Не подходила к киргизским условиям и социал-демократическая модель, опиравшаяся на коллективистские основы социума, достигшего высокого уровня свободы и благосостояния как отдельных граждан, так и общества в целом. После разрыва устоявшихся в рамках бывшего СССР связей республика вступила в полосу затяжного экономического кризиса, который привел к резкому снижению и без того невысокого уровня жизни народа. Его свободу ограничивали опасность внутриполитической дестабилизации, неопределенность и тревожность внешнеполитической ситуации для Киргизии, территориально оторванного от своего главного союзника - России.

Были среди экспертов и такие, кто возлагал надежду на исламскую модель гражданского общества, утверждавшуюся во многих южно-азиатских и ближневосточных странах. Но, во-первых, ислам никогда не пускал глубоких корней в Киргизии. К тому же значительную часть его населения составляли русскоязычные и другие граждане, не признающие исламские традиции. Во- вторых, ислам рассматривает суверенитет общества (общины) как отражение верховного суверенитета Аллаха, стоящего и над обществом, и над государством (халифатом). Община через узкий круг своих представителей избирает правителя, но не уступает своих исключительных прав, а лишь поручает и доверяет ему руководить собой, что он и делает, имея неограниченную власть над общиной с целью соблюдения общепризнанных норм, принципов и целей мусульманского права. Представители общины, образующие консультативный совет, лишь высказывают мнение о действиях правителя. Это позиция суннитов. Шииты же, центром которых является Иран, считают, что имам единолично руководит и государственными, и религиозными делами, будучи связан только волей Аллаха, а не общины. Таким образом, и сунниты, и шииты в конечном счете ставят религиозного главу государства над обществом, что по сути дела исключает саму возможность превращения его в гражданское.

В этой связи следовало бы заметить, что исповедование ислама не является тем фактором, который делал бы невозможным формирование гражданского общества в принципе, как это утверждают некоторые западные социологи. Например, анализируя ход политических и экономических реформ в некоторых странах Азии и Африки, французский социолог Ж.Макуэт пришел к заключению: все недопустимое с точки зрения западного демократа считается вполне нормальным явлением для африканской общественной жизни, что делает невозможным реализацию культурных европейских ценностей в чуждом социо-культурном пространстве.

Представляется, что подобная точка зрения не может претендовать на истинность. Действительно, в исламском праве несколько по-иному определяется характер взаимоотношений государства и общества. Основные, по распространенных в Азии, сколько-нибудь ощутимого числа сторонников в Киргизии не имеет. Ислам же, в его самом массовом суннитском варианте, является наиболее влиятельным религиозным течением на территории страны уже около 1200 лет. Его традиции, несомненно, воздействуют на формируемое гражданское общество, хотя и не определяют его тип и характер.

сути своей абсолютистские, трактовки государства господствовали в исламе вплоть до последних десятилетий XIX в. Но еще в средние века Ибн Халдун утверждал, что государство не только подавляет членов общества, но и обеспечивает участие их в государственной политике, направленной на решение светских и религиозных проблем. Зачинатель идейного течения исламской реформации Джемаль аль-Афгани решительно выступил против абсолютизма, рождающего деспотизм. Он считал, что власть справедливого монарха должна быть ограничена конституцией и парламентом, обеспечивающими суверенитет народа в представительной монархии.

Такой же реформаторский подход был предложен учеником и последователем аль-Афгани Мухаммедом Абдо, который активно выступал против отождествления исламского государства с религиозным. Говоря о свободе, он писал, что она не должна наносить вреда коллективным интересам и затрагивать других лиц. «Такая свобода… предполагает осознание всеобщего блага и границ личной пользы», - утверждал Абдо1. «Несчастием для ислама и мусульман, источником зла и пороков» объявил халифат шейх Али Абдель Разек из египетского мусульманского университета «Аль-Азхар». Еще в 1925 г. он признал, что согласно Корану при любой форме правления должно «твориться добро подданным» и что такое правление «может иметь место в любой форме - абсолютной или ограниченной монархии, единоличной, республиканской, деспотической, конституционной, консультативной, демократической, социалистической и даже большевистской».

Разнообразие политических режимов в мусульманском мире стало убедительным подтверждением правильности вывода, сделанного Али Абдель Разеком. Оно ускорило процесс формирования гражданского общества, привело к созданию после Второй мировой войны большой группы независимых государств, опиравшихся на гражданские традиции ислама.

В настоящее время в ряде исламских странах заложены основы гражданского общества. Попытки исключения самой возможности формирования в них гражданских отношений (ваххабитами, иранскими фундаменталистами, талибами, диктаторскими режимами в отдельных исламских государствах) в конечном итоге оказались несостоятельными. Так же как и ярко выраженные национальные модели, ориентированные на строительство гражданского общества в соответствии с исламскими канонами. Примером такой модели может служить Ливия. В своей «Зеленой книге» ливийский лидер М.Каддафи, критикуя западный тип гражданского общества за отстранение народа от решающего воздействия на государственные и общественные дела, утверждал, что «парламентское представительство - обман… система выборных парламентов… является демагогической, … ибо голоса можно покупать и подтасовывать… «2. Осуществление власти, по его мнению, возможно только одним путем - посредством создания народных конгрессов и народных комитетов. Возможно, в этих рассуждениях можно найти рациональное зерно. В какой-то мере предложенная модель напоминает советскую систему, но без партийного руководства. Однако эта модель не стала эталоном даже для арабских стран, не говоря уже о государствах принципиально иного культурного ареала.

