Стенограмма Круглого стола "Угольная отрасль и тепловая электроэнергетика в России: пути развития. Схема размещения ТЭС до 2030 г."

Мы сохранили Подмосковный научно-исследовательский угольный институт, сохранили горный факультет в политехническом институте, сохранили горный техникум, два профтехучилища. Таким образом, мы готовим кадровый потенциал для будущего, с тем, чтобы развиваться дальше.

По соглашению с РАО ЕЭС, такое соглашение подписано и с …(неразборчиво) и ОГК-4 у нас намечено строительство 6 котлов на этих электростанциях на угле. И они будут с современной технологией ЦКС, циркулирующий кипящий слой. Причем в Новомосковске 2 котла уже ТЭО делается, в Суворове готовится документация на 2 котла. Потом в Щекино. Таким образом, до 2015 года будет построено 6 котлов на угле, мощностью по 225 Гкал каждый котел. Таким образом, нам потребуется уголь. Сейчас мы его завозим в основном.

Под него надо развивать и наш угольный Подмосковный бассейн. Нам нужно 5 млн. тонн угля. Проблема решаемая. Мы ведем сейчас переговоры, подписали соглашение с РАО ЕЭС, и считаем, что нам надо создавать на базе нашей угольной компании энергоугольную компанию, с тем, чтобы в руках у энергетиков был и уголь, и они его потребляли. Это гораздо выгоднее. И в этом направлении мы сейчас активно работаем. И Анатолий Борисович Чубайс нас поддерживает. И в ближайшее время мы эти проблемы должны перевести в плоскость практического решения. А проектирование у нас идет.

Я еще хочу сказать, что эта проблема объективная. Потому что по газу мы не имеем перспективы. Шесть газопроводов проходят через Тульскую область, а мы не можем 6 заводов построить новых, нам не дают согласие на газ. Энергетику нам нужно в полтора раза увеличивать, мы на пределе работаем. Без этих 6 котлов мы не сможем развивать металлургию, не можем развивать цементную промышленность, стекольную промышленность.

Поэтому все вот эти объективные проблемы, которые возникли, мы их видим. Мы, я еще раз говорю, подписали все эти соглашения. И, в частности, если говорить по новым системам, О чем Владимир Петрович говорил, мы сейчас в Новомосковске отрабатываем модель. У нас там подписано соглашение на 1 млрд. долларов инвестиций в ближайшие 4 года.

Под него через инвестиционный фонд постановлением Правительства будет проведена реконструкция железнодорожного транспорта (4 млрд. рублей будет вложено) с тем, чтобы мы могли угли принимать и с Урала, из Сибири, и развивать свои транспортные артерии. Будут построены автомобильные дороги, мы запланировали и закольцевать газопровод. Это всё в том месте, где будут развиваться наши 3-4 угольных шахты.

Таким образом, это будет решение Правительства. Вы знаете, новая система - кластер, и в ближайшие 3-4 месяца такое постановление Правительства, мы считаем, будет принято. И, следовательно, Подмосковный угольный бассейн, который раньше давал 50 млн. тонн угля, где работали 155 тысяч шахтеров, начнет возрождаться.

Мы понимаем, нам ...(неразборчиво) 5 млн. тонн угля, проблема решаемая. Но шаг за шагом, в увязке с энергетиками, с развитием других отраслей эту проблему мы будем решать.

Что касается постановочных вопросов, то наш губернатор выступал на пленарном заседании, он их обозначил. Сегодня большинство из этих проблем нашли отражение в рекомендациях. Мы их поддерживаем и считаем, что Подмосковный угольный бассейн можно и нужно очень быстро восстановить с тем, чтобы мы не испытывали тех проблем, которые мы уже испытываем с энергетикой, уже испытывает химия - не хватает газа, и так далее.

Поэтому мы поддерживаем рекомендации и считаем, что их надо принимать. И хочу пожелать успехов всем присутствующим на этом мероприятии.

С.В. ШАТИРОВ

Спасибо за доклад. (Аплодисменты.) Очень приятно, Анатолий Иванович, что угольный регион - Мосбасс возвращается к добыче угля. Серьезное и правильное направление по угольной генерации.

Разрешите слово передать Мохначуку Ивану Ивановичу - председателю "Росуглепрофа" России.

И.И. МОХНАЧУК

Понимаю, что я, может быть, немножко не в унисон буду выступать, но вместе с тем хочу остановиться на определенных параметрах, чтобы мы с вами пробежали по ситуации и поняли, что мы дальше будем делать.

Все мы знаем, что прошлый год был весьма рекордным для угольной отрасли, отрасль работала в условиях частной собственности. Мы добыли 308,8 млн. тонн угля, это плюс 103 процента. Производительность труда составила 176,2, это плюс 107,2 процента. Средняя заработная плата по угольной отрасли составила 15509 рублей, это плюс 115,6 процента к прошлому году. И реальная заработная плата выросла на 106 процентов. Я говорю о средних цифрах по угольной отрасли России.

Казалось бы, всё прекрасно с точки зрения реструктуризации угольной отрасли. Если мы посмотрим вопросы безопасности в угольной отрасли, то что мы имеем? При тех объемах, которые я обозначил... И численность в угольной отрасли на прошлый год составила 217 тысяч, из них 99,9 тысячи работающих под землей непосредственно на шахтах. При этом показатели по безопасности труда были самые прекрасные по прошлому году, потому что, к сожалению, у нас погибли всего 85 человек, в том числе под землей - 58. Если брать коэффициентное соотношение, допустим, на 1 млн. тонн добычи угля, то в целом по объемам добычи на 1 млн. тонн угля впервые мы достигли такого коэффициента - 0,27 случаев, а на подземных работах - 0,53. Не буду говорить об остальных аспектах.

Вместе с тем, по официальным цифрам, по состоянию на 1 января мы имеем 51193 человека, потерявших свое здоровье, в том числе 48 процентов - это несчастные случаи на производстве и 52 процента - профессиональные заболевания. При этом пособия выплачиваются 3537 семьям погибших шахтеров. Это за весь период, в том числе с советского времени.

