе «православие - самодержавие - народность». Немалое место в умонастроениях начала века занимали национализм и антисемитизм. Пропагандировалась идея союза государства и церкви, распространяется тенденция к компромиссу религии и философии, веры и разума.

Русская церковь враждебно относилась к так называемому богоискательству, к своеобразному наполнению религиозной формы сознания философскими элементами. Консервативно настроенные богословы выступали против «философизации» православия, против «спекулятивного богословия», в котором «живой Бог» религии исчезает в тумане метафизических абстракций, превращается в такие отвлеченные понятий, как «абсолют», «всеединство», «разум» и т.п.

В начале века возникло много спиритуалистических и масонских кружков и обществ, распространяется мистицизм, мистицизм проник даже в официальную церковь в виде так называемого «нового богословствования».

После революции 1905 года либеральная интеллигенция начинает менять свою ориентацию. Если во второй половине XIX в. интеллигенция, в большей своей части интересовалась социальными вопросами, были популярны идеи социализма, революции, то в начале XX века значительная часть интеллигенции от идей социализма, материализма перешла к идеализму, от идеализма - к православию, к эстетизму и декадентству. Пропагандировалась мысль, что религиозность является «коренным свойством» русского народа, что философские учения А. Хомякова, И. Киреевского, Вл. Соловьева представляют высший тип национального философствования. Сложилась мода на пренебрежительное отношение к морали, на эротику. Звучат мотивы разочарования в силе разума, науке.

Изменения в умонастроениях русской интеллигенции нашли свое отражение в деятельности основанных религиозно-философских обществ (Петербург, Москва, Киев), в сборниках «Проблемы идеализма» (1903) и «Вехи» (1909). «Легальные марксисты» (Н.А. Бердяев, П.Б. Струве, С.Л. Франк) разошлись с Плехановым, а затем с Лениным своим неприятием насильственных средств борьбы, несогласием с идеями «воинствующего» материализма и атеизма.

В «Вехах» осуждается предыдущая деятельность русской интеллигенции, которая мешала нормальному развитию русского государства и общества. Бердяев говорил о том, что любовь русской интеллигенции к народу и пролетариату вылилась в нечто подобное идолопоклонству. Утеряна любовь к истине. Русская интеллигенция при решении тех или иных вопросов исходит, прежде всего, из интересов социализма, борьбы с самодержавием и т.п., а не из стремления к истине. Кистяковский обвинил русскую интеллигенцию и народ в недооценке значения закона и порядка. Струве утверждал, что интеллигенция не имеет представления об управлении государством и погрязла в атеистическом максимализме. Франк говорил, что интеллигенция отрицает абсолютные ценности, подменила религию идеальных ценностей религией земных нужд. Такая религия порождает лишь разрушение и ненависть, а не дух творчества. И т.д.

Идеология «Вех» была воспринята как разрыв с традицией единства интересов интеллигенции и народа. В ответ на «Вехи» был опубликован ряд очерков и статей. В 1910 г. вышел в свет сборник «Интеллигенция в России» (авторы - И.И. Петрункевич, П.Н. Милюков, Н.А. Градескул, М.М. Ковалевский, М.И. Туган-Барановский и др.). В этом сборнике утверждалось, что хотя революция и потерпела неудачу, но ее благотворное влияние на ограничение самодержавия скажется в дальнейшем. Говорилось о том, что интеллигенцию в целом не следует обвинять в антирелигиозности, антигосударственности и космополитизме.

В начале XX века в России идет так называемый религиозный Ренессанс. Сложилось религиозно-философское направление, поставившее своей главной задачей - создание нового религиозного сознания.

Русская религиозная философия XX века - не единая школа. В рамках религиозно-идеалистической философии были различные концепции. С определенным упрощением можно выделить среди них так называемое новое религиозное сознание (В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев), философию всеединства (С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, С.Д. Франк, Д.П. Карсавин), интуитивизм (Н.О. Лосский), иррационализм (Л.И. Шестов), философскую концепцию журнала «Логос» и движение к новой метафизике (С.И. Гессен, Ф.А. Степун, Б.В. Яковенко, И.А. Ильин) и др.

После Октябрьской революции 1917 г. религиозная философия в России оказалась под запретом. Философы и ученые обязаны были придерживаться философии марксизма-ленинизма. Некоторые религиозно мыслящие личности выехали из России во время гражданской войны или сразу после ее окончания (П.Б. Струве, С.Н. Трубецкой, Л.И. Шестов, Н.С. Арсеньев, В.В. Зеньковский, Н.Н. Алексеев, Д.С. Мережковский). В 1922 году как идеологически чуждый элемент были высланы за границу Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, С.Н. Булгаков, И.А. Ильин, Б.П. Вышеславцев, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов и др. («Разрешалось взять с собой одно зимнее и одно летнее пальто, один костюм и по две штуки всякого белья, две денные рубашки, две ночные, две пары кальсон, две пары чулок. Золотые вещи, драгоценные камни были к вывозу запрещены, надо было снять с шеи даже нательные кресты. Кроме вещей разрешалось взять по 20 долларов валюты». (Вестник РХД, 1978, №127, с. 223, М. Геллер). Почти все виднейшие представители русской религиозной философии оказались за границей. Оставшиеся (П.А. Флоренский, В.А. Тернавцев, С.А. Аскольдов, А.Ф. Лосев) подвергались репрессиям.

После высылки из России Бердяев организовал «Религиозно-Философскую Академию» (сначала находилась в Берлине, затем в 1924 г. переехала в Париж). С 1925 г. главные силы религиозной философии объединились вокруг издательства «Путь», выпускавшего одноименный журнал.