В свою очередь страны западноевропейской культуры активно пропагандируют и способствуют продвижению в Азии своего типа гражданского общества, основанного на гипертрофированном преувеличении роли индивидуальных устремлений людей по сравнению с общественными. Однако в целом азиатский регион, не отказываясь от взаимовыгодного сотрудничества с европейскими государствами, сохраняет свою самобытность, в том числе и в политической сфере. Например, в Японии сформировалось гражданское общество, чем-то похожее на западное, но сохранившее свои вековые восточные основы. В Южной Корее также преобладают древние национальные традиции гражданственности. Многие развитые азиатские страны всецело сохранили традиционный характер своих общественных отношений, хотя и восприняли немало от западной цивилизации.

Важно, чтобы общество имело четкое представление о том, идет ли речь о замене или уничтожении основных ценностей его культуры или о создании и внедрении новых форм организации жизнедеятельности, в какой мере оно готово поступиться привычными стереотипами, убеждениями, традициями для решения связанных с этим проблем. Иными словами, в какой степени реформируемое общество способно проявить толерантность не только в понимании права на существование иных ценностей, но и в их использовании в собственной практике.

Строительство гражданского общества в историческом контексте это перманентный процесс, в ходе которого происходит эволюция общественных отношений и соответствующих гражданских институтов, их адаптация к политическим и социально-экономическим реалиям времени. Вряд ли даже в странах с признанными демократическими системами гражданские общества можно считать полностью устоявшимися, лишенными признаков развития. Разразившийся глобальный финансовый и экономический кризис способен внести в этой области существенные коррективы: в Соединенных Штатах, например, контуры грядущих перемен уже начали проявляться. Об этом может свидетельствовать также состоявшаяся 15 апреля 2009 г. встреча в Кремле государственного руководства России с лидерами гражданского общества. Само собой разумеется, что эволюционные процессы присущи новым общественным системам, возникшим на переломе эпох, в частности, в Центральной Азии. На протяжении лишь одного века (!) регион проделал путь от стадии средневекового феодализма типа Кокандского ханства через авторитарную систему советского типа к новому демократическому укладу жизни. В итоге в гражданском менталитете и в общественной жизни

Центральной Азии сложилось противоречивое трехслойное напластование с внутренним взаимопроникновением и взаимовлиянием между его слоями. Трудно в этих условиях представить себе формирование, в частности - в Киргизии, гражданского общества западного, по сути бесконфликтного типа.

В Киргизии на протяжении всего ХХ века эта система складывалась в условиях жестких противоречий. В наиболее полном виде она впервые нашла свое выражение в Конституции КР, принятой в 1993 г. Но тогда правовой механизм осуществления основных гражданских прав еще только вырабатывался. Да и население еще не обладало должной правовой культурой, зачастую проявляло неспособность пользоваться гарантированными государством правами. Это порождало разного рода эксцессы, оказывавшие разрушительное воздействие на государственные и общественные институты. Нечто подобное случилось в Киргизии весной 2002г. в Аксыйском районе Джалал-Абадской области. Тысячи граждан, недовольных действиями местных властей, вышли там на манифестацию протеста. Часть из них оказалось под влиянием экстремистских лозунгов и призывов. В ходе столкновения с милицией погибли люди. Сложилась крайне напряженная ситуация не только в регионе, но и в республике, чреватая затяжным политическим, социальным и межнациональным конфликтом. Срочно были приняты оздоровительные меры политического характера. «Аксыйские события, вызванные, прежде всего, нарушением прав человека и демократических свобод, безответственностью местных и региональных руководителей, приобрели общенациональное значение и привели к отставке правительства, вынесению суровых наказаний большой группе руководителей в центре и на местах» - такую оценку происшедших событий дал впоследствии президент страны.

Виновата в этих событиях была и радикальная оппозиция, пытавшаяся «раскачать лодку», вызвать дестабилизацию в стране. Существование вдемократических государствах оппозиции, в том числе придерживающейся в отношении власти непримиримых взглядов, признается в политической практике закономерным явлением, естественным выражением сути демократии. В демократическом ключе вело свою линию по отношению к оппозиции тогдашнее государственное руководство Киргизии. В целях разъяснения своих взглядов, выравнивания возникших в отношениях с оппозицией трудностей оно в рамках партнерства, путем регулярного проведения “круглых столов”, конференций, курултаев (народных съездов) пыталось выработать совместную с оппозицией программу действий по дальнейшему углублению реформ, демократизации политической жизни. Однако оппозиция, даже если она и борется против существующего режима, призвана защищать и оберегать гражданское общество, а не разрушать его. Даже такой острейший социально-политический конфликт как революция не ведет к его упразднению. Иначе это не революция, осуществляемая народом, а путч маргиналов, готовых во имя разрушительных целей поддерживать диктаторов и демагогов, уничтожающих гражданское общество в личных или узкоклановых интересах.

24 марта 2005 года в Киргизии произошли события, коренным образом изменившие общественно политическую обстановку в республике. Собравшаяся по призыву непримиримой оппозиции в центре столицы многотысячная толпа, в своей значительной части одурманенная водкой и наркотиками, поддалась подстрекательским призывам главарей оппозиции, ворвалась в Дом правительства и варварски разгромила его. Вслед за этим началось массовое мародерство в центре города, толпа бросилась грабить магазины, поджигать автомашины и т.д. Предпринимателям и городу вандалами был нанесен огромный ущерб. Лидеры оппозиции по примеру событий в Тбилиси и Киеве, пребывая в состоянии эйфории, заявили об успехе “тюльпановой революции” и, встав на антиконституционный путь, провозгласили взятие власти в стране в свои руки.

