Проблематизация метафизики в трансцендентальной философии И. Канта

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

Глава 1. Проблематизация метафизики в трансцендентальной философии И. Канта

1.1 Вводные замечания

1.2 Путеводный мотив Канта (1749-1776 гг.): от чувственности к разуму

1.3 Кантовский горизонт понимания метафизики как априорной науки об общем (generalis) и частном (specialis)

1.4 Общий замысел первой критики Канта

1.5 Обоснование метафизики в конечности в Трансцендентальной эстетике и аналитике

1.6 Конечное и бесконечное в системе трансцендентальной философии Канта

Глава 2. Метафизика как судьба западного мышления у М. Хайдеггера

2.1 Вводные замечания

2.2 Метафизический лад (Fuge) философии

Заключение

Список литературы

Введение

Перед глазами читателя лежит работа, посвященная понятию метафизики у И. Канта и М. Хайдеггера. Она стала результатом годовалого труда, впрочем, не преуменьшая авторских усилий, заметим: с известной долей условности можно считать эту работу плодом усилий одного человека. Свой вклад в нее внесли все, с кем последние два года обсуждались соответствующие и близкие к ним сюжеты. Заочно выражаем им сердечную благодарность и любовь. Они об этом знают.

Как сообщает заглавие, -- ниже речь зайдет о метафизике. Разговор этот был начат давно и не нами, но по всей вероятности, стремящаяся к строгости мысль причастна к нему так или иначе, покуда статус «строгой» подразумевает ее способность дать себе отчет, где она случилась и что со-временно ей. История нашей темы, как мы сказали, почтенна. Рождение дискуссии о метафизике примерно совпадает с рождением философии, при условии, что мы возводим оную путем серии передач особого ученого (учплбуфйкьт) языка к тому, кто впервые прорабатывает и закрепляет понятийный аппарат для школьных нужд, -- к Аристотелю. Вот поразительный факт: метафизика если не появилась на свет, то вступила в отрочество у Аристотеля, однако, он об этом еще не знал. Термин «метафизика» возник из филологического конфуза, когда переводивший corpus Aristotelicum перипатетик I в. до н.э. Андроник Родосский столкнулся с затруднительной необходимостью как-то наречь безымянную коллекцию аристотелевских текстов, не поддававшихся идентификации известными ему словами. Найденное Андроником переводческое решение было крайне простым: он поместил их перед толкующими о природе книгами, объединенными собирательным именем «цэуйт», с обозначением «фЬ мефЬ фЬ цхуйкЬ вЯвлйб», что в буквальном переводе звучит как: те, что после книги физикиChroust Herman-Anton. The Origin of “Metaphysics” // The Review of Metaphysics. Vol. 14. No 4. pp. 606-616. . Уже значительно позже дескрипция превратится в обыденное «мефбцхуйкЬ» -- науку о находящемся “по ту сторону”Версия возникновения метафизики из переводческого решения критиковалась разными авторами. Ibid. P. 2-5. .

В первой книге Метафизики Аристотель отправляется на поиски [охоту] некой науки/ знания (?рйуфЭмз), предварительно -- «мудрости» (упцЯб), говорит, что она «…самая божественная и самая почетная наука»Аристотель. Метафизика. - Пер. с др. -гр. А.В. Маркова. М.: РИПОЛ классик, 2018. (983a). Мудрость, согласно Стагириту, «…занимается первопричинами и принципами…»Там же. 981б., ее дело «…созерцать первоначала и причины»Там же. 982б. (?счЮ, б?фйпн). Из книги четвертой мы узнаем кое-что новое: мудрость «…обозревает существующее в его существовании…» (?н ? ?н), чем смело ставит себя выше наук, которые «…ничего не могут сказать о том, что такое существовать, а принимают существование вещей как должное»Там же. 1025б.. Отсюда один шаг до решающего утверждения самой юной и божественной из форм знания вйдающей «…существующее как существующее и все заявленное в нем как существующее»Там же. 1005а. . Другой важной для зачинания метафизики книгой является книга шестая того же трактата. В этой книге, во-первых, формулируется два исторических имени-близнеца метафизики -- первая философия (рсюфз цйлпупцЯб) и теология (иеплпгЯб), во-вторых, они приводятся к общей судьбе. Стагирит решающе спрашивает: «...первая философия посвящена вообще всему или какому-то одному роду и какой-то одной природе?». И затем отвечает на свой же вопрос: «...если существует неподвижная Суть, то тогда она предшествует вещам, и тогда Первая философия -- теория сути, исследующая, как суть существует, и что такое вещи «по сути»»Там же. 1026а.. Метафизика у Аристотеля осознает себя, говоря буквально, божественной созерцательной мудростью, поскольку ее дело -- всеобщее -- предстает в глазах грека первейшим сущим, которому вещи приобщены «по сути».