Часть эмигрантов через несколько лет изменили свое отношение к революции и советской власти. В 1921 г. в Праге вышел сборник «Смена вех» (авторы - Ю.В. Ключников, Н.В. Устрялов, Ю.Н. Потехин, А.В. Бобрищев-Пушкин и др.). «Сменовеховцы» признали поражение контрреволюции и призвали интеллигенцию во имя «русского национального дела» сменить «вехи», приступить к совместной работе с советской властью. Авторы сборника (бывшие кадеты) думали, что в связи с НЭПом революция в России закончена, идет «мирная эволюция», «спуск на тормозах» в пользу буржуазии.

Сменовеховцы говорили, что в основе русского революционного процесса, под поверхностью коммунистического безумия протекает подлинное, национальное развитие России, жизненно важное для ее будущего и даже для будущего всей человеческой культуры. Они считали, что большевики вынуждены делать то, что противоречит их теории и фактически русский народ использует их как орудие для спасения русской территории и воссоздания русской государственности.

Однако позиция сменовеховцев не была доминирующей в кругах эмиграции. Заметным явлением стало так называемое евразийство.

В 1921 г. в Софии выходит сборник «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Авторы статей - Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, П.П. Сувчинский, Г.В. Флоровский. В 1922 г. в Берлине опубликована книга «На путях. Утверждение евразийцев» (авторы - П.Н. Савицкий, А.В. Карташев, П.П. Сувчинский, Н.С. Трубецкой, Г.В. Флоровский, П.А. Бицилли). Евразийцы издали три номера «Евразийского временника» (Берлин, 1923 и 1925, Париж, 1927), манифест «Евразийство. Опыт систематического изложения», Париж, 1926, «Евразийство. Формулировка 1927 г.», Париж, 1927, и др.

Евразийцы выражали настроения той части эмиграции, которая перестала жить фантазиями и начинала интересоваться происходящими в России изменениями. Русская революция стала пониматься как «знак» конца старой и рождения новой России. Задача - сохранение русской культуры и могущественной государственности.

Наиболее известные евразийцы - П.Н. Савицкий, П.П. Сувчинский, Н.С. Трубецкой. Савицкий говорит о том, что Россия испытала на себе влияния Юга, Востока и Запада. Южное - с Х по XIII век - византийское; восточное - с XIII по XV век - монгольское; начиная с XVIII века - максимальное влияние европейской культуры.

Западноевропейская культура претендует на то, чтобы быть высшим этапом всего процесса культурной эволюции мира. Евразийцы отмечали, что европеец обычно называет «диким» и «отсталым» то, что не похоже на манеру «европейца» видеть и действовать. Евразийцы не согласны с этой позицией.

Европейская культура - не общечеловеческая культура, а лишь культура определенного, романо-германского этноса. Европоцентристская оценка должна быть отвергнута. «Долг всякого нероманогерманского народа состоит в том, чтобы, во-первых, преодолеть всякий собственный эгоцентризм, а во-вторых, оградить себя от обмана «общечеловеческой цивилизации», от стремления во что бы то ни стало быть «настоящим европейцем». Этот долг можно формулировать двумя афоризмами: «познай самого себя» и «будь самим собой». (Н.С. Трубецкой). У каждого народа - своя культура, в ней он выражает свою индивидуальность. Общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, невозможна.

«У народов, близких друг к другу по своему национальному характеру и культуры будут сходные. Но общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов - невозможна. При пестром разнообразии национальных характеров и психических типов такая «общечеловеческая культура» свелась бы либо к удовлетворению части материальных потребностей при полном игнорировании потребностей духовных, либо навязала бы всем народам формы жизни, вытекающие из национального характера какой-нибудь одной этнографической особи. И в том и в другом случае эта «общечеловеческая культура» не отвечала бы требованиям, поставленным всякой подлинной культуре. Истинного счастия она никому не дала бы». (Н.С. Трубецкой).

Культуру различных народов нужно сравнивать по-элементно; и тогда увидим, что культура, в одних элементах высокая, может оказаться стоящей ниже в других элементах. Так, Московская Русь в XVI-XVII вв. в ряде отраслей отставала от Западной Европы, но, скажем, в отношении художественного строительства (например, «башенные» и «узорчатые» церкви) она стояла выше большинства западноевропейских стран.

Нужно различать экономический и религиозно-нравственный моменты прогресса. В Европе за последние два столетия за прогресс принимался первый момент. Финалом его стала русская революция, где сочетались экономизм и атеизм. Что же получилось? «Исторический материализм и дополняющий его атеизм снимают узду и лишают сдержки первоначально животные (и в том числе первоначально-экономические, сводящиеся к грабительским) человеческие инстинкты. Основной определяющей силой социального бытия в условиях идейного господства материализма и атеизма оказывается ненависть, и приносит плоды, ее достойные: мучение всем… Общество, которое поддается исключительной заботе о земных благах, рано или поздно лишится и их, - таков страшный урок, просвечивающий из опыта русской революции». (Савицкий). Савицкий утверждает, что здоровое общество людей может быть основано только на религиозной основе, видит задачу в том, чтобы «мерзость и преступление искупить и преобразить созданием новой религиозной эпохи».

Савицкий говорил, что личной веры недостаточно. Верующая личность должна быть соборной. Личность у нас, в отличие от Европы - «симфоническая личность» индивид становится личностью в соотнесенности с семьей, сословием, классом, народом.

Евразийцы говорят, что русские люди - и не европейцы, и не азиаты, культура России - не европейская и не азиатская, ее надо противопоставить культуре Европы и Азии как срединную евразийскую культуру. Евразийцы говорят о России как Евразии, которая понимается как «симфоническая индивидуация Православной Церкви и культуры». Евразийцы высоко оценивают именно православие. «Православие - высшее, единственное по своей полноте и непорочности исповедание христианства. Вне его - или язычество, или ересь, или раскол». (Савицкий).