Большинство исследователей, анализируя те мартовские события, пришли к выводу, что фактически в Киргизии произошел тогда государственный переворот со всеми присущими ему атрибутами1. Американский журнал “Дифенс энд Форейн Афферс” в апреле 2005 года оценил указанные события как “не стихийное народное восстание, а результат путча, второпях организованного небольшой группой политиков при поддержке наркобаронов из южных регионов страны… Если бы не постоянное вмешательство США во внутренние дела Киргизии и ход политического процесса в этой стране, оппозиция не сумела бы устроить переворот”2. Через три месяца в июле того же года в обстановке спешки в республике были проведены новые президентские выборы. Главой государства, как и следовало ожидать, стал один из организаторов государственного переворота.

Социальные революции любого классового или современного цветного окраса, а государственные перевороты - в особенности, позволяя быстро решать вопрос о власти, надолго ввергают попавшие в их жернова страны в тяжелейшие испытания, В постсоветских условиях они дезорганизуют общество, прерывают начавшиеся процессы перестройки всех сфер жизни, вносят разброд в политическую, социально-экономическую и духовную жизнь народов. Попытки некоторых сил представить такие события носящими позитивный характер теоретически и практически несостоятельны, опровергаются фактами. Они уводят деятельность гражданского общества от созидательных целей в область ложных ориентиров, навязываемых определенными группами - зачастую под влиянием внешних сил - ради достижения ими своекорыстных интересов.

Произошедшие после марта 2005 года события ярко высветили демонстративный разрыв нового руководства страны с тем, что было свершено народом за предыдущие 14 лет государственной независимости. В постсоветской истории Киргизии, таким образом, проявился четкий водораздел между предыдущим и начавшимся новым этапом в развитии республики, т.е. этапами “до” и “после”.

Характерной чертой новопришельцев во власть было то, что они оказались у руля государства, не имея собственных концептуальных наработок и сколько-либо внятной программы действий за исключением примитивных лозунгов типа “долой”. Сам метод захвата власти силовым антиконституционным путем продемонстрировал вседозволенность при решении коренных проблем политической и государственной жизни. После госпереворота свои претензии на власть заявили представители нарко - и других криминальных групп, считавшие себя вправе требовать свою часть “пирога” за участие в нем. Начался отстрел народных депутатов и видных общественных деятелей, выражавших в той или иной мере несогласие с действиями новых властей. В сложном положении оказались многие институты гражданского общества. Считая, что предыдущая власть не всегда должным образом откликалась на их запросы, они возлагали надежды на перемены к лучшему в случае изменений “в верхах”. В определенной мере позиция НПО при этом складывалась под влиянием грантов, которые они получали из заокеанских структур, не скрывавших своей заинтересованности в смене власти в Бишкеке. Однако новая власть обманула их ожидания. По контрасту с прошлым началась “охота на ведьм”, которая привела к преследованиям институтов гражданского общества и закрытию средств массовой информации, осмелившихся заявлять о собственной позиции.

Дезинтегрированной оказались и непримиримая оппозиция, которая надеялась после госпереворота на ключевое положение в управлении государством. Группа лиц, вознесенных путчем на вершину власти, постаралась отодвинуть былых партнеров на политические задворки с целью обеспечить за собой монопольной положение, особенно при разделе и переделе полученной от прошлой власти национальной собственности. Большинство лидеров “домартовской” оппозиции из-за политической беспринципности растеряли авторитет и влияние в обществе. Новая власть тщательно следила и следит за своевременным элиминированием с политической сцены тех фигур, которые потенциально могут возглавить оппозиционное движение. Дифференцированным применением метода интриг, провокаций, “кнута” и “пряника” устраняются претенденты на важные государственные и общественные роли. Так, пару лет назад спецслужбами была совершена провокация с подкидыванием наркотика в авиабагаж лидера ведущей оппозиционной партии “Ата Мекен” О.Текебаева, который по своему авторитету в обществе был способен претендовать на президентство. Весной 2009 года при крайне загадочных обстоятельствах погиб в автокатастрофе экс-глава Администрации президента М.Садыркулов, заявивший вскоре после ухода с этого поста о намерении примкнуть к оппозиции. В результате интриг утратил перспективы экс-премьер-министр Ф.Кулов, на которого в стране возлагались немалые надежды. Не прекращаются провокации в отношении независимых журналистов вплоть до покушений на их жизнь.

В свете вышесказанного неизбежно возникла необходимость разграничить два этапа в постсоветской истории Киргизии. Предстоит прежде всего показать то, что было реально сделано на первом этапе, когда на политической карте мира возникло новое независимое государство. Вместе с ним тогда родилось гражданское общество принципиально нового типа, прошедшее за 14 лет большой путь развития и совершенствования. На этом фоне становятся более контрастными произошедшие в республике перемены в деятельности институтов гражданского общества, которые стали следствием госпереворота. Политическая аморальность такого рода антиконституционных деяний накладывает подобно инфекции болезнетворный отпечаток на нынешнюю общественную жизнь в стране.

Постсоветская летопись развития гражданского общества в Киргизии включила в себя на тот момент два периода. Первый из них (август 1991 г. - март 2005 г.) явился начальным этапом выработки концептуальных основ деятельности гражданского общества и практического формирования его структуры и институтов. Динамизм происходивших в новом независимом государстве демократических перемен придавал мощные импульсы общественным силам, заинтересованным в ускоренном поступательном развитии молодой страны, ее равноправном вхождении в мировое сообщество. Государственная власть не только создавала возможности, но и стимулировала деятельность бурно разраставшейся системы институтов гражданского общества. Среди них со временем повышенной активностью (не без помощи из-за океана) стали выделяться общественные движения оппозиционной антиправительственной направленности, объявившие себя по отношению к власти непримиримой оппозицией. Структура и деятельность гражданского общества в республике на том этапе отличались многообразием форм и в полной мере отвечали сложившимся в международном демократическом сообществе нормам: Киргизия был признан “островком демократии” в регионе.