Я сказал о средней заработной плате, в том числе на подземных работах она составила у нас 18219 рублей. И хочу эту цифру подчеркнуть - условная постоянная заработная плата составила 53,6 процента в среднем по России. На открытых работах средняя заработная плата составила 15721 рубль, в том числе 69,8 процента - условно составляющая в заработной плате.

Мы сделали специальный выпуск газеты "На гора", кто внизу там у входа смог взять, вот результат угледобычи нашей России, шахты "Ульяновская".

Можно много говорить, называть причины. Но когда смотришь вот на эти фотографии, мы специально обозначили, читаешь - 21 год, 23, 38, 41 год, жутко становится от таких весьма положительных результатов работы на бумаге и вот таких фотографий, которые появляются в газете. В чем причины? Мы с вами говорим о перспективе развития энергетики, говорим о том, что уголь нужен, без него мы никуда не денемся. Да, безусловно.

На наш взгляд, к чему мы пришли? Первое и одно из самых основных - это подготовка кадров на всех уровнях. Если мы с вами вспомним советское время, в системе угольной отрасли у нас было 145 профтехучилищ, где готовили рабочих - профессионалов. На сегодняшний день у нас их 29. Это как бы отношение к подготовке. Да, я понимаю, мне могут сказать, что в угольной отрасли работала в 1993 году, допустим, 527 тысяч, сейчас 217 тысяч, столько людей не нужно, прошло сокращение и так далее. Но была система, когда каждое объединение обязано было иметь профессионально-техническое училище, минимум одно, а то и два, в зависимости от количества работающих. Каждое объединение обязано было иметь горный техникум. Сейчас это колледж.

А сегодня что мы имеем? Была система, когда группа объединений обязана была иметь высшее учебное заведение для подготовки инженерного состава в угольной отрасли. На сегодняшний день мы можем констатировать, что горная наука, по сути, и подготовка кадров развалена. Поэтому дальше говорить о дисциплине, о безопасности при всех тех суперсовременных технологиях, которые есть, наверное, бессмысленно. Потому что сегодня, к сожалению, дорабатывает тот потенциал, который был подготовлен в советский период.

И мы имеем с вами дефицит молодых кадров на угольных предприятиях, имеем дефицит подготовки кадров и провал по возрастным группам. И, к сожалению, через пять лет мы это очень остро ощутим, а лет через десять, наверное, будем очень долго думать, кто же будет работать на этой суперсовременной технике. Когда мы говорим о суперсовременной технике, то, безусловно, понимаем ее и мощность, и возможности, и все остальное.

Я, опять же, перехожу к тому, что возрастает нагрузка на забой. Значит, должны применяться новые технологии, новые системы отработки пластов, новые меры безопасности эти пластов. Потому что мы сами прекрасно понимаем, когда мы добываем, особенно коксующиеся угли, чем быстрее едет лава, возрастает объем добычи, тем больше пласт газоносит, тем больше возрастает степень вероятности вот таких массовых аварий.

Что для этого у нас сделано? Сделано все, чтобы эти аварии были и повторялись. Горную науку развалили в ноль просто. Потому что, если мы возьмем … (неразборчиво), было 3 тыс. работающих с филиалами, 2200, в Москве и один из лучших ведущих институтов был. Сегодня там, простите меня, ничего не осталось. Сегодня кто командует горной наукой у нас с вами? РФФИ, Российский фонд федерального имущества. Потому что сегодня голова у всех болит не про то, чтобы там развивалась наука, она решала те задачи, которые перед ней стоят, а как бы разобраться с этим имуществом, которое всем глаза мозолит. Уж больно много у них имущества. Надо как-то его разобрать, что-то там поиметь и куда-то его пристроить.

Сегодня мы с вами дошли до того, что командует у нас в ВГСЧ? Росимущество. Потому что там тоже федеральное имущество. Контроль за этим имуществом осуществляет Росимущество, подписывает контракт с командиром ВГСЧ России Росимущество. Можем говорить много мы о кадрах, о безопасности.

Но я хочу сказать еще следующее, что мы с вами как бы знаем и понимаем многие вещи, которые должны происходить. И на сегодняшний день, если раньше федеральные структуры, так или иначе, занимались предметно промышленностью, не только угольной, но и другими отраслями промышленности в России, то сегодня, к сожалению, они этим не занимаются. Сегодня невозможно найти в органах государственной власти, кроме Минтруда и соцзащиты, Минздравсоцзащиты и труда, все в кучу там собрали, винегрет тоже непонятный, где что лежит в этом продукте, партнера по решению каких-то специальных специфических проблем угольной отрасли.

Министерство промышленности и энергетики сегодня отодвинуто от решения каких бы то ни было социально-экономических, трудовых и иных вопросов. Это не его функция. Федеральное агентство, которое у нас есть, тоже отодвинуто, это не его функция. Мы специально проанализировали постановления последних лет. В 1996 году было постановление Правительства и положение о Министерстве топлива и энергетики. Там было более-менее прописано, чем они занимаются, за что они отвечают, как они участвуют в управлении угольной отрасли, какие вопросы решают.

Как они взаимодействуют с общественными организациями, с трудовыми коллективами, какова у них степень ответственности по решению социально-экономических вопросов в трудовых коллективах?

В 2000 году выходит новое постановление Министерства энергетики, там уже эти функции все сжаты, сжаты, сжаты. Выходит в 2004 году новое постановление по Министерству промышленности и энергетики, ну и дальше дублируется по федеральному агентству, там вообще никаких функций нет. Более того, я вам зачитаю, написано в положении о министерстве, пункт № 7: "Министерству промышленности и энергетики Российской Федерации установлено в сфере деятельности не вправе осуществлять функции по контролю и надзору".

Вот давайте теперь подумаем, куда мы с вами пришли, до чего мы с вами доруководились. Я не знаю, может быть, я не прав и, может быть, мы неправильно что-то понимаем, но вот как меня учили классически, прежде чем чем-то руководить, надо знать предмет, потому как… Ну как можно давать какие-то команды, принимать решения, вырабатывать некую стратегию, не зная предмета?

Что мы сегодня имеем? Я не хочу как бы там дальше ходить за какой-то забор, но и по нашему родному Министерству промышленности и энергетики. Я сомневаюсь, чтобы там были высококвалифицированные специалисты на уровне горных инженеров, которые могли бы открыть любой план горных работ любой шахты и прочитать, что же там на нем нарисовано, что там происходит. Вот сомневаюсь, что там есть такой специалист! Ну, может быть, Польшин(?) один там остался, который в федеральном агентстве занимается безопасностью.