Аристотелевское понимание метафизики перейдет к отцам церкви и в схоластику, что само собой разумеется из образа складывания средневекового мира на останках Античности. Оно продолжит сохраняться в расцвете сил и у Р. ДекартаСр. название и ход мысли одной из главных работ Декарта -- Meditationes de prima philosophia. Декарт Р. Размышления о первой философии // Сочинение в 2-х т. Т.2. М.: Мысль, 1994. -- воспитанника иезуитов -- и картезианцев. Какие-то перемены наметятся только у И. Канта. Пожалуй, вместе с Кантом в историю входит мотив преодоления метафизики; уже немецкие идеалисты, повторяя жест отца-основателя, расценивали себя создателями истинной первой философии взамен старой догматической. Желание разделаться с метафизикой, опровергнуть и оставить позади нарастает в приближении к XX в. В качестве симптома оно проявится в позитивизме и заряженных позитивизмом направлениях, особо, в философии Венского кружкаКрасноречивым высказыванием в стиле сведения счетов с метафизикой была известная статья Р. Карнапа. Карнап Р. Преодоление метафизики путем логического анализом // Вестник МГУ», сер. 7 «Философия», № 6, 1993. С. 11--26.. Крупнейшие философские традиции ЧЧ в. -- феноменология и аналитическая философия -- также связывали свою возможность с прояснением статуса метафизики. Так, основоположник феноменологии Э. Гуссерль различал «наивную метафизику», производную от естественной установки сознания, и метафизику «в привычном смысле слова», которую он планировал возобновить и реализоватьГуссерль Э. Картезианские медитации. М.: Академический проект, 2010. С. 177.; в Кризисе он возвеличивает метафизику на иной манер -- называя ее «вечной философией» и сближая с феноменологией. Гуссерль Э. Кризис европейских наук. СПБ: Владимир Даль, 2004. О роли метафизики в гуссерлевской феноменологии см. Тенгели Ласло. Феноменология и категория опыта // Horizon. (1) 2, 2012. 201-219 c.. Л. Витгенштейн принял метафизику за бессмыслицу-безумие (Unsinn), возникающие на границах языка и опыта мираСм. тезисы о субъекте-границе из Трактата. Витгенштейн Л. Логико-философский трактата. М.: Издательство иностранной литературы, 1958. 5.633-5.641.О Витгенштейне и метафизике см. Бибихин В.В. Витгенштейн и Хайдеггер: один эпизод. [ URL: http://www.bibikhin.ru/vitgentshtein_i_haydegger] Дата обращения: 17.05.2018.. Единственным сущностно важным вопросом вопрос о метафизике был для М. Хайдеггера; его позиция обсуждается в отдельной главе. От немецкоязычной не отставала и франкоязычная среда. Хороша знакома проблематизация лого-фоно-центризма метафизики присутствия в работах Ж. ДерридаДеррида Ж. О грамматалогии. М.: Ad Marginem, 2000. ; Ж. Делез вернул в середине прошлого века ницшенаскую критику метафизики в извечном обличии платонизмаДелез Ж. Различие и повторение. СПБ.: ТОО ТК «ПЕТРОПОЛИС. 1998. ; противоположным образом А. Бадью призовет в 1989 г. вслед за Платоном переучередить философию в математике и порвать наконец с тотализацией сущего, перейдя в мышление множествами (multiplicitйs)Бадью А. Манифест философии. СПБ.: Machina, 2003. . В русскоязычном мире проблемой метафизики, с позиции предуготовления чего-то другого, “перетерпевшего” ее интересовались В.В. БибихинБибихин В.В. Пора (время-бытие). СПБ.: Владимир Даль, 2015.; Бибихин В.В. Другое начало. СПБ.: Владимир Даль, 2017. и А.Г. ЧерняковЧерняков А.Г. Онтология времени. Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПБ.: Высшая религиозно-философскя школа, 2001..

Наш собственный подходВ плане “путеводительства” мы вдохновлялись методологическими параграфами Бытия и времени. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1996. §5-7. не будет доксографическим, хотя мы и концентрируемся на текстах; более того, нижеследующее исследование представляет из себя медленное чтение-продумывание десятка текстов. Мы не удовлетворимся прибавлением одних мнений к другим, в надежде с какой-то стати получить на руки бульшую сумму. Замысел -- цель исследования, если угодно -- попытаться понять, как стала возможна наша историческая ситуация -- дошедшая, быть может очень приблизительно, до усложнения представления о метафизике как несущей внутренний разлад и вошедшая в подозрение к ней. Этого бы не случилось, если история мысли была плотным гомогенным рядом транслирования брошенного Аристотелем начала. Следовательно, в ней должно что-то выпадать. Такова наша точка зрения на материал (Blickstand) -- “из чего” (von wo aus) исследование глядит на исследуемое. С этой точки зрения открывается вид на большое количество ушедших и здравствующих авторов, составляющий до-определенное поле обзора (Blickhabe). Нас не интересуют все, мы ищем поворотное отмежевание метафизики от самой себя, и как можно догадаться, локализуем его у Канта и Хайдеггера. Здесь наша задумка ловится в круг: итог работы предположен как условие; этот круг никак не устранить, нам остается попросить читателя терпеливо подождать до конца, коим выборка обоснована. Кант и Хайдеггер будут опрашиваться на утяжеление понятия метафизики, проблематизацию ее притязаний и самой возможности. Это направление взгляда (Blickbahn) позволит темататизировать упомянутые разрывы, т.е. реализовать задуманноеХайдеггер М. Феноменологические интерпретации Аристотеля (Экспозиция герменевтической ситуации). СПБ.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2012. С. 41-43. -- показать точки смещения в истории метафизики, приведшие в такую историчекую конфигурацию, которая мыслит метафизику контингентной.

Мы не намерены привлекать к интерпретации какие-то специальные техники и приемы, чтобы “застигнуть предмет врасплох”; ограничимся общегерменевтическими принципами -- будем помнить о дистанции, разделяющей нас и произведение, или же наоборот -- общий бытийный контекст; толкование, конечно, никуда не денется от герменевтического круга (hermeneutische Zirkel) и продолжит собирать целое из частей, а части видеть из целогоГадамер Х.Г. О круге понимания // Гадамер Г.Х. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 72-91.; наконец, мы требуем от себя именно понимания (verstehen), стараясь избегать объяснения (erklдren) одного другим. Понимание, на наш взгляд, состоится в момент, когда все силы описания израсходованы, и вещь [за «вещь» здесь берется любое дело] встает в конкретной бытийной понятности, никогда не исчерпывающей ее до дна. Этого пытаются достичь наши довольно неумелые попытки вывести обсуждение в естественную, не понятийно-техническую речь, помогающую своей интуицией.

Итак, наша цель, -- чтобы разрывы [если таковые имели место] в истории метафизики, свершившиеся в трансцендентальной философии Канта и бытийно-историческом мышлении Хайдеггера, показались в единичности момента и позволили толковать о них без заготовленных схем; глаголом «толковать» мы означаем акт чтения, в понимании сберегающий метафизическое и историческое значение бывшего ради настоящего. Успех исследования зависит от пробивной силы интерпретации к тому, что принесло вторжение Канта и Хайдеггера, и сделало их историческими рубежами “до” и “после”, с позиции разыгрывания этой новизны для нас сегодняшних.