Захват власти путем антиконституционных силовых действий означал ломку сложившихся ранее демократических устоев, отвечал лишь групповым интересам новопришельцев во власть. В результате беспрецедентных манипуляций с Конституцией (за пару лет в условиях прессинга со стороны новоявленной администрации были приняты три ее новые редакции) президент обрел монополию на власть, в то время как Жогорку Кенеш (национальный парламент) превратился в придаток президентской администрации. Предусмотренный Конституцией КР образца 2007 года отказ от мажоритарной системы и переход к пропорциональной практике формирования национального парламента пришел в прямое противоречие с историческими традициями кыргызской общественно-политической жизни. Местные сообщества потеряли былое право направлять своих делегатов в высший орган законодательной власти, в то время как торопливое внедрение в практику общенационального представительства в нем, осуществляемого через политические партии, неизбежно ущемляет локальные интересы в пользу оказавшихся во власти кланов, имеющих возможность использовать административные рычаги. Новая система не вызрела органично в недрах гражданского общества и представляет собой перепрыгивание без должного обоснования и подготовки из одного состояния в другое.

Были основания считать, что послемартовский (2005 г.) этап носит преходящий характер. Госпереворот лишь прервал, но не остановил процесс развития гражданского общества в Киргизии, который подпитывается присущими кыргызскому народу традициями народовластия и отторжения автократии. Заложенный на первом этапе независимости тренд в развитии гражданского общества наиболее жизнеспособен. Альтернативы ему нет. Он возродится, когда пришедшая на волне госпереворота власть полностью исчерпает свой ресурс и окончательно утратит в обществе позиции.

Анализируя совокупность проведенных в первые 14 лет государственной независимости Киргизии социально-экономических, политических и демократических преобразований, можно сделать вывод о том, что в стране на первом этапе ее становления были заложены прочные основы гражданского общества, соответствующие по своей глубинной сути общедемократическим тенденциям. В политической области был взят курс на стимулирование создания многопартийной системы, отвечающей интересам граждан, придерживающихся плюралистических воззрений. В области государственного строительства были предприняты действия по созданию независимых исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти.

Позитивный отклик вызвали меры по укреплению - в соответствии с мировыми стандартами - системы местного самоуправления и проведению земельной реформы, в результате которой для сотен тысяч крестьян, был решен веками стоявший вопрос о частной собственности на землю. Радикально, на рыночной основе перестраивалась оставшаяся от советских времен централизованная плановая хозяйственная система. В основе преобразований лежали либеральные принципы экономического строительства особенно в развитии наиболее актуального для республики в

переходных условиях малого и среднего предпринимательства.

В силу специфических особенностей Киргизии, связанных с многонациональным составом населения страны и наличием исходящих из истории элементов соперничества между Севером и Югом, значительное внимание уделялось совершенствованию национальной политики и оздоровлению межрегиональных отношений. Провозглашение национального девиза “Киргизия - наш Общий дом”, осуществление целого ряда мероприятий в этой области, таких как создание национальных общин и национально- культурных центров, открытие национальных университетов (Славянский университет и др) , придание русскому языку статуса языка межнационального общения с выравниванием его положения с кыргызским языком и т.д. остановили отток из республики некоренного населения, укрепили среди него чувства гражданственности, сопричастности к судьбе Киргизии. Возросла роль национальной интеллигенции.

Для ускоренного развития Юга в программах развития увеличилось выделение средств на подъем экономики южных областей, отстававших в свое хозяйственном развитии от северных собратьев. Главный город Юга - Ош был официально объявлен второй столицей республики, для его современного обустройства выделялись крупные средства из государственного бюджета.

Борьба с бедностью, преодоление социально-экономического отставания республики, в частности, путем целенаправленного вхождения в информационную эпоху становились главными приоритетами в деятельности государства и общества. В Киргизии была создана благоприятная атмосфера для свободы слова, возникли сотни независимых печатных изданий, радио и телевизионных каналов. Их деятельность не преследовалась властями, несмотря на допускавшиеся ими порой бездоказательные клеветнические выпады против государственного руководства. В стране не было т.н. узников совести, преследований людей по политическим мотивам. Важным инструментом в деле укрепления позиций гражданского общества, нахождения общего знаменателя при решении ключевых вопросов во взаимодействии государства и общества было создание Ассамблеи народов Киргизияа с надлежащим включением в ее состав представителей различных национальных групп, конфессий социальных слоев и регионов. Принятая в 2003 году редакция Конституции Киргизии вобрала в себя наряду с международным опытом позитивный опыт первых четырнадцати наиболее трудных лет государственной независимости, функционирования органов власти и оппозиции, защиты гражданских свобод и прав человека. По своей сути она признавалась наиболее совершенной с демократической точки зрения в Центральной Азии. Был разработан Демократический кодекс, предназначавшийся стать фундаментом правовой базы гражданского общества. На этой основе в 2003г. начал работать Совет демократической безопасности. Его решения нравственного и политико-правового характера становилисьобязательными для всех должностных лиц. Был учрежден пост Национального Омбудсмена. Образован Совет по добросовестному управлению. Вышли указы Президента КР «Об идеологической программе Кыргызской Республики - Хартии будущего» и «О мерах по дальнейшему развитию социальной мобилизации в интересах сокращения бедности в Кыргызской Республике».

В феврале 2003 года состоялся референдум, по результатам которого в Основной закон страны был внесен ряд изменений и дополнений, закреплявших достижения в демократизации и строительстве гражданского общества.