Приведем еще характерные утверждения евразийцев.

«Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание элементов той и других… Ее надо противопоставлять культурам Европы и Азии как серединную евразийскую культуру».

«Россия представляет собой особый мир. Судьбы этого мира в основном и важнейшем протекают отдельно от судьбы стран к западу от нее (Европа), а также к югу и востоку от нее (Азия). Особый мир этот должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые трудно достижимы для них в отношении народов Европы и Азии».

В отличие от славянофилов евразийцы считали, что русская нация - это не только славянский этнос; в ее образовании участвовали тюркские и угро-финские племена, жившие на одной территории, взаимодействующие со славянами. «Без татаризации» не было бы России.

Евразийцы утверждают, что до Петра I в России был истинный национализм, Россия была «самой даровитой и плодотворной» продолжательницей Византии. После Петра Россия, вступив на путь романогерманской ориентации, оказалась в хвосте европейской культуры, на задворках цивилизации. Наша задача сегодня - «осознать себя европейцами, чтобы осознать себя русскими. Сбросив татарское иго, мы должны сбросить и европейское иго».

Евразийцы считают, что революция в России была неизбежна. Она была результатом усталости от «великодержавного бытия России», «обнищания» державного самосознания. Сувчинский писал: «Бездна между прошлым и настоящим взрылась и это нужно признать, и нужно начать строить на другой стороне, на новом берегу с вдохновением и верой в иную культуру». Смерть старого общества не только была неизбежна, но и необходима для будущего России. Чтобы строить заново, надо было прежде «расчистить место». Сувчинский говорит, что большевистский период революции затянулся. Необходимо «религиозное возбуждение русского сознания», что позволит создать новую Россию. Для нашей страны на первый план выходят проблемы «религиозно-государственного и культурно-державного самоопределения и творчества», всенародного религиозно-культурного самовосстановления.

Евразийцы не отождествляют религиозно-культурное самовосстановление с возрождением византийских начал. «В будущем византийский элемент русской культуры, исходя именно из церковной традиции, может быть, даже будет усиливаться. Но думать о полном переустройстве русской жизни на старых византийских началах в их чистом виде, конечно, невозможно».

Евразийцы говорят об «идее России» - как государства «правды», в котором развивается своя культурная традиция, государстве, в котором справедливая социально-политическая жизнь опирается на религиозно-нравственные основы. Религия создает и определяет культуру.

Критикуя большевистскую идеологию и практику, евразийцы, в то же время, позитивно оценивали некоторые аспекты деятельности большевиков. Так, евразийцы считали, что революция привела к созданию наилучшей формы государства - федеративного государства. Именно эта форма адекватно выражает идею Евразии. Революция явилась итогом саморазложения императорской России, как некоего симбиоза русско-европейской культуры, и дает начало для новой России, новой Евразии. Евразийцы приветствовали создание советской системы, которая выросла из народных потребностей, принята народом.

Порицая большевизм за его богоборчество. Трубецкой говорил, что при этом, однако, большевизм через Сатану приводит к вере в Бога. Евразийцы заявляли, что сам коммунизм - это вера, но вера ложная и вредная, «ибо осуществляет себя путем самого жестокого насильничества». Истинная идеология - русская православная вера, только она призывает к «абсолютно оправданной деятельности». «Православная идея для своего осуществления требует не ненависти, а любви,… она отрицает убийства, насилия, грабежи и обманы, тогда как коммунизм перестанет существовать, если откажется от борьбы классов, насильственной экспроприации и т.д.» (Савицкий). На месте марксистской идеологии должно утвердиться философско-религиозное сознание.

Большевики сделали свое дело, русская революция завершается. Над Россией встает «скифский рассвет», обещая ей великое будущее.

Некоторые сменовеховцы и евразийцы (в том числе Устрялов и Сувчинский) возвратились в СССР и погибли в лагерях.

«Новое религиозное сознание»

Заметную роль в формировании «нового религиозного сознания» сыграл Василий Васильевич Розанов (1859-1919). Он учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Затем в нескольких городах преподавал историю и географию. У него постепенно крепнут религиозные убеждения. Переезжает в Петербург, становится постоянным сотрудником консервативной газеты «Новое время». Основные работы Розанова - «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886), «Статьи о браке» (1898), «Религия и культура» (1901), «Темный лик: метафизика христианства» (1911), «Опавшие листья» (1916).

Розанов говорит, что христианская вера, церковная практика догматичны, равнодушны к проблемам реальной жизни. Для церкви радости семейной жизни, брак, вопросы пола - «грязь и мерзость». Церковь сторонится и других важных жизненных проблем; она не любит самого человека. Но в то же время Розанов не мыслит себя вне религии, вне Бога. «Без молитв - безумие и ужас». Розанов призывает к обновлению религии.

Основной интерес Розанова - «метафизика человека». Человеческая душа, по Розанову, - независимая, нематериальная сущность, способная творить различные формы, то есть идеи, и налагать их на материальную субстанцию. Душа бессмертна. После разрушения тела дух пребывает как «форма чистого существования, не ограниченная никакими пределами».

Розанов говорит о том, что в человеке - единство божественного и природного, духа и плоти. Важнейшее проявление человеческой сущности - половая любовь, она - высший синтез души и тела. Половая любовь - не есть нечто постыдное, запретное, а есть мистическая основа жизни человека, семьи, общества. Именно на этой основе у человека рождается «море мысли и воображения». «Чудесное и святое воссоединение мужчины и женщины» - «узел природы», центр гармонии. Тема пола у Розанова неразрывно связана с темой брака и семьи. Он считал своей задачей «дать почувствовать семью как ступень поднятия к Богу».