На фоне поставленной цели мы проследуем от первой главы -- «Проблематизация метафизики в трансцендентальной философии И. Канта» ко второй -- «Метафизика как судьба западного мышления у М. Хайдеггера». Каждая глава выполняет поставленную задачу: первая глава показывает: 1) Кант перенял понятие метафизики из традиции немецкой школьной философии; 2) с начала карьеры и до написания знаменитых Критик Кант проблематизировал метафизику; 3) проблематизация вывела Канта к констелляции трех проблем: метода, обоснования и видимости; 4) Критика чистого разума задумывалась автором в качестве обоснования метафизики; 5) это обоснование поставило метафизику на конечность; 6) обоснование метафизики в конечности потребовало от Канта переосмысления отношения конечного и бесконечного; 7) преосмысление отношения между конечным и бесконечным разрешило тройную проблему метод-основание-видимость; 8) способ, каким эта проблема была разрешена, составляет своеобразие критической метафизики. Глава вторая показывает: 1) единство мысли Хайдеггера на дистанции от Бытия и времени к «повороту»; 2) сущность метафизики, согласно Хайдеггеру, в налаженности определенным образом понятых основания, истины, времени; 3) налаженность метафизики является результатом заклинивания онтологического различия в свершении оного; 4) то, каким образом онтологическое различие всякий раз заклинивает, порождает лик эпохи; 5) история, таким образом, является чередой провалов свершения онтологического различия; 6) поступательное убывание бытия являет “логику” бытийной истории; 7) по отношению к истории бытия мысль Хайдеггера является мыслью “на краю”.

В начале глав расположились вводные замечания, призванные детализировать позицию по обоим авторам и определить дополнительную литературу Первая глава поделена на параграфы, а вторая включает всего два параграфа, однако, второй параграф состоит из трех пунктов. Столь странная структура выбрана сознательно: отношение Хайдеггера к метафизике изобилует общими местами, нам не представляется возможным реферативно растягивать их на несколько параграфов, и в то же время мастер определяет метафизику как слаженный способ брать сущее в целости, поэтому было бы откровенным насилием разрезать единство сотканной мысли. Исследование закрывается выводами, с помощью которых мы смыкаем две главы в готовую [не значит оконченную] интерпретацию; в выводах приведены соображения о существовании внутри метафизики подрывающей ее основания тенденции от Канта до Хайдеггера. Там же интерпретация возвращается в свою историческую ситуацию с некоторым грузом прояснения о нашем месте и времени, и открытых сегодня для мысли ходах.

Глава 1. Проблематизация метафизики в трансцендентальной философии И. Канта

1.1 Вводные замечания

Корпус работ Канта обстоятельно разобран исследователями за последние два века. Утверждение, впрочем, не вполне справедливое для нашего, постсоветского философского контекста. Интерпретации, искажающие вклад Канта в дело мысли, встречаются у нас до сих пор -- их выдает схематизм, нарочитая образность в обращении с темой. О каких интерпретациях мы здесь говорим? Существует две старые тенденции репрезентации Канта философским сообществом: либо теоретиком познания, озабоченным наведением прочного фундамента под математику и естествознание, либо моралистом, который стремился ограничить/возвысить разум (aufheben) перед верой. Первый и второй образ запросто дополняют друг друга: окрепшая у Канта в надлежащих пределах наука, говорят, освобождает место для “реальной религиозной веры”Ойзерман Т.Н. К вопросу о знаменитом тезисе Канта: «…мне пришлось ограничить (aufheben) знание, чтобы освободить место вере….» // Кантовский сборник: Межвузовский тематический сборник научных трудов. Выпуск 25. Калининград, 2005. C. 3-14. . При том и другом подходе, что самое важное, Канту отказывается в метафизической проблематике. Вся эта ситуация прекрасно иллюстрирует, как русскоязычная рецепция, даже когда уже не требуется, по инерции продолжает укладывать мыслителя в удобные рубрики.

Причиной подобных искажений, по-видимому, послужила историческая аберрация прочтения Канта в неокантианствеНастроение многих неокантианцев предопределили работы Г. Когена. В историко-философском плане он стремился выстроить развитие философии от греков до "коперниканского поворота” под идею эволюции научного разума. Коген Г. Введение // Коген Г. Теория опыта Канта. М, 2012.; ученик Когена П. Наторп продолжил дело учителя см. его доклад о марбургском неокантианстве: Наторп П. Кант и марбургская школа // Наторп П. Избранные работы. М, 2006. C.121-144., затем повторно -- в советской академии. Перетягивания Канта в разные стороны следует понимать из конкретики ситуации -- немецкой второй половины XIX века и советской в XX веке. Усвоение Канта из теории познания (Erkenntnistheorie)Интересный факт: термин «теория познания» впервые использовал Э. Целлер в 1862 г. -- за несколько лет до того, как в работе Отто Либмана «Кант и эпигоны» прогремит знаменитое «Назад к Канту!». в немецкой профессиональной среде связано с опредмечиванием универсума сущего выделившимися научными дисциплинами. К середине XIX века стремительно умножающиеся науки поделили между собой все виды познания. Таких, как известно, два: науки о природе (Naturwissenschaften) и науки о духе (Geistwissenschaften). В стенах университета для философии не осталось иного пути, кроме как стать познанием познания -- теорией науки. В этом направлении и двинулись “назад к Канту” неокантианские школыХайдеггер М, Кассирер Э. Давосская дискуссия // Исследования по феноменологии и философской герменевтике. Мн.: ЕГУ, 2001. C. 124..

Судьба философии Канта в СССР неотделима от многолетней, авторизованной государством работы по выкраиванию материализма из истории мысли и Великой отечественной войны. Наследие Канта в целом и отдельных частях, в связи с этим, исследовалось в советский период преимущественно в сравнении и соизмерялось -- открыто или между строк -- с исходной точкой отсчета в диалектическом материализме. Кант был встроен в официальную последовательность “немецкой классической философииЁ, где ему было отведено -- ни больше ни меньше -- свое местоВ выступлении ноября 2013 г. профессор А.Н. Круглов перечисляет способы освоения Канта марксистским кантоведением: «Наряду с лейтмотивом Канта как «предтечи» для марксистского кантоведения советского периода знаковыми были также своеобразные поиски скрытого материализма у кенигсбергского философа, той или иной революционности, а также набившие оскомину рассуждения о кантовской «диалектике»». Круглов А. Философия Канта в России после 1945 года. (URL: http://kant-online.ru/?p=681) Дата обращения: 13.01.2018.. Отсюда -- большой поток литературы в духе истории воздействия философских учений (Wirkungsgeschihte) при скромном объеме самостоятельных исследованийКраткий обзор советской библиографии по Канту можно найти в статье А.Н. Саликова, посвящённой публикации советских авторов в «Кант-штудиен». Саликов А.Н. Русские в «КАНТ-ШТУДИЕН». Часть II 1945-2012 // Кантовский сборник. 2011. № 2 (36). С. 96-111..