«Развитие в Кыргызстане гражданского общества и правового государства, - отмечал президент республики А.Акаев, - потребовали привести Конституцию в соответствие с новыми реалиями»1. Принятая тогда редакция Конституции наряду с совершенствованием национальных демократических устоев предусматривала создание целой системы институтов, осуществляющих контроль за соблюдением прав человека: расширялись права Конституционного суда, возникли специальные административные суды, общественный Совет демократической безопасности и т.д.

Под эгидой Ассамблеи народов Кыргызстана, учрежденной на первом Курултае народа Кыргызии в январе 1994 г, действовали свыше двадцати национально-культурных центров, объединяющих все национальные ассоциации и землячества. Прочность межнациональных отношений подтвердили драматические события 1999 г., связанные с вторжением в Баткенскую область республики банд международных террористов. Целью нападения, инициированного афганским Талибаном, была дестабилизация обстановки прежде всего в Киргизии и Узбекистане. Расчет был на разжигание межнациональной розни компактно проживающих в области кыргызов, узбеков, таджиков. Но баткенцы активно поддержали действия пограничников и воинских подразделений, разгромивших при поддержке России, а также Узбекистана и Таджикистана вторгшиеся бандформирования.

В республике на первом этапе независимости постепенно выстраивалась система политических партий и общественных объединений, призванная быть средством консолидации усилий гражданского общества и государства. В 2000 г. впервые в истории Киргизии состоялся съезд ученых республики, а вслед за ним

- I-ый съезд учителей Киргизии. В 2001 г. была принята национальная стратегия развития страны - Комплексная основа развития Кыргызской Республики до 2010 года. В 2003 г. образован Совет по развитию предпринимательства при Президенте КР. Всего к концу 2002 г. в стране действовало около 5 тысяч неправительственных организаций2, в которых на постоянной основе работало до 33,4 тысяч человек, функционировало около 250 общественных объединений, 263 религиозных организации3.

Как известно, самыми массовыми, более всего подверженными социальной консолидации являются экономические отношения. Именно они обеспечивают долговременную стабильность и целостность социума. У классического западноевропейского гражданского общества опорными были отношения собственности, а механизмом их регулирования - свободный рынок. Его прочность обеспечивалась также духовными связями, демократизмом политической системы, материальным достатком и довольно высоким культурным уровнем основной массы граждан.

Формируемое гражданское общество евразийского типа основано, прежде всего, на традиционных духовных и культурных связях при высокой роли политической составляющей гражданских отношений. Отсюда необходимость всемерного укрепления демократического государства, которое не противостоит гражданскому обществу, а сотрудничает с ним. Что касается экономических отношений, то в их основе должен лежать не капитал, т.е. отчужденная собственность, а трудовая собственность, формируемая в неразрывной связи со всем, что создается и принадлежит народу. Она может проявляться в разных формах частной и коллективной собственности на средства производства, которыми призваны распоряжаться сами труженики или их доверенные представители.

На первом этапе независимости социальная структура экономики Киргизияа приобрела по сравнению с советским периодом принципиально иной характер. Уровень ее приватизации возрос за 1991-2001 гг. с 1,75 % до 69,1 %, в том числе в промышленности - с 1,48% до 85,71%, в торговле и общественном питании - с 3,06 % до 97,45 %, в сфере бытовых услуг - с 4,85 % до 99, 85 %. Произошел быстрый рост среднего и малого бизнеса, масштабы которого позволили в какой-то степени компенсировать резкое сокращение ВВП, а также другие потери, ставшие неизбежными в постсоветской кризисной ситуации, в связи с распадом союзного государства.

Количество действующих субъектов малого и среднего предпринимательства возросло (включая индивидуальные хозяйства) с 14536 в 1991г. до 204566 в 2001г., среднегодовая численность работающих в этом секторе - с 73,4 тыс. человек до 1112,2 тыс., что составляет 62,7 % всех занятых в различных отраслях экономики. При этом объем произведенной продукции и услуг за это время составил 99,3% розничного товарооборота, 67,5% подрядных работ в строительстве, 53,6% транспортных услуг, 47,9% выпуска сельхозпродукции, 23,6%

- промышленной продукции, свыше 36% всего ВВП страны.

Для решения безотлагательных социальных проблем в республике было создано 360 кредитных союзов, работавших в тесном контакте с государственными структурами. Они занимались микрокредитованием безработных, а также малообеспеченных семей, желающих заняться самостоятельной предпринимательской деятельностью. Возникли ассоциации содействия занятости, обеспечивавшие безработных рабочими местами путем реализации краткосрочных проектов, оплачиваемых общественных работ.

Несмотря на достигнутый тогда в республике высокий уровень приватизации, он тем не менее был ниже, чем в ряде постсоветских государств. Валовая добавленная стоимость в сфере малого и среднего предпринимательства составила всего лишь 42,9 % по отношению к ВВП. Причем за 1998-2001гг. она практически не выросла. Более или менее значительное увеличение было обеспечено лишь в сельском хозяйстве. Численность занятых на средних предприятиях сократилась за это время с 75,8 тыс. до 66,3 тыс. человек. Правда, количество занятых на малых и индивидуальных предприятиях, в фермерских и крестьянских хозяйствах увеличилось почти на 300 тыс. человек. В то же время доля средних предприятий в выпуске промышленной продукции уменьшилась с 12% до 9,9%, в осуществлении подрядных работ в строительстве - с 58,4% в 1999г. до 38,8% в 2001г., в производстве сельскохозяйственной продукции - с 2,6% до 1,9%, в розничном товарообороте - с 1,5% до 1,1%, на транспорте - с 8,8% до 8,6%.