Теперь я хочу задать вопрос: как можно готовить закон, постановление, технологические какие-то регламенты, правила безопасности, еще что-то, не зная, чем ты вообще командуешь, не понимая, чем ты командуешь? Более того, когда руководитель принимает какое-то решение на базе знания предмета, дальше, как меня учили классически, да? должен быть контроль за реализацией этого решения. Но они не вправе ничего контролировать. Они просят: дайте нам какую-то информацию, мы, может быть, что-то там посчитаем, что-то выудим, и сегодня работодатель даже не всю информацию представляет Министерству промышленности и энергетики, которую оно требует, соотнося это на коммерческую как бы тайну, связанную с законом о промышленной безопасности… Вернее, о коммерческой тайне и так далее.

Более того, когда нет контроля, нет мониторинга ситуации принимаются какие-то опять новые решения, которые абсолютно абсурдны. Я почему это говорю? Потому что когда мы детально стали смотреть аварию на шахте "Ульяновская", с нашей точки зрения, потому что выводы еще официальные не сделаны, они будут сделаны, и я был там, посмотрел своими глазами. Вот я честно скажу, что, на мой взгляд, там коллективом никто не занимается, людьми никто не занимается, персоналом никто не занимается. И поэтому мы поимели вот эту большую аварию, которую можно было избежать при решении, ну, на мой взгляд, не весьма дорогих, но очень необходимых организационных вопросов. Работой с людьми, разъяснением, подготовкой кадров, и с ИТР в том числе.

Но для того чтобы этим не заниматься, а люди давали большой уголь, потому что прибыль на угле, "повесили морковку". Мы проанализировали заработную плату. Вот когда лава едет в среднем по шахтам "Южкузбассугля", специально смотрели, зарплата ГРОЗа(?) доходит до 40 тысяч, 37, 40, 29, 35 тысяч. Когда лава не едет, заработная плата 15, 14, 13. То есть в два раза меньше. Безусловно, все начинают бегать, шустрить, стараться, чтобы быстрее лава поехала. Но когда лава едет много и быстро, газ прет - мама, не горюй! Значит, надо что-то с этим тоже делать!

А ведь самое-то интересное, что… Я вам сказал не зря про условно постоянную составляющую в заработной плате - чем выше заработная плата, тем ниже условно постоянная составляющая. И при условии невыполнения плана заработная плата падает вниз, а рабочий, безусловно, хочет принести деньги домой, в семью.

Но там еще интереснее сделана система оплаты труда, что заработная плата инженерно-технического состава (начальник участка, средний надзор, я не говорю про высший надзор) впрямую зависит от заработной платы ГРОЗа. ГРОЗ получил 40 тысяч, начальник - в зависимости от коэффициента, либо там 80, либо 90, либо 100 тысяч получил. И, безусловно, любой начальник участка в данном случае заинтересован в том, чтобы эта потогонная система работала, чтобы как можно больше давали угля, чтобы как можно больше была заработная плата у работяги, потому что больше будет заработная плата у него. При этом допускается масса нарушений, не решаются организационные вопросы, то, о чем я говорил, и Валентин Петрович об этом говорил, и Сергей Владимирович говорил об этом!

Все это происходит опять же из-за чего? Из-за того, что нет системы подготовки кадров, контроля, ответственности и понимания. Мы дошли до того, что у нас приходит горный инженер на шахту, который не может нарисовать элементарные вещи в горной выработке либо вообще не понимает, что там происходит. Не может включить фидерный автомат, потому что он не понимает, что чтобы его включить, его надо сначала взвести.

Ну и чего дальше мы можем говорить о большом угле, о большой энергетике и о безопасности? Слава Богу, что большая энергетика зиждется на энергетическом угле, который в основном добывается открытым способом либо на шахтах, которые, как правило, первой, в редком случае - второй категории, менее газообильны, скажем, чем те шахты, которые коксовые.

Я не буду долго задерживать ваше внимание. Думаю, нам необходимо отразить в нашем решении, что необходимо выработать рекомендации и предложения Правительству, прежде всего в плане урегулирования отношений в ...(неразборчиво) министерствах и контролирующих органах. Если этого не сделать, то дальше, думаю, сложно будет вообще говорить о какой-то динамике развития. Мы будем развиваться, потому что ситуация так сложилась, что нам деваться некуда. Сама экономическая динамика государства сегодня прет и прет, и мы будем развиваться. Но при этом мы будем накапливать снежный ком тех возможных рисков и ситуаций, которые в любое время могут взорваться.

Ведь сегодня до чего дошло? Приходит горно-технический инспектор на шахту, выявляет ряд причин, пишет предписание на устранение, которых не происходит, потому что уголь нужен, он останавливает шахту. У нас же собственники сегодня умные. Директор вызывает, говорит: Иван Иванович, иди сюда, ты у меня технолог, Анна Ивановна, иди сюда, ты юрист. Что он нам остановил шахту на пять суток, у нас убытки. Идите в суд, разбирайтесь с ним. Приходят в суд, по формальному признаку, Административно-процессуальный кодекс, либо любой другой. Суд отменяет решение горно-технического инспектора об остановке шахты. Понятно, он не юрист, он технарь. Дальше возникает авария, мы начинаем разбираться - кто виноват? Инспектор не виноват, написал предписание. Директор не виноват, у него есть решение суда, что он все правильно делал.

Поэтому, думаю, что нерешение этих вопросов, организационных во многом, снятие каких бы то ни было контрольных функций... Я не говорю про профсоюз, Бог с ним, уже всё у профсоюза отобрали, что только можно было, чтобы никуда не лез и ничего не контролировал, хотя это в корне неправильно. Думаю, нерешение этих вопросов чревато очень тяжелыми последствиями с учетом динамики развития, о которой мы говорим и которую мы закладываем.

И, безусловно... Я это, может быть, с болью говорю, потому что мы везде обращаемся, куда только можно - и в Правительство, и к Президенту. Мы участвуем во всех мероприятиях и сейчас готовим свою записку по поводу этой ситуации, которую надо менять коренным образом. Иначе, если мы ее не сдвинем с места, проблем может быть больше.