Нам бы хотелось отмежеваться от обеих тенденций, поводом для размежевания видится систематическое скрадывание оными исторической единичности кантовской философии: мышление, захваченное тамошними-тогдашними вопросами и приведенное в движение собственной мотивацией, представляется ими в фарватере внешних, к тому же позднейших веяний. Из сказанного не следует принижение профессионализма немецких и советских академиков. Они увидели Канта в свете их времени -- автором новой теории науки и буржуазным философом-идеалистом с “материалистическими тенденциями”. Мы будем придерживаться метафизического прочтения Канта М. ХайдеггеромКритические замечания в адрес прочтения Канта Хайдеггером приводятся в статье Артеменко. Н.А. Артеменко Н.А.. Хайдеггеровское истолкование «Критики чистого разума» Канта: анализ, интерпретация или полемика // Логос. 2010. № 5. C. 55.-76. ; «германский мастер», само собой, не поставил точку в споре за кантианское наследие, однако, был одним из тех читателей, кто совмещал чувство буквы и смысла с чуткостью к историческому контексту. Предложенное исследование не стремится пересказать весь спектр мнений по теме, исходя-из и на-правлясь предвзятой во введении точкой зрения в открытом ею поле обзора, не отступает оно от намеченной цели.

1.2 Путеводный мотив Канта (1749-1776 гг.): от чувственности к разуму

Всякая интерпретация сперва должна войти в тему, а ежели так -- то где-то берет свое начало; с чего начать -- вот о чем стоит вопрос. В качестве догадки, которую еще нужно подтвердить, предложим главный тезис первой главы: метафизике, а если быть точным -- тому факту, что в ней им была увидена проблема, нежели самоочевидная данность, выпало быть terminus a quo творчества Канта и его же terminus ad quem. Исторические реконструкции,Об этом см. очерк Круглова касательно споров о метафизике в Германии этого периода. Круглов А.Н. Тетенс, Кант и дискуссия о метафизике в Германии второй половины XVIII века. М.: «Феноменология-Герменевтика», 2008. среди которых не последнее место занимают биографии,Мы пользуемся двумя: полноценной биографией Канта под авторством М. Кюна и главами работы Кассирера. Kueh M. Kant: A Biography. Cambridge.: Cambridge University press, 2001.; Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПБ.: Университетская книга, 1997. убедительно показывают: проблематичность метафизики была путеводным мотивом становления Канта как мыслителя с юных лет его бытности студентом в Кёнигсбергском университете Альбертины (Albertus-Universitдt Kцnigsberg) вплоть до зрелого возраста. Наш первый параграф фиксирует, как на протяжении почти тридцати лет Кант следовал за путеводным мотивом, но не так, чтобы эта доминанта подавляла все остальное, напротив, -- сторонние темы вырастали и врастали в путеводную.

Первую робкую попытку скорректировать доминировавшую к середине XVIIЙ столетия систему Лейбница-Вольфа Кант предпринял в дебютном сочинении, написанном вскоре после вынужденной приостановки обучения в университетеКант был вынужден временно покинуть университет из-за смерти отца. Кончина кормильца сделала финансовое положение семьи шатким. В сложившихся условиях Канту пришлось начать зарабатывать на жизнь самостоятельно. Он получит степень магистра вместе с правом читать лекции (veni legendi) лишь через 10 лет в 1755 г. Kuehn M. Kant: A Biography. P. 94-96, 100-101. в 1746 г. Сочинение называлось «Мысли об истинной оценке живых сил» (Gedanken von der wahren Schaetzung der lebendigen Krдfte), в нем обсуждался вопрос о подлинной мере движения субстанций. На нескольких десятках страниц воспитанный на компендиумах А. Г. Баумгартена и Х. Вольфа Кант бьется над сочетанием противоположных точек зрения на природу движения -- математической [Картезия] и метафизической [Лейбница]. И хотя в заключении работа позиционируется всего-то выявлением «…погрешности в построениях г-на фон Лейбница», за которое автор находится всецело «…в долгу у этого великого человека…»Кант И. Мысли об истинной природе живых сил // Кант И. Сочинения. В 8-ми т. Т. 1. М.: ЧОРО, 1994. C. 81-82. , эпиграфом молодой студент поместил смелую цитату из Сенеки[Для нас нет ничего более достойного, чем то, чтобы не следовать подобно овцам за стадом идущих впереди и двигаться не тем путем, по которому идут все, а тем, по которому должно идти. Сенека, О счастливой жизни, глава 1]. Там же. C. 52. , недвусмысленно намекающую на его настроение.

В ряде последующих публикаций, таких как: «Всеобщая история и естественная теория неба» (Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmles) 1755 г., «Опыт некоторых рассуждений об оптимизме» (Versuch einiger Betrachtungen ьber den Optimismus) 1759 г., «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» (Der einzig mцgliche Beweisgrund zu einer Demonstration des Daseins Gottes) от 1763 г., Кант продолжит критически осваивать лейбницианскую метафизику. Опыты рассмотрения онто-теологических проблем -- доказательства бытия Бога, принципа предустановленной гармонии (Harmonie prййtablie), телеологического оптимизма -- пришлись кстати в 1764 г. на конкурсе Берлинской академии наук. кант хайдеггер метафизика трансцендентальный

Участникам конкурса предложили ответить, какой степенью достоверности пользуются теологические истины и сопоставить ее, как считалось, с наиболее достоверным -- положениями математики. Кант принял участие в конкурсе, в поданном им эссе впервые громко прозвучал путеводный мотив. Он верно осознал стоящее на кону, -- что поставленная перед конкурсантами проблема не замыкалась на богословие; от ответа на частный вопрос «…будет зависеть и та форма, которую должна будет приобрести высшая философия»Кант И. Исследование отчетливости принципов естественной теологии и морали // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 2. М.: ЧОРО, 1994. C. 160., поскольку theologia rationalis являются ее частью. Всякая часть имеет смысл в принадлежности целому, и вопрос следовало поставить шире -- о целом. Ради этого Кант сворачивает к поиску метода, что позволит наконец найти «…вместо вечного непостоянства мнений и школьных сект одно незыблемое правило…»Там же. С. 160. .