Отсюда следует, что в Киргизияе процесс формирования среднего класса осуществлялся на принципиально иной основе, нежели класс предпринимателей в Западной Европе. Методологической основой подобного утверждения может служить теория классов и классового конфликта Р.Дарендорфа, который утверждал, что главным классовообразующим признаком являются не отношения собственности, а отношения господства и подчинения, в том числе и в культурно-духовной сфере, а так же концепция Д.Гэлбрейта, в соответствии с которой «средний класс» представляет собой «техноструктуру», объединяющую значительную часть менеджеров и других людей, владеющих научными и техническими знаниями. В век научно-технической революции это уже подавляющее большинство граждан развитых стран. В Киргизияе с его населением, обладающим высоким образовательным уровнем, вполне возможно формирование среднего класса именно на такой основе. Он включил бы в себя интеллигенцию, научно-технический и управленческий персонал, квалифицированных рабочих, фермеров, мелких предпринимателей, служащих.

Именно они больше всего заинтересованы в существовании гражданского общества, защищающего их от давления со стороны верхов и от растворения в низах, т.е. маргинализации.

Формирующийся средний слой современного кыргызского общества способен объединить и направить гражданские устремления народа в позитивное русло, обеспечить продвижение Киргизияа по пути, который может стать основной моделью развития человечества в XXI веке. Именно на этом пути возможно утверждение гражданского общества евразийского типа, не являющегося ни капиталистическим (либерально-буржуазным), ни социалистическим (народно-демократическим), но воспринимающим от того и другого все лучшее, что может быть использовано в интересах общественного прогресса в современную эпоху.

3. Гражданское общество евразийского типа, его место и роль в современном мире

Уже неоднократно отмечалось, что на характер гражданского общества той или иной страны огромное влияние оказывает ее принадлежность к той или иной цивилизации. Формально разделение человечества на типы цивилизаций насчитывает уже много веков и даже тысячелетий. По сути дела такое разделение подразумевалось в античные времена, когда греки и римляне, а также китайцы делили людей на «своих» и «варваров», или позднее, когда цивилизационный водораздел проводился по религиозному признаку между, например, христианами, мусульманами и язычниками. Однако комплексный научный подход сформировался лишь примерно сто лет назад в Европе и неразрывно связан с именами таких исследователей как британец А.Тойнби, немец О.Шпенглер и др. Среди относительно современных исследователей, несомненно, выделяется покойный американский ученый С.Хантингтон.

Ради полноты картины следует отметить, что наряду с горизонтальным подходом, при котором цивилизации делятся на европейскую, мусульманскую, православную и т.д., существует и вертикальный, подразделяющий страны и группы стран по уровню развития, виднейшим представителем которого стал американский исследователь У.Ростоу, выделивший пять т.н. «стадий роста». В какой-то мере этот подход перекликается, хотя и не совпадает во всем с широкой известной

марксистской теорией пяти формаций: первобытной, рабовладельческой, феодальной, капиталистической и коммунистической, но в отличие от марксистов, поставивших во главу угла классовый признак, он делает упор на уровень экономического и научно-технического развития.

Необходимо отметить, что российская наука также внесла свой вклад в развитие цивилизационного подхода, позволяющего точнее определить национальную идентичность страны. Особое место здесь занимает течение мысли, получившее название евразийства. Евразийство было представлено многими выдающимися русскими мыслителями, ряд из которых впоследствии оказался в эмиграции. Одним из его представителей можно назвать Н.С.Трубецкого. Известный русский философ считал, что космополитические призывы к тем или иным народам приобщиться к единой мировой культуре есть не что иное, как германо-романский шовинизм, порожденный западноевропейской цивилизацией. «Вследствие этого, - писал он, - данный народ всегда будет «отставать» от романо-германцев, т.е. усваивать и воспроизводить различные этапы их культурного развития всегда с известным запозданием и окажется по отношению к природным «европейцам» в невыгодном, подчиненном положении, в материальной и духовной зависимости от них».

Академик Г.В. Вернадский делал вывод: «Как бы ни относиться к советской идеологии и советской политике, нельзя не признать, что, по крайней мере, на некоторое время Москва сделалась маяком для угнетенных народов не только в самой Евразии, но и далеко за ее пределами»2. Ученый предсказывал, что если процесс хозяйственного и культурного сближения народов Евразии, осуществляемый Советской властью, «пойдет дальше в том же направлении, связь эта будет все увеличиваться. Этим путем достигается такое единство Евразии, которого прежде быть не могло»1.

В западной цивилизации евразийцев больше всего не устраивала бездуховность. Ей они противопоставляли евразийскую культуру, для которой именно духовное начало всегда было и оставалось определяющим. Они наделяли культуру всеми признаками личности, что превращало ее в центр и источник саморазвития гражданского общества. Самодостаточность, автономность, индивидуальная неповторимость евразийской культуры воспринимались ими как основа циклов ее зарождения, расцвета и упадка. Всеобщая «симфоническая» личность культуры строилась, по их мысли, из таких иерархически организованных личностей, как класс, сословие, семья, индивид, генетически связанных с предшествующими поколениями. Все они переживали определенные стадии своего развития в пределах того или иного культурного цикла. Применительно к гражданскому обществу эта схема могла бы выглядеть так: гражданское общество проходит в своем развитии через ряд циклов, а составляющие его элементы внутри каждого из этих циклов подвергаются качественным изменениям в соответствии со своими индивидуальными устремлениями и симфоническим, то есть созвучным взаимодействием.

Развивавший идеи «евразийцев» И.А. Ильин, анализируя проявления кризиса европейского общества, фактически указывал на их преимущество. Признаки кризиса он видел, во-первых, в том, что в людях вырождается правосознание: «оно оторвалось от своих религиозных корней и от христианского духа; и потому оно все более впадает в беспринципность и формализм; а это ведет к разнузданию правовой жизни, к всеобщей деморализации и к социальному распылению. Правосознание отрывается постепенно и от любви к родине…». Во-вторых, кризис проявляется «в том, что демократически-парламентский строй медленно, но верно разлагает государственную машину, ослабляет государственную власть, понижает уровень

правящей элиты и подрывает государственное единение партийной рознью».