У Розанова заметна склонность к патологии. В частности, во многих его работах виден нездоровый интерес к половым вопросам. Он говорит о «тайне пола». И вся метафизика человека сосредоточена в тайне пола. «Пол выходит из границ естества, он - внеестественен и сверхъестественен». «Пол в человеке подобен зачарованному лесу, то есть лесу, обставленному чарами; человек бежит от него в ужасе, зачарованный лес остается тайной».

Розанов говорит, что в русской натуре много темных, саморазрушительных сил. Здесь - «ложный пафос общественности», традиционная русская лень, нежелание делать регулярную положительную работу, нигилизм от нигилизма - стремление к революции.

Следует отметить часто замалчиваемые антисемитские выпады Розанова (например, в работе «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», или в книге «Сахарна»). Приведем одну цитату: «Да, конечно, это естественно - не допускать евреям самый вход в наш суд, школы и врачебное мастерство… Пусть учатся в своих хедерах… только не с нашими детьми и вообще не с нами». Розанов говорил, что евреи употребляют человеческую кровь, благодаря этому тайно властвуют над миром.

Роанов не одинок, приходится отметить антисемитские настроения и у Достоевского, и Флоренского.

Розанов в значительной степени повлиял на упадочнические настроения русского декаданса, в частности, на поэтов-символистов начала века, которые не только в своем художественном творчестве выражали философские идеи, но и писали специально по философским вопросам.

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866-1941) был центральной фигурой так называемого «неохристианства», «богоискательства». Философские взгляды Мережковского выражены в работах «Толстой и Достоевский» (1905), «Рождение богов» (1925), «Иисус непознанный» (1932), трилогии Христос и Антихрист» (ее части - «Смерть богов (Юлиан отступник»)», «Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)», «Антихрист (Петр и Алексей)»).

Для Мережковского характерно не стремление возврата к старому, а искание новых откровений. Старое христианство ожило свой век. на смену ему идет «Откровение третьего Завета», которое раскроет правду не только о духе, но и о плоти, не только о небе, но и о земле.

Выступая против материализма, Мережковский говорит о множестве тайн мира. Он противопоставляет тайну духа - тайне плоти, тайну неба - тайне земли, тайну личности - тайне общественности. Проникнуть в тайны духа, неба, личности, опираясь только на разум, невозможно. Путь к их пониманию - в синтезе рационального и иррационального, при опоре на веру.

Мережковский говорит, что христианство было испорчено мещанством.

Мережковский призывает к борьбе с «мещанством», под которым понимает внимание человека к материальным делам и забвение им Бога. «Отрекаясь от бога, от абсолютной божественной личности, человек неминуемо отрекается от своей собственной человеческой личности. Отказываясь ради чечевичной похлебки умеренной сытости, от своего божественного голода и божественного первородства, человек неминуемо впадает в абсолютной мещанство». России и миру в целом угрожает «хамство» и официальная религия, воздающая «кесарю божье». Революция - наибольшее зло; социализм - это мещанство и «духовное вырождение».

О Боге думают, что он - власть и насилие, наряду с ним говорят о сатане, который тоже власть и насилие. Но нужно понять Бога как любовь, тогда Христос будет истинным Богом. Вера в истинного Бога обеспечит человеку свободу.

Испытав влияние Розанова, Мережковский много писал о проблемах пола. Идеал личности у него - в сочетании мужских и женских добродетелей. «Половины должны быть единой плотью». Это не означает слияния в одной особи мужчины и женщины, а саморазвитие в личности противоположных качеств.

Мережковский говорит о «святой плоти». «Святая плоть» - в царстве Божьем, в котором осуществится мистическое единство тела и духа. Цель исторического процесса - в осуществлении человечеством царства Божия на земле.

Кроме Мережковского специальные философские работы принадлежат перу группы поэтов и писателей.

Поэт-символист Андрей Белый (1880-1934, настоящее имя - Борис Николаевич Бугаев), говорит, что жизнь раскрывается не через научное познание, а через творческую деятельность, которая недоступна анализу, «интегральна и всемогущественна». Жизнь может быть выражена только в символических образах и здесь особую роль играет поэзия. Белый положительно относится к антропософии - учению о возможности познания Бога через непосредственное общение человека с космосом (он следует концепции Рудольфа Штейнера (1861-1925), которого слушал в Кёльне).

Вячеслав Иванович Иванов (1866-1944) говорит о том, что символы - это намеки реальности, невыразимой в словах.

Николай Максимович Минский (1865-1937, настоящая фамилия - Виленкин) видел смысл человеческого существования в приобщении к таинственному божеству, растворенному во вселенной. Такое приобщение возможно лишь в чувстве вселенской мистической любви.

Наиболее известным представителем «нового религиозного сознания» был Николай Александрович Бердяев (1874-1948); его иногда характеризуют как вообще центральную фигуру русской религиозно-идеалистической философии XX века.

Родился Бердяев в Киеве, в семье с военными традициями. Учился в Киевском кадетском корпусе. В 1894 г., поступил на естественный факультет Киевского университета, но через год перевелся на юридический факультет. В это время в Киеве заметный интерес к марксизму. Бердяев становится активным членом Киевского центрального кружка саморазвития учащихся, выступает с докладами, печатает и распространяет нелегальную литературу, участвует в демонстрациях. В 1897 г. на месяц посажен в тюрьму. В 1898 г. снова арестован, выпущен под залог. Исключен из университета. Много читает; в его мировоззрении намечается переход от увлечения марксизмом к богоискательству.

В 1901 г. Бердяев выслан в Вологодскую губернию (одновременно с ним в ссылке там же были А.А. Богданов, А.В. Луначарский, Б.В. Савинков, П.Е. Шеголев, А.М. Ремизов, Б.А. Кистяковский и др.). Среди ссыльных идут ожесточенные споры, в которых видную роль играет Бердяев. Своеобразным итогом этих философских диспутов стал сборник «Проблемы идеализма» (1902), в котором Бердяев опубликовал статью.