По ходу размышления эссе способы производства знания (Wissen) математикой и философией разошлись. Математика выводит положения синтетически, математические объекты конструируются в операциях со взятыми как моменты времени числами и геометрическими ограничениями пространства. Объекты философии имеют иной статус, -- они всегда уже как-то [смутно] даны, «…до всякого философского определения вещей, я уже должен иметь первые основные суждения [о них]…»Там же. С. 169. . В конкурсном эссе Кант несколько ограничивает метафизику: «…в метафизике я имею понятие, которое мне уже дано, хотя и в неясном виде…»Там же. С. 169. . Метафизика отправляется от смутной данности, посему доступные ей операции исключают синтез (Synthesis). Способ, каким она познает свою предметную область (Wissensgebiet), называется аналитическим; анализ (Analysis) есть разложение на части заведомо данного, ровно так Кант и считал, написав: «Дело философии -- расчленять понятия…»Там же. С. 162. . Разлагая полученные из опыта понятия по общим признакам, мы доходим и упираемся в не опосредуемые основания, их sensu stricto следует признать метафизическими. Путь за физическое с него же и начинается, полагал Кант, но оканчивается на чисто мыслимых и потому отчетливых понятиях.

В 1764 г. Кант пока еще отстаивает традиционную дефиницию метафизики-философии [первая для него столь же обыкновенно венчает вторую]. Она есть познание (Erkenntnis) сущего как такового из чистых понятий, «…философия первых оснований нашего познания»Там же. С. 169. . От традиции он отклоняется в той точке, где в пику язвительно упоминаемому Лейбницу вводит правило начинать философский поиск с данного; нововведение автоматически ограничило объем доступных метафизике познаний до предельных [уже не-данных] оснований всякой данности, вскрываемых анализом. Однако, сожалеет Кант, указанные ограничения игнорируются, поэтому метафизика «…есть самое трудное из всех человеческих познаний…она никогда еще и не была написана»Там же. С. 168. .

Основание метафизики, т.е. исключающая произвол законность ее продвижения к выводам -- вот что беспокоит Канта в то время. Об этом свидетельствует его переписка с Й.Г. Ламбертом 1765 г. В письме от 31 декабря Кант раскрывает движущую им заботу. Он пишет: «Все мои стремления сводятся в конечном счете к попытке разработать особый метод для метафизики, а затем и для философии в целом»Кант И. Кант -- Ламберту [31 декабря 1765 г.] // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 8. М.: ЧОРО, 1994. C. 472. . Судя по всему, усталость и раздражение от “утомительного разглагольствования” и “пошлого жонглёрства” философскими мнениями свели Канта и Ламберта вместе, и подтолкнули к сотрудничеству, которое дополнительно обговаривается в письмеТам же. С. 470-471. .

К вопросу об основании метафизики Кант подступит в следующий раз в 1766 г., но уже с другой стороны. Сочинение «Грезы духовидица, поясненные грезами метафизика» (Trдume eines Geistersehers, erlдutert durch Trдume der Metaphysik) в сатирической манере высмеивало умствующие спекуляции, подобные удивительным свидетельствам о сотворенных Э. Сведенборгом чудесах. В Грезах Кант вновь указывает на внутреннюю проблематичность метафизики. Фигура мистика Сведенборга использована им как карикатура, через которую посредством reductio ad absurdum демонстрируется бессмысленность духовидения, в том числе практикуемого философами, что «...столь прилежно и сосредоточенно направляют свои метафизические стекла на те отдаленные миры и умеют рассказывать нам о них разные чудеса»Кант И. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 2. С. 231. . После публикации многие из знакомых Канта нашли себя причисленными к духовидцам, вроде Сведенборга. Это было уже чересчур, тем более для элегантного магистра (ein eleganter Magister), как нарекли Канта друзьяKuehn M. The Elegant Magister (1755-1764) // Kuehn M. Kant: a Biography. P. 100-144. . Элегантному магистру пришлось оправдываться и снова пояснять свою позицию относительно метафизики. В письме М. Мендельсону от 8 апреля 1766 г. Кант признается: «…я вовсе не скрываю, что смотрю с отвращением...на напыщенную претенциозность целых томов, наполненных такими воззрениями, какие в ходу в настоящее время»Кант И. Кант -- Мендельсону [8 апреля 1766] // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 8. C. 475. . Вместе с тем и он не думал «…саму метафизику, рассматриваемую объективно, считать чем-то незначительным…», ведь «…от нее зависит даже истинное и прочное благо человеческого рода»Там же. С. 475..

Что стояло за выпадами в Грезах? Мы можем понять это из того самого письма 8 апреля. Кант считал, ему удалось постигнуть сущность первой философии и найти подходящий ее месту в структуре знания органон (?сгбнпн). Он делится мыслями о его употреблении с Мендельсоном: «Что касается запаса [метафизических знаний]…самое целесообразное -- это снять с него его догматическое одеяние и подвергнуть необоснованные воззрения скептическому рассмотрению, польза чего, правда, лишь негативна (stultitia caruisse [избавиться от глупости]), но подготовляет к позитивной»Там же. С. 475. . Этим органоном оказалась некая подготовительная процедура, цель которой -- расчистить загроможденный умствованиями путь метафизики к утверждению в качестве позитивного знания.

Последним шагом к промежутку двенадцати лет молчания, в которые Кант продумает и напишет Критику чистого разума [далее -- Критика], была иннаугурационная диссертация. В 1770 г. Кант получил кресло ординарного профессора логики и метафизики. К этому событию была приурочена защита его профессорской диссертации 21 августа с названием «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира» (De mundi sensibilis atque intelligibilis forma et principiis). В этом тексте изложены взгляды Канта на тот момент, какая-то часть из них перейдет в Критику, другие будут отвергнуты. Обратимся к нему.