Этот кризис навязывается России Западом, который никогда не знал и не понимал ее. «Россия была клеветнически ославлена на весь мир как оплот реакции, как гнездо деспотизма и рабства, как рассадник антисемитизма, как колосс на глиняных ногах». В то время как социальная и государственная жизнь России принципиально иная, чем на Западе, и «поэтому у русского должна быть иная вера, иная наука, иное искусство, иное правосознание, иное государство, иной уклад жизни». Потому и гражданское общество, способное утвердиться в России, должно быть принципиально отлично от того, что уже было достигнуто на Западе и созидалось в начальный период Советской власти. «Испытания и лишения, унижения и муки должны поднять со дна наш затонувший Град Китеж, должны возродить Святую Русь в душе русского народа. В этом религиозный смысл революции»2. Именно с просветления душ людей и закрепления их очищенной духовности великими испытаниями, выпавшими на их долю, и могло начаться формирование принципиально нового гражданского общества, основанного не на материальном интересе, а на духовной солидарности и братстве всех тех, кому была дорога Россия.

Важно подчеркнуть, что гражданское устройство общества И.А.Ильин противопоставлял тоталитарному. Он считал, что любое государство является авторитарным, потому что, участвуя в жизни государства, человек становится живым органом государственного организма, имеющего душевно-духовную природу. И «народ, потерявший чувство духовного достоинства, лишенный ответственности и государственного смысла, отрекшийся от чести и честности, неизбежно предаст и погубит свое государство… Всякое механическое заимствование и подражание гибельно для него,»1 - пророчески предсказывал русский мыслитель.

Поэтому, по мнению сторонников концепции евразийства, не авторитаризм порождает тоталитаризм. Истоки последнего в ином: в административной изощренности, в нищете и униженности народа. Социальность надо искать не в социалистическом строе, который И.А.Ильин, Н.А.Бердяев и другие считали антисоциальным. Социальность - есть цель и задачи государственного строя. Социализм же порождает самые необоснованные иллюзии и надежды, связанные с социализацией. Отсюда вывод о невозможности формирования гражданского общества в социалистическом государстве в той форме, в которой оно

существовало. Такое общество, как они полагали, возможно лишь на основах частно-инициативного хозяйства, при соблюдении «русских национальных интересов», «справедливого и братского хозяйствования».

В новом XXI столетии идеи евразийства стали вновь востребованы. Впервые это слово прозвучало в начале 1990-х гг., когда лидер Казахстана Н.А.Назарбаев высказался в пользу преобразования СССР в евразийскую структуру, которая объединила бы все советские республики. Однако в Москве победила иная точка зрения. После распада Советского Союза термин «евразийский» полностью отсутствовал в официальных документах и Российской Федерации, и Киргизии, и других постсоветских государств. Действовала установка на присоединение к «цивилизованному миру», т.е. на внедрение, порой довольно бездумное западных норм общественного устройства. Во внешней политике это выражалось в ориентации на следование линии Запада, прежде всего США.

Во внешнеполитической сфере неадекватность данного курса стала осознаваться раньше всего. Расширение НАТО в восточном направлении, военные действия Запада в отношении дружественных России государств и другие шаги показывали, что Запад относится к России как к пусть потерпевшему поражение и ослабленному, но по-прежнему геополитическому сопернику. Уже во второй половине 1990-х гг., в частности, в деятельности министра иностранных дел Е.М.Примакова нашел отражение поворот в сторону более сбалансированной, ориентированной не только на Запад, но и на Восток внешней политики. В новом столетии это выразилось в формировании таких международных структур как Шанхайская организация сотрудничества и РИК, позднее ставшей БРИКС в составе Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки.

В Киргизии в период президентства А.А.Акаева евразийский характер страны официально не дискутировался. Киргизия был и оставался постсоветской республикой, членом СНГ, расположенным географически в Азии, но активно участвующим в работе как общеевропейских (ОБСЕ), так и всемирных организаций. В то же время евразийская идея приобретала растущую привлекательность. Это видение цивилизационно-исторической перспективы Киргизии нашло свое отражение в ряде важных международных актов. В частности, Киргизия стал в 2004 г. местом проведения Международного форума ЮНЕСКО под говорящим названием «Евразия в XXI веке: диалог культур или конфликт цивилизаций».

В России также идея евразийской идентичности приобретала растущую популярность. Можно сказать, что данный термин приобрел официальное признание еще в октябре 2000 г., когда было создано Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), куда вошли и России, и Киргизия. Правда, следует отметить, что Киргизия при новом руководств, пришедшем к власти в 2005 г., не присоединился к Таможенному Союзу в составе России, Белоруссии и Казахстана, и, соответственно, не подписывал в 2011 г. ни Декларацию о евразийской экономической интеграции, ни Договор о Евразийской экономической комиссии (ЕЭК).

Представляется, что именно евразийский тип гражданского общества, основы которого заложены на первом этапе независимости Киргизияа, соответствует тем реалиям, с которыми сталкивается немалая часть человечества, во всяком случае - самое населенное евроазиатское пространство. И происходящая сейчас на планете борьба за определение вектора развития в условиях глобализации как раз и призвана закрепить этот тип гражданского общества в той части мира, где он является наиболее органичным.