В 1902 г. Бердяеву разрешили жить в Житомире, затем он переехал в Петербург. Здесь он сближается с Мережковским и Булгаковым, становится главным редактором журнала «Вопросы жизни», организует Петербургское Религиозно-философское общество. В это время Бердяев окончательно становится на позицию религиозной философии, что нашло отражение в книгах «Новое религиозное сознание и общественность» (1907), «Духовный кризис интеллигенции: Статьи по общественной и религиозной психологии» (1910). Бердяев участвует в сборнике «Вехи», создает издательство «Путь». Но постепенно он отходит от общественной и просветительской деятельности. С 1912 г. он интенсивно работает над книгой «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» (вышла в свет в 1916 г.).

Бердяев негативно воспринял Октябрьскую революцию 1917 г. Он критически относится к социалистическим теориям. Марксистов он обвиняет в недопустимом сведении общественной жизни к грубой материальной основе.

В начале 1919 г. Бердяева избирают профессором Московского университета (хотя он даже не получил законченного университетского образования). Учреждает Вольную академию духовной культуры, которая существовала до 1922 г. Взгляды Бердяева неприемлемы для властей. В 1921 и 1922 гг. его арестовывают, но через некоторое время выпускают. В сентябре 1922 г. вместе со 160 идеологическими противниками советской власти Бердяев выслан из России.

Два года Бердяев живет в Берлине. Здесь он опубликовал книги «Философия неравенства», «Смысл истории», ряд статей. Затем издает книгу «Новое средневековье. Размышления о судьбе России и Европы»; она принесла ему европейскую известность, В 1924 г. переезжает в Париж. Создает и до второй мировой войны редактирует журнал «Путь», в течение двадцати лет он был редактором издательства YMCA-PRESS, специализировавшегося на выпуске работ русских эмигрантов.

Бердяев выступает с публичными лекциями во многих городах Европы, он - участник и организатор ряда международных конгрессов. Его работы «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931); «Я и мир объектов» (1934), «Дух и реальность» (1937), «О рабстве и свободе человека» (1941) привлекли к нему внимание широких философских и литературных кругов. Бердяев - плодовитый автор, в списке его работ - более 500 наименований.

Бердяев не создавал какую-то систематизированную философскую систему. Его интересует широкий круг проблем: проблемы свободы, творчества, смысла жизни человека, истории, он размышляет о русской истории, философии, судьбах русской интеллигенции, русской революции и т.д. Характерной чертой философствования у Бердяева является утверждение ряда положений, зачастую не обосновываемых; иногда он противоречит себе в различных работах, отказывается от ранее высказанных положений, Он сам о себе пишет: «Мое мышление интуитивное и афористическое. В нем нет дискурсивного развития мысли, Я ничего не могу толком развить и доказать. И мне кажется это ненужным».

Философская позиция Бердяева - идеализм. «Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу… В свободе скрыта тайна мира». Бердяев отрицает «онтологическую философию», которая исходным считает бытие. Для него исходная позиция - «идея примата свободы над бытием. Это означает также примат духа, который есть не бытие, а свобода. Бытие есть как бы застывшая свобода». И еще: «Объективной реальности не существует, это лишь иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа», «само бытие не первично и есть уже продукт рационализации, обработка мысли».

Бердяева обычно квалифицируют как христианского персоналиста или экзистенциалиста. Это имеет смысл постольку, поскольку центральная тема Бердяева - человек, его свобода, творчество. Себя он согласен считать экзистенциалистом в определенном смысле. «Я называю экзистенциальным философом того, у кого мысль означает тождество личной судьбы и мировой судьбы». По Бердяеву, подлинный предмет философии - внутренний духовный мир человека. Философия начинается с размышления над «Я», «моей» судьбой. Приведем еще одно характерное положение: «Философия есть наука о духе. Однако наука о духе есть прежде всего наука о человеческом существовании, именно в человеческом существовании раскрывается смысл бытия».

Бердяев здесь говорит о философии как науке. Однако в других случаях он резко разделяет философию и науку. «Философия ни в каком смысле не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной». Невольно возникает вопрос, какова же все-таки действительная позиция Бердяева? Чтобы ответить на этот вопрос, обратим внимание на понимание Бердяевым соотношения рационализма и иррационализма.

Бердяев говорит, что познание часто отождествляется с рационализацией, рациональным познанием. Но, с его точки зрения, есть два вида познания - рациональное и иррациональное. Если рациональное, научное познание способно постигать отдельные стороны действительности, то бытие в целом способно постигать только такое познание, которое опирается на интуицию, отрешающееся от классического деление на субъект и объект. И дело в том, что сама действительность иррациональна. Тайна бытия рационально непостижима. В этой связи Бердяев говорит о кризисе философии; этот кризис связан с несоизмеримостью рационализма и иррационализма. «Современная философия признает иррациональность бытия и она же гносеологически утверждает рационализм. Рациональность познания и иррациональность действительности оказываются несоизмеримыми».

Наука рационализирует мир, но надо понимать, что «рациональный мир, с его законами, с его детерминизмом и каузальными связями, есть мир вторичный, а не первичный, он есть продукт рационализации». В философском мышлении «разум трансцендирует к иррациональному». Сам философ интуитивно познает иррациональное бытие, а затем вступает в дело рационализация. «Дискурсивное развитие мысли существует не для самого познающего, оно существует для других. Таким способом надеются приобщить других к своему познанию, убедить их».

У Бердяева - установка на мистический внутренний опыт как источник философствования. В духе концепции «цельного знания» он пишет: «Религиозная философия предполагает соединение теоретического и практического разума, достижение целостности в познании. Это есть познание совокупностью духовных сил, а не одним разумом. Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское познание есть познание целостным духом, в котором разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рационалистической расчлененности». В итоге видно, что Бердяев достаточно определенно разграничивает философию и науку.