Как и заявлено в названии работы -- речь здесь идет о двух мирах -- чувственном и интеллигибельном. Различие между одним и другим вытекает из способностей души (Gemьt). Первый постигается чувственно, посредством определения состояния воспринимающего со стороны какого-либо присутствия. Интеллигибельный мир составляет противоположное -- все то, что не присутствует в чувствах, ipso facto мыслится рассудкомКант И. О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 2. С. 285. . Два мира: мир чувств и мир чистых понятий суть не что иное, как являющееся нам [явления] под неким видом [эмпирические понятия] и необходимо присущие являющемуся, но не вступающие в явленность, законосообразности [чистые понятия],Там же. С. 289. о которых Кант писал в конкурсном эссе как “о первых основаниях нашего познания”. Между чувственным и интеллигибельным проходит разрыв, считал в отличии от эссе теперь Кант; объекты чувственного мира даны в условиях пространства и времени, как следствие -- наделены конкретикой в последовательности и месте, ну а умопостигаемый мир, напротив, состоит из необусловленного всеобщего, -- у понятий ведь нет ни времени, ни места.

Разведение чувственного и интеллигибельного помогло прояснить беспокоившую Канта со времени конкурсного эссе разницу методов. Математика и естествознание познают конкретные объекты в пространстве и времени -- явления, к ним рассудок имеет ограниченное логическое применение. В логическом применении рассудок подчиняет одни понятия другим; так как здесь он занят сопряженными с явлениями понятиями, пределы чувственности не преступаютсяТам же. С. 287. . Что касается метафизики, она задействует реальное применение рассудка, в котором рассудок не собирает единство природы из подчиненных по общности понятий, как это происходит при логическом применении, а постигает свою природу«Что касается рассудочных [понятий] в строгом смысле этого слова, в которых имеет место реальное применение рассудка, то такие понятия объектов и отношений даются самой природой рассудка». Там же. C. 287. .

В последнем докритическом сочинении Кант, как мы видим, продолжает находиться в круге проблем Лейбница-Вольфа. Для нас важно другое: соотношение явлений и “вещей как они есть” в диссертации, -- решающим здесь было разведение феноменов (phenomena) и ноуменов (noumena), -- указывает: перед тем как сесть за написание Критики, он достаточно свободно обращался со своими учителями, особенно на контрасте с реверансами дебютной публикации. Более того, формулировки диссертации звучат достаточно радикально, -- замысел реформы философии обрел очертания. «Первая философия, [пишет Кант] содержащая принципы применения рассудка, есть метафизика»Там же. С. 289. . Эти “принципы применения рассудка” суть «…понятия возможности, бытия, необходимости, субстанции, причины и прочие …»Там же. С. 289.; будучи рассудочными, нигде кроме рассудка они находиться не могут. Объекты метафизики содержатся в рассудке, значит ее задача -- извлечь их оттуда. Экспликации рассудочных понятий, к несчастью, мешает одна преграда -- граница между чувственным и рассудочным постоянно нарушается, причем со стороны чувств. Ответом на нарушение границ, упомянутой ранее Ламберту расчищающей процедурой, Кант предлагает особую пропедевтику.

Метафизика -- это знание о фундаментальных понятиях рассудка, а «…пропедевтикой ей служит наука, которая излагает различие между чувственным познанием и рассудочным»Там же. С. 289. . Словом, пропедевтика излагает метод, но в нашем случае метод -- нечто большее, коль скоро «…изложение законов чистого разума есть сам генезис науки…»; прочие же дисциплины приходят к надежности в исторической развертке. Суммируем диссертационные выводы Канта: поскольку цели метафизики могут быть удовлетворены только из рассудка -- единственный метод, который мог обосновать оную науку, т.е. создать ее с нуля -- тот, что различит природу рассудка от навеянных чувственностью заблуждений, тем самым показывая обоснованность метафизических положений в рассудочной форме. От понимания предмета метафизики, держа во внимании противоположность чувства и мысли, Кант вышел на соответствующий ее целям метод, предопределивший в ответ способ существования науки.

Меньше чем месяц спустя защиты Кант пишет очередное письмо Ламберту. В письме он дает пропедевтике из диссертации новое имя -- phaenomenologia generalisКант И. Кант -- Ламберту [2 сентября 1770 г.] // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 8. C. 482.. В согласии с теорий двух миров, общая феноменология призвана определить «…значимость и границы принципов чувственности, дабы предотвратить их воздействие на суждения о предметах чистого разума»Там же. С. 482. . Понятие феноменологии, вместе с пониманием феноменологической задачи как борьбы с видимостью (Schein), Кант позаимствовал у ЛамбертаОб истории понятия феноменологии см. Круглов А.Н. О понятии феноменологии // Историко-философский ежегодник 2005. М. : Наука, 2006. C. 101-104. . В 1770 г. Кант твердо стоял на мнении, что продвижению метафизики мешает порождаемая чувственностью видимость. Видимость занимает важное место и в замысле Критики, однако, с противоположным смыслом. В таком случае, вопрос должен ставиться вот о чем: какие изменения претерпел строй мысли Канта в промежутке?

Историческим свидетельством о времени после защиты диссертации служат письма Канта его бывшему ученику -- М. Герцу. В упомянутом письме Ламберту в намерениях Канта было добавить к диссертации «…несколько листов и издать ее к ближайшей ярмарке, устранив недостатки…»Кант И. Кант -- Ламберту [2 сентября 1770 г.]. C. 482. Через год его взгляды, очевидно, изменились, и публикация уже не выглядела хорошей идеей. Вместо этого Кант сообщает Герцу, что работает «…теперь над книгой, озаглавленной «Границы чувственности и разума»»Кант И. Кант -- Герцу [7 июня 1771 г.]. Там же. C. 485. . Рабочий замысел новой книги восходил к прошлым размышлениям: она должна была изложить понятия и законы чувственного мира, и на контрасте наметить основы метафизики, эстетики и морали. Примерно такой же по форме, иной по содержанию рабочий план Кант раскрыл Герцу в следующем письме от 1772 г. И снова речь там идет о двух частях: об источниках, методе и границах метафизики, и о принципах морали. Отличие этого плана было в смещение акцента с принимаемой ранее за источник заблуждений чувственности к интеллигибельному, что и позволило Канту впервые заявить: «…теперь я могу предложить критику чистого разума…»,Кант И. Кант -- Герцу [21 февраля 1772 г.]. Там же. C. 490. -- пока еще не как заглавие, зато как тему.