Но я хочу, чтобы мы с вами знали и понимали, что без учета человеческого фактора, без учета фактора рабочего конкретного на рабочем месте, тем более на особо сложном технологическом оборудовании, в особо опасных, тяжелых условиях, которые могут быть где угодно - в энергетике, в химии, в шахте, в металлургии, мы можем такой беды наделать, что будет, как говорится, "мама, не горюй".

С.В. ШАТИРОВ

Спасибо, Иван Иванович. (Аплодисменты.) Тот случай, когда можно вспомнить историческую фразу, несколько ее переделав: "Иван Иванович, ты прав". И я хочу сказать, что такое письмо написано в Правительство. Я не знаю, какое еще вы готовите, но мы его вместе с Вами подписали - губернатор Кузбасса, Вы.

И.И. МОХНАЧУК

Мы в Совбез готовим.

С.В. ШАТИРОВ

И там в принципе все это изложено.

Уважаемые коллеги, слово предоставляется Рубану Анатолию Дмитриевичу - члену-корреспонденту Академии наук, заместителю директора Института проблем комплексного освоения недр Российской академии наук.

А.Д. РУБАН

Уважаемые коллеги, я буду говорить, может быть, о более академической вещи. Тем не менее, состояние минерально-сырьевой базы, ее разведанности является одним из основных макроэкономических условий, определяющих эффективное развитие угольной генерации, повышение ее доли. Поэтому, на мой взгляд, это достаточно важный фактор, который требует обсуждения.

В целом у нас принято считать и в экспертном, и в бизнес-сообществе, что минерально-сырьевая база угольной промышленности способна обеспечить любые потребности российской энергетики в угле. И если бы угольный и энергетический рынки страны не были сегментированы в такой степени, в какой они сегментированы, вероятно, эта оценка была бы достаточно справедливой. На самом деле эта оценка достаточно далека от реальной.

В существующей реальности и в достаточно длительной перспективе, то есть 20-25 лет, ситуация представляется более сложной. И важным фактором оценки сырьевой базы угольной энергетики в перспективе является ее соответствие в том числе перспективному технологическому развитию угольной энергетики.

Сначала несколько слайдов, которые иллюстрируют ситуацию вокруг минерально-сырьевой базы угольной промышленности. Это сложившаяся структура энергетических мощностей, сложившая структура топливного баланса тепловой энергетики.

Я прошу извинить, тут по-английски, но, тем не менее, я думаю, что всем понятно, все знают.

Существуют различные теории и версии относительно, какими темпами будет дорожать газ на внутреннем рынке, какими темпами он будет испытывать, будет волатильным на внешнем рынке. На наш взгляд, представляется одним из наиболее оптимальных и приближенных к реальности - это сценарий, подготовленный Кембриджской ассоциацией энергетических исследований. Можно с этим соглашаться, можно с этим не соглашаться, но степень неопределенности настолько высока в этом деле, что все равно нужно ориентироваться на какой-то сценарий.

(Пожалуйста, следующий). В итоге и по прогнозам Минэнерго, которые раньше существовали, мы можем получить вот такую структуру роста энергетических мощностей на уровне 2010 года, на уровне 2011-2015 годов, где основную долю будет составлять это прирост, естественно, тепловой энергетики. И в период 2011-2015 годы - это будет в определяющей роли обеспечиваться.

Разговоры насчет усиленного роста атомной генерации, насчет усиленного роста гидрогенерации, наверное, все-таки надо поставить на реальную почву с учетом возможностей нашего машиностроительного комплекса, который способен или не способен, с тем, чтобы оценить его, способен или не способен он обеспечить вот эти потребности в росте атомной генерации и гидрогенерации. И это будет, наверное, главным ограничивающим фактором, и он достаточно очевиден.

Поэтому нам представляется, что все-таки рост тепловой генерации, и, прежде всего, угольной генерации является тем средством, которое обеспечит энергетическую безопасность, и в целом экономическую безопасность страны в этот период.

(Следующий, пожалуйста). В результате этот рост, прирост энергетических мощностей вот в те периоды, он приведет примерно к такой структуре, как мы ожидаем, к такой структуре топливного баланса в тепловой энергетике. Здесь я могу повторить только ту оценку, которую Валентин Петрович привел Мазикин, что на уровне 2020 года мы выйдем где-то на уровень 37-40 процентов - доля угольной генерации в топливном балансе страны.

(Дальше, пожалуйста). Естественно возникает вопрос тогда. С учетом регионального размещения нашей минерально-сырьевой базы, в какой степени мы можем удовлетворить эти потребности? А потребности это примерно вот на тот период, на который я сказал, это дополнительно 70-80 млн. тонн условного топлива. Соответственно это в рядовом угле порядка 100 и более млн. тонн угля.

Вот наша с вами минерально-сырьевая база. Она достаточно обобщенно представлена. Естественно, все запасы практически, 75 процентов концентрируются в Восточной Сибири - это Кузбасс и это Канско-Ачинский бассейн. И мы от этой реальности никуда не уйдем. Вне зависимости, какие бы ни строились макроэкономические сценарии, какие бы задания ни ставились, вот это та реальность, на почве которой мы должны стоять.

Здесь приведены, правда, уровни добычи по 2005 году. Они несколько изменились. А вот здесь не показано два месторождения, в отношении которых проявляется интенсивный инвестиционный интерес - это Регесское месторождение в Тыве и Эргинское месторождение. Но за пределами 2015 года нам представляется не реально рассматривать вовлечение углей этих месторождений в топливный баланс страны, вне зависимости от того, чем это будет представлено: углями, промпродуктом и так далее.

(Следующий, пожалуйста). Вот структура разведанных запасов, которая показывает объем запасов углей для коксования, для энергетики, соответственно бурый, антрацит. Мы здесь видим, что почти 70 процентов - это бурые угли, которые представлены Канско-Ачинским бассейном, которые представлены Восточной Сибирью и так далее. Вроде бы все достаточно благополучно.