Бердяев призывает к «философии свободного духа». «Мы вращаемся в разных мирах в зависимости от того, на что направлена наша избирающая духовная воля. Мир религиозный создается иной направленностью духа, иным избранием воли, фиксированием сознания на том, от чего отвращено сознание обыденное, и отметанием того, на чем обыденное сознание сосредоточено».

Дух и природа противоположны. Дух есть субъект, жизнь, свобода, огонь, творческая деятельность; природа - объект, вещь, необходимость, определенность, пассивная деятельность, В царстве природы - множественное, делимое во времени и пространстве; в царстве духа - единство, основанное на любви.

Бог есть дух. В своей сущности Божество сверхрационально; попытки выразить его через понятия неизбежно приводят к антиномиям. Божество можно мыслить только символически. Символы - действительная реальность, понятая в связи с ее сверхъестественным значением. Поэтому рождение богочеловека от девы Марии, его жизнь в Палестине, его смерть на кресте - это и действительные факты, и, в то же время, они - символы.

Бог сотворил мир из ничего. Но ничто - это не пустота, а нечто, предшествующее Богу и миру. В ничто, из которого Бог создал мир, содержится иррациональная свобода («мэон»). «Бог - создатель является всемогущим над бытием, над сотворенным миром, но у него нет власти над небытием, над несотворенной свободой». Бог создал мир из «мэона», «мэоническая свобода согласилась на акт творения, небытие свободно стало бытием».

Человек - венец творения в иерархии сущего. Человек, по Бердяеву, есть «дитя Божие и дитя мэона - несотворенной свободы». Человек создан по образу и подобию Бога. И человек должен утверждать в себе образ Божий, иначе он теряет всякий образ, начинает подчиняться низшим процессам, подчиняться той искусственной природе, которую сам создал, подчиняться машине и это его обезличивает, обессиливает, уничтожает. Бердяев говорит, что Бог реально присутствует в жизни святых, мистиков, людей высокой духовной жизни и творческой деятельности. Тот, кто имел духовный опыт, не нуждается в рациональном доказательстве существования Бога.

Человек - микрокосм, в котором заложено все. «Человек-микрокосм есть столь же многосложное и многосоставное бытие, как и макрокосм, в нем есть все от камня, до божества». Человек двойственен, «человек есть точка пересечения двух миров, он отражает в себе мир высший и мир низший». Как образ и подобие Бога, человек является личностью. Личность следует отличать от индивида. Личность есть категория духовно-религиозная, индивид же есть категория натуралистически-биологическая.

«Личность человеческая более таинственна, чем мир». Тайну личности не понять до конца. «Человек есть загадка в мире, и величайшая, может быть, загадка. Человек есть загадка не как животное и не как существо, а как личность. Весь мир есть ничто по сравнению с человеческой личностью, с единственным лицом человека, с единственной его судьбой. Человек переживает агонию, и он хочет знать откуда он пришел и куда он идет». Личнocть многосложна. Основа личности - бессознательна. Становление личности - восхождение от подсознательного через сознательное к сверхсознательному.

Личность переживает тоску, страх и скуку, у нее есть стремление к счастью, одиночество и стремление к общению. Бердяев говорит, что нужно различать тоску, с одной стороны, и страх и скуку, с другой. «Тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира». А страх и скука направлены на «низший мир». Страх - от опасности, которую приносит этот низший мир, а «скука говорит о пустоте и пошлости этого низшего мира».

Человек стремится к счастью. Но что такое счастье? «Счастье не может быть объективировано, к нему неприложимы никакие измерения количества, и оно не может быть сравниваемо. Никто не знает, что делает другого человека счастливым или несчастным».

Бердяев подчеркивает двойственность человеческого бытия. «Тема одиночества - основная. Обратная сторона ее есть тема общения. Чуждость и общность - вот главное в человеческом существовании». Отсюда - два типа людей: находящиеся в гармоническом соотношении, общении со средой, и в дисгармоническом, чуждом отношении к среде.

Человеческое тело - «форма» и должно быть подчинено духу. «Духовная основа в человеке не зависит от природы и общества и не определяются ими. Человеку присуща свобода». Свобода - иррациональное начало в человеке. Свобода человека исходит из мэона, первичной свободы. Человек свободен, а свобода является источником добра и зла.

Существуют три вида свободы: первичная иррациональная свобода, т.е. произвольность; рациональная свобода, т.е. исполнение морального долга; и свобода, проникнутая любовью. Утверждая свободу человека, Бердяев отвергает всемогущество Бога: Бог не может заставить человека что-то делать, иначе Бог был бы ответственен за вселенское зло. «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое создание добра и зла». Зло появляется тогда, когда иррациональная свобода приводит к отпадению от Бога из-за гордыни духа, желающего поставить себя на место Бога.

Бердяев говорит, что свобода двойственна: свобода «от» и свобода «для». Первая - дьявольская свобода отрицания, свобода в грехе; вторая - божественная свобода, свобода для любви, добра и истины.

«Все в человеческой жизни должно пройти через свободу, через испытание свободы, через отвержение соблазнов свободы». «Свобода порождает страдание и трагизм жизни. Настоящая трагедия есть трагедия свободы, а не рока». Но все же, замечает Бердяев, происхождение зла остается величайшей тайной. При том, свобода - у избранных личностей, а народу свойственна не свобода, а вера во внешние авторитеты.

Тема свободы у Бердяева продолжается в теме творчества. Возможность творчества заключается в самой природе человека: созданный по «образу и подобию» божества, он. подобно своему создателю, является творцом, активным деятелем. «Творчество возможно лишь при допущении свободы, не детерминированной бытием, не выводимой из бытия. Свобода вкоренена не в бытии, а в «ничто», свобода безосновна, ничем не определяема, находится вне каузальных отношений, которым подчинено бытие».