За несколько лет интенсивного труда внимание Канта окончательно переключится с волновавшей его в русле немецкой метафизики чувственности на критику разума. Это видно по письму Герцу следующего годаКант И. Кант -- Герцу [конец 1773 г.]. Там же. С. 494-497. и еще очевиднее в письме от 1776 г. В последнем он размышляет над необходимостью сфере чистого разума «…определить весь объем…все ее содержание и так расставить пограничные знаки, чтобы в будущем можно было с уверенностью сказать, находимся ли мы в сфере разума или умствования...»Кант И. Кант -- Герцу [24 ноября 1776 г]. Там же. С. 503. . Уже не чувственность, но разум находится под подозрением в порождении ошибок. За смещением источника видимости изменяется и смысл пропедевтики: более не общая феноменология с законами чувственности, а критика чистого разума призвана удержать свой предмет -- разум -- в границах.

Куда привело наше чтение? Читанные нами тексты временного отрезка 1749-1776 гг. дали прочувствовать глубокую захваченность Канта проблемой метафизики с университетских лет до карьерный вершины. За то время ему удалось продумать несколько мыслей, углубленных и развитых позже в Критике, соберем их разрозненные по параграфу в порядок:

Во-первых, метафизику отличает от позитивных наук подвешенное положение. Как бы между делом, в применении последние наталкиваются на надежное основание и метод -- достоверной метафизики все еще нет, «…тот метод, который соответствует особенной природе метафизики, совершенно неизвестен, то и не удивительно, что те, кто занимается в этой области, вечно вкатывая свой сизифов камень, по всей видимости, до сих пор мало чего достигли». Там же. С. 310. и ничто не гарантирует. Отсутствие обоснованности в методе, свойственной всем достоверным “предприятиям”, делает метафизику для Канта проблемой.

Во-вторых, школьная философия нейтрализует обозначенную выше проблематичность. Схоластическое, т.е. школьное мышление склонно заимствовать представления, даже не опрашивает предмет напрямую, поэтому дальше повторения дУеб на этом пути хода нет. Достоверная метафизика потребует приложения усилий поверх установившихся мнений -- к выведению самой природы мышления в прозрачность.

В-третьих, чтобы метафизика состоялась, недостаточно вывести мышление на чистоту, нужно еще удержаться в прозрачности от искажений«Весь метод метафизики, касающийся чувственного и рассудочного, сводится главным образом к следующему: нужно всячески остерегаться того, чтобы принципы чувственного познания выходили за свои пределы и касались рассудочных [познаний]». Там же. C. 310. . У этой науки есть врожденный порок -- видимость, относительно источника видимости Кант колебался, остановившись в последствии на разуме.

В-четвертых, упомянутые ходы мысли -- о методе, основании, видимости -- образуют каркас, на котором будет построена Критика. Если метафизика проблематична, какой у нее метод; при каких условиях она станет наукой; наконец, возможно ли избавиться от сопутствующей метафизическим вопросам видимости?

Очередное кантовское сочинение под заголовком «Критика чистого разума» (Kritik der reinen Vernuft) увидело свет в 1781 г. в городе Рига; Кант сохранит в нем верность опробованным ранее ходам. Мы работаем с каждым из них по-отдельности в последующих параграфах, однако, их понимание должно быть совокупным. Прежде чем взглянуть на предложенный в Критике метод, его практическое применение и разрешение видимости -- уясним себе, что в принципе было доступно взгляду Канта в его путеводном мотиве.

1.3 Кантовский горизонт понимания метафизики как априорной науки об общем (generalis) и частном (specialis)

Широко известно, что Кант находился под сильным влиянием Лейбница, впрочем, непрямым -- Лейбниц умер в 1716 г., тогда как Кант родился только в 1724 г. Читательская биография Канта складывается в калейдоскоп сюжетов, в котором отражается история Кёнигсберга. Идеи Лейбница попали в город с К.Ф Баумгартеном -- горожанином, отучившимся у известного систематизатора лейбницианства -- Х. ВольфаKuehn M. Kant: A Biography. P. 67-68. . После получения степени в Лейпциге он вернулся на родину с намерением распространять полученные знания. В 1725 г. реакция на новое учение со стороны сообщества пиетистов спровоцировала отъезд Баумгартена; просветительская философия исчезла бы из интеллектуальной жизни города, если не появление в стенах университета пастора, а позже и ректора Шульца -- пиетиста и одновременно вольфианца. Одаренность Шульца и его церковный авторитет помогли сохранить в Кёнигсберге занесенную из Лейпцига и запрещенную в пределах Пруссии философиюIbid. P. 70-72. . И в 1740 г., когда Кант был зачислен на один из факультетов, он имел возможность встретиться с кем-то вроде Мартина Кнутцена. Молодой экстраординарный профессор Кнутцен испытывал интерес к системе Лейбница-Вольфа, хотя и сдержанный. Он то и стал тем человеком, кто ввел Канта в философиюIbid. P. 79-84. . Кант, таким образом, воспитывался на претерпевших несколько передач, систематизацию, популяризацию и попытку запрета идеях.

Первое знакомство с живой мыслью в Альбертине пустило глубокие корни. Магистерские лекции Кант выстроил с опорой на «Metaphysica» Баумгартена в качестве учебного пособия. Его собственный экземпляр, по которому давались дополнительные разъяснения отличившимся ученикам, был неизменно испещрен заметками на маргиналиях, -- свидетельство детальной проработкиIbid. P. 109-110. Кант продолжит читать лекции по метафизике в манере разъяснения трактата Баумгартена параграф за параграфом даже после публикации Критики и последующих произведенийHeidegger M. What is a Thing? Lanham-New-York-London.: University Press of America, 1985. P. 113-114. Он ценил немецких просветителей за основательность и ясность изложения; эта традиция была фоном его интеллектуального развития. Горизонт (Horizon) понимания Кантом философской проблематики сформировали Лейбниц, Вольф и БаумгартенБезусловно, Кант имел и другие источники вдохновения, среди них -- Д. Юм, И. Ньютон, Л. Элейр, Ж.Ж. Руссо и многие другие., в придачу с ним передалось и определенное представление о метафизике.