Однако, когда мы начинаем смотреть марочный состав (следующий, пожалуйста, слайд), и динамика у нас по бассейнам и по месторождениям она в целом соответствует той минерально-сырьевой базе, которая была показана. Основной прирост добычи обеспечивает Кузнецкий бассейн. И эта ситуация сохранится, естественно, и на перспективу в силу целого ряда факторов, которые обеспечивают уникальное положение этого бассейна, о которых говорил Вениамин Петрович, не буду повторяться.

Что касается остальных бассейнов, объемы добычи примерно постоянные поддерживаются и не оказывают определяющего воздействия на формирования собственно топливного баланса тепловой энергетики.

(Следующий, пожалуйста, слайд). Теперь, если рассматривать запасы углей по маркам на действующих предприятиях в основных угольных бассейнах, здесь примерно та же самая картина. Преобладают, естественно, бурые угли. И преобладают в числе энергетических марок - это, прежде всего, угли марок Д, ДГ и Г. В дефиците у нас находятся и будут в дальнейшем находиться высокоценные марки низкореакционных углей - это СС и Т, это ценные марки, которые имеют хороший экспортный рынок. И эта ситуация сохранится на перспективу. И основной прирост добычи энергетических углей в Кузнецком бассейне будет обеспечиваться, естественно, за счет тех марок, которые я назвал, Д, ДГ и Г.

Это приводит (следующий, пожалуйста, слайд), здесь приведены те ограничения, которые… Здесь использована информация администрации Кемеровской области, которая свидетельствует о том, что уже сейчас Кемеровский бассейн испытывает очень высокую экологическую нагрузку, очень высокую инфраструктурную нагрузку. Кроме того, испытывает высокую экологическую нагрузку предыдущего периода развития.

И в этой связи, наверное, и применительно, прежде всего, к Кузбассу, и применительно к таким бассейнам, которые продолжают функционировать, как Подмосковный, например, бассейн, Восточно-Сибирский, наверное, надо подумать о законопроекте с условным названием "О зонах экологического поражения", которые сформировались к настоящему моменту и ответственность за которые, в принципе, должно нести государство в целом. Потому что развиваться дальше, увеличивать объемы добычи достаточно масштабные по, прежде всего, Канско-Ачинскому бассейну и по Кузбасскому, на наш взгляд, невозможно без решения тех проблем, которые накопились, и без создания механизмов, которые позволили бы снять, прежде всего, сложности экологической ситуации.

(Вернитесь к предыдущему слайду). Здесь мы тоже использовали информацию Кемеровской области. Вот посмотрите, у нас резко выделяется Красноярский край и Кемеровская область. Причем, если у нас Красноярский край, вы можете площадь оценить, и если поделите на километр, с тем, чтобы получить удельную нагрузку, то Кемеровская область не только существенно выбивается из этого ряда по экологической нагрузке, по Сибирскому федеральному округу. Но и существенно выше нагрузка будет, чем в Красноярском крае ввиду очень высокой концентрации базовых отраслей промышленности. Здесь не только уголь вносит свою долю, но и металлургии, химия и так далее.

(Дальше, пожалуйста). И для того, чтобы оценить, какая нам вообще нужна сырьевая база и в перспективе, и на что нам ориентироваться в ее развитии, целесообразно привлечь прогноз технологического развития энергетических технологий и технологий сжигания, прежде всего. Здесь представлен прогноз Европейской ассоциации производителей электро- и тепловой энергии. И мы видим, что на уровне между 2015 и 2020 годом технология с интегрировано-комбинированным циклом будет более эффективна, чем, допустим, пылеугольное сжигание.

Не учитывать вот эти вещи нельзя и нецелесообразно. Потому что иначе мы снова получим в очередной раз ситуацию резкого технологического отставания в этом плане и ее консервацию. Поэтому необходимо учитывать, что та минерально-сырьевая база, которую мы хотим иметь, которую мы хотим формировать и которую необходимо доразведовать, ставить на баланс и так далее, она должна соответствовать требованиям этих технологий.

(Дальше, пожалуйста). Первый, как бы напрашивающийся, очевидный опять же вывод - это повышение ценности угольного топлива. И первый шаг, который уже делается и достаточно интенсивно - это повышение объемов обогащения не только коксующихся, они у нас практически 100 процентов обогащаются, но и энергетических углей.

Сейчас значительная доля углей, которые поставляются на экспорт, это более 80 млн. тонн, она уже соответствует мировым требованиям к энергетическим углям мирового рынка. А именно: зольность менее 15 с половиной процента, сера - менее полпроцента и очень хорошие качественные характеристики по остальным примесям, то есть по азоту и так далее, и так далее.

В итоге, если рассматривать перспективу 2020 года, то мы выходим на уровень обогащения где-то порядка 80 процентов. Это будет соответствовать практически полному охвату каменных энергетических углеобогащений, потому что бурые угли, можете себе представить, горняки здесь присутствуют в этой аудитории, не обогащаются, как правило, в мире. Обогащались они у нас только в свое время в подмосковном бассейне, так сказать, с использованием, скажем так, пневматической сепарации и примерно такими же способами, которые являются неэффективными и просто не целесообразными. Потому что бурые угли где добыли, там и надо сжигать, это общемировая тенденция. (Следующий, пожалуйста.)

В результате этих тенденций, а именно, роста обогащения углей, сохранения и возможного увеличения тех объемов экспорта, которые у нас сейчас имеются, мы получаем фактически три основных группы углей, которые у нас будут использоваться в энергетике: это бурые угла, которые, как правило, будут являться местным видом топлива, за исключением Красноярских углей, каменные угли, удовлетворяющие стандартным требованиям мирового рынка, и каменные угли с нестандартизованными характеристиками, включая промпродукты обогащения коксующихся энергетических углей. (Следующий, пожалуйста, слайд.)

В этой ситуации возникает для того, чтобы обеспечить ускоренное развитие угольной генерации и относительно дешевой… У нас с вами стоимость строительства киловатт-часа электроэнергии в стране, хотя она и практически не строилась за те 15 лет, но по оценочным данным не может опуститься менее 1200 долларов. В Китае это в половину меньше. Та цифра, которую я назвал, примерно соответствует европейским требованиям. И для того, чтобы снизить стоимость этой генерации, мы неминуемо приходим к необходимости стандартизации углей, потому что только типовые блоки, только типовые технологические планировочные решения энергетических мощностей и стандартизации углей позволят снизить стоимость киловатт-часа в строительстве.