«Творческий акт человека нуждается в материи». В духе субъективного идеализма Бердяев говорит, что «субъект сотворен Богом, но объект создан субъектом». Объективирование происходит не только в сфере познания; «сперва оно происходит в самой реальности». Человек «призван к творческой работе в мире, он продолжает творение мира». Человек творит из ничего, свободы как «безосновной основы бытия». Творчество как переход из небытия в бытие «по существу есть выход, исход, победа».

Творчество направлено не только на объективацию. Оно не только создание «культурных продуктов», а «потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к новому бытию».

Бердяев утверждает антроподицею - оправдание человека в творчестве и через творчество. Творчество - искание смысла, который всегда находится за пределами мировой данности; творчество означает «возможность прорыва к смыслу через бессмыслицу». Творчество «продолжает дело творения», уподобляет человека Богу-творцу. Человек призван к творчеству. Созданный Богом мир не завершен, он продолжает твориться человеком. Но в творчестве - своеобразный трагизм: несоответствие творческого замысла и его воплощения, воплощение всегда ниже замысла.

Творчество рождается из свободы, оно не завершено, обращено к будущему. Противоборство творчества и зла составляет сущность истории. Мир развивается от свободы зла к свободе добра. Мы вступаем сегодня в новую эпоху - эпоху «третьего антропологического откровения». Упраздняются Ветхий и Новый заветы, наступает «творческая религиозная эпоха», когда происходит возрождение человека, когда человек, наделенный свободой, способностью творчества становится «экзистенциальным центром мира».

В творчестве люди достигнут всеобщего спасения. Но при этом Бердяев ставит определенные границы творчеству. «Наибольшую свободу для человека дает сочетание начала консервативного с началом творческим». Он говорит о том, что «не всякое творчество хорошо. Может быть злое творчество. Творить можно не только во имя Божие, но и во имя дьявола».

Бердяев считает, что человеку присуща своеобразная «творческая психология». «Она может быть подавлена и скрыта, но она онтологически присуща человеку. Творческий инстинкт в человеке есть бескорыстный инстинкт, в нем забывает человек о себе, выходит из себя. Научное открытие, техническое изобретение, творчество художественное, творчество общественное могут быть нужны для других и использованы для целей утилитарных, но сам творящий бескорыстен и отрешен от себя. В этом существо творческой психологии. Психология творчества очень отличается от психологии смирения и не может быть на ней построена».

Личность живет в обществе. «Общество не есть человеческая выдумка. Оно так же изначально, так же имеет онтологические корни, как и человеческая личность. И человеческую личность нельзя вырвать из общества, как общество нельзя отделить от человеческих личностей. Личность и общество находятся в живом взаимодействии, принадлежат одному конкретному целому. Духовная жизнь личности отражается на жизни общества. И общество есть некий духовный организм, который питается жизнью личности и питает их».

Бердяев говорит, что есть три исторические формы морали:

этика закона - исторически первая ступень морального сознания. Эта этика имеет запретительный характер;

этика искупления - ориентирует на терпимость, всепрощение, любовь и сострадание;

этика творчества ориентирует человека на творчество. Здесь человек забывает о самом себе, заинтересован в самом процессе и результате своего творчества. Человек-творец уподобляется Богу.

Бердяев утверждает, что моральное возвышение, слияние людей может быть только соборным.

В индивидуальном своеобразии человека «преломляются все расовые, национальные, сословные, семейные наследия, предания, традиции, навыки». Бердяев говорит, что обычные рациональные определения нации недостаточны, ибо они не учитывают, что «в национальном бытии и национальном сознании есть религиозная основа». Именно религия объединяет людей в нацию. Аналогичным образом он считает, что «власть государственная имеет религиозную первооснову и религиозный исток… Онтология власти исходит от Бога».

Рассуждая о происхождении государства, Бердяев - против теории общественного договора. «Власть государственная родилась в насилиях, но насилия эти были благостны». Бердяев оправдывает неравенство в обществе. Неравенство - условие развития культуры. «Неравенство есть могущественнейшее орудие развития производительных сил. Уравнение в бедности, в нищете сделало бы невозможным развитие производительных сил. Неравенство есть условие всякого творческого процесса, всякой сознательной инициативы, всякого подбора элементов, более годных для производства». Бердяев систематически выступает против либерализма, демократии, социализма.

Бердяев обсуждает проблему смысла истории. Он говорит, что во всемирной истории действуют три силы: Бог, судьба и человеческая свобода. Соотношение этих сил меняется по ходу истории.

На небе есть пролог, в котором задана мировая история, поставлена ее тема. В истории сочетаются два элемента - консервативный (связь с прошлым) и творческий (устремление в будущее). Каждое поколение имеет смысл своей жизни, цель в самом себе, в создаваемых им ценностях. Но что происходит в смене поколений? Путь свободы - приближение к Богу.

История - это путь к иному миру. Внутри истории невозможно достичь совершенного состояния. Утопия социального рая на Земле - от Антихриста. «Никогда не должно оставлять нас чувство зла и негодности этого мира и жизни в нем». «Жизнь в этом мире поражена глубоким трагизмом… Совершенство достижимо лишь в бесконечном».

Задача истории разрешима лишь за ее пределами. Конец истории неизбежен. Если бы история была бесконечным процессом, она не имела бы смысла. Сам творческий акт человека есть акт эсхатологический, обращенный к концу мира. Конец мира - это совершенное преображение мира, царство Божие, «переход в иное измерение бытия». Бердяев верит во всеобщее спасение.