Коллективистское по характеру евразийское гражданское общество своей основой и самоцелью, как и любое гражданское общество, считает конкретного человека. Еще с доисторических времен люди привыкли жить сообща, в семейно-родовых, а затем и в соседских общинах. Вне коллектива человек превращается в биологического индивида, поведение которого непредсказуемо и регулируется лишь инстинктами. Чем труднее жизнь человека, тем больше он нуждается в коллективной поддержке родственников, соседей, соплеменников, общества, государства. Даже западноевропейский тип гражданского общества не может существовать как совокупность изолированных индивидов. Евразийский же тип ставит общественное, коллективное на первый план по сравнению с частным, индивидуальным. Но и в том, и в другом обществе человек обладает свободой воли, позволяющей ему самостоятельно определять предпочтения, среду общения, образ жизни. Ни общество, ни государство не вправе принуждать кого-либо жить в коллективе или вне его. Гарантией такой свободы (осознанной или стихийной) является устанавливаемая государством и поддерживаемая обществом система прав человека и гражданина, создающая устойчивый каркас любого гражданского общества.

В общественной мысли, опирающейся на исторический опыт, как известно, получила широкую поддержку концепция, что “нет и не может быть универсальной формулы демократии, одинаково применимой ко всем временам, странам и народам”1 Так и в вопросе о строительстве гражданского общества было бы ошибкой ориентироваться на универсалистские подходы. Для условий постсоветских стран оптимальной основой для строительства гражданского общества, как уже не раз подчеркивалось выше, могла бы служить евразийская модель. Речь идет о привязке этой формулы не к географическим условиям (Европа-Азия), а к историческим, духовным, культурным, политическим и социальным реалиям, сложившимся на огромном пространстве, которое до недавнего

времени входило в состав Союза.

Нивелирование мировой общественной жизни, снижение уровня ее разнообразия несут в себе немалую опасность. Из теории систем, известно, что устойчивыми являются лишь те из них, которые основаны на многообразии входящих в них составных элементов. Подгонка общественных процессов под навязываемые определенными силами стандарты может приводить к возникновению элементов неустойчивости. Попытки КПСС нивелировать общественную жизнь по марксистским лекалам, как известно, закончились крахом советской системы. Можно быть уверенным, что то же самое ожидает и попытки нивелировать общественную жизнь всех стран по западным образцам. Мир возник и сложился как система с имманентно присущим ей многообразием. В нем призваны жить в мире и благополучии люди нескольких рас, сотни народов и наций, живущих на разных континентах, говорящих на многих языках, исповедующих свою религию, придерживающихся различных политических взглядов, а главное - объединенных в национальные государства, которые закрепляют это многообразие в своих рамках.

Жизнь развивается не по моделям, а следует логике общественного развития. Вместе с тем те или иные модели позволяют формировать определенные тенденции развития и тем значимы в общественной практике.

Какое же содержание применительно к Киргизии вкладывается в понятие “евразийская модель”? Речь в первую очередь идет об общинном национальном духе. Этот феномен возник в далекие века, во времена, когда киргизы преимущественно вели кочевой образ жизни и в борьбе за выживание опирались на демократические основы организации жизни. Правители, пытавшиеся монополизировать власть, существовали и тогда, но воля низов не уступала власти верхов, что как бы уравновешивало ситуацию, создавая в целом устойчивую общественную конструкцию. Традиции общинности особенно хранятся в низах, в локальных сообществах. Это приходится в полной мере учитывать при организации системы местного самоуправления, которое занимает одно из ключевых мест в киргизском социуме.

Подводя итоги, можно сказать, что, первый, евразийский тип гражданского общества не отрицает «европейство» или «азиатство» соответствующей страны. Точно так же, как Россия - великая евразийская держава - остается в то же время европейской страной, так и Киргизия, находясь в Азии (Центральной), является далеко не пассивным членом или партнером вполне европейских структур. Во- вторых же, «евразийство» тоже не является чем-то единообразным ни в цивилизационном плане, ни в приложении к типу гражданского общества. Точно также как «европейство» Великобритании и Греции отнюдь не идентичны, так и «евразийство» для Россия она одна, для Турции - другая, для Киргизияа - третья и т.д.

Следует также подчеркнуть, что евразийский тип гражданского общества отнюдь не подразумевает какой бы то ни было дефицит демократии, прав и свобод человека по сравнению с западным. Напротив, Президент России В.В.Путин в данном контексте отмечал высокий уровень зрелости гражданского общества в стране и необходимость приведения в соответствие с этим политико- правовой базы: «Сегодня качество нашего государства отстает от готовности гражданского общества в нем участвовать. Наше гражданское общество стало несравненно более зрелым, активным и ответственным. Нам надо обновить механизмы нашей демократии. Они должны «вместить» возросшую общественную активность». Данный тезис свидетельствует об отчетливом понимании того, что именно реальное гражданское общество - будь то западное, евразийское, латиноамериканское и любое другое, развиваясь, ведет за собой государство по пути совершенствования, подтягивает его, а вовсе не государство сверху создает и строит гражданское общество. Речь идет о любом типе гражданского общества, которые имеют равное право на существование и развитие совершенно аналогично типам цивилизаций, в которых это общество возникает и развивается.

Вопреки имевшим место прогнозам, а также надеждам определенных сил, мир не стал ни монополярным, ни моноцивилизационным. Напротив, можно быть уверенным, что он неизбежно будет трансформироваться к политической многополярности и цивилизационному плюрализму. Большинство ученых, государственных и политических деятелей связывают будущее мирового сообщества с межкультурным пространством. «Диалог, - говорится в резолюции Генеральной конференции ЮНЕСКО (2001г.), - является основополагающим принципом единства человечества, основанным на признании общих ценностей, культурного разнообразия и равного достоинства каждой цивилизации и каждой культуры».