Кроме того, стандартизация углей, здесь приведены все преимущества, которые мы считаем, она позволит более эффективно перейти к использованию технологий " Coal to leafed ", " Coal to Gas " ввиду того, что или мы создаем, как говорится, одну технологию под более или менее стандартизованные угли, или мы создаем массу версий и технологий, на которые у нас, собственно, и научного потенциала пока еще, так сказать, особенно нет. Естественно, первый вариант является сугубо более выигрышным.

И, кроме того, есть еще одно очень важное преимущество этого пути - это предотвращение завоза на территорию страны углей, не соответствующих приемлемым экологическим требованиям. Потому что когда мы с вами на территорию страны завозим угли с зольностью 40-50 процентов, все это складируется на нашей территории, и в виде твердых, в виде газообразных выбросов все это попадает в атмосферу наших с вами регионов с очень высокой техногенной нагрузкой. О каких регионах, я думаю, что вы понимаете, о чем идет речь.

Поэтому обогащение и переработка углей для обеспечения более высокой их ценности является уже настоятельной необходимостью для более эффективного что ли роста и удешевления роста стоимости, так сказать, угольной генерации.

В этой связи что касается инновационного развития, здесь тоже вопрос примыкает, инновационного развития угольной промышленности и угольной генерации. Они, безусловно, должны рассматриваться совместно в плане, и основными критериями должны быть соответствия, как я уже говорил, в нашей минерально-сырьевой базе к тем передовым технологиям сжигания и передовому энергетическому оборудованию, о котором говорилось.

К сожалению, так сказать, в нашей практике в отличие от США, в отличие от Европейского сообщества, в отличие от крупных, скажем так, углепотребляющих и стран с очень большим объемом угольной генерации, таких, как Германия, у нас отсутствует государственная программа, которая увязывала бы в комплексе этот вопрос и выводила нашу угольную генерацию в технологическом плане на уровень, по крайней мере, соответствующий мировому.

Этим вопросом у нас фактически занимается только одно ведомство страны - Роснаука, причем вы сами можете оценить, какие средства может привлечь Роснаука для решения таких масштабных задач. А это проект, который должны объединять, естественно, НИР, естественно, ОКР и создание демонстрационных объектов. То, что на Западе очень принято.

Если же мы не будем и не решим на государственном уровне эту задачу, мы в технологическом плане будем отставать чем дальше, тем больше. И отстанем безнадежно, также как и в других направлениях.

Пожалуйста, следующий слайд, будьте добры. И в этой связи рекомендации и выводы в отношении тех технологий, которые на перспективу до 2020 года будут функционировать в структуре угольной генерации, они приведены вот здесь как бы основные. Здесь хотелось бы какой вывод, достаточно оптимистический для отечественной науки, сделать? Отечественная наука располагает целым рядом решений в отношении как технологии сжигания, так и создания отдельных устройств и блоков, которые позволяют добиться вот этих достаточно высоких КПД и достаточно высоких показателей снижения затрат на топливную составляющую.

Следующий, пожалуйста. Что касается той технологии, которую я указал. С технологией интегрированной, комбинированной газификационного цикла с тем заделом, который у нас существует в стране, мы не сможем вот угнаться уже за тем паровозом, который сформировался на внешнем рынке.

В этой связи, очевидно, нашей стране надо изыскать очень небольшие деньги для того, чтобы войти в те проекты, которые я называл, это проекты ЕЭС там, проекты Соединенных Штатов, ассоциироваться, может быть, с проектами Германии или Франции. Если это нас интересует. Иначе мы потом будет покупать у "Сименса", не у "Сименса", у кого угодно все это же оборудование по существенно более высоким ценам. Потому что этот рынок, как сами понимаете, будет достаточно монополизирован.

И последнее. Вот что касается третьей группы (следующий слайд, пожалуйста) углей, это угли низкокачественные, это в том числе и промпродукт, и бурые угли, здесь как бы очевидно, уже сформировалось направление и мнение экспертного сообщества, что надо использовать технологии ЦКС. Вот здесь уважаемый коллега из Тульской области, заместитель губернатора, вот об этом говорил. Это уже в мировом масштабе апробированная технология. Вот насколько нам известно, "ЭМАльянс" заключил соглашение по этому поводу с фирмой "Альстом". И в этом направлении, как говорится, у нас нет особенных технологических препятствий, чтобы эта технология достаточно широко вошла в технологический облик угольной генерации.

И поскольку я хотел бы на этом закончить вот эту часть доклада… И хотел бы высказаться, уважаемые коллеги, по двум вопросам, а именно потому что, конечно, каждый из нас с болью воспринял то, что произошло на шахте "Ульяновская", но есть в том числе и как бы более общие проблемы развития угольной промышленности и завоевания ею того места, которое с точки зрения энергетической и экономической безопасности страны, она должна занимать.

Очевидно, что если государство хочет от угольной промышленности вот того, чего оно хочет, соответственно должны быть созданы определенные преференции в развитии угольной промышленности. В законодательном плане - это очевидно, это тот процесс, который как бы уже начался в плане дифференциации ставок налога на добычу полезных ископаемых. Очевидно, что это должно быть как можно быстрее принято, что позволит сформировать дополнительные источники как для геологоразведки, так и для решения вопросов безопасности и модернизации шахт.

Также очевидно необходимо, что угольная промышленность должна получить преференции, должна получить льготы в части налогообложения прибыли на модернизацию горного хозяйства. Здесь абсолютно правильно говорилось и Сергеем Владимировичем, и Валентином Петровичем о том, что та ситуация, которая получена, она получена от предыдущего собственника в лице государства, и логично было бы, чтобы государство облегчило бремя не нынешних собственников, а общества по решению эти проблем. Это касается, в частности, льготы по налогу на прибыль, а именно в части инвестиций в модернизацию горного хозяйства, в части затрат на обеспечение безопасности, в части затрат на НИР, ОКР и проектно-изыскательские работы.