Но этот «переход» - «сокровенная тайна». «Конец истории и преодоление истории не будет в истории, конец времени и преодоление времени не будет во времени». И в этой связи Бердяев говорит, что основной проблемой экзистенциальной философии (да и философии вообще) является проблема времени.

«Ничего нельзя любить, кроме вечности, и нельзя любить никакой любовью, кроме вечной любви. Если нет вечности, то ничего нет. Мгновение полноценно, лишь если оно приобщено к вечности, если оно есть выход из времени, если оно, по выражению Кирхегардта, атом вечности, а не времени».

«Лучших людей мучит жажда вечности», желание приобщиться к царству Божию. Чтобы это осуществилось, нужно, чтобы наступила эпоха церковного, христианского творчества. «Церковь еще раз должна будет спасти духовную культуру, духовную свободу человечества. Это я и называю наступлением нового средневековья. Пробуждается воля к реальному преображению жизни, не только личной, но и общественной и мировой. И эта благая воля не может быть оставлена тем сознанием, что Царство Божие на земле невозможно. Царство Божье осуществляется в вечности и в каждом мгновении жизни».

Бердяев говорит о кризисе культуры. «Торжество буржуазного духа привело в XIX и XX веках к ложной механической цивилизации, глубоко противоположной всякой подлинной культуре. Механическая, уравновешивающая, обезличивающая и обесценивающая цивилизация с ее дьявольской техникой, слишком уж похожей на черную магию, есть лжебытие, призрачное бытие, вывернутое бытие. Буржуазная цивилизация есть предел некосмичности мира. В ней гибнет внутренний человек, подчиняется внешним, автоматическим человеком». Техника властвует над человеком, делает его рабом, убивает его душу. «Не церковь, а биржа стала господствующей и регулирующей силой жизни». Люди в глубине души не верят никакой политике, никакой идеологии.

Но кризис культуры, фактически, происходит и осознается в «избранном меньшинстве». «Для огромного большинства никакого кризиса культуры не существует. Огромное большинство должно еще приобщиться к культуре и пройти пути ее». Бердяев говорит об иерархичности культуры. «Высшая культура нужна лишь немногим. Для средней массы человечества нужна лишь средняя культура».

В истории идет борьба добра против иррациональной свободы. Если побеждает иррациональная свобода, то реальность начинает распадаться и превращаться в хаос. «Революциям предшествует процесс распада, падение веры, утрата людьми объединяющего духовного центра жизни. В результате этого народ теряет свою духовную свободу, становится добычей дьявола. Руководящую роль играют крайние элементы - якобинцы, большевики. Революции ничего не могут создавать, они только разрушают, они никогда не бывают творческими». Творчество начинается только в период реакции, когда наступает просветление после революции.

Одна из важных тем у Бердяева - «русская идея», Он говорит, что в типе русского человека сталкиваются два элемента: природное язычество, стихийность и православный аскетизм, устремленность к потустороннему миру. Необъятность русской земли, безграничность русской равнины создает у русского народа представление о мощи и непобедимости. «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта». А с другой стороны, есть «из Византии полученный аскетизм, устремленность к потустороннему миру». Кроме того, говорит Бердяев, функциональные особенности каждого народа определяются также соотношением у него мужского и женского начал. Русской душе присуще слабое развитие мужественности, перевес женского начала, связанного с культом матери-земли и культом Богородицы.

Результатом этого является глубокая антиномия русской души, в которой «деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт». Все это и определяет своеобразие России.

Бердяев критикует западничество и славянофильство. Они не могли понять тайны русской души. Она выше противоположности двух начал - восточного и западного. Смысл «русской идеи» у Бердяева в том, что русский народ - это совмещение противоположностей, в нем идет выработка особого «творческого религиозного сознания». При этом Бердяев утверждает, что душа русского народа сформировалась русской православной церковью. Русская философия и выражает специфику русского народа. Не случайно, говорит Бердяев, Россия не могла принять рационалистическую культуру нового времени, формальную логику и формальное право. «Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское познание есть познание целостным духом, в котором разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рациональной рассеченности».

Бердяев говорит, что у России - особый исторический путь. В XX веке намечается сближение культур Востока и Запада; это сближение идет на базе духовного углубления, «с религиозным светом». В этом сближении России уготовано важное место. «Русский народ из всех народов мира наиболее всечеловеческий, вселенский по своему духу, это принадлежит строению его национального духа. И призванием русского народа должно быть дело мирового объединения, образование единого христианского духовного космоса».

Бердяев указывает на специфику русской интеллигенции. Интеллигенция в России не та, что на Западе. «Интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой… Это была разночинная интеллигенция, объединенная исключительно идеями социального характера». Русская интеллигенция обладала исключительной «способностью к идейным убеждениям». Она имела свою особую мораль и отличалась крайней нетерпимостью. Русская радикальная интеллигенция всегда жаждала социальной справедливости и равенства. Отметим еще раз, что Бердяев осуждал само стремление к социальному равенству.

Русская интеллигенция подготовила нашу революцию. Эта революция специфична, такой революции больше нигде не будет. «Русская революция есть тяжелая расплата за грех и болезни прошлого, за накопившуюся ложь, за неисполнение своего долга русской властью и господствующими классами, за столетний путь русской интеллигенции, вдохновившейся отрицательными идеалами и обманчивыми лживыми призраками. Русская революция есть гибель многих, слишком многих русских иллюзий, иллюзий народнических, социалистических, анархических, толстовских, славянофильских, теократических, империалистических и др… Близоруко и несправедливо во всем винить большевиков. Вы, более умеренные русские социалисты и русские радикалы всех оттенков, русские просветители, все вы, происходящие от Белинского, от русских критиков, от русских народников, все вы должны и на себя возложить вину. Большевики лишь сделали последний вывод из вашего долгого пути, показали наглядно, к чему ведут все ваши идеи».