Слово “метафизика” осело в лексиконе профессиональной философии XVIII века со шлейфом определенного толкования. Мета-физика исходно означало: следующее за физикой, то, что после физики в значении простого порядка следования. В результате ряда герменевтических перипетий, освещенных во введении, “родовое” значение слова сместилось. Прилагательное “метафизический” отныне стало обозначать что-то такое, что переступает физическое, располагается сверх и за ним, и уже не только, и не столько с отсылкой к членению дисциплин, сколько в смысле распределения их предметных областей.

Что приходит на ум, когда мы слышим имя “физика”? Это наука, которая изучает природу, выявляет законы природы, открывает неизвестные природные явления. Физическое исследование ищет явленное, по-другому немыслима никакая научная процедура. Явленность искомого составляет необходимое условие как экспериментального наблюдения, так и проверки наброшенных на природу гипотез: невозможно подвергнуть испытанию не показывающее себя, как и подтвердить/ опровергнуть гипотезу, не имея на руках фактов, указывающих за или против нее. Сверхфизическое по определению переступает физическое, стало быть, такое [сверхфизическое] сущее недоступно чувствам, таково что его нельзя почувствовать -- увидеть, услышать, потрогать, распробовать и т.д.; сверхфизическое и не телесно, воспринимаются тела par excellence. В устоявшемся к XVIII веку понимании, метафизика -- раздел знания, его предметная область -- недоступное для опыта и непротяженное сверхфизическое сущее. Под определение такого сущего подпадают три объекта. Во-первых, мир как целое -- совокупность возможных восприятий, во-вторых, основание, что держит мир как целое -- Бог, в-третьих, это люди, точнее их человечность или попросту -- душа. Но прежде чем решать о специфике каждого из трех, необходимо иметь представление, что есть сущее как таковоеMartin H. What is a Thing?. P.110-111. .

Нетрудно заметить, что приведенное различение резонирует с христианской картиной мира. В соответствии с ней, сущее устроено иерархически: наисущее и актуальное -- творческий источник -- Бог. Единый и личный Бог дарует существование, existentia всему сущему -- миру. Сущее относится к Богу как к создателю, сущность сущего в тварности, creatum. Не все твари рядоположны, среди них есть сущее особого рода, это человек. Исключительность человека сконцентрирована в человеческой природе: человек создан по образу и подобию творца, и наделен возможностью спасенияIbid. P. 109.. Троичная классификация объектов метафизики хотя и имела корни в Античности, пущена в обиход поздней испанской схоластикойHeidegger M. Phenomenological Interpretations of Kant's Critique of Pure Reason. Bloomington & Indiapolis.: Indiana University Press, 1997. P. 10. ; она -- плоть от плоти средневекового мировоззрения.

Доставшееся Канту понимание предопределило еще кое-что. Начиная с XVII века, особенно под тяжестью авторитета Р. Декарта, на передний план дискуссий выходит вопрос о методе Гадамер Х.Г. Что есть истина? // Логос. 1991. № 2. C. 30-37. . Он не мог не коснуться философии, ведь метафизика -- ее вершина -- охватывает в предметной области то, к чему каждый имеет интерес. Метафизика выделяется среди наук, она -- “царица наук”. Метод науки высшего достоинства, без сомнения, обязан быть наиболее достоверным и просто обязательным, например, схожим с математикой. Операции с числами и фигурами, как считали многие тогда и сейчас, оторваны от чувств -- происходят в уме, посему математика абсолютно рациональна и априорна, т.е. ее положения неизменны -- истинны и обязательны в любое время. Чтобы соответствовать высшему статусу, метафизика вынуждена в новой исторической ситуации ориентироваться на математику и перестроить себя по априорно-рациональному лекалуО взаимосвязи математики и нововременной философии см. параграфы из Хайдеггера. Heidegger M. What is a Thing? P. 86-108. .

Школьное понятие метафизики обрело окончательный вид в новой школьной философии -- системе Лейбница-Вольфа. Два сюжета пересекаются в нем: христианское представление о сущем как ens creatum и универсализация математического методаIbid. P.110. . Разберем, как этот концепт проявляет себя в трактате Баумгартена, что Кант постоянно имел перед глазами, из чего выявится обозримое в его направлении взгляда. Работа Баумгартена в схоластической манере разделена на сотни коротких параграфов. Содержание «Metaphysica» организовано в четыре секции. 1) Metaphysica Generalis §§4-350; 2) Cosmologia §§351-500; 3) Phychologia §§501-799; 4) Theologia naturalis §§800-1000Baumgarten A.G. Metaphysica. Halae Magdeburgicae, 1779.. Метафизика, если верить Баумгартену, распадается на две части -- metaphysica generalis и metaphysica specialis. Предполагается, что дознание регионов сущего предваряет неспециализированный вопрос о том, что есть сущее как таковое -- ens inquantum ens. Затем под вопрос ставится значимое сущее -- Deus, mundus, anima -- в перспективе добытых детерминаций сущего qua сущего. Определения спрошенного каждый раз выводятся рационально, силой понятий из чистой мысли.

На протяжении всей жизни, пускай с серьезными модификациями в критический период, Кант смотрел на метафизику в горизонте школьного представления о ней. Убеждающим фактором нам служат кантовские реформационные проекты, из раза в раз воспроизводящие принятую в школах структуру метафизики. К примеру, задуманная им вводная часть -- пропедевтика из диссертации, общая феноменология из писем -- вторит, без сомнения, metaphysica generalis Баумгартена. И там, и там намечается пространство разговора о вещах вообще, не вдаваясь в частности. За вводной частью неизменно следует региональная метафизика природы, вкуса, моралиВ 1773 г. -- в разгар работы над Критикой (!) -- Кант делится с Герцом надеждой на скорый переход к собственно метафизике. «С радостью думаю о том времени, когда закончу мою трансцендентальную философию, являющую собой, собственно говоря, кри-тику чистого разума; тогда я перейду к метафизике, которая состоит только из двух частей: метафизики природы и метафизики нравственности…» «Кант И. Кант -- Герцу [7 августа 1783 г.] // Кант И. Сочинения в 8-ми т. Т. 8. С. 496. -- считай, что metaphysica specialis. Кант снова и снова возвращался к путеводному мотиву, ставил метафизику под вопрос в описанном горизонте со вшитым в него различием общего и специального/частного, как только в Критике приобрело оно решающее значение. Имея при себе все необходимое, мы можем теперь, держа добытое в уме, предаться изучению этого текста.