У нас очень большая часть предприятий не обеспечено проектной документацией в такой степени, как это должно быть. И вполне может сложиться ситуация при желании горного надзора закрыть на основании действующих документов целый ряд шахт. Потому что та проектная документация, которая имеется на шахтах, не соответствует реальному положению вещей. И эта ситуация сложилась не сейчас. Поэтому эту проблему надо решать.

Кроме того, я уже сказал, необходимо инициировать законопроект о зонах экологического поражения. Потому что, еще раз повторяю, невозможно двигаться дальше, увеличивая нагрузку все на те же самые наши основные промышленные регионы, а именно Кузбасс и КАТЭК, несмотря на то, что их минерально-сырьевая база позволяет это сделать, увеличивать экологическую нагрузку, инфраструктурную нагрузку, нагрузку человеческую.

Что касается безопасности. Безопасность - это всегда сочетание четырех факторов. От этого мы никуда не уйдем. Это достоверный прогноз горно-геологических условий. Это технологические решения, отвечающие требованиям по нагрузкам. Это организационные решения, о которых здесь практически все, наверное, говорили. И, наверное, больше всего Иван Иванович говорил. И человеческий субъективный фактор.

Опять же, без решающей роли государства в обеспечении безопасности своих граждан, которыми являются шахтеры, эту задачу решить невозможно. Отдельными частными решениями, там тот или иной нормативный документ сделали, то или иное технологическое усовершенствование, тот или иной вид технологического оборудования, обеспечивающего безопасность, мы не решим. Это то, во что государство должно вложиться и решить эту проблему в очень короткие сроки, как в обеспечение, исключение предпосылок создания таких аварий, как на "Ульяновской", а это вот три первые фактора, которые я назвал, и в решение проблемы с человеческим фактором.

И здесь мы не должны уходить от вопроса, каким мы хотим видеть горный надзор? Потому что та роль горного надзора, с которой мы с вами столкнулись, когда впервые вступили на стезю профессиональной деятельности, как горные инженеры, она утрачена практически полностью, уважаемые коллеги. Она утрачена как в плане персоналий, представляющих горный надзор. Она утрачена в плане законодательного и нормативного обеспечения деятельностью надзора, в плане авторитета горного надзора.

Я уж не говорю про царские времена, когда горный генерал мог закрыть вообще все, не прибегая ни к каким судам, и не ходя ни к каким судьям. Здесь ничего экстра ординарного, на наш взгляд, я не вижу, потому что за этим стоят жизни наших граждан, и наше население, которое постоянно сокращается. Вот Иван Иванович предложил просмотреть, я обратил внимание, уважаемые коллеги, мы убили 100 с лишним человек, находящихся в расцвете своей жизненной деятельности.

Поэтому без формирования такой программы, ускоренного ее выполнения и, может быть, очень масштабных инвестиций, которые позволили бы решить эту проблему, решить невозможно. Конечно, безусловно, здесь надо привлечь механизм государственного частного партнерства. Ни один собственник, насколько я понимаю, не заинтересован в такого рода авариях. Он не заинтересован в смерти ни одного шахтера, ни одного человека, который спускается в шахту. Поэтому я полагаю, что вполне может быть выработан и этот механизм, и привлечены источники, которые позволили бы решить эту проблему. Спасибо. (Аплодисменты.)

С.В. ШАТИРОВ

Коллеги! Слово члену-корреспонденту Академии наук, ректору Государственного московского горного университета Пучкову Олегу Александровичу. Пожалуйста.

О.А. ПУЧКОВ

Уважаемые коллеги! Я позволил себе попросить слово только по одной причине, вследствие вот аварии на шахте Ульяновской я хотел здесь сказать несколько слов о проблеме метанобезопасности. Конечно, вопросы, которые здесь обсуждаются, начиная со стратегии ТЭК и все проблемы, и чистые угольные технологии, все чрезвычайно интересные и сейчас находятся в фокусе мирового внимания развития угольной промышленности.

Но сейчас у нас не такая ситуация, чтобы рассуждать об этих проблемах, потому что ситуация с развитием угольной промышленности в главном регионе Кузбасса такова, что подземная добыча угля сейчас находится в таком положении, что она стоит на грани не просто срывов, проблем аварийности и так далее, она стоит на грани катастрофы.

Причина заключается в том, что длительное время и стратегия, и реализация этой стратегии по развитию подземной угольной добычи в Кузбассе грешила очень неправильными положениями и направлениями.

Все-таки вернусь к проблеме именно метанобезопасности. Не подлежит никакому сомнению, что при всей социальной и даже политической значимости гибель большого количества молодых людей... В основе своей проблема угольного метана - научно-техническая. И главное, что я хотел бы сказать в этой аудитории (и в других я сейчас стараюсь выступать), это то, что в научно-техническом аспекте проблема взрывов метана в шахтах в настоящее время решена. Она решена на сто процентов. И если вы услышите, что нужно какие-то исследования проводить аэрогазодинамики метана, и ученые будут выступать с такими проблемами, нет таких оснований.

Я занимаюсь проблемой метана с 1963 года, вся моя научная деятельность базируется на этой проблеме. Я не знаю ни одной задачи рудничной аэрогазодинамики и динамики метана в шахтах, которые невозможно было бы просчитать. Если кто-то знает, назовите мне такую проблему, и я отвечу вам, как она просчитывается и как решается.

Поэтому проблема не в научно-технических решениях, а в том, что эти научные и технические решения не используются в реальной угледобыче. А почему это не используется? И, собственно, в чем здесь проблема?

Во-первых, я считаю, что главное - это та рыночная экономика, которую мы построили в России. Она сказывается не только на угледобыче. Вы знаете, что во многих кругах ее называют "серой" экономикой. Но вообще есть серьезное добавление. Оно заключается в том, что "серую" экономику в России построили серые люди, которые пренебрегают фундаментальными знаниями о многих вещах, которые игнорируют достижения науки и техники, игнорируют ученых. И это вы видите по отношению к Российской академии наук, к университетам и ко многим другим составляющим интеллектуальное богатство России. И эти вещи в экономике совершено игнорируются. Об этом говорит целый ряд примеров.

Например, я очень уважаю губернатора Тулеева как выдающегося политика и организатора. И с Валентином Петровичем Мазикиным мы дружим длительное время. Но мы ведь объяснили в 1997 году, что извлекать рентабельно угольный метан через скважины, пробуренные с поверхности, невозможно. Это доказано, и в Америке было нами доказано. Кстати, там ситуация совершенно изменилась (правда, не после наших слов) после того, как они получили 10 тысяч пустых скважин, и в конце концов убедились на практике, что все миллиарды, которые они бросили на эту идею, потрачены зря.

Почему же в Кузбассе по-прежнему мы слышим... Уже в Китае убедились в этом, в Австралии и в других угледобывающих странах. Почему же в Кузбассе мы слышим, что это развивается и что мы будем добывать 5 миллиардов, 6 миллиардов кубометров метана из угольных пластов? Вот здесь пренебрежение знанием, нежелание вникнуть в то, что физико-химическая структура угля такова, что он никогда вам не отдаст в рентабельном плане такое количество метана. Никогда! Потому что природа трудилась многие миллионы лет, чтобы создать абсорбционные и даже хемсорбционные связи метана с углем, которые разрушаются только тогда, когда вы разрушаете уголь при подземной добыче, а из скважин таких энергетических воздействий невозможно оказать. Мы это доказали, и это всё сейчас в научном и техническом аспекте в тех же Соединенных Штатах полностью решено. Но здесь мы видим, что это продолжается.

Кузбасс, вообще говоря, в Советском Союзе был самым благоприятным районом с точки зрения метаноопасности. Все усилия ученых и производственников концентрировались в Донбассе и Караганде.

Именно там были созданы и те системы газовой защиты, которые сейчас почему-то игнорируются. И даже больше того, на шахте "Коммунист" в 1985 году мы впервые запустили систему автоматического управления газовым режимом в процессе реальной работы и реального времени. Это была первая в мире система, на наших компьютерах СМ-4, на наших датчиках, на нашей плохой телеметрии, но, однако эта система работала. И шахта мобильностью 116 кубометров на тонну в течение целого ряда лет выполняла надежно свои функции.

Мы также разработали, это не американцы начали бурить скважины на метан, это в 1957 году по инициативе еще Скачинского, и Ксенофонтова, и Ножкина, первая публикация была в горном журнале, мы пробурили первую шахту на поле шахты "Костенко" в Караганде. И тогда мы отладили все технологии извлечения метана из угольных пластов, и тогда мы сказали, что с точки зрения метанобезопасности, с точки зрения добычи угля, как попутное извлечение, это высокоэффективно, но как рентабельное - неэффективно. Американцы повторили этот опыт в 1968 году, европейцы в 1972 году пришли к выводу, что нет, для безопасности это слишком дорого таким образом извлекать метан. Но прошли годы, появилась новейшая техника бурения, извлечения и так далее. И сейчас все шахты в Соединенных Штатах Америки работают с извлечением метана через скважины с поверхности, которые работают, не только предварительно даже в течение семи лет извлекается метан, но и в процессе ведения горных работ, и, наконец, по завершению горных работ из выработанных пространств.

И, таким образом, шахтных полей 3 млрд. кубометров извлекается. Нам, чтобы в Кузбассе обеспечить безопасность, достаточно было бы извлечь 500 млн. кубометров метана в год. Этого было бы достаточно, чтобы шахтеры не гибли в подземных условиях. Но этого не делается. Системы подземной дегазации разработаны были в Караганде, в Донбассе в массовом порядке применялись. Почему они до сих пор не идут в Кузбассе? Нет на это ответа. Там же все ясно. Ну, если оборудование какое-то устаревшее наше, или не выпускают заводы, покупайте немецкое. Но все же ясно там, решено до предела, в том числе и утилизации.

Почему высокогазоносные пласты эксплуатируются без систем дегазации? Опять вопрос остается без ответа. Далее, вот системы, как все-таки неприятно слушать то, что идет по телевидению. Мы говорим, система девис-дерби(?) - самая лучшая в мире система, которую установили на шахте "Ульяновская". Уважаемые коллеги! Система весьма посредственная. И когда покойный, к сожалению, ныне Владимир Георгиевич - генеральный директор "Кузбасс-угля" провел этот тендер, мы выступили с предостережением, мы выступили с протестом, что нельзя такие системы ставить на шахты Кузбасса.

Во-первых, что такое современная автоматическая система? 80-90 процентов ее стоимости заключается в программной обеспеченности, … (говорит по-английски), то есть, какой интеллект заложен в эту систему, что она способна сделать? И только 10-15 процентов, это - электроника, датчики телеметрии, компьютеры. Так вот, девис-дерби нам продает эти 10-15 процентов, там никаких интеллектуальных программ нет, и нет этого.

С.В. ШАТИРОВ

Датчики все эти есть, которые мы покупаем.

О.А .ПУЧКОВ

Датчики, сейчас тоже я скажу о датчиках два слова. Этого нет. И поэтому эта система глухая и слепая. Единственное, что она может, она может рисовать концентрацию метана, рисовать метанограмму. Кстати, в России сейчас, я посчитал по пальцам, не больше 10 специалистов, которые способны вообще читать эту метанограмму. Эта метанограмма намного сложнее, чем, скажем, кардиограмма работы сердца и других органов, которые читают опытные хирурги. Намного сложнее. Но мы в свое время научили еще в 1989 году компьютеры читать метанограмму и устанавливать причины автоматически загазования. Одно дело, повысилась интенсивность работы выемочной машины, другое дело - обрушение кровли, третье - вышла система дегазации из строя, четвертое - вентиляция. Это разные причины и разные могут быть воздействия. Эта система никаких ответов на эти вопросы не дает.

Дальше к технической части теперь идем. Software совершенно отсутствует, англичане уже 25 лет не занимаются рудничной аэрогазодинамикой. Откуда у них знания газодинамических процессов, откуда они могут вложить эти знания в современную электронику?

Далее, датчики, датчики в этой системе… Вот по моим сведениям, не знаю точно, некоторые говорят "инфракрасные", но я услышал информацию, что там датчики термокаталитического окисления, те, которые использовались в наших системах АГЗ и "Метан" еще 30 лет назад. Уже 15 лет назад вся промышленность мира отказалась от этих датчиков и перешла к прямому измерению концентрации метано-…(неразборчиво) и другими лучевыми способами. И датчиков таких сейчас в мире